Родился старец в 1850 году 2 сентября. При крещении ему дали имя Захария в честь пророка Божия Захарии, отца Иоанна Крестителя. Родители Захарии были крестьяне, бывшие крепостные Нарышкиных, жили очень богато, были "сами хозяева", как в то время говорили. Жили они в Калужской губернии. Детей у них было 11 человек. Захария родился одиннадцатым. Многие из братьев и сестер по времени умерли.
Родился Захария не дома, а в поле. До последних минут работала его матушка Татьяна Минаевна, и вот перед рождением ребенка она пошла в поле стелить лен, пошла одна, и пришло время ее, и без посторонней помощи произвела она на свет младенца мужского пола. А холодно было. Положила мать сына в подол, нечем было завернуть, и принесла домой. Отец Захарии Иван Дмитриевич был верующим человеком. Он часто ходил в церковь и усердно молился. Умело вел хозяйство, иногда торговал яблоками и семенами, но имел большой недостаток: здорово пил и в пьяном виде ругал жену, хотя по природе был очень добр. Выпьет бывало и говорит сынку: "Захар, я тебе гостинцев привезу". — "Не надо, ты пьян", — отвечает ему семилетний сын, который с детства отвращался всего дурного и некрасивого. "Ах, ты мошенник, разве можно папаше так отвечать", — останавливала сына мать Татьяна Минаевна. А надо сказать, что мать Захарии была святой жизни человек. Всем-то она помогала, всех-то она любила. Хлеб ковригами бедным давала, и мясо, и другие съестные запасы. Ничего-то она для неимущих не жалела. Да, кроме того, советы давала. Без ее совета и замуж не идут и не женятся. Все надо у Татьяны Минаевны спросить и сделать так, как она скажет. Громадным авторитетом и уважением пользовалась она среди своих сельчан.
И сынка-то она воспитала так, чтобы более всего привить ему любовь помогать всем бедным и страждущим, чем только он сможет. Бывало играет он с ребятишками, проголодается, попросит хлебца, мать дает большую ковригу и говорит: "Ты сначала товарищей накорми, а потом и сам съешь". Эти требования благочестивой матери быстро привились к нежному сердцу мальчика.
Бывало отец Захарии, выезжая торговать семечками и яблоками, возьмет с собой сынка, и стоит ему только отойти, как мальчуган начинает без денег бедным отпускать товар. Сам бывало зовет покупателей и щедрой рукой делится с ними своим товаром.
Ребята любили кроткого Захарию и прозвали его "попом". "Мы на поле церковь выстроим, и ты, Захар, будешь нашим попом и венчай нас", — говорили ему молодые друзья.
Мать души не чаяла в мальчике, а он, как только подрос, ему минуло 7 лет, стал убегать из родного дома в поле, в лес и пропадал там по несколько суток. Найдет бывало его матушка, а он ночью потихоньку — да только его и видели. Зайдет куда-либо подальше, заберется на высокую елку, обнимет ее и сидит в своем уединении, молится и думает о Божественном. Всю ночь без сна проведет, не слезая со своего убежища. Он знал, что делал: его влекло к уединению, к подвигам. Все эти дни он ничего не ел, кроме корешков от травы; и радостью святой, и ревностью о Боге переполнялось его детское сердце.
Станет рассветать, он ненадолго слезет с елки, а чуть увидит какого-нибудь прохожего, опять забирается на нее.
Мать, конечно, беспокоилась, видя такое исчезновение на несколько суток своего возлюбленного сына, искала его повсюду, горевала. Наконец решила пойти к местному священнику поговорить с ним и попросить совета в своем горе.
Священник в селе заштатный, лет ста от роду, добрый, милостивый, больных исцелял, бесов изгонял. О. Алексей за свое смирение был одарен Господом — Его благодатными дарами и прозорливостью.
Пришла к нему Татьяна Минаевна вместе с сынком и плача говорит: "Батюшка, о. Алексей, один сын остался у меня, пятерых похоронила, и этот цыпленок не уцелеет, убегает из дома, скрывается целыми сутками в лесу".
О. Алексей помолился, и открыл ему Бог будущее Захарии. Сказал он матери: "Не плачь, твой сын на радость тебе будет, но не кормилец: он будет монах и доживет до глубокой старости".
Когда Захарии минуло 16 лет, его отдали в город работать рогожи. Грамоте совсем не учили. Вскоре после отъезда слегла в постель его матушка.
Почувствовав близость кончины, благословила всех и говорит дочери: "Марья, я простилась со всеми, Захарушку вот только не успела благословить, когда благословлю сынка, тогда умру. Попрошу у Бога отсрочки, а вы съездите за ним". За Захаром поехали и привезли его поздно вечером. Сестра позвала его к умирающей: "Мамочка, ты узнала, кто приехал?" Сын заплакал.
Вот, как старец рассказывает свое прощание с умирающей матерью. Поутру Марья и Анисья ушли в деревню. "Садись со мной, мне только тебя одного и жалко...", — сказала мать. "Захарушка, вот какие искушения тебе будут, слушай: много тебе будут невест сватать, а ты не женись. И из нашей деревни и из других будут невесты...", — и назвала их по имени. "Помни, если пойдешь в монастырь, я радоваться буду. Отец будет принуждать к семейной жизни — ты его не слушай. Отец Алексей сказал, что ты монахом будешь".
Потом матушка взяла икону Казанской Божией Матери, которую она купила, когда Захарии было восемь лет, и благословила сына. "Вот твоя путеводительница", — сказала она ему, указывая на икону Божией Матери. Потом распорядилась, чтобы вернувшиеся дочери затопили печь, накормили хорошенько возлюбленного ее сына и отвезли обратно в город. "Ты, Захарушка, не плачь, — утешала его мать, — не плачь, не хочу, чтобы у тебя болели глазки, чтобы твои голубенькие глазки покраснели... ты уезжай и не приезжай скоро... за тобой родитель приедет звать тебя, а ты все же оставайся там и работай; во время похорон моих углубись в себя и молись внутри себя, а к гробу не приезжай...".
Так, по слову родимой, он простился и уехал.
В тот миг, когда преставилась Татьяна Минаевна, Захария почувствовал, как чудный аромат ладана как бы объял его: "Умерла моя матушка", — сказал он и заплакал. Наутро к нему приехали и сказали, как тихо и спокойно скончалась мать. Она не хотела видеть бесов и говорит дочери: "Ты помолись и постой около меня, а то я бесов боюсь, я вас задержала по случаю Захарушки, а то бы я раньше умерла". Но дочь что-то испугалась и отошла. Тогда матушка привстала, перекрестила подушку, сама перекрестилась, и отлетела ее душа.
Впоследствии, когда Захарушка стал старцем, он рассказывал, как, разговаривая с бесом, он спросил его: "Есть ли у вас в аду христиане?" — "Как же, — отвечает бес, — и твой отец был, да ты отнял его своими милостынями, творимыми за его душу, и молитвами". — "А мать?" — "Мать не была, она всю дорогу кусками хлеба забросала, мы не видели, где она прошла, хотя мы зорко смотрели".
