недавно я приобрел новый телефон марки Нокиа, но он оказался китайский и у него очень быстро садилась батарейка, мне посоветовали зайти на интернет магазин, и посмотреть аккумулятор там.
И действительно там оказался мой аккумулятор, и стоил он совсем дешево, да и там же присмотрел много разных и стильных аксессуаров, так что заходите и покупайте не пожалеете, перейти на сайт вы можете здесь

Основные достопримечательности Копенгагена

Каждый человек, слыша слово Копенгаген, сразу представляет знаменитую сказочную русалочку, с которой ему пришлось познакомиться еще в раннем возрасте, благодаря просмотру мультфильма о морской деве. Именно этой героине в Копенгагене установлен памятник, который является визитной карточкой страны, фото Дании редко обходятся без изображения этой скульптуры. Но это не единственная достопримечательность Копенгагена.
дальше вы можете прочитать эту статью здесь
так же вы можете прочитать ещё более интересные статьи для вас на Рутвете

Автор: Алукард
Бета: Shuurey
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Фэнтези, Романтика, Слэш (яой)
Размер: Мини, 8 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен Описание:
К чему может привести не очень уданая попытка помощи, совершенно незнакомому человеку? Праавильно, к непредсказуемым последствиям)))
Публикация на других ресурсах: Только с моего разрешения! Разрешение получено.


Мяу Kiss Mе/Люблю тебя

Мяу Kiss My.

— Мяя, хорошо. Солнышко.
Маленький рыжий котёнок сидел на подоконнике открытого окна и довольно щурился на яркое весеннее солнце. На деревьях только-только распустились почки, но в воздухе уже приятно пахло зеленью.
Родители хозяина заставили его вымыть окно, и теперь можно вдоволь сидеть на подоконнике и смотреть во двор.
Зажмурившись, котёнок принюхался. Откуда-то справа пахло жареной рыбкой и соседкой Клёпой. И ещё к этому божественному аромату жареного лакомства примешивался резкий запах бульдога Тишки, который был соседом по балкону с левой стороны. Старый сварливый пёс был вечно всем недоволен и постоянно облаивал прохожих и играющих под окнами ребятишек. А вот Клёпа была кошкой благородной, домашней и со своим новым соседом почти не общалась, считая, что он для неё слишком мелкий.
«Вот так вот я сейчас и живу, » — подумал Рыжик, одним глазом наблюдая, как хозяин что-то пытается сделать с большой гудящей коробкой.
— Вот блин, опять завис. Да работай же!!!

Парень со злостью пнул системник и успокоился, этот манёвр, по-видимому, все-таки помог.
Котёнок посмотрел на хозяина и вспомнил, как они встретились. Хотя тот день Рыжик помнил плохо, да и не очень-то хотелось такое вспоминать. Помнились только ощущения… «Холодно, страшно, одиноко, холодно», а потом его подхватили сильные человеческие руки, и сразу стало тепло и уютно. С того дня прошло много времени, Рыжик уже обжился в своём новом доме. Его здесь все полюбили, и мама хозяина, и даже его папа, хотя сам котёнок побаивался этого большого человека.
«Хозяин у меня самый лучший!»
Рыжику даже иногда казалось, что Артём, его хозяин, знает, о чём он думает.
Скрипнула, закрываясь, дверь. Котенок, моргнув, осмотрел комнату – пустая. И сразу стало казаться, что солнце уже не такое яркое и что холодный ветер продувает насквозь.
Свернувшись клубочком, котёнок спрятал нос в пушистый хвостик, но не успел он загрустить, как хозяин вернулся.
— Рыжик. Вот, она твоя. Приятно провести время.
Артём погладил любимца по худой спинке, и вышел из комнаты.
Рыжик быстренько вскочил на ноги и с недоверием посмотрел на неё.
— Это… она для… для меня?!
Котёнок нервно облизнулся и, чинно сев рядышком, стал смотреть в окошко, стараясь даже глазом не коситься на свою соседку, но этого сделать не получалось. Она ведь вся такая… аккуратненькая. С тщательно скрываемым волнением, Рыжик потоптался рядом со своей соседкой и сел на один шажок поближе. Ему до сих пор не верилось, что хозяин сделал ему ТАКОЙ подарок.
— Знаешь… те, — поправился котёнок, посчитав, что такое обращение будет неправильным, — вы прекрасны.
Сказал, и замолчал, смущённо прижав ушки к голове.
— Не поймите меня неправильно, но о вас мечтают многие, а вы тут… у меня.
«Ой, как неудобно-то». Опустив голову, Рыжик посмотрел на свой хвост. Самый кончик нервно подрагивал. Быстро наступив на него лапкой, он покосился на свою соседку.
— Я точно-точно знаю, что от вас даже Тишка отказаться не сможет, а Клёпа бы вас наверняка…
Представив, что бы сделала его соседка, котёнок насупился. «Жалко, что я ещё маленький! Но я всё равно её никому не отдам, она МОЯ!»
— Я вас никому не отдам, — заверил котёнок, смотря на объект своего обожания, уже не пытаясь скрыть голодного блеска глаз. – Мне просто нужно подрасти, и тогда меня все, все будут бояться!!!
Нависнув над своей безмолвной собеседницей, Рыжик облизнулся.
— Я вырасту… обязательно, а сейчас я тебя съем, ведь ты — моя кот-ле-та.
Довольно умывая рыжей лапкой светлую мордочку, котёнок лежал в любимом кресле хозяина. Котлета оказалась очень вкусной, сочной и такой аппетитной. Сыто зажмурившись, котёнок заурчал от удовольствия.
«Хозяин меня любит! Такие подарки ведь не делают просто так. Точно, он меня любит. И я его… тоже».

Люблю тебя.

Следующая остановка – «Берёзовая роща».
Выйдя на объявленной остановке, Артём огляделся, всё как всегда. Уйма народа, которая бесцельно бродит по парку и рой мыслей, который витает за ними. Несмотря на этот значительный недостаток, Артёму парк нравился. Во всей округе стояла жара, а под тенью деревьев было прохладно. Возле уже открывшихся летних кофешек играла музыка, слышался весёлый смех, а порой ему вторили не совсем весёлые мысли. Но главным было не это, главное было то, что парк находился довольно далеко от дома и здесь было практически невозможно встретить знакомых. Сюда каждый день приходят новые люди, приходят отдохнуть расслабиться, забыть о дневных проблемах… Артём же приезжал сюда отдохнуть и вволю накататься на роликах.
По-быстрому переобувшись на ближайшей свободной лавочке, парень, закинув кеды в рюкзак, направился в сторону главной площади парка.
Несмотря на большое скопление незнакомого народа, встречались и те, с кем Артём сталкивался довольно часто. Молодая пара, каждый вечер гуляющая со своим ребёнком. Глядя на них, можно было с уверенностью сказать, что они друг друга любят, и обожают свою дочурку. И когда Артёму удавалось уловить их мысли, казалось, что окунаешься в море любви, ласки и понимания. При встрече с ними невозможно было не улыбнуться.
Уже подъезжая к облюбованной лавочке, Артём чуть не столкнулся с парнем, который практически каждый вечер бегал кросс в парке. Он готовится к летним соревнованиям по лёгкой атлетике и надеется занять на них первое место.
Перестав выглядывать в толпе знакомые лица, Артём ,посильнее разогнавшись, с ветерком скатился с горочки. Чтобы не въехать в кусты, он затормозил, ухватившись за ограду церквушки. Правда ,она больше напоминала небольшую часовенку и была, по большей степени, пристанищем набожных старушек и бомжей. Мельком глянув на одного из них, парень скривился от отвращения и, оттолкнувшись от забора, поспешил вниз по дорожке.
Вслед ему летели маты парней, или «охи» и «ахи» девчонок, если он проезжал слишком близко от кого-то, но чаще всего внимания на него не обращали. Худой, невысокий парнишка со светло-русыми волосами, в серой рубашке под металлик, без рукавов, в художественно драных джинсах. Со стороны ничего необычного. Такой же, как и все, четырнадцатилетний подросток. Ну, а то, что у него тёмно-серые, слегка раскосые глаза, и маленькая родинка под левым глазом,— со стороны всего этого и не увидишь. А ещё, Артём мог слышать чужие мысли, но только тогда, когда человек думал очень «громко», и чаще всего это были обрывки каких-то переживаний. По поводу такой своей особенности парень не заморачивался и никому про это не рассказывал. Началось всё это прошлым летом, после очередного ,наиболее сильного, падения. Мама тогда со слезами на глазах и сталью в голосе заявила, что на роликах больше кататься не разрешается. Но через пару месяцев всё забылось, сгладилось, а вот такая способность осталась.
« Боже мой, что я здесь делаю? Что я вообще в нём нашла? Тощий, да худющий, ещё и ростом ниже меня. И за два месяца, что мы с ним дружим, он меня всего три раза поцеловал. Пашка был более решительным, зря я его, наверное, бросила... Зато у Лёшки классный мотоцикл, и машину вроде покупать собирается… Девчонки обзавидуются, а, значит, можно и потерпеть.
Нет, ну о чём он мне заясняет…? Какие-то железки, интернет, серверы, провайдеры – фигня всякая».
Артём как раз уселся на лавочку с купленным мороженым и тут его накрыл этот шквал мыслей. Осторожно посмотрев, что за парочка сидит на лавочке за поворотом, подросток улыбнулся. Молодой человек, по-видимому, со своей девушкой.
«И с чего она взяла, что он тощий?» — удивился Артём.
Парень был среднего роста и очень гибкий. Простая чёрная футболка выгодно подчёркивала накачанные мышцы.
А вот девушка Артёму не понравилась сразу. Она-то точно была тощая и худющая. Груди нет, сплошные ноги.
«ДДС», — окрестил её парнишка.
«Даааа, парню не повезло, так не повезло…»
«Чего я с ней тут сижу?! Она меня, по-моему, даже не слушает! С какого перепугу Пашка решил, что она классная? Блииин, если б не его длинный язык и не мои пьяные мозги, я бы сейчас в «Чемпионе» сидел с парнями, а не её бы сейчас развлекал…»
«Вооот! – про себя усмехнулся Артём. — Пить нужно меееньше, а если выпил, то молчать, как партизан на допросе!»
Такой вывод он сделал на примере родителей. Когда отец иногда приходил с работы подвыпившим, мама всегда умудрялась «выпросить» у него что-нибудь такое, на что он в обычном состоянии никогда бы не согласился.
«Надо ему помочь», — решил Артём.
Просто он был более чем уверен, что именно эта девушка этому парню совершенно не подходит. Они были настолько разными, что иногда даже не понимали друг друга. Ей с ним было неинтересно – никаких походов по клубам и барам, ни тебе прогулок по модным магазинам, ни цветов и конфет.
Ему с ней было тоже скучно. Он ей предлагал за город на шашлыки, а она его в клуб тянула. Он ей — на мотокросс, а она в магазин.
Придумав план по «спасению», Артём чуть вслух не рассмеялся.
«После ТАКОГО она от него точно отстанет и, подозреваю,— навсегда!»
Отъехав метров на сто, Артём посильнее разогнался и на всей скорости, понёсся навстречу «приключениям». Еле вписавшись в поворот, он, состроив самую испуганную гримасу, нёсся навстречу парню.

— Кать, ты только представь, какие там деньги крутятся!
Лёша уже минут десять пытался объяснить девушке, как начальство в её фирме наживается на простых рабочих. Расхаживая перед лавочкой, он бурно жестикулировал, забыв о недокуренной сигарете в руке.
В этот момент из-за поворота, на приличной скорости, выскочил парнишка на роликах и понёсся ему навстречу. У подростка были огромные испуганные глаза, для полноты картины не хватало только истошного крика – ПО-БЕ-РЕ-ГИИИСЬ!!!!
«Дурак, на кой ляд так сильно разгоняться, если ездить толком не умеешь?!»
Не успев придумать ничего лучше, Лёша вытянул левую руку, за которую пацан и уцепился, пытаясь затормозить.
«Как удачно, — увидев протянутую руку «помощи», Артём обрадовался, — объект пошёл на контакт добровольно!»
Ухватившись за руку, он попытался затормозить. Его, по инерции, резко развернуло и впечатало в спину парня. Толчок был таким сильным, что они чуть не упали, и Артём, пытаясь восстановить равновесие, ухватился за ремень на джинсах парня.
— Вот ты где! Я тебя по всему парку ищу, круги наворачиваю, а он тут подцепил кого-то!!! – Артём изобразил праведный гнев и, сцепив руки замком, посмотрел на опешившую девушку.
— Лёш, кто это?! – спросила она.
— Катя, я…
— Что значит кто??! Я его парень, а вот ты кто??? Хотя неважно! Лёшик, ты давай тут закругляйся, я буду ждать тебя дома.
Потянувшись, Артём хотел поцеловать замершего парня в щёку. Только у него не получилось. Оступившись, он чмокнул Алексея куда-то в шею, за ухом.
— Люблю тебя. Не задерживайся.
Погладив парня по бедру, Артём быстренько развернулся и помчался прочь от надвигающейся грозы.
— Ах ты, шкет мелкий!!! А ну, стой!
Рассмеявшись на этот приказ, Артём поспешил прочь из парка, пора было уже ехать домой.
— Что всё это значит?!
Катя поднялась и стала поправлять юбку, пытаясь хоть чем-то занять дрожащие руки.
— Катя… Котёнок, успокойся, — Лёша ласково погладил девушку по руке.
«Я распиналась перед ним почти два месяца, а он в это время с ним… с ним… с этим…»
От злости у девушки затряслись губы, очень сильно захотелось расплакаться. Её променяли на кого-то. И на кого?! На парня! Мало того, на подростка!!!
— Не трогай меня, — девушка ударила парня по руке, — как ты мог?! Ты… ты променял меня на него!
— Ни на кого я тебя не…
НЕ слушая оправданий, Катя залепила ему пощёчину и уже замахнулась во второй раз.
— НЕ смей! – Алексей перехватил руку девушки, сжав пальцы чуть сильнее, чтобы больно стало не только ему.
— Зря, зря я девчонок не послушала. Мне ведь говорили, что ты странный, а я не поверила!
Катя вырвала руку и, потирая запястье, попятилась.
— Да ты ведь больной! Тебя, кроме твоего мотоцикла и этих дебильных компьютеров, ничего не интересует!!! И я, оказывается, тебе тоже, безразлична.
— Катя, послушай же меня!
— Нет, это ты слушай! Мне плевать на тебя. На твой крутой мотоцикл и на тачку твою будущую тоже. Ты — полный ноль. Ты даже целоваться не умеешь. Ты… ты педик!
От визгливых криков у Лёши уже начала болеть голова. Эти разборки ему уже порядком надоели, как и сама скандалистка.
«А ведь ей всё равно с кем встречаться, — внезапно понял парень, — лишь бы со стороны хорошо смотрелось».
Рассмеявшись последнему заявлению, Лёша, подойдя вплотную к девушке, ухватил её за подбородок и зло прошептал:
— На такую подстилку ни у кого не встанет. Ты пустышка! Гордись, я тебя бросил ради другого парня.
— Ты меня бросил, — не веря, протянула Катя.
Не ожидая встретить такой бешеной злости, девушка, притихнув, недоумённо хлопала ресницами.
— Да, детка. Бывай!
Развернувшись, Алексей помахал ей на прощание рукой и ушёл, оставив заплаканную девушку одну.

***

С того случая в парке прошел почти месяц. Всё более или менее утряслось. Друзья перестали подозрительно коситься и отпускать двусмысленные шуточки. Пусть не сразу и не просто так, кому-то это стоило разбитого носа или пары фингалов.
Алексею не казалось, что его жизнь уж очень сильно изменилась, нет. Но вот вновь встретить того шкета, который своей дурацкой шуткой изменил ему жизнь, парень бы не отказался. Злости на парнишку у него уже не осталось, но вот оказать ответную услугу хотелось.
Сверившись с адресом, написанным на клочке тетрадного листа, Лёша набрал номер телефона, указанный рядом.
— День добрый. Мне Артёма, это Алексей, по поводу компьютера, всё в силе? Адресок не напомните?! Спасибо, хорошо, через пятнадцать минут буду.
Девушка одного из его друзей дала его номер своему младшему брату, а тот своему другу. И, в результате, теперь Лёша курил возле дома этого парнишки, выжидая обещанное время. Докурив сигарету, парень поднялся на третий этаж и позвонил в дверь.

***

— Я открою!
«Чёрт, чёрт, чёрт!!! Он уже пришёл! Так, носки под кровать, джинсы в шкаф, футболку под подушку».
Оглядев художественный беспорядок на столе, Артём всё сдвинул на левый край, поближе к стене.
«Ну, вроде, терпимо», — решил он, оглядев напоследок комнату и вышел в коридор, где его мама уже успела разговориться с пришедшим мастером. Увидев, кто стоит в дверях его дома, Артём потрясённо замер.
«Нет, нет… Этого просто не может быть!»
Почти с такой же долей изумления на него сейчас смотрел тот парень из парка.
«Вот это встреча! Ну, вот ты мне и попался!»
— Привет! – поздоровался Алексей.
— Артём, вы знакомы? – обрадовалась женщина, которая была, по-видимому, матерью мальчика.
-Да.
— Нет.
В один голос ответили молодые люди.
Удивлённо посмотрев на них, она уже собиралась спросить вновь.
— Мы знакомы, — подтвердил Лёша, — часто в парке пересекались.
— О! Хорошо— то как! Тёмочка, я тогда пойду к тёте Але, если что нужно будет, звони. Хорошо?!
— А? Но… хорошо, мам.
Обречённо вздохнув, он распахнул дверь в свою комнату.
— Проходи, комп включен, я сейчас.
Когда мама уходила к своей подруге «пить чай», это чаще всего растягивалось часа на два, на три. И ведь сказать что-то против Артём не мог. А что бы он сказал?! «Мам, не оставляй меня с ним, я его боюсь!» Бред! Поэтому он, закрыв за матерью дверь, замер на пороге своей комнаты.

***

«Как удачно я пришёл! Теперь посмотрим, как этот шкет запоёт. Я его отучу над людьми шутить».
Осматривая комнату, Лёша удивился её обстановке. Мебели по минимуму и всё какое-то «безликое». Кровать аккуратно застелена. Дверцы шкафа плотно прикрыты, и на них не висят всевозможные вещи. Вспомнив, каким он сам был в этом возрасте, Алексей сильно удивился. У него комната всегда напоминала поле боя после Мамаева нашествия. А здесь почти идеальный порядок. Из этой картины выделялся только плакат с какой-то японской группой, ну и сам компьютер. Присмотревшись к креслу, стоящему возле окна, парень заметил маленького рыженького котёнка, которого вначале принял за странный кусок меха. Маленький зверёк, опираясь на спинку стула передними лапками, внимательно следил за воробьём, чирикающим на балконе. Котёнок был очень смешным – маленький, худенький и какой-то нескладный. Голова маленькая, но зато большие ушки, сейчас плотно прижатые к голове. И длинная шёрстка на задних лапках и пузике.
Стараясь не спугнуть котёнка резким движением, Лёша наклонился и потянул за длинную шерстку на лапке. С диким мявом котёнок развернулся и зашипел на незнакомца.
«Мяааа! Хозяииин… он меня за попку ущипнул!!!»
— Хей! Не трогай Рыжика!
Зайдя в комнату, Артём увидел разъярённого котенка и невозмутимого парня, разглядывающего плакат «Dir en Grey» у него над кроватью.
— Уже не трогаю.
Алексей уселся за стол с компьютером.
— Оп-па, какая у тебя заставочка интересная.
Като и Иваки игриво обнимались на фоне цветущей сакуры. Два главных героя одного очень «интересного» аниме.
Вспыхнув, Артём дёрнулся в сторону компьютера, уже забыв об обиженном питомце.
— Это не моё!!!
— Ага… верю.
Лёша повернулся всем корпусом в крутящемся кресле и ,весело улыбаясь, спросил:
— А что, у тебя есть старшая сестра? Или может у тебя мама таким увлекается? Я смотрю у тебя и на плакате мальчики, весьма тесно обнимаются.
Посмотрев на весело скалящихся парней с постера, которые, действительно, местами весьма откровенно прижимались к своему вокалисту, Артём смутился ещё сильнее. Раньше он на это просто не обращал внимание.
— Нет у меня сестры, — пробубнил подросток, проклиная свою дебильную способность краснеть по любому поводу, — а мама только любовными романами и зачитывается.
«Блииин, на что это он намекает?!»
Артёма начал нервировать этот невозмутимый парень, который сейчас, по-хозяйски рассевшись в кресле, нагло разглядывал его, словно решая – что бы такого сделать…
«А парнишка-то нервный! Боится меня, что ли?! И правильно делает!»
— Скажи мне, Тёмочка, — издевательски протянул Алексей, поднимаясь из кресла и надвигаясь на подростка, — что это ты за концерт в тот раз в парке устроил?
«Ма-ма!»
Постепенно пятясь от подходящего всё ближе и ближе парня, Артём чуть не упал, налетев на спинку кровати.
— Я… я просто пошутил…
— Ах, пошутил, дааа…
Алексей подошёл почти вплотную, зажав Артём в угол.
— А знаешь ли ты, Тёмочка, что благодаря твоей «шутке» меня девушка бросила, я чуть с лучшим другом не разругался и теперь почти все мои друзья меня геем считают…
Лёша упёрся рукой в стену, чуть выше плеча пацана, отрезая ему последний путь к отступлению – открытой двери в коридор.
«Чего ему от меня надо? Он что, пришёл проблемами своими со мной делиться?!»
— Я тут не при чём, — попытался выкрутиться Артём.
— Да ну… значит ,это не ты в парке тогда на меня вешался?
Лёша провёл пальцем по шее подростка.
— Не ты на всю округу объявил себя моим парнем?
Сделав последний шаг, он прижался к испуганно замершему парнишке.
— Не ты, — склонившись к самому уху Артёма, прошептал Лёша, — заявил, что любишь меня???
Лёша почувствовал, как парнишка вдохнул и замер, словно кролик перед удавом. Тихо и незаметно, с огромным желанием – вдруг меня не заметят.
— За свои слова нужно отвечать, — выдохнул Алексей в плотно сжатые губы парнишки и прижался к ним своими.
Подросток был напряжён так сильно, что казался каменной статуей с зажмуренными глазами.
Алексей не хотел делать из этого представления настоящий поцелуй. Он просто хотел припугнуть пацана, заставить думать в следующий раз, прежде чем что-то говорить. Но эта странная реакция парня, как будто его убивать собираются, по меньшей мере, Лёше не понравилась. Вспомнились слова Кати:
«Ты даже целоваться не умеешь!»
«А это мы ещё посмотрим!» — с азартом подумал Алексей, обнимая подростка.
Положив руку ему на затылок, он стал медленными, круговыми движениями массировать шею, а большим пальцем гладить щёку, стараясь расслабить зажавшегося парнишку. Плотно сжатые губы постепенно разжались навстречу его языку.
Артём расслабился, позволяя целовать себя. Это было так необычно, совсем не похоже на те ощущения, когда он сам целовал Настю на школьной дискотеке, но было очень приятно. Чувствовать у себя во рту чужой язык, который нежно исследует твой рот, заигрывает с твоим языком, пытаясь заставить ответить на поцелуй.
Почувствовав, как подросток начал несмело отвечать на его ласку, Лёша усилил свой натиск, сильнее запрокинув голову Артёма и углубил поцелуй.
От того, что делал с ним этот парень, Артем начал «улетать». Воздуха в легких уже не хватало, но отрываться от Лёши не хотелось. Под закрытыми веками начали мелькать бордовые круги, но это было неважно, подростку уже хотелось чего-то большего…
Оторвавшись от губ мальчишки, Алексей с удивлением на него посмотрел. Такой реакции на простой поцелуй он от себя не ожидал.
А Тёма так и стоял, прислонившись к стене, и судорожно хватал ртом воздух, всё ещё не открывая глаз.
Смотря, как двигаются его губы, Алексей понял, что срочно нужно что-то сказать, иначе он вновь набросится на парнишку.
— Учись отвечать за свои слова, — усмехнувшись, сказал он, когда Артем, наконец, открыл глаза, — а то мало ли к чему это может привести!
«Так я готов всему учиться,» — подумал Артём, вновь краснея.
«И всё-таки, я – гей,» — сделал вывод Алексей, смотря, как парнишка заливается краской смущения.
«Похоже, ещё и педофил,» — глумливо подсказал внутренний голос.

***

— Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем! УРАААА!!!
Шампанское, пенясь, полилось в фужеры, проливаясь на руки и стол. Ребята, смеясь, выпили за именинника.
— Тёмка. Всё, ты теперь взрослый. 17 лет, в этом году школу заканчивать будешь.
Артём улыбался, шутил, принимал поздравления, бегал на кухню помогать маме, и все это время ощущал на себе взгляд Алексея.
Сегодня был день его рождения, и мама разрешила провести его дома, в большом кругу друзей. Маленькая двухкомнатная квартирка с трудом вместила всех желающих, но, как говорится – в тесноте да не в обиде.
Сегодня было всё – подарки, шутливые поздравления девчонок, шампанское, более откровенные шутки друзей, мамино коронное блюдо – жареный гусь, огромный торт, караоке, танцы и уже совсем поздно – фейерверк.
Яркие вспышки расцветили ночное небо. Зелёный, красный, жёлтый, малиновый – залпы шли один за другим. Ребята и девчонки заворожено смотрели на эту красоту, кутаясь в куртки от прохладного ночного ветерка.
Отгремел последний залп, и гости, прощаясь, начали расходиться по домам.
Лёша с Артёмом, держась за руки, молча, поднялись в квартиру.
— Странно, мама ушла куда-то, — именинник с удивлением осмотрел прибранные комнаты.
Перемытая посуда стопками сушилась на полотенце, хрустальные фужеры искрились огранкой.
— Наталья Леонидовна сказала, что будет смотреть Евровидение у Альфии Викторовны.
Алексей остановился в дверях кухни, внимательно наблюдая за реакцией Артёма.
— Она что, насовсем?... – Тема, покраснев, отвернулся к окну. — В смысле на всю ночь? – ещё тише уточнил он.
— Да, если ты не против.
Лёша обнял парня со спины и положил подбородок ему на макушку. Потянувшись, он выключил свет и вновь обнял Артёма.
Стоять в темноте и просто обниматься было так хорошо. Тихо, спокойно и, кажется, что нет у тебя никаких проблем. Повернувшись, Артём поднял голову и, пристально смотря в глаза Алексею, прошептал:
— Люблю тебя.
Тихо, почти без звука, одними губами, но эти слова спутать с какими-то другими невозможно.
— Я знаю, — тихо ответил Лёша и поцеловал неуверенно улыбающиеся губы.
«И я тебя тоже».

Название: Не бойся своих желаний
Автор: Алукард
Бета: Нет
Фендом: БеллДом
Пейринг: Доминик/Мэтт
Жанр: Fluff, ROMANCE
Рейтинг: R
Размер: мини
Размещение: с шапкой
Статус: закончено

*Звонок. Дети шумно выбегают из кабинетов, разбегаясь по своим делам, только ты снова наблюдаешь за ним. Ты ничего о нем не знаешь, кроме, казалось самого прекрасного имени на свете: Мэтт.*
Дом пристально смотрит на него, не сводя глаз. Его, еще совсем детские ручки, уверенно скользят по бумаге. Он, кажется, совсем не обращает внимания ни на кого вокруг. Он будто существует отдельно от реального мира, живет в своих мечтах и желаниях. Он никогда никого не подпускал к себе, был наедине с самим собой. Даже сейчас, в центре школьной суеты, он стоял неподвижно и совершенно отстраненно. Он все время писал в своей тетради и ничто больше его не интересовало. Его лицо становилось настолько привлекательным в такие моменты, что Дом даже не понимал, почему стоит посередине коридора и любуется парнем из параллельного класса.
Доминик вообще перестал понимать, что с ним происходит, было ясно только одно: каждый раз его тянуло именно к этому странному парню. Он, конечно не раз пытался подойти к нему, но попытки не увенчались особым успехом. Все-таки этого парнишку интересуют только мысли в собственной голове. «В конце концов, пора перестать забивать голову всякой чушью!»- решил Дом и уверенно зашагал прямо по коридору, прочь от Мэтта, прочь от собственных мыслей.
Но обстоятельства заставили его остановиться и резко развернуться. Кое-кто явно попал в неприятную ситуацию.
-Эй, малявка, ну-ка дай посмотреть, что ты там всё чиркаешь в своей тетрадочке – требовательный голос одного из старшеклассников.
-Отстань – неуверенная попытка Мэтью отстраниться.
-Какие-то мы грубые сегодня - Старшеклассники окружили маленького Мэтта и попытались отнять у него тетрадь.
-Да пошли вы – резкая и уверенная фраза, брошенная в лицо последствиям.
-Что ты сказал, говнюк-Мэтью? За это можно и поплатиться.
Мэтт и отстраниться не успел, как Дом налетел на зачинщика конфликта и врезал ему прямо в челюсть. Конечно же, это не осталось прощеным Дому. Итог: разбитый и кровоточащий нос, спасенный Мэтью, и, конечно же, выговор у директора школы.
…
Дом склонился над раковиной в туалете пытаясь остановить поток крови, бегущей из носа. Чего он никак не ожидал сейчас увидеть, так это Мэтта, стоящего у него за спиной.
-Спасибо тебе - только и пролепетал Мэтт.
-Подумаешь – довольно грубо бросил Дом в ответ. И все-таки ему было приятно это слышать
-Просто никто ещё не вступался за меня, обычно всем просто наплевать.
-Это было в первый и последний раз – кинул Дом и отвернулся.
Мэтт, не проронив больше ни слова, вышел. Дом обернулся и увидел лежащую на раковине, у которой стоял Мэтт, тетрадь. Он неуверенно раскрыл ее и прочитал несколько строчек: «You could be my unintended. Choice to live my life extended. You could be the one I’ll always love» «А что, не плохо пишет этот, Мэтью»- подумал Дом.
…
На следующий день Дом отыскал Мэтта, чтобы вернуть ему пропажу. Нашел он его, довольно поникшим, в самом неприметном уголке коридора.
-Ты кое-что потерял. – Дом протянул тетрадку – Ты очень красиво пишешь – улыбнулся.
- Ты прочитал? Я…я никому это никогда не показывал- смутился Мэтт.
-Не стоит это скрывать, у тебя талант! Никогда не думал организовать что-то типо собственной рок группы? Ты умеешь играть на чем-нибудь?
-Ну… Если честно, я начинаю играть на гитаре и с детства люблю клавиши. Только кто меня возьмет то в эту группу? – грустно ответил Мэтт.
-Серьёзно? Да что же ты молчал, нам как раз нужен гитарист и клавишник! Я с другом, Крисом, хотел создать группу, он - на басухе, я – на ударных. Давай к нам, с такими текстами у нас может что-то получиться.
В душе Мэтт так и плясал от счастья, такой шанс нельзя было упускать.
-Я думаю что у меня нет выбора кроме как согласиться – радостно заявил Мэтт.
-Отлично, тогда сегодня вечером первая репетиция.
-Эм… А петь кто будет?
-Ну… Это уж не ко мне – Дом закатил глаза. Мэтт звонко засмеялся и обнял нового друга.
-Кстати, - встрепенулся Дом- мы ведь так и не знакомы,- протягивает руку- Я- Доминик Ховард.
- А я- Мэтт Беллами- подал руку в ответ и широко улыбнулся.
-Я знаю- улыбнулся в ответ Ховард и оба громко засмеялись.
…
Месяцами эта троица репетировала. Они уже стали отличными друзьями, а Мэтт наконец перестал чувствовать себя одиноким. Музыка сильно сближала их, до ночи они сидели и сочиняли мотив новой песни. Однажды им представилась удачная возможность выступить в одном пабе. Не лучшее место, но там их впервые услышали люди, услышали про такой неординарный коллектив Мьюз.
На сцене Мэтт как нельзя лучше отражал свою сущность. Его крутило, вертело, а гитара преклонялась под его напором и подчинялась его власти. Публика была довольна. Но ещё более довольной она оказалась, когда Беллами разнес гитару вдребезги, разбив её об сцену.
-Да что ты творишь, мать твою? – проорал Ховард уже за сценой.
-Прости, я не удержался – виновато ответил Мэтью. Всю энергию он уже выплеснул, и ссориться с другом ему совсем не хотелось.
-Не удержался? Ты что, издеваешься?! Где нам теперь раздобыть новую гитару? Выручка с этого факин выступления нас не спасет – все еще кричал Дом.
-Да, не удержался! И если ваша милость так хочет, я сам куплю эту гитару, но в следующий раз разобью её тебе об голову!
-Да пошел ты!
-Сам пошел!
Они разбежались в разные стороны, как девчонки ,не поделившие парня. Крис, которому явно надоело эту слушать, тоже ушел. Дом лишь краем глаза заметил, как Мэтт развалился на диване с бутылкой виски в руках. «Черт возьми, и почему этому комку нервов я могу все простить?» Барабанщик почувствовал себя виноватым, и ноги сами понесли его к Беллами.
-Прости, я был груб –произнес Дом и потянулся за выпивкой.
- Мне уже все равно – все так же грубо бросил солист.
Раз глоток, два глоток, разум Ховарда стало заволакивать странной пеленой. Алкоголь действовал на молодой организм невероятно быстро, и Дом, сам не понимая что творит, скорее инстинктивно, вот уже тянулся к губам Мэтью и уверенно впился в них. Мэтт, явно не ожидав такого поворота событий, резко отпрянул.
-Ты что, с ума сошел? – возмущенно произнес Мэтт.
-Я..я не знаю что на меня нашло, я думал… Ааа, черт, я просто ошибся- и снова, - прости- Дому в этот момент просто хотелось провалиться сквозь землю. Он понимал, что испытывает к другу странное чувство, которое не дает ему покоя. Как же долго он хотел это сделать, но боялся.
- Я не знаю что это было, но давай просто забудем.
«Просто забудем»- повторил про себя Дом.
-Давай…- ответил Дом и вышел
…
Последующие годы парни усиленно работали. Все забыли про тот вечер, или делали вид что забыли. Просто никто ничего не вспоминал, вот и всё, будто ничего и не было, это была просто ошибка, как страшный сон. Из грязных пабов, мьюз удалось вырваться на стоящие площадки, они выпустили первый диск, а Мэтт всё так же продолжал бить инструменты об сцену или об чьи либо головы. Теперь, денег, чтобы покрыть ущерб, хватало. Мьюз становились знаменитыми, Дом частенько утопал в женском обществе, но Мэтта это почему-то не забавляло. Тот вечер не выходил у него из головы. Почему тот так поступил? Это было просто действие алкоголя или нечто большее? Эти вопросы не давали ему нормально жить.
Как-то вечером они оба изрядно выпили после очередной вечеринки. Мэтту быстро наскучила эта развеселая атмосфера, и он поспешил удалиться. В свой номер идти не хотелось, мысли мучили и терзали его. Ноги донесли его до номера Ховарда, но дверь была закрыта, его ещё не было. Мэтт опустился по стене и устроился прямо перед дверью, четко решив дождаться своего дуга. Почему он здесь? Он не понимал. Просто так надо.
Доминик как обычно, вернулся далеко за полночь с парочкой полуголых девиц. Толи алкоголь предавал столь смелости, толи Мэтту это правда всё надоело, но он схватил Дома и толкнул его в его собственный номер, закрыв дверь изнутри.
-Да какого хрена ты творишь? – почти внятно и требовательно возмутился Дом. Он был сильно пьян и почти не стоял на ногах.
-Нам нужно поговорить – только и ответил Мэтт.
-Нам не о чем говорить, меня ждут – снова попытка вырваться.
-Ты еще не понял, что я тебя никуда не выпущу? – заявил Беллами и резким движением прислонил барабанщика к стене.
-Да как ты смеешь за меня решать? –Дом было пытался его ударить, но выпивка сделала свое дело, и даже слабенький фронтмен смог противостоять ему. Мэтт с силой толкнул Доминика на кровать. Тот не успел опомниться, как губы его друга уже впивались в его собственные, и он невольно отвечал на поцелуй. Движения Мэтта были уверенными и слаженными, вот то, чего он так долго ждал, но так боялся. Мэтью оставил дорожку влажных поцелуев на шее барабанщика, медленно спускаясь ниже. Дом еле слышно постанывал от этих ласк, его разум быстро прояснился, и он уже даже не пытался сопротивляться. Он отвечал на каждый поцелуй, без слов облизывал тело солиста в ответ. Мэтт целовал каждый миллиметр на теле Дома, боясь упустить хоть маленькую его часть. Пуговицы на рубашке Дома стали медленно отлетать. Одна за одной они сокращали нетерпимое желание Мэтта. Когда рубашка уже оказалась на полу, Дом резко перевернулся и оказался сверху. Теперь он управлял ситуацией. Он быстро избавился от обременяющей горячее тело одежды и принялся руками ласкать тело Мэтью. Поцелуй за поцелуем, они всё больше уходили в забытьё. Это чувство опьяняло и заволакивало разум. Целуя Мэтта в грудь, затем в живот, Дом быстро добрался до самого главного. Он аккуратно поцеловал выпуклость и быстро избавил Мэтта от последней одежды. С уст Мэтта сорвался тихий стон, когда Дом принялся облизывать его член. Сначала проводя языком по всей длине, потом медленно играя с головкой, а затем полностью заглатывая его. Дом ни о чем не думал в этот момент, так же как и Мэтт, они просто ловили это странное чувство, витавшее в воздухе. Дом заглатывал все глубже, порой ускоряя темп, срывая с уст Мэтта самые сладкие признания. Когда Мэтт почувствовал прилив новых ощущений, он оттянул голову барабанщика и кончил прямо ему в лицо. Мутная белая жидкость потекла по губам Дома, а которые Мэтт через секунду впился.
-Я люблю тебя - тихо проговорил Мэтт, невольно оторвавшись.
-Я тоже тебя люблю – ласково ответил Дом и посмотрел в ярко-голубые глаза своего друга- как же долго я ждал этого момента.
Их губы и тела снова соединились, возобновляя прежние ласки и стоны.
-Ты мне доверяешь? – искренне спросил Доминик.
-Да
В тот же миг, барабанщик развернул Мэтта к себе спиной и аккуратно вошел в него. Резкая боль накатила на Мэтью, но вскоре она сменилась явным возбуждением и удовольствием. Дом сначала медленно, затем все быстрее двигался в теле Мэтью. Стоны всё громче, движения всё быстрее. Задыхаясь от собственных ощущений, Мэтт, не в силах больше сдерживаться, громко стонет и выкрикивает имя друга. И вот она, сладкая истома, и Дом изливается прямо в хрупкое тельце фронтмена и падает на кровать рядом с ним. Они оба тяжело дышат и пытаются прийти в чувство. Никогда ещё они не испытывали ничего подобного. Мэтт тянется и нежно целует Дома в губы.
-Я люблю тебя – шепчет Беллами и засыпает на груди у своего товарища.
«Это самый счастливый день, и так не хочется, чтобы он заканчивался…»

завтра начинается учеба в новом городе...мне так не хочется уезжать, так как здесь остается мой любимый человек....но как то так получается...что мне совсем не хочется уезжать....
Нет больнее слов твоих
Нет печальней нас двоих
Для кого мы эту пьесу разыграли
И зачем мы так спешим
Забавляться от души
Нарекать других родными именами
Я топлю все ночи в липкой тишине
Я хочу к тебе,я хочу к тебе...

