Набрела на этот тест, соблазнилась скоростью определения,   и результат мне очень понравился!

Многообещающе!  Сходите по ссылке, друзья мои! Спешите заработать комплимент!

 

 

 

 

 

 

Как счастлива голубка в небесах!

Расправив под ветра тугие крылья,

Парит, легка!.. И слезы на глазах -

Когда бы эту сказку сделать  былью,

Когда б толкнуть ногой земную твердь

И воспарить, презрев и жизнь, и смерть!

 

 

Ваша Марианна_Ви

 

 

Дом-музей писателя А.Грина, его кабинет и рабочий стол.

 

  

 

"Сочинительство всегда было внешней моей профессией, а настоящей, внутренней жизнью являлся мир постепенно раскрываемой тайны ображения."

  

А. Грин

Отзывы о А.Грине.

Это писатель замечательный, молодеющий с годами. Его будут читать многие поколения после нас, и всегда его страницы будут дышать на читателя свежестью такой же, как дышат сказки.

М. Шагинян

Александр Грин - писатель солнечный и, несмотря на трудную судьбу, счастливый, потому что через все его произведения победно проходит глубокая и светлая вера в человека, в добрые начала человеческой души, вера в любовь, дружбу, верность и осуществимость мечты.

В. Кетлинская.

Он научил меня мужеству и радости жизни.

Э. Багрицкий.

Когда дни начинают пылиться и краски блекнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Все становится светлым, ярким, все снова таинственно волнует, как в детстве.

Д. Гранин.

В Старом Крыму мы были в доме Грина. Он белел в густом саду, заросшем травой с пушистыми венчиками... Маленький дом был прибран и безмолвен... Мы не разговаривали, несмотря на множество мыслей, и с величайшим волнением осматривали суровый приют человека, обладавшего даром могучего и чистого воображения.

 

 

К. Паустовский

 

 

 

 Поседела волна, снизошла тишина и туман.
Словно кот на печи, тихо дремлет в ночи Зурбаган.
Где-то здесь крейсера, уходи до утра, торопись.
Чуть вздыхая, вдали молча ждет корабли старый Лисс.

Если плохи дела и следы занесла
Паутина запутанных фраз,
Если кончился день и тяжелая тень
Опустилась змеей возле глаз,
Он на помощь готов против смертных врагов,
Он подарит мне свой карабин.
Крепче старых друзей, крепче новых цепей
Только Грин.

Будет в жизни моей сто грехов, сто морей,
Будет соль.
Но, на раны дыша, принесет малыша
Мне Ассоль.
И куда б я ни шел без гроша за душой
По земле,
Я обласкан и сыт, я дождями умыт
И в тепле.

Если грянет беда, если в трюмах вода,
Если меч над моей головой,
Непременно придет, сохранит и спасет
Лучший лоцман на свете Битт-Бой.
Через призму времен в этот сказочный сон
Вновь иду за тобой, гражданин.
Крепче старых друзей, крепче новых цепей
Только Грин.

 (Павел Цветков. Июнь 1967)

Серия сообщений "ЖЗЛ":
Часть 1 - Любите Фаину Раневскую? Тогда это для вас!..
Часть 2 - Еще немного о Фаине Раневской от Агаты
...
Часть 4 - Интересные факты (ЖЗЛ)
Часть 5 - Красавица и умница
Часть 6 - А.Грину посвящается
Часть 7 - О В.Тушновой.
Часть 8 - КЭТРИН МЭНСФИЛД
...
Часть 25 - Памяти Анны Ахматовой...
Часть 26 - Шербур-Париж-Версаль-Шалон 1896 (романовские хроники)
Часть 27 - Хатауэй, Энн (жена Шекспира)

Оставляю для Вас еще одну свечу, чтобы Вам было здесь уютнее...  

 

 

  

  

 Фёдоров Василий Дмитриевич

 [23 февраля 1918 - 1984]

 Фёдоров Василий Дмитриевич (1918-1984) - советский поэт, прозаик, очеркист. Родился 23 февраля 1918 года в Кемерово, в многодетной семье рабочего-каменщика. В семье был девятым ребенком. Детство и юность поэта прошли в деревне Марьевке Яйского района Кемеровской области. Его трудовая деятельность началась в колхозе.

Учился в Новосибирском авиатехникуме, тогда же сделал первую попытку издать свои стихотворения, отправив их в газету «Большевистская смена», под псевдонимом Василий Лехин. Однако их сочли «упадочными» и не напечатали.

В 1938 году, окончив авиатехникум Фёдоров был направлен на авиационный завод в Иркутске. С 1938 по 1947 год работал на авиационных заводах Сибири в качестве технолога, мастера и старшего мастера. Одновременно писал стихи. В 1939 году в заводской многотиражке Фёдоров напечатал несколько стихотворений и очерков, одно стихотворение в областной комсомольской газете. Затем стихотворения Фёдорова появились в журнале «Сибирские огни». Небольшой цикл стихов вошел в коллективный сборник «Родина», изданный в Новосибирске в 1944 году. В это же время поступил на заочное отделение Литературного института. В 1947 году увидела свет первая книга В. Д. Фёдорова «Лирическая трилогия». Знакомство с Александром Твардовским и положительная оценка последним его поэмы «Марьевская летопись», помогло Фёдорову перевестись с заочного, на очное отделение.

В 1950 году Фёдоров окончил Литературный институт им. М. Горького. В 1955 году вышла его вторая книга – «Лесные родники», в том же году – «Марьевские звезды», в 1958 году – «Дикий мед» и «Белая роща». Две книги Василия Фёдорова – «Третьи петухи» (1966 год) и «Седьмое небо» – удостоены Государственной премии РСФСР им. М. Горького 1968 года.

Яркие стихи В. Фёдорова нашли своего читателя, гражданская лирика поэта широко известна в России и за рубежом. В стихах поэта отразились пройденный им жизненный путь, судьбы людей, которых он встретил в родном краю.

Василий Фёдоров – автор двух повестей – «Зрелость»(1953) и «Добровольцы» (1955), поэм «Ленинский подарок»(1954), «Проданная Венера»(1958), «Женитьба Дон-Жуана»(1977). В 1979 году Фёдоров удостоен Государственной премии СССР за лирические стихи и поэмы. Василий Фёдоров награжден тремя орденами: двумя – Трудового Красного Знамени и орденом Октябрьской революции.

Умер поэт 19 апреля 1984.

На родине поэта, в селе Марьевка Яйского района открыт литературно мемориальный музей Василия Дмитриевича Фёдорова. Основной фонд музея состоит из личных вещей и книг Василия Фёдорова, которые передала его жена Лариса Фёдорова. Начиная с 1985 года ежегодно проводятся литературные праздники, посвященные поэту - «Фёдоровские чтения». Решением губернатора Кемеровской области утверждены литературные премии им. В.Д. Фёдорова. Их лауреатами стали известные сибирские поэты — В.М. Баянов, Б.В. Бурмистров, В.В. Махалов, Л.М. Гержидович.

 

 

Фёдоров Василий Дмитриевич. Стихи.

 

А я когда-то думал...

 

А я когда-то думал,
Что седые
Не любят,
Не тоскуют,
Не грустят.
Я думал, что седые,
Как святые,
На женщин
И на девушек глядят.

Что кровь седых,
Гудевшая разбойно,
Как речка,
Напоившая луга,
Уже течет
И плавно
И спокойно,
Не подмывая
В страсти берега.

Нет,
У седой реки
Все то же буйство,
Все та же быстрина
И глубина...
О, как меня подводит седина,
Не избавляя
От земного чувства!

Белая роза

Со всеми ждала,
Сторожила тепло,
Потом зацвела,
Когда все зацвело.

Белели купины,
Как взлет лебединый:
Терновники,
Яблони,
Вишни,
Рябины.
Раскрыла бутон,
Красоты не тая,
И белая-белая
Роза моя.

Пчелы отпели.
Шмели отгудели,
С веселых деревьев
Цветы облетели.
Уже и плодам
Наступил свой черед,
А белая роза
Цветет и цветет.

Росла,
Наливаясь,
Зеленая завязь,
Округлились вишни,
На зорях румянясь,
А роза моя
В первозданной чести
Еще продолжала
Цвести и цвести.

Над нею,
Некрасной,
И время не властно,
Цвела она пышно,
Цвела она праздно,
Цвела все отчаянней
День ото дня,
Любимая
Белая роза моя.

К плодам,
Будь лишь влага,
У яблони тяга.
Старался, работал
Мой сад, работяга,
Скрипел и вздыхал
От тяжелых плодов
И ей не прощал
Ее белых цветов.