Кончина Татьяны Минаевны 31 октября. Старец Захария часто говаривал: "Кто будет моих родителей Татьяну и Иоанна за упокой поминать, того Сам .Господь помянет".
В 40-й день Захария очень спешил домой. Одежды теплой у него не было, и он почти совсем раздетый тронулся в путь, а идти нужно было более 7 верст. Мороз стоял свирепый, градусов около 30 с чем-то, и сильный ветер. Он очень устал, решил отдохнуть и, присев на дороге, заснул. Часа три или четыре спал юный путник. Вдруг слышит повелительный чудный голос — то Ангел Хранитель будил его: "Встань, пора идти". Так повторилось несколько раз, пока Захария не проснулся и не осознал всей опасности своего положения. Он поднялся и пошел. И так ему вдруг стало тепло, будто разогрел кто-нибудь его, будто лето настало. Да, это было чудо милости Божией, что не замерз Захария во время своего продолжительного сна, на таком сильном морозе.
После смерти матери, как и предсказала она ему, посыпались на Захарию искушения: стали ему невест сватать. Он все отказывался. Захария всеми мерами отстранялся от женитьбы. Наконец, по приказанию отца, повезли Захарию на сторону смотреть невесту. Приехал за ним старик и увез за 25 верст от родного дома. "Эх, — говорит, — как внучка у меня хороша, не хочешь ли жениться?" Захария завернулся в шубу и молчал. Наконец подъехали к воротам. "Отопри ворота!" — закричал старик. "А, это ты, дедушка?" — "Да, я, жениха тебе привез, ты его посмотри". Она же, услыхав об этом, ну бежать... Через несколько времени приходит соседка и говорит: "Анастасия Максимовна у нас, коровы не пришли, они дожидаются...".
Подали ужин. Пришла невеста и села рядом с отцом, лицо ее все покрыто платком. Стала после ужина отцу сапоги снимать. Захария и говорит: "Не хочу жениться, что это она лица не показывает, закрылась, да и все. Не платок же я приехал смотреть". На следующий день мать невесты пекла блины, в горнице обед приготовляла... К обеду сняла Анастасия Максимовна платок и вспыхнула вся. И полюбилась она Захарии. На несколько минут их оставили вдвоем. "Не пойдешь за меня замуж?" — спросил Захария. "Согласна", — отвечала невеста.
Но дела сложились так, что года полтора не удавалось Захарии жениться, и начала невеста сниться ему, Да нарядная такая, и будто говорит жениху своему: "Что же это ты не женишься?" А он отвечает: "Женюсь, женюсь. Смотри только, чтобы тебя не выдали за другого".
От всех этих переживаний и дум Захария очень похудел. Приходит он как-то постом к своей родной сестре, а она и говорит: "Что это ты запостился совсем, худой какой стал!" Брат отвечает: "Мне 20 лет, должно быть жениться пора. Я сам себе готовлю, ем раз в сутки. Отец наставляет, чтобы я скорее вступил в брак. Я три года просил отца, чтобы отпустил меня в монастырь, да не соглашается он, а теперь мне все невеста снится, женюсь-ка я".
Сестра Захарии Мария была замужняя женщина, гораздо старше его. Внушил ей Господь сказать следующее: "Ты, братец, пойдешь другим путем, это все на тебе вражье наваждение. Сегодня ночью, Захарушка, твоя судьба решится. Как будешь ты ложиться спать, перекрести свою кровать большим крестом в голове и в ногах и снизу и с боков также... Вот тогда и увидишь, что будет".
Захария так и сделал и уснул спокойно. К утру видит сон: приходит к нему в комнату женщина в белой, как снег, мантии, сделала три низких поклончика на иконы и, обратясь к нему, сказала: "Что это ты, Захария, жениться вздумал? Нет, не женись. Ты монахом будешь. Помнишь, мать благословила тебя, чтобы ты сходил к Троеручице в Белые Берега, вот и сходи. Отец не пускал, а теперь пустит". Захария сразу узнал Покровительницу рода христианского Пречистую Приснодеву Матерь Божию. Легко стало у него на душе, тихо и радостно. Будто прошла какая-то внутренняя болезнь и настало полное выздоровление.
Утром в Лазареву субботу он обратился к отцу: "Отпусти меня сходить в Белые Берега к Матери Божией Троеручице. Мать дала обет и не успела его выполнить. Я решил за нее выполнить его". Захария пошел на хитрость. Отец поверил и говорит: "Ну что же, иди, теперь пост, делать нечего, а потом, как вернешься, так и женишься".
Захария взял с собой благословение матери, икону Казанской Божией Матери, завернул в полотенце, положил в сумку и, обратясь к отцу, сказал: "Благослови и ты меня, батенька!" — "Да у тебя материнское благословение!". — "Нет, и ты своим благослови!" Отец взял икону Воскресения Христова, чтобы благословить сына. Благословил, и вдруг зарыдал и упал на пол. Захария подхватил икону, чтобы она не упала. Отец, обратясь к нему, сказал: "Чувствую, что ты совсем меня покидаешь".
Тяжело стало Захарии, жаль отца. Он поскорее простился с ним, говоря: "Пусть твое благословение пока дома останется, я только к Троеручице схожу". Простился, и ну бежать чужим полем, лесом, скорее, скорее. Захария боялся, как бы отец не передумал и не было бы погони.
Но вот, наконец, он с иконой Божией Матери Казанской прибыл в монастырь Белые Берега. Начал просить начальников принять его в число братии, но не тут-то было, ему все время отказывали.
Раз пятнадцать юный Захария чуть не со слезами умолял оставить его. Наконец приняли временно и дали послушание пасти телят. Но раньше, чем приступить к послушанию, игумен послал домой за документами. Да еще велел сходить в Оптину пустынь! "Я, — говорит, — не прозорливый, а ты зайди к отцу Амвросию, что он скажет, то и делай".
Захария очень боялся идти в Оптину пустынь, его осенила мысль, вдруг да его там совсем не благословят принимать монашество. Но, если посылают, надо идти. Послушание — беса ослушание.
Взял Захария свою сумочку и пошел. Случилось ему проходить лесом. Видит, стоит маленькая деревянная часовенка, а около нее величественная женщина с воздетыми вверх руками, как изображают Матерь Божию на Ее иконе "Знамение". Захария спрятался за дерево, чтобы не помешать, и стал ждать.... Вот она окончила молитву, увидела Захарию и говорит: "Ты у нас был в монастыре у Троеручицы? Тебя берут ведь в обитель? После стольких прошений берут.... А сейчас идешь за паспортом?... Сперва, однако, иди за Мною", — сказала Она. Захария сразу покорился слову Неведомой Женщины и пошел за Нею. Во время пути Она твердо и со властью сказала ему: "Ты сходи в Оптину, побывай у старца Амвросия, пусть он благословит тебя. Но раньше, чем к нему идти, зайди на могилку старца Макария и помолись за него. Положи за него 12 поклончиков и говори: "Со святыми упокой, Господи, старца схиархимандрита Макария". Он святой был человек". Так разговаривая они шли все дальше и дальше. Она вела Захарию совсем не в ту сторону, в которую он направлял свой путь. "Был у Меня единственный Сыночек, —• говорила Она, — да злые люди отняли Его от Меня и убили Его".