А ветер пел в моей голове
О том, как бел город на Неве
О том, как я хочу к тебе
Хочу к тебе, хочу к тебе
И слезы, снег, в лицо - метель
Забудь о нем, забудь о нем
А я назло все двадцать недель
Хочу к тебе, хочу к тебе...

Автор: Алукард
Пэйринг: м/м
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Размер: midi
Статус: finished
Описание: По сути - это исповедь гомосексуалиста прошлого века, от первых воспоминаний пробуждающейся сексуальности, проходящая через притворство "быть как все" и короткий период горького счастья к попытке жить в монастыре. Стиль написания подчеркивает принадлежность событий к прошлому.


В самой дальней и давней памяти и даже в том возрасте, когда разум еще
не влияет на чувства, я нахожу следы моей любви к мальчикам.
Я всегда любил сильный пол, который, на мой взгляд, по справедливости
следовало бы называть прекрасным. В счастьях моих повинно общество, которое
преследует обычное как преступление и вменяет нам в обязанность переламывать
наши наклонности.
Три случая, определивших все дальнейшее, приходят мне на память.
Мой отец жил в небольшом замке недалеко от С. При замке был парк. В
дальнем конце парка располагались ферма и пруд, не входившие в хозяйство
замка. Отец разрешил не огораживать их в обмен на молочные продукты и яйца,
которыми ежедневно снабжал нас фермер.
Как-то августовским утром я бродил по парку с карабином, заряженным
пистонами, и, играя в охотника, подстерегающего дичь, спрятался за изгородь
-- и тут увидел из своей засады мальчика с фермы верхом на рабочей лошади,
которую он гнал купать. Собираясь в воду и зная, что в этот конец парка
никто никогда не заходит, он гарцевал совершенно голый и придержал
захрапевшую лошадь в нескольких метрах от меня. Темный загар его лица, шеи,
рук и ног, контрастирующий с природной белизной кожи, напомнил мне индийские
каштаны, выглядывающие из лопнувших коробочек, но эти темные пятна были не
единственными. Взгляд мой притягивало еще одно, посреди которого выпукло, во
всех подробностях выделялось загадочное.
У меня зашумело в ушах. Лицо вспыхнуло. Ноги стали ватными. Сердце мое
колотилось, как у убийцы. Сам того не поняв, я потерял сознание, и нашли
меня только через четыре часа. Придя в себя, я инстинктивно остерегся
раскрывать причину своего обморока и, рискуя выставить себя на посмешите,
рассказал, что испугался зайца, внезапно выскочившего из зарослей.
В другой раз это случилось год спустя. Мой отец разрешил цыганам
разбить свой табор в той самой части парка, где я когда-то потерял сознание.
Я гулял с няней. Вдруг она, вскрикнув, потащила меня прочь, запрещая
оглядываться. Был ослепительный зной. Двое цыганят разделись донага и
карабкались на деревья. Картине, шокировавшей мою няньку, непослушание стало
оправой и сохранило ее во всей незабываемости. Проживи я хоть сто лет,
благодаря этому крику и бегству я всегда могу увидеть, как наяву, повозку,
женщину с младенцем на руках, пасущуюся белую лошадь и в ветвях деревьев --
два бронзовых тела, в трех местах запятнанные черным.
Последний случай был связан с молодым лакеем по имени, если не
ошибаюсь, Гюстав. Прислуживая за столом, он едва удерживался от смеха. Эта
смешливость пленяла меня. Бесконечное же прокручивание в голове воспоминаний
о мальчике с фермы и цыганятах привело к тому, что я остро возжелал
потрогать руками то, что довелось увидеть моим глазам.
План у меня был самый наивный. Нарисую женщину, покажу картинку
Поставу, он засмеется, а я попрошу позволения потрогать тайну, которая
рисовалась моему воображению во время застолья под многозначительной
выпуклостью брюк. Что же до женщин в неглиже, то кроме няни видеть мне
таковых не доводилось, и я считал, что упругие груди как-то делают себе
актрисы, а вообще у всех они обвислые. Мой рисунок был весьма реалистичен.
Постав расхохотался, спросил меня, кто моя модель, а когда я, пользуясь тем,
что он так и кис от смеха, с неподобающей дерзостью двинулся прямо к цели,
оттолкнул меня, весь красный, ущипнул за ухо -- якобы за то, что я его
пощекотал - и, до смерти боясь лишиться места, выпроводил за дверь.
Через несколько дней он попался на краже вина. Отец уволил его. Я
заступался, плакал; все было без толку. Я проводил Гюстава до станции,
подарив ему на прощанье кегли для его маленького сына, фотографию которого
он мне показывал.
Моя мать умерла, произведя меня на свет, и я жил всегда наедине с
отцом, человеком грустным и очаровательным. Его грусть зародилась задолго до
смерти жены. Даже в счастье он был грустным, и потому-то я искал более
глубокие корни этой грусти, чем вдовство.
Содомит чует содомита, как еврей -- еврея. Он узнает себе подобного под
любой маской, и я берусь найти его между строк наиневиннейшей книги. Эта
страсть не так проста, как полагают моралисты. Ибо подобно тому, как
существуют содомиты женского пола -- женщины, выглядящие как лесбиянки, но
интересующиеся мужчинами на специфически мужской манер, -- так есть и
содомиты, самим себе неведомые, которые так всю жизнь и чувствуют себя не в
своей тарелке, приписывая это ощущение слабому здоровью или необщительному
характеру.
Я всегда думал, что мы с отцом слишком похожи, чтоб различаться в этой
важной области. Он, вне всякого сомнения, не подозревал о своей склонности
и, вместо того чтобы следовать ей, через силу взбирался по противоположному
склону, сам не зная, почему ему так тяжело жить. Обнаружь он в себе вкусы,
которых не имел случая развить и которые приоткрывались мне в каких-то его
словах, поведении, множестве характерных мелочей, его бы это сразило. В его
время и не из-за такого кончали с собой. Но нет; он жил в неведении
собственной сущности и безропотно нес свое бремя.
Быть может, столь полной слепоте я и обязан своим существованием. Я
оплакиваю ее, ибо всем было бы лучше, если б отец мой познал радости,
которые предотвратили бы мои несчастья.

С восьмого класса я стал учиться в лицее Кондорсе, Чувства пробуждались
там бесконтрольно и разрастались, как сорная трава. Куда ни глянь, дыры в
карманах и запачканные носовые платки. Особенно смелели школьники в кабинете
рисования, укрываясь за стеной картонов. Иногда на обычном уроке
какой-нибудь зловредный преподаватель задавал неожиданный вопрос ученику,
находящемуся на грани спазма. Тот вставал с пылающими щеками и, бормоча
невесть что, пытался превратить словарь в фиговый листок. Наши смешки
усугубляли его смущение.
В классе пахло газом, мелом, спермой. От этой смеси меня тошнило. Надо
сказать, притом, что забавы, в глазах моих однокашников порочные, для меня
такими не были, точнее, были пародией на ту форму любви, которую признавал
мой инстинкт -- при всем при том я был единственным, кто, казалось, не
одобрял происходящего. Следствием чего стали бесконечные насмешки и
посягательства на то, что мои товарищи принимали за стыдливость.
Но лицей Кондорсе не был интернатом. До любовных интрижек дело не
доходило; все ограничивалось запретными шалостями.
Один из учеников, которого звали Даржелос, был в большом почете из-за
не по годам ранней возмужалости. Он с хладнокровным цинизмом демонстрировал
свои достоинства и взимал за это зрелище плату даже с учеников других
классов редкими марками или табаком. Сидеть рядом с его партой было
привилегией. Я как сейчас вижу его смуглую кожу. По его очень коротким
штанам и сползающим на щиколотки носкам можно было догадаться, что он
гордится своими ногами. Мы все носили короткие штаны, но у одного Даржелоса
ноги были голые, потому что мужские. Его рубашка с отложным воротом
открывала широкую шею. Надо лбом завивался крутой вихор. Его чуть
толстоватые губы, чуть с поволокой глаза, чуть приплюснутый нос -- все это
были характерные черты того типа, которому предстояло стать моим проклятием.
Коварство рока, принимающего разные личины, оставляет нам иллюзию свободы
выбора, а в конечном счете загоняет всякий раз в ту же ловушку.
Присутствие Даржелоса было для меня как болезнь. Я избегал его. Я
подстерегал его. Я мечтал о чуде, которое привлечет ко мне его внимание,
стряхнет с него высокомерие, откроет ему истинный смысл моего поведения,
выставлявшего меня, должно быть, смешным недотрогой, а на самом деле
продиктованное лишь страстным желанием понравиться ему.
Мое чувство было смутным. Мне не под силу было определить его. Я только
и ощущал, что муку, а временами негу. Единственное, в чем я был уверен, так
это в том, что оно не имело ни малейшего сходства с чувствами моих
товарищей.
Однажды, не в силах более этого выносить, я открылся одному мальчику, с
которым водил компанию не только в Кондорсе -- его родители были знакомы с
моим отцом. "Глупый ты, -- сказал он, -- это же так просто. Пригласи
Даржелоса как-нибудь в воскресенье, зазови его в кусты -- и готово дело".
Какое дело? Никакого дела быть не могло. Я лепетал, что речь не о доступных
школьных утехах, и тщетно пытался средствами языка придать какую-то форму
мечте. Мой товарищ пожал плечами. "Чего искать вчерашний день? Даржелос
сильнее нас (он выразился несколько иначе). Подмажешься к нему -- он клюнет.
Если он тебе так нравится, подставляйся, да и все тут".
Грубость этого совета сразила меня. Я осознал что невозможно добиться,
чтоб меня поняли. Допустим, думал я Даржелос согласится на свидание -- что я
ему скажу что стану делать? Мне ведь хотелось не позабавиться пять минут, а
быть с ним всегда. Короче, я обожал его и покорялся своей участи -- молча
страдать, ибо хоть и не умея назвать эту напасть любовью, я чувствовал, что
она -- нечто обратное происходящему в классе, и не там надо искать выход.
Это приключение, не имевшее начала, имело, однако, конец.
Подстрекаемый товарищем, которому открылся, я попросил Даржелоса о
свидании в пустом классе после уроков. Он пришел. Я рассчитывал на чудо,
которое научило бы меня, как себя вести. При виде его я потерял всякое
соображение. Я только и видел, что его мускулистые ноги и ободранные
коленки, разукрашенные кровяными корочками и чернилами.
-- Чего надо? -- спросил он с жестокой улыбкой. Я догадывался, что он
предполагает, догадывался, что моя просьба не могла иметь для него иного
значения. Я понес первое, что пришло в голову.
-- Я хотел тебя предупредить: надзиратель за тобой следит.
Это была нелепая выдумка, ибо обаяние Даржелоса околдовало всех наших
учителей.
Привилегии красоты неизмеримы. Она действует даже на тех, кому,
казалось бы, до нее и дела нет.
Даржелос склонил голову набок и прищурился:
-- Надзиратель?
-- Да, -- упорствовал я, черпая силы в страхе, -- надзиратель. Я
слышал, как он говорил директору: "Я слежу за Даржелосом. Он слишком много
себе позволяет. Я с него глаз не спущу".
-- Ах, я слишком много себе позволяю? -- сказал он, -- ладно, старик,
еще и не то позволю, покажу этому надзирателю. Я ему дам жизни; а ты, если
всего-то из-за такой фигни вздумал мне надоедать, имей в виду: повторится --
налуплю по заднице.
Он вышел.
Целую неделю я жаловался на судороги, чтоб не ходить в школу и не
натыкаться на взгляд Даржелоса. По возвращении я узнал, что он болен и не
встает с постели. Я не смел спрашивать о нем. Шепотом передавались
подробности. Он был бойскаутом. Толковали о неосторожном купании в замерзшей
Сене, о грудной жабе. Однажды вечером, на уроке географии, нам сообщили, что
он умер. Слезы вынудили меня покинуть класс. Юность бесчувственна. Для
большинства учеников эта весть, которую учитель объявил стоя, была лишь
подразумеваемым разрешением побездельничать. На следующий день привычная
рутина поглотила траур.
Тем не менее эротизму это нанесло смертельный удар. Слишком большое
смятение внес в маленькие удовольствия призрак великолепного животного, к
чьей прелести сама смерть не смогла остаться равнодушной.

К девятому классу, после каникул в товарищах моих совершилась
решительная перемена.
У них ломался голос; они курили. Брили тень бороды, вызывающе
разгуливали с непокрытой головой, носили английские бриджи или длинные
брюки. Онанизм уступил место похвальбам. По рукам ходили открытки. Вся эта
молодежь поворачивалась к женщине, как растения к солнцу. Вот тогда, чтобы
не отстать от других, я начал извращать собственную природу.
Устремляясь к своей истине, они увлекали меня ко лжи. Свое неприятие я
приписывал неведению. Меня восхищала непринужденность товарищей. Я заставлял
себя следовать их примеру и разделять их энтузиазм. Мне приходилось
постоянно преодолевать стыд. В конце концов эта самодисциплина значительно
облегчила мне жизнь. Я только повторял себе, что разврат никому не в забаву,
просто другие прилежнее, чем я.
По воскресеньям, если погода позволяла, мы всей компанией брали ракетки
и отправлялись в Отей якобы играть в теннис. Ракетки по дороге оставляли у
консьержа в доме одного из товарищей, семья которого жила в Марселе, и
спешили к наглухо закрытым домам улицы Прованс. Перед обитой кожей дверью
робость, свойственная нашему возрасту, вступала в свои права. Мы
прохаживались взад-вперед, переминаясь перед этой дверью, словно купальщики
перед холодной водой. Бросали монету, кому заходить первым. Я до смерти
боялся, что жребий падет на меня. Наконец жертва устремлялась вдоль стены и
ныряла в нее, увлекая нас за собой.
Ни перед кем так не робеешь, как перед детьми и девушками. Слишком
многое отделяет нас от тех и других. Непонятно, как прервать молчание и
приспособиться к их уровню. На улице Прованс единственной почвой общения
была постель, куда я ложился с девушкой, и акт, не доставлявший ни мне, ни
ей никакого удовольствия.
Раззадоренные этими похождениями, мы стали заговаривать с женщинами на
гуляньях и так познакомились с маленькой брюнеткой по имени Алиса де Пибрак.
Она жила на улице Лабрюйер в скромной квартирке, где пахло кофе. Если не
ошибаюсь, Алиса принимала нас у себя, но только и позволяла, что любоваться
ее затрапезным пеньюаром и чахлыми распущенными волосами. Такой порядок
действовал на нервы моим товарищам, а мне очень нравился. В конце концов они
устали от бесплодного ожидания и устремились по новому следу. Выражалось это
в том, что мы брали в складчину билеты в первый ряд на воскресный утренний
спектакль в "Эльдорадо", бросали певицам букетики фиалок и в лютый холод
поджидали их у служебного выхода.
Если я задерживаюсь на столь незначительных перипетиях, то лишь затем,
чтобы показать, какую усталость и пустоту оставляли по себе наши воскресные
вылазки, и как дивился я своим товарищам, смаковавшим их во всех
подробностях всю остальную неделю.

Один из них был знаком с актрисой Бертой, которая, в свою очередь,
познакомила меня с Жанной. Обе выступали в театре. Жанна мне нравилась; я
попросил Берту узнать, не согласится ли та стать моей любовницей. Берта
принесла мне отказ и соблазнила пренебречь ее подругой ради нее. Вскоре
после этого, узнав, что Жанна обижена моим невниманием, я пошел ее
навестить. Мы выяснили, что предложение мое так и не было передано, и
порешили в отместку огорошить Берту своим счастьем.
Это приключение наложило такой отпечаток на мои шестнадцать, семнадцать
и восемнадцать лет, что даже и теперь, стоит мне увидеть фамилию Жанны в
газете или ее портрет на стене, я не могу не вздрогнуть. А вместе с тем --
что можно рассказать об этой дешевой интрижке, которая протекала в ожидании
у модисток и в разыгрывании довольно-таки некрасивой роли, ибо армянин, на
содержании у которого была Жанна, чрезвычайно меня уважал и избрал своим
наперсником.
На втором году начались сцены. После одной, особенно бурной,
случившейся в пять часов на площади Согласия, я оставил Жанну посреди улицы
и удрал домой. За обедом я уже прикидывал, не пора ли позвонить, когда мне
доложили, что какая-то дама ждет меня в автомобиле. Это была Жанна. "Мне-то
нипочем, -- сказала она, -- что ты бросил меня посреди площади Согласия, а
вот ты слишком слаб, чтоб довести такую штуку до конца. Два месяца назад ты
бы прибежал обратно, едва перейдя площадь. Не обольщайся, будто ты сегодня
показал характер: показал ты только одно -- что любовь твоя проходит". Этот
рискованный анализ открыл мне глаза и возвестил, что рабству конец.
Временно оживило мою любовь открытие, что Жанна мне изменяет. Изменяла
она мне с Бертой. Ныне в этом я нахожу объяснение моей любви. Жанна была
юношей; она любила женщин, а я любил ее женской стороной моей натуры. Я
застал их в постели, свившихся клубком, как осьминог. Вместо побоев, как оно
следовало бы, я прибег к мольбам. Они потешались надо мной, утешали меня, и
это был печальный конец приключения, которое и так изжило себя; тем не менее
на мне это отразилось достаточно, чтобы встревожить моего отца и заставить
его выйти из тени, где он всегда держался наедине со мной.

Однажды ночью, когда я возвращался домой позже, чем обычно, на площади
Мадлен меня окликнула какая-то женщина с нежным голосом. Я посмотрел на нее
-- она была прелестная, юная, свежая. Звалась она Розой, любила поговорить,
и мы бродили туда-сюда вплоть до того часа,
когда огородники, спящие на грудах овощей, предоставляют своим лошадям
везти их через пустынный Париж.
На другой день я уезжал в Швейцарию. Я оставил Розе свой адрес. Она
слала мне письма на листках в клеточку, в которые вкладывала марку для
ответа. Мне не в обузу было отвечать ей. Вернувшись, я, более удачливый, чем
Томас Де Квинси, нашел Розу на том же месте, где мы познакомились. Она
пригласила меня к себе, в номера на площади Пигаль.
Гостиница М. производила мрачное впечатление. Лестница провоняла
эфиром. Это обезболивающее средство девушек, возвращающихся ни с чем.
Комната была из разряда вечно неприбранных. Роза курила, лежа в постели. Я
сказал ей, что она хорошо выглядит. "Не смотри на меня, когда я не
накрашена. Без ресниц я выгляжу как драный кролик". Я стал ее любовником.
Она отказывалась брать у меня хоть что-нибудь.
Впрочем, нет! Одно платье приняла, мотивируя это тем, что для промысла
оно не годится, слишком элегантное, и она будет хранить его в шкафу как
память.
Как-то в воскресенье в дверь постучали. Я вскочил. Роза сказала, чтоб я
не пугался, это ее брат, который рад будет меня видеть.
Этот брат походил на мальчика с фермы и на Постава моих детских лет. То
был юноша девятнадцати лет и самого скверного пошиба. Звали его Альфред или
Альфредо, и по-французски он говорил чудно, но его национальность меня не
интересовала; он представлялся мне уроженцем проституции -- страны, которой
присущ свой патриотизм и на диалекте которой, возможно, он и изъяснялся.
Если к сестре меня вел пологий подъем, то нетрудно догадаться, до чего
крутой спуск низвергался прямиком к брату. Тот, как выражаются его
соотечественники, намек понял, и скоро мы пускали в ход все хитрости апашей,
чтоб встречаться без ведома Розы.
Тело Альфреда было для меня не столько молодым, великолепно вооруженным
телом все равно какого юноши, сколько телесным воплощением моих грез.
Безукоризненное тело, оснащенное мышцами, взаимосвязанными, словно такелаж
судна, тело, члены которого, казалось, раскинулись звездой вокруг руна, где
возвышается -- в противоположность женскому устройству, созданному для
притворства -- то единственное в мужчине, что неспособно лгать.
Я понял, что шел не той дорогой. И поклялся больше не плутать, идти
напрямик своим путем, вместо того чтоб путаться в чужих, и больше
прислушиваться к приказам собственных чувств, чем к советам морали.
Альфред благодарно отзывался на мои ласки. Он признался, что Роза не
сестра ему. Он был ее сутенером.
Роза продолжала играть свою роль, а мы -- свою. Альфред подмигивал мне,
подталкивал локтем, а иногда на него нападал неудержимый смех. Роза смотрела
на него недоуменно, не подозревая, что мы с ним сообщники, что между нами
существуют узы, скрепляемые еще и совместными хитростями.
Однажды коридорный вошел и застал нас валяющимися на кровати с
возлежащей посередке Розой. "Видите, Жюль, -- воскликнула она, указывая на
нас двоих, -- мой братик и мой миленочек! Все, что я люблю".
Вранье начало утомлять ленивого Альфреда. Он признался мне, что ему
невмоготу уже выносить такую жизнь, работать на одном тротуаре, пока Роза
работает на другом, и мерить шагами эту лавочку под открытым небом, где
продавцы и есть товар. Короче, он просил меня вытащить его
из всего этого.
Для меня не могло быть ничего приятнее. Мы порешили, что я сниму
комнату в гостинице "Терн", что Альфред немедля туда переберется, что после
обеда я приду к нему на всю ночь, а перед Розой притворюсь, будто обеспокоен
его исчезновением и отправляюсь на розыски, развязав себе таким образом руки
и получив возможность свободно располагать временем.
Я снял комнату, устроил там Альфреда и пообедал дома с отцом. Потом
помчался в гостиницу. Альфред исчез. Я ждал его с девяти до часу ночи.
Альфред все не возвращался, и я ушел домой со стесненным сердцем.
Наутро часов в одиннадцать я наведался в гостиницу. Альфред спал в
своей комнате. Он проснулся, стал хныкать и признался, что не смог
преодолеть старых привычек, что не в силах обойтись без Розы, что он всю
ночь искал ее -- сперва в гостинице, откуда она уже съехала, а потом по всем
тротуарам, по всем кабачкам Монмартра и дансингам улицы Лапп.
-- Разумеется, -- сказал я. -- Роза с ума сходит, у нее лихорадка. Она
у своей подруги на улице Будапешт.
Он умолял скорее отвести его туда.
Комната Розы в гостинице М. была прямо-таки парадной залой в сравнении
с жилищем ее подруги. Мы барахтались в густой каше запахов, белья и
сомнительных сантиментов. Женщины были в неглиже. Альфред со стенаниями
валялся у Розы в ногах и целовал ей колени. Я стоял с бледным видом. Роза
обращала ко мне лицо, перемазанное косметикой и слезами, простирала руки:
"Поди, поди ко мне, -- восклицала она, -- вернемся на площадь Пигаль и будем
жить все вместе. Я знаю, это все Альфред. Что, не так, Альфред?" --
спрашивала она, теребя его за волосы. Он безмолвствовал.

Я должен был ехать с отцом в Тулон на свадьбу моей кузины, дочери
вице-адмирала Ж.Ф. Будущее виделось мне в мрачных тонах. Я сообщил об этом
семейном долге Розе, оставил обоих -- ее и по-прежнему немого Альфреда -- в
гостинице на площади Пигаль и обещал сразу же, как вернусь, прийти к ним.
В Тулоне я обнаружил, что Альфред стянул у меня золотую цепочку. Это
был мой талисман. Как-то я надел эту цепочку ему на руку, потом забыл, а он
постарался не напоминать.
Когда по возвращении я пришел к ним, Роза кинулась мне на шею. Было
темно. В первый момент я не признал Альфреда. Что же в нем было такого
неузнаваемого?
Полиция шерстила Монмартр. Альфред и Роза паниковали из-за своего
сомнительного гражданства. Они раздобыли себе фальшивые паспорта, готовились
бежать, и Альфред, неравнодушный к кинематографической романтике, выкрасил
волосы. Под этой чернильной шевелюрой его маленькое белое лицо приобрело
антропометрическую четкость. Я потребовал у него свою цепочку. Он все
отрицал. Роза уличила его. Он бушевал, ругался, угрожал ей, угрожал мне и
размахивал ножом.
Я выскочил вон и скатился по лестнице, Альфред за мной.
На улице я остановил таксомотор. Крикнул адрес, вскочил в машину и,
когда она тронулась, оглянулся.
Альфред стоял неподвижно перед дверью гостиницы. По лицу его катились
крупные слезы. Он простирал ко мне руки; он звал меня. Под скверно
выкрашенными волосами его бледность была особенно жалкой.
Первым моим побуждением было постучать в стекло, остановить шофера.
Перед лицом этого сиротливого горя казалось немыслимым трусливо вернуться
под родительское крылышко, но я подумал о цепочке, о ноже, о бегстве,
присоединиться к которому будет уговаривать меня Роза. Я закрыл глаза. И
даже теперь, стоит мне закрыть глаза в таксомоторе, возникает маленькая
фигурка Альфреда с мокрым от слез лицом под шевелюрой убийцы.
Поскольку адмирал был болен, а моя кузина в свадебном путешествии, мне
пришлось возвращаться в Тулон. Скучно было бы описывать этот чарующий Содом,
на который небесный огонь обрушивается безвредно в виде ласковых солнечных
лучей. Вечерами снисходительность еще более сладостная затопляет город, и
как в Неаполе, как в Венеции праздничная толпа кружит по площадям,
украшенным фонтанами, ларьками с бижутерией, вафлями, тряпками. Со всех
концов земли ценители мужской красоты стекаются полюбоваться моряками,
которые фланируют поодиночке или группами, отвечают улыбками на подмигивания
и никогда не отвергают любовных предложений. Соль ночи преображает самое
каторжное отродье, самого зачуханного бретонца, самого дикого корсиканца в
высоких цветущих дев, декольтированных, покачивающих бедрами, которые любят
танцевать и без тени смущения уводят партнера в подслеповатую портовую
гостиницу.
Одно из кафе, где бывают танцы, содержал бывший кафешантанный певец,
обладавший женским голосом и выступавший в женском наряде. Ныне он носит
вязаные жилеты и перстни. Окруженный гигантами с красными помпонами, которые
боготворят его и которыми он помыкает, он крупным детским почерком, помогая
себе языком, пишет счета, которые жена его диктует с простодушным
жеманством.
Однажды вечером, ступив под кров этого удивительного создания, предмета
благоговейных забот его жены и его мужчин, я остолбенел на месте. В профиль
ко мне, облокотясь о механическое пианино, стоял призрак Даржелоса.
Даржелос-моряк.
Даржелосовской у этого двойника была прежде всего надменность,
небрежная наглость позы. Можно было разобрать золотые буквы: "Громобой" на
околыше его шапки, сдвинутой на правую бровь; шею обвивал черный шарф; на
нем были расклешенные брюки, которые в былые времена моряки носили
опушенными на бедра, и которые теперешним уставом запрещены на том
основании, что так носят сутенеры.
Где-нибудь в другом месте я бы никогда не осмелился подставиться под
этот высокомерный взгляд. Но Тулон есть Тулон; танец обходит препоны
неловкости, он бросает незнакомцев в объятия друг другу и становится
прелюдией любви.
Под музыку, всю в кудряшках-завлекалочках, мы танцевали вальс. Корпус
откинут назад, пах к паху, строгие профили с потупленными глазами отстают в
движении от плетущих кружево ног, иногда упирающихся, словно конские копыта.
Свободные руки грациозно занимают позицию, принятую в народе, когда выпивают
и когда писают. Весеннее головокружение овладевает плотью. Она прорастает
ветвями, твердые оболочки лопаются, пот смешивается с потом, и пара держит
путь в комнатушку с ходиками и пуховыми перинами.
Без аксессуаров, внушающих трепет штатским, и манер, которые
культивируют моряки, чтоб придать себе храбрости, "Громобой" оказался робкой
зверушкой. У него был перебитый нос -- ударили графином в какой-то драке. С
прямым носом он мог бы остаться заурядно смазливым. Графин прикосновением
мастера превратил заготовку в шедевр.
На обнаженном торсе этого юноши, олицетворявшего для меня само счастье,
заглавными синими буквами было вытатуировано: "СЧАСТЬЯ НЕТ". Он рассказал
мне свою историю. Совсем короткую. Вся она укладывалась в эту
душераздирающую татуировку. Он только что вышел из морской тюрьмы. После
мятежа на "Эрнесте Рекане" его спутали с кем-то другим; вот почему волосы у
него были обриты, что огорчало его и чудо как украшало. "Нет мне счастья, --
повторял он, покачивая этой своей лысой головкой античного бюста, -- нет и
не будет".
Я надел ему на шею цепочку-талисман. "Я ее тебе не дарю, -- сказал я,
-- это не принесло бы счастья ни тебе, ни мне; но сегодня вечером носи ее".
Потом зачеркнул своим стилографом зловещую татуировку. Поверх нее я
нарисовал звезду и сердце. Он улыбался. Он понимал -- больше кожей, нежели
чем-нибудь еще -- что он под зашитой, что наша встреча не похожа на те, к
которым он привык: встречи ради быстрого удовлетворения эгоизма.
Счастья нет! Возможно ли? С таким ртом, с такими зубами, глазами,
животом, с такими стальными мускулами, с такими ногами? Счастья нет -- с
этим сказочным морским растеньицем, безжизненным, мятым, брошенным в пене,
которое вдруг расправляется, расцветает и, воспрянув, выбрасывает свой сок,
едва попадет в стихию любви. У меня это не укладывалось в голове; и чтобы
разрешить загадку, я погрузился в притворный сон,
Счастья-Нет рядом со мной оставался недвижим. Мало-помалу я
почувствовал, что он тихонько, осторожно старается высвободить свою руку, на
которую я налег локтем. Ни на миг мне и в голову не пришло, что он замышляет
недоброе. Такое подозрение было бы непониманием флотского кодекса. "Устав,
порядок" -- ключевые слова в лексиконе моряков.
Я наблюдал за ним в шелочку век. Сперва он взвесил в горсти цепочку,
поцеловал ее, потер ею татуировку. Потом с жутковатой неспешностью
плутующего игрока проверил мой сон -- покашлял, потрогал меня, послушал мое
дыхание и, подвинув голову к моей раскрытой ладони, нежно прильнул к ней
щекой.
Нескромный соглядатай этого покушения незадачливого ребенка,
завидевшего спасательный буй в открытом море, я должен был напрячь все силы,
чтоб не дать себе потерять голову, симулировать внезапное пробуждение и
разбить свою жизнь.
На рассвете я ушел. Я избегал смотреть ему в глаза, полные надежды,
которую он чувствовал, а высказать не мог. Он отдал мне цепочку. Я поцеловал
его, укрыл, подоткнул одеяло и погасил лампу.
Мне надо было вернуться к себе в гостиницу, а здесь внизу отметить
время (5 часов), когда морякам положено вставать, на грифельной доске с
бесчисленными инструкциями подобного же рода. Потянувшись за мелом, я
обнаружил, что забыл перчатки. Я вернулся наверх. Щель под дверью светилась.
Значит, лампу снова зажгли. Я не устоял перед искушением заглянуть в
замочную скважину. В ее барочной рамке склонялась бритая головка.
Счастья-Нет, уткнувшись лицом в мои перчатки, плакал навзрыд.
Минут десять я простоял в нерешительности под этой дверью. Я уже готов
был открыть ее, как вдруг на лицо Счастья-Нет наложилось до полного
совпадения лицо Альфреда. Я крадучись спустился по лестнице, потянул за
шнур, вышел и захлопнул за собой дверь. На пустой площади фонтан твердил
свой торжественный монолог. "Нет, -- думал я, -- мы не одного царства.
Пробудить ответное чувство в цветке, в дереве, в звере уже прекрасно. Жить с
ними невозможно".
Разгорался день. Петухи пели над морем. Его присутствие выдавала темная
прохлада. Из выходящей на площадь улочки появился человек с охотничьим
ружьем на плече. Я шел к себе в гостиницу, таща за собой неимоверную
тяжесть.