Бутоны,
Бутоны
Стриги, как купоны.
Она презирала
Природы законы.
Она оставалась
Такой, как была,
Она красовалась,
Пышна и бела.

И сад мой
С досадой
Желтел от надсады.
Смеялась она
Над усталостью сада.
И я разлюбил,
И уже не люблю
Беспечную
Белую розу мою.

 Читать далее

 

 

Все та же больничка, то же отделение урологии, та же палата.  Но, поскольку я лечилась долго, соседи по палате успевали меняться, то единично, то "пачками", и сложился такой коллектив, что шуметь было нельзя - народ шибко мучился "каменными" проблемами, а я, научившаяся уже в перерывах между приступами радоваться жизни, соблюдала  все пункты режима и помнила про табличку "Соблюдайте тишину!". Меня навестила сестрёнка, принесла "домашненького" и толстенную книгу  - "Антология одесского юмора". Лучше бы она этого не делала! Нет, "домашненькое" было вкусным и своевременным, но вот книга!!!  Почитай, говорит, отвлекись... Вот и представьте себе: тихий (что есть мочи тихий, по настоящему!) час. Кто-то из соседок по палате дремлет, кто-то просто лежит с мученической миной на лице и терпит предвестники приступа, кто-то спит сладко и со вкусом!  Я тоже прилегла, хоть и душно, и в коридор очень хочется - я на ходу легче боль терплю - пледом прикрылась, книгу открыла... и с первой же строки начались мои мучения! Представьте себе - смешно ТАК, как никогда не было! Читаю и корчусь от сдерживаемого хохота, скулы сводит, по лицу слезы градом, коленки к животу подтягиваю, пледом с головой накрылась и - ржу! Даже не шепотом! Молча!!! Иногда, правда, жалобные всхлипы вырывались, тихие, как стоны!..Соседка по палате на локте приподнялась - "Тебе плохо? Может, врача?" Вот тут меня прорвало... согнувшись в три погибели, зажимая рот ладонью, с красной от натуги физиономией, вся в слезах, я ломанулась в коридор, добежала до клозета и вот там уже расхохоталась! Прибегает медсестра - может, укольчик?! Она, сердешная, думала, что это я от боли так рыдаю!..Я руками замахала - нет, мол, спасибо! - она плечиками пожала и пошла себе. А я никак не могу остановиться - смешно уже не от анекдотов, а уже и от ситуации, и от того, КАК все это выглядит, и от того, ЧТО обо мне подумают, если поймут, что я тут вытворяю... Ой, мамочки!.. Кое-как все-таки удалось с собой справиться... всхлипывала от смеха еще какое-то время...Поплескала в лицо себе холодной водой... Вроде всё... Иду мимо сестринского поста в палату, а сестричка мне: "Вы так не мучайтесь больше, если больно - говорите, мы уколем!"... Я зубы поплотнее сжала, кивнула и шмыгнула в палату, чтобы опять не расхохотаться. Нееее, как я не умерла тогда от смеха, братцы, не знаю!  А САМОЕ интересное в том, что я потом эту книгу перечитывала - НУ ХОТЬ БЫ ЧТО!!!

Захотелось продолжить...

- Люблю прохладную, дождливую погоду, зиму с тихо падающими пушистыми снежными хлопьями... но как же я не люблю напяливать на себя многочисленные одежки!!! 

- Люблю пение - камерное, спокойное, под гитару или рояль, при  свечах, в хорошей компании - и  терпеть не могу шумные сборища под окнами по ночам, орущие под гитару самым непотребным образом самые непотребные песни!

- Люблю людей, умеющих спокойно и с достоинством противостоять наглецам и хамам - сама же теряюсь в таких ситуациях, очень страдаю от этого и по дороге домой мысленно проговариваю все, что могла бы сказать нахалу (нахалке) в ответ! И такая я в мысленной своей речи остроуууумнаяя!!!

- Очень люблю длительные пешие прогулки, желательно где-нть в красивом месте, совершенно не смущаюсь одиночеством, но буду рада хорошей компании - и терпеть не могу, свесив язык набок,  бегать за гидом на экскурсиях: "посмотрите направо, посмотрите налево"!!!.

 И вообще - вспомнился попутно анекдот: Одесса. Автобусная остановка. Гость города теребит за рукав одессита: Скажите, на что мне сесть, чтоб попасть на Дерибасовскую? Одессит: Сядьте на жопу, вы уже на Дерибасовской!  (Простите, ну не смогла я заменить это колоритное словечко!)

 

Вчера читала дневники, смотрела фотографии - удовольствия море! Хочу показать Вам  три уморительных фотографии, которые я выудила из множества других, не менее забавных. Чем они меня так пленили? Наверное, очевидностью эмоций!Дополнила  их текстами - улыбнитесь!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вот мои предпочтения:


* я люблю летний и осенний дожди, прохладу --- не люблю жару и снежную слякоть под ногами.


* я люблю собак и лошадей, но не люблю смотреть на них в цирке, как бы меня не убеждали, что “они очень любят работать!"


* я люблю воду ---и не люблю купаться, когда не знаю дна, потому что плаваю плоховато - быстро устаю.


* я люблю смотреть на воду - но тем не менее так же сильно люблю смотреть на огонь, хотя стихии эти полярны.


* я люблю ходить в театр --- и совсем не люблю цирк и современную “попсу".


*я люблю цыганские песни и танцы, но не люблю таборную жизнь во всех ее проявлениях


* я не люблю гневливость, сарказм, злобу - ... но уж если доведууут!... Потом бывает стыдно!


* я люблю писать и получать длинные письма --- и просто ненавижу пустые телефонные разговоры.


* не люблю поучений и “поучателей" - предпочитаю советы и доброжелательных советчиков


* очень люблю чистоту в доме, но свирепею, если Я УБИРАЮ., а кто-то путается под ногами! Я: “Помог бы хоть чем-нибудь,я уже с ног валюсь! Целый день готовлю, убираю, стираю!...) Муж: “А чем я-то тебе помешал?! :))))))))))))


* не жадная, но книги... очень мучаюсь, что не отказала - если “зачитают”!...


* не беру в долг, но и не даю в долг - надо жить по средствам! Другое дело - помочь в беде или на благотворительность!


* люблю мороженое - но как же я ненавижу свою печень, которая мороженое не любит!!!:)))


* люблю здоровых людей и здоровый образ жизни - но курю, и прикладываю минимум усилий, чтобы отказаться от вредной привычки, хотя уже пора бы!


* люблю запах жареных семечек, но не люблю их “грызть” - раздражает неряшливость этого процесса:)


Легко можно было бы продолжить, но... для начала достаточно! (В каждой шутке есть доля шутки!:mda:)