Так, незаметно, прошли они версты три. Женщина остановилась и говорит: "Вот Я в эту деревню иду. Тебе благополучный путь. Так побудь же у старца Макария на могилочке и побеседуй со старцем Амвросием, он благословит тебя поступить в монастырь". Сказала это таинственная Женщина и стала невидима. Пораженный Ее исчезновением, Захария смотрит направо, налево, вверх... Да где же Она? Нет нигде. Господи, кто эта Женщина?... Стал думать, вспоминать разговор Ее, и вдруг все понял: да ведь это Матерь Божия! Он прибодрился: "Слава Тебе, Господи!" "Но, куда же это я зашел? Все иду.... иду... не знаю... Пришел к реке, а через реку перейти — нечего и думать: глубока и велика. И моста нет нигде. Переплыть разве? Нет, тоже не смогу — апрель месяц. Господи Боже мой, куда же Ты завела меня, Царица Небесная? Что делать мне теперь?" Так думал Захария.
Вдруг видит через реку едут двое мужичков на паре лошадей. Глубь такая, что и лошади временами все с головой покрываются водой. "Ох, что мне делать? Владычица, помоги. Как мне перейти через реку?" — спрашивает Захария мужичков. — "Иди поправее, там направо белая дорожка, по ней пройдешь". Захария послушался, пошел направо, держа свое материнское благословение и с любовью в сердце припадая к Божией Матери. Уста его шептали молитву... Смотрит он и видит: действительно белая дорожка, как бы каменная какая протянулась через всю реку... Он перекрестился и пошел по ней... и благополучно перешел на другой берег. Перешел и спрашивает: "Как в Оптину пройти?" Ему говорят: "Сейчас поздно, иди сперва к священнику приходскому, он добрый, пустит переночевать".
Захария пошел, приходит к священнику и просится: "Нельзя ли переночевать, я из Белых Берегов иду в Оптину". — "А как же ты через реку переправился? — "А так, мне два мужичка указали на белую дорожку, что через реку. Я по ней и перешел. Они ехали на лошадях, ввалились в реку, я их приметил и спросил. Было уже темновато, но белую дорожку через реку я отыскал быстро и перешел по ней".
Вздохнул священник и сказал: "Пойдем сначала в церковь помолимся". Открыл церковь, ввел туда Захарию.
Оказалось, что не было такой белой дорожки через реку и не могло быть, а также люди на такой глубине не могли на лошадях проехать. Не мужички то были, а два ангела Господня. Дивны Твои пути, Господи!
На следующий день добрался Захария до Оптиной пустыни. И первым делом, как ему было сказано, отправился на могилку старца Макария, но никак не мог найти ее.
У кого бы спросить? Вдруг из Святых ворот выбегает мальчик, так лет 12-ти, и говорит: "Давайте я вас сведу на могилочку старца Макария". Захария пошел за ним. Мальчик подвел его к могилке старца и сказал: "Ну теперь сотвори 12 поклончиков, причем на каждом поклончике говори: Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего старца Макария, со святыми его упокой". Они так и сделали, и мальчик стал невидим. Как он исчез, куда и кто он был? Захария расспрашивал о мальчике монахов, они сказали ему, что никогда у них такого мальчика не было. Впоследствии понял Захария, что и тут ему явлена была милость Божия.
В Оптиной все нравилось Захарии. Святая тишина, молитвенный дух, который как бы переходил и на природу, углубляя и просветляя ее.
Остановился Захария в монастырской гостинице, в которой можно было жить определенное количество дней. Ежедневно он старался попасть к великому старцу Амвросию, но это ему никак не удавалось. Целые толпы народа теснились около келий старца Амвросия, всех принять не было никакой возможности.
Захария ходил неукоснительно на все церковные службы, побывал и в келий прозорливого старца Илариона. Когда он подошел к его келий, то про себя, совсем не слышно сотворил молитву Иисусову. "Аминь", — ответствовал через закрытую дверь старец. Дверь отворилась, и он радушно и ласково принял Захарию.
Три поклончика положил Захария перед иконами. И сказал ему старец, совсем не зная его и не имея понятия о его жизни и намерениях: "Что, матушка твоя померла? Смотри же теперь не женись, а отец твой отпустит тебя в монастырь".
Еще побывал Захария и у игумена Исаакия, побывал везде, где только можно было побывать.
Настал и последний день его жизни в гостинице. Горестно ему стало, что, не повидав о. Амвросия, надо выходить ему из Оптиной. Отстоял Захария раннюю и позднюю литургию, молился горячо. Заметили его монахи, позвали в трапезную, накормили, напоили, но грусть его не проходила.
Возвратясь в гостиницу, взял он сумку, чтобы складываться уходить, но сперва вынул из сумки икону Божией Матери Казанской — материнское благословение. Взглянул на Пречистый Лик Приснодевы и залился слезами, говоря: "Матерь Божия, не Ты ли меня провожала, не Ты ли мне сказала, что я буду у о. Амвросия, а вот ухожу и не видел его". Горячие слезы залили всю икону и, как дождь, падали на пол.
Вдруг Матерь Божия стала живой и вышла из иконы наружу, как будто бы девица неописуемой красоты. Взглянула на Захарию и говорит: "Иди за Мной", — и пошла быстро, быстро, так быстро, что Захария едва нагонял Ее. По дороге встретил о. Пимена. Этот старец был очень строгой жизни — никому не позволял подходить к нему. Матерь Божия показала на Захарию рукой и сказала: "Пимен, благослови его", и он тотчас же благословил. Наконец вышли за ограду. Ясно, что Матерь Божия вела Захарию к о. Амвросию. Вот и Святые ворота. Матерь Божия остановилась и произнесла: "Сюда женам вход воспрещен, а ты иди теперь к о. Амвросию, он примет тебя". И невидима стала Путеводительница. Захария как бы окрылился и смело пошел к домику, в котором жил старец.
О. Амвросий сам вышел на крылечко и позвал Захарию. Принял так, как бы давно дожидался его. Ввел его в отдельную комнату, посадил на диванчик и поговорил с ним так хорошо, ласково, по душам. Старцу вся жизнь юного послушника была открыта. Захария еще и рта не раскрыл, а о. Амвросий уже заговорил: "Ну, что, голубчик, мать умерла твоя. Послушай меня, оставь невесту, не женись, а иди в монастырь. А об отце не думай, теперь он сам тебя отпустит, не будет препятствовать тебе в твоем намерении стать монахом. А что ты сюда пришел, хорошо сделал. Видишь, у меня на стене записаны твои четыре греха. Ты покайся в них, сходи в Белые Берега и отговей там. Помни, в Царствии Небесном для тебя посажен зеленый дуб".