Возымев отвращение к чувствительным авантюрам, неспособный справиться с
собой, я еле волочил ноги и душу. Мне нужно было отвлекающее средство против
подавленных чувств. Я нашел его в общественной бане. Она вызывала в памяти
"Сатирикон" своими маленькими каморками, центральным двориком, низкой залой
с турецкими диванами, где молодые люди играли в карты. По знаку хозяина
заведения они вставали и выстраивались вдоль стены. Хозяин ощупывал их
бицепсы, бедра, обнажал их тайные прелести и сортировал, как торговец --
свой товар.
Клиенты знали, чего хотят, держались в тени и не задерживались. Я,
должно быть, представлял загадку для этих юношей, привычных к
недвусмысленным требованиям. Они смотрели на меня, и во взглядах их не было
понимания -- ибо разговоры я предпочитаю действиям.
Сердце и чувства образуют во мне такую смесь, что мне трудно привести в
действие одно без другого. Это и толкает меня выходить за рамки дружбы и
заставляет бояться мимолетных контактов, при которых есть риск подцепить
болезнь любви. В результате я завидовал тем, кто, не ведая смутного томления
по красоте, твердо знает, чего хочет, совершенствует свои порочные
наклонности, платит и удовлетворяет их.
Один приказывал, чтоб его истязали, другой -- чтоб заковывали в цепи,
еще один (моралист) достигал наслаждения лишь при виде геркулеса, убивающего
крысу раскаленной докрасна иглой.
Сколько их прошло передо мной, этих мудрецов, которым известен точный
рецепт удовольствий, которые так упрощают себе жизнь, оплачивая в срок и по
таксе свои честные мещанские прихоти! Большинство из них были богатые
дельцы, приезжающие с Севера дать волю своим желаниям, чтоб потом вернуться
к женам и детям.
В конце концов я стал ходить туда все реже. Мое присутствие начинало
вызывать подозрения. Франция не слишком благосклонна к ролям, не скроенным
целиком из одного куска. Скупец должен быть всегда скуп, ревнивец -- всегда
ревнив. Это торжество Мольера. Хозяин думал, что я из полиции. Он дал мне
понять, что надо быть или покупателем, или товаром. Сочетать то и другое
нельзя.
Это предупреждение встряхнуло мою лень и заставило меня порвать с
недостойной привычкой, чему способствовала и память об Альфреде, чей образ
наплывал на лица всех этих молодых булочников, мясников, курьеров,
телеграфистов, зуавов, матросов, акробатов и прочих профессиональных
прелестников.
Жаль мне было только прозрачного зеркала. Вас заводят в темную кабинку
и убирают ставень. За ним оказывается металлическое полотно; сквозь которое
глазу открывается небольшая ванная комната. С обратной стороны полотно
представляло собой зеркало, по отражениям в безукоризненной глади которого
невозможно было догадаться, что оно полно взглядов.
Иногда по воскресеньям, заплатив условленную сумму, заходил туда и я.
Из двенадцати зеркал двенадцати ванных комнат такое было только одно.
Хозяину оно обошлось очень дорого и доставлено было из Германии. Персонал
ничего не знал об этом наблюдательном пункте. Зрелищем служила рабочая
молодежь.
Программа была неизменной. Они раздевались и заботливо вешали свои
выходные костюмы. Теперь, когда они были не при параде, можно было угадать
род их занятий по трогательным профессиональным деформациям. Стоя в ванне,
они смотрели в зеркало (в меня) и первым делом корчили чисто парижскую
гримасу, обнажающую десны. Затем, почесав плечо, брались за мыло и разводили
обильную пену. Намыливание преображалось в ласку. Внезапно глаза их уходили
из этого мира, голова запрокидывалась, и тело харкало, как разъяренный
зверь.
Одни оседали, обессиленные, в дымящуюся воду, другие начинали все
сначала; самых молоденьких можно было узнать по тому, как они вылезали из
ванны и подтирали с кафеля сок, который их слепой стебель безрассудно метнул
куда-то в любовь.
Однажды какой-то Нарцисс, особо себе нравившийся, приблизился вплотную
к зеркалу, прильнул к нему губами и довел любовное приключение с самим собой
до конца. Невидимый, как греческие боги, я касался его губ своими и повторял
все его движения. Он так и не узнал, что зеркало не отражало, а отвечало,
что оно было живым и любило его.

Счастливый случай указал мне путь к новой жизни. От одного дурного сна
я пробудился. И впал в еще худший -- грязное подглядывание, которое в любви
к мужчинам есть то же, что дома свиданий и знакомства на панели в любви к
женщинам.
Аббат X, с которым я был знаком, вызывал у меня восхищение. То был
человек настолько легкий, что это граничило с чудом. Везде и всюду он
облегчал все тяжелое. Он ничего не знал о моей личной жизни, только
чувствовал, что я несчастен. Он поговорил со мной, ободрил меня и свел с
цветом католической интеллигенции.
Я всегда был верующим. То была смутная вера. Через общение с чистыми
людьми, через душевный мир, читающийся в их лицах, через понимание глупости
неверия я шел к Богу. Безусловно, не слишком вязалось с догмой мое решение
позволить чувствам следовать своим путем, но минувший период оставил по себе
горечь и пресыщение, в которых я слишком поспешно увидел доказательства
того, что ошибся дорогой. Вода и молоко после нечестивых напитков открывали
передо мной будущее, где все -- прозрачность и белизна. Если и посещали меня
сомнения, я отгонял их вспоминая Жанну и Розу. Нормальная любовь, думал я,
мне не заказана. Ничто не мешает мне создать семью и вернуться на верную
дорогу. В конечном счете, я ведь уступаю своим склонностям из боязни усилия.
Без усилий ничего хорошего не добьешься. Я буду бороться с дьяволом и выйду
из этой борьбы победителем.
Божественное время! Церковь баюкала меня в объятиях. Я ощущал себя
приемным сыном всеобъемлющей семьи. Хлеб причастия, хлеб пречистый делает
тело легким, снежно-нежным. Я всплывал к небу, как пробка на поверхность
воды. Во время мессы, когда звезда пресуществления стоит над алтарем и все
головы склоняются, я горячо молил Святую Деву принять меня под Свое
покровительство: "К Вам взываю, Мария, -- шептал я, -- не Вы ли -- сама
чистота? Разве есть Вам дело до мнений света и длины юбок? Не взираете ли Вы
на то, что люди считают непристойным, так, как мы смотрим на любовные связи
пыльцы и атомов? Я повинуюсь велениям служителей Сына Вашего на земле, но
знаю, что доброта Его шире воззрений какого-нибудь отца Угрюмуса или старого
уголовного кодекса. Да будет так".
После религиозного взлета бывает душевный спад. Это сложный момент.
Ветхий человек не отпадает так легко, как невесомые выползки, которые ужи
развешивают на колючках шиповника. Сперва это любовь, как гром с ясного
неба, обручение с Возлюбленным. Потом -- брак и строгости долга.
Вначале все совершается в каком-то экстазе. Неофит исполнен дивного
рвения. Охолонув, он начинает ощущать, как трудно вставать и идти в церковь.
Посты, молитвы, службы требуют отдать им все. Дьявол, который вышел было в
дверь, входит в окно, переодевшись солнечным лучом.
В Париже невозможно спасать душу: слишком многое ее отвлекает. Я решил
уехать к морю. Там можно будет делить время между церковью и лодкой. Я буду
возносить молитвы над волнами вдали от всяческой суеты.
Я заказал себе номер в Т-ской гостинице.
С первого же дня в Т. жара подсказывала одно: раздеться и наслаждаться
жизнью. К церкви надо было подниматься по зловонным улицам и крутым
ступеням. Церковь эта была пустынна. Грешники туда не ходили. Я восхищался
не признанностью Бога: такова не признанность шедевров. Что не мешает им
быть знаменитыми и внушать трепет.
Увы! Что бы я ни говорил, эта пустота на меня действовала. Я
предпочитал лодку. Заплывал как можно дальше, бросал весла, раздевался
донага и ложился, беспорядочно раскинувшись.
Солнце -- опытный любовник, знающий свое дело. Сначала он всего тебя
оглаживает своими крепкими ладонями. Обнимает. Охватывает, опрокидывает, и
вдруг очнешься, как я, бывало, ошеломленный, с животом, орошенным каплями,
похожими на ягоды омелы.
Мои расчеты не оправдались. Я был сам себе противен. Пытался взять себя
в руки. В конце концов вся моя молитва свелась к просьбе Богу о прошении:
"Боже мой, Вы дадите мне прощение, Вы понимаете меня. Вы понимаете все. Не
Ваше ли произволение, не Ваше ли творение все сущее: плоть, половые
инстинкты, волны, небо и солнце, которое, полюбив Гиацинта, превратило его в
цветок".
Я нашел себе для купания маленькую пустынную бухточку. Там я вытаскивал
лодку на гальку и обсыхал среди выброшенных морем водорослей. Однажды утром
я обнаружил там юношу, который купался нагишом и спросил, не шокирует ли
меня это. Я отвечал с откровенностью, не оставлявшей сомнений в моих
склонностях. Мы растянулись бок о бок. Я узнал, что он живет в соседней
деревне ради укрепления здоровья -- он был предрасположен к туберкулезу.
На солнце чувства растут стремительно. Мы перескакивали через ступени
и, постоянно встречаясь на вольной природе, вдали от всего, что отвлекает
сердце, вскоре уже любили друг друга, ни разу не заговорив о любви. Г.
покинул свой постоялый двор и перебрался ко мне в гостиницу. Он верил в
Бога, но выказывал ребяческое безразличие к догмам. Церковь, -- твердил этот
очаровательный еретик, -- требует от нас нравственной просодии -- не менее
жесткой, чем поэтическая просодия Буало. Иметь опорой для одной ноги
Церковь, которая незыблемо стоит на месте, а для другой современную жизнь --
значит добровольно жить раскоряку. Повиновению пассивному я противопоставляю
повиновение деятельное. Бог любит любовь. Любя друг друга, мы показываем
Христу, что умеем читать между строк сурового по необходимости закона.
Обращаясь к
массам, приходится прибегать к запретам, разграничивая обычное и
редкостное.
Он смеялся над моим чувством вины, которое называл слабостью. Я люблю
вас, -- повторял он, -- и для меня любить вас -- счастье.
Возможно, наш прекрасный сон так бы и длился в этом краю, где мы жили
частью на земле, частью в воде, подобно мифологическим божествам; но мать
отзывала его домой, и мы решили вернуться в Париж вместе.
Мать эта жила в Версале, а я у отца, так что мы сняли номер в гостинице
и там каждый день встречались. Он водил дружбу со многими женщинами. Это не
слишком меня беспокоило, ибо мне часто доводилось наблюдать, насколько
гомосексуалисты ценят женское общество, тогда как любители женщин глубоко их
презирают и, используя их, в остальном предпочитают мужскую компанию.
Как-то утром, отвечая на телефонный звонок из Версаля, я заметил, что
этот благоприятствующий лжи аппарат доносит до меня не такой, как обычно,
голос. Я спросил, вправду ли из Версаля он звонит. Он замялся, поспешил
назначить мне свидание в гостинице на четыре часа того же дня и повесил
трубку. Холодея до мозга костей, побуждаемый маниакальным желанием узнать
все, я перезвонил его матери. Она сказала, что он уже несколько дней не
появляется дома и ночует у товарища из-за какой-то работы, которая допоздна
удерживает его в городе.
Как дожить до четырех часов? Тысячи обстоятельств, только и ждавших
знака, чтобы выступить из тени, стали орудиями пытки и принялись меня
терзать. Истина била в глаза. Г-жа В., которую я считал всего лишь
приятельницей, была его любовницей. Он встречался с ней вечером и проводил у
нее ночь. Эта уверенность хищным зверем когтила мне грудь. Как ни ясно я
видел правду, у меня еще оставалась надежда, что он найдет оправдания и
сумеет доказать свою невиновность.
В четыре часа он признался, что прежде любил женщин и порой
возвращается к ним, влекомый неодолимой силой; меня это не должно огорчать;
это совсем другое; он любит меня, он сам себе противен, он ничего не может с
этим поделать; в каждом санатории полно подобных случаев. Надо списать эту
сексуальную двойственность на туберкулеза
Я потребовал, чтоб он выбирал: я -- или женщины. Я ожидал услышать, что
он выбирает меня и постарается отказаться от них. И ошибся. "Я боюсь, --
отвечал он, -- пообещать и нарушить слово. Лучше порвать. Ты бы слишком
страдал. Я не хочу заставлять тебя страдать. Разрыв причинит тебе меньше
боли, чем нарушение обещаний и ложь".
Я стоял у двери, до того бледный, что он испугался. "Прощай, --
выговорил я безжизненным голосом, -- прощай. Тобой было наполнено мое
существование, и у меня не было больше никакого дела, кроме тебя. Что со
мной станет? Куда мне идти? Как мне ждать ночи, а за ночью дня, и
завтрашнего, и послезавтрашнего, как мне проводить недели?" Сквозь слезы я
только и видел расплывчатую, колышущуюся комнату и бессмысленными движениями
считал на пальцах.
Вдруг он очнулся, как от гипноза, вскочил с кровати, где сидел, грызя
ногти, обнял меня, просил прощения и клялся, что пошлет женщин ко всем
чертям.
Он написал прощальное письмо г-же В.,- которая симулировала
самоубийство, проглотив упаковку снотворного, и мы провели три недели за
городом, никому не оставив адреса. Так прошло два месяца; я был счастлив.
Был канун большого церковного праздника. У меня уже вошло в обычай,
прежде чем идти к Святой Трапезе, исповедоваться у аббата X. Он меня почти
ждал. Я с порога предупредил его, что пришел не исповедоваться, но излиться;
и что приговор его, увы, мне заранее известен.
-- Г-н аббат, -- спросил я, -- вы любите меня? -- Люблю. -- Вы были бы
рады узнать, что я, наконец, счастлив?
-- Очень рад. -- Так узнайте же, что я счастлив, но таким счастьем,
которое Церковь и мир осуждают, ибо дарует мне его дружба, а дружба для меня
не имеет никаких пределов. -- Аббат прервал меня: "Думаю, -- сказал он, --
вы
-- жертва щепетильности". -- Г-н аббат, я не оскорблю Церковь
предположением, что она виляет и двурушничает. Мне известно понятие
"извращенная дружба". Кого нам обманывать? Бог меня видит. Мне ли
высчитывать, сколько сантиметров еще отделяет меня от греха?"
-- Милое мое дитя, -- сказал мне аббат X. в вестибюле, -- если бы я
рисковал только местом на небесах, риск был бы невелик, ибо я верю, что
доброта Господня превосходит все, что мы могли бы вообразить. Но есть еще
место, которое я занимаю здесь, на земле. Иезуиты бдительно следят за мной.
Мы расцеловались. Возвращаясь домой вдоль стен, из-за которых
выплескивалось благоухание садов, я думал, до чего восхитительна
бережливость Бога. Она дает любовь тем, кому ее недостает и, во избежание
сердечного плеоназма, отказывает в ней тем, кто ею обладает.
Однажды утром я получил телеграмму: "Не беспокойся. Уехал Марселем.
Возвращение телеграфирую".
Я был ошеломлен. Накануне ни о каком путешествии речь не заходила.
Марсель был другом, от которого я мог не опасаться никакого предательства,
но знал, что у него хватит сумасбродства в пять минут сорваться куда глаза
глядят, не подумав, насколько хрупок его спутник и как опасен для него такой
шальной побег.
Я собирался выйти, чтоб навести справки у слуги Марселя, как вдруг в
дверь позвонили, и передо мной предстала растрепанная, разъяренная мисс Р. с
криком: "Марсель его у нас украл! Украл! Надо действовать! Шевелитесь! Что
вы стоите столбом? Сделайте что-нибудь! Бегите! Отомстите! Негодяй!" -- Она
ломала руки, металась по комнате, сморкалась, откидывала с лица волосы,
цеплялась за мебель, оставляя на ней клочки своего платья.
Страх, как бы отец не услышал и не вошел, помешал мне сразу понять, что
на меня свалилось. Внезапно передо мной забрезжила истина, и я, скрывая
сердечную боль, принялся выпроваживать эту сумасшедшую, объясняя ей, что
никто меня не обманывал, что мы с ним просто друзья, и что я знать не знал о
приключении, о котором она сейчас столь
громко заявила.
-- Как? -- подхватила она, еще повышая голос, -- вы не знали, что это
дитя обожает меня и проводит со мной целые ночи? Он удирает из Версаля и
возвращается туда до рассвета! Я пережила ужаснейшие операции! Весь мой
живот -- сплошные шрамы! И эти шрамы, да будет вам известно, он целует, он
припадает к ним щекой и так засыпает!
Незачем останавливаться на кошмаре, в который вверг меня этот визит. Я
получал телеграммы: "Прибыли Марсель" или "Выезжаем Тунис".
Встретились мы ужасно. Г. полагал, что его побранят, как напроказившего
ребенка. Я попросил Марселя оставить нас одних и швырнул ему в лицо мисс Р.
Он отпирался. Я настаивал. Он отпирался. Я сорвался на грубость. Он
отпирался. В конце концов он признался, и я набросился на него с кулаками.
Боль опьянила меня. Я бил, как озверелый. Держа за уши, я стукал его головой
об стену. Из уголка его рта побежала струйка крови. В один миг я отрезвел.
Захлебываясь слезами, я хотел поцеловать это бедное побитое лицо. Но
наткнулся лишь на голубую молнию, тут же погашенную болезненно сомкнувшимися
веками.
Я упал на колени в углу. Такая сцена до дна истощает силы. Человек
становится как сломанная марионетка.
Вдруг я почувствовал на плече чью-то руку. Я поднял голову и увидел
свою жертву: он не сводил с меня глаз, он лежал у моих ног, целовал мне
пальцы, колени, всхлипывая и умоляя: "Прости, прости меня! Я твой раб. Делай
со мной, что хочешь".

Передышка продолжалась месяц. Усталое и сладостное затишье после бури.
Мы были словно георгины, которые никнут, напитанные влагой. Г. плохо
выглядел. Он был бледен и часто оставался дома.

При том, что о сексуальных отношениях я могу говорить нисколько не
смущаясь, какая-то стыдливость удерживает меня от описания мук, которые я
способен испытывать. Так что посвящу им несколько строк, и довольно об этом.
Любовь для меня изнурительна. Даже когда все спокойно, я боюсь, что этому
покою придет конец, и тревога лишает его всякой сладости. Малейшая накладка
уже означает провал всей пьесы. Невозможно не толковать все в худшую
сторону. Ничего нельзя сделать, чтобы почва не уходила у меня из-под ног,
когда всего-то и есть, что какой-то один неверный шаг. Ждать -- пытка;
обладать -- тоже, из-за страха потерять.
Сомнения заставляли меня ночи напролет мерить шагами комнату, ложиться
наземь, мечтать, чтоб пол подо мной провалился, провалился в бесконечность.
Я давал себе слово молчать о своих опасениях. Стоило появиться Г., я изводил
его колкостями и расспросами. Он молчал. Это молчание ввергало меня в
бешенство или в слезы. Я обвинял его: он ненавидит меня, хочет моей смерти.
Он слишком хорошо знал, что возражать бесполезно, что завтра все повторится
сначала.
Это было в сентябре. Двенадцатое ноября -- дата, которую я не забуду до
конца жизни. На шесть часов у нас было назначено свидание в гостинице. Внизу
меня остановил хозяин и в величайшем смятении рассказал, что в наш номер
явилась полиция, и Г. с большим чемоданом увезли в префектуру в автомобиле,
где находились комиссар полиции нравов и агенты в штатском. "Полиция! --
воскликнул я, -- но почему?" Я принялся звонить всяким влиятельным лицам. Те
навели справки, и я узнал правду, которую около восьми часов подтвердил
удрученный Г., отпущенный после допроса.
Он обманывал меня с одной русской, которая приучила его к наркотикам.
Предупрежденная о грозящем ей обыске, она попросила его забрать к себе в
гостиницу ее курительные принадлежности и запас порошка. Апаш, которого он
взял в провожатые и которому доверился, тут же его и продал: это был
полицейский осведомитель. Так узнал я сразу о двух предательствах самого
низкого пошиба. Его жалкое состояние обезоружило меня. В префектуре он
хорохорился и, заявив, что без этого не может, курил, сидя на полу, в
течение всего допроса перед изумленными служителями закона. Сейчас от него
остались одни ошметки. Упрекать я был не в силах. Я умолял его отказаться от
наркотиков. Он отвечал, что сам этого хочет, но зависимость зашла слишком
далеко и обратного пути уже нет.
На следующий день мне сообщили по телефону из Версаля, что его пришлось
срочно отправить в клинику на улице Б. с кровохарканьем.
Он занимал 55-ю палату на четвертом этаже. Когда я вошел, у него едва
хватило сил повернуть ко мне голову. Нос у него слегка заострился. Тусклым
взглядом смотрел он на свои просвечивающие руки. "Я хочу признаться тебе в
одной веши, -- сказал он, когда мы остались одни. -- Во мне , сосуществовали
женщина и мужчина. Женщина подчинялась тебе; мужчина восставал против этого
подчинения. Мне женщины не нравились, я волочился за ними, чтобы обмануть
себя и доказать себе, что я свободен. Мужчина во мне, глупец и фат, был
противником нашей любви. Я жалею об этом. Я люблю одного тебя. Когда
поправлюсь, я стану другим человеком. Я буду повиноваться тебе, не бунтуя, и
сделаю все, чтоб загладить зло, которое причинил".
Ночью я не мог уснуть. Под утро забылся на несколько минут, и мне
приснился сон.
Мы с Г. были в цирке. Цирк этот превратился в ресторан, состоявший из
двух небольших помещений. В одном из них певец у пианино объявил, что сейчас
исполнит новую песню. Называлась она именем женщины, которая была
законодательницей мод в 1900-м. Такое название при такой преамбуле в 1926
граничило с наглостью. Вот эта песня:
Весь Париж теперь салат:
Вышла зелень на парад.
Даже семена укропа --
Топы-топы --
По Парижу семенят.
Возвышающая сила сновидения делала эту бессмысленную песенку
необычайно, небесно смешной.
Я проснулся, все еще смеясь. Этот смех показался мне добрым
предзнаменованием. Не приснился бы мне, думал я, такой забавный сон, если бы
положение было серьезным. Я забывал, что разум, изнемогший от страданий,
порождает иногда самые забавные сны.
На улице Б. я уже открыл было дверь палаты, когда одна из медсестер
удержала меня и холодно проинформировала: " 55-й из палаты выбыл. Он в
часовне".
Как хватило мне сил повернуть обратно, спуститься по лестнице? В
часовне какая-то женщина молилась около каменной плиты, на которой лежал
труп моего друга.
Как оно было спокойно, это милое лицо, которое я некогда осыпал
ударами! Но что это могло значить для него теперь, к чему было вспоминать об
ударах, о ласках? Он больше не любил ни мать, ни женщин, ни меня -- никого.
Ибо одна лишь смерть интересна мертвым.
В страшном моем одиночестве у меня не возникало мысли вернуться к
Церкви: слишком это было бы легко -- принимать облатку, как лекарство, и
заряжаться энергией от Святой Трапезы, слишком легко обращаться к небесам
всякий раз, как теряешь то, что влекло тебя на земле.
Как запасной выход оставался брак. Но если я не мог надеяться жениться
по любви, с моей стороны было бы бесчестно обманывать девушек.
В Сорбонне я одно время дружил с м-ль де С., которая нравилась мне
своей мальчишеской повадкой и о которой я не раз говорил себе, что если бы
мне пришлось жениться, я предпочел бы ее всякой другой. Я возобновил
знакомство, стал бывать в Отейе, где она жила с матерью, и мало-помалу мы
стали смотреть на женитьбу как на дело вполне возможное. Я ей нравился. Ее
мать боялась, как бы она не осталась старой девой. Мы обручились без всяких
затруднений.
У нее был младший брат, которого я не знал, поскольку он завершал свое
образование в иезуитском колледже где-то под Лондоном. Он вернулся домой.
Как не предугадал я новую хитрость судьбы, которая преследует меня, пряча
под разными обличьями все то же предопределение? То, что нравилось мне в
сестре, в брате ослепляло. С первого же взгляда драма стала мне ясна, как и
то, что мирные услады по-прежнему не про меня. Я не замедлил убедиться, что
брат этот, со своей стороны, многому научившись в английской школе, воспылал
ко мне самой настоящей любовью с первого взгляда. Этот юноша обожал себя.
Любя меня, он наставлял рога собственной особе. Мы стали тайно встречаться и
пришли к тому, что было изначально предопределено.
Домашняя атмосфера наэлектризовалась враждебностью. Мы ловко скрывали
свое преступление, но сама эта атмосфера тем более тревожила мою невесту,
что она не подозревала причины. Постепенно любовь, которую выказывал мне ее
брат, переросла в страсть. Быть может, за этой страстью скрывалась тайная
жажда разрушения? Он ненавидел сестру. Он умолял меня взять назад свое
слово, расторгнуть помолвку. Я тянул время, как мог. Я пытался добиться
относительного спокойствия, которое могло лишь отсрочить катастрофу.
Однажды вечером, придя навестить его сестру, я услышал из-за двери
какие-то жалобные звуки. Бедная девушка лежала ничком на полу, зажимая рот
платком, волосы ее рассыпались. Брат, стоя над ней, кричал: "Он мой! Мой!
Мой! И раз он такой трус, что не может сам тебе признаться, тогда я скажу!"
Этого я не мог вынести. Его голос и взгляд были до того жестокими, что
я ударил его по лицу. "Вы всю жизнь будете жалеть, что сделали это", --
крикнул он и захлопнул за собой дверь.
Между тем как я старался вернуть к жизни нашу жертву, раздался выстрел.
Я кинулся туда. Распахнул дверь его комнаты. Поздно. Он лежал мертвый перед
зеркальным шкафом, а на зеркале на высоте человеческого роста еще можно было
различить жирный отпечаток губ и туманный след дыхания.

Я не мог больше жить в этом мире, где меня повсюду подстерегали неудача
и горе. Искать выхода в самоубийстве для меня как для верующего было
невозможно. Эта вера и смятение, в котором я пребывал с тех пор как отошел
от церковных обрядов, привели меня к мысли о монастыре.
Аббат X., к которому я обратился за советом, сказал, что такое решение
нельзя принимать наспех, что устав очень строг и что мне следовало бы
испытать свои силы, пожив в уединении в аббатстве М. Он даст мне письмо к
настоятелю и объяснит ему мои мотивы, делающие это затворничество чем-то
иным, нежели любительская прихоть.
Я прибыл в аббатство в холод и слякоть. Тающий снег обращался в
холодный дождь и грязь. Привратник дал мне в провожатые монаха, бок о бок с
которым мы молча шли под аркадами. Я спросил его, в котором часу начинается
служба, он ответил, и я содрогнулся. Я услышал его голос, и это был один из
тех голосов, что вернее, чем лицо и фигура, оповещают меня о юности и
красоте их обладателя.
Он откинул капюшон. Его профиль четко обрисовался на фоне стены. Это
было лицо Альфреда, лицо Г., Розы, Жанны, Даржелоса, лицо Счастья-Нет,
Гюстава и мальчика с фермы.
Без сил вошел я в кабинет Дона 3.
Дон 3. оказал мне самый сердечный прием. Письмо аббата X. уже лежало
перед ним на столе. Он отослал молодого монаха. "Вам известно, -- сказал он,
-- что комфорта у нас не предусмотрено и что устав очень строгий?"
-- Отец мой, -- отвечал я, -- у меня есть основания полагать, что этот
устав для меня еще слишком мягок. Я ограничусь сегодняшним визитом и всегда
буду вспоминать ваш теплый прием.

Да, монастырь отвергал меня, как отвергало все остальное. Итак, надо
было удалиться, уподобиться отшельникам, которые умерщвляют свою плоть в
пустыне и любовь которых к Богу есть благочестивое самоубийство. Но даже Бог
-- позволяет ли Он, чтоб Его любили такой любовью?
Все равно; я уйду и оставлю эту книгу. Если ее кто-нибудь найдет, пусть
опубликует. Может быть, она поможет понять, что отправляя себя в изгнание, я
изгоняю не чудовище, но человека, которому общество не позволяет жить, ибо
оно рассматривает как отклонение одну из таинственных вариаций Божьего
шедевра.
Чем усваивать евангелие Рембо: "Пришли времена убийц", лучше бы
молодежь запомнила фразу: "Любовь следовало бы изобрести заново".
Рискованные эксперименты в области искусства мир приемлет, потому что не
принимает искусство всерьез, но в жизни беспощадно осуждает их.
Я прекрасно понимаю, что муравьиная идеология наподобие русской,
ориентированная на единообразие, считает преступлением своеобразие в одной
из высших его форм. Но как бы тому ни препятствовали, все равно аромат
некоторых цветов и вкус некоторых плодов -- только для богатых.
Порок общества превращает в порок мою прямоту. Я удаляюсь. Во Франции
этот порок не приводит на каторгу благодаря наклонностям Камбасереса и
долговечности Наполеоновского кодекса. Но я не терплю, чтобы ко мне
проявляли терпимость. Это оскорбляет мою любовь к любви и свободе.

как мне хочется чтобы ты был ближе, и это не просто нытьё в подушку, это желанная просьба всевышнему, я повзрослел, но иногда так хочется быть маленьким ребенком...ведь тогда мы не знали что такое любовь....ты даже не знаешь что я тебя люблю...мне так хочется тебя обнять, поцеловать...мне хватает твоего взгляда чтобы раствориться...я не могу кричать на тебя, но тут же нахожу того человека, чтобы слить негатив...и потом снова тебя слушаю и разговариваю с тобой...тебе со мной интересно и мне с тобой...ведать я просто мазохист, мне нравиться получать боль от любви...поэтому быстро влюбчив, но это что-то иное, и я это чувствую...но как сказать тебе об этом??хоть ты и относишься ко мне и к моей ориентации нормально, то скорее всего я тебя потеряю....и мне будет ещё больнее...мне так нравиться находиться с тобой рядом...
я не могу перестать думать о тебе...ведь ты настолько каваен, что я не могу сдержать эмоций! постоянно краснею, но ты не замечаешь этого или просто не хочешь замечать....
я не сплю уже несколько ночей, думаю о тебе!
Что это?? Любовь??? но я ведь тварь! я не могу ЛЮБИТЬ!!!!! хотя даже такой твари, как я, присутствие такому чувству, это означает одно! смерть....
- так стоп! не туда, СВЕРНУТЬ! НЕ СМЕТЬ!!!!!
выдох.....сигарета за сигаретой... блеять одна, последняя...пох пляшем!
мысли только о тебе!

Серия сообщений "дневник Алу":
Часть 1 - эх...возвращение
Часть 2 - утро~
Часть 3 - может любовь, а может просто хочу....
Часть 4 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 5 - любовь или что-то иное

Автор: Алукард
Пэйринг: Рюуко, Широгане, Акира
Жанр: общий
Рейтинг: PG
Размер: mini
Статус: finished
Описание: Немного о жизни такой непростой личности, как Широгане.
Предупреждение: Тема затаскана до дыр, как джинсы идейного хиппи.
Дисклаймер: Все персонажи принадлежат их создателям
Комментарий автора: Хочу поблагодарить Тойре за ценные рекомендации и замечания.


Мне вечно гореть.
Замятин, "Мы"

Нота первая – Долг.
Широгане – будущий король синов. Ему твердят об этом если не со дня рождения, то с тех пор, как он себя помнит - точно. Во всех сказках написано, что жить королям весело и привольно, но Широгане не верит сказкам.
Его день расписан строго по часам. Уроки танцев, оружейный зал, длинные и смертельно скучные рассказы о венценосных предках, прилипчивые, как паутина в заброшенных башнях замка. Занятия языками – порой ему хочется побиться головой о стенку: так выматывают трудности произношения. Дипломатия. Дипломатия и еще раз дипломатия. Встречи с послами соседних государств. Приемы, совещания, заседания. Конца им нет и не будет, но его присутствие обязательно.
Магия – совсем чуть-чуть, для понимания основ некоторых официальных ритуалов. Ведь колдовать королям не положено – на то есть придворные ведуны и чародеи. И предсказывать будущее королям не положено – на то есть придворные оракулы. Последние от него шарахаются, бормоча какую-то ересь о катарсисе, поиске, обходных путях и коэффициенте неопределенности. Поиск? В жизни правителя – поиск? Не смешите меня. Оракулам Широгане верит не больше, чем сказочникам.
Кстати, заниматься целительством королям тоже не положено. Потом Широгане будет думать, что, возможно, если бы... Но не ему спорить с проверенной веками системой придворного образования.
Иногда, с годами все реже и реже, Широгане удается сбежать и пару часов провести одному в наиболее отдаленной части парка, плавно переходящего в лес. Широгане лежит под деревом, смотрит на расчерченное темными ветвями небо и мечтает: вот бы отправиться путешествовать. Не с визитом в другое государство, а просто так – куда глаза глядят.
Много позже, на чуждых теневой природе землях, он вспомнит и об этом.

Нота вторая – Судьба.
Так чувствуют только в юности – не рассуждая, не задаваясь ненужными вопросами, без сомнений, без тревог об энном количестве предстоящих лет. Есть только двое – Рюуко и сам Широгане. Осторожные взгляды через стол и улыбки краешком губ украдкой от советников. Долгие разговоры наедине: никто не поймет короля лучше, чем другой король. Драгоценные минуты, проведенные в укромном уголке коридора – к сожалению или к счастью, но ни один еще не умеет целоваться толком. Радость первой телесной близости, пусть неловкой и немного смешной.
Есть тяжелый бархатный полог, укрывающий на ночь от всего остального мира. Свеженакрахмаленные, хрустящие простыни. Пояс от красного халата Рюуко и застежка от плаща Широгане, которая по утрам находится в самых неожиданных местах. Зрачки, расширившиеся от страсти так, что глаза кажутся черными.
Есть исчерканные простым карандашом карты прилежащих земель. Крепости на границах – они обязательно построят их вместе. Целая жизнь впереди.
Есть впадинка у горла Рюуко, выточенная под губы Широгане.
Время приостанавливается. Весь мир замирает в восхищении перед любовью. Цветы тянутся к ним нежными головками. Суетные боги Олимпа, Вальгаллы и чего-то там еще зеленеют от зависти.
Место рая на земле - определено, окончательно и навсегда, разве вы не знали?