Театр, гроза и фонтан с лебедями

Летний обед в воскресный полдень был вкусным и легким - бабушка приготовила окрошку и нажарила ржаных гренков - черный хлебушек, нарезанный тонкими поперечными ломтями и поджаренный на подсоленном растительном масле. Когда все члены семьи уже готовы были разойтись из-за стола каждый по своим интересам, мама вдруг сказала: - Мариша, вы с бабушкой сегодня вечером идете в театр! Я, еще ни разу не бывавшая в театре, ахнула - В теааатр?! «Тихий час», положенный нам в выходные дни, не состоялся - мы с бабушкой обдумывали наряды, колдовали над прическами, дед до зеркального блеска начищал нам башмачки, хлопот было много, но то были приятные хлопоты! Нас торжественно проводили до ворот, и вот мы уже идем, держась за руки и благоухая бабушкиными духами (совсем чуть-чуть, только за ушками!), по согретым июльским солнышком широким доскам тротуара к воротам парка, что на улице Московской. От ворот - прямо, по широкой аллейке среди густых кустов сирени к круглой площадке, в центре которой фонтан с тремя лебедями. Лебеди привстали на лапках, вытянули шеи и сомкнули широко расправленные крылья, а в центре созданного ими круга - струйки воды, с журчанием и плеском падающие в чашу фонтана. От фонтана влево - и опять между кустами сирени - к Зеленому театру, где летом давала спектакли труппа Мордовского муздрамтеатра и проходили концерты местной филармонии и заезжих гастролеров. Нам предстояло увидеть (и услышать) «Баядеру». По дощатым ступеням мы поднялись к открытым настежь дверям и вошли в зал. Публика уже рассаживалась по местам, в зале приглушили свет и гул голосов стал затихать. Мы с бабушкой заняли наши кресла. Бабушка, увидев, что я волнуюсь - вцепилась в подлокотники, аж пальчики побелели! - ободряюще улыбнулась мне и погладила по руке. Я не смогла бы пересказать содержание спектакля; не помню, понравилась ли мне музыка, даже героев по именам назвать вряд ли смогла бы, но я хорошо помню свою оглушенность, ошеломленность и растерянность - столько всего сразу: музыка, танцы, пение, красивые костюмы!... Когда занавес сомкнулся в последний раз и актеры, выходившие на поклон, больше не появились, я посмотрела на свои ладошки - они были красными и горели от аплодисментов. Пока мы в толпе зрителей медленно проходили к выходу из зала, бабушка придерживала меня за плечи, чтобы я в темноте не споткнулась - свет уже почти везде погасили... Она спросила меня - Тебе понравилось? Я молча кивнула, и бабушка не стала вопросами и подробностями разрушать тот красочный и шумный мир, в котором я все еще пребывала. Но то, что обрушилось на нас при выходе из театра, мгновенно вернуло меня с небес на землю! За дверями театра бушевала яростная июльская гроза! Спрятаться было негде, и бабушка, решительно поддернув повыше юбку одной рукой, другую протянула мне - Побежали, Маришка? И мы побежали! Пробегая мимо фонтана, я увидела мокрых, глянцевых от воды и абсолютно счастливых лебедей, которые выгнули свои тонкие шейки и подставили грудки под отвесно падающий ливень! Ах, как мы бежали! Как отчаянно, как весело было мне! Гром падал нам прямо на головы и мы пригибались пониже, молнии с треском рвали черное небо и вонзались в землю прямо у нас под ногами. Ливень хлестал такой, что через минуту на нас не осталось ни одной сухой нитки - но бабушка держала меня за руку, ободряла меня улыбкой, и мне не было страшно! Мы бежали быстро, повизгивая и хохоча, до самого дома - благо бежать было недалеко, всего-то метров триста! В дверь дома мы ввалились исхлестанные ливнем, взъерошенные, как мокрые курицы, но веселые и разгоряченные - Ух ты, щеки-то какие - хоть прикуривай!, сказал дед и привычно ущипнул меня за щеку, легонько, ласково... Спала я в эту ночь крепко и снился мне... нет, не театр, мне снился ливень! Добрый, щедрый летний ливень! И бабушка.



Театр, доверие и свекровь.

Мой второй поход в театр состоялся зимой этого же года - мама принесла мне билет и сказала: Мариша, завтра пойдешь в театр! В теаааатр?! - опять обрадованно завопила я - С бабушкой?! - Нет, без бабушки. Билет у меня всего один. Ты большая, разумная девочка и должна быть самостоятельной. Я тебе доверяю. Ты рада? - Конечно, рада! Но - без бабушки... - Ничего, сказала мама, - Я объясню тебе, как найти театр! Мама подробно объяснила дорогу и я старалась ни на шаг не отступать от ее инструкций - мне доверяют! - и вот я уже стою перед старинным зданием из красного кирпича с нарядным балконом над входом и двустворчатой парадной дверью из темного дерева. Вошла и, как велела мама, сдала в гардероб шубку и валеночки, переобувшись в любимые башмачки. Прошла в зал, нашла свое место и уселась поудобнее в кресле. На сцене уже шло первое действие сказки «Золушка», а я все еще озиралась по сторонам - глаза привыкли к темноте зала, и я рассматривала ложи, балкон, тяжелый бархатный занавес, красивые кресла, вдыхала театральный запах - смесь из запахов пыльных кулис, ароматов духов и пудры, театрального грима и смоченных водой досок сцены... Вокруг меня засмеялись дети - что-то смешное происходило на сцене! Я отвлеклась от созерцания и начала следить за действием. Милая, добрая, чумазая Золушка... Её грубая и жестокая мачеха... Любящий, но такой робкий и нерешительный отец... Две её сводные сестрицы - тощая, горластая и очень вредная Гортензия и забавная, глуповатая, но добродушная Жавотта, рыжая и нелепая, с густым румянцем во всю щеку... В антракте я высунулась было в фойе, но тут же отпрянула - там бесчинствовали дошколята и младшие школьники, такие же, как я! Засидевшиеся, они упоенно разминались - носились с воплями и смехом по просторному фойе, а утомленные смотрительницы стояли с растерянными улыбками на лицах вдоль стен. Я предпочла юркнуть в зал и сесть на свое место. Суета и шум мне и в детстве не нравились. Второе отделение спектакля все расставило на свои места - добро вознаграждено, зло наказано и высмеяно! Домой я шла уже в сумерках - зимой темнеет рано. Город был сказочно красивым, чистеньким - все неказистости прикрыл свежевыпавший снежок! Фонари светили тускло, желто - их матовый, неяркий свет мягко освещал улицу... Возле фонарей кружились редкие снежинки... Дома я ответила на все вопросы взрослых и уселась рисовать. Я увлеченно рисовала Золушку - вот она в грязном чепце, с метелкой... А вот она в сверкающем платье и хрустальных башмачках на балу... Рыжая Жавотта получилась очень смешной - толстая, белолицая, с ярким румянцем, с забавной прической- «башенкой»! Бабушка подошла ко мне, села рядом и, рассматривая мои рисунки, спросила - Тебе понравилось? С тобой мне бы больше понравилось, - тихо ответила я и приложила палец к губам - не стоит расстраивать маму, она очень довольна, что старшенькая впечатлилась театром настолько, что сразу же кинулась к столу, рисовать!..
Что касается рыжей Жавотты - жизнь снова свела нас вместе, да еще как! Я была уже совсем взрослой, вышла замуж, и однажды мы с сестрой мужа Инной рассматривали старые театральные фотографии - родители мужа служили в театре. И вдруг на одной из фотографий я увидела ту самую Жавотту из детства! - Инна, я её знаю! Это Жавотта! Я в детстве была на спектакле!, - в радости завопила я. - Мариш, да это же наша мама, она Жавотту играла! - рассмеялась в ответ Инна. Она рассказала мне, как маме для создания нужного образа вкладывали за щеки ватные тампоны, а на грудь, живот и попу - ватные «толщинки», как выбеливали ей гримом лицо и рисовали яркий румянец, как плели парик - «башенку» из рыжих волос, напялив его на болванку - театральные дети, они видели все секреты гримеров, костюмеров и постижеров! Надо сказать, им эти знания не помешали восторгаться театром и любить его.

Серия сообщений "Как я была маленькой":
Часть 1 - Как я была маленькой
Часть 2 - Как я была маленькой (продолжение)
...
Часть 12 - Как я была маленькой-11
Часть 13 - Как я была маленькой-12
Часть 14 - Как я была маленькой-13
Часть 15 - Ко мне вчера ворона залетала...
Часть 16 - Жигулевские горы. Ностальгия...
...
Часть 22 - Как я была маленькой. Заключительная глава.
Часть 23 - О воспоминаниях...
Часть 24 - Бабушкин сундук...

Оставляю для Вас еще одну свечу...



Николай Гумилев. Стихи.





***

Я говорил: «Ты хочешь, хочешь?
Могу я быть тобой любим?
Ты счастье странное пророчишь
Гортанным голосом твоим.

А я плачу за счастье много,
Мой дом — из звезд и песен дом,
И будет сладкая тревога
Расти при имени твоем.

И скажут: "Что он? Только скрипка,
Покорно плачущая, он,
Ее единая улыбка
Рождает этот дивный звон".

И скажут: «То луна и море,
Двояко отраженный свет,—
И после:— О какое горе,
Что женщины такой же нет!"»

Но, не ответив мне ни слова,
Она задумчиво прошла,
Она не сделала мне злого,
И жизнь по-прежнему светла.

Ко мне нисходят серафимы,
Пою я полночи и дню,
Но вместо женщины любимой
Цветок засушенный храню.


***

Однообразные мелькают
Все с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.

Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под ее атласной кожей
Бежит отравленная кровь.

И если я живу на свете,
То лишь из-за одной мечты:
Мы оба, как слепые дети,
Пойдем на горные хребты,

Туда, где бродят только козы,
В мир самых белых облаков,
Искать увянувшие розы
И слушать мертвых соловьев.


***

Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в темное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твое из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.


***

Лишь ченый бархат, на котором
Забыт сияющий алмаз,
Сумею я сравнить со взором
Её почти поющих глаз.

Её фарфоровое тело
Томит неясной белизной,
Как лапесток сирени белой
Под умирающей луной.

Пусть руки нежно-восковые,
Но кровь в них так же горяча,
Как перед образом Марии
Неугасимая свеча.

И вся она легка как птица
Осенней ясною порой
Уже готовая проститься
С печальной северной страной


ОНА

Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.