Много еще о чем назидательном и для души полезном поговорил с Захарией этот поистине великий старец. Потом благословил и отпустил. Взял Захария сумочку и пошел в обратный путь.
"Сначала зайду в Белые Берега, — думал он, — отговею там, как о. Амвросий велел. Действительно имею я на совести четыре греха, как это он угадал их? А там пойду к родителю за паспортом".
По приходе в Белые Берега он отговел и почти тут же занемог, да так сильно, что отправили его в больницу в Брянск. Дали знать отцу, что сын при смерти. Отец приехал в Брянск и был поражен состоянием здоровья Захарии. Ежедневно ходил старик в церковь молиться о своем Захарии, но сын все же не поправлялся, все хуже и хуже становилось молодому послушнику. Вот уже три месяца прошло, а он все был между жизнью и смертью. Лекарства, которые ему предлагали пить, он не принимал, а только усердно молился Божией Матери. Наконец доктора отказались лечить его и написали в Белые Берега: "Вот уже три месяца как лежит у нас ваш монах, у нас не богадельня. Он лечиться отказывается, только и говорит: "Не верю я вашим лекарствам, вот придет Матерь Божия и исцелит меня". — Что это за слова, что за самочинство? Он так болен, что умрет обязательно, а помочь мы, при его характере, не можем. Просим вас взять вашего монаха обратно".
Из Белых Берегов пришел следующий ответ: "Не надо нам такого послушника, мы его вон из монастыря прогоним".
Взмолился тут Захария к Божией Матери: "Матерь Небесная, Ты одна у меня заступница, помоги мне, исцели меня...".
И вот видит он сон: пришла к нему Пречистая Приснодева, коснулась головы его рукой и сказала: "Ты еще поживешь, монахом будешь... ты у Меня поживешь...", — и стала уходить Приснодева. Перед Ней расступилась ограда, Она прошла в дивный сад и вновь ограда заперлась. Вдруг Захария почувствовал сильное желание идти, идти, лететь за Нею... Но как? Через стену не пройти. "Ох, хочу воробьишечкой быть и за Нею лететь...", — и вмиг превратился в пчелку и за Нею полетел... Дальше видит Захария во сне, как он в виде воробьишки забрался на ограду, и видит там в саду дивной красоты Матерь Божию и Самого Спасителя в отроческом возрасте и сотни ангелов, крест на крест опоясанных разноцветными лентами. И слышит он голос: "Сюда никто не войдет, если Владычица не возьмет". Ангелы все в чудных, цветных, райских одеждах, все деревца рассаживают. Вдруг слышит Захария голос Царицы Небесной: "Посадите и на его имя деревце". Как только Владычица произнесла эти слова, ангелы между собой заговорили: "Наш, принят". Захария несказанно обрадовался и прямо с ограды упал, в сад в виде пташечки и там остался.
Удивительно сильное впечатление произвел на молодого болящего послушника этот замечательный сон. Он глубоко задумался. Под утро он увидел еще сон. Будто игумен Израиль, который принимал его в Белые Берега и после того скончался, пришел к нему и сказал: "Довольно лежать, вставай!" На утро он, к удивлению всех, проснулся совершенно здоровым. Напился он в городе чайку в первый раз за все время своей болезни и ушел в Белые Берега. Там приняли Захарию не очень ласково, но все же оставили. Всего он там жил один год — с 1870 по 1871 г.
В этот же раз, приехав из Брянска, Захария чувствовал себя слабым, здоровье его не восстанавливалось как следует. Все же он проходил послушания: телят стерег, малярничал, крыл краской церковные крыши. Тогда в монастыре был игумен о. Иосиф, который всячески старался отправить его домой, но Захария не поддавался, а умолял его оставить здесь.
Вторично является ему во сне игумен Израиль и говорит: "Не противься игумену, иди с отцом домой". Захария повиновался. Придя с отцом на родину, он опять слег и пролежал еще два месяца, не вкушая никакой пищи. Он просил отца отварить ему сено и пил этот отвар.
Когда Захария несколько оправился, отец посоветовал ему пожить в лесу, у отшельника старца Даниила, который лет 40 жил в одном уединенном месте Калужской губ. "Ты будешь келейничать у старца Даниила,— говорил отец,— а я буду продукты доставлять".
Теперь отец как бы понял призвание сына к монашеству и ничего не имел против его отшельнической жизни. Хотел же, чтобы он пожил в лесу у старца, как бы для отдыха и для некоторой поправки своего здоровья перед поступлением в монастырь.
Захария поселился со старцем, который охотно принял его. Пожил он с ним несколько месяцев, до недели Жен Мироносиц. Старец Даниил был подвижник и постник. Во весь Великий Пост он ничего не вкушал, а лишь в Благовещение и в Вербное Воскресение подкреплялся скудной пищей.
О. Даниил очень почитал старца Мельхиседека, который жил до НО лет (житие его описано в подвижн. благочест. 18—19 вв.). Он подвизался на месте подвижника Мельхиседека и был как бы связан с ним душой. У старца Даниила в келий висела мантия о. Мельхиседека.
Хорошо жилось Захарии у старца. На деле поучался он истинно христианской монашеской жизни.
Часто стал напоминать Захарии старец, что все же скоро придется ему отправиться в Белые Берега, на свое прежнее послушание. А Захария, когда так тяжко болел, то дал обет поселиться в Троице-Сергиевой лавре у преп. Сергия.
"Слыхал я,— сказал тогда Захария,— что плохие у тебя монахи, преподобный отче Сергие, а я хуже всех самых худших и плохих монахов, прими же меня в число своих братии. Хочу у тебя пожить, Преподобный, и даю сей обет". И тотчас воздвиг его Преподобный от тяжкой болезни.
Горестно было Захарии, что посылает его старец в Белые Берега, хотелось исполнить свой обет, но заикнуться об этом не решался.
Однажды приснился Захарии дивный сон. Видит он, будто приходит к нему старец Мельхиседек, похристосовался с ним и говорит: "Куда это ты уходишь от меня?" Захария отвечает: "В Белые Берега отправляет меня старец Даниил...". — "Позови его ко мне", — сказал Мельхиседек. Захария побежал за старцем. Когда старцы увиделись, Мельхиседек сказал: "Христос посреди нас" и похристосовался. "Ты не посылай его в Белые Берега, а пошли к преп. Сергию", — сказал он, указывая на Захарию. "Ну, а теперь приготовь мне что-нибудь покушать". Вдруг здесь появилась сестра Захарии и начала приготавливать трапезу. А между Мельхиседеком и Даниилом стал ангел светлый, такой красивый. И сказал Мельхиседек ангелу: "Проводи Захарию к преподобному Сергию". Тотчас же Захария почувствовал, что он поднялся на воздух и полетел. Вот золотые главы московских церквей, магазины и даже вывески. Захария с ангелом не останавливаясь летели прямо к воротам Троице-Сергиевой лавры. Здесь ангел поставил Захарию на землю перед главным входом. Отчетливо видел Захария образа на воротах: Спасителя с открытым Евангелием, на котором написано: "Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные и Аз упокою вы". Матерь Божия направо, налево Иоанн Креститель. Направо же Сергий преподобный и налево — Никон.