Нота третья – Слабость.
Он бродит по парадным покоям, словно бледная копия собственного портрета, висящего в приемном зале. Единственный, кто не боится попадаться ему на глаза – Шисуи. Именно он увел Широгане от тела Рюуко и организовал похороны.
Широгане принимает просителей и ставит подписи на бумагах. Отвечает на письма с черной траурной каймой. Письма, где ему выражают сочувствие «в связи со смертью всеми любимого короля Рюуко, вашего близкого друга». Временами ловит чужие взгляды – якобы понимающие, любопытствующие, откровенно насмешливые. Шлейф слухов он несет за спиной, ауру молчания – впереди себя.
- Наш правитель совсем плох, - ползет шепоток по углам.
Каждый вечер Широгане приходит в их с Рюуко спальню. Он запретил что-либо менять в ней, и все в комнате осталось, как в то последнее утро: смятая постель, сброшенный халат, книга на прикроватной тумбочке. Широгане берет в руки потрепанный том – мемуары полководца конца прошлого века – и читает. Всякий раз с самого начала, потому что у него не хватает духу убрать салфетку, оставленную Рюуко вместо закладки между страницами сорок шесть и сорок семь.
Ближе к полуночи Широгане оставляет книгу и садится к зеркалу. Распускает косу и начинает медленно, закрыв глаза, расчесывать волосы. Иногда ему кажется, что вот-вот на плечи опустятся теплые руки, Рюуко отберет гребень и возьмется исполнять обязанности личного камердинера, как сотни раз прежде.
Широгане не замечает, как все больше и больше придворных собирается вокруг Хомураби, нечасто посещавшего дворец при жизни Рюуко.

Нота четвертая – Надежда.
«Миров и эпох – бесчисленное множество, альтер-реальностей – еще больше, и не быть им сочтенными вовек».
Широгане ищет бессистемно, на ощупь, почти вслепую. Он потерял чувство времени: Столетняя война, античность, освоение Америки – да не все ли равно? Потерял ощущение собственного тела: его теневая сущность не успевает приспосабливаться к условиям постоянно меняющихся измерений. Находясь по ту сторону усталости и отчаяния, он знает, что даже при желании не сможет прекратить свое странствие.
Материализоваться, полностью или частично, ему удается не везде. Тогда он смотрит через воду и зеркала, и это отнимает больше сил, чем самые жестокие сражения.
Однажды Широгане едва не ошибся.
Его звали Генри. Пятнадцатилетний мальчик-паж при одном из важных вельмож Елизаветы английской. Быстрый, как лесная птаха, остроглазый, стервозный и уже развращенный блестящим двором, он великолепно высмеивал родовитых леди и лордов, обращавших на него не больше внимания, чем на скамейку для ног.
Незримый, Широгане провел рядом с ним долго, но ушел успокоенный: Рюуко, пусть и не помнящий своей прошлой жизни, стал бы другим.

Нота пятая – Сомнение.
Акире Широгане показался не сразу. Неизвестно, сколько еще времени он ходил бы вокруг да около, если бы Хомураби не спятил окончательно, разрабатывая свои отнюдь не пацифистские планы.
Надвигалась война, неминуемо бы повредившая Равновесие, и Широгане оставил колебания.
Нервы, словно натянутая шелковая нить: отпустить – потеряешь контроль, держать – сил нет. Отчуждение, непонимание и боль, боль желанная, как самый сладкий яд. Почему память живых существ подобна следам на песке?
Линии прошлого и настоящего безнадежно перепутались и слились в одну. Широгане наблюдает, подмечает любые мелочи, сравнивает и иногда чувствует веющий от этих мыслей промозглый холод. И – боги, боги! – как же страшно порой видеть очень знакомую, очень родную улыбку на все-таки чужом лице...
Широгане нездоровится, и, против обыкновения, он не сопровождает Акиру в школу. Дом пуст, и он проходит в комнату родителей Никайдо, где стоит большое зеркало. Медленно, словно руки замерзли и не слушаются, он распускает волосы: светлые пряди вторым ковром стелются по полу. Широгане пропускает их сквозь пальцы и улыбается, уверенный, что ни один человек в Японии не может похвастаться таким богатством.
«Молодость продолжается...» Где он слышал эту фразу?

Нота шестая – Искушение.
Балансировать на грани, скрывая истинные чувства за игривыми улыбками и временами откровенно пошловатыми намеками.
Широгане ненавидит. Люто. Не Хомураби, не кокучи, даже не судьбу – сволочь с тем еще стажем - ненавидит ошейник-повязку на шее Акиры. Конечно, бедный кусок кожи ни в чем не виноват, но для Широгане он ассоциируется с замком на колодце с живой водой.
Он ведь так изголодался, так промерз... А Акира не помнит, не верит и близко не подпускает.
«Посмотри же на меня! Мы были единым целым и должны им стать снова! Ты принадлежишь мне, а я – тебе!» - кричит он мысленно, но его Акира глух.
Широгане хочется сорвать дурацкую повязку и целовать шею Акиры – так, чтобы непременно остались следы. Вернуть. Закрепить за собой.
Нельзя. Ни к чему хорошему поспешные действия не приведут.
Его запястья выточены под руки Акиры – когда же упрямец это поймет?

Нота последняя – Смирение.
Раньше надо было думать.
Теперь все – попался. Загляделся в серо-зеленые глаза, утонул – не вынырнуть.
Хотел привязать к себе и сам же запутался, как птица в силке.
«Вспомнишь ты или нет, пробудится ли Рюуко или уснет навсегда, но я – твой. Не забудь хотя бы это, Акира-кун...»

Серия сообщений "Фанфики":
Часть 1 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 2 - Ноты

Автор: Алукард
Бета: Lilit, Angel V
Пэйринг: Антон/Ростислав
Жанр: юмор, романтика
Рейтинг: NC-17
Размер: midi
Статус: finished
Описание: В жизни каждой пары наступает момент, когда отношения приедаются и становятся скучными. И тогда кто-нибудь обязательно скажет ЭТО: "Дорогой, давай разнообразим нашу сексуальную жизнь". Во что может превратиться сексуальная жизнь, если твой парень повернутый яойщик? Правильно. В кошмар).
Предупреждение: нецензурная лексика, сленг, авторские идиотизмы и заборы, заборы, заборы
Дисклаймер: Все принадлежит автору.