***

Нет, ничего не изменилось
В природе бедной и простой,
Все только дивно озарилось
Невыразимой красотой.

Такой и явится, наверно,
Людская немощная плоть,
Когда ее из тьмы безмерной
В час судный воззовет господь.

Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,
С тобою, лишь с тобой одной,
Рыжеволосой, белоснежной
Я стал на миг самим собой.

Ты улыбнулась, дорогая,
И ты не поняла сама,
Как ты сияешь, и какая
Вокруг тебя сгустилась тьма.



ШЕСТОЕ ЧУВСТВО


Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;

Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;

Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.



СЛОВО


В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова



ЖИРАФ

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.


КОЛДУНЬЯ

Она колдует тихой ночью
У потемневшего окна
И страстно хочет, чтоб воочью
Ей тайна сделалась видна.

Как бред, мольба ее бессвязна,
Но мысль упорна и горда.
Она не ведает соблазна
И не отступит никогда.

Внизу... Там дремлет город пестрый
И кто-то слушает и ждет,
Но меч, уверенный и острый,
Он тоже знает свой черед.

На мертвой площади, где серо
И сонно падает роса,
Живет неслыханная вера
В ее ночные чудеса.

Но тщетен зов ее кручины,
Земля все та же, что была,
Вот солнце выйдет из пучины
И позолотит купола.

Ночные тени станут реже,
Прольется гул, как ропот вод,
И в сонный город ветер свежий
Прохладу моря донесет.

И меч сверкнет, и кто-то вскрикнет,
Кого-то примет тишина,
Когда усталая поникнет
У заалевшего окна.


КАПИТАНЫ

I

На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.

Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель,

Чья не пылью затерянных хартий, —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь

И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,

Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.

Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса,
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.

Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,

Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?

II

Вы все, паладины Зеленого Храма,
Над пасмурным морем следившие румб,
Гонзальво и Кук, Лаперуз и де-Гама,
Мечтатель и царь, генуэзец Колумб!

Ганнон Карфагенянин, князь Сенегамбий,
Синдбад-Мореход и могучий Улисс,
О ваших победах гремят в дифирамбе
Седые валы, набегая на мыс!

А вы, королевские псы, флибустьеры,
Хранившие золото в темном порту,
Скитальцы арабы, искатели веры
И первые люди на первом плоту!

И все, кто дерзает, кто хочет, кто ищет,
Кому опостылели страны отцов,
Кто дерзко хохочет, насмешливо свищет,
Внимая заветам седых мудрецов!

Как странно, как сладко входить в ваши грезы,
Заветные ваши шептать имена,
И вдруг догадаться, какие наркозы
Когда-то рождала для вас глубина!

И кажется — в мире, как прежде, есть страны,
Куда не ступала людская нога,
Где в солнечных рощах живут великаны
И светят в прозрачной воде жемчуга.

С деревьев стекают душистые смолы,
Узорные листья лепечут: «Скорей,
Здесь реют червонного золота пчелы,
Здесь розы краснее, чем пурпур царей!»

И карлики с птицами спорят за гнезда,
И нежен у девушек профиль лица…
Как будто не все пересчитаны звезды,
Как будто наш мир не открыт до конца!

III

Только глянет сквозь утесы
Королевский старый форт,
Как веселые матросы
Поспешат в знакомый порт.

Там, хватив в таверне сидру,
Речь ведет болтливый дед,
Что сразить морскую гидру
Может черный арбалет.

Темнокожие мулатки
И гадают, и поют,
И несется запах сладкий
От готовящихся блюд.

А в заплеванных тавернах
От заката до утра
Мечут ряд колод неверных
Завитые шулера.

Хорошо по докам порта
И слоняться, и лежать,
И с солдатами из форта
Ночью драки затевать.

Иль у знатных иностранок
Дерзко выклянчить два су,
Продавать им обезьянок
С медным обручем в носу.

А потом бледнеть от злости
Амулет зажать в полу,
Вы проигрывая в кости
На затоптанном полу.

Но смолкает зов дурмана,
Пьяных слов бессвязный лет,
Только рупор капитана
Их к отплытью призовет.

IV

Но в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.

Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца.

Ни риф, ни мель ему не встретятся,
Но, знак печали и несчастий,
Огни святого Эльма светятся,
Усеяв борт его и снасти.

Сам капитан, скользя над бездною,
За шляпу держится рукою,
Окровавленной, но железною,
В штурвал вцепляется — другою.

Как смерть, бледны его товарищи,
У всех одна и та же дума.
Так смотрят трупы на пожарище,
Невыразимо и угрюмо.

И если в час прозрачный, утренний
Пловцы в морях его встречали,
Их вечно мучил голос внутренний
Слепым предвестием печали.

Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Но всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —

О том, что где-то есть окраина —
Туда, за тропик Козерога! —
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.

Оставляю для Вас еще одну свечу...


Вероника Тушнова. Стихи.





* * *
Надо верными оставаться,
до могилы любовь неся,
надо вовремя расставаться,
если верными быть нельзя.

Пусть вовек такого не будет,
но кто знает, что суждено?
Так не будет, но все мы люди...
Все равно - запомни одно:

я не буду тобою брошена,
лгать не станешь мне, как врагу
мы расстанемся как положено,-
я сама тебе помогу.


* * *
Осчастливь меня однажды,
позови с собою в рай,
исцели меня от жажды,
подышать немного дай!
Он ведь не за облаками,
не за тридевять земель,-
там снежок висит клоками,
спит апрельская метель.
Там синеет ельник мелкий,
на стволах ржавеет мох,
перепархивает белка,
будто розовый дымок.
Отливая блеском ртутным,
стынет талая вода...
Ты однажды
ранним утром
позови меня туда!
Я тебе не помешаю
и как тень твоя пройду...
Жизнь такая небольшая,
а весна - одна в году.
Там поют лесные птицы,
там душа поет в груди...
Сто грехов тебе простится,
если скажешь:
- Приходи!



Я ЖЕЛАЮ ТЕБЕ ДОБРА!

Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,
и не надо моей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,
и о многом забыть пора...
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?
Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?
Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет...
Кто сказал, что легко любить?



* * *
А знаешь, все еще будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.
Понимаешь, все еще будет!
В сто концов убегают рельсы,
самолеты уходят в рейсы,
корабли снимаются с якоря...
Если б помнили это люди,
чаще думали бы о чуде,
реже бы люди плакали.
Счастье - что онo? Та же птица:
упустишь - и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
тоже ведь не годиться,
трудно с ним, понимаешь?
Я его не запру безжалостно,
крыльев не искалечу.
Улетаешь?
Лети, пожалуйста...
Знаешь, как отпразднуем
Встречу!



* * *
Бывало все: и счастье, и печали,
и разговоры длинные вдвоем.
Но мы о самом главном промолчали,
а может, и не думали о нем.
Нас разделило смутных дней теченье -
сперва ручей, потом, глядишь, река...
Но долго оставалось ощущенье:
не навсегда, ненадолго, пока...
Давно исчез, уплыл далекий берег,
и нет тебя, и свет в душе погас,
и только я одна еще не верю,
что жизнь навечно разлучила нас.



* * *
Открываю томик одинокий -
томик в переплёте полинялом.
Человек писал вот эти строки.
Я не знаю, для кого писал он.

Пусть он думал и любил иначе
и в столетьях мы не повстречались...
Если я от этих строчек плачу,
значит, мне они предназначались



* * *
Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам...
А в доме будет грусть и тишь,
хрип счетчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно все отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.


* * *
Наверно, это попросту усталость,—
ничто ведь не проходит без следа.
Как ни верти,
а крепко мне досталось
за эти неуютные года.
И эта постоянная бездомность,
и эти пересуды за спиной,
и страшной безнадежности бездонность,
встававшая везде передо мной,
и эти горы голые,
и море
пустынное,
без паруса вдали,
и это равнодушие немое
травы и неба,—
леса и земли...
А может быть, я только что родилась,
как бабочка, что куколкой была?
Еще не высохли, не распрямились
два беспощадно скомканных крыла?
А может, даже к лучшему, не знаю,
те годы пустоты и маеты?
Вдруг полечу еще
и засверкаю,
и на меня порадуешься ты?



* * *
Все в доме пасмурно и ветхо,
скрипят ступени, мох в пазах...
А за окном - рассвет
и ветка
в аквамариновых слезах.
А за окном
кричат вороны,
и страшно яркая трава,
и погромыхиванье грома,
как будто валятся дрова.
Смотрю в окно,
от счастья плача,
и, полусонная еще,
щекою чувствую горячей
твое прохладное плечо...
Но ты в другом, далеком доме
и даже в городе другом.
Чужие властные ладони
лежат на сердце дорогом.
...А это все - и час рассвета,
и сад, поющий под дождем, -
я просто выдумала это,
чтобы побыть
с тобой вдвоем.