Захария проснулся и не понимал ничего. — "Неужели такая Москва? Неужели такая Сергиева лавра? И ее ворота? Что значит это явление мне во сне о. Мельхиседека? О, хотя бы наяву внушил он моему старцу Даниилу, что не лежит моя душа в Белые Берега, что дал я уже обет потрудиться у преп. Сергия".
Утром Захария вошел в келию своего старца. Тот, собираясь пить чай, благословил послушника и твердо и решительно сказал: "Напейся хорошенько чайку, Захария, и собирайся в путь. Вот благословение тебе жить в Москве в Троице-Сергиевой лавре". Очевидно, старцу Даниилу была возвещена воля Божия, может, и ему ночью явился старец Мельхиседек.
Быстро начал собираться Захария. Получив благословение старца, он пошел на родину проведать отца, а оттуда тронулся в путь — в Москву.
Когда Захария прибыл в Троице-Сергиеву лавру, то весьма был удивлен, увидев те же ворота, те же иконы, которые видел во сне.
Ни одного знакомого человека не было здесь у Захарии, и он остановился в монастырской гостинице. Здесь из разговоров приезжих узнал он о существовании старца Варнавы, который жил в Гефсиманском скиту. К нему ежедневно стекалась масса народа с различными нуждами и вопросами. Захарии посоветовали сходить к о. Варнаве посоветоваться и получить благословение. Молодой послушник немедленно пошел.
Приходит и видит: масса народа и не перечесть, все столпились, хотят увидеть старца, но пройти к нему нет возможности.
Но вот о. Варнава вышел и, обратясь к толпе, сказал: "Где тут лаврский монах, иди-ка сюда". Никто не откликался на зов, так как в толпе не было лаврских монахов. Старец сошел по лесенке вниз и говорит: "Дайте, дайте пройти лаврскому монаху". Подошел к юному послушнику, взял Захарию за руку, ласково говоря: "Ну иди, иди в мою келию".— "Я не лаврский монах; я из Белых Берегов", — возразил Захария. "Ну, я знаю, что ты там жил, а теперь будешь жить в лавре и будешь лаврским монахом".
Введя в свою келию обрадованного Захарию, старец благословил его, сказав: "Ты живи у преподобного Сергия и ко мне будешь в Гефсиманский скит приходить".— "А вдруг да меня не примут здесь", — сказал Захария.— "Примут, иди к лаврским воротам, там тебя уже три начальника дожидаются".
После приема у старца Захария пошел к воротам и, действительно, там стоял игумен и еще два монастырских начальника. Захария попросил их принять на жительство к ним в лавру. Они охотно приняли его, и Захария стал лаврским монахом.
Так промыслу Господню было угодно рассудить о Захарии.
"Надо уметь различать сны, — говаривал нам архимандрит Захария.— Сны от Бога дают душе тишину и радость, возбуждают сердце к покаянию, уничтожают помыслы сомнения, тщеславия, возбуждают человека к ревностной борьбе с грехами". Истина же подтверждается фактами. Вот пример: приснилась Захарии лавра и поступление в нее. Правда, — она подтвердилась словами старца Даниила и его благословением немедленно отправиться в Сергиеву лавру. Старец Даниил и не знал о сне своего келейника, но ему самому одновременно с Захарией была открыта воля Божия о нем. И вот в самой лавре Господь подтверждает опять Свою волю словами старца Варнавы, который назвал Захарию лаврским монахом и благословил оставаться в лавре. Когда у Захарии закралось сомнение, а вдруг да не примут его? — о. Варнава прозорливо сказал: "Иди к воротам, там три начальника тебя уже ждут". И действительность его слов — наличие трех начальников, стоящих у ворот, и охотное принятие Захарии в число братии Троице-Сергиевой лавры — окончательно и ясно, как день, выявила промысел Божий о местожительстве Захарии.
Трудная жизнь началась для Захарии со дня поступления его в лавру, как бы на распятие, на крест пришел он сюда. Ни от кого из братии не видел он сочувствия к себе, ни с кем не сходился. Захария любил молитву по четкам, а четки от него отнимали. "Ты еще не пострижен,— говорили ему, — а молишься, как монах". Душа Захарии рвалась к молитве, тосковала по ней. Он стал прятать четки в карман, чтобы не отобрали.
Вскоре Захария начал проходить различные послушания. Сперва пошел в хлебную, по 110 пудов в сутки выпекал, так уставал, что и передать трудно, весь мокрый был от усталости. Две рубахи менял в день. Спал только два часа в сутки. Спал в хлебной, не раздеваясь, на деревянной скамье.
До принятия монашества, Захария прошел 20 видов послушания. Где только он не был, чего не терпел: в трапезной был, и пономарем, и свечником, и келейником, и трапезником, все виды монастырских послушаний прошел, везде помучился.
Когда же Захария стал старцем, упоминая время своего послушничества, он всегда говорил: "Слава и благодарение Господу за все, за все".
Весьма скоро, после водворения Захарии в лавру, поступил туда же новый послушник из Киева. Ему тоже дали послушание в хлебной. Этот послушник оказался горьким пьяницей и вообще преступником.
Напился он как-то до последней степени, идет по двору, качается, безобразничает, ругается из последних слов. Говорит братия Захарии: "Смотри, твой хлебный послушник идет, пьян совсем, проводи его до келий", — кроткий Захария тотчас же начал исполнять приказание, как ни тяжело было для него. С трудом втащил он потерявшего облик человеческий инока в его келию и положил на кровать за ширму.
Исполнив приказание и войдя в келию, Захария начал прислушиваться к своему сердцу, ибо с детства внимал ему, всецело отдавая свою волю и разум голосу Божию, говорящему в совести. Сердце и говорит послушнику: ты на крюк закройся, да вынь ключ из двери. Он так и сделал. Вдруг через некоторое время раздался страшный стук в дверь: "Отворяй, а то дверь разобью". Захария молчал. Стучали все сильнее и сильнее. Наконец дверь расщепилась надвое и к Захарии ввалился Федор, находясь в страшнейшей ярости. Он давно возненавидел юного инока за то, что не . жил тот, как ему нравилось, а монастырской жизни он не переваривал (как потом оказалось, Федор был беглый арестант). Живя в Киеве под видом инока, убил там одного иеромонаха и убежал в Москву. Он был как бы в маске: умел скрываться, лгать и притворяться. Лавра приняла его, не имея никакого понятия о его прошлом. Когда Федор сломал дверь и увидел Захарию, то он, как дикий зверь, бросился на него, схватил за голову и начал колотить о пол, бить и топтать ногами. Кости Захарии так и хрустели, ребра сломались, живот он ему совсем смял, и в нем что-то оборвалось. Видя, что он еле жив, Федор обратился к нему с вопросом: "Что тебе, жизнь или смерть? Ну, крестись, что не будешь говорить начальникам, целуй икону и поклянись",— озверелым голосом произнес убийца.