Несколько советов, как разнообразить сексуальную жизнь

Двадцать шесть лет я считал себя счастливым человеком, пока мой любимый не послал меня на три буквы: Букву "я", букву "о" и, ту самую, "и краткую". До этого я думал, что в моей жизни проблем не было. Даже специфические выверты своей сексуальной ориентации воспринял достаточно спокойно. Познакомился по интернету с человеком, которого считал идеальным спутником жизни на данный период. У меня была квартира, работа и любимый.
Что еще нужно от жизни здоровому гомосексуальному мужчине?
Правильно.
"Разнообразия в сексуальной жизни" - сказал мой драгоценный. Вообще я немного обиделся: неужели он считал наш секс плохим?
Тогда я и услышал эти три страшные буквы. Яой. Как жопой родной чувствовал, что затишье в моей семейной жизни неспроста.
Я с остервенением жал на кнопки геймпада, когда услышал ключ в двери. С трудом оторвавшись от единственного блондина на свете, которого считал сексуальным – Данте, из компьютерной игрушки "Devil May Cry" – я обратил свой благосклонный взор на свой любимый шкаф, который раздевался в коридоре.
- Дракуленыш, привет, - улыбнулся он и поцеловал меня.
М-м-м. Вкусно.
Я блаженно улыбался и облизывал губы, когда он задал самый страшный вопрос:
- Что на ужин?
Блин!
- На ужин Данте, - изрек Антон, взглянув на монитор, в котором застыл беловолосый главный герой с мечом наперевес. – Ты опять весь вечер играл?
- Ну, Пушистик, - протянул я, придав лицу максимально раскаянное выражение. – Мне лень.
Я похныкал для пущей убедительности, дождался тяжелого вздоха, и мой господин пошел инспектировать холодильник.
Ничего там нет! Я уже проверял!
- Давай закажем суши! - крикнул я, забирая со стола геймпад.
- Ладно, - прорычало с кухни, и я счастливо улыбнулся.
Какой же он у меня хороший.
- Позвони, пожалуйста, - попросил и уткнулся обратно в игрушку.
- А сам не можешь? – возмутился он, а я в отчаянии закатил глаза.
- Ты же знаешь, что я ненавижу звонить по телефону. – да! У меня фобия! - Пожалуйста.
Тоха вздохнул и взял трубку.
Вот за этим ужином из японского ресторана всё и началось. Я как раз отправил в рот запеченный под спайси-соусом ролл из морского гребешка, когда он сказал это:
- Давай немного разнообразим нашу сексуальную жизнь?
Я подавился роллом и судорожно пытался прожевать рис, который внезапно потерял свой вкус.
- То есть, ты хочешь сказать, что я тебе надоел?
- Блин, почему ты всегда передергиваешь? – возмутился он и залпом допил сливовое вино. Закашлялся. Я терпеливо ждал, пока он утрет слезы.
- А как еще это понимать?
- Просто как желание разнообразить наш секс. И только с тобой! – он ткнул в меня палочками и потянулся за кальмаром в кляре.
А вот и хрен! Японский! Отпихнул его палочки своими и нагло забрал последний кусочек кальмара. Нефиг!
- Ну и как ты собрался разноображивать наш секс, любимый? – я вложил в голос максимум яда.
- Ну, - тут он замялся и, засунув в рот ролл с угрем, замычал, делая вид, что сильно занят.
Ничего, любимый, подожду.
Вот тут он и сказал это.
- Яой, - пробормотал он с набитым ртом.
- Чего? – вытаращился я. – Прожуй сначала, а потом говори.
- Яой, - прожевав, повторил он.
Странно, слово точно не изменилось.
- Ты меня сейчас куда-то послал? – я пожал плечами и забрал последний кусочек угря.
- Нет. Манга. Яойная манга, ну, последнее время её читаю. Рос, сто раз тебе говорил.
- А-а-а, - протянул я. – Порно - комиксы японские? Твой очередной бзик?
Нет, я совершенно серьезно считал, что взрослый мужик и вот эта хрень вся – вещи несовместимые. И когда мой несравненный наткнулся в просторах интернета на это чтиво для безграмотных – я очень сильно удивился. Ну, хорошо, не очень сильно, но удивился. Хотя, с другой стороны, читать мой ненаглядный никогда не любил, университет закончил кое-как, со второй попытки, наверное, это его и привлекло - много картинок и минимум текста. Мечта старшеклассника: "Война и мир" в картинках.
- Не комиксы, а манга, - поправил меня.
- Да похер, - я вытянулся на кресле и потянулся за сигаретами.
Единственное хорошее, что сделали японцы – это роллы с копченым угрем и машины. А нет, еще "Devil May Cry" и парочку других отличных компьютерных игр.
- Не ругайся матом, - поморщился Антон, - и не кури здесь!
Меня выдворили на балкон, где я закурил и с наслаждением вдохнул горячий табачный дым.
Тоха был очень странным: отслужил в армии, с трудом окончил институт, получив диплом инженера, около года тупо мыл полы в автомастерской, но у него был талант. Вернее, талантище – он разбирался в машинах как автомобильный бог. Сейчас Антон совладелец небольшой сети автомастерских для элитных автомобилей. Друг его занимается финансовой стороной, а он – технической: Тоха даже ночью без свечки сможет найти для отвратительно дорогой машины редкую запчасть, даже если придется искать её, например, в Антарктиде. Сам видел. При этом он в совершенстве говорит на английском и еще парочке каких-то языков, не пьет, не курит и не ругается матом – Идеальный мужчина. Если б он еще не читал эту японскую херь и не отучивал меня от мата, сигарет и пива. Как будто это не у меня два высших образования!
Я затушил бычок о пепельницу и вернулся в комнату. Пепельницу! На балконе! Тяжелая хрустальная штукенция была идеей Антона, я б сам такое не завел. Обошелся бы жестяной банкой из-под кофе.
- Ну, что там ты говорил про яой? – бухнулся в кресло и закинул ноги на журнальный столик.
Не морщись, милый, знаю, что это не комильфо, но можно хоть дома-то расслабиться? Антон забрал мои ноги со столика и положил к себе на колени. Ой-ой, массажик! Сейчас будет упрашивать о чем-то.
- Хочу попробовать косплей, - минут через десять офигительного массажа ступней выдал он. Я так погрузился в нирвану, что сразу и не выплыл из океана блаженства.
- Э-э-э… Не понял.
- Косплей, - вздохнул он, а я нетерпеливо потыкал в него ногой - требую продолжения! – Переодеться в какой-нибудь персонаж манги, - снизошел он до объяснения.
- Чего? Совсем сдурел? – аж дыхание перехватило. – Я еще буду в гадость переодеваться! Ну и в кого ты хочешь, чтобы я закопс.. плей… кос… бля, чего там?
- Косплей.
Как то жалостливо он выглядит. Ну, нет! Не сдамся, буду защищаться сильнее, чем охранял свой зад в ночь расставания с анальной девственностью.
- Ну и в кого я должен запосклеиться? В ниндзю?
- В кагема, - очень тихо произнес, наконец, благоверный.
- А чего это такое? – подозрительно спросил я. Переспрашивать не стал - вряд ли правильное написание слова сделает мою жизнь легче.
Он объяснил. Я минуту помолчал, потом встал и пошел на кухню.
- Ты куда? – он рванул за мной и, судя по звуку, у нас стало на одно кресло меньше.
Куда - куда? На кухню. Кофе пить!
Он попытался меня обнять, но я решительно убрал от себя его мускулистые волосатые конечности.
- Ни за что! – отрезал я. - Хочешь малолетнюю шлюху из японского борделя, иди в японский бордель. И - прости, если со мной настолько скучно заниматься сексом.
- Ну, вампиреныш, не сердись, - он скулит? – Мне не нужна шлюха, мне нужен ты.
- Я рад, что ты ценишь меня выше японской проститутки.
О, арабика! Снял с полки пакет и зарылся в него носом - Божественный кофе. И стоит божественно, но ради него я готов на всё. Ну, почти на всё. Пока я засыпал кофе в кофемашину, он смотрел на меня щенячьими глазами. Я знал, что Антон не успокоится. На редкость настырный тип.
- Тебе всего лишь надо будет надеть кимоно.
Нет! Этого человека остановить невозможно.
- Это чего за извращение?
- Ну, халат такой. Японский. В цветочек.
Ебать, дожили. Вот за что мне это?
- Дорогой, - я налил дымящийся кофе в большую чашку и сделал глоток. Великолепно! – Совсем уже со мной плохо, что у тебя стало вставать на халаты? Так ты можешь мне из мастерской притащить.
- Сравнил! Халат из мастерской - и кимоно. Вампиреныш, - мля, а вот это запрещенный прием! Он прижал меня к себе и начал нежно лизать в шею. Скотина, знает ведь, как мне это нравится. – Я сделаю на заказ, из чистого шелка, закажу самую дорогую ткань.
- Ни за что!
- Почему?
- Я не буду переодеваться в шлюху, и точка!
- Рос, - он бухнулся передо мной на колени, - ну, я не так выразился. Это не шлюхи, это мальчики для сладостных утех.
Я потрясенно уставился на него. Совсем идиот?
- То есть, шлюхи. Нет!
- Хорошо, - обиженно надулся он. – Тогда давай я тебя просто переодену в нормальную одежду. Но сам выберу, хорошо?
- В какого-нибудь якудзу? – подозрительно спросил я и решил всё-таки обидеться.
То есть мою одежду нормальной он не считал? Нет, я знал, что до нашего знакомства Антон скептически относился к косухе и кожаным штанам с заклепками, но, мне казалось, что он уже смирился с моим неформальным мрачным видом.
- Нет, просто обычный парень. Тебе даже ничего особенно делать не надо. Это из моей любимой манги…
Считаете, я зря согласился? Вот тоже думаю, что зря. Слово "обычный" отсутствует в лексиконе моего трехстворчатого.
И я не уточнил, какая у него любимая манга.
Так что мой обожаемый, некогда нормальный мужчина, потащил меня в ателье. Хотя, кого я обманываю? Он никогда не был нормальным. В ателье гламурный мужик педерастичного вида ощупал меня под видом примерки, пока мой любимый шкафчик не начал злобно сверкать глазами в его сторону. А это, я скажу вам, зрелище не для слабонервных. Мускулистый амбал под два метра ростом со зверским выражением лица, от которого детки писаются в кроватках. Я не был слабонервным, поэтому активно вилял полуголым задом и строил глазки прибалдевшему от такого счастья портному. А что? Пусть ревнует, полезно для профилактики. Правда, ненаглядный все испортил, когда буквально рыкнул под ухом у мужика и рявкнул, как долго тот ещё будет лапать его - то есть меня - парня. Надо отдать должное портному – он даже не описался. Так, слегка сбледнул с лица. Ха-ха. Обожаю доводить Антоху до белого каления. Это, главное, так легко сделать - он страшно ревнивый.
Пока я одевался, Антон разложил перед портным ворох распечатанных листов с рисунками. Вот зря я не посмотрел на них. Зря.
На следующее утро чуть не подавился, когда пил кофе с тостами и беконом. Спокойно сидел и пытался проснуться, когда появился Он. И сразу стало понятно, что этот ненормальный столько времени делал в ванной. Мы начали игру с переодеваниями.
- Налей чаю, - бросил Тоха, усаживаясь на стул.
Я смотрел на него тяжелым внимательным взглядом, пока он не начал покрываться пятнами.
- Щаз, разбежался. Сам наливай, мафиози недоделанный. Я тебе в прислуги не записывался, – демонстративно допил кофе и удалился одеваться.
Этот чокнутый надел костюм. Последний, и первый раз, в костюме я его видел на свадьбе лучшего друга. И то, потому что Антон был свидетелем. Сейчас же, два раза ушибленный в детстве, чинно восседал в темно-сером костюме, выглядевшем очень дорогим. И галстук. Мать моя женщина! Галстук! И он покрасил волосы! В черный цвет. Одно слово – извращенец. Зачесал всё назад, и только пара прядок падали на лоб. Двинулся. И я был заперт с этим умалишенным в одной квартире.
Я аж заикаться стал, когда меня сзади сгребли и прижали к широченной груди.
- Бл-ля! Сколько раз просил, не подкрадываться ко мне, Тох!
- Я тебе подарок купил, - прошептал на ухо мой ручной извращенец и облизал его. Ухо.
- Фу, - поморщился я. – Заканчивай!
А приятно вот так стоять. Тепло, уютно.
- Так что за подарок-то?
Он вытащил что-то из кармана и протянул мне. Сначала я тупо смотрел на это. Потом еще какое-то время смотрел, осмысливая происшедшее.
- Совсем сбрендил, Тох? Нахер мне эта гадость?
Он поморщился.
- Не ругайся.
- Хочу – ругаюсь! Что это за серебристое убожество?
- Сотовый телефон.
- А я, типа, кролик ушастый? Что это за хуйня болтается на нем?
- Подвеска.
- Тох, - я развернулся к нему, - я, знаешь ли, не уверен, что вот эта вот штучка со стразиками удачно впишется в карман моей косухи. Или ты все-таки решил убить всех моих друзей?
- Причем здесь убийство твоих волосатых друзей?
- Да они все со смеху умрут, когда вот это увидят! Я это из дома не вынесу!
- Ростислав, - прошептал он. – Умоляю, ты же согласился.
Вот бля. Не обнимай меня! И не целуй!
- Ростислав…
И кончай так эротично шептать мое имя.
Я тряпка! Я податливый! Я веревка, из которой он вяжет узлы!
И ведь вышел из дома с серебристой раскладушкой с подвеской в виде желтого кошака. Кошмарище. Мой любимый черный смартфон остался дома, а это позорище я даже стеснялся вытащить из кармана.
На работе было тоскливо, последняя проверка экологической безопасности не нашла никаких нарушений, и я просто раскладывал бумаги по папкам. Часа за три до конца рабочего дня ко мне заглянул шеф и, счастливо махнув рукой, отпустил домой. Экологическая служба подписала все разрешения, а значит, на год нас оставит в покое. Я работал около трех лет инженером-экологом в небольшой химической компании, и был более чем доволен местом работы. Платили отлично, как единственного эколога меня боготворили, с шефом отношения складывались великолепно – вот оно настоящее счастье.
Я собирал сумку, когда мозг взорвала идиотская попсовая мелодия. С удивлением понял, что это из моей куртки и, чертыхаясь, выудил серебристое убожество. Такой отврат мог поставить только мой любимый. Он, кстати и звонил. Узнав, что я домой, он приказал мне подождать его у метро и отключился.
Нормально! Я ему кто вообще, чтоб со мной разговаривать таким тоном?
Поэтому я плюнул на этого психа и поехал домой. Играть. Как раз дошел до конца уровня, когда мой повелитель в прямом смысле ворвался домой. Он вырвал у меня джойстик и потащил в спальню. Я брыкался всю недолгую дорогу – но мало того, что он был габаритов не маленьких, так еще и занимался восточными единоборствами. То ли дзюдо, то ли кензо - все время забываю. Он порвал мою домашнюю футболку и с остервенением отодрал до потери сознания.
Я валялся на кровати и пытался прийти в себя, ища на тумбочке табачную отраву.
- Эй! - я пытался дотянуться до заветной пачки, которую вырвали из моих рук.
- Курить ты не будешь, - отрезал мой шкаф и смял пачку в руках.
- Совсем ебнулся, что ли? Тоха! Мы с тобой обсуждали это! Это была последняя пачка!
- Вот и отлично. Я сказал, ты курить не будешь.
Я потрясенно смотрел на моего свихнувшегося любовника и пытался выдавить из себя хоть слово. Раньше у меня это получалось.
Так ничего и не придумав, молча поднялся с кровати и начал одеваться.
- Ты куда? – забеспокоился благоверный, когда я накинул косуху.
Молча открыл дверь и ойкнул, когда она захлопнулась перед носом.
- Пусти.
- Нет! Куда ты?
- За сигаретами, придурок! И если ты не откроешь дверь, экологическая катастрофа в Чернобыле покажется тебе легким недоразумением по сравнению с тем, что я сейчас здесь устрою!
Он вздохнул и убрал руку.
- Спасибо, - спокойно поблагодарил я и выскочил за дверь.
На улице долго сидел на лавочке и курил одну сигарету за другой, успокаивая нервы. Когда от сигарет начало подташнивать, вздохнул и поплелся домой. Я ненавидел ругаться.
Дом встретил меня роскошным запахом чего-то съедобного. Желудок заурчал, намекая, что после секса хорошо бы пожрать, поэтому я разделся и отправился на кухню. Любимый с виноватыми глазами сидел в уголочке, а на моем месте уже стоял ужин. Правильно, сытый – я добрый. И наоборот. Он съежился и пытался выглядеть как можно незаметнее. Смешно. Вы когда-нибудь пробовали на кухне спрятать платяной шкаф или холодильник? Вот у него это получалось с таким же успехом. Злобно взглянул на Антона, уселся на стул и закурил. Курить совершенно не хотелось – но всё дело в принципе. Он тяжко вздохнул, но промолчал. То-то же.
Ужин был великолепный. Обжаренная на соевом соусе свинина с овощами, легкий овощной салат, посыпанный кедровыми орешками, и ветчинные рулетики с начинкой из сыра и чеснока. Вот не влом же человеку готовить? Я дальше обгорелых пельменей и поджаренного супа в кулинарных изысках не продвинулся.
Он налил мне чай и поставил белоснежное блюдце с кусочками горького шоколада.
Подлизывается. Даже шоколад поломал.
- Значит, так, - я сделал глоток отличного крепкого черного чая. – Если ты, дубина недоделанная, еще раз такое выкинешь, будешь ближайший год самоудовлетворяться в туалете на толчке. Ясно?
Он печально кивнул и уставился под ноги.
- Ты не сдергиваешь меня со стула, когда я играю. Ты не отбираешь у меня сигареты и, тем более, не уничтожаешь последнюю пачку. – он кивал как китайский болванчик, подписываясь под каждым моим словом. – И ещё, - я сделал многозначительную паузу, дождавшись, когда он начал дергаться, - ты не трахаешь меня, не приняв душ! Может быть, ты и не знаком со словом брезгливость, но я ненавижу, когда меня лапает грязный мужик! Ясно? Отлично. Я в душ.
Я допил чай и пошел в ванную.
- Попробуешь сунуться - заставлю сделать харакири!
И хлопнул дверью.
Вот, я умный. Даже могу правильно выговорить слово харакири.
После ванной сразу же рухнул в кровать – мне требовался отдых. Драгоценный, приняв душ, тихонько заполз под одеяло и прижался к моему телу. Мое тело, в принципе, не возражало, поэтому он усиленно снимал с него напряжение – целовал, лизал и массировал. Я уже было расслабился, когда услышал осторожный голос.
- Ростислав…
Плохой знак. Опять будет что-то клянчить.
- Что?
- А можно тебя кое о чём попросить?
Так и знал!
- Нет!
- Ну, вампиреныш, пожалуйста, - и начал вылизывать мне позвоночник.
Когда он так научился управляться с моим телом? Его язык спускался все ниже, и я чувствовал влажные движения у основания попы. Потом еще ниже, и когда кончик его языка коснулся ануса, я выдохнул в подушку. Вот извраще-е-енец. Никогда не понимал этого мероприятия под названием римминг, но, вашу бабушку, как же классно! Спасибо судьбе за моего озабоченного, которому не противно вылизать зад даже дождевому червю. Ему радость – мне приятно.
Я приподнял задницу, чтобы Антону было удобнее, и почувствовал, как он поглаживает мое достоинство. Когда он перевернул меня на спину и начал вылизывать яички и член – понял, что скотина добьется своего.
После минета он улегся головой на мой живот, и я по привычке погрузил пальцы в его волосы. Вот люблю его, засранца.
- Ты не мог бы постричься! – наконец выдает он, и я замираю.
- Что? – осторожненько так, спрашиваю, наматывая на пальцы теперь уже черные пряди.
Мы об этом говорили неоднократно – тема стрижки для меня всегда была очень болезненная. Всего пару месяцев назад мне вдруг захотелось сменить имидж, и я рискнул расстаться со своим роскошным хвостом. Друзья не поняли, но хотя бы люди перестали путать меня со спины с девчонкой.
- Постричься.
- Нет!
- Совсем чуть-чуть. Рос, ты же все равно недавно подстригся. Просто сделать волосы рваными.
- Как эмо, что ли? – он шипит, когда я дергаю руками. Блин, забыл, что мои пальцы запутались в его волосах.
- Нет! Чтобы прядями отдельными были.
- И сильно надо укоротить?
- Сантиметров на пять, не больше, - начал уговаривать демон-искуситель и я, проклиная себя за слабость, согласился.
Он буквально запрыгал на кровати, как огромный щенок, и я запрыгал вместе с ним. Когда по кровати скачут около сотни килограммов, это напоминает небольшое землетрясение. Поэтому кровать у нас железная, деревянную мы уже разворотили. Он успокаивается и смотрит на меня влюбленными глазами. Только что язык не свесил и хвостом не виляет.
– А ты можешь еще перекраситься?
Твою дивизию!
В выходные мы получили заказ из ателье, он затащил меня в дорогущий салон, где мои несчастные волосы перекрасили в светлый цвет и подстригли. И сейчас я стоял дома в коридоре, мрачно смотрел в зеркало и медленно начинал заводиться. Я много сил отдал, чтобы превратить свою смазливую мордашку в нормальное мужское лицо. Этот идиота кусок вернул всё обратно. На меня смотрело что-то, настолько отдаленно напоминающее интеллигентного успешного мужчину, что хотелось пойти и кого-нибудь убить. Средней длины золотистые волосы торчали в разные стороны под всевозможными углами, на тощее тельце было надето странное достижение того педерастичного мужика из ателье: белый свитер с темно-коричневыми рукавами и надписью "The Master" на груди. Боги вселенские, кто ты?
А еще у меня были накрашены глаза. А что мне оставалось делать, когда этот бабуин бухнулся на колени и стал буквально долбиться лбом о пол? На него пялился весь салон. Пришлось порадовать детишку. И этому человеку в следующем году будет 30 лет! Девиз нашей пары: "Детство в жопе заиграло" – в смысле, что он детство в моей жопе.
Катастрофища!
Я стоял и мрачно надеялся, что вся эта дрянь с моего лица смоется, и мне не придется завтра идти на работу с табличкой "Я педик" на подведенных глазах. И чуть не описался от страха, когда это чудовище выросло за моей спиной. Бля, я от его стремного вида с прилизанными черными волосами и неизменными костюмами до сих пор шарахаюсь по углам.
- Вот это твой идеал? – голосом одного из всадников Апокалипсиса спросил я.
Надо отдать ему должное, он совсем чуть-чуть поежился. Даже икать не начал.
- Тебе очень идет этот образ, - ласковым голосом пробормотал он, и я в свой взгляд вложил ярость всех неудовлетворенных девственников планеты.
- Лучше бы этот образ побежал побыстрей! И желательно подальше от меня!
- Ну, любимый, - опять заканючил он, начиная вылизывать шею. Таким макаром точно меня до дыр залижет. – Потерпи еще немножко, еще недельку. Я так люблю тебя, Рос, вампиреныш, любовь моя.
Я издал рычание и отправился спать.
Сегодня никакого секса! Я даже возбудиться не мог, зная, что за ужас у меня на голове.
А утром от моего вопля проснулся весь дом. Вот теперь я точно вампиреныш! Мать вашу! Почему меня никто не предупредил, что спать с тушью на ресницах нельзя? Всё, что было у меня вчера на глазах – сегодня оказалось под ними. Я тупо смотрел в зеркало и решал: смеяться мне, плакать или утопиться в унитазе – из отражения пялился жутковатый такой трупак, с черными глазами и светлым веником на голове. В итоге решил умыться, и утренний марафет вылился в получасовое убийство лица с проклятиями и нецензурной лексикой. Эта отрыжка человеческих научных достижений никак не хотела смываться! Я тер её мылом, и только развозил черноту под глазами.
Благоверный мой втихаря смылся, даже не позавтракав. Паразит!
В итоге рванул к телефону и позвонил единственному человеку, с которым мог посоветоваться.
- Мариша, дорогая моя, - я ныл в трубку, - ты должна меня спасти. Иначе на одного лучшего друга по имени Антон, в твоей жизни станет меньше.
- Что случилось, зай?
Вот за что я её люблю, так это за готовность помочь в любое время суток.
- Как мне смыть тушь с ресниц?
Знаю, что мой голос звучит истерично, но я уже минимум минут на сорок опоздал на работу.
- Тушь? – она рассмеялась. – Только не говори, что ты…
- Нет! Мариша, давай тебе потом всё расскажу, я на работу опаздываю.
Вот люди странные. Иногда логика некоторых вещей у меня в голове не укладывалась по определению. Оказывается, весь этот кошмар с моих глаз можно было смыть детским кремом. Пока я офигевал над изощренностью человеческой психики. Пока надевал коричневые штаны, неприлично обтягивающие зад, ремень с гламурной пряжкой с камешками и светлую коричневую же рубашку, у которой на рукавах почему-то не обнаружил пуговиц. Пока ехал в метро, зверея от сальных взглядов, которыми меня раздевали и трахали во всех позах. Время шло, и я опоздал на работу на полтора часа.
- Ого! Рос! Что с тобой? - это мой шеф, к которому я пришел каяться. – Ты себя хорошо чувствуешь?
А что, похоже?
- Этот пидор, - выдыхаю я. – Он меня достал.
Знаю, что это по-скотски так говорить, и мерзко. Но у меня вытрепались все нервы.
- Так, - шеф указал мне на стул и вытащил из шкафа коньяк. Поставил на стол коньячные рюмки, суфле и разлил нектар богов по бокалам. – Выпей! – приказал он. – И рассказывай, что случилось.
Я сделал глоток и на мгновение выпал из реальности, плотный яркий огонь скользнул по моему горлу, оставляя после себя утонченное послевкусие с нотками ореха.
- Извини, сыра нет, только сладкое, - шеф придвинул ко мне сливочное суфле, и я кивнул. Константин Сергеевич был помешан на дорогом алкоголе, поэтому трепетно относился к его употреблению.
- Мартель? – я приподнял рюмку.
- Да, французы подарили, помнишь, приезжали?
Еще бы я не помнил, две недели носились, поднявши хвост всей фирмой, а после у меня случился обморок от истощения прямо в кабинете шефа. Потому что я не ел двое суток, и столько же не спал.
- Тридцать?
- Больше пятидесяти.
- Ого! – Коньяк пятидесятилетней выдержки. Почти моя месячная зарплата.
- Так что у тебя случилось, рассказывай.
И я начал рассказывать. Константин беззастенчиво смеялся над моим горем, а я мрачнел еще больше.
- Ну что ты смеешься? – разозлился я.
- Вы два идиота, честное слово.
- А то я не знаю!
- Рос, скажи, что тебе это не нравится, и покончи с этим.
- Да мы договорились, вроде. На две недели, - пробормотал я.
- Раз договорились – терпи. - Константин налил мне еще коньяка и придвинул суфле. – Ты почему отцу не звонишь? – он вдруг резко сменил тему.
- Я звоню. – надо бы добавить в голос уверенности. – Хорошо, не звоню. Я не люблю звонить по телефону. У меня фобия.
- У тебя блажь и дурость, - строго отозвался Константин. – Позвони отцу и хватит задрачиваться. Не пойму, - шеф подозрительно пригляделся ко мне, - у тебя глаза, что ли, накрашенные?
Я подавился.
- Так заметно?
- Не очень, но я же знаю, как выглядят твои нормальные глаза. Рос, только не говори мне, что ты решил… Твой отец с ума сойдет!
- Нет! Это он меня накрасил. Тоха. Ещё вчера, какой-то жуткой стойкой косметикой. Типа образ у меня кавайный.
- Какой образ?
- Кавайный!
- Может вам временно отдохнуть друг от друга, ребят? – Константин взглянул на меня странным подозрительным взглядом. – По-моему, вы того. Переобщались.
- Не хочу, - тяжко вздохнул я.
- Господи, - шеф разлил остаток коньяка по бокалам и убрал пустую бутылку. – Вроде мужики, а ведете себя как бабы.
Я поджал губы и смерил шефа убийственным взглядом - вот это ненавижу! Да, я сплю с мужиком, и похер! Константин рассмеялся и протянул мне бокал.
- Хватить меня испепелять, Рос. В жизни каждой пары случается такой момент. Сколько вы уже вместе? Три года?
- Четыре. Скоро будет.
- Вот, переломный момент. Потерпи и всё наладится.
- Хорошо, - я допил коньяк и поднялся. – А можно мне сегодня на часик пораньше уйти?
Сказал и сделал огромные глаза. Тем более мне было легче – карандаш так до конца и не смылся.
- Вот, паразит, ты, Ростик, - скривился Константин, как будто вместо сливочного суфле он закусывал лимоном. – С самого детства пользуешься этим взглядом без зазрения совести. А я тебя балую.
- Потому что любишь? – я игриво вскинул ресницы и чуть повилял задом.
- О, дьявол. Катись отсюда, пра-ативный, - расхохотался шеф, растягивая слова.
- Так можно уйти?
- Иди на сколько хочешь раньше. И позвони отцу, Рос! – его рев догнал меня уже в дверях. – Иначе выпорю. Я не шучу!
И выпорол бы – он мог. Константин был лучшим другом моего отца. Почти братом, они всю жизни были вместе. И когда погибла мама, он стал помогать воспитывать меня: сопливого и плачущего второклашку. Отец безумно любил меня, очень боялся потерять единственного ребеночка, поэтому баловал до изнеможения. Из-за меня он так никогда и не женился, так как боялся, что я буду ревновать к новой жене. И себя он винил в моей ориентации. Он считал, что среди нашего окружения было слишком много мужиков. И я потом что-то попутал. Не знаю, насколько был прав наш психоаналитик, к которому отец таскал меня года три, который считал это последствием детской травмы, но, что случилось, то случилось. Я люблю Антона и не хочу расставаться с ним из-за каких-то дурацких черно-белых картинок паршивого качества. Тем более, осталось всего-то потерпеть шесть дней.
Наивный чукотский мальчик. Как оказалось, я очень плохо знал своего парня.
Вечером мы встречались с друзьями, отметить годовщину создания нашей тусовки. У нас была очень классная теплая компания из пяти человек, каждого из которых я мог назвать хорошим другом. Мы познакомились на одном музыкальном форуме для металистов, когда дрались в сетевом пространстве, обсуждая особенности ударных партий в павер- и спид- метале. Все, кто жил в одном городе, однажды встретились огромной толпой - около тридцати человек, но со временем остались только пятеро самых близких. Все были в курсе пикантных особенностей моей семейной жизни. Пока не знали, нас было семеро. Отряд не заметил потери бойцов, да и не особо жалко. Мне было даже приятно, что ребята выбрали меня, а не истеричных гомофобов, которые тыкали в меня пальцами и шарахались, как будто гомосексуализм заразен. Так что, заказав столик в пивном ресторане, мы решили расслабиться и отдохнуть после тяжелейшего рабочего дня. Однако, я не учел стрессовый фактор.
Зная, как Антон любит быть в курсе всех передвижений моего тела, я позвонил ему на сотовый и немного пьяным голосом сказал, что он полный засранец, что у меня только к вечеру слезла черная краска с глаз, что меня в метро облапал извращенец – вот это я просто нагло придумал – и именно он виноват, что я сижу тут и пью с горя.
Стрессовый фактор перезвонил только один раз, чтобы суровым низким жестким голосом, от которого у меня бегут мурашки, цитирую - осведомиться:
- Где ты напиваешься, маленькое чудовище?
Вот после этого я завис надолго. Минут десять я медитировал, уничтожая взглядом серебристое позорище с желтым котенком на цепочке.
- Рос, ты в порядке? Рос!
Нет. Я не в порядке. У моего парня сбежала крыша, а он не хочет её ловить!
Поэтому, когда я, пошатываясь, выполз из бара, на припаркованный около входа черный лимузин не обратил ни малейшего внимания. Я припоминал в уме все самые страшные ругательства, которые собирался высказать моему ненаглядному. Да и к машинам был равнодушен, у меня для этого был домашний Спиди-гонщик, помешанный на Формуле-1 и запчастях. И в бурное обсуждение крутой тачки я не вступал, у меня были дела поважнее. И момента, когда из этой самой крутой тачки Появился её Хозяин и вырос передо мной черной стеной, я как-то не заметил. Только ойкнул, когда уткнулся в черную шерсть пальто где-то в районе пупка. Наступила такая тишина, что, казалось, даже уличные фонари перестали дышать. Что, такой крутой мужик?
Я поднял голову и расплылся в счастливой улыбке:
- То-о-о-ха… - протянул я. – Бля, что с тобой?
Мне очень было интересно, что с ним. Во-первых, он был в костюме. Но эта новость устаревшая – в костюмах он ходил уже неделю. На нём было пальто! Черное, длинное приталенное пальто, которое просто охренительно облипало его фигуру, и был он весь такой… Роскошный. Красивый. Обожаю.
И ему очень шла эта прическа.
- Ты просто секси, - невнятно высказал я свое отношение к его новому имиджу.
Антон пару минут просто молча смотрел на меня, а потом со словами:
- Я его заберу, - кивнул моим остолбеневшим друзьям, которые моего любовника увидели впервые в жизни, подхватил моё пошатывающееся тело на руки и запихнул в лимузин.
Скотина!
Я брыкался и пытался на ходу выползти из машины. Кстати, действительно шикарная тачка. В итоге он придавил меня к кожаному сиденью и начал стаскивать штаны. Если б я одел, как планировал, кожаные, у него бы ни черта не получилось. А эти свободные коричневые штанишки – что за мания к коричневому цвету? – этот монстр стащил с меня за пару минут.
- Совсем охерел, придурок! Что ты творишь, чего ты объелся!?
Моё мнение, похоже, никого не интересовало, так как он усадил меня на колени и сжал теплыми пальцами мой член.
Фак! Так нечестно!
- Какой кайф, - стонал я, двигаясь в его ладони, - сейчас кончу, быстрее!
В итоге я забрызгал паркетный пол – вы когда-нибудь видели паркет в лимузине? Вот и я раньше не видел. И сидел, млел на его коленях, а он вытирал меня салфетками. Что б я так жил…
Водитель, к счастью, был отгорожен непрозрачным стеклом, да и если не был бы – мне было так хорошо, что плевать.
И вот зря я расслабился – мой благоверный ведь был очень настойчивым и последовательным человеком. Достаточно было вспомнить, как он охмурял меня. Не хочу вспоминать!
Лимузин остановился, перед нами распахнули двери, и я собирался позорно вывалиться из машины и поползти домой, как это чудовище меня опередило. Он стащил меня с сиденья и - ядерный реактор чтоб нигде не взорвался! – взвалил меня на плечо!
Обнаружив свою задницу примерно в тех координатах, где обычно была моя голова, я с удивлением констатировал факт, что асфальт находится чуть ближе, чем был сегодня утром.
- Э-э-э. Тоха-а-а!
От моего вопля попадали, наверное, даже бактерии из верхних слоев атмосферы.
- Ай!
Вот, честное слово, слезы на глаза навернулись от обиды. Меня даже папа не шлепал никогда по заднице, а у этого бронетранспортера – рука как у Терминатора.
- Будешь дергаться – ай! – Уроню.
С этим было трудно поспорить, поэтому я смирно повис у него на плече. Знакомить асфальт со своими мозгами мне как-то не улыбалось. Вернее пытался повиснуть – потому что его совершенно не мягкое плечо упиралось в мой живот. Было жутко неудобно, страшно и мерзопакостно! И очень унизительно.
И еще мне совершенно не нравилось, что я видел вокруг – это был, мать вашу, не наш дом! Меня проволокли мимо низко поклонившегося мужика в забавном красном кафтанчике с вышивкой, потом я увидел стеклянные двери.
А я думал, что ад для металистов выглядит как живой концерт попсы!
Это была гостиница!
Уткнувшись лицом в черное пальто, я делал вид, что меня тут не висит. Мне ведь еще уходить отсюда. Он отнес меня в номер и свалил на кровать. Пока я возвращал глазам нормальный размер, он скинул пальто и пиджак. На ходу развязывая галстук – о, у меня новый фетиш, - и освобождаясь от рубашки, он подошел к траходрому, на котором я готовил речь для выступления. Резко подтянул к себе и начал стаскивать одежду. Клянусь, я сказал подготовленную речь. Все полтора слова:
- Бля, коз…
Когда его ладонь опустилась на мой голый уже зад. Позорно вскрикнул от боли, когда он ударил меня еще раз.
- Веди себя хорошо, - сказал костюмный монстр и потащил меня в ванную.
Сегодня был явно не мой день.
Правда, в конце меня ждал охренительный секс во всех позах, которые смогло принять мое тело, он меня и сосал, и вылизывал, и трахал. Чего я там орал по пьяни - уже не помню, но часа через три на четвертом оргазме, похоже, отключился.
А утром мой интеллигентный мозг с двумя высшими образованиями пытался мне выдать работу на тему: "Как я дошел до жизни такой?" Я валялся, глядя в роскошный потолок, и пытался вспомнить, мне действительно послышалось, что этот одноклеточный прошептал чье-то другое имя, или я сейчас пойду кого-то убивать?
- Ты, блин! – я пнул мускулистое тело и добавил еще разочек, для профилактики.
- Ростик, киска.
- Совсем дебил? Ростикс, вон напротив, а меня зовут Ростислав. И еще раз назовешь меня киской, зубы будешь собирать по всему городу, понял?
- Рос! – он подскочил на кровати, и его лицо приняло вот это самое выражение, из-за которого у меня несварение. – Тебе очень больно, малыш?
Он кинулся ко мне инспектировать тело на моменты повреждений. Я раздраженно вырвался… Я попытался раздраженно вырваться, но потом передумал, учтя настойчивые пожелания, и благосклонно разрешил ему осмотреть мое тело.
- Куда ты, блин, пальцы суешь, изврат? Там у меня ничего не болит! Слышишь?
- У тебя здесь раздражение, - раздался голос в районе моего зада и меня нагнули.
- Убери свои руки, инфузория!
- Я должен зализать ранку.
- Кремом смажу, нефик там лиз… Ах-х, гоблины ушастые...
Я раздвинул ноги, решив, что идея зализать ранку очень даже не плоха. И минет с утра тоже был очень не плох. Хотя мне требовалась передышка от вчерашнего, поэтому слишком быстро кончил.
Я сидел в кресле – он, стоя на коленях, целовал мне ноги - и, глядя в потолок, небрежно осведомился у вечности:
- Любимый, - и почувствовал, как по его телу пробежала дрожь, - а что за блядь ты трахаешь по имени Такаба?
Я любовался выражением его лица, когда он отползал от меня и, похоже, собирался прятаться под кровать. Он что, действительно верил, что его это спасет?
- Вампиреныш, - шептал он во время позорного отступления, - любовь моя. Ты только не сердись, ладно?
А я и не сержусь. Гнев мешает четко думать, и при убийстве могут остаться улики.
Судя по тому, как он дернулся, я сказал это вслух.
- Это не реальный человек, - он выставил руки вперед. Как будто это могло меня остановить. – Это персонаж манги.
- Манги, значит. Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться. Дай-ка я угадают, как он выглядит, этот любитель коричневого цвета.
Пушистик вздохнул и свернулся у кровати в компактный клубок - какая-то поза из его кензо или дзюдо. Все время забываю.
- Значит, так, - я поднялся и начал собирать кошмарные вещи гламурного педика по имени Такаба, - я иду домой. А ты идешь отдельно от меня. Я прихожу домой, наливаю кофе, закуриваю сигарету и включаю "Devil May Cry". Если в каком-то из этих пунктов появишься ты – на кладбище будет на один крестик больше. Понял?
Он скорбно кивнул и выдал:
- Укэ не курят.
Я медленно развернулся. Крестиков на кладбище будет два. Его, и того, кто придумал этот долбанный яой.
- Вот я думаю, - медленно начал я, - ты меня обгадил или сделал комплимент?
- Укэ, - снизошел до нас, непросвещенных, мангачный фанатик, - это тот, кто снизу.
Укэ, значит.
- А пассив чем теперь не нравится?
- Потому что это манга.
Логика.
Железобетонная.
- В общем, я не знаю, курят там ваши уки или нет, но если ты…
- Да, да, я помню. Сигареты не трогать.
- Вот и отличненько, - изобразил я улыбку Джокера.
Такую же безумную.
Споткнулся о его штаны и, хотел было откинуть в сторону, но тут мне пришла в голову гениальная идея. Подняв черные брюки от костюма, я сочувственно поцокал языком – они были слегка испачканы моей спермой, и белесоватые пятна украшали дорогую ткань.
- Ох, любимый, - манерно скопировал интонации Сергея Зверева, - у тебя штаны испачкались. Не волнуйся, - взглядом исподлобья изобразил Мэрилин Монро, - я же укэ. Я постираю.
И очень медленно и аккуратно сложил брюки. Пушистик даже не двинулся отбирать своё имущество, он замер у кровати тоскливым и грустным клубком, провожая взглядом покидающую его вместе со мной деталь гардероба.
- До встречи, любимый!
Помахал ему рукой и ушел. Может, хоть так он поймет, что я ненавижу, когда меня заставляют что-то делать. А пусть выкручивается, как хочет – у него пальто длинное. Гостиницу покидал в отличном настроении. Швейцар услужливо распахнул передо мной дверцу такси, а я широко улыбался, представляя, как он будет пересекать вычурный холл пятизвездочного отеля в своем шикарном пальто, из-под которого выглядывают длинные волосатые мускулистые ноги в дорогущих лакированных туфлях.
Дома весь день у меня Данте, кофе, сигареты, отличный ужин и двухметровая женушка, готовая ублажить моё малейшее желание. На работу я не пошел. Сидеть-то мог с трудом – уж не помню, в какие позы он меня скручивал, но болели, похоже, все мышцы.
Вечером я снизошел до разговора и попросил ознакомить меня с его любимой мангой. И заодно показать это самое Такабу.
- Тох, - я скосил на него взгляд. Не нравилось мне вот это дебильновато-влюбленное выражение, с которым он пускал слюни по чморику с монитора. – Ты точно уверен, что это вот мужского пола?
- Конечно, - он бешено закивал головой, и я стал бояться, что она отвалится. – Это же Акихито!
- Ты мне обещал Такабу, - нахмурился я.
- Это он и есть! Такаба Акихито.
Или я что-то пропустил в этой жизни, или мой парень сошел с ума. То, во что он с упорством жука-навозника, катящего вонючий кусочек к избраннице, превращал меня всю неделю, выглядело как мой самый страшный кошмар. Кошмар, от которого я избавлялся последние лет двадцать, с той минуты, как начал узнавать себя в зеркале. Этот кошмар был похож на меня. Ну ладно, я не такой мелкий и не так сильно похож на девку, но принцип тот же. Пухлые губки, огромные серые глазки, тощая попка и выражение "трахни меня" на смазливом сладком личике. И я забыл про светлые волосы. Откуда у японца светлые волосы? Откуда у меня теперь светлые волосы?
Я в отчаянии рванул к своему гардеробу, в поисках любимых черных джинсов и черной футболки с дьяволом на груди. Ох, млин! Почему мой гардероб стоит в коридоре? Потирая ушибленный зад, на который упал, я изумленно смотрел на моего коленопреклоненного членистоголового, который хватал меня за руки, и умолял ну еще чуть-чуть походить в этом.
Когда он начал расстегивать мне штаны – я сдался.
Вот как, оказывается, выглядит ад для металистов.
Костюмного монстра с прилизанной прической, как я потом узнал, звали Асами. Я внимательно ознакомился с содержимым папки под названием "Видоискатель" и даже нашел главу, в которой ту самую Такабу волокли, как мешок с картофелем. Воспринимать растрепанную истеричку как мужика мой мозг отказывался категорически. И выводы я сделал очень неутешительные.
- Может, тебе найти девушку? - тихо спросил я, медитируя в чашке кофе. Кофе давно остыл, а я не мог поднять глаза на своего любимого парня.
- С ума сошел? – кажется, довольно естественно возмутился он и сел рядом. - Ты чего, вампиреныш?
Он гладил меня по лицу, а я думал.
- Эта Такаба, - объяснил свои выводы, - она ж на парня не похожа, понимаешь?
- Нет. Он парень, и я его как женщину не воспринимаю. Росси, - прошептал он и отобрал у меня кофе. – Я же тебя люблю, и никто мне не нужен больше.
Он обнял меня и поцеловал в затылок. А я позорно расслаблялся в его объятиях и не мог оттолкнуть от себя. Ненавижу эти телячьи нежности.
- Ладно, - наконец нашел в себе силы отодвинуться. – Даю тебе времени до конца недели. Потом всё возвращается на свои места, хорошо?
Он счастливо кивнул и сгреб меня в объятиях. У меня появился отличный шанс не дожить до конца недели.
Два дня мы провели в тихом семейном счастье. Он ходил в костюмах и читал газеты, а я изображал из себя укэ. Даже приготовил ужин. И он даже рискнул его съесть. Я предпочел отделаться бутербродами - жизнь дороже.
Я действительно плохо знал своего парня.
- Заказ из интернет-магазина? – вырвалось у меня при виде большой коробки, к которой я подходил с опаской, как к яйцу динозавра, которое уже проклюнулось, и из него лез этот самый динозавр.
- Надень, пожалуйста, - начал канючить Антон, и мне пришлось открыть коробку, только чтоб он отвязался.
- Что это? – голосом Жнеца спросил я и вытянул на руках бежевую мерзость.
- Ушки, - прошептал любимый, пятясь в комнату.
- Я вижу, что не ножки! – рявкнул я и вытащил из коробки… - Бля-я-я! Тоха-а-а! Дебил. Совсем чокнулся?
Не знаю, почему тогда сорвался из-за этой штуки. Наверное, всё, что копилось во мне эти годы, решило вырваться и убежать из моей души. Я взбесился так, как не злился никогда в своей жизни. И особенно на Антона. Не знаю, в какого зверя он меня собрался переодевать, но в коробке кроме мохнатых ушей, были мохнатые перчатки, носки и эта гадость, зажав которую в руке, я носился за своим анимешником по всей квартире. Приличного размера анальная пробка с пушистым хвостом на конце.
- Если ты не хочешь, тебе не обязательно это делать, - умолял меня благоверный, загораживаясь стульями. – Рося, малыш, я тебя умоляю.
- Вот за Росю сейчас ответишь, сука, - прошипел я и выкинул хвостатую гадость. Потому что увидел кое-что поинтереснее.
- Рос! Не надо!
- У тебя глаза сейчас, как у настоящего укэ, - рычал я, размахивая подарком наших друзей из Америки. Профессиональной баскетбольной битой. За каким хреном они нам её подарили – знает только Санта Клаус, ибо было это на Новый год. Но сейчас она мне очень пригодилась.
Я взмахнул битой, и из матраса взвилась пыль.
- Сколько еще ты собираешься надо мной издеваться!? – заорал я и снова шарахнул битой по кровати.
- Издеваться? – завопил в ответ Антон. Кажется, за окном упала в обморок ворона. – Это ты надо мной издеваешься! Как холодная ледышка!
- Я ледышка?
- Да! Ты только ешь, куришь, пьёшь кофе и играешь в своего долбанного Данте!
- Не смей произносить его имя! Не достоин!
- Мне вообще кажется, что ты никого не любишь, кроме Данте! Ты скучный! И секс с тобой скучный, потому что мы занимаемся им только в постели! Ты не хочешь делать минет, ты не хочешь использовать игрушки, не хочешь ничего! Только и можешь, что лежать и подставлять свой зад или член! Тебе даже двинуться лень лишний раз! Я делаю всё для тебя – что ты делаешь для меня? Кроме как жжешь ужин и подставляешь зад? Знаешь, почему я стал читать мангу? Знаешь? Да потому, что там хоть кто-то кого-то любит! И Такаба мне нравится, потому что он похож на тебя! Но даже он любит Асами больше, чем ты меня! Надоело!
Он заглох, а я стоял и тупо сжимал в руках биту.
- Надоело? – еле выговорил я. – Хочешь чувств? Чтоб я вел себя как укэ? Я убью тебя, нахер! – заорал я и бросился на своего уже, похоже, бывшего парня.
Бита с грохотом врезалась в телевизор - бывший телевизор - и я на секунду отвлекся на раскурочивание останков. Тоха сбежал в другой конец комнаты, к шкафу. Зря! Я бросился за ним и с упоением двинул по стеклянным дверцам.
- Надоел? – рычал я, скидывая на пол фужеры и тарелки. – Не эмоциональный?
Я схватил вазу и запустил ей в него. Ваза врезалась в стенку и осела мелкой крошкой. Интересно, откуда она у нас? Марина, что ли, дарила? Хотя, какая теперь, нахрен, разница? Я заорал и грохнул битой по стеклянным полкам, превращая их в воспоминания.
Оторвавшись от полок, заметил, что Тохи нет.
- Пуши-и-и-стик, - ласково позвал я, и двинулся по коридору с оружием наперевес.
Пушистик нашелся в кабинете, где выставив перед собой мой великолепный, роскошный, дорогущий, божественный монитор, пытался мне что-то сказать. Щаз-з-з! Не поможет, дорогой. Я снова взревел и врезал по монитору. Класс! В сторону брызнули пластмассовые осколки, и Тоха согнулся под тяжестью удара. Он бросил монитор и прыгнул за кресло.
- Ростик, - бормотал он. – Успокойся.
- Ростикс у метро! – изобразил я тираннозавра и ударил прямо по Антону. Почему он никак не может запомнить, что я ненавижу, когда меня называют этим дурацким Ростиксом.
Попал ему по согнутой руке, которой он легко отразил мой удар.
- Не зря ты тратишь время на своё кензо, - прошипел я и куда-то ткнул наугад. Судя по осколкам – наугад было стеклянное. – Или дзюдо?
- Айкидо, - потирая руку, ответил Пушистик, - ты даже это запомнить не можешь за четыре года!
- Три года и семь месяцев, - поправил я. – И, хочешь сказать, что у меня плохая память?
- Нет! Рос. Давай поговорим.
- Не хочу говорить! Хочу тебя убить!
Снес со стола всю мелочь и начал долбить по ней. Когда всё закончилось, в смысле, сломалось, я рванул на кухню и начал громить там. Вынес посуду, микроволновку, несколько минут с упоением бил жаропрочное стекло духовки, пока эта тварь, наконец, не лопнула, засыпав все осколками, и потом с силой опустил биту на свою кружку.
И вот тут я выключился. Очень медленно опустил биту и смотрел на осколки своей кружки на столе. В глазах противно защипало, и я стиснул челюсти. Но горло перехватило до боли, и сквозь сжатые зубы вырвался всхлип. Тошкин подарок мне на Новый год. Кружка с Данте и смешным любовным стишком, который он сочинил для меня. Я так любил эту кружку. Слезы позорно полились у меня из глаз, когда послышались его шаги.
- Рос.
Я дернул плечом, скидывая его руку.
- Убирайся, - выдавил сквозь слезы. – Не хочу тебя видеть.
- Рос, давай поговорим.
Антон обнял меня за плечи и как прорвало. Я вырвался и ударил его.
- Уходи, если я тебе надоел! – почему ты не защищаешься? – Хотел, чтобы я был как укэ? Получай своего укэ! – Я бил его, а он только уворачивался, если бита летела ему в лицо. – Уходи! Ненавижу тебя! Пошел вон!
Оттолкнул его и бросился на балкон. Хлопнув дверью, забился в угол и, усевшись прямо на бетонный пол – закурил. Когда вернулся в разгромленную квартиру – его уже не было. Никогда мне не было так паршиво. Весь вечер я бесцельно бродил, пытаясь найти хоть одну целую вещь – но квартиру почистил знатно. Мне даже не из чего было пить кофе – потому что не уцелело ни одной кружки. Порывшись в осколках, выудил пластиковую кружку и вздохнул. Мы покупали их специально для путешествий – легкие и не бьются. Хотя, чего мне теперь кружка – я грохнул кофемашину. Хорошо хоть турка была из железа. Сварил себе кофе, вытряхнул постель и забрался под одеяло. Один.
Уснуть я так и не смог. Обдумывал нашу жизнь и его слова. И как не паршиво мне было это признавать – Антон был прав. Я был эгоистичным, ленивым и себялюбивым любовником. Я даже его айкидо запомнить никак не мог.
Так ни до чего не додумавшись, пошел в кабинет, и тут меня ждало новое потрясение.
- О-о-о! – я упал на колени перед черными осколками. – Мальчик мой, мой монито-о-орчик! Соник мой, мое счастье, на кого же ты меня покинул?
Похоже, сегодняшний мой истерик мне дорого обошелся. К счастью, я не добрался до Тохиного стола, и его ноутбук стоял нетронутый. Засел за комп и начал лазить по его папкам. Куча порнухи с извращениями, куча наших фотографий, над которыми я снова всплакнул и - вот она – папка, которая разрушила всю мою жизнь!
"Манга"!
Я собирался её выкинуть, но решил помучить перед убийством. Все равно делать было нечего, поэтому щелкнул наугад по какому-то названию.
Извращенцы, честное слово. Зачем рисовать комикс с мальчиком и девочкой, а потом пририсовывать у девочки член и выдавать её за мальчика, если она все равно ведет себя как девочка? Воистину, чужая душа – потемки.
А потом я открыл папку "Токо Каваи - Порез" и застыл. Буквально проглотил всё с огромной скоростью и замер. Главы давно кончились, а я смотрел невидящим взглядом в монитор, пытаясь осмыслить увиденное. Так нельзя любить. Разве люди могу испытывать такие чувство, эмоции, страсть? Разве бывает такая любовь?
Разве я хоть один день любил?
Я бездушная тварь, которая ничего не давала нашей паре. Только брал – и ничего не отдавал. Антон был прав. Во всем.
Я всегда был таким.
На ощупь нашел телефон и набрал знакомый номер. Слушая гудки, поймал мысль, что опять веду себя как эгоистичная скотина – я ведь даже не посмотрел сколько времени.
- Алло, - раздался сонный голос.
Похоже, была ночь.
- Привет, пап, - выдавил я.
- Росси? Что случилось?
- Ничего. Просто хотел поговорить.
- Ты плачешь? Рос! Что случилось?
- Прости пап, я не хотел тебя будить. Просто очень хотел услышать твой голос, ложись спать.
- Не смей бросать трубку! – завопил отец. – Это всё твоя горилла? Вы поругались?
- Мы разошлись, - всхлипнул я.
- Сейчас приеду и убью его!
Люблю папу. Что бы ни случилось, он всегда на моей стороне. Когда я бросил престижный лицей и отказался ехать в Оксфорд. Когда пошел в обычный институт на эколога и отказался работать в его фирме. Когда сказал, что я гей и люблю своего соседа по парте. Он всегда был рядом со мной. Какое счастье, что понимание пришло ко мне до того, как стало слишком поздно. Я еще мог сказать ему, как люблю его.
- Не надо. Я сам виноват, всё в порядке.
- Все равно его убью. Для профилактики.
Меня даже смех пробил. И ведь убил бы – приехал и построгал бы мой шкаф на доски.
- Я просто хотел извиниться, что не звонил.
- Да ладно, знаю твою фобию.
- Пап, ты можешь позвонить дяде Косте и сказать, что я не выйду на работу?
- Конечно, всё сделаю.
Зачем ты баловал меня так? Зачем балуешь сейчас?
- Спасибо пап. Прости, что разбудил.
Мы еще немного поговорили, и я смог, наконец, засунуть порванные нервы в сон.
Утром мой мозг взорвался от зловонных звуков. Они карабкались по моему черепу и пытались забраться внутрь. Я упал с кровати и пополз открывать дверь. За дверью стоял мой кошмар.
- Ёп! – я захлопнул дверь и еще привалился. Для верности.
Почему-то не помогло.
- А ну убери свой тощий зад, педик! – раздался из-за двери любимый голос, и распахнувшаяся дверь дала мне под мой тощий зад. Зря я, наверное, давал ей ключи от квартиры.
Пока я втыкался в соседнюю стену, Мариша деловито оглядывала место катастрофы.
- Еба-а-а-ть! – протянула она. – Ты совсем охренел, зай?
Я что-то пробормотал, в смысле, что я - не я и хата не моя, и вообще, когда пришел, тут так всё и было, но так мне и поверили. Зато мне сварили кофе, поджарили тостов с колбаской, положили кусочек тортика – честно, не мой, вчера тортика не было, - погладили по головке и прижали к родному дружескому плечу.
Моя лучшая подруга.
Тут я наткнулся на зверский взгляд гиены, у которой сперли детеныша, и чуть не подавился.
- А, - махнула рукой Марина, - это Саша. Саша, это Ростик, Ростик – это Саша.
Блин, Ростикс у метро!
- А, Саша? - медленно отодвигаясь от Марининого плеча, спросил я.
- Моя новая девушка, - девушка-ураган чмокнула меня в губы и умчалась обозревать окрестности, оставив меня с Сашей.
Если б я не прожил четыре года с ходячим шкафом – удивился. А так чуть-чуть охренел. Оглядывая здоровенную фигуру в армейский штанах, берцах и пятнистой майке, точно себе представлял, что могло родиться у союза тираннозавра с Дуэйном Скалой Джонсоном - девушка, по имени Саша. Да она бы мой шкаф придавила большим пальцем. Почему Маришу всегда тянет на экзотику? И как она не раздавила мою довольно миниатюрную подругу. Интересно, а как они?.. О! Мысли потекли в настолько категорически неправильном направлении, что я решил позорно капитулировать.
- Ну и чего вы собираетесь теперь делать, девочки? – Марина, как всегда, удивительно тактична и нежна.
- Не знаю, - я сполз по стеночке и занимался любимым делом - смотрел, как другие работают. – Он меня бросил, - тяжко вздохнул, вызывая к себе жалость.
- После каких твоих слов он тебя бросил?
Нашел, у кого жалость искать!
- Уходи, не хочу тебя больше видеть.
- О! – глубокомысленно изрекла моя жилетка, носовой платок и стопка бумажных салфеток в придачу. – Ого-о-о!
- Мариш, отдай, - я вскочил на ноги и начал отбивать свой законно использованный презерватив.
- Не могу, - валялась она поперек кровати, - я знала, что вы извращенцы, но что настолько, - она всхлипывала, размахивая резинкой. – Ростик, нахрена тебе чёрный презерватив? Ты б еще косуху маленькую на членчик купил.
- Хватит смеяться, - я плюхнулся рядом на диван и собрался плакать.
- Зая, вот чего ты тут изображаешь?
- Укэ.
- Прости, ты пукнул? Просто звук был, но не пахнет.
- Мариша, - я пытался возмутиться, но получалось очень плохо. Знал ведь, что на Марининой работе даже шеф шарахался от её острого язычка, поэтому решил поплакать от хохота.
- Так что ты там пропукал? – спросила Марина, когда мы отсмеялись.
- Укэ изображаю.
- Это что за зверек?
- Пассив по-японски.
- По-японски, - повторила Марина. – Я смотрю, эта болезнь Тошкина явно прогрессирует.
- Прогрессирует, - я мрачно смотрел в пол.
Надеюсь, что последствия этой болезни лечатся.
Девчонки пробыли в гостях два дня, внеся существенный вклад в разбор последствий стихийного бедствия. Девушка Саша приготовила для жертвы катастрофы запасы пропитания на несколько дней – оставить меня одного с полуразрушенной плитой Марина не рискнула. Да и с нормальной плитой бы никто не рискнул оставить наедине мой поварской кретинизм. А так, три работающие конфорки вполне могли обеспечить меня горячей едой несколько дней. А там всегда оставался план "Б" в виде звонка в службу доставки. Кстати, девушка Саша обалденно готовила.
В эти два сопливых дня я покаялся во всех своих грехах, даже вспомнил, как насрал под кроватью родителей в четыре года – с рождения очень громко мирился с угнетением и несправедливостью. Мариша суровой дружеской рукой вправила мои мозги и оставила в гордом одиночестве и с новым комплектом боеприпасов из ближайшего магазина посуды на случай, если мне взбредет в голову еще что-нибудь расколотить.
За эти два дня в моем злобном умишке родился план мести. Первым сигналом была смс-ка от Антона, где он просил прощения и царского позволения вернуться в разрушенную врагами родную хату. Я прикинулся укэ и на смс-ку не ответил. Но понял, что меня любят, хотят и давно уже простили. Вот и отлично! Злобно подвигав бровями и, засунув в рот сигарету, занялся поисками необходимых мне орудий пыток в интернете.
Я ждал несколько дней, изучая папку под названием "Манга" и читая истерические смс-ки от моего божественного. Судя по тому, что мой сотовый упал в обморок от последнего зашкаливающего послания, понял - клиент дозрел. Бросил нервный взгляд на коробку, которая стояла на диване, и вздохнул. Нет, отступать не в моем характере. Сказал – сделал!
"Зайду в 7 вечера. Мне надо забрать диск от ноута. Там вся работа. Если хочешь, ноут забери себе. Можешь не выходить – я только возьму диск и уйду. Люблю тебя. Пушистик".
Щелкнув сотовым, я демонически расхохотался и кинулся звонить Каори-чан. Два дня акробатики – и пришло понимание, что сам я эту штуку одеть не смогу. Каори-чан, очаровательная девочка из интернет-магазина, сказала, что сможет приехать в любое время и помочь надеть это орудие пытки.
Она приехала точно по расписанию, в мгновение ока буквально упаковала меня, завязав прелестный бантик на спине, хитроумно уложила волосы, и воткнула в гнездо на голове две длинные спицы с камешками и разноцветными кисточками.
- О… Бля…
Честно! Это единственные два слова, которые смог вспомнить из моего внушительного словарного запаса, увидев себя в зеркале.
- Тебе так идет. – восторженно вздыхала Каори-чан и смотрела на меня такими глазами, что почему-то хотелось прикрыть свой зад чем-то посерьезнее шелка. - Ты такой кавайный, я бы тебя заяоила с кем-нибудь.
Надеюсь, к приходу Тохи мой глаз перестанет дергаться. Я медленно развернулся к этой когда-то милой девочке, и по стеночке начал отползать подальше. Нездоровый фанатичный блеск в её глазах орал, что, правда - заяоит. А я теперь умный. Знаю, что это такое!
Она восхищенно разглядывала меня и о чём-то напряженно думала.
Мамочка. Кругом одни извращенцы!
- Точно! – я аж подпрыгнул от её дикого вопля. – Асами! Ты ж просто вылитый Акихитка!
Когда я её провождал, молясь всей своей черной душонкой, чтоб ни одному соседу не приспичило выйти за каким-то делом, например, закопать во дворе расчлененный трупик, у меня дергалось уже два глаза.
А я ещё считал себя извращенцем!
Теперь осталось только расслабиться, налить кофе и ждать, когда на меня снизойдет Благодать, в виде одного громилы - страшного, но жутко симпатичного.
Точен, как кремлевские часы. Ключ в двери заскрипел ровно в семь ноль - ноль. Я слышал, как он пошебуршился в коридоре, как спятивший слон, считающий себя мышкой – меня это всегда потрясало, как тихо он мог двигаться. Наверное, это от занятий айкидо. О! Я запомнил! Но сегодня грацию и изящество мой ненаглядный явно оставил дома, потому что, судя по грохоту, он добил все то, что я просто не заметил в своём последнем марафонском убое квартиры. Я стоял спиной, опершись рукой на его компьютерный стол, и поглаживал съемный жесткий диск.
- Рос, здравствуй.
От его голоса у меня на глазах показались позорные слезы. Чёрт, не думал, что так сильно соскучился.
- Привет, - я боялся повернуться, пока не успокоюсь.
- Рос, я писал тебе. Ты не ответил на мои смс-ки.
- Я всё получил.
Он громко вздохнул – да, умею быть говнистой скотиной.
- Прости меня. Я очень виноват, и… - он замялся, подыскивая слова. Говорил в нашей паре обычно я. – Рос, я очень люблю тебя и не хочу, чтобы всё закончилось так. Что ты хочешь? Я всё сделаю!
О-о-о! Попросить, что ли, виллу на Канарах?
- Хочу, чтобы ты не двигался, - наконец, произнес я и повернулся.
Ого! Он стоял на коленях, сжимая в руках огромный букетище темно-красных роз. А-бал-деть!
- Ты понял меня? Не двигаться! - он молча кивнул, и я недовольно фыркнул. – Я сказал, не двигаться!
Его голова начала движение вниз, и он застыл. Умница. Хороший мальчик.
Скинув капюшон его тренировочного халата – он как раз закрывал меня с ног до головы – дождался, когда его глаза расширятся от увиденного. Ха-ха! Когда закончу, у него будут глаза как у белки из Ледникового периода. И такое же выражение лица!
Очень медленно снял халат, по миллиметру открывая мою новую покупку. Когда полностью разделся – Антон перестал дышать. Надеюсь, он там не задохнется, а то я не умею делать искусственное дыхание.
- Нравится? – мурлыкнул я и повернулся вокруг себя, раскинув руки в сторону.
Он издал только какой-то непонятный хрип, который был расценил мною, как согласие. Хорошо быть мелочью – можно найти на себя любое женское кимоно. Сшить на заказ я бы просто не успел. Пришлось брать, что было. И сейчас, облаченный в шелковое буйство ярких сочных красок - взлетающие птицы на темном фиолетовом фоне – роскошные рукава с ниспадающей до пола тканью, перевязанный сзади огромным бантом, я точно представлял собой японскую проститутку. И ещё эти спицы с кисточками, которые болтались по обе стороны от моей головы. А эта девочка-маньячка еще предлагала меня покрасить. Нет, изображать из себя белое зомби категорически отказался, хотя и разрешил накрасить глаза темным цветом. Теперь я мог похвастаться огромными бездонными глазами настоящего укэ. Как мы называли подобных любителей макияжа в нашей компании, решил не вспоминать. Укэ звучит как-то не так оскорбительно. Ах да, забыл про самое главное. Мои губы были сочного, темно-розового цвета, оттенка то ли "гламурная искра", то ли "ягодный соблазн" и я радовался только одному - что не мне эту гадость придется слизывать. Хотя признаю – этот цвет мне очень шел. Вкупе со свежевыбритым подбородком, черно-фиолетовыми глазами и шелковым цветастым халатиком с бантиком – я был вылитая мечта любого мужчины: сексуальная домохозяйка. Только японским женщинам можно было втереть, что халат это красиво. Вот меня вечерние платья на женщинах возбуждали больше вечерних халатов-кимоно.
Полюбовавшись произведенным эффектом – вытаращенными на меня глазами и ручищами, сжимающими букет, как та самая саблезубая белка – как можно грациознее сел перед уже абсолютно своим парнем на диван. Я тренировался четыре дня, выставив перед собой зеркало, и изучил десятки самоучителей по стриптизу и эротическому танцу. Теперь в искусстве "грациозно и сексуально возлежать на диване" мог заткнуть за бант любую японскую проститутку. Пушистик резко вздохнул – ну, слава яойному богу, а то я уже начал волноваться - и, выронив букет, дернулся в мою сторону.
- Любимый, - мягко протянул я, - хочу, чтобы ты оставался там, где сидишь. Я это не планировал, но другого выхода тебя научить, у меня нет. В качестве наказания, ты просто будешь там сидеть и смотреть.
Судя по его затуманившимся глазам, мангу эту он не узнал. А я ведь два дня текст учил. И то, чуть не забыл от перевозбуждения эти жалкие предложения. Он сел обратно, скрестив ноги по-японски и только разве что слюни не пускал по моему роскошному телу. А что? Я старался. А ведь это только начало, дорогой!
Пригвоздив его к месту томным взглядом, хитро изогнулся – в самоучителе было сказано, что это эротично – и приступил к выполнению своей дьявольской мести.
Медленно раздвинул ноги, позволив шелку соскользнуть с гладко выбритых ног. Реклама бритвы не соврала, и он действительно легко упал по обе стороны моих коленей. О том, как это всё будет чудовищно чесаться через пару дней, думать не хотелось. Красота требует жертв! Чуть сполз с дивана, приподняв попу, и дождался восхищенного возгласа. Конечно! Что я, зря корячился, как акробат, закинув ноги за голову, выбривая зад? Зато теперь точно знал, как чувствуют себя коты, которые лижут яйца. Хорошо хоть не отрезал себе ничего важного.
Да я даже, божетымой, клизму себе сделал!
Пушистик снова дернулся, но, увидев мой взгляд, изобразил, что у него просто что-то зачесалось. Так-то!
Я потянул концы праздничной упаковки на спине и, немного запутавшись в этой штуке, название которой благополучно забыл, развязал пояс на кимоно. Распахнул его и как можно естественнее уложил по бокам своего тела. Я чувствовал себя идиотом! С широко раздвинутыми ногами, окруженный блестящим фиолетовым шелком, я демонстрировал свежевыбритую задницу озабоченному отаку – ебанувшемуся анимешнику, как любезно подсказал мне сайт Лукоморье. Что не сделаешь ради любимого человека!
Не спуская с него глаз – а вдруг еще накинется – начал гладить свою грудь. Особого удовольствия это не приносило: я нервничал и постоянно следил за своим имуществом, напряженно изображавшего японский лотос в центре комнаты, но он не двигался, а только буквально сдергивал меня с дивана взглядом и трахал в особо извращенной позе. Я начал расслабляться. Похоже, занятия айкидо пошли на пользу его долготерпению. Мой мелкий мыш был со мной явно согласен, и начал отзываться на движения рук. Не знаю, кто первый назвал мой член мышом, но кличка прижилась. И хоть её можно было вносить в десятку самых идиотских прозвищ мужских достоинств, кодовое слово не раз помогало нам произнести: "давай потрахаемся" так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я протянул руку к члену и нежно погладил его. Он очень хотел продолжения, но у меня был другой сценарий. Придвинул к себе небольшую коробку, которая дожидалась своей очер