* * *
Людские души - души разные,
не перечислить их, не счесть.
Есть злые, добрые и праздные
и грозовые души есть.

Иная в силе не нуждается,
ее дыханием коснись -
и в ней чистейший звук рождается,
распространяясь вдаль и ввысь.

Другая хмуро-неотзывчива,
другая каменно-глуха
для света звезд,
для пенья птичьего,
для музыки
и для стиха.

Она почти недосягаема,
пока не вторгнутся в нее
любви тревога и отчаянье,
сердечной боли острие.

Смятенная и беззащитная,
она очнется,
и тогда
сама по-птичьи закричит она
и засияет как звезда.



* * *
Я прощаюсь с тобою
у последней черты.
С настоящей любовью,
может, встретишься ты.
Пусть иная, родная,
та, с которою - рай,
все равно заклинаю:
вспоминай! вспоминай!
Вспоминай меня, если
хрустнет утренний лед,
если вдруг в поднебесье
прогремит самолет,
если вихрь закурчавит
душных туч пелену,
если пес заскучает,
заскулит на луну,
если рыжие стаи
закружит листопад,
если за полночь ставни
застучат невпопад,
если утром белесым
закричат петухи,
вспоминай мои слезы,
губы, руки, стихи...
Позабыть не старайся,
прочь из сердца гоня,
не старайся,
не майся -
слишком много меня!



" Двое и яблоко"

Все яблоки сняли, а его не заметили,
не разглядели, видно, сквозь ветви.
Осталось висеть оно, одинокое,
иззябшее, мокрое, розовобокое...
Думалось яблоку: "Я ведь вкусное,
отчего же меня обошли, забросили,
оставили здесь на немилость осени?"
Но однажды, на мглистом седом рассвете,
человек раздвинул ржавые ветви,
и засмеялся находке счастливой,
и сорвал рукою неторопливой
из тысячи тысяч самое лучшее....
Он принес его в дом, в тепло и беззвучие,
положил на подушку,от влаги блестящее, -
и сквозь сон улыбнулась женщина спящая.
За яблоком потянулась рукою,
прижалась к нему горячей щекою,
и пахнула в лицо ей осень сырая
первым и вечным дыханием Рая.
Он окно притворил, спросил:
- Не озябла ты?-
А за окном орали ворОны,
дождь шуршал, воробьи верещали,
И было все,как в самом Начале,
было все,как во время Оно:
Двое и яблоко...

Оставляю для Вас еще одну свечу...






Роберт Рождественский. Стихи.


О разлуке

Ты ждешь его
теперь,
когда
Вернуть его назад нельзя...
Ты ждешь.
Приходят
поезда,
на грязных
спинах
принося
следы дорожных передряг,
следы стремительных
дождей...
И ты,
наверно, час подряд
толкаешься среди людей.
Зачем его здесь ищешь ты —
в густом водовороте слов,
кошелок,
ящиков,
узлов,
среди вокзальной
суеты,
среди приехавших
сюда счастливых,
плачущих навзрыд?..
Ты ждешь.
Приходят поезда.
Гудя,
приходят поезда...
О нем
никто не говорит.
И вот уже не он,
а ты,
как будто глянув с
высоты,
все перебрав в
своей душе,
все принимая,
все терпя,
ждешь,
чтобы он простил тебя.
А может,
нет его уже...
Ты слишком поздно поняла,
как
он тебе необходим.
Ты поздно поняла,
что с ним
ты во сто крат сильней
была...
Такая тяжесть на плечах,
что сердце
сплющено в
груди...
Вокзал кричит,
дома кричат:
«Найди его!
Найди!
Найди!»
Нет тяжелее ничего,
но ты стерпи,
но ты снеси.
Найди его!
Найди его.
Прощенья у него
проси.


Он и она


Ждать тебя, быть с тобой
Мне всегда хочется.
Говорят, что любовь
Первая кончится,
Что любовь первая скоро закончится.

Нам твердят вновь и вновь,
Что придёт к нам и вторая любовь.
Но ведь солнце одно глядит на нас,
Жизнь одна - она твоя,
Лишь в такую любовь, в нашу любовь
Верю я, и верю я.

Ты на свете одна всегда живи,
Только одна живи всегда,
Быть не может второй, новой любви
Никогда, никогда, никогда.
Облака белые над речной кручею.
Есть любовь первая, самая лучшая.

Нам твердят вновь и вновь,
Что придёт к нам и вторая любовь,
Но ведь солнце одно глядит на нас,
Жизнь одна - она твоя,
Лишь в такую любовь, в нашу любовь
Верю я, и верю я.

Ты на свете одна всегда живи,
Только одна живи всегда,
Быть не может второй, новой любви
Никогда, никогда, никогда.
Нам твердят вновь и вновь,
Что придёт к нам и вторая любовь...
покой.


Песня, в которой ты

Ты - всё, чем дышу, и всё, чем живу.
Ты - голос любви и весны.
Тебя я опять и жду, и зову,
Мы быть на земле рядом должны.
Серебряный луч блеснет с высоты
И снова уйдет в поднебесье.
Услышь мою песню, вот моя песня,
Песня, в которой ты.

К тебе издалёка-далека
Восхищенная река стремится.
К тебе улетают облака,
Улетают облака и птицы.
И я тебя обязательно найду,
Обязательно найду, жизнь моя!
Закрой глаза, я так хочу
Тебе присниться.

Я в небе большом всех птиц обгоню
И, нежность в душе сохраня,
Твой дом я найду и в дверь позвоню,
И ты, как судьбу, встретишь меня.
Серебряный луч блеснет с высоты,
Надеждой блеснет и спасеньем.
Возьми мое сердце, вот мое сердце,
Сердце, в котором ты.


Письмо


У всех судьба своя,
Письмо лежит на моем столе,
Прости за то, что поверил я
Твоим словам о заре.
А ты теперь ничья,
Совсем ничья, хороша, как снег...
Прости за то, что поверил я
Твоим словам о весне.

И все ж память жива.
Пусть надо мной пролетят года,
Клянусь, эти слова
Я сохраню навсегда, навсегда,
Навсегда, навсегда.

А ты теперь ничья,
Совсем ничья, будто дождь в окне.
Прости за то, что поверил я
Твоим словам обо мне.
У всех судьба своя,
И ты не плачь, а письмо порви.
Прости за то, что поверил я
Твоим словам о любви.

Но все ж, память жива,
Пусть надо мной пролетят года.
Клянусь, эти слова
Я сохраню навсегда, навсегда.
Навсегда, навсегда.


Позови меня


Я давно знал и верил,
Ты сейчас идешь сквозь огни...
Оглянись на мгновенье,
Просто так - посмотри.

Если вдруг трудно станет,
Если вспомнишь ты о любви,
Позови меня, позови меня,
Хоть когда-нибудь позови!

Высоко в поднебесье
Самый первый гром протрубил...
И звучит, словно песня,
Жаль, что я слова забыл!

Если вдруг трудно станет,
Если вспомнишь ты о любви,
Позови меня, позови меня,
Хоть когда-нибудь позови!


Полынь


Зачем на склоне дня
Холодный дождь полил?
Ты целовал меня,
А на губах полынь.

Опять приходишь ты,
Но сердце зря стучит.
Завяли все цветы,
И лишь полынь горчит.

Горчит полынь-трава…
Теперь-то знаю я:
Полынь – твои слова!
Полынь – любовь твоя!

Полынь стеной растёт,
Стоит в полях теплынь.
Твой голос будто мёд,
А все равно полынь…

От той полынь-травы,
Ох, нету сладости,
А от людской молвы,
Ох, нету радости.

Полыни я нарву,
Себе гнездо совью.
И на полынь-траву
Полынь-слезу пролью.


Приходи и позови


А ты всегда была моей главной тайною,
И я тебя просил: "Приди и позови",
А я не просто жил, я жил в ожидании,
В ожидании единственной любви.

А я не знал тебя, я жил то набело, то начерно,
И все ж недаром я доверял своей судьбе,
И ты с рождения была мне богом предназначена,
И я всю жизнь, всю жизнь шел к тебе.

Мир полон света, он глядит на нас с любовью,
Ведь в мире этом мы встретились с тобою,
Мир полон света, он глядит на нас с любовью,
Ведь в мире этом мы встретились с тобою.