Вдруг Захария почувствовал в себе ревность о правде. "Нет, не стану, не буду давать ложную клятву. Ты сам покайся и поцелуй икону, а я в церкви уже прикладывался к иконам".— "А, вот как", — вскричал преступник, сел на Захарию верхом, и ну с удвоенной силой топтать и бить его. Кровь хлынула у Захарии из горла, носа, ушей. Он весь был в ранах. Федор ударил Захарию бездыханного по нижней челюсти, и с такой силой, что сшиб с места салазки (нижнюю челюсть).
Но Господь не оставил Своего избранника. Захария внезапно почувствовал в себе особую силу, кулаком вправил себе челюсть, схватил Федора, сбросил с себя и ну бежать, что есть силы. Выбежал во двор, не помня себя, все бежал, бежал, пока, наконец, совершенно не ослабел, потерял сознание и упал, обливаясь кровью.
Это было в Рождество Христово. Наутро нашли Захарию, думали, что он мертв, но, заметив признаки жизни, снесли в лазарет. 15 дней страдалец лежал без памяти. После этого злополучный Федор еще одного монаха убил, его увезли из лавры в тюрьму.
После такого избиения 23-летний Захария потерял почти все зубы. И без того слабый здоровьем, теперь он стал совсем немощным и никак не мог оправиться. Его определили на более легкое послушание в больницу. Там в лазарете лежало 12 человек. Захария чувствовал себя очень плохо и впервые захотел лечиться. У всех больных были лекарства, и стал .Захария, не разбираясь, пить по ложечке каждого лекарства от каждого больного. Как он не отравился? Это удивительно. Захария все время чувствовал сильную боль в груди и голове. Тело у него было все опухшее. За больными Захария ходил с великой любовью, все время творя непрестанную молитву.
Здесь в больнице лежал скитский послушник. Когда ему сделалось очень плохо, его посадили на стул и больной предал дух свой Богу. Перед тем, как выносить в мертвецкую, покойника положили на койку. Захария же, пораженный такой быстрой смертью послушника, начал молить Господа: "Господи, воскреси этого человека. Тебе все возможно". В простоте сердца молился: "Воскреси его, Господи". И вдруг послушник ожил, пошевельнулся и сказал: "Сколько часов".— "А тебе сколько нужно?" — "Все часы нужны..."
Пораженный и изумленный стоял Захария, в голове звучали слова: "Веруйте, чего испросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне" (Иоан. 14, 13). Побежали сообщить доктору, что скитский послушник воскрес, но когда народ собрался вокруг одра, он снова почил.
В этой же палате лежал маленький мальчик очень беспокойный и люто страждущий. Как-то раз говорит Захария: "Давайте читать по нем Псалтирь". Начали читать, мальчик как бы просветлился весь, засмеялся, перекрестился и преставился. Узнали некоторые из злостно настроенных к Захарии лиц, что делается в больнице, и перевели его на другое послушание. Сначала опять в хлебную, потом опять в трапезную. Здоровье у Захарии не поправлялось, сильно искалечен он был Федором.
Очень хотелось Захарии умереть, получив образ ангельский, то есть пострижение. Пошел он к о. Варнаве и сказал: "Убил меня послушник, я умру, не дождусь пострига. Постригите меня тайно в мантию".— "Нет, не нужно тайно,— сказал старец,— явно будешь монахом. Запрещаю я тебе лечиться у докторов, пить лекарства. Живи так: болезнь сноси с благодарением, помощи проси лишь у Господа. Я же поручусь за тебя пред Богом, ты до ста лет проживешь. Будешь обращаться к докторам — не доживешь, раньше умрешь. Но ты не умрешь скоро, всё получишь в свое время: и иеродиаконом будешь, и иеромонахом, и духовником всей братии лаврской".
Захария начал свое послушание в трапезной. Здесь много работы было у него. Он как бы пред лицом Господа старался тщательно нести свое послушание.
Как-то в трапезную вошел старичок, худенький такой, благообразный. Захария нес в это время груду тарелок и вилок. Увидев старичка, остановился, попросил у него благословения и накормил его. Юной душе Захарии особенно сродни были дела милосердия, к которым с детства приучала его мать. Старичок сказал Захарии: "Тебе хорошо здесь на послушании, но готовься, тебя скоро потребуют на послушание к преп. Сергию". И, действительно, в 1875 году Захария получил новое послушание: стоять у раки преп. Сергия. Нес это послушание три с половиной года.
Захотелось Захарии и другие послушания пройти, и обратился он к препод. Сергию: "Благослови и на других послушаниях потрудиться". Попросил Преподобного и перевели его вскоре после этого свечником к трем мощам: свв. Серапиона, Иосифа, Дионисия. Здесь он должен был продавать свечи, натирать полы, очищать песком раки угодников, во все время службы неотступно стоять у ящика.
В 1879 году перевели нашего труженика в трапезную пономарем. Почти 10 лет прошло с тех пор, как поселился Захария в лавре. Многих из его сверстников давно постригли. Горело сердце Захарии любовью к Господу, ему тоже очень хотелось принять пострижение, чтобы в чине ангельском еще ревностнее всего себя отдать Богу. Да не возлюбили его многие из монахов. То время, в которое он жил в монастыре, было временем упадка подвижничества в духе монашеском. Некоторые были только с виду монахи, сами же жили совершенно мирской жизнью, заводили себе жен, ели мясо, копили деньги, не творили милостыни, молились только напоказ и лишь устами, совершенно не ревновали о том, чтобы сподобиться получить монашеские добродетели. Трудились мало, а некоторые совсем стали тунеядцами. А о цели христианских подвигов и вообще христианской жизни, о стяжании Духа Святого в сердце своем совсем забыли.
О Захарии так отзывались они: как бы ты жил, Захария, как люди, так давно бы был монахом, а ты святошу какого-то из себя разыгрываешь, все время молишься, никуда не ходишь, людей к себе принимаешь, кормишь их, даешь советы... тоже еще... ишь, какой нашелся!
Захария твердо помнил слова своего старца о. Варнавы: "и иеродиаконом будешь, и иеромонахом, и духовником всей братии лаврской...".
Сердце его всегда прилеплялось лишь к Господу и всю надежду возлагал на Него: "Не надейтеся на князи и сыны человеческие, в них же несть спасения". Проклят человек надеющийся на человека и благословен уповающий на Господа. Блажен человек отвергший всю надежду мирскую и все упование свое возложивший на Бога... Настроенное так сердце возносило горячие мольбы к Господу и Его Пречистой Матери.