Серия сообщений "дневник Алу":
Часть 1 - эх...возвращение
Часть 2 - утро~
Часть 3 - может любовь, а может просто хочу....
Часть 4 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 5 - любовь или что-то иное

Серия сообщений "Фанфики":
Часть 1 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 2 - Ноты

Настроение сейчас - эх...

...что-то проснулось во мне, но я не могу воспринимать это серьезно....
ведь это была просто игра...а потом целая бессонная ночь...без этого человека..как мне хотелось, чтобы он был рядом со мной в эти минуты...
Нет больнее снов твоих
Нет печальней нас двоих
Для кого мы эту пьесу разыграли
И зачем мы так спешим
Забавляться от души
Нарекать других родными именами
Я топлю все ночи в липкой тишине
Я хочу к тебе,я хочу к тебе...

А ветер пел в моей голове
О том, как бел город на Неве
О том, как я хочу к тебе
Хочу к тебе, хочу к тебе
И слезы, снег, в лицо - метель
Забудь о ней, забудь о ней
А я назло все двадцать недель
Хочу к тебе, хочу к тебе...

Серия сообщений "дневник Алу":
Часть 1 - эх...возвращение
Часть 2 - утро~
Часть 3 - может любовь, а может просто хочу....
Часть 4 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 5 - любовь или что-то иное

как быстро прошла эта ночь...я даже глазам моргнуть не успел...мне хочется пойти умыться и помыть голову, но сил уже нет никаких...болят все мышцы тела...ведь была такая бурная ночь...никогда не забуду)

Серия сообщений "дневник Алу":
Часть 1 - эх...возвращение
Часть 2 - утро~
Часть 3 - может любовь, а может просто хочу....
Часть 4 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 5 - любовь или что-то иное

Настроение сейчас - с просони

мне кажется я не был на этом дневнике 100 лет...а прошел всего лишь год..
но и за этот год многое чего произошло...я поступил на дизайнера и теперь точно съезжаю от родителей)
я стер все записи поэтому, избавился от прошлого...но я прочитал, неужели я мог писать такое? о боже, как так...ведь только сейчас понимаю какой был болван....
припоминается мне что, когда-то я написал, что и Алукард и Девил уснул...дак вот в нашей семье прибавление
есть ещё одна женская натура, и зовут её Нелс
дак вот Алукард только только удалил все записи, и пошёл спать...
...Надо будет переименовать дневник с просони ваш Иля ))))))))
ладно не буду...и в заключении как было раньше

Серия сообщений "дневник Алу":
Часть 1 - эх...возвращение
Часть 2 - утро~
Часть 3 - может любовь, а может просто хочу....
Часть 4 - разнообразить сексуальную жизнь
Часть 5 - любовь или что-то иное

Моя семья (можно сказать, непутёвая?!)
Ладно, сегодня я должен писать о своей семье. В моём словаре сказано: Семья – 1: группа живущих вместе родственников, или родители и дети; 2: потомки общего предка; 3: братство людей или наций, объединённых политическими или религиозными узами; 4: группа объектов, отличающихся общими свойствами; 5: (биол.) группа родственных организмов. Почему-то мне кажется, что последнее ближе всего подходит к моей ситуации. -_-; Вчера я писал о моих родителях, какими они были. Стоит ли говорить, что я о них почти не думаю. В общем, есть люди, с которыми я живу. Полагаю, мы вроде как семья. В таком случае, Брэд – отец, Шу… я бы сказал мать, но в интересах самосохранения скажу старший брат, а Фарф… домашнее животное?
Ладно, сначала Брэдли Кроуфорд. Я уже писал, что он гайджин. Вообще-то, они все гайджины. Брэд американец. Он выше меня, но, опять же, они все выше меня. У него чёрные волосы и карие глаза. Он носит очки. Не знаю, насколько они ему нужны. О, и он также любит ходить в костюме. Понятия не имею, почему. Мне кажется, это ужасно неудобно, но без костюма он не был бы Брэдом. Иногда он надевает обычные брюки, рубашку и кожаную куртку. Но это бывает редко. Он пророк, это значит, что он видит будущее. Эссет называли его Оракулом, по очевидной причине. (Они называли меня Вундеркиндом, не знаю, почему, но этим именем пользуется только Шу.) Он высокомерный и холодный, и иногда бывает настоящим ублюдком,… надеюсь, он этого не прочтёт. Клянусь, у него в заднице палка. И ещё он любит помыкать и командовать. Он наш лидер. И я ему доверяю.
Я доверяю не многим, но Брэду я бы доверил свою жизнь и всё остальное. Иногда он бывает жестоким, если его вывести из себя, но обычно я отделываюсь нотацией. Не то, чтобы он никогда меня не бил. Но это редкость, и обычно это происходит тогда, когда я делаю что-нибудь ужасное. Думаю, он боится сделать мне больно. Он знает, что я не буду использовать против него свою силу. Я бы просто не смог. Он для меня как отец. Настоящий отец. Хотя и не родной. Не то, чтобы у нас типичные отношения отец/сын. Но я знаю, что я могу пойти к нему. Он выслушает. Он даст совет. Но он никогда не отвечает на мои вопросы. Нет, он выводит меня из себя, задавая мне вопросы в ответ. Но этим он заставляет меня думать и решать проблемы самому. Это раздражает, но, наверное, я признателен ему за это. В общем, он 'отец' в моей семье, не тёплый, ласковый отец, но я знаю, что он заботится обо мне. Он никогда не говорит, что любит меня, но я знаю, что любит.
Потом идёт Шульдих. Это не настоящее его имя, но настоящего я не знаю. Он немец. У Шу рыжие волосы и сине-зелёные глаза. Волосы у него очень длинные, и обычно он подвязывает их шарфом. Он больше похож на мальчишку, чем Брэд. Шу нравится ходить в джинсах и рубашках, и мне нравится его кожаный плащ. Он обещал, что даст мне его поносить, если я когда-нибудь вырасту. Вчера я сказал, что он телепат. (Его кодовое имя Кукловод, *хихиканье*, он его ненавидит, иногда я его так называю.) Поговорим о надоедливости. Он или пытается прочесть, что происходит в вашей голове, или посылает мысли вам. Это очень отвлекает. Я уже говорил, что он надоедливый. Он также пронырливый, любит манипулировать другими и временами бывает жесток. Но со мной он не такой. По крайней мере, что касается жестокости. Он всегда пронырливый и любит манипулировать. У него также бывают ужасные головные боли, побочный эффект его силы. (У меня бывают мигрени… настоящий ад.) Он тоже какое-то время жил на улице, но он был старше, чем я, и не любит об этом говорить. Но я знаю, он имел дело с наркотиками и ещё кое-чем. Иногда он любит гульнуть, и Брэду приходится идти за ним и приводить его обратно. От него один беспорядок.
Шу я тоже доверяю. Он похож на хулиганистого старшего брата. Когда мне было 12, он усадил меня рядом с собой и всё рассказал о взрослении и сексе. Как-то ночью он напоил меня в хлам, чтобы я никогда-никогда больше этого не делал! Он всегда знает, когда у меня депрессия и мне нужно кому-то поплакаться. Он заставляет меня есть, когда я не хочу. (Оставим мои кулинарные привычки на другой день… -_-; ) Он заботится обо мне, когда я болею, варит мне суп и пичкает меня лекарствами. Наверное, с ним мне удобнее всего. С Брэдом я всегда настороже, не хочу ударить перед ним лицом в грязь. А Фарф… ну, о нём я ещё скажу. Шу выбрал для меня день рождения. Он никогда о нём не забывает. Он также празднует день, когда Брэд бросил меня на его попечение в Берлине. Наш особенный день. Мы всегда что-нибудь делаем, только мы вдвоём. Мне нравится Шу. Хоть он и раздражает, я его люблю.
Наконец, Фарфарелло. Его настоящее имя - Джей. Или что-то вроде этого. Он ирландец, и его акцент иногда трудно понять. А ещё он псих. Настоящий, со справкой. Шу-шу тоже иногда ведёт себя, как псих, но Фарф - настоящий! Рядом с ним и Шу я иногда чувствую себя самым зрелым в группе. Даже Брэд один раз так сказал. Это было очень смешно. Но вернёмся к нашему Фарфи. У него обесцвеченные волосы и один (ага, один!) глаз цвета янтаря. Он напоминает мне уличного кота. На одном глазу он носит повязку. Я всего раз видел его без повязки. У него есть шрам, проходящий через всё лицо и глаз. Сам глаз очень сильно повреждён. Он всё ещё на месте, но… бррр! Короче, у него очень бледная кожа и шрамы по всему телу. Он не чувствует боли. Совсем. Так что ему всё равно, если он поранится. Вообще-то, иногда он сам себе наносит увечья. Ему нравится вид крови. Его или чьей-нибудь ещё, Фарфу всё равно. Так что он режет себя. И открывает раны, поэтому, в конце концов, остаются шрамы. Пока я не добираюсь до его ран. По какой-то причине, он оставляет их в покое, когда я их обрабатываю и перевязываю. Не знаю, почему.
Фарф сидел в психушке, когда его нашёл Брэд. Он убил своих родителей, но он говорит, что в этом виноват 'Бог'. Он во всём обвиняет 'Бога'. Это его личная миссия в жизни, ненавидеть 'Бога'. Я не уверен, что я по этому поводу думаю. Я имею в виду, я не христианин, так что на самом деле это меня не беспокоит. Думаю, можно сказать, я синтоист. Я имею в виду, я верю в ками1, духов и всё такое. Возможно, это тема для другого дня. Вернёмся к Фарфи. Бывают времена, когда он по-настоящему опасен. Не только для себя, но и для нас тоже. И тогда я его боюсь. Потому что ему при этом всё равно, КТО перед ним, возможно, поэтому Эссет называли его 'Берсерком'. Нам приходится запирать его, чтобы он не убил нас во сне, в основном из-за меня. Брэд узнает наперёд, если это произойдёт, а Шу почувствует его, когда он войдёт. А я? Я, наверное, умру. Один раз Фарф на меня напал. Мы были дома вдвоём; до того с ним было всё в порядке. Шу и Брэда не было, я забыл, почему. Я сидел в компьютерной комнате, делал работу для Брэда. Я услышал стук двери, но не обратил внимания. Пока Фарф меня не схватил. Он бросил меня на пол и навалился сверху. У него был один из его ножей, у него их ПОЛНО, и он смеялся. Я видел, что он просто не в себе. Мне было всего 12, и я не хотел сделать ему больно, он же был моим товарищем по команде. К счастью, как раз в этот моментвернулись Брэд и Шу. Шу просто отключил сознание Фарфа, а Брэд схватил его и отволок в его камеру. У него есть спальня, но, когда он ведёт себя, как сумасшедший, мы запираем его в камере. С тех пор они были более осторожны, оставляя нас наедине. Думаю, это действительно напугало Брэда. Я знаю, что меня это напугало. Той ночью Шу разрешил мне спать в его комнате. Я был уверен, что Фарф убьёт меня, пока я сплю.
Шу хорошо справляется с такими вещами. Иногда он разрешает мне приходить и оставаться с ним. Несколько раз он приходил в мою комнату, чтобы разбудить меня, потому что мои кошмары просачивались в его сны. С другой стороны, Брэд бы ни ради кого не встал! Он бесится, если его разбудишь. Шу более понимающий, в основном потому, я думаю, что он видит похожие сны. А Фарф… Я просто не хочу знать, что ему снится. Брэд собрал нас, как свою команду… Но каким-то образом мы стали чем-то вроде семьи. Это единственная семья, которая у меня когда-либо была. –Наги


________________________________________
1 Ками (яп.) - божество

Серия сообщений "Дневник Наги":
Часть 1 - День первый
Часть 2 - день второй

Моя жизнь и это дурацкое задание
Это так глупо. Что за идиотское задание. Не знаю, почему я вообще беспокоюсь; я всё равно не смогу его сделать. Не в таком виде. Думаю, сначала мне лучше объяснить, чем я занимаюсь… Моя учительница, чьё имя я не собираюсь упоминать, потому что мы называем её не очень вежливо, хочет, чтобы мы каждый день вели дневник. Какая чушь! Мы должны описывать, что мы делаем, куда мы ходим, что мы чувствуем, о нашей семье и друзьях и т.д. Какое-то время мы будем это делать, а потом мы должны использовать эти записи, чтобы накропать глубокое самоаналитическое эссе, что-то типа того. Не поймите меня неправильно. Идея замечательная. Проблема… во мне. Что я делаю, с кем я живу, эти сведения не для разглашения! Я же не могу встать перед классом и сказать, 'Привет, меня зовут Наги, и я убийца…' 1) Меня отправят к директору за то, что не принимаю задание всерьёз, или 2) меня отправят в полицию за то, что я преступник. Здорово. Ну ладно… Думаю, буду писать что-нибудь каждый день, а потом 'отредактирую'… Может, она не заставит нас сдавать эти дневники… Я могу только надеяться…
Ладно, с этим разобрались. Меня зовут Наги Наоэ, и я убийца… извините, не удержался. Звучит, как 12-ступенчатая программа Анонимных Алкоголиков. Но я на самом деле убийца. Мне это не нравится. Мне не нравится убивать, но как я до этого дошёл - долгая история. Думаю, об этом я сегодня и напишу…
Я немногое помню о своём детстве. По большей части, оно было хреновым. В моих первых воспоминаниях родители дерутся. О, да, я не живу с ними с 4 или 5 лет. Неважно, в моих единственно ясных воспоминаниях они дерутся. Мой отец был пьяницей. Он приходил домой пьяным, уходил на работу пьяным, вырубался пьяным. Он был скотиной. Мать принимала 'снотворное'. По крайней мере, она его так называла. Не знаю, что это было на самом деле. Я спросил только раз, когда мне было года 3. От её пощёчины я влетел в стену. Она обычно не била меня, может быть, всего несколько раз. А вот отец… Я с пелёнок научился стоять в стороне, вести себя тихо. Тогда он бил только её. Они орали и вопили, и потом он опять тащился выпить. Классное детство. Коронное событие произошло, когда мне было 4 или 5, я не уверен точно, я даже не знаю, когда у меня день рождения. Шу выбрал его для меня, но о Шу я поговорю в другой раз.
Короче, мне было 5, и милый папочка пришёл домой пьяный, как обычно. Я был в кровати, но не мог заснуть. В этом не было ничего необычного, я страдал бессонницей с трёх лет. Так что я услышал, что они вопят, как всегда. Не знаю, почему я встал, обычно я не встаю. Наверное, что-то почувствовал, я не знаю. В общем, я встал. Я спал на полу на тюфяке, обычно в одежде, так как ночью было холодно. Я подошёл к двери и приоткрыл её. Мать и отец ругались, стоя на верхней ступеньке лестницы. Отец начал орать, мать завопила в ответ, он её ударил, ничего нового. Потом он отвернулся, и мать по-настоящему разозлилась. Меня это напугало; обычно она такой не была. Она как будто была одержима. В общем, она схватила его за руку, он отпихнул её, она упала с лестницы. Она посмотрела на меня, когда падала. Вспоминая об этом сейчас, я понимаю, что она никогда не любила меня; в её глазах было только презрение. Я бегом спустился вниз. Она была мертва. Я впервые видел мёртвого человека, и это была моя мать. Помню, я услышал, как отец спускается по лестнице. Я побежал. Я знал, что, если останусь здесь, умру следующим. Он бы не оставил в живых свидетеля.
Полагаю, тот, кто меня не знает, или не имел подобного опыта, был бы шокирован. Для меня это было нормально. Я имею в виду, не то, что моя мать умерла, но отсутствие любви. Я не знал, что такое любовь. И не узнал в течение следующих нескольких лет. Я не знал, что родители должны любить своих детей. Мои меня никогда не любили. Вы знаете только то, чему учитесь. Короче, следующие несколько лет я провёл на улице. Хорошо, что я умный. Я вовсе не хвастаюсь, но, если бы я не был умным, я бы не выжил. Большинство уличных детей собираются в шайки, спасаясь тем, что их много. Ни одна шайка меня не приняла. Я был странным, даже тогда. Мне пришлось самому о себе заботиться, и для меня это было нормально. Моя сила начала время от времени проявляться. О, да, я телекинетик. Правда. Я могу двигать вещи силой мысли. Я написал последнее предложение, не пошевелив даже пальцем. Вернёмся к моей истории. В общем, время от времени происходили всякие вещи. Я на самом деле не мог их контролировать, как-никак, мне было всего 6 лет. Так что это было страшно. Знаете, как говорят, 'люди боятся того, чего не понимают'? Ну вот, они боялись меня. Но я был маленьким и тощим, со слишком большими для моего лица глазами, примерно так же я выгляжу сейчас… *вздох* Они не могли признаться, что боятся МЕНЯ! Так что я был изгоем. Думаю, самое вежливое, что они делали – обзывали меня. Помню, пару раз в меня кидали камнями. Хорошо, что я быстро бегаю.
Ну, годы, проведённые на улице, не были настолько примечательными, так что я их пропущу. Достаточно сказать, что я голодал, мёрз и не был счастлив. Большая часть моей жизни была такой, ну и ладно. Мне было примерно 9 лет, когда всё наконец-то изменилось. Я бродил туда-сюда, пытаясь что-нибудь стянуть, как обычно, когда почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. На улице не выживешь, если не доверяешь своим инстинктам, так что я решил удрать. Я забежал за угол и врезался прямо в него. В высокого гайджина1 с тёмными волосами и карими глазами. Он схватил меня и не отпускал. Я всё ещё не умел пользоваться своей силой, так что от неё было мало проку. Я до сих пор помню, что он сказал: "Перестань сопротивляться, тебе не будет больно". Я подумал: "Да, как же, не будет". Я спросил его, кто он такой, и вместо того, чтобы ответить мне, он задал другой вопрос. Есть у него такая раздражающая привычка. Он сказал: "Я слышал, что ты можешь двигать вещи силой мысли. Это правда?" Я просто застыл. Я вовсе не афишировал тот факт, что я не нормальный, так что он, должно быть, некоторое время наблюдал за мной. Он отпустил меня и позволил посмотреть на него. Он сказал: "Меня зовут Кроуфорд."
Я всё ещё живу с Брэдом (он ненавидит, когда мы его так называем, но мне за это ничего не бывает, не знаю, почему, может, я ему нравлюсь) и парочкой других людей, но о них потом. В общем, Кроуфорд-сан привёл меня в свой отель. Вообще-то я вроде как немного беспокоился. Я имею в виду, я знал, что случается, когда гайджины приводят уличных детей в номера отелей. Но он был любезен, хоть и немного холоден. Он настоял на том, чтобы я принял ванну. А потом он взял меня в аэропорт, и мы сели на частный самолёт. Наверное, для нас это был единственный способ покинуть Японию, у меня же не было паспорта. Полёт длился целую вечность. Мы приземлялись пару раз для дозаправки, и всё. Мне было по-настоящему страшно; я никогда раньше не летал. Где-то над Восточной Европой мы попали в грозу. Боже мой, я никогда не смогу летать, не вспоминая об этом. Меня не стошнило только потому, что я слишком нервничал перед полётом, чтобы есть. Наконец, мы приземлились, в то время я не знал, где, но сейчас знаю, что это была Германия.
Там я впервые встретил Шу. Я не буду сейчас о нём писать. Я посвящу другой день ему и остальным. В общем, Брэд подбросил меня этому странному рыжему, который даже не говорил по-японски. А я, конечно, не говорил ни на каком другом языке. Но он был очень мил. Позволил мне принять ванну, дал мне чистую одежду, накормил меня, уложил в свою постель. Он положил руку мне на голову, и я почувствовал это прикосновение своим разумом. Это был первый раз, когда Шу побывал у меня в голове (он, кстати, телепат). Это мысленное прикосновение было тёплым и заботливым. Я никогда не чувствовал ничего подобного прежде. Мы выяснили, как общаться, и жили вместе до возвращения Брэда. Потом они взяли меня в этот 'тренировочный центр'. Это было место, где группа под названием Эссет тренировала людей, обладающих силой, таких, как я. Я не понимал всего, что там происходило. Шу, используя словарь и язык жестов, объяснил, что всё в порядке, мне лучше этого не знать. Я согласился. Эй, я был сыт, одет, мне было, где спать. Это было всё, что я хотел. Так что, если они хотели научить меня пользоваться моим 'даром', отлично. Они даже научили меня читать и писать, сначала на японском, а потом на паре других языков. У меня были регулярные занятия, как в школе, за исключением того, что я был там самым младшим, так что у меня было много репетиторов. Они мне не нравились. По большей части они были засранцами, зацикленными на себе. Им не нравилось учить маленького сопляка. Шу и Брэд сами занимались этим, когда могли, это было лучше. Потом Шу научил меня, как пользоваться компьютером. Ручаюсь, иногда он об этом жалеет. Так что я стал учиться с помощью компьютера, так было гораздо лучше. Я не люблю людей, за редким исключением.
Хакерству я научился самостоятельно. Тогда-то я и узнал, кем на самом деле были Эссет и что они пытались сделать. Я не стыжусь сказать, что идея меня напугала. Я не буду здесь в это вдаваться, просто на случай, если дневник вдруг прочтёт кто-то, кроме меня. Просто скажу, в этом не было ничего хорошего. Я пристал к Брэду. Плохая идея. После того, как он разукрасил мою тощую задницу синяками за лишние вопросы, он рассказал о своих планах. Против них я ничего не имел. Через некоторое время он привёл Фарфарелло. Вскоре после этого нам стали поручать оперативные задания. Чаще всего моей работой был сбор информации. Меня научили сражаться с оружием, без оружия и с помощью силы, но в основном это было для самозащиты. От меня больше пользы в других областях. Если Брэду нужно кого-то убить, он посылает Шу или Фарфа, если ему нужно хакнуть информацию, это моя работа. В конце концов, мы оказались в Японии, номинально работая на типа по имени Такатори Рейджи.
Могу сказать, что от этого мужика у меня мурашки по коже бегали! Каждый раз, когда он на меня смотрел, мне хотелось принять душ. У меня было чувство, что он представляет меня без одежды. *дрожь* Думаю, Шу как-то раз что-то уловил от него, потому что он никогда не оставлял меня с ним наедине. Он всегда что-нибудь придумывал, когда Брэд предлагал то, что могло оставить меня с Такатори. Не хочу в это вдаваться. Но мужик был настоящей скотиной. И это ещё мягко сказано. Фарф его игнорировал, Шу чувствовал то же, что и я, даже Брэд его не уважал. Но он был полезен Кроуфорду, поэтому мы были там. Я так рад, что Фуджимия-сан прикончил этого засранца. Спас мир от кучи проблем, я уверен. После того, как придурок сдох, мы притворились, что следуем планам Эссет, хотя на самом деле следовали планам Брэда. Я не буду вдаваться в подробности. Если Кроуфорд это найдёт, я бы хотел сохранить свою голову. Всё равно это неважно. Эссет умерли ужасной смертью в огне примерно полгода назад. Я бы с огромным удовольствием отпраздновал их кончину, если бы не был тогда болен, как собака.
Я чуть не утонул. Обхохочешься, я знаю. Я всё равно не самый здоровый в мире человек, так что в школе легко было объяснить моё отсутствие. В общем, я провёл следующие несколько недель в постели. Летние каникулы начались и кончились. Мы были слишком заняты, подчищая за Эссет. Конечно, мы не уложили всех одним ударом, и недобитки пытались вернуть нас обратно. Это заняло все мои каникулы. Неплохо было бы хоть иногда пожить настоящей жизнью. На прошлой неделе снова начались занятия, и сегодня нам дали это дурацкое задание. *вздох* Сегодня моя очередь готовить ужин, так что я лучше пойду. Я напишу о моей 'семье' завтра. Это может занять пару дней… -Наги


________________________________________
1 Гайджин (яп.) - иностранец

Серия сообщений "Дневник Наги":
Часть 1 - День первый
Часть 2 - день второй

прости меня....просто папа запретил сидеть в компе...((((прости...скоро буду писать каждый день обещаю

В личных покоях Первого Лорда глубоко заполночь горел свет. Кунсайт ходил из стороны в сторону по комнате, Зойсайт сидел на подушке и полировал ногти.
- Лорд Кунсайт, Вы должны, наконец, успокоиться!
- Что ЕЩЕ я должен?! – выкрик Первого Лорда заставил Зоя нырнуть под одеяло в притворном испуге. Он точно знал, что ему ничего не будет, но все же, все же…
- Успокоиться, - пискнул из-под одеяла Зойсайт. - И еще Вы дол…
Зой вовремя поймал себя за язык. Лорд Хаоса не склонен проявляться свои эмоции, тем более, столь бурно, как сегодня. Зой изо всех сил пытаться понять причину происходящего, но пока ему не удалось получить ничего, кроме нескольких сердитых выкриков. На его впечатлительную натуру это подействовало так глубоко, что он даже стал называть Куна Лордом Кунсайтом, чего тот от Лорда Огня и Ветра не любил, но в этот раз, похоже, даже не заметил. Что никак не добавляло Зою понимания происходящего.
- Я не буду успокаиваться! - в этот момент Кунсайт прошел мимо зеркала, которое неоднократно уже порывался выставить из покоев, но Зойсайт всякий раз заставал его за этим занятием, и зеркало опять оставалось на месте. Ветреный Зой умел убеждать Куна практически во всем, чего тому хотелось. Но сегодня все его старания пропадали втуне. Однако зеркало, похоже, решило припомнить Кунсайту его попытки выставить оное и отразило Первого Лорда именно в тот момент, когда гримаса на его лице была такая, что хоть в фильме ужасов иди играть без грима. Лорд Льда мгновенно взял себя в руки, увидев это, и, уже со спокойствием на лице, повернулся к Зою.
- Вылезай, Рыжик, - позвал он. Комок под одеялом на секунду задумался, после чего выставил своим представителем на поверхности макушку. - Вылезай, ты прав. Недостойно Первого Лорда метаться по комнате, как бешеный тигр.
После этих слов комок окончательно покинул свое убежище под одеялом, обретя изящный вид Лорда Огня и Ветра.
- Я же весь вечер это говорю, Лорд Кунсайт!
- Кто?! - ледяная буря ничто в сравнении с адским пламенем, кто не верит, можете спросить у обитателей Темного Королевства.
- Кун, - тут же исправился Зойсайт. – И между прочим, - язвительная натура тут же взяла верх над пугливостью, - я тебя полвечера называю Лордом Кунсайтом, а ты даже не замечаешь…
- Надуйся еще.
- И надуюсь, - Зой скорчил такую мордочку, что начавший опять выходить из себя Первый Лорд мгновенно растаял и прижал к себе рыжее чудо. Продолжения не последовало, через секунду он отошел и присел на кровати, чуть пониже подушек, на которых опять с комфортом устроился Зой.
- В чем дело, расскажешь все-таки?
- Этот…эта…это….этот недоделанный звездочет!!!
- Вы с Нефритом что-то не поделили? - с предельной невинностью поинтересовался Зойсайт, однако общая картина событий стала ему ясна уже по этой фразе. Кунсайт и Нефрит, как правило, не задевают друг друга, но уж если что-то не поделят, щепки летят по всему Темному Королевству, а отдельные достигают даже Земли и падают на нее, а люди принимают их за метеориты.
- Не поделили?! Этот поганый недоделанный звездочет надоел мне! - было похоже, что Кун совершенно не собирается вдаваться в подробности. Впрочем, это не особо и волновало Зоя. Гораздо важнее было то, что сам Лорд Огня и Ветра на дух не переносил Астролога, а теперь тот еще и посмел так обидеть Кунсайта! Его Кунсайта!
- Но что мы можем сделать? - Зой посмотрел на Кунсайта своими огромными зелеными глазами, пытаясь хоть как-то отвлечь того от неприятных мыслей. Надо признать , это ему удалось, ударное хлопанье ресницами принесло свои результаты, Первый Лорд окончательно успокоился и напрочь забыл обо всяких Нефритах и прочих полудрагоценных камнях. Через несколько минут, тянувшихся, как показалось обоим, целую вечность, они все-таки вернулись к реальности.
- Я давно думал над этим, - заговорил Кунсайт своим обычным спокойным голосом, в котором не угадывалось и следа недавней бури, - и теперь я просто уверен, что на месте Второго Лорда мне гораздо приятнее было бы видеть не этого заигравшегося в астрологию, а кого-то другого…
- Кого? - хлоп-хлоп ресницами. Зой даже ничего не делал специально, ресницы у него имели такую привычку, хлопать, совершенно отдельно от него. Во всяком случае, именно так он это всегда и объяснял Кунсайту, а выяснять, так ли это, у последнего, как правило, не возникало мысли. Мысль у него возникала совсем о другом, но в данный момент все как одна его мысли, похоже, были заняты Нефритом.
– Еще немного, и я начну ревновать к этому длинноволосому! - обиделся Зой, видя полное отсутствие всякого присутствия какой бы то ни было реакции на свои потуги.
- Ревность не идет твоему красивому лицу, Зой… Зато ему, куда более, чем коричневым патлам звездочета, пошли бы погоны Второго Лорда!
- Что? - Зой не поверил своим ушам, - Кун, ты хочешь сказать, что Королева решила отдать мне погоны Второго Лорда?!
- Королева этого не решила… Зато так решил я!
- Лорд Кунсайт, вы такой милый… - Зой прижался к груди Первого Лорда и закопался под его волосы.
- Если бы все было так просто, Рыжик, - Лорд Льда потрепал возлюбленного по волосам, которые ему всегда так нравились в Зое, лучше всего, по его мнению, отражающие порывистую и переменчивую натура Лорда Огня и Ветра. – Но я не раздаю чины в нашем Королевстве.
- А жаль, - донеслось из-под смешанной рыже-белой копны волос, однако по голосу чувствовалось, что его обладателю сейчас было совершенно не жаль ни погон, ни чего бы то ни было другого.
- Однако я могу тебе кое-что посоветовать, чтобы достичь этого.
- Что? - Зойсайт все-таки принял сидячее положение, сообразив, что серьезная часть разговора еще не закончилась.
- Если нельзя что-то сделать с чином, что-то всегда можно сделать с его обладателем…
- Что ты хочешь этим сказать? - почти испуганно вскрикнул Лорд Огня и Ветра.
- Что ты демон и сам все понял, - улыбнулся Кунсайт. - И на этом я хочу забыть на сегодня о звездах и тех, кто их считает.