А я тебя люблю, люблю лишь тебя одну,
И я живу сейчас, живу будто во сне,
И я иду к тебе, иду, как идут ко дну,
Мне светло с тобой на этой глубине.

Была мечтою ты, была зарею предрассветною,
Отныне ты моя путеводная звезда,
Ты как награда мне, а вот за что, я сам не ведаю,
И я всю жизнь, всю жизнь шел к тебе.

Мир полон света, он глядит на нас с любовью,
Ведь в мире этом мы встретились с тобою,
Мир полон света, он глядит на нас с любовью,
Ведь в мире этом мы встретились с тобою.


Приду к тебе


Только захоти -
Приду к тебе,
Отдыхом в пути
Приду к тебе.
К тебе зарей приду,
Живой водой приду.
Захочешь ты весны -
И я весной приду к тебе.

Приду к тебе я
Отзвуком в ночной тиши,
Огнем негаснущим,
Крутым огнем твоей души...
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова...
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова.

Сквозь громаду верст
Приду к тебе,
Светом дальних звезд
Приду к тебе,
К тебе во сне приду
И наяву приду,
Захочешь ты дождя,
И я дождем приду к тебе!..

Приду к тебе я
Отзвуком в ночной тиши,
Огнем негаснущим,
Крутым огнем твоей души...
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова...
Слова найду святые,
Я для тебя найду слова.


Приснилось мне


Приснилось мне, приснилось мне -
Снегами полон шар земной.
Кричит метель в моем окне
И нет тебя со мной.

Приснилось мне, что нет весны,
Вокруг зима, зима, зима.
Глаза домов темным-темны,
В метель ушли дома.

А где весна? И как же так, не быть весне!
Она в тебе, она звенит во мне.
Такого сна ночной поре я не прощу.
Люблю тебя и наяву ищу!..

Приснилось мне: в такую рань
Стучится в дверь, гудит пурга.
Идет январь, потом февраль
Несет свои снега.

Приснилось мне, что нет весны,
Сказала мгла: весне не быть!
Сказала мгла, что мы должны
Любовь свою убить!..

А где весна? И как же так, не быть весне!
Она в тебе, она звенит во мне.
Такого сна ночной поре я не прощу.
Люблю тебя и наяву ищу!..


Ревность


Игру нашли смешную,
и не проходит
дня -
ревнуешь,
ревнуешь,
ревнуешь ты меня.
К едва знакомым девушкам,
к танцам под баян,
к аллеям опустевшим,
к морю,
к друзьям.
Ревнуешь к любому,
к серьёзу,
к пустякам.
Ревнуешь к волейболу,
ревнуешь к стихам.

Я устаю от ревности,
я сам себе
смешон.
Я ревностью,
как крепостью,
снова окружён...
Глаза твои
колются.
В словах моих
злость...
"Когда же это кончится?!
Надоело!
Брось!"
Я начинаю фразу
в зыбкой тишине.
Но почему-то страшно
не тебе,
а мне.
Смолкаю запутанно
и молча курю.
Тревожно, испуганно
на тебя смотрю.

А вдруг ты перестанешь
совсем ревновать!
Оставишь,
отстанешь,
скажешь:
наплевать!
Рухнут стены крепости, -
зови
не зови, -
станет меньше
ревности
и меньше
любви...

Этим всем замотан,
у страха в плену, -
я говорю:
"Чего там...
Ладно уж...
Ревнуй..."


Скажи мне что-нибудь хорошее


Как детство,
ночь обнажена.
Земля становится просторнее...
Моя щека обожжена
пронзительным:
"Скажи мне что-нибудь!.."
"Скажи мне что-нибудь!
Скажи!
Скорей!
Пусть будут звезды -
до неба.
Заполони.
Опустоши.
И все-таки
скажи мне что-нибудь!..
Плати
за то, что целовал,
словами -
вечными, как прошлое...
Зачем
учился ты словам?
Скажи мне
что-нибудь хорошее...
За то, что ты не опроверг
все мужество мое
нарочное.
За бабий век,
недлинный век, -
скажи мне
что-нибудь хорошее..."
Святая
и неосторожная,
чего ты просишь?
Правды?
Лжи?..
Но шепчет женщина:
"Скажи!
Скажи мне
что-нибудь хорошее...


Сладка ягода


Сладка ягода в лес поманит,
Щедрой спелостью удивит.
Сладка ягода одурманит,
Горька ягода отрезвит.

Ой, крута судьба, словно горка,
Доняла она, извела.
Сладкой ягоды - только горстка,
Горькой ягоды - два ведра.

Я не ведаю, что со мною,
Для чего она так растет...
Сладка ягода - лишь весною,
Горька ягода - круглый год.

Над бедой моей ты посмейся,
Погляди мне вслед из окна.
Сладку ягоду рвали вместе,
Горьку ягоду - я одна

Оставляю для Вас еще одну свечу...





Андрей Вознесенский. Стихи

ТИШИНЫ!

Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины...

звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание -
молчаливо.
Тишины.

Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее - неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.

Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для нее музыкально касанье,
как для слуха - поет соловей.

Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
тишины...
Мы в другое погружены.
В ход природ неисповедимый,
И по едкому запаху дыма
Мы поймем, что идут чабаны.

Значит, вечер. Вскипают приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
Светят тихие языки.

1964


ЗАМЕРЛИ

Заведи мне ладони за плечи,
обойми,
только губы дыхнут об мои,
только море за спинами плещет.

Наши спины, как лунные раковины,
что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы - как формула жизни двоякая.

На ветру мировых клоунад
заслоняем своими плечами
возникающее меж нами -
как ладонями пламя хранят.

Если правда, душа в каждой клеточке,
свои форточки отвори.
В моих порах стрижами заплещутся
души пойманные твои!

Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
разомкнувши объятья, завянем -
как раковины не гудят?

А пока нажимай, заваруха,
на скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.
Спим.

1965


ПЕРВЫЙ ЛЕД

Мерзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Все в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы - льдышки. В ушах - сережки.
Ей обратно одной, одной
Вдоль по улочке ледяной.

Первый лед. Это в первый раз.
Первый лед телефонных фраз.
Мерзлый след на щеках блестит -
Первый лед от людских обид.

1959


САГА

Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: "Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".

Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
безнадежные карие вишни.
Возвращаться — плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернемся
мы вторично, согласно Гафизу,
мы, конечно, с тобой разминемся.
Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.

И качнется бессмысленной высью
пара фраз, залетевших отсюда:

"Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".


* * *

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты —
как домик убранный,
где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,
и расположенные на холме
две рощи — правая, а позже левая —
повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,
как будто в стереоколонках двух,
все, что ты сделала и что я сделаю,
они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,
ложное эхо предложит чай,
ложное эхо оставит на ночь,
когда ей надо бы закричать:

«Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
былых возлюбленных на свете нет,
две изумительные изюминки,
хоть и расправятся тебе в ответ...»

А завтра вечером, на поезд следуя,
вы в речку выбросите ключи,
и роща правая, и роща левая
вам вашим голосом прокричит:

«Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет...»



* * *

Поглядишь, как несметно
разрастается зло —
слава богу, мы смертны,
не увидим всего.

Поглядишь, как несмелы
табуны васильков —
слава богу, мы смертны,
не испортим всего.

Про английский юмор. Анекдоты про англичан и английские анекдоты.
(по материалам и-нета)

Считается, что англичанина можно узнать по трем признакам: чопорности, высокомерию и по чувству юмора, которое никогда не будет понятно иностранцам, плохо владеющим английским языком. Как писал в своих «Английских письмах» чешский писатель Карел Чапек, «англичане невероятно серьезны, солидны и почтенны, но вдруг что-то вспыхнет, они скажут что-нибудь очень смешное, искрящееся юмором, и тут же снова станут солидными, как старое кожаное кресло». Правда, как профессиональные иммиграционные адвокаты мы полагаем, что англичанина еще можно узнать и по британскому паспорту.

Отличительная черта типичного английского анекдота — невозмутимость при неправдоподобных происшествиях и удивление мелким деталям на фоне общей абсурдности.

- В бар заходит посетитель и заказывает две порции виски и одну порцию содовой. Выпив и расплатившись, он поднимается по стене, проходит не спеша по потолку, спускается по противополжной стене и выходит в дверь. Все поражены и обращают на бармена недоуменные взгляды. «Странно, — соглашается тот, — обычно этот джентльмен всегда заказывал одну порцию виски…»

Невозмутимость и медлительность англичан стала «притчей во языцех», причем даже сами британцы с удовольствием подшучивают над своими «отличительными чертами». Причем умение посмеяться над собой считается скорее достоинством, нежели недостатком.