Как-то раз стоял юный послушник в церкви, в которой находился чудотворный образ святителя Николая, тот самый образ, который в 1603 году был ранен ядром. Все знают, что в эту годину в России обстреливали лавру. Ядро пробило железную дверь и ударилось о щеку св. Николая, и, отлетев от него, осколок попал в венец архангелу Михаилу. Венец отлетел, но и осколок исчез. Искали его потом, да так и не нашли. Неизвестно, куда он задевался. Стоял как-то раз Захария в этом храме у образа Спасителя и плакал, усиленно молился о том, чтобы Господь удостоил его принять монашеский чин. В это время по церкви шли два странника. Один очень старый, другой молодой, так лет 30 с чем-то. Они только что отстояли обедню. Молодой, увидев Захарию, остановился и сказал: "Что ты скорбишь о монашестве, и в миру выше монахов бывают. Не скорби. И, кроме того, у тебя есть надежда получить монашество".
Захария пригласил к себе странников попить чайку. Они пришли. Захария поставил им угощение, они ни к чему почти не прикасались. Опять заговорили о монашестве. Захария просил странников пожить в лавре до его пострига. "Погостите, вы тогда имя мое узнаете". Молодой странник сказал: "Твое имя давно уже записано и лежит в книге".
А Захария, действительно, все время думал о монашестве и задолго еще до того времени написал то имя, которое ему хотелось носить при постриге, а именно "Зосима" (здесь и далее, где напечатано "Зосима" [имя Захарии], следует читать "Засима", как писал и произносил сам старец Захария, хотя написание "Зосима" и является более правильным по Богослужебным книгам. — Примечание редактора), и положил это имя в Евангелие, тайно надеясь, что Господь услышит его желание и исполнит просьбу. Молодой странник, едва войдя в келию и не прикасаясь к вещам Захарии, уже знал все, даже и этот тайный его поступок.
Когда ушли странники, Захария почувствовал что-то особенное. "Что со мною делалось, не знаю,— думал он, вспоминая, как, сидя между странниками, он горел, как в огне,— не передать того, что я ощущал. Уж не Троица ли это Святая приходила ко мне? Отец, Сын и Дух Святой. Я никогда подобного не ощущал в сердце своем, никогда такого горения, такой силы, какую сердце восприняло, когда были у меня и когда сердце мое ощутило Духа Святого. Ну что я думаю, может быть, это неправда. Может быть, это мое воображение? Как смею я так думать? Может быть, это были простые странники, и все это лишь показалось мне?
То Дух Святой, сходящий с небес, лишь может дать ощутить человеку".
Так думал скромный, кроткий юноша, очень осторожно относящийся к видениям, помня твердо, что враг часто искушает людей и этим. При малейшем воображении, самомнении можно ошибиться и посчитать видение вражие за истинное, впасть в самомнение, впасть в прелесть.
"О, если бы они опять пришли ко мне,— думал он,— если бы мог я узнать, кто они, ангелы или люди? Я бы попросил Господа открыть мне о них. Если то ангелы, то пусть бы молодой странник, придя ко мне совершенно самостоятельно, без всякой на то моей просьбы, прочел бы что-либо из Апостола, из Евангелия и из Псалтири или меня бы заставил прочесть, и это было бы показателем того, что не простые это странники, а ангелы, посланные для вразумления и обращения к покаянию нас грешных".
Странники были у Захарии 27 февраля. Еще вспоминал Захария следующее: молодой странник удивительно менялся в лице: в церкви он был такой видный, совсем не истощенный, скорее полный, а как пришел в келию, то лицо стало худое, даже изможденное.
Наступила вторая половина марта... Опять увидел Захария тех же двух странников. Они стояли обедню и по окончании отправились к иеродиакону, а у него в это время были гости, он отдыхал, принять странников было неудобно. Иеродиакон знал, что Захария любил всех нищих, убогих, скорбящих и странников, сообразил отослать их к нему. "Идите к о. Захарии, он напоит вас чайком".
Как только вошли странники к о. Захарии, молодой вынул из своей одежды книжечку и, раскрыв ее, велел Захарии прочесть послание апостола к римлянам, глава 1, с 1 по 25 стих включительно, кончая словами "благословен во веки. Аминь".
После прочтения Апостола, странник заставил Захарию прочитать Евангелие от Иоанна, гл. 14, 47 зачало, от 1 до 31 стиха включительно. Всю эту главу прочел Захария, кончая словами: "встаньте, пойдем отсюда".
Пока Захария читал, молодой странник обливался слезами.
После прочтения Евангелия странники спросили: "Что это за большая книга лежит у тебя?" — "Это Псалтирь".— "Прочти-ка 90-й псалом". Захария прочел этот изумительный псалом и еще прочитал несколько псалмов.
"О, если бы кто-нибудь как следует понимал, что значит Псалтирь".— "Почитай-ка еще Толковую псалтирь".
С умилением сердца следил Захария за всем происходящим, чувствовал всей душой, что исполнилось его молитвенное воздыхание, что Сам Господь утверждает, что странники эти от Бога, что это не воображение, не прелесть, а видение. Это чудо Божие. Во время чтения Псалтири Захария молился Божией Матери: "Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго (тропарь Казанской Божией Матери)". Эту умилительную молитву Божией Матери от всего сердца возносил Захария мысленно про себя.
Это внутреннее делание не укрылось от странника: "Вот возносится моление Божией Матери... ты в скорби был и взывал... и услышан был и помилован...". Странник сказал: "Брат, помяни меня через два года и три поклона положи... Помяни меня через 10 лет и три поклона положи... и еще через 20 лет и три поклона положи...".
"Не проживу я 20 лет,— возразил Захария,— я больной". Странник ничего не ответил на эти слова и заговорил: "Епископ, святитель, теперь не поймешь, а тогда поймешь... Вот что, братец, будет через два года — города, губернии, Питер, а потом скоро, скоро назад вернешься. Будут у тебя три креста, три креста...".
Вскоре после этого Захария получил рясофор с именем "Зосимы". Через два года о. Зосима был послан в Петербург митрополитом Иоанникием, который взял его к себе в качестве помощника. Здесь в церкви он увидел громадных размеров икону Пресвятой Троицы. Он духом почувствовал ту благодать, которая озаряла его при посещении странников. Умиленный, он упал перед иконой Святой Троицы на колени и сотворил три поклона.
Действительно, очень недолго пробыл о. Зосима в Петербурге, он был очень скоро отослан назад благодаря своей малограмотности. И исполнились слова странника: через два года три поклончика положи... через два года города, губернии, Питер и опять вернешься назад...
Через 10 лет о. Зосиму посвятили в диакона и опять послали в Петербург и снова увидел ту же икону Святой Троицы и положил перед нею три поклончика. А через 20 лет в Москве, в Даниловском монастыре, в храме Пресвятой Троицы о. Зосиму посвятили в архимандриты. Посвящал его владыка Серафим Чичагов. Так-то исполнились сроки, назначенные странником.
А три креста, о которых говорил странник, о. Зосима действительно получил: первый царский, второй синодский, а третий архимандритский.
Прочтя Апостола, Евангелие и Псалтирь и предсказав Захарии сроки важнейших событий его жизни, странники собрались уходить. Молодой странник взял икону (благословение старца Варнавы) и благословил ею Захарию. После этого они стали невидимы.
В третий раз молодой странник явился о. Захарии один.
В то время о. Захария находился в келий вместе с одним монахом. Они только собрались подкрепиться трапезой. Молодой странник вошел через запертую дверь, благословил их, поцеловал. О. Захария просил Его вкусить с ним пищи, но, взглянув на Него, ужаснулся: молодой странник стал такой прозрачный, как солнце светлый и сияющий невыразимой красотой, что словами не передать.
О. Захария и друг его монах увидели, что Он стоит на облаках. Они затрепетали и пали ниц на колена, а Он исчез из глаз их. "О, чудо! О, величие Божие и необъятность милосердия Его. Да, дивны дела Твои, Господи!"
Бывали у Захарии тяжелые минуты, когда сердце его разрывалось от боли, когда помыслы, как черные вороны, врывались в его голову и поглощали его внутреннее "я". Но подвижник, вооруженный молитвой, как смелый воин, мужественно боролся с ними и не попадал под их иго. Трудно было о. Захарии еще от того, что приходилось ему заботиться не только о меньших, но и больших себя.
Был у него старец Николай, схимник Никанор, у которого он келейничал несколько лет. Захария заботился не только о внешнем благоустройстве келий и всех дел своего старца, но главным образом заботился о спасении души своего наставника, который имел несчастье копить деньги. Он с такой трогательной любовью умолял его раздать бедным свое имущество, что о. Николай смирился, раздал свои тысячи и все, имеющие какую-нибудь ценность, вещи. Смирился духом о. Никанор и исповедал своему келейнику о. Захарии все свои грехи и помыслы, хотя в это время о. Захария был только послушником. "Не я тебе старец, а ты мне будь старцем", — часто говаривал он.
О. Никанор почил в мире о Боге, порвав все земные привязанности по настоянию своего молодого старца-келейника о. Захарии. Чем больше преуспевал в добродетелях молодой Захария, тем больше вооружался на него враг рода человеческого, нападал на него через ненавидящих подвижничество людей.
Те же из монашествующих, которые своими грехами попирали свой сан, видеть не могли о. Захарию, издевались над ним невыразимо. Многие из их проделок немыслимо даже описывать. Некоторые из них, видя его полную отрешенность от мира и живую веру, которая есть общение с невидимым миром, боялись его и, ненавидя праведника, желали упрятать его куда-нибудь подальше.
"Ах ты, юродивый, еловая палка, несмышленый как все из живущих, а святошу какого-то разыгрывающий!",— такие и подобные им эпитеты сыпались на молодого, но стойкого подвижника, стремящегося к одному, в чем цель христианской жизни, — к стяжанию Духа Святого.
Здесь описывается время крайнего упадка монашества, когда некоторые из монахов, не сохранив своих обетов и не отвечая своему ангельскому чину, даже и не могли быть названы монахами.
Но наряду с таким печальным явлением все же некоторые из монахов цвели и благоухали чистотою девства и всех христианских добродетелей. Трудно им было, очень трудно, Один из таких и был описываемый нами о. Захария
Еще до получения им священнического сана дали ему послушание келейничать у иеросхимонаха о. Николая. Задумчивый, скучный был о. Николай. В келий у него вещей было много, он не исполнял обетов монашества. Любил прикопить денег и все ненужное, а также нравящиеся только ему вещи загромождали его жилище наподобие того, как лишние вещи загромождают квартиры мирских .людей.
Вот заболел о. Николай и заболел смертельно: Боже, что это была за жуткая болезнь. Он страдал, как в аду, и не так от физических болей, как от душевных и нравственных. Совесть его мучила так, что он кричал в голос от боли души: "Отец Зосима, о. Зосима, убей меня, не могу более мучиться...". — "Старец, что вы говорите, жизнь вечна, смерть — это утончение и углубление жизни души, еще тяжелее сделаете ваши муки, если
Серия сообщений "святые угодники Божии":
Часть 1 - ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА АРТИЛЛЕРИСТОВ.
Часть 2 - ВЕЛИКОМУЧЕНИК НИКИТА
...
Часть 12 - Житие Святой Великомученицы Екатерины-7 декабря!
Часть 13 - СВЯТАЯ ВЕЛИКОМУЧЕНИЦА АНАСТАСИЯ УЗОРЕШИТЕЛЬНИЦА
Часть 14 - Старец Захария
Часть 15 - 15 января — преставление и второе обретение мощей преподобного Серафима Саровского
Часть 16 - Святая великомученица Татиана.Житие,страдания.
...
Часть 27 - Мощи святых великомучениц Веры, Надежды, Любови и их матери Софии
Часть 28 - Житие святого Иова Многострадального
Часть 29 - Рассказы о помощи преподобного Серафима Саровского
Вечнозелёная ель – самое древнее дерево в русском лесу: она появилась здесь ещё в меловом периоде мезозойской эры. Вы наверняка замечали, какой свежестью наполняется воздух квартиры, когда в канун Нового года в ней появляется живая ёлка. Даже еловые ветки оздоравливают и озонируют воздух, а растущие деревья выполняют эту работу круглый год, что особенно важно в условиях промышленного города.
Собор святых семидесяти апостолов был установлен Православной Церковью для того, чтобы показать равночестие каждого из семидесяти и тем самым предотвратить разногласия в почитании их. Они были избраны Господом Иисусом Христом, чтобы благовествовать Евангелие всей вселенной.
По выздоровлении преподобный Серафим три года подвизался подвигом безмолвия, а в 1810 году, после 15-летнего пребывания в пустыни, отворился в монастырской келлии. За любовь к Богу, смирение и подвиги преподобный Серафим сподобился духовных даров прозорливости и чудотворения. 25 ноября 1825 года Матерь Божия со святителями Климентом Римским и Петром Александрийским явилась подвижнику и разрешила окончить затвор. Преподобный старец стал принимать приходящих к нему за благословением, советом и духовным утешением, с любовью называя всех: «Радость моя, сокровище мое».
Первая святыня, которая была возвращена, — мощи святого благоверного князя Александра Невского. Вскоре были переданы Церкви и мощи преподобных Зосимы, Савватия и Германа Соловецких. Считалось, что никаких других мощей в музее нет, но в связи с намеченным переездом из Казанского собора сотрудники музея заново проверяли запасники и в помещении, где хранились гобелены, обнаружили зашитые в рогожу мощи. Когда их вскрыли, то на перчаточке прочитали надпись: «Преподобный отче Серафиме, моли Бога о нас!» Чьи это мощи? Кроме надписи на перчатке, никакой другой информации не было: ни номера, ни описания.