***
Утро застигло рыжего Лорда в том настроении, когда вставать еще не хочется, но сон уже смылся куда-то. Конечно же, это случилось в его собственном Замке. А как же иначе, вдруг Королеве придет в голову дать своим Лордам новое задание ночью? Прецеденты случались, поэтому приходится быть готовым ко всему… «Как же мне надоела эта вечная боевая готовность, война, проблемы» - подумал про себя Зой, нехотя приоткрывая один глаз. По положению солнечных лучей на стене он пытался сообразить, который сейчас час, а так же вспомнить, в котором часу ночи для него закончился вчерашний день. Ни то, ни другое никак не поддавалось понимаю, так что Лорд Огня и Ветра совсем было хотел обидеться на судьбу. Именно в этот момент сия капризная дама решила, что, раз уж он все равно настроен обижаться, у него для этого хотя бы должен быть серьезный повод.
Повод не замедлил ворваться в спальню Зоя в лице Повелителя Звезд.
- Просыпайся, Рыжая Соня!
- Ай!! - взвизгнул Зой, - что ты тут делаешь?
- Сам не знаю, - пожал плечами Нефрит, - но если ты сейчас же не встанешь, я точно знаю, что я буду делать.
- Ну и что же ты увидел в своих звездах на ближайшее время?
- Пришибленную рыжую крысу!
Теплый диалог двух любящих друг друга Лордов мог бы длиться еще долго. Но внезапно Нефрит, чего за ним обычно не наблюдалось, свернул перепалку.
- Ладно, как бы оно ни было, но через 10 минут Королева ждет нас в тронном зале.
- Что, - не удержался Зойсайт, - Лорду Звездочету нечего сказать рыжей крысе?
- Времени нет, а то не только сказал бы, но и показал, - буркнул Нефрит, покидая покои рыжего Лорда. - Через 10 минут в тронном зале! Уже через 9.
С этими словами он окончательно покинул помещение, предоставляя Зойсайту самому решать, каким образом он сумеет за 10 минут привести себя в порядок, когда обычно на это требуется не менее часа. Наверняка он специально разбудил меня так поздно, подумал Зой. Потом вспомнил вчерашнюю ночь, а затем и вечер, и пришел к выводу, что в целом, конечно, Второму Лорду есть, за что подстроить ему эту пакость. Но, все-таки, как он посмел??! Как посмел??!
Однако означенные 10 минут неумолимо истекали, превратившись в 8, а затем и 7. Зой прикинул и пришел к выводу, что у него есть только один способ прийти в Тронный Зал вовремя и при этом не напоминать своим видом ощипанную недоваренную курицу.
Быстрым движением руки он окутал себя розовыми лепестками, выкрикнул свое любимое «Зой!», обернулся и… Из зеркала на него смотрел вполне прилично одетый и причесанный рыжий демон. Все было бы чудесно, если бы не выражение лица этого демона, но тут уж заклинание было бессильно. Пришлось приложить усилие и изобразить бодрость своими силами. После этого оставалось только телепортироваться в Тронный Зал. Зой уже хотел именно это и сделать, но, бросив последний взгляд в зеркало, обнаружил там не одно отражение, а целых два.
- Лорд Кунсайт! – выражение радости на мордочке Зоя моментально перестало быть наигранным.
- Я всего лишь хотел тебе напомнить о том, что сказал вчера, Зой. Не забудь. До встречи в Тронном Зале.
С этими словами Кунсайт исчез, оставив в зеркале только одно отражение. И то ненадолго. Зойсайт последовал за своим учителем в Тронный зал, при чем теперь он это делал с гораздо большим энтузиазмом.

***
Королева Берилл появилась в Тронном Зале намеренно раньше Лордов. Ей было о чем подумать, и обстановка Тронного Зала как нельзя лучше к этому располагала. Ей предстояло сказать такое, от чего ее Лорды будут если не в шоке, то крайне удивлены. И пусть со стороны выглядит так, что ей легко это дается, такая внешняя легкость стоит немалых усилий.
Ровно в назначенное время центр Тронного Зала окрасился четырьмя всполохами разных цветов, свидетельствующими о прибытии Лордов. Первым появился Кунсайт. Почти следом за ним Зойсайт, за ним Джедайт, недовольный внеурочным отрывом от дел, и, наконец, последним, Нефрит. Опять он позволяет себе вольность! Это лишний раз убедило Королеву в правильности принятого решения.
- Итак, мои Лорды! Я вижу, вы все здесь.
Молчаливый поклон, и только Нефрит, как всегда, лишь немного склонил голову.
- У меня для вас новость. – Взгляд Королевы прошелся по лицам каждого, оценивая промелькнувшее выражение. - Для кого-то она может показаться плохой, - быстрый взгляд на Нефрита, - для кого-то хорошей. - Столь же быстрый взгляд, но уже на Кунсайта.
Внимательные Лорды не упустили этой последовательности взглядов и теперь, каждый по-своему, пытались их истолковать.
- Я подумала и пришла к выводу, что наша работа ведется недостаточно активно. Металлии нужна энергия! А вы, - особенно выразительный взгляд в строну Нефрита, - не можете добыть ее в срок! Поэтому мне пришлось сделать вывод, что Второй Лорд, которому я это поручила, не справляется с заданием.
- Но, Королева…
- Молчи! Будешь говорить, когда я закончу…БЫВШИЙ Второй Лорд. – Погоны Второго Лорда вдруг обнаружились в руках Берилл.
На Нефрита в эту секунду было жалко смотреть. Что-то вроде сочувствия к нему шевельнулось даже в Зойсайте, но потом он вспомнил вчерашнюю ярость Кунсайта и его слова. Его слова… Неужели он знал??? Зойсайт заставил себя оборвать мысль и вновь глянул на Королеву. Она не была рада своему поступку, взгляд ее был тяжел. В такие моменты лучше ничем не расстраивать Берилл, если тебе дорога жизнь, и он поспешил принять внимательный вид. Нефрит молчал, едва ли не впервые не находя, что сказать.
- Моя Королева, - это уже Кунсайт, - могу я задать вопрос?
- Да.
- Ваше Величество, я, конечно, ни секунды не сомневаюсь в вашем решении, - «еще бы, попробовал бы кто-нибудь усомниться», - но, как Первый Лорд, считаю своим долгом поинтересоваться, кто займет место Второго?
Берилл ждала этого вопроса. Она знала о том, что Лорд Льда давно видит на месте Второго Лорда своего Зойси, но так просто отдать ему погоны - значит, настроить против друг друга всех трех младших Лордов. Это не входило в ее планы. Хватит и вражды Зойсайта с Нефритом.
- Поскольку, ни один из вас до сих пор так и не выполнил толком ни одного моего задания, а Металлии они необходимы… - эффектная пауза, - их получит тот, кто все-таки выполнит ХОТЯ БЫ ЭТО МОЕ ЗАДАНИЕ! Их получит тот, кто принесет мне радужный кристалл. Хотя бы один. А теперь – идите.
- Да, Королева, - по этому слаженному эху можно подумать, что они действительно единодушны.
Если бы Берилл знала их чуть меньше или не могла видеть их в своем Темном Шаре, она бы так и подумала. К сожалению, позволить себе такую иллюзию она не имела возможности. Лорды теперь перегрызут друг другу глотки за то, чтобы стать Вторым. Правда, это касается только трех более младших, Первому Лорду это не нужно. Поправка, было бы не нужно, не будь Зойсайта. Что ж, их борьба будет не совсем честной, если Лорду Огня и Ветра будет помогать Кунсайт, но здесь не олимпийские игры. Главное не участие, а победа. И если Зойсайт, не важно, с помощью Кунсайта или без него, принесет кристалл раньше Нефрита, значит, ему и быть Вторым Лордом. В конечном итоге, это, скорее всего, даже добавит усердия не только ему, но и Первому Лорду, которому будет приятнее работать в такой компании. Что ж, это стоит маленького нервного расстройства Нефрита. Хотя, возможно, риск стать ниже ненавистного ему Зойсайта заставит его напрячь все свои силы и звезды, и превзойти рыжего Лорда, пусть даже последнему и будет помогать Кунсайт.

***
- Не облизывайся, крысенок, это мясо еще не стало падалью! – стоило Лордам покинуть Тронный Зал, как от их внешнего единодушия не осталось и следа. Нефрит, видя лучащиеся радостью ехидные глаза Зойсайта, смолчать не мог. Джедайт, предпочтя не наблюдать очередную часть Марлезонского балета, сразу из Тронного Зала отправился в свою лабораторию.
- Крысы неплохо охотятся!
- Эта добыча перегрызет тебе горло.
- … если добыче не перебить позвоночник. - Кунсайт положил руку на плечо ученика и любимого.
- Ах да, Первый Лорд ведь всегда защищает свою домашнюю зверушку. Но домашнему питомцу никогда не быть Вторым Лордом!
Нефрит пропал прежде, чем ему успели ответить, поняв по выражению взгляд Лорда Хаоса, что следующий выпад будет уже не словесным. Обычно Кунсайт, Первый Лорд Темного Королевства был невозмутим, как айсберг. Но только до тех пор, пока дело не касалось Зойсайта. Стоило кому-то, а, как правило, это был Нефрит, задеть его, ледяное спокойствие превращалось в ледяную бурю.
Глаза Зойсайта, обычно широко распахнутые при взгляде не Лорда Хаоса, превратились в узкие щелки, в которых пылало адское пламя.
- Как он смеет, Лорд Кунсайт?! – при ком-то или там, где их могли слышать, Зой называл его так, как и подобает обращаться Третьему Лорду к Первому.
- Успокойся, Зой. - Кунсайт позволил себе приобнять Зойсайта, пока рядом никого не было. - Не забывай, что я тебе сказал: если ничего нельзя сделать с титулом, что-то можно сделать с его обладателем. Королева своим решением сделала половину, нам, - он выделил это слово, - остается только сыграть финальный аккорд.
- Да, Вы правы, Лорд Кунсайт, - Зой в легких объятиях Кунсайта мгновенно растаял, от пылающей ярости в глазах не осталось и следа. Разве можно думать о ком-то, кроме его Куна, когда тот обнимает вот так, незаметно и в то же время сильно.

***
Нефрит, покинув коридор перед Тронным Залом, отправился к Джедайту. «Он всегда был Четвертым, к тому же ему мало интересно что-либо, кроме работы» - подумал Нефрит, - «значит, из него можно сделать союзника»
В лаборатории он застиг Джедайта уже за работой, словно тот и не был пять минут назад в Тронном зале и не слышал слов Королевы. «Отлично!»
-Джедайт, - окликнул он Повелителя Иллюзий.
- Что тебе нужно, Нефрит ? – хмуро вопросил он, не отрываясь от работы. Да, оторвать Джедди от работы может только Королева. Значит, нужно намекнуть ему, что Второго Лорда она отрывает чаще…
- Джедайт, я зашел поговорить. Ненадолго , - тут же добавил Повелитель Звезд, увидев мелькнувшее недовольство.
- Так говори, к чему тянуть время.
Нефрит мысленно поморщился от непрошибаемого трудоголизма Джедайта, но заставил себя не думать сейчас об этом. Ради высокой цели можно и смириться, напомнил он себе. Но смиряться у него всегда получалось плохо, поэтому Королева сейчас и сняла с него погоны Второго. К счастью, Джедайт не Берилл и не обладает ее наблюдательностью, если только речь не идет о выполнении задания.
- Джедайт, я хочу поговорить о том, что сказала Королева Берилл. О судьбе…. – Нефрит запнулся, с трудом заставляя себя говорить об этом, - о судьбе месте Второго Лорда.
- Что ты хочешь от меня, Нефрит?
- Помощи. Или, если ты слишком занят, просто невмешательства.
Последнее, как думал Нефрит, будет как раз тем, что нужно Джеду. Невмешательство и спокойная работа…
- Нет, - услышал он вместо этого.
- Что? Джед, я не ослышался?
- Ничуть. Я не помощник тебе, потому что полностью согласен с Королевой Берилл. Ты абсолютно не работаешь, Нефрит.
-Что ты этим хочешь сказать, Джедайт?! Что рыжий любовник Кунсайта справится лучше меня?
- Если бы Кунсайт постоянно работал с ним в паре, то да, - невозмутимо продолжил Джедайт, словно не замечая вспыхнувшей ярости Нефрита. Впрочем, может быть, он этого действительно не замечал, так как разговаривал с Повелителем Звезд, не отрываясь от своих записей. - Но, поскольку Первый Лорд слишком занят, чтобы постоянно быть с кем-то рядом, то нет.
Ярость Нефрита заглохла, перейдя в тупое непонимание.
- Тогда кто же?
- Я, - так же спокойно и не отрываясь от бумаг. – Я смогу выполнять свою работу лучше, имея права и возможности Второго Лорда.
Это заявление напрочь ломало все планы Нефрита, так скоропалительно выстроенные им. Впрочем, если рассказать как это сложно, как много Королева требует от Второго Лорда, как это мешает работе…
- И не пытайся упирать на то, что Королева требует докладов от Второго Лорда гораздо чаще, чем от всех остальных младших , это только лишний раз меня дисциплинирует.
Ну вот, последний оплот надежды рухнул вниз, как метеорит, - подумал Нефрит. Сказать ему было больше нечего, и он исчез из лаборатории Джедайта, даже не прощаясь. К чему? Теперь они соперники.
И это гораздо хуже, чем может показаться, напомнил он себе. Да, сам по себе Джедайт не силен, но зато трудолюбив до дырок на штанах, и это может подействовать. Королева устала от вольностей его, Нефрита, да и от зацикленности друг на друге Зойсайта с Кунсайтом тоже, видимо. Иначе что мешало ей просто сделать Зоя Вторым? Он и так Третий, это было бы логично. А вот давать погоны Второго Четвертому, минуя Третьего - не логично. Остается создать ситуацию, когда он их заслужит сам, и всем будет нечего сказать. Да, Берилл все устроила превосходно… С таким занудством, как у Джедди, он даже от Кунсайта добьется активной деятельности, хоть последний и будет формально выше его.
С такими невеселыми мыслями Нефрит отправился в свой Замок, решив, что бокал вина или рюмка коньяка приведут его мысли в порядок и стимулируют дальнейшую их работу.

***

Кунсайт и Зойсайт стояли на балконе замка Лорда Хаоса. Зой, взволнованный и нервный, смотрел вдаль, рука Кунсайта лежала у него на плече.
- Зой, ты, конечно, сплошные эмоции, но не волнения же!
- Я понимаю, но… Я не уверен, что смогу найти радужный кристалл раньше Нефрита.

Лорд Хаоса резко убрал руку с плеча Зоя, тот обернулся, чтобы увидеть ярость на лице Первого Лорда.
- Это говорит мой ученик?!
- Но…
- Я учил тебя всему, что знал сам и развивал твои способности для того, чтобы услышать, что ты не сможешь превзойти какого-то АстроЛоха? – он особенно выделил два последних слога.

Зой мгновенно забыл о своих сомнениях. Он, действительно, состоял из эмоций, если не полностью, то, по крайней мере, на большую часть. А что еще можно ожидать от того, кто повелевает Огнем и Ветром? Ни одна из его стихий не отличается выдержкой. Это у Куна ярость Хаоса бушует под покровом Льда, у него же все на поверхности. Пусть сейчас Кун скажет еще что-то на эту тему, но еще раз сказать, что я не смогу победить Астролоха, ему не придется!
- Именно это я и хотел услышать, - спокойно обронил Кунсайт, и в ответ на изумленный взгляд Зоя сказал, – последнюю свою мысль ты произнес вслух. Я не знаю, что ей предшествовало, но я рад, что логическая цепочка твоих размышлений завершилась именно так.

Он подошел ближе к Зойсайту и слегка приобнял того за плечи.
- Ты должен это сделать, Зой.
- Да, Кун.

***
Хмурый и подвыпивший, Звездный Лорд сидел в своем особняке на Земле. По зрелом размышлении он решил пока покинуть свой Замок. Что толку мелькать сейчас в Темном Королевстве и выслушивать шепот юм за спиной? Да еще и Зойсайт наверняка не преминет сказать что-нибудь… Хотя он, наверное, сейчас занят – рвет удила из всех сил, чтобы стать Вторым. Неф яростно сплюнул на пол. «Эта крыса – Второй Лорд! Позорище… Тьфу!»
В этот момент его взгляд упал на фото Нару. Нефрит, тем более, будучи нетрезвым, не мог вспомнить, откуда оно тут взялась. «Вероятно, Нару сунула мне ее при какой-то встрече…Интересно… Она же подруга Сейлор Мун?». Нефрит уцепился за эту мысль как за спасение. Нару ему была готова отдать даже Серебряный кристалл, и не важно, что он оказался обычным камешком. Главное – суть! Нару может отдать ему что угодно… А СейлорМун и этот их горе-герой с розочками доверяют Нару… Мысли в голове Нефрита понеслись с головокружительной скоростью, еще быстрее оттуда вынесся алкоголь – как-никак, демоны умеют трезветь быстро. Очень быстро, если это нужно.

***
Спортивный автомобиль красного цвета несся по улицам Токио так, словно других машин не существовало. Слова «пробка», «светофор», «пешеходы» были явно плохо знакомы тому, кто сидел за рулем. Впрочем, он и не интересовался этим, тем более, сейчас. Сейчас он интересовался только тем, сумеет ли найти дом Нару Осаки. Память не подвела Звездного Лорда, и еще через несколько минут его «Феррари» притормозил у дома Нару. Оставалось только дождаться ее возвращения из школы.
Терпения ему было не занимать, хотя многие, видя его несдержанность в разговоре, так и не думали. Звезды давали ему не только силу, но и понимание того, что уметь ждать иногда так же важно, как и уметь действовать – ведь звезды тоже не каждый день составляют трин или парус, но ожидание этого стоит потраченного времени. К сожалению, звезды не могли его научить сдерживать свой нрав. Но ведь никто никогда и не пытался сдерживать звезды!
Нару вывернула из-за угла вместе с Банни, и Нефрит, было, подумал, что его ожидание затянется еще на несколько часов, если Банни сейчас зайдет в гости к Нару. Появляться при ней не входило в его планы, только драки сейчас и не доставало. Однако на углу они простились, и Банни побежала в другую сторону, к игровому центру. Нефрит мысленно поздравил себя с удачей и отругал за то, что не посмотрел по звездам, когда выезжал, что именно сегодня должно быть. Такая непредусмотрительность в его положении непозволительна. Будучи Вторым, он мог себе это позволить, но не теперь, когда снова стать Вторым было его основной задачей.
Тем временем Нару неспешным шагом подходила к своему дому, и Звездный Лорд решил покинуть вою машину именно сейчас.
- Нару!
Она замерла от неожиданности.
- Мистер Сенджойн…
Вихрь мыслей и чувств, пролетевший в этот миг в ее душе и отразившийся на лице, не укрылся от Лорда. «Отлично! Значит, она все так же трепетно относится к Массато Сенджойну…»
- Я благодарен той случайности, которая привела меня сейчас сюда, - Нефрит выпустил свою самую сокрушительную улыбку и сделал шаг навстречу Нару. «Если бы ты знала, как быстро я ехал, чтобы не опоздать на эту “случайность” и как много может зависеть от нее…»
- О чем Вы, мистер Сенджойн? – а в глазах уже поплыли мечтательные образы… Осталось только их воплотить!
- Не называй меня мистер Сенджойн, Нару. Для тебя я… - он немного замялся. Массато? Или Нефрит? Ведь Сейлормун ей, кажется, говорила, что он не человек… Звездный Лорд мысленно махнул рукой на маскировку, подумав, что в данном случае правда может быть лучшим оружием, - Нефрит. Зови меня так, это мое настоящее имя.
Глаза Нару наполнились ужасом и обидой, в них проступили слезы. «Сейчас будет истерика», - поморщился Повелитель Звезд, но лицу придал самое милое выражение.
- Так то, что мне сказала Банни, правда? Вы – не человек?
- Да. Я не человек, - он подошел еще ближе, но не так близко, чтобы это могло ее испугать. – Я не человек, Нару. Но что это меняет? Или ты не будешь любить меня только потому, что я оказался не тем, за кого ты меня принимала? И ты не примешь от меня даже небольшой подарок? – Нефрит протянул девушке коробочку из черного бархата.
- Что в ней, мистер Сен…Нефрит? – поправилась она.
- Открой, - легкая улыбка скользнула по его лицу. – И не бойся. Оно как минимум не убьет тебя! – рассмеялся Звездный Лорд. – Я не так плох, как думает Сейлормун!

Нару послушно открыла коробочку. Сейчас, когда Массато Сенджойн, или Нефрит, стоял так близко, ей трудно было думать о предупреждениях подруги. Да и что опасного может лежать в этой маленькой коробочке?
Внутри лежало небольшое ожерелье. Оно могло бы показаться совсем скромным, если бы не то, что камни, составлявшие его, сверкали звездным светом. Ей, как дочери хозяйки ювелирного магазина, ничего не стоило сообразить, что это не камни… Или не совсем обычные камни, если быть точной…
- Что это? – ахнула она, восторженно глядя на ожерелье.
- Подарок, - обронил Нефрит, чуть отходя. – Подарок, какого никогда не мог бы подарить человек. Впрочем, если моя природа так уж важна для тебя… - он пошел обратно к машине, - я больше не появлюсь на твоем пути.
- Нет, мистер Сенджойн! – ту же выкрикнула она, и поправилась – то есть Нефрит. Я не хотела Вас обидеть.
- Тебя, - с нажимом поправил ее Звездный Лорд.
- Тебя, - согласилась Нару, переводя взгляд с ожерелья на глубокие глаза Звездного Лорда.

Он обошел машину и открыл ближайшую к Нару дверь, уже не сомневаясь, что она поедет.
- Прокатишься со мной?
- Конечно! – она захлопнула коробочку, и радостно прыгнула в его машину. Он сел за руль.
- Куда едем, Нару?
- Куда захотите…То есть захочешь, - улыбнулась она.

Ничего не говоря, Нефрит тронул «Феррари». «Как легко! Какая наивность… Интересно, почему она так безоговорочно мне доверяет? Мало ли куда я могу ее увезти? И что могу сделать? Она ведь поверила, что я демон, а после колье убедилась в этом… Глупая девчонка!»

Через полчаса красная гоночная машина притормозила около особняка Лорда Звезд на земле, и он помог Нару выйти из машины.
- Теперь ты можешь приходить сюда в любое время, - сказал он, показывая на поместье, - но сейчас позволь мне его показать тебе, - он повел ее по дорожке т ворот к зданию.
- Ты такой хороший, Нефрит! Почему Банни так не любит тебя? – «потому что чуть получше тебя понимает, кто такие демоны!» подумал он, но вслух сказал другое.
- Может быть потому, что я не приезжал за ней и не дарил подарков? – съехидничал он. С этой своей манерой – отвечать ехидством – он ничего не мог сделать. И именно это больше всего ненавидел в Зойсайте, кстати сказать. Кто придумал, что нет смысла пенять на зеркало? Если оно тебе отвечает, еще как есть! А уж если пытается занять твое место…

Нару замолчала на минуту, задумавшись.
- Нет, вряд ли, - вдруг ответила она.
- Тогда почему же? Какова твоя версия? – за разговором они уже прошли дорожку и теперь шли по коридорам поместья, и Нару постоянно осматривалась по сторонам.
- Я думаю, что тебе просто нельзя доверять, - Нефрит напрягся, - …но я все равно тебе доверяю. – Он испустил мысленный вздох облегчения и поблагодарил Великую Наивность, видимо, воплощенную в этой девченке. – Скажи, я совсем глупая?

Пару секунд он боролся с желанием ответить ей утвердительно, потом вспомнил, зачем все это затеял и выдал очередную милую улыбку.
- Нет, Нару. Ты просто очень хорошая девушка. – «На сегодня с меня достаточно!» - подумал Звездный Лорд, - «иначе эта дурацкая улыбочка прирастет к моему лицу, не отмою» - Но тебе, наверное, уже пора домой… - притворно-грустным тоном сказал Нефрит.
- Ой… - она взглянула в окно, там уже были видны признаки надвигающегося вечера. – Наверное.
- Не грусти, Нару-тян… Я могу завтра заехать за тобой после занятий?
- Конечно! – «она только что не приплясывает от радости», - с некоторым отвращением подумал Нефрит.

Звездный Лорд, соблюдая свой галантный образ, довез ее до дома и даже извинился перед ее матерью за то, что Нару так поздно вернулась домой, взяв всю вину на себя. Легко брать вину на себя, когда на самом деле это не влечет для тебя никаких последствий!
Он намеренно не стал говорить в первый день о кристаллах, чтобы не отпугнуть Нару. Этого одного вечера с лихвой достаточно, чтобы она думала, что нравится ему…А то и больше! Да еще колье. Нефрит мысленно поздравил себя с удачной находкой. Это было импровизация, но удалась она блестяще. Теперь у Нару можно просить что угодно! И можно не сомневаться, что она выполнит это. Если только сможет… Эта последняя мысль несколько омрачила радость Нефрита, но не задержалась надолго.

***
На каменных стенах покоев Лорда Хаоса плясали отблески жарко пылающего в камине огня, занавески трепал задувающий с балкона ветер. Столь жарко пылающее пламя было верным признаком отсутствия владельца покоев, не отличавшегося любовью к огню, и юма смело вошла в комнату, даже не задумавшись о том, кто мог разжечь огонь. Она уже шагнула в комнату, когда ее взгляд наткнулся на Зойсайта, лежащего на кровати. Его взгляд был устремлен на огонь, уже выбивающийся из-за решетки камина. Так вот кто разжег его! Конечно, ведь рыжий Лорд и сам повелевает стихией Огня, а потому любит все, что с этим связано. Юма хотела выскользнуть так же незаметно, как и вошла, но сделать это под носом у того, кто и сам неплохо умеет проделывать подобное, не так-то просто.
- Что ты хотела? – обернулся к ней Лорд Огня и Ветра.

Уходить было поздно, она только посмотрела в ответ и пожала плечами.
- Ничего, Лорд. Просто убрать посуду, - не скажешь же ему, что ей просто давно нравится бывать в покоях Первого Лорда… Если уж у нее нет шансов на большее.
- Неужели? А откуда ты узнала, что она есть? – Зой внимательно посмотрел в ее глаза.
- Я обычно прибираюсь здесь, - это было правдой, абсолютной правдой, так как лгать любому из Лордов, глядя им прямо в глаза, бесполезно – почувствуют. Не сказала она только того, что отправила пару юм в очень далекие миры, чтобы добиться этого.

Зой еще раз заглянул ей в глаза и сказал напрямик.
- Дело ведь не только в этом, - не спрашивая, а утверждая.

Юма вздрогнула и отвела глаза. Проницательность Огненного Лорда не уступала внимательности Ледяного. Вот только что теперь будет с ней? Всем в Темном Королевстве известно, как относятся друг к другу Зойсайт и Кунсайт.

- Да, - заключил он, - я прав. А ведь ты довольно красивая юма…

Вместо ярости, гнева, мгновенного убийства – замечание о ее красоте? Скажи это Лорд Кунсайт, он была бы счастлива, но сейчас, когда это сказал тот, кого любит Ледяной Лорд, она просто не знала, как реагировать.
- Как тебя зовут, юма?
- Аметист.
- Хочешь, чтобы Кунсайт заметил тебя?
- Но… - юма поперхнулась от неожиданности, - а как же…
- А это, - глаза рыжего демона сузились, и знай юма его чуть получше, она поняла бы, что это может значить - тебя не касается. Ты ведь хочешь привлечь его внимание? А я хочу его порадовать.

Все ее представление о Лорде Огня как о капризном и взбалмошном пошатнулось. Сказать такое…Как же нужно для этого любить? Она сама никогда не предложила бы подобного на его месте.
- Что я должна для этого сделать?

Зойсайт подобрал ноги под себя и жестом предложил ей присесть рядом с кроватью. Естественно! Не на кровать же, рядом с ним. Рядом с ним мог сидеть только Лорд Кунсайт. А как было бы замечательно, если бы вместо его рыжих волос на коленях Первого Лорда лежали ее нежно-фиолетовые…
- Это я тебе сейчас и расскажу.

***
Пара встреч с Нару сделала свое дело. Звездный Лорд не ошибся. Как только он рассказал грустную историю о своей судьбе и нависшем над ним риске ( ему даже почти не пришлось врать, он лишь опустил некоторые детали), она сама вызвалась помочь ему любой ценой. Только бы он не исчезал! «Смешно, - думал он, - вот так легко, после нескольких встреч она готова сделать все, что я попрошу. Неужели все они так же глупы? Впрочем, нет… Только влюбленные!», при этом слове он тут же припомнил Зойсайта. Интересно, а что пытается предпринять этот рыжий крысеныш? Наверняка, он не сидит без дела. Чего-чего, а энергии тому не занимать, особенно, если инициатива деятельности исходит от его обожаемого Лорда Кунсайта. А в том, что все это так или иначе затеяно Первым Лордом, Нефрит не сомневался. Конечно, местами он перегибал, иногда ему не удавалось собрать энергию, но часто он и вполне успешно выполнял задания! Однако восприятие Королевы иногда может зависеть от того, каким углом ей повернут информацию. А на это были шансы только у Кунсайта, Первого Лорда и помощника Королевы. Зойсайта она бы слушать не стала, Джеду вечно не до того, он слишком занят своими делами, чтобы лезть еще и в чужие.
Где-то на середине этих невеселых размышлений Звездный Лорд покинул свою земную обитель и оказался в любимой машине. Конечно, Нару сделает для него все, что сможет, но лучше, чтобы то, что сможет она, было подкреплено его поддержкой. Особенно на тот случай, если рядом окажется Зой. Сам Лорд Огня вряд ли способен почувствовать радужный кристалл, но в том, что это сумеет Кунсайт, он не сомневался. А значит, если у воинов будет с собой хотя бы один кристалл, рыжий будет там. А отобрать кристалл у Нару его возможностей хватит с лихвой, тут никакая ее любовь не поможет… Особенно, если этот крысеныш будет не один! Что вполне возможно, ведь Кунсайт, кажется, не обременен сейчас заданиями Берилл-самы…
Красную «Феррари» Нефрит все-таки с сожалением покинул – слишком уж она приметная, и на ближайшей автостанции взял в аренду обычную машину. Такую, каких полно на улицах Токио. Следовать за Нару за рулем такого авто и при этом оставаться незамеченным не составило труда, тем более, что гоночных скоростей «Феррари» для этого и не требовалось.

***
Нару уже полчаса ждала подругу – Банни, как всегда, опаздывала. В другой раз она могла бы обидеться и уйти, но только не сегодня. Тем более, что обижаться у нее не было никакого права – Банни должна была прийти не к ней. Она, а еще Рей и Ами договорились встретиться здесь, и Нару решила пойти туда же. Они не приглашали ее с собой, но мельком услышанной фразы хватило. Нефрит, Массато Сенджойн, ее исполнившаяся мечта, сон наяву, попросил ее принести радужный кристалл. Без этого, сказал он, он не сможет оставаться на Земле и никогда не достигнет своего прежнего положения. А значит, в любой момент может исчезнуть… Больше всего Нару не хотела именно этого! На самом деле, Нефрит даже не просил ее, он просто рассказал обо всем, Нару сама вызвалась помочь ему. Конечно, Банни обидится… Да и остальные девочки тоже. Но что еще она могла сделать? Они же ни за что не захотят помочь Нефриту! По крайней мере, Банни была в ярости от такого ее предложения…А она ведь честно пыталась просто попросить радужный кристалл.
Примерно так она и размышляла все эти полчаса, а еще все время, пока шла сюда, пытаясь примирить свою совесть со своими же чувствами. Совесть мириться не хотела, но битву явно проигрывала.
Наконец, Нару услышала голоса девочек из-за угла, судя по всему, они встретились еще по пути сюда. Она быстро скользнула в кусты.

- Банни, ты ошибаешься! Нару не могла начать встречаться с Нефритом, она же знает, что он демон! – это Рей. «Значит, Банни им все рассказала», - с грустью подумала Нару. Ей очень не хотелось ссориться с подругами. Но еще больше ей не хотелось, чтобы Нефрит исчез в это свое Королевство. Где бы оно ни находилось, он сказал, что не сможет сделать так, чтобы Нару была там, хотя и очень этого хочет. Вот это «очень хочет» и оказалось тем последним аргументом против совести, который нокаутировал ее, временно вынудив помолчать. Иначе она орала бы сейчас так громко, что девочки услышали бы это.
- Нет, я не ошибаюсь! – уверенно и с нотками слез заявила Банни, судя по всему, уже не в первый раз. – Она сама просила отдать ей радужный кристалл! Сказала, что иначе Нефрит исчезнет навсегда.
- Банни! – это уже Ами. – Нару не так глупа, чтобы…
- Слушай, - резко вмешалась Рей, - а ты ей точно не отдала кристалл, раз уж она просила?
- Чтооо?! – взвилась Усаги.
- Тоооо, - передразнила ее Рей. – Известно же, что при слове «любовь» ты теряешь голову. У тебя хватит ума отдать кристалл ради высоких чувств.

Прежде, чем Банни успела что-то ответить, вмешалась Ами.
- Рей, ты слишком строга к Банни, вряд ли она это сделала.
- Да? – с вызовом ответила СейлорМарс. – А может, проверим?
- Проверяйте! – расплакалась Банни, кинув в Марс коробочку, в которой лежали два найденных радужных кристалла. «Или уже не два», - подумала Рей, открывая ее.

Едва она открыла коробочку, из кустов к ней кто-то метнулся. Реакция ее не подвела, и она вскочила, оборачиваясь на шорох и откинув коробочку, чтобы иметь свободными руки. Навстречу ей бежала Нару. «Значит все, что сказала Банни, правда?? Но как могла Нару…» - додумать свою мысль Рей не успела. Позади нее возник вихрь лепестков сакуры – признак появления одного из их врагов, Зойсайта. Невдалеке хлопнула дверь автомобиля. Ами и Усаги начали перевоплощаться, пока Рей, используя свои заклинания, оттолкнула демона от кристаллов. Тот, видя, что еще двое воинов уже закончили перевоплощение, просто исчез, не желая в очередной раз слушать про добро и справедливость. «Трус!» - подумала Рей, но вздохнула с облегчением – одним врагом меньше.
Когда Рей обернулась к кустам, откуда выбежала Нару, чтобы сказать той все, что она думает о подслушивании и предательсвте, ее уже не было. Как и одного из кристаллов в коробочке. Все трое переглянулись.
- Ну, я же вам говорила! – закричала Банни.
- Но как она могла? – возмутилась Ами. – Он же демон, неужели Нару этого не понимает!
- Она сошла с ума! – Рей от ярости даже ударила рукой по скамейке, стоящей рядом.
- Ладно, - успокаивая подруг, проговорила Ами, - по крайней мере, второй кристалл остался у нас, и мы смогли отбить атаку Зойсайта.
- Да, - хмуро ответила Рей, - чтобы другому демону кристалл все же достался.
- Но второй все-таки у нас! Это лучше, чем, если бы мы потеряли оба.

На это Рей ничего не ответила, и все трое замолчали на несколько минут.
- Что странно, - нарушила молчание Ами, - так это то, что Нефрит сам там не появился. Если бы они с Зойсайтом действовали слаженно, они могли бы захватить оба кристалла.
- Поучи их еще, как надо действовать! – злобно бросила Рей. – У них, правда, и так неплохо получается. Пойдемте лучше домой, девочки.
- Нет, - вмешала Банни неожиданно твердо, - мы пойдем к Нару.

Все согласились, удивившись лишь тому, что, на сей раз, самое разумное предложение высказала именно она, а не Ами.

***
Нару следила за уходящими подругами из машины, сидя рядом с Нефритом. В суматохе, вызванной появлением Зойсайта, он не сообразил захватить второй кристалл, за что и ругал сейчас себя. «Но странно, что Зой так быстро отступил», - думал Звездный Лорд. «Да и Джед даже не попытался что-либо сделать…Может, все-таки решил не заморачиваться, а тогда ответил отказом лишь за тем, чтобы он, Нефрит, резвее работал сам? С этого трудоголика станется…»
Нару, оторвав взгляд от уходящих подруг, посмотрела на него.
- У тебя грустное лицо, Нефрит… Почему? Ведь теперь кристалл у тебя.

«Действительно, почему?» - подумал он, - « да, один кристалл, но ведь есть». Этого достаточно, он выполнил задание Королевы и может вернуть себе титул Второго Лорда. Однако ему все равно было грустно.
- Не знаю, Нару-тян. Кажется… - он удивился сам себе, и правда, с чего бы ему грустить? Хотя ответить есть что, - кажется, мне не хочется уходить от тебя. «Пусть этот образ останется для нее красивым до конца… на всякий случай! – заключил Нефрит.
- Но ты ведь вернешься назад, да? – улыбнулась она, хотя в уголках глаз спряталась печаль. Даже если Нефрит исчезнет всего на один день, теперь ей казалось это слишком долгим сроком.

И что можно было сказать на это? Еще недавно он собирался просто использовать ее, и не более. А теперь… Кажется, он и правда собирался вернуться сюда, хотя бы за тем, чтобы все-таки попробовать этот ее шоколадный пудинг. «Тьфу!» - мысленно плюнул сам себе в лицо Звездный Лорд. Однако, повернувшись к Нару, все-таки сказал то, что она хотела.
- Да. Я вернусь.

Он быстро довез ее до дома, и, как только Нару вышла из машины, отправился прямиком в свое поместье, решив, что не будет большой проблемы, если машина постоит здесь. А если и будет – какое ему дело? Он собирался отметить успех!

***
Появившись около своих покоев, Нефрит неожиданно для себя увидел рядом со своей дверью юму. Нет, само по себе ее присутствие вовсе не удивительно, юмы в Темном Королевстве встречаются немногим реже, чем тараканы на Земле. Но эта юма была красивее не только тараканов, но и многих своих сородичей. Фактически, юмы вообще редко отличаются красотой…А эта…
- Как тебя зовут, юма?
- Аметист - быстрый взмах ресниц, и легкое качание головой, так, что фиолетовые локоны чуть опутывают ее плечи.
- Что ты делаешь здесь?
- Просто… хотела убраться в Ваших покоях, Лорд. И…
- И – что? – спросил Нефрит, поднимая ее лицо ладонью и заставляя смотреть прямо ему в глаза. Юмы не убираются просто так в покоях Лордов, если только это не ее начальник. А такой юмы среди его подчиненных не было, это Нефрит помнил точно.
- И …я просто беспокоилась… Вас долго не было.
- Тебя беспокоит мое отсутствие? – Звездный Лорд посмотрел ей прямо в глаза. Красота юмы, злость на себя за какое-то странное чувство к этой Нару и алкоголь (запасы элитного коньяка в его поместье на Земле уменьшились на три бутылки после того, как он отметил свой успех) делали свое дело. Ему очень захотелось узнать, почему ее так волновало его отсутствие…И почему вообще он волнует эту юму, столь красивую. И что, вообще, мешает ему просто продолжить отмечать в ее компании?
- Да, - ответила юма, - беспокоит. Я…
- Расскажешь мне это за коньяком, - улыбнулся ей Звездный Лорд. Аметист в ответ расцвела такой улыбкой, от которой он тут же забыл о Земле и о том, что Нару вообще существует в природе.

***
Утро встретило Нефрита головной болью. Собирая себя в кучку, он припомнил причину веселья, и боль ту же отступила перед гордостью за свой успех. Он снова Второй! Точнее, будет, как только доложит Королеве о своем успехе, но это уже ерунда. Зою останется только кусать локотки. Потом Нефрит вспомнил, что заканчивал своё празднество не один, но, обернувшись, обнаружил, что Аметист нет в комнате. Словно и не было ее вовсе… Жаль!
А вот неприятное ощущение внутри осталось. Звездный Лорд прислушался к себе, и понял, что именно присутствие вчера Аметист было причиной этого неприятного ощущения на душе. Ему было словно…стыдно?! И тут же припомнилась эта девушка, Нару. «Да что же это такое?» - подумал он, - «почему я про нее вспоминаю?»
В голове прозвучал призыв Королевы Берилл. Она требовала от всех своих Лордов явиться в тронный зал. Нефрит нехотя встал с кровати, быстро оглядел себя в зеркало и понял, что приличный вид возможен только с помощью магии. Однако вид – не главное. Главное то, что ему есть, что показать Берилл-саме. С этой мыслью он телепортировался в тронный зал, все-таки не забыв привести себя в порядок.

***
Когда в его голове прозвучал призыв Королевы, Зойсайт уже встал и успел принять ванну. В этот момент он сидел в кресле в покоях Первого Лорда и читал. Редкий для него ранний подъем объяснялся тем, что он не хотел пропустить приход Аметист в покои Лорда Кунсайта, а для этого нужно встать раньше самой Аметист, да и Кунсайта тоже.

***
Когда она без стука вошла в покои Первого Лорда, Зой сидел в кресле около балкона и смотрел на дверь. Перового Лорда не было в комнате.
- Ну, ты все сделала? – спросил Лорд Огня и Ветра, обращаясь к вошедшей.
- Да, - она протянула ему руку, показывая радужный кристалл. Забрать его из кармана у Нефрита оказалось несложно, особенно после того, как он назвал ее самой красивой юмой в Темном Королевстве и предложил стать его юмой, не особо интересуясь, кому она служила прежде. Если бы только на его месте был Кунсайт… Впрочем, представить это было легко, сложнее было не выпить столько же, сколько пил сам Звездный Лорд. – А где Лорд Кунсайт?

Вместо ответа рыжий демон встал с кресла и быстрым шагом подошел к Аметист. Слишком быстрым. Та поспешно отдернула руку с кристаллом, но он схватил ее и сжал запястье – кристалл выпал прямо к его ногам.
- Спасибо, Аметист, - холодно сказал Зойсайт и бросил взгляд вниз. Повинуясь его взгляду, кристалл взлетел и скользнул в свободную руку Огненного Лорда. Убирать кристалл в карман он не стал. Юма проследила движение кристалла, затем посмотрела в глаза демону.
- Почему? – она начала понимать, что не преподнесет кристалл Первому Лорду.
- Потому, что я не привык делиться, - так же холодно ответил Зой. И это были последние слова, которые она слышала. Все-таки Огненный Лорд отблагодарил ее за услугу – ее смерть наступила так быстро, что юма даже не успела этого заметить.

***
Берилл встречала появление своих Лордов в тронном зале, как всегда, уже сидя на троне. Она чувствовала, что радужный кристалл уже находится в Темном Королевстве, пока лишь не знала, у кого. Она намерено не старалась это узнать – в данном случае ей было все равно, кто из них выполнит задание. Главное – цель. Ясно, что это не будет Кунсайт – ему это не нужно, а, даже если он и захватит кристалл, он просто отдаст его Зойсайту. Скорее всего, это и не Джедайт – за все время тот ни разу не покинул своей лаборатории. Оставались Нефрит и Зойсайт. «Как я и ожидала», - подумала Берилл.
Все четверо появились почти одновременно. Пожалуй, это было впервые. Даже Нефрит не позволил себе задержки.
Королева окинула взглядом лица своих Лордов. Джедайт стоит спокойный, только чуть-чуть недоволен, что его опять оторвали от работы. На лице Кунсайта ничего не прочтешь. Нефрит… Явно доволен, на губах блуждает легкая полуулыбка. Значит, он? Зойсайт… Тоже доволен?! Едва прячет улыбку, чуть свысока посматривает на Нефрита. Это интересно. Кто же?
- Я вызвала вас, мои Лорды, - обратилась она к присутствующим, - потому что чувствую энергию радужного кристалла. Это значит, что мое задание выполнено. Я хочу знать, кем.

Быстрый взгляд на лордов. Нефрит сунул руку в карман, Зойсайт тоже. Лицо последнего выражало полное торжество, когда он извлек радужный кристалл. Нефрит, увидев это, мгновенно понял, что его поиски тщетны.
- Ах ты… - в ярости начал было он, но осекся под жестким взглядом Королевы. Кунсайт, стоявший рядом с учеником, прикрыл того плащом (и своим энергетическим щитом, который, Нефрит знал это, ему не пробить).
Все потеряно. Мир в глазах Нефрита закружилась пестрым снегом, осыпаясь к ногам. Так рушатся надежды… Нет, даже больше, чем надежды – так рушится всё. Зой как-то умудрился стащить у него кристалл, как – уже не имело значения. Нефрит не хотел думать об этом, не хотел даже пытаться понять, что именно сделал Зой (или Кунсайт, что более вероятно – мысль о том, что это могла быть Аметист, ему почему-то не приходила). Этот рыжий гаденыш теперь Второй!
Зойсайт, встав на одно колено, протянул кристалл Королеве. Очень картинно и выдержано. Впрочем, любой, кто посмотрел бы сейчас на его лицо, понял, что эта внешняя выдержка дается ценой огромных усилий – все в Лорде Огня и Ветра сейчас ликовало. Именно поэтому он так низко опустил голову, пряча лицо за длинными рыжими волосами – формально время ликования еще не настало.
- Прошу, моя Королева, - кристалл вылетел из его руки и скользнул к Королеве.
Не дожидаясь того, что будет дальше, Нефрит телепортировался на Землю. Видеть, как Зой, этот ободранный крысеныш, тварь, ручная змеюка Кунсайта, становится Вторым, он не хотел. Не в первый раз он позволил себе проявить неуважение к Королеве, но на этот раз, отметив молчаливое исчезновение Нефрита, Берилл не злилась. Его сейчас можно понять… «Все-таки жаль, что Зойсайт оказался лучше», - со смешанным чувством подумала правительница Темного Королевства. Нефрит – хам, он дерзок, пренебрегает ее приказами и… он красив. Есть что-то в его взгляде, что до сих пор позволяет ему жить. Любой другой поплатился бы и за меньшее. И все же, кристалл здесь. Королева усилием воли прогнала мысли о Лорде Звезд, сказав себе, что еще будет время давать новые задания и новые шансы всем, включая Нефрита – он наверняка будет искать теперь любой способ сместить своего рыжего соперника.
- Благодарю, Зойсайт – торжественно и официально, голос доносится в самые дальние уголки зала, где младшие юмы жмутся друг к дружке, стараясь не привлекать внимания и в то же время следить за все.
Больше слова не нужны. На плечах Огненного Лорда появляются погоны, он встает, уже не скрывая торжества на лице. Не оборачиваясь, он спиной чувствует взгляд Кунсайта, взгляд Ледяного Лорда, который сейчас не скрывает своего тепла. Сейчас –можно. Мгновения триумфа редки. Он присоединяется к трем оставшимся позади Лордам, делая шаг назад, и замечает отсутствие Нефрита. «Что ж, некому будет портить праздник» - он не удивлен, все давно знают, что Звездный Лорд многое себе позволяет. «Позволял» - не без удовольствия подумал Зойсайт, кидая взгляд на свои плечи, украшенные теперь погонами Второго Лорда.
- Вы свободны! – Королева не настроена долго говорить, и все трое этому только рады. Они с поклоном исчезают из тронного зала, лишь немногим дольше задерживаются разноцветные сполохи, последние следы их присутствия.
- Поздравляю! – Джедайд подошел к Зою сразу, как только все трое появились перед входом в тронный зал. «Кажется, он искренен…» - отметил рыжий.
- Спасибо! – ему тоже не приходилось играть благодарность и счастье на своем лице.
На этом Джедайт чуть поклонился ему и исчез, как всегда, работать. Это не сильно расстроило Зойсайта, он оглянулся, ища совсем другого Лорда, хотя и тоже со светлыми волосами. На его плечо легла тяжелая рука в белых перчатках, Зой мгновенно обернулся в ту же стороны.
- Поздравляю, Зой, - Кунсайт сейчас улыбался ему со всей теплотой, так, как улыбается только тогда, когда они в его покоях, а не в коридоре возле тронного зала.
- Спасибо, - плюнув на все, Зой прижался к нему.
Сейчас им это было можно. Сейчас им можно было все, и оба это понимали. Миг триумфа короток, но хотелось испить его до конца. Это потом Зойсайт расскажет Первому Лорду, как именно смог получить кристалл, и они вместе посмеются наивности Аметист и глупости Нефрита, это потом у них будут новые задания и Нефрит, наверняка, как и прежде, будет во всем пытаться обойти Зойсайта, при чем теперь с удвоенной силой. Все это потом. Сейчас они просто шли по коридорам, прижавшись друг к другу. Кунсайт, гордый учеником и возлюбленным, и Зойсайт, счастливый от того, что хоть сейчас можно вести себя, не соблюдая этикет.
Впрочем, Второму ведь позволено больше чем Третьему? Эта мысль пронеслась в голове Зоя быстрым огненным вихрем, но след ее еще долго был причиной сплетен в Темном Королевстве. Но это совсем другая история…


не судите строго убитыми не будите))))
не воровать ушло много сил((((

Он подождал пока мимо пройдет патруль — огонек сигареты, размеренный скрип кожаных сапог, шорох прорезиненных плащей. Интервал между обходами — пять минут. Свободное окарауливание собаками. Стандартный периметр.
Ротвейлеров он не боялся.
Гибкая фигура неслышно метнулась к гранитному цоколю. Знакомые с далекого прошлого трещины. Закрепиться, подтянутся.
Молния высветила четкий профиль статуэтки на карнизе. Каменное чудовище задумчиво смотрело прямо в его глаза. Человек усмехнулся — уголками рта. Третий этаж. Еще одна вспышка. Ударная волна заставляет трепетать оконные стекла. Исчезли цвета, полутона: мир стал резким и контрастным.
Черное и белое. Осталось добавить немного красного.

Где-то за спиной остались фальшивый блеск и вежливые фразы в лицо, змеиное шипение в спину. Коридоры, широкие каменные ступеньки под ногами. Тишина и покой старого особняка. Она ласково погладила старый дуб стенной панели. Тишина и одиночество. Еще недавно этого было больше чем достаточно.
Бесстрастное лицо. Холодное вежливое молчание. Поворот, еще один. Массивная резная дверь. Медленно исчезающее тепло его рук.
— Спокойной ночи, миледи. Надеюсь, приём доставил вам удовольствие.
— Удовольствие? У меня мало друзей, милорд, – она коснулась бронзовой рукояти.

Отчетливый шелест в пуговице наушника. «Началось». Он с какой-то нежностью погладил шероховатую пластмассу. Его никто и никогда не учил технике тайных операций. Приходилось учиться самому — он специально просил привозить ему романы Флеминга, Кленси. Наверное, уже тогда он сошел с ума: искать ответ на мучивший его вопрос в бульварном детективе.
Сумасшедший лабиринт, заполненный людьми, мотоциклами, лавочками… Чайнатаун, здесь предпочитали не задавать лишних вопросов. Исчезнувший в холеных руках грязновато-желтый слиток, толстые пачки замусоленных бумажек… «Фильтрованные деньги» — дешевое чтиво в который раз оказалось полезным.
Три месяца спустя невыразительный господин средних лет вошел в неприметный, скромно оформленный магазинчик недалеко от Вестминстера. Неторопливо пролистал глянцевые страницы толстого каталога: здесь предлагали оборудование, о котором ЦРУ и Секрет Сервис могло только мечтать. Оборудование, которым пользовались службы безопасности магнатов и нефтяных шейхов. Безумие? Оно стоило безумных денег. Невыразительный господин положил на стол массивный портсигар. Тонкие губы презрительно изогнулись.
Любовницы, которым он платил вдвое, втрое больше, чем Кунсайт, обходились дороже.

Шорох дождя, тяжелые крупные капли падают за воротник. Зеркальце осторожно заглядывает в окно: волнительно-полупрозрачные шторы, мягкий свет ночника под розовым абажуром. Тонкие пальцы осторожно снимают серьги, выдергивают длинные шпильки – на плечи падает водопад каштановых волос.
Как дрожат руки….. он осторожно опустил бесполезный перископ. Не хватало еще стать извращенцем – воображение услужливо дорисовало картину: обтягивающее как перчатка вечернее платье медленно спускается вниз, обнажая стройное тело. Поставленная на зеленый пуф изящная туфелька, черная дымка шелковых чулок. Кроваво-красный ноготок расстегивает замочек подвязок.
Проклятая классическая литература. Хильда Кеф, «образ дамы в рыцарском романе». «Мечта о прекрасной деве, похищенной драконом». Тактико-технические характеристики штурмовых ящеров дома Ветра, изящное бесстыдство старинных гравюр.
Хрустнувшая ампула, еще одна. Податливая мякоть тряпки. Он представил как неторопливо, тщательно будет выбирать ошейник — возможно, даже с шипами. Интересно, сумеет ли его прекрасная дама оценить всю прелесть плетки? Cтон боли, стон удовольствия, острые зубки впиваются в каучук кляпа… Нет! Резиновый шарик отвратительно передает нюансы.

Вас ждет чудесная, романтическая сказка: черное кружево и хромированная сталь. Как медленно тянется время! Мои ладони нежно обнимут ваш стройный, трепещущей под холодными пальцами, стан. Властно сомнут высокую, упругую грудь. Пунцовый след хлыста, легкий, едва заметный нажим и ты вздрогнешь от мучительно-сладкой боли. Нежный звон цепей, пьянящий аромат твоих волос. Обещаю – это наслаждение будет длиться вечно. Как ласкает пламя, как целует огонь…

— Так вы из тех, кто подсматривает у дамских купален?
— Н-нет, – он почувствовал себя бабочкой, пришпиленной булавкой к стене…. Жесткий, немигающий зрачок уродливого ствола. «Глушитель, никто не услышит».
— Новая столичная мода? Популярный вид спорта?
— К счастью, вы заблуждаетесь. Вчера, — он очень осторожно посмотрел на часы, — простите, уже сегодня, юбилей моего курса.
— Ах, да. Первый послевоенный выпуск Академии. Мои поздравления, милорд. И что же вы намеревались предпринять?
— Всего лишь похитить личный штандарт ректора. Прошу извинить мое невольное вторжение, сударыня. Это очень старая традиция.
— Попадать впросак? Полно, вы так мило краснеете. Когда-то мы тоже развлекались аналогичным образом. Жаль, не могу пригласить отважного героя на чашечку чая. Его костюм несколько… не комильфо.

Мягкий бархатистый голос. Едва уловимые нотки снисхождения. Прыгнуть, прижать к лицу сладко пахнущую тряпку, с восхищением поймать безвольно обмякшее тело. Интересно, как долго на нее подействует снотворное? Неважно, сразу надеть кандалы. Химический сон крепок и покоен. А пробуждение – незабываемо.

— Вынужденный камуфляж, к моему сожалению. Лорд Кунсайт… бывает свиреп.
— Свиреп. Слишком мягко сказано. Разумеется, я могла бы очень устать после приема… Эти светские мероприятия так утомительны.
— Чрезвычайно утомительны, сударыня.
— С другой стороны,ложь отвратительна. Как же мне поступить?
— Шантаж? Мне остается только покориться.
— Прекрасно. Вы начинаете понимать истинное положение дел, — в разрезе узкой юбки мелькнула резинка чулка. Он невольно впился взглядом в манящую темноту, представил, как его руки безжалостно лишают извивающуюся на кровати пленницу последних одежд, — она расчетливо усмехнулась. «Какое ничтожество».
— Но…
— Слушайте внимательнее, мой друг. Найдите себе девушку или мальчика – мне, в принципе, все равно. Признайтесь в любви Ее Величеству, наконец! Но постарайтесь грезить своими извращенными фантазиями, — она выразительно качнула дулом пистолета, — подальше от моей спальни.
Её палец мягко выбрал слабину спускового крючка. Он знал, что за этим последует: негромкий хлопок; влажное причмокивание, когда пуля войдет в его грудь. Свист веревки, подошвы уходят в рыхлую землю. Смерть? Нет. Бежать, только бежать. Тихий смех за спиной.
Вы смеетесь, сударыня? Вы растоптали мою любовь, вырвали мое сердце. Так смейтесь, торжествуйте, но знайте: я вернусь. Я стану вашим страхом, вашим ночным кошмаром. Я умею ждать, я буду ждать – мое терпение не имеет границ. Каждую ночь вы будете бредить от ужаса в своей пустой постели – и никто не сможет вырвать вас из моих объятий. Вы будете умолять...
Женщина аккуратно положила оружие на туалетный столик. Пожала плечами. Осторожно повесила платье на спинку кровати. Неторопливо приняла душ, расчесала гребнем длинные волосы. Задумчиво провела рукой по скользящему, тонкому шелку ночной сорочки. Открыла небольшую каменную коробочку.
— Режим наведения, — перед глазами плыло желтое полупрозрачное облачко. «Вы сами виноваты, милорд: не заметили инфракрасные детекторы. Надеялись на этот убогий микрофон? Поразительная наглость!»
— Цель идентифицирована. В зоне досягаемости.
— Убей.
Боль. Какая страшная боль, женщина сжала руками виски — внутри как будто гудел огромный бронзовый колокол. "Бумм, бумм". Вот она, плата за могущество. "Бумм, бумм". Она даже не успела вскрикнуть: массивная дверь слетела с петель, — на пороге стоял Кунсайт, бледный, непривычно растрепанный. Из-за его спины слышались четкие слова команды, топот множества ног. Незнакомый офицер в черном мундире охраны.
— Мой генерал…
— Идите, лейтенант, я справлюсь без вас.
Он опустил старинную саблю – видимо, сорвал ее прямо со стены. Глубоко втянул носом влажный ночной воздух, хищно оскалился.
— Зойсайт.

Третий лорд раздраженно откинулся на спинку кресла. В камине тихо шипел догорающий комбинезон. Какой гнусный запах! Детективы лгут — жечь улики в камине редкая глупость.
Зойсайт лениво посмотрел на блестящий никелированный крюк в углу. Похлопал по ладони рукоятью хлыста. Приятная тяжесть налитой свинцом рукоятки. Приятно-тревожащая тяжесть между бедер. Какая досада! Опять придется ждать удобного случая. И «жучок» издох. Ничего, надо будет купить еще десяток.
Он встал, посмотрел на портрет над камином — зеленоволосая девушка насмешливо прищурилась. Дерзкая и непокорная, даже на холсте. Графиня Плутон. Утерянная жемчужина коллекции…. Кунсайт даже не понял, что за сокровище попало ему в руки. Обидно. Она бы великолепно смотрелась в цепях. Цепях…
Звон серебряного колокольчика. Тонкий скрип дверей.
— Слушаю и повинуюсь, милорд.
— Отведите даму из гостевых апартаментов в подвал и подготовьте, – одна из бывших подружек первого лорда соблазнилась звоном монет. Что же, сегодня она заменит Мисс Неприступность.
— Да, милорд, – бесстрастные, пустые глаза. Он умел дрессировать своих слуг. Немного боли, немного страха. Человек так слаб и беспомощен! И алчен.
Зойсайт поднялся. Неторопливо расстегнул домашний камзол. Аккуратно развязал галстук. Скоро он ему очень пригодиться. Поразительно, сколько удовольствия может принести полупрозрачная шелковая лента! Жаль, Джедди этого не понимает. Его сладенькая девочка заслуживает разнообразия.
Из слуховой трубы донесся короткий женский вопль, потом сдавленное мычание. Он нетерпеливо рванул ворот сорочки. Вот так. Еще она заблудшая овечка зовет своего пастушка. Нельзя заставлять даму ждать.
На ковре сверкала кроваво-красная рубиновая пуговка.

— Склизкое и липкое. Чувствуешь себя грязной, нечистой, — она сбросила туфли, халатик. Нырнула под тяжелое, холодное одеяло. — Как в старое доброе время, милорд? Спящая красавица и кровожадное чудовище.
Он слегка улыбнулся: усталой, немного застенчивой улыбкой.
— Боюсь, в эту версию никто не поверит.
— О да, ночь, вдвоем в Храме Предков рода Кунсайт... Прекрасный повод для сплетен! Наша с вами репутация окончательно испорчена. Право, даже избавиться от тела — меньше хлопот.
— Покушение на лорда? Его смерть спровоцирует серьезный политический кризис, миледи.
Он говорил что-то о дурной истории, о том, что слишком много интересов связано с безумно талантливой рыжеволосой бестией, и никак не мог понять – зачем он произносит эти правильные, вежливо-корректные слова. Что-то хрустело, ворочалось, впивалось в плоть глубоко внутри. Как холодно… казалось, все забыто давным-давно. Кунсайт прислушался — четкий бесстрастный голос. Его голос.
Истошный крик стрелка, рычащий двигатель, тонкая фигурка – глухой шлепок о лобовую броню и долгий, бесконечно долгий скрежет гусениц. Прихоть судьбы, везение или проклятие? Прекрасное лицо, спокойное и строгое. Тонкая стальная цепочка с гранатовой капелькой… его последний подарок – пистолетная пуля калибра десять миллиметров.
Не успел. Не сумел. Предал. Это клеймо не отмыть. К черту политику! С каким наслаждением он свернет рыжему мерзавцу шею.
Жалобно скрипнула половица. Тихий стон фамильного клинка.
— …слишком подробно. Лорд Зойсайт весьма одаренный изувер.
«Что я говорю?!»
Он осторожно накрыл ее ладонь своей. Уроки этикета, блестящее академическое образование…. Ее глаза – бездонные, манящие. Как легко и сладко утонуть, захлебнуться этим дурманом. И как трудно найти слова. Простые, пронзительно обыкновенные.
— Вы согласны стать моей женой?
Шипел, испаряясь, воск. Почему-то здесь предпочитали обычные восковые свечи. Воск, дрожащие язычки пламени и тишина: можно расслышать, как скрипят сапоги гвардейцев у двери. Стража, усиленный пост — великий лорд Кунсайт не любит неожиданностей. Он сам — самая большая неожиданность. Понимает ли он, у людей ее профессии не бывает, не должно быть личных привязанностей? Что её тело, да и душа — всего лишь инструмент?
Она поймала его взгляд. Как же они похожи… перегоревшие убийцы. Дикая, неистовая надежда за толстой ледяной броней.
Ногти вонзились в крепкую, покрытую мозолями ладонь. Едва заметный кивок.
— Да.

Терзавшая рассудок жажда отступила, спряталась где-то глубоко-глубоко. Приятная ночь, новенькая была так строптива и наивна. Думала, что это игра… пока не раскалились иглы. Какой удачный эрзац!
Зойсайт ласково погладил кожаное колечко. Бархатистый ремешок, тщательно отполированная сталь. Его девочки заслуживают самого лучшего. «Извращенные фантазии». Ха! Закомплексованная ханжа.
— Как будто я не знаю, как вы резвитесь вдвоем. Скальпелем, я подрежу твой дерзкий язык. Потом… — лорд громко хихикнул: струйка вина стекала по подбородку как кровь.— Но сначала, сударыня, вашему язычку предстоит узнать так много нового. Не думаю, что Ку научил тебя этому — наш первый лорд чертовски консервативен, уж я-то знаю. Тем слаще стать твоим первым учителем.
Он поднес к лицу изумрудный шелк. С наслаждением вдохнул запах….. резко смял, сжал в руке женские трусики.
— Ты будешь моей! И только моей! Слышишь!?
— Лорд Зойсайт. Неужели вы думали, я настолько беззащитна?
Учебный фильм: металлическая гусеница, деловито прогрызающая себе ход внутрь человеческого тела. Он быстро провел ладонью по шее, тщательно прощупал кожу. Проклятие! Крохотное нечувствительное пятнышко — от анестезии. Эта тварь, эта ведьма подсадила ему… Резкий металлический щелчок таймера, лопнувшие капсулы нейротоксина.
Дышать, дайте мне дышать!
* * *
— Признайтесь, он вам никогда не нравился.
— Ваше Величество очень проницательны.
— Итак? Только не говорите, что эта девочка смогла сама избавиться от своего назойливого поклонника.
— В принципе – могла. Вы недооцениваете Нару. Она талантлива…
— И безжалостна. Удивительно похожие характеры..
— О, да.… Бедный лорд Зойсайт был слишком неосторожен. Думать так громко и так безнравственно. Ситуация разрешилась оптимально – согласитесь, он давно исчерпал свою полезность.
— У него были свои почитатели. Впрочем, довольно. Альберт, впустите нашего гостя.
Шорох парадных юбок. Золотые волосы и бездонные зеленые глаза… идеально выверенный наклон головы.
— Я должна сказать вам «спасибо», леди Маргарет. Не так ли?


Некоторые примечания

Аггел — злой дух, демон, бес. Отражение ангела в зеркале бытия.
Комильфо — (франц. comme il faut, буквально— «как надо», «как следует»), соответствие правилам светского приличия, "хорошего тона".
Фильтрованные деньги — деньги разменянные специальным образом с целью сокрытия источника финансирования той или иной операции (лит. жарг.)
Жучок — радиомикрофон, закладка. Средство съема аудиоинформации (жарг.)
Резиновый шарик — кляп в виде резинового шарика с ремешками для крепления на голове.
Храм Предков — культовое здание; арсенал, хранящий личное оружие предков того или иного рода. В частности, место проведения церемонии бракосочетания.
леди Маргарет Кунсайт — баронесса Джедайт. Старшая сестра лорда Кунсайта, мать адмирала Генриха Джедайт.

Кунсайт стоял на балконе своих покоев и смотрел вдаль. Казалось, он был абсолютно спокоен, но внутри его разрывали противоречивые мысли. Новый Лорд, Зойсайт, этот рыжий чертенок не давал ему покоя. Да, ему было поручено следить за успехами начинающего Лорда и помогать тому, если понадобиться, но было и что-то еще в его желании следить за Зойсайтом, помогать тому, быть с ним рядом. То ли то, что этот рыжик не стремился завоевать его расположение, как, впрочем, и ничье расположение, считая, что он сам всего может достичь, в то время, как остальные, так или иначе, искали его внимания. То ли то, что сказал о нем Нефрит, будто бы Зойсайт девушка. То ли что-то еще…. Первый Лорд не любил непонятного, а еще больше он не любил непонятного в самом себе. Поэтому решение было четким. С коротким белым сполохом Лорд Льда пропал со своего балкона, чтобы появиться в личных покоях Зойсайта.
-Зойсайт!
-Да, Лорд Кунсайт? – Зой был ровней ему, таким же Лордом, но обращаться предпочитал именно так, и это тоже оставляло в непонятках повелителя Хаоса.
-Я хотел поговорить с тобой.
-Вы уже говорите. – И вот эта его прямота, полное отсутствие страха и трепета перед ним, Первым, тоже… Словно уверен, что ему ничего не будет. – Почему Вы молчите? – быстрый взгляд изумрудных глаз, словно в самую глубину, в сердце.
-Зойсайт…Зой… - Лорд Льда, всегда сдержанный и спокойный, впервые не знал, что говорить. А что он, собственно, хотел? Разрешить непонятные ему вещи. Но как? Прямо спросить его?
-Спрашивайте прямо, Лорд, Вам я на все вопросы отвечу честно, - не мог, не мог он прочесть мои мысли, пронеслось в голове Кунсайта.
-Я хотел с тобой поговорить, - со стороны это выглядело глупо и злило Первого Лорда, но и уйти теперь просто так он не мог. Что-то держало его.
-Позволите Вам помочь, Лорд? - рыжее существо оторвалось от книги, которую читало, полулежа на кровати и приподнялось, оказавшись рядом с ним. «Помочь?! В чем и как он мне собирается помочь?»
-Я знаю, Вы не привыкли проявлять свои чувства, - без предисловий начал Зойсайт, - но я и не хочу от Вас этого. Я просто хочу, чтобы Вы были, желательно рядом. Я ответил на вопросы, мучавшие Вас?
А Кунсайт, слушавший это, замер, пытаясь понять самого себя. Ответил ли ему рыжий демон? И по всему выходило, что да, хотя он сам не знал, что именно хотел спросить. От него впервые ничего не хотели, не просили, не добивались. Точнее хотели, но чего-то совсем уж простого и глупого - чтобы он просто был, словно ему самому могло бы это наскучить. Это было необычное ощущение, но сомнения – не то, что присуще Первому Лорду. Он шагнул к Зойсайту, а тот привстал на кровати. Короткое движение, миг, превратившийся в вечность, и они слились в поцелуе. Без слов – они не нужны были Кунсайту после того, что уже было сделано только что; без признаний в любви – Зойсайт знал, что тот, кого он выбрал, не любит слов; без размышлений – оба они, порывистый Лорд Огня и резкий Повелитель Льда – привыкли действовать, не сомневаясь.
Спустя вечность Кунсайт слегка отстранился от Зойсайта, а тот легко вскочил с кровати.
-Можно мне называть Вас своим, Лорд?
-Тебе, Зойсайт, можно всё.



не судите строго.....

не обращяйте внимаение я муз добавляю

Серия сообщений "Музыка":
Часть 1 - Как дым
Часть 2 - Графити в зимнем парке
Часть 3 - Lonely day
Часть 4 - Lonely day
Часть 5 - Щемит в душе тоска... И синий сигаретный дым...

ура у меня получилось поставить муз

Серия сообщений "Музыка":
Часть 1 - Как дым
Часть 2 - Графити в зимнем парке
Часть 3 - Lonely day
Часть 4 - Lonely day
Часть 5 - Щемит в душе тоска... И синий сигаретный дым...