- В лодке сидят трое удильщиков. «Сегодня чудесная погода!» — изрекает первый. Через полчаса второй возражает ему: «Нет, сегодня погода отвратительная.» Еще через полчаса подает голос третий рыбак: «Джентльмены, перестаньте спорить!»

Кстати, погода — это вообще отдельная тема для шуток англичан. Свой почти вечный смог и частые осенние туманы они высмеивают очень ласково и необидно.

- Американец, спускающийся с трапа самолета в Хитроу, при виде тумана: — Фи, какая мерзкая погода! И долго здесь это еще будет продолжаться, вы не знаете? Лондонец: — Увы, сэр, ничего не могу сказать определенного. Я живу здесь только тридцать пять лет.

Высочайший пилотаж английского юмора — умение вышутить нечто сакральное и неприкосновенное, не впадая при этом в кощунство и примитивное ерничество.

- Священник едет в коляске вдоль прекрасно возделааного ржаного поля. На краю поля, опрешись на изгородь, стоит фермер и курит трубку. «Добрый день, сын мой! Это ваше поле?» — «Мое». — «Замечательно!» — «Что замечательно?» — «Замечательно, когда соединяются усилия Господа человека». — «Может оно и так. Только поглядели бы вы, преподобный, на это поле, когда Господь хозяйничал здесь в одиночку».

Особенно глупые шутки называются the elephant jokes — «слоновые шутки». Другие разновидности английского юмора: dry sense of humour — «сухое чувство юмора» — ирония, banana skin sense of humour — «юмор с банановой кожурой» — достаточно примитивные шутки, когда кто-то поскользнется на банановой корке и всем смешно, shaggy-dog stories, в которых смешное основывается на алогичности высказывания.

- Английский лорд уходит из дому. Слуга провожает его и спрашивает: «Сэр, если леди пошлет меня за вами, скажите, где вас не надо искать?»

Прежде чем понять тонкий английский юмор, следует побольше узнать о культуре англичан, об их привычках. Недаром британцев считают «странными людьми». Еще бы, если по воскресеньям в Европе даже самый бедный человек надевает свой лучший костюм, стараясь выглядеть пореспектабельнее, то в Англии даже самый богатый пэр или промышленный магнат напяливает в этот день какие-то причудливые лохмотья и не бреется. В Европе говорить о погоде не принято, в Англии же, наоборот, если не повторять после каждого приветствия «Прекрасный день, не правда ли?», собеседники очень обидятся. На континенте воскресные газеты выходят в понедельник — в Англии, стране экзотических обычаев, они выходят по воскресеньям.


- В своем доме, в гостиной, развалившись в кресле, сидит англичанин, курит трубку и читает утреннюю «Times». Вдруг обваливается стена, и в гостиную скрипя тормозами въезжает «Бентли», за рулем которого сидит другой англичанин. Первый спокойно переводит на него взгляд, вынимает трубку и спрашивает: «Могу я спросить, куда сэр так торопится?» — «В Манчестер, сэр!» — «В таком случае, сэр, Вам ближе было бы через кухню…»

В европейском автобусе, когда он подъезжает к остановке по требованию, кондуктор звонит в звонок, если хочет, чтобы автобус не останавливался; в Англии же вы звоните, если хотите, чтобы автобус остановился. В Европе о бездомных кошках судят в зависимости от их личных качеств; в Англии же их всех безоглядно боготворят, как в Древнем Египте. В Европе любят хорошо поесть; в Англии предпочитают хорошо вести себя за столом. Для юмора нет преград. Британцы смеются над всем, что может выхвать улыбку, в том числе и над сильными мира сего, правительством и даже членами королевской семьи. При этом на шутку обижаться не принято, а умение посмеяться над собой считается достоинством. Ваша реакция на юмор является своего рода проверкой на возможность дальнейшего партнерства. Что такое «английский юмор»? — Это когда один очень интеллигентный джентльмен говорит другому весьма уважаемому джентльмену нечто такое, чего не понимают окружающие. Именно это обоих и забавляет.

Между тем эксперты с туманного Альбиона не могли обойти вниманием такой специфический феномен нашей жизни, как юмор. Поразмыслив, ученые предложили вывести формулу идеальной шутки, устранив таким образом имевшуюся несправедливость. В самом деле, если есть возможность вычислить силу тока, скорость света в вакууме и количество вещества на единицу объема, то почему с помощью цифр нельзя описать параметры смеха? Сказано — сделано. Знакомьтесь: С=(m+nO)/p — именно так выглядит формула иделаьно шутки, где с — ее соль, m — комический момент, который достигается умножением индекса ульминационного пункта соли шутки на длину ее сюжета, nO — параметр, равный количеству осмеяний, которому подвергается объект шутки, умноженному на «ой-фактор» — социальный и физический эффект, который шутка оказывает на объект высмеивания. Эта сложная структура делится на р — количество каламбуров в шутке или игру слов.

В целом все выглядит довольно логично. Проблематично, правда, предположить, в каких единицах можно измерить пресловутую «соль», да и каким прибором? На сей счет Хэлен Пилчер и Тимандр Харкнесс, представившие оригинальную разработку, молчат, как партизаны. Однако это не мешает другим английским исследователям выяснить, какие шутки и анекдоты являются самыми смешными. К интернет-пользователям всего мира ученые обратились с просьбой отправить им свои любимые шутки и оценить шутки, присланные другими пользователями. Между делом в исследовании приняли участие более двух миллионов человек из 70 стран мира. В результате было выяснено, что самая смешная в мире шутка — про находчивость и сообразительность.

- Идут по лесу двое охотников, и тут один внезапно падает в обморок. Второй видит, что его приятель не дышит и глаза у него остекленели. Тогда он достает мобильник и звонит в больницу: «Слушайте, мой друг умер прямо у меня на глазах! Что мне делать?» Дежурный отвечает: «Ну для начала убедитесь, что он действительно умер.» В трубке — молчание, затем выстрел. Потом охотник снова берет трубку: «Хорошо, что дальше?»

Английский юмор — не столько стиль, сколько образ жизни. Национальная поговорка гласит: «Everyone has a fool in his sleeve» — «У каждого в рукаве сидит свой дурак». Английская беседа и по сей день представляет собой разновидность серьезно-несерьезной пикировки, в которой собеседники мгновенно подхватывают предлагаемые роли и играют их в нужной манере. Увы, чтобы на равных принять участие в такой беседе, нужна самая малость — родиться англичанином.


Английские анекдоты:


***

В лодке сидят трое англичан – удильщиков. “Какая сегодня чудесная погода!”- изрекает первый. Проходит час, и второй возражает ему: “Нет, сегодня отвратительная погода!” Проходит еще час, и подает голос третий: “Джентльмены, перестаньте спорить!”

***

Идут англичанин и ирландец по дороге в Лондон и на перекрестке читают надпись: “Здесь дорога в Лондон. А неграмотных просят обращаться к кузнецу, живущему за поворотом”. Англичанин рассмеялся, ирландец промолчал. К вечеру пришли в Лондон и расположились в гостинице ночевать. Ночью англичанин был разбужен безудержным смехом ирландца. “В чем дело?” – “Я теперь понял, почему ты рассмеялся, прочтя надпись на дороге”. – “Ну?” – “Да ведь кузнеца может не оказаться дома”.

***

Лондон. Фешенебельный ресторан. Заходит мужчина в смокинге и садится за столик. К нему подходит офицант:
- Что-нибудь выпьете?
- Нет. Я раз попробовал, мне не понравилось.
- Тогда, может быть сигару?
- Я раз попробовал, мне не понравилось. Я вообще-то здесь сына жду...
- Я так понимаю, сын у вас тоже один?

***

Английский лорд после кораблекрушения очутился на необитаемом острове.
Он построил три хижины. Через некоторое время его обнаружили и спасли.
Но моряки долго недоумевали - зачем ему три хижины? На что он ответил:
- Одна - где я живу, вторая - это мой клуб, а третья - это клуб, который я игнорирую.


Анекдоты про англичан:

Звонок в особняке лорда Гамильтона. К телефону подходит дворецкий:
- Сэр ?
- Любезный, - говорит трубка, - будь добр, зайди в комнату к леди и скажи ей, что я задерживаюсь в клубе.
- Но леди уже пошла спать, сэр.
- Тем не менее пойди к ней и доложи, что я просил.
В трубке слышны удаляющиеся, а затем приближающиеся шаги дворецкого.
- Сэр, я доложил, но ваш голос ответил мне из-за двери, чтобы я убирался.
- Немедленно возьми ружье и застрели человека, который находится в спальне с моей женой ! В трубке слышны выстрелы, топот.
- Сэр, я сделал все, как вы сказали, но мужчина выскочил в окно спальни и убежал через сад.
- Но возле нашего дома нет сада !
- Значит, вы ошиблись номером, сэр.

***

- Джон, пpотивный мальчишка, - pугается мать, веpнувшись от телефона на кухню. - Я же пpосила последить за молоком !
- Я и следил, - обиженно отвечает Джон. - Оно убежало pовно в 15 часов 13 минут.

***

Граф говорит дворецкому:
- Завтра, Джеймс, приезжает мать моей Алисы, и я прошу Вас отрубить нашей собаке хвост. Я хочу, чтобы ничто в доме не выражало радости по поводу приезда тещи.



И - на сладкое! - парочка английских смешных картинок, улыбнитесь:))





Леди вешает объявление: "Потерялся щенок!"





Мальчик говорит подружке: "Нет, ты не можешь играть с моим, только потому, что свой ты уже отломала!.."

Вот вам и "тонкий" английский юмор!

Оставляю для Вас еще одну свечу...


Белла Ахмадулина




***

Влечет меня старинный .слог.
Есть обаянье в древней речи.
Она бывает наших слов
и современнее и резче.

Вскричать: "Полцарства за коня!" -
какая вспыльчивость и щедрость)
Но снизойдет и на меня
последнего задора тщетность.

Когда-нибудь очнусь во мгле,
навеки проиграв сраженье,
и вот придет на память мне
безумца древнего решенье.

О, что полцарства для меня!
Дитя, наученное веком,
возьму коня, отдам коня
за полмгновенья с человеком,

любимым мною. Бог с тобой,
о конь мой, конь мой, конь ретивый.
Я безвозмездно повод твой
ослаблю - и табун родимый

нагонишь ты, нагонишь там,
в степи пустой и порыжелой.
А мне наскучил тарарам
этих побед и поражений.

Мне жаль коня! Мне жаль любви!
И на манер средневековый
ложится под ноги мои
лишь след, оставленный подковой.


ТВОЙ ДОМ

Твой дом, не ведая беды,
меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды,
сервиз выглядывал из стекол.

И пес выскакивал ко мне,
как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи
торчали кактусы в окне.

От неурядиц всей земли
я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои
и добрым был и деликатным.

На голову мою стыда
он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда
он этой женщины не видел.

Он говорил: - Я пуст, Я пуст. -
Я говорила: - Где-то, где-то... -
Он говорил: - И пусть. И пусть.
Входи и позабудь про это.

О, как боялась я сперва
платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова,
перетасовывал предметы.

Он заметал ее следы.
О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы,
не облокачивалось локтя.

Как будто тщательный прибой
смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор,
и пуговицу от перчатки.

Все сговорились: пес забыл,
с кем он играл, и гвоздик малый
не ведал, кто его забил,
и мне давал ответ туманный.

Так были зеркала пусты,
как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы,
кто их в стакан граненый ставил...

О дом чужой! О милый дом!
Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр.
Не утешай меня обманом.


АВГУСТ

Так щедро август звезды расточал.
Он так бездумно приступал к владенью,
и обращались лица ростовчан
и всех южан - навстречу их паденью.

Я добрую благодарю судьбу.
Так падали мне на плечи созвездья,
как падают в заброшенном саду
сирени неопрятные соцветья.

Подолгу наблюдали мы закат,
соседей наших клавиши сердили,
к старинному роялю музыкант
склонял свои печальные седины.

Мы были звуки музыки одной.
О, можно было инструмент расстроить,
но твоего созвучия со мной
нельзя было нарушить и расторгнуть.

В ту осень так горели маяки,
так недалеко звезды пролегали,
бульварами шагали моряки,
и девушки в косынках пробегали.

Все то же там паденье звезд и зной,
все так же побережье неизменно.
Лишь выпали из музыки одной
две ноты, взятые одновременно.


АПРЕЛЬ

Вот девочки - им хочется любви.
Вот мальчики - им хочется в походы.
В апреле изменения погоды
объединяют всех людей с людьми.

О новый месяц, новый государь,
так ищешь ты к себе расположенья,
так ты бываешь щедр на одолженья,
к амнистиям склоняя календарь.

Да, выручишь ты реки из оков,
приблизишь ты любое отдаленье,
безумному даруешь просветленье
и исцелишь недуги стариков.

Лишь мне твоей пощады не дано.
Нет алчности просить тебя об этом.
Ты спрашиваешь - медлю я с ответом
и свет гашу, и в комнате темно.


НЕЖНОСТЬ

Так ощутима эта нежность,
вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
и воплощается в предмет.

Старинной вазою зеленой
вдруг станет на краю стола,
и ты склонишься удивленный
над чистым омутом стекла.

Встревожится квартира ваша,
и будут все поражены.
- Откуда появилась ваза? -
ты строго спросишь у жены.

- И антиквар какую плату
спросил? -
О, не кори жену -
то просто я смеюсь и плачу
и в отдалении живу.
И слезы мои так стеклянны,
так их паденья тяжелы,
они звенят, как бы стаканы,
разбитые средь тишины.

За то, что мне тебя не видно,
а видно - так на полчаса,
я безобидно и невинно
свершаю эти чудеса.

Вдруг облаком тебя покроет,
как в горных высях повелось.
Ты закричишь: - Мне нет покою!
Откуда облако взялось?

Но суеверно, как крестьянин,
не бойся, "чур" не говори
те нежности моей кристаллы
осели на плечи твои.

Я так немудрено и нежно
наколдовала в стороне,
и вот образовалось нечто,
напоминая обо мне.

Но по привычке добрых бестий,
опять играя в эту власть,
я сохраню тебя от бедствий
и тем себя утешу всласть.

Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
останутся после меня.


***

Не уделяй мне много времени,
вопросов мне не задавай.
Глазами добрыми и верными
руки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,
по следу следа моего.
Я знаю - снова не получится
из этой встречи ничего.

Ты думаешь, что я из гордости
хожу, с тобою не дружу?
Я не из гордости - из горести
так прямо голову держу.



ПРОЩАНИЕ

А напоследок я скажу:
прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
к высокой степени безумства.

Как ты любил? Ты пригубил
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? Ты погубил,
но погубил так неумело.

Жестокость промаха... О, нет
тебе прощенья. Живо тело,
и бродит, видит белый свет,
но тело мое опустело.

Работу малую висок
еще вершит. Но пали руки,
и стайкою, наискосок,
уходят запахи и звуки.


***

По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.


***


Однажды, покачнувшись на краю
всего, что есть, я ощутила в теле
присутствие непоправимой тени,
куда-то прочь теснившей жизнь мою.

Никто не знал, лишь белая тетрадь
заметила, что я задула свечи,
зажженные для сотворенья речи, -
без них я не желала умирать.

Так мучилась! Так близко подошла
к скончанью мук! Не молвила ни слова.
А это просто возраста иного
искала неокрепшая душа.

Я стала жить и долго прожилу-
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
все прочее - блаженством я зову.

Оставляю для Вас для еще одну свечу...

 

 

 

 

 

Борис Пастернак  

(1890 — 1960)

 

 

 

  

 

 

Пастернак Борис Леонидович

1890 — 1960

* * *

 

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

1946

 

* * *

Никого не будет в доме,

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев

Быстрый промельк моховой,

Только крыши, снег, и, кроме

Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,

И опять завертит мной

Прошлогоднее унынье

И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне

Неотпущенной виной,

И окно по крестовине

Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере

Пробежит сомненья дрожь,-

Тишину шагами меря.

Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери

В чем-то белом, без причуд,

В чем-то, впрямь из тех материй,

Из которых хлопья шьют.

1931

 

ГАМЛЕТ

Гул затих. Я вышел на подмостки.

Прислонясь к дверному косяку,

Я ловлю в далеком отголоске,

Что случится на моем веку.

На меня наставлен сумрак ночи

Тысячью биноклей на оси.

Если только можно, Aвва Oтче,

Чашу эту мимо пронеси.

Я люблю твой замысел упрямый

И играть согласен эту роль.

Но сейчас идет другая драма,

И на этот раз меня уволь.

Но продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути.

Я один, все тонет в фарисействе.

Жизнь прожить - не поле перейти.

1946

 

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

Пронесшейся грозою полон воздуx.

Все ожило, все дышит, как в раю.

Всем роспуском кистей лиловогроздыx

Сирень вбирает свежести струю.

Все живо переменою погоды.

Дождь заливает кровель желоба,

Но все светлее неба переxоды,

И высь за черной тучей голуба.

Рука