следуя:

а) сказанному в присказке «Бог любит троицу»

б) некоей внутренней логике –

выкладываю третью (заключительную) часть любимых мною стихов)..

в один пост всё не умещается - и потому приходится разбить эту часть на три, в свою очередь, части)..


NB!) –

1. стихов будет мноооого) – известных, и не очень, поэтов)..

ну не выкладывать же, в самом деле, по одному стишку)..


2. у разных поэтов я люблю разное количество стихов) –

у одного поэта я люблю, скажем, 50 стихов, а у другого – одну строфу, всего лишь)..
а иногда – и вовсе одну строчку).. так что не обессудьте – за «обрывки»)..


3. здесь только русскоязычные авторы, а что иноязычных касаемо – я не всегда уверен в конгениальности переводов их текстов – на русский)..


приятного чтения) -

ваш т. о.)..



примечание: авторы расположены в алфавитном порядке..


вот список тех, чьи стихи представлены здесь:

Анненский
Антокольский
Ахмадулина
Ахматова
Баев
Бальмонт
Баратынский
Башлачёв
Белый
Блок
Бродский
Брюсов
Букина
Бунин
Володин
Волошин
Высоцкий
Гиппиус
Гроссман
Губанов
Гумилев
Добрицына
Дягилева
Ермакова
Ермолаева
Исаева
Кекова
Кенжеев
Копылова
Кузмин
Лермонтов
Максимова
Мандельштам
Матвеева
Маяковский
Молдавская
Мориц
Нерпина
Окуджава
Парнок
Пастернак
Петровых
Писаревич
АСПушкин
Сапгир
Северянин
Седакова
Симонов
Тарковский
Тредиаковский
В.Хлебников
Цветаева
Чухонцев

примечание : самые-пресамые "мои" поэты - в самом конце поста..

поехали)..




ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ




СРЕДИ МИРОВ



Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя...
Не потому, что б я ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у нее одной молю ответа,
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.


* * *

Есть слова - их дыханье, что цвет
Так же нежно и бело тревожно,
Но меж ними печальнее нет,
Ни нежнее тебя, н е в о з м о ж н о.

Не познав, я в тебе уж любил
Эти в бархат ушедшие звуки:
Мне являлись мерцанья могил
И сквозь сумрак белевшие руки.

Но лишь в белом венце хризантем,
Перед первой угрозой забвенья,
Этих в е, этих з е, этих э м
Различить я сумел дуновенья.

И запомнив, невестой в саду
Как в апреле тебя разубрали, -
У забитой калитки я жду,
Позвонить к сторожам не пора ли?..

Если слово за словом, что цвет,
Упадает, белея тревожно,
Не печальных меж павшими нет,
Но любил я одно - н е в о з м о ж н о.



ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ


* * *



Мне снился накатанный шинами мокрый асфальт,
Косматое море, конец путешествия, ветер -
И девушка рядом. И осень. И стонущий альт
Какой-то сирены, какой-то последней на свете.

Мне снилось ненастье под палубным тентом, и пир,
И хлопанье пробок, и хохот друзей. И не очень
Уже веселились. А все-таки сон торопил
Вглядеться в него и почувствовать качество ночи!

И вот уже веса и контуров мы лишены.
И наше свиданье - то самое первое в мире,
Которое вправе хотеть на земле тишины
И стоит, чтоб ради него города разгромили.

И чувствовал сон мой, что это его ремесло,
Что будет несчастен и все потеряет навеки.
Он кончился сразу, едва на земле рассвело.
Бил пульс, как тупая машина, в смежённые веки.





БЕЛА АХМАДУЛИНА

* * *



В. Высоцкому


Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий
Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.
Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной.
Так - быть? Или - как? Что решил ты в своем Эльсиноре?

Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.
Дарующий радость, ты - щедрый даритель страданья.
Но Дании всякой, нам данной, тот славу умножит,
Кто подданных душу возвысит до слез, до рыданья.

Спасение в том, что сумели собраться на площадь
Не сборищем сброда, бегущим глазеть на Нерона,
А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.
Народ невредим, если боль о Певце всенародна.

Народ, народившись, - не неуч, он ныне и присно -
Не слушатель вздора и не покупатель вещицы.
Певца обожая, расплачемся. Доблестна тризна.
Ведь быть иль не быть - вот вопрос. Как мне быть?
Не взыщите.

Хвалю и люблю не отвергшего гибельной чаши.
В обнимку уходим - все дальше, все выше и чище.
Не скаредны мы, и сердца разбиваются наши.
Лишь так справедливо. Ведь если не наши - то чьи же?

-----------------------------------------------------------------------------



ЛОДКА



В траве глубоко и сыро,
Если шагнуть с крыльца.
Держу я чужого сына,
Похожего на отца.

Держу высоко, неловко
И говорю: "Смотри! -
Видишь, какая лодка
Синяя изнутри.

Возьмем леденцы, орехи,
Что у меня в столе.
Посмотрим, какие реки
Водятся на земле.

Есть и река смешная.
Она течет далеко.
Наверно, она смешала
Воду и молоко.

Сахарных рыб немало
В гуще ее рябой..."
Но бровью поводит мама,
Глядя на нас с тобой.

Нам не устроить побега,
Речек не увидать.
Сына после обеда
Строго уложат спать.

Окна, закройтесь плотно,
Лампочка, не гори!
А сыну приснится лодка
Синяя изнутри.
_____________________




* * *




Мне вспоминать сподручней, чем иметь.
Когда сей миг и прошлое мгновенье
Соединятся, будто медь и медь,
Их общий звук и есть стихотворенье.

Как я люблю минувшую весну,
И дом, и сад, чья сильная природа
Трудом горы держались на весу
Поверх земли, но ниже небосвода.

Люблю сейчас, но, подлежа весне,
Я ощущала только страх и вялость
К объему моря, что в ночном окне
Мерещилось и подразумевалось.

Когда сходились море и луна,
Студил затылок холодок мгновенный,
Как будто я, превысив чин ума,
Посмела фамильярничать с Вселенной.

В суть вечности заглядывал балкон -
Не слишком ли? Но оставалась радость,
Что возымев во времени былом
День нынешний, - за все я отыграюсь.

Не наглость ли - при море и луне
Их расточать и обмирать от чувства:
Они живут воочью, как вчерне
И набело, навек во мне очнуться.

Что происходит между тем и тем
Мгновеньями? Как долго длится это -
В душе крепчает и взрослеет тень
Оброненного в глушь веков предмета.

Не в этом ли разгадка ремесла,
Чьи правила: смертельный страх и доблесть, -
Блеск бытия изжить, спалить дотла
И выгадать его бессмертный отблеск?




САИД БАЕВ


ПАМЯТИ ОТЦА


У тебя на кассете немного сипит голос.
Ну а плёнке совсем ни к чему - затевать шашни,
И она не шурша, но скользя как в траве полоз,
Замирает на миг, чтобы справился ты с кашлем.

Только Мнема одна не объявит пловцу пошлин.
Сколько раз ни входи - не насытишь водой губку, -
Как сосед Азамат - с ноготок, но абрек в прошлом,
Матерком и махрой - слух мальца и жерло трубки.

Не при маме бывать шариату пустым звуком!
Но тому вопреки, что считает своим долгом,
Временами твой жест узнавая в ином внуке,
Опускает глаза и молчит. Иногда долго.

А с ладони твоей там три птахи клюют просо.
Да зачтётся тебе на высоком Пути Млечном
Магаданская метка числа "пятьдесят восемь"
И одиннадцать лет мерзлоты. Как ни кинь - вечной.

Никогда этот дом опустелым таким не был.
Восемь горестных зим дожидаясь тебя кряду,
Он почти перестал наблюдать за ночным небом,
Через полог засечь не умея тебя взглядом.

Остаётся вину за пургой декабря числить,
И смотреть в темноту где ни зги. Точно свод пегий
Занавесив окно, принуждает тебя к мысли -
Что внизу и без звёзд обойдутся. Одним снегом.


--------------------------------------------------------------------------



* * *



В ортачальском духане, который возник и вырос
Из бесхитростной вывески "распивочно и на выносъ",
По знакомой стене, не опасаясь пули,
К водопою спешит, ввечеру, косуля.
Но багровое небо, в котором чернеют птицы,
Падая, вместо света луны, на лица
Отмечающих праздник собранного урожая,
Слишком быстро сгущается, угрожая
Темнотой - в изначальном её виде,
То есть тем, что Нико, не желая видеть,
Поместил за холмом, а не в глазах косули, -
Озадаченной, разве что, реками Напареули.

----------------------------------------------------------------------




КАМЕННЫЙ ВЕК




Тщеславное солнце, не в силах вернуться в зенит,
Подстреленной птицей упало за горы и скрылось.
И быстро темнело. И воздух, казалось, звенит,
Заполненный зноем и полчищами рукокрылых.

Проснулись инстинкты, но были ещё далеки
Невнятные страхи, хотя и вползали украдкой…
А в нежное мясо так жадно вонзились клыки,
Взрезая аорту, и, клацнув, усилили хватку.

Шипящим фонтаном забила из горла струя.
Шакал суетился, с визжаньем умильным и едким,
И весь извивался – ползком огибая края
Запретного круга. Ему и достались объедки.

И тяжко ступая меж древних горячих камней,
Шёл зверь к водопою, рыча благодушно и сыто…
Ты видела звёзды, в затылок светившие мне, -
Они отражались в глазах твоих полуприкрытых.


---------------------------------------------------------------------



ШАБОЛОВКА В СЕНТЯБРЕ




Я хотел бы чтоб мы жили вместе. Чтоб жили-были...

Чтоб трамвай ввечеру буксовал в кубометрах пыли,
Но в квартале от пыли стоял бы чудесный скверик,
Где, пустив петуха, "на крутой выходила берег"
Выводил бы алкаш; и со вздохом тяжким
Мы прощались бы, заполночь, около многоэтажки -
Выходящей углом к телекомплексу. Кстати, это
Обстоятельство стало бы поводом для куплета -
Где внучатый племянник парижской башни
Объявляясь в окне, для блезиру завёл бы шашни
Со смущённой подушкой, а сам норовил присниться
Отходящей ко сну прехорошенькой отроковице.

Этот праздник продлился бы год. Или два года.
А потом на своём настояла бы мать-природа,
И однажды ты вышла бы, но не пройтись, а замуж -
За проект под названием "иванушка" или "зяма",
И рванула б туда, где в сенат из полсотни штатов
Избирают одних республиканствующих демократов, -

Пародируя коих в работах своих словарных,
Ты черкала бы более или менее регулярно.

Я бы весточки те как во время оно
Получал бы из рук настоящего почтальона,
А не с помощью клавиши имени Чипа с Дэйлом, -
Потому что пройдя секонд-хэнд e-mail`а,
Долгожданное слово приходит, в итоге, в виде
Суррогата того, что имеется во флюиде.

Впрочем, ты сообщала бы, разве что, о погоде,
И немного о том, что считается чем-то вроде
Топонимики тамошней, с массой чудных
Переводов с туземного выражения "массачусетс".

Я в ответных, в пандан суховатым твоим открыткам,
Пару шпилек - насчёт интонации неофитки
Подпустил бы, хотя никакой статус-кво не значит
Что ничто не могло обернуться тогда иначе;
Но и задним числом, а тем более чужестранным,
Не избудешь вещей, говоря о которых, рано
Или поздно, с надсадой кусаешь локти;

Ибо за море рвать собираясь когти,
Вряд ли помнишь о том, что землица везде сырая,
И любая страна - вариант караван-сарая,
То есть фон для показа большого пальца,
А не цель путешествия храбрящегося постояльца.

Но, похоже, что я подувлёкся, поскольку бредни
И догадки пошли. А сосед мой был прав намедни,
Говоря, что с подкоркой не сладить без литра водки, -
Охлаждённой до температуры ушей селёдки.


------------------------------------------------------------------



ДЕКАБРЬСКАЯ ИНТРОСПЕКЦИЯ


Растекаясь по древу, надо держать в уме,
Что баклуши сподручнее бить где-нибудь в Хохломе,
А вот у моря ждать погоды - на дюне, в Ниде.
От нехитрой мечтушки не треснет, поди, губа.
Просто многих из тех, с кем сводила тебя судьба,
Говоря откровенно - больше не хочешь видеть.

Становящийся вещью в себе сепаратный тик
Оттого и чудит в мозжечке, что, зайдя в тупик,
Времена состоят из инстинктов и горьких истин.
Номинальный маршрут променада заводит в пат.
Из реестра осадков, идущих порой невпопад,
Только снег, да и то с оговорками, бескорыстен.

Во дворе - малолюдно. Под вечер сюда, зимой,
С верхотуры доносится: "Ну-ка, бегом домой!"
И подростки расходятся. Некоторые, однако,
Остаются, но дилер, торгующий анашой,
Ни черта кроме дырки от бублика за душой
Не имеющих просит "подвинуться" - бабки, мол, на кон!

Между тем холодрыга своё продолжает гнуть.
Впрочем, после прогулки можно "принять на грудь",
И, сварив кофейку, уподобиться человеку
С головою ушедшему в мыльную телемуру.
Но зрачок уползает, как старый полкан - в конуру,
За тяжёлое веко.

На сигналы извне полусонный бродяга-мозг,
В лучшем случае, ибо изношен, похоже, в лоск,
Реагирует в темпе жирафа, - на третьи сутки.
Но и после того, как понятным становится то,
Что уже ни одной, не считая коня в пальто,
Не осталось иллюзии, ты, вопреки рассудку,

И его производным, пытаешься дорожить
Тем-то и тем-то. При этом желание жить
Не выглядит безусловным, поскольку на точку зренья
Влияет не угол эпохи, в которой жил,
Но давление массы надорванных втуне жил
На дребезги вашего так называемого предназначенья.

И невидящим взглядом в невидимый окоём
Упираясь, надолго задумываешься о своём
Настоящем, настоянном на мерзостях компромисса, -
Бесполезного там, где в согласии со средой,
Четвергом и иной миметической ерундой,
Ордината судьбы соотносит себя с абсциссой...





АУТЕНТИЧНАЯ ТЕРИОЛОГИЯ



Иногда, ввечеру, как вразрез прозвучавший диез,
Из арпеджио дня возникают стихи, где, однако,
Даже пылкий мотив пасторали обходится без
Восклицательных знаков.

Посмотри на людей - и в тебе ощетинится ёж,
И жилплощадь твоя обернётся норой, где бесценны
Не размеры пространства, но стены, поскольку живёшь
На манер Диогена.

То ли в бочке и сам превращаешься в кладезь утех,
То ли просто допёр до сермяги седых поговорок,
Но с годами все меньше и меньше нуждаешься в тех
Кто всё более дорог.

Учащаются сны - где, вопросом отца теребя,
Узнаёшь - почему полетел и не падает шарик,
И, ревнуя к отцу, понарошку рычит на тебя
Црвпниковый Шарик.

А котяра в упор оборзевших не видит мышей,
Ибо март на носу и, вестимо, "поехала крыша", -
Чтоб лихой котофей не нарушил порядок вещей
Заповеданный свыше.

Но кончается мир сотворённый посредством Стиха,
И, похоже, совсем не в восторге оракул досужий
От грядущих эпох, из которых любая плоха,
И чем дальше, тем хуже.

А на их сахарин только муху и можно поймать.
Впрочем, как ни крути, но еёйная песенка спета,
И покажет ещё цокотушечке кузькину мать
Паучок Интернета.

Рассекая миры как топор дровосека - мезгу,
Звездолётчик Ахилл и теперь не сумеет улиту
Обогнать, потому что извилин не больше в мозгу
Чем тогда, в неолитах.

Может там, наверху, и давали "добро" на прогресс,
Но процесс показал - как сказала знакомая гейша -
Что двуногая тварь, и отнюдь не по воле небес,
Остается мерзейшей.

Се - творенья венец! Но покуда черты "пятака",
Пародируя лик, изгаляются урби эт орби,
Никакой серафим не обязан ему потакать,
И носиться как с торбой.

Так врывается в жизнь, точно гулкая тень праотца,
Лейтмотив тупика, потому что в её круговерти,
Как слова ни мусоль, все равно не понять до конца
Метафизику cмерти.

И пространная речь точно птица летит в вышине,
Чтоб себя разложить, как сиротка что просит о чуде,
На шестнадцать слогов - "Дай мне силы, о Господи, не
Разувериться в людях".






КОНСТАНТИН БАЛЬМОНТ (NB! - бальмОнт!)



РАЗЛУКА



Есть люди присужденные к скитаньям,
Где б ни был я, - я всем чужой всегда.
Я предан переменчивым мечтаньям,
Подвижным, как текучая вода.

Передо мной мелькают города,
Деревни, села с их глухим страданьем,
Но никогда, о сердце, никогда
С своим я не встречался ожиданьем.

Разлука! След чужого корабля!
Порыв волны - к другой волне, несхожей.
Да, я бродяга, топчущий поля.

Уставший повторять одно и то же,
Я падаю на землю. Плачу. Боже!
Никто меня не любит, как земля!

-----------------------------------------------



* * *


. . . . . . .

... мы все идем к чему-то,
Что для нас непостижимо.
Дверь заветная замкнута,
Мы скользим, как тень от дыма.

Мы от всех путей далеки,
Мы везде найдем печали.
Мы - запутанные строки,
Раздробленные скрижали.





ЕВГЕНИЙ БАРАТЫНСКИЙ




ПРИЗНАНИЕ



Притворной нежности не требуй от меня,
Я сердца моего не скрою хлад печальный.
Ты права, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
Напрасно я себе на память приводил
И милый образ твой, и прежние мечтанья:
Безжизненны мои воспоминанья,
Я клятвы дал, но дал их выше сил.
Я не пленен красавицей другою,
мечты ревнивые от сердца удали;
Но годы долгие в разлуке протекли,
Но в бурях жизненных развлекся я душою.
Уж ты жила неверной тенью в ней;
Уже к тебе взывал я редко, принужденно,
И пламень мой, слабея постепенно,
Собою сам погас в душе моей.
Верь, жалок я один. Душа любви желает,
Но я любить не буду вновь;
Вновь не забудусь я: вполне упоевает
Нас только первая любовь.

Грущу я; но и грусть минует, знаменуя
Судьбины полную победу надо мной;
Кто знает? мнением сольюся я с толпой;
Подругу, без любви - кто знает? - изберу я.
На брак обдуманный я руку ей подам
И в храме стану рядом с нею.
Невинной, преданной, быть может, лучшим снам,
И назову ее моею;
И весть к тебе придет, но не завидуй нам:
Обмена тайных дум не будет между нами,
Душевным прихотям мы воли не дадим.
Мы не сердца под брачными венцами -
Мы жребии свои соединим.
Прощай! Мы долго шли дорогою одною;
Путь новый я избрал, путь новый избери;
Печаль бесплодную рассудком усмири
И не вступай, молю, в напрасный суд со мною.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть, всевидящей судьбе.

------------------------------------------------------------------




ЗАПУСТЕНИЕ




Я посетил тебя, пленительная сень,
Не в дни веселые живительного Мая,
Когда, зелеными ветвями помавая,
Манишь ты путника в свою густую тень;
Когда ты веешь ароматом
Тобою бережно взлелеянных цветов:
Под очарованный твой кров
Замедлил я моим возвратом.
В осенней наготе стояли дерева
И неприветливо чернели;
Хрустела под ногой замерзлая трава,
И листья мертвые, волнуяся, шумели;
С прохладой резкою дышал
В лицо мне запах увяданья;
Но не весеннего убранства я искал,
А прошлых лет воспоминанья.
Душой задумчивый, медлительно я шел
С годов младенческих знакомыми тропами*
Художник опытный их некогда провел.
Увы, рука его изглажена годами!
Стези заглохшие, мечтаешь, пешеход
Случайно протоптал. Сошел я в дол заветный,
Дол, первых дум моих лелеятель приветный!
Пруда знакомого искал красивых вод,
Искал прыгучих вод мне памятной каскады:
Там, думал я, к душе моей
Толпою полетят виденья прежних дней...
Вотще! лишенные хранительной преграды,
Далече воды утекли,
Их ложе поросло травою,
Приют хозяйственный в нем улья обрели,
И легкая тропа исчезла предо мною.
Ни в чем знакомого мой взор не обретал!
Но вот, по-прежнему, лесистым косогором,
Дорожка смелая ведет меня... обвал
Вдруг поглотил ее... Я стал
И глубь нежданною измерил грустным взором,
С недоумением искал другой тропы.
Иду я: где беседка тлеет
И в прахе перед ней лежат ее столпы,
Где остов мостика дряхлеет.
И ты, величественный грот,
Тяжело-каменный, постигнут разрушеньем
И угрожаешь уж паденьем,
Бывало, в летний зной прохлады полный свод!
Что ж? пусть минувшее минуло сном летучим!
Еще прекрасен ты, заглохший Элизей,
И обаянием могучим
Исполнен для души моей.
Тот не был мыслию, тот не был сердцем хладен,
Кто, безыменной неги жаден,
Их своенравный бег тропам сим указал,
Кто, преклоняя слух к таинственному шуму
Сих кленов, сих дубов, в душе своей питал
Ему сочувственную думу.
Давно кругом меня о нем умолкнул слух,
Прияла прах его далекая могила,
Мне память образа его не сохранила,
Но здесь еще живет его доступный дух;
Здесь, друг мечтанья и природы,
Я познаю его вполне:
Он вдохновением волнуется во мне,
Он славить мне велит леса, долины, воды;
Он убедительно пророчит мне страну,
Где я наследую несрочную весну,
Где разрушения следов я не примечу,
Где в сладостной тени невянущих дубров,
У нескудеющих ручьев,
Я тень, священную мне, встречу.


-------------------------------------------------------------



ОСЕНЬ



1


И вот сентябрь! замедля свой восход,
Сияньем хладным солнце блещет,
И луч его в зерцале зыбком вод
Неверным золотом трепещет.
Седая мгла виется вкруг холмов;
Росой затоплены равнины;
Желтеет сень кудрявая дубов,
И красен круглый лист осины;
Умолкли птиц живые голоса,
Безмолвен лес, беззвучны небеса!


2


И вот сентябрь! и вечер года к нам
Подходит. На поля и горы
Уже мороз бросает по утрам
Свои сребристые узоры.
Пробудится ненастливый Эол;
Пред ним помчится прах летучий,
Качаяся, завоет роща, дол
Покроет лист ее падучий,
И набегут на небо облака,
И, потемнев, запенится река.


3


Прощай, прощай, сияние небес!
Прощай, прощай, краса природы!
Волшебного шептанья полный лес,
Златочешуйчатые воды!
Веселый сон минутных летних нег!
Вот эхо в рощах обнаженных
Секирою тревожит дровосек,
И скоро, снегом убеленных,
Своих дубров и холмов зимний вид
Застылый ток туманно отразит.


4


А между тем досужий селянин
Плод годовых трудов сбирает;
Сметав в стога скошенный злак долин,
С серпом он в поле поспешает.
Гуляет серп. На сжатых бороздах
Снопы стоят в копнах блестящих
Иль тянутся вдоль жнивы, на возах,
Под тяжкой ношею скрыпящих,
И хлебных скирд золотоверхий град
Подъемлется кругом крестьянских хат.


5

Дни сельского, святого торжества!
Овчины весело дымятся,
И цеп стучит, и с шумом жернова
Ожившей мельницы крутятся.
Иди, зима! На строги дни себе
Припас оратай много блага:
Отрадное тепло в его избе,
Хлеб-соль и пенистая брага;
С семьёй своей вкусит он без забот
Своих трудов благословенный плод!


6


А ты, когда вступаешь в осень дней,
Оратай жизненного поля,
И пред тобой во благостыне всей
Является земная доля;
Когда тебе житейские бразды,
Труд бытия вознаграждая,
Готовятся подать свои плоды
И спеет жатва дорогая,
И в зернах дум ее сбираешь ты,
Судеб людских достигнув полноты, -


7


Ты так же ли, как земледел, богат?
И ты, как он, о дальнем дне наград
Сны позлащенные лелеял…
Любуйся же, гордись восставшим им!
Считай свои приобретенья!…
Увы! к мечтам, страстям, трудам мирским
Тобой скопленные презренья,
Язвительный, неотразимый стыд
Души твоей обманов и обид!

8

Твой день взошел, и для тебя ясна
Вся дерзость юных легковерий;
Испытана тобою глубина
Людских безумств и лицемерий.
Ты, некогда всех увлечений друг,
Сочувствий пламенный искатель,
Блистательных туманов царь – и вдруг
Бесплодных дебрей созерцатель,
Один с тоской, которой смертный стон
Едва твоей гордыней задушен.

9

Но если бы негодованья крик,
Но если б вопль тоски великой
Из глубины сердечныя возник,
Вполне торжественный и дикой, -
Костями бы среди своих забав,
Содроглась ветреная младость,
Играющий младенец, зарыдав,
Игрушку б выронил, и радость
Покинула б чело его навек,
И заживо б в нем умер человек!

10

Зови ж теперь на праздник честный мир!
Спеши, хозяин тороватый!
Проси, сажай гостей своих за пир
Затейливый, замысловатый!
Что лакомству пророчит он утех!
Каким разнообразьем брашен
Блистает он!.. Но вкус один во всех
И, как могила, людям страшен;
Садись один и тризну соверши
По радостям земным твоей души

11

Какое же потом в груди твоей
Ни водворится озаренье,
Чем дум и чувств ни разрешится в ней
Последнее вихревращенье –
Пусть в торжестве насмешливом своем
Ум бесполезный сердца трепет
Угомонит и тщетных жалоб в нем
Удушит запоздалый лепет,
И примешь ты, как лучший жизни клад,
Дар опыта, мертвящий душу хлад.

12

Иль, отряхнув видения земли
Порывом скорби животворной,
Ее предел завидя невдали,
Цветущий брег за мглою черной,
Возмездий край благовестящим снам
Доверясь чувством обновленным.
И бытия мятежным голосам,
В великом гимне примиренным,
Внимающий, как арфам, коих строй
Превыспренний не понят был тобой, -

13

Пред промыслом оправданным ты ниц
Падешь с признательным смиреньем,
С надеждою, не видящей границ,
И утоленным разуменьем, -
Знай, внутренней своей вовеки ты
Не передашь земному звуку
И легких чад житейской суеты
Не посвятишь в свою наук;
Знай, горняя иль дольняя, она
Нам на земле не для земли дана.

14

Вот буйственно несется ураган,
И лес подъемлет говор шумный,
И пенится, и ходит океан,
И в берег бьет волной безумной;
Так иногда толпы ленивый ум
Из усыпления выводит
Глас, пошлый глас, вещатель общих дум,
И звучный отзыв в ней находит,
Но не найдет отзыва тот глагол,
Что страстное земное перешел.


15

Пускай, приняв неправильный полет
И вспять стези не обретая,
Звезда небес в бездонность утечет;
Пусть заменит ее другая;
Не явствует земле ущерб одной,
Не поражает ухо мира
Падения ее далекий вой,
Равно как в высотах эфира
Ее сестры новорожденный свет
И небесам восторженный привет!

16

Зима идет, и тощая земля
В широких лысинах бессилья,
И радостно блиставшие поля
Златыми класами обилья,
Со смертью жизнь, богатство с нищетой –
Все образы годины бывшей
Сровняются под снежной пеленой,
Однообразно их покрывшей, -
Перед тобой таков отныне свет,
Но в нем тебе грядущей жатвы нет!





АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЕВ





ВРЕМЯ КОЛОКОЛЬЧИКОВ



Долго шли зноем и морозами.
Все снесли и остались вольными.
Жрали снег с кашею березовой
И росли вровень с колокольнями.

Если плач - не жалели соли мы.
Если пир - сахарного пряника.
Звонари - черными мозолями
Рвали нерв медного динамика.

Но с каждым днем времена меняются.
Купола растеряли золото.
Звонари по миру слоняются.
Колокола сбиты и расколоты.

Что ж теперь, ходим круг-да-около
На своем поле, как подпольщики?
Если нам не отлили колокол,
Значит, здесь время колокольчиков.

Зазвенит сердце под рубашкою.
Второпях врассыпную вороны.
Эй, выводи коренных с пристяжкою
И рванем на четыре стороны.

Но сколько лет лошади не кованы,
Ни одно колесо не мазано,
Плетки нет. Седла разворованы,
И давно все узлы развязаны.

А на дожде - все дороги радугой.
Быть беде. Нынче нам до смеха ли?
Но если есть колокольчик под дугой,
Значит, все. Заряжай, поехали!

Загремим, засвистим, защелкаем.
Проберет до костей, до кончиков.
Эй, братва, чуете печенками
Грозный смех русских колокольчиков?

Век жуем матюги с молитвами.
Век живем, хоть шары-нам-выколи.
Спим да пьем сутками да литрами.
Не поем. Петь уже отвыкли.

Ждали. Ждем. Все ходили грязные.
Оттого сделались похожие.
А под дождем оказались разные.
Большинство - честные, хорошие.

И пусть разбит батюшка Царь-колокол,
Мы пришли с черными гитарами,
Ведь биг-бит, блюз и рок-н-ролл
Околдовали нас первыми ударами.

И в груди - искры электричества.
Шапки в снег. И рваните звонче-ка.
Рок-н-ролл - славное язычество.
Я люблю время колокольчиков.






АНДРЕЙ БЕЛЫЙ




НА ГОРАХ



Горы в брачных венцах.
Я в восторге, я молод.
У меня на горах
Очистительный холод.

Вот ко мне на утес
Притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
Из подземных теплиц ананасы.

Он в малиново-ярком плясал,
Прославляя лазурь.
Бородою взметал
Вихрь метельно-серебряных бурь.

Голосил
Низким басом.
В небеса запустил
Ананасом.

И дугу описав,
Озаряя окрестность,
Ананас ниспадал, просияв
В неизвестность,

Золотую росу
Излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
"Это - диск пламезарного солнца..."

Низвергались, звеня,
Омывали утесы
Золотые фонтаны огня -
Хрусталя заалевшего росы.

Я в бокалы вина нацедил
И, подкравшися боком,
Горбуна окатил
Светопенным потоком.

--------------------------------




Л Е Т Н И Й Л Е П Е Т



Как -
- Расплеск
Ветров
В зов
Лета
Тает
Облаком перловым -
- В бирюзовом
Небе, -


Так -
- Блеск
Строф
Питает
Сердце -
- Розовую
Розу -
- Росами -
- От
Света
Слов!

---------------------------------------------



О В Е С



Даль, - как стекло: над золотистой
Нивой -
Шумит
Овес...
Все, все - прошло! С души
Нетерпеливой -
Слетел
Вопрос.

Кипят колосья над межою
Тою -
Как злая
Шерсть;
Слетает солнце
Красно-золотое -
В седую
Персть.

Завеют тени призрачного
Мира -
Сквозной
Волной;
Дыша в поля, как золотой
Порфирой, -
Замлеет
Зной.

Нет - ничего! И - ничего
Не будет -
И ты -
Умрешь...
И - рухнет мир... И Бог его
Забудет... -
Чего ж
Ты ждешь?

Ось мировую - время
Расшатает -
Потухнет
Свет:
Во мне пустой, как дым седой
Растает, -
Полет
Планет.

Росеет луч... Слетает,
Холодея, -
В перловый
Жар,
Оранжевою ржавчиною
Рдея, -
Багровый
Шар.

Пространства гаснут, прахом
Распадаясь:
И - я;
И - ты...
Там - жизни нет: Грозят, туда
Бросаясь, -
Мои
Персты.

-----------------------------------------



* * *



М. Цветаевой

Неисчисляемы
Орбиты серебряного прискорбия,
Где праздномыслия
Повисли тучи.
Среди них -
Тихо пою стих
В неосязаемые угодия
Ваших образов.
Ваши молитвы -
Малиновые мелодии
И -
Непобедимые
Ритмы





АЛЕКСАНДР БЛОК


* * *


Что мгновенные бессилья!
Время - легкий дым!
Мы опять расправим крылья,
Снова полетим!




ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ




ГРЯДУЩИЕ ГУННЫ



Топчи их рай, Аттила.
( Вяч. Иванов )


Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
Слышу ваш топот чугунный
По еще не открытым Памирам.

На нас ордой опьянелой
Рухните с темных становий -
Оживить одряхлевшее тело
Волной пылающей крови.

Поставьте, невольники воли,
Шалаши у дворцов, как бывало,
Всколосите веселое поле
На месте тронного зала.

Сложите книги кострами,
Пляшите в их радостном свете,
Творите мерзость во храме, -
Вы во всем неповинны, как дети!

А мы, мудрецы и поэты,
Хранители тайны и веры,
Унесем зажженные светы
В катакомбы, в пустыни, в пещеры.

И что, под бурей летучей,
Под этой грозой разрушений
Сохранит играющий Случай
Из наших заветных творений?

Бесследно все сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.





ЛЮДМИЛА БУКИНА



Распадается время на тусклые плоские части,
Дни любви косяком заплывают в дырявые снасти.
И уходят на волю, на горькие эти просторы,
Где спокойные люди простые ведут разговоры.




ИВАН БУНИН





КУСТАРНИК



Жесткой, черной листвой шелестит и трепещет кустарник,
Точно в снежную даль убегает в испуге,
В белом поле стога, косогор и забытый овчарник
Тонут в белом дыму разгулявшейся вьюги.

Дымный ветер кружит и несет в небе ворона боком,
Конский след на бегу порошит - заметает...
Вон прохожий вдали. Истомлен на пути одиноком,
Мертвым шагом он мерно и тупо шагает.

Добрый путь, человек! Далеко ль до села, до ночлега?
Он не слышит, идет, только голову клонит...
А куда и спешить против холода, ветра и снега?
Родились мы в снегу, - вьюга нас и схоронит.

Занесет равнодушно, как стог, как забытый овчарник...
Хорошо ей у нас на просторе великом!
Бесприютная жизнь, одинокий под бурей кустарник,
Не тебе одолеть в поле темном и диком!

------------------------------------------------------------------------------------------




АЛЕКСАНДР ВОЛОДИН


* * *


Выпил в семь утра,
Потом допил.
Вредно для нутра,
Зато – допинг.

Мне уже пора.
А вам рано.
Что ж до нутра,
Так там – рана.

Берегу её.
Пою водкой.
Вот житьё моё,
Живу вот как.

---------------------------------------------------------------------------


МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН
__________________________




"C О R O N A A S T R A L I S"
( магистрал )



В мирах любви - неверные кометы, -
Закрыт нам путь проверенных орбит!
Явь наших снов земля не истребит, -
Полночных солнц к себе нас манят светы.

Ах, не крещен в глубоких водах Леты
Наш горький дух, и память нас томит.
В нас тлеет боль внежизненных обид -
Изгнанники, скитальцы и поэты!

Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Кому земля - священный край изгнанья,

Кто видит сны и помнит имена, -
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
__________________________________



КИММЕРИЙСКИЕ СУМЕРКИ


ХIII


Сочилась желчь шафранного тумана.
Был стоптан стыд, притуплена любовь...
Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.
Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.

Был в свитках туч на небе явлен вновь
Грозящий стих закатного Корана...
И был наш день одна большая рана,
И вечер стал запекшаяся кровь.

В тупой тоске мы отвратили лица.
В пустых сердцах звучало глухо: "Нет!"
И, застонав, как раненая львица,

Вдоль по камням влача кровавый след,
Ты на руках ползла от места боя,
С древком в боку, от боли долго воя...

------------------------------------------------------------------------------------------



ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ



МОЙ ГАМЛЕТ



Я только малость объясню в стихе,
На все я не имею полномочий...
Я был зачат, как нужно, во грехе, -
В поту и нервах первой брачной ночи.

Да, знал я, отрываясь от земли:
Чем выше мы, тем жестче и суровей;
Я шел спокойно прямо в короли
И вел себя наследным принцем крови.

Я знал - все будет так, как я хочу.
Я не бывал в накладе и в уроне.
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы - короне.

Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слова бросал на ветер.
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети.

Пугали нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.

Я знал, мне будет сказано: "Царуй!"
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.
И я пьянел среди чеканных сбруй,
Был терпелив к насилью слов и книжек.

Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и горек,
Умел скрывать, воспитанный шутом.
Шут мертв теперь... "Аминь! Бедняга Йорик!"

Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий:
Вдруг стало жаль мне мертвого пажа...
Я объезжал зеленые побеги.

Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых и гончих.
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел: наши игры с каждым днем
Все больше походили на бесчинства.
В проточных водах, по ночам, тайком,
Я отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днем,
И - прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век, и люди в нем
Не нравились. И я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный как паук,
Все постигал: недвижность и движенье,
Но толку нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.

С друзьями детства перетерлась нить.
Нить Ариадны оказалась схемой.
Я бился над словами - "быть-не быть",
Как над неразрешимою дилеммой.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошел на зов, - сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни,
Едва застыв, он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все. И, как они,
Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъем пред смертью - есть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял
С тем, с кем я лег в одну и ту же землю.

Я Гамлет! Я насилье презирал.
Я наплевал на Датскую корону.
Но в их глазах - за трон я глотку рвал
И убивал соперников по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред.
В рожденье смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.

---------------------------------------------------------------------------



ЗИНАИДА ГИППИУС




* * *



Чуть затянуто голубое
Облачными нитками,
Луг с пестрою козою
Блестит маргаритками.

Ветви по-летнему знойно
Сивая олива развесила.
Как в июле все беспокойно,
Ярко, ясно и весело...

Но длинны паутинные волокна
Меж колокольчиками синими...
Но закрыты высокие окна
На даче с райским именем.

И напрасно себя занять я
Стараюсь этими строчками:
Не мелькнет белое платье
С лиловыми платочками.

--------------------------------------------------------------



ВАСИЛИЙ ГРОССМАН




* * *



Из чего твой панцирь, черепаха,
Я спросил и получил ответ:
Он из мной накопленного страха -
Ничего страшней на свете нет!

----------------------------------------------------------------



ЛЕОНИД ГУБАНОВ





..И отправил себя в опалу,
Чтобы пуля не закопала,
Чтоб петля не свилась кольцом,
Я закрыл у Судьбы Лицо.

Пару кисточек, сигареты
Я на мрамор рук положил.
Помяните меня, поэты!
Я ведь тоже когда-то жил...

----------------------------------------------------



НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ
__________________




* * *



В том лесу белесоватые стволы
Выступали неожиданно из мглы.

Из земли за корнем корень выходил,
Точно руки обитателей могил.

Под покровом ярко-огненной листвы
Великаны жили, карлики и львы.

И следы в песке видали рыбаки
Шестипалой человеческой руки.

Никогда тропа сюда не завела
Пэра Франции иль Круглого стола.

И разбойник не гнездился здесь в кустах,
И пещерки не выкапывал монах.

Только раз отсюда в вечер грозовой
Вышла женщина с кошачьей головой,

Но в короне из литого серебра
И вздыхала, и стонала до утра.

И скончалась тихой смертью на заре
Перед тем, как дал причастье ей кюре.

Это было, это было в те года,
От которых не осталось и следа.

Это было, это было в той стране,
О которой не загрезишь и во сне.

Я придумал это, глядя на твои
Косы, кольца огневеющей змеи,

На твои зеленоватые глаза,
Как персидская больная бирюза.

Может быть, тот лес - душа твоя,
Может быть, тот лес - любовь моя.

Или, может быть, когда умрем,
Мы в тот лес направимся вдвоем.

____________________________




* * *




Я пробрался вглубь неизвестных стран,
80 дней шел мой караван;

Цепи грозных гор, лес, а иногда
Странные вдали чьи-то города,

И не раз из них в тишине ночной
В лагерь долетал непонятный вой.

Мы рубили лес, мы копали рвы,
Вечерами к нам подходили львы.

Но трусливых душ не было меж нас,
Мы стреляли в них, целясь между глаз.

Древний я отрыл храм из-под песка,
Именем моим названа река,

И в стране озер 5 больших племен
Слушали меня, чтили мой закон.

Но теперь я слаб, как во власти сна,
И больна душа, тягостно больна;

Я узнал, узнал, что такое страх,
Погребенный здесь в четырех стенах;

Даже блеск ружья, даже плеск волны
Эту цепь порвать ныне не вольны. -

И тая в глазах злое торжество,
Женщина в углу слушала его.

-------------------------------------------------------------------------


ОЛЬГА ДОБРИЦЫНА


Как глухое «ау» на задворках леса
Или крестный ход по-над краем света
Не желая сна не имея веса
Ждущий счастья как соловей лета
Чужеродный нездешний шёл в пустыне
Города одинокий пастырь
Никаких овец было небо сине
Холодно не спасал пластырь
Тоненький от порезов местных
Шёл через «ять» не зная запрета
Большой и красивый и правил честных
Шёл шарахаясь от званья «поэта»
Шёл как парус в буре ища покоя
Бесполезного когда тоска гложет
И от бессилия сердце колет строкою
«Человек человека любить не может»
-----------------------------------------------------------


ЮБИЛЕЙНАЯ ФАНТАЗИЯ



…лет в 50, а может быть и больше
меня восточный украдёт король…

посланец экзотической страны
меня случайно увидав на сцене
куда случайно попаду конечно
читать свои случайные стихи
случайно мне свою предложит дружбу
и соблазнит обилием комфорта
в гостинице…

узнав что я художник
предложит мне большую мастерскую
в далёкой экзотической стране
каким смешным покажется мне это
в мои-то пятьдесят а может больше
хотя возможно в чём-то буду лучше
в душе останусь девочкой всё той же
пытающейся женщину играть…

в мои-то 50 а может больше
конечно же сомненья одолеют
я испугаюсь до смерти
но всё же
история покажется смешной

со мной не станут долго разбираться
а просто увезут
для Короля

всё будет въявь и даже мастерская
вкушая экзотические фрукты
невольно затоскую о картошке
и стану думать
думать о мужчинах
и вспоминать их – тёмных светлых рыжих
и русых…
и загадочные души
их русские а может быть иные
загадывать разгадывать желать
и вместо золотого минарета
московское сырое злое небо
в разводах серых видеть наяву

потом
меня представят Королю
той самой экзотической страны
но я конечно буду в ностальгии
в депрессии
но он не обратит
на это ни малейшего вниманья
отнимет мастерскую и холсты
и кисти – всё
пока не соглашусь
навеки стать его женой любимой
наверно тридцать третьей
иль последней

и буду жить
печально беспечально
немножко пожилою и усталой
блондинкою слегка уже седою
с картинами случайными и даже
не менее случайными стихами…

а дальше
дальше я увы не знаю
случайный стих мой исчерпал себя

всё началось и кончилось однажды
когда
лишь к тридцати земным годам
душа! – ты наконец привыкла к телу
и полюбила хоть немного жизнь

всё началось и кончилось однажды
когда задумав написать о муже
серьёзные печальные стихи
рука вдруг начала писать такое:
«… лет в пятьдесят, а может быть и больше,
меня восточный украдёт король…»




ЯНА ДЯГИЛЕВА



* * *


От большого ума -
Лишь тюрьма да сума,

От лихой головы -
Лишь канава да рвы.

От красивой души -
Только струпья и вши.

От вселенской любви -
только моды в крови...






ИРИНА ЕРМАКОВА



ШАРМАНЩИК



Пёстрый ящик, тоска расписная,
битый век со двора - ко двору.
Обезьянку знобит на ветру:
- Помнишь?
- Знаю.

Перелеском, просёлком, заречной,
мелким звоном монеты шальной -
помнишь сдержанный скрежет ручной,
заводной золотой бесконечный.

В красной кофте мартышку дразнить,
пристяжную шарманку тащить,
да железную ручку крутить,
словно землю сырую любить.

Стынут руки. На свете темнеет.
Ремешки неотвязно скрипят.
Ну не надо. Он любит тебя.
Как умеет.

Чистой фальшью бродячего звука
долгий ящик согреть на спине -
по чужой стороне, обо мне...
- Помнишь?
- Знаю: разлука, разлука


----------------------------------------------------


КОФЕЙНЯ




Полусвет не мера, и темнота тверда,
блудный луч не рассеивает ее ни на столько.
Вижу глаз горящий и влажный угол рта
моего соглядатая за соседним столиком.

Он вращает ложечкой зал и иногда
высекает блеск в луче, солидно пиджак сутуля,
и когда я к тебе наклоняюсь сказать: Да? –
мне заметно, как ёрзает он на стуле.

И пока ты тянешь своё: Да ну? – он пускает ток,
нервно голыми пальцами перебирая невод.
И не звякнуть старается, и не смотреть в потолок.
И напрасно – там небо. Там только небо.


-----------------------------------------------------------------------------------




* * *




Но я, милорд, не медлила с ответом –
не минуло и двести лет.
Вы помните: вначале было лето,
теперь - такого нет.

Не то, чтоб холода, но серый снег
в камине, я пишу в пальто.
Мир в поисках согрева сбился с ног,
горячий грог – не то.

И если греет что – посланья Ваши.
Прислуга ищет хворост, муж -
любви, я – повода молчать. Слова же
смешны и не нужны здесь никому.

И я молчу слова-слова-слова.
Их тайное тепло, милорд,
с оказией за ночь до Рождества
Вам шлю, пока дорог не замело,
пока не замело…



-------------------------------------------------------



* * *




Все утопить.
ФАУСТ


Поднимает трубку и дышит как леший царь –
это ночь мешает слабость, любовь и злобу, -
и летучая мышь обнимает размякший шар,
запуская когти в подрагивающий глобус.

Поднимает трубку, прижимает её к лицу,
видит лес октябрьский – поднимает его, как роту,
и деревья, ломая корни, бегут в лесу –
золотая рота – к обрыву – «солдатиком» – в воду.

Но река ушла. Телефон отключён. Уймись.
В пересохшем русле дрова загребает мышь:
сучья, письма, стволы да листья – обломки дров,
ходит ласковый коготь блестящий по кромке снов.

Поднесёшь спичку – и землю обнимет дым.
Мышь отпустит, вспорхнёт бесшумно – почти голубка.
А глаза слезятся – потому что всегда не спим,
и шипит провод, и бьётся в гудках трубка.

----------------------------------------------------------------------------------


ЛЕСТНИЧНЫЙ МАРШ



Раньше утра парадный пролёт поражается пеньем -
входит певчий почтарь и впускает январь в подъезд,
будит изморозь лестницы, и маршируют ступени,
воспаряет мусор с насиженных за ночь мест.
К чердаку воспаряет, к десятому небу, где по привычке
дрогнет мёртвый лифт с открытым железным лицом,
трёхэтажно расписаны стены горелой спичкой,
на площадке - осколки, налитые чёрным винцом.
На четвёртом - грохот и ор: ещё не уснули,
на девятом - хронически, молча точится вода,
на седьмом - отменили свадьбу, вернули стулья,
здесь к лицу невесте цинковая фата.
Здесь забыли выключить или ещё не успели,
и лохмотья музыки треплет глухой сквозняк,
сквозь дверные щели ломятся виолончели
или кот соседский - не разобрать никак.
А январь гуляет от крыши и до подвала,
вот где - малая родина, вот где - смыкается мир:
О бессмертные боги мои, этой родине всё ещё мало, -
как поёт почтальон с похоронкой
и стучит в одиночки квартир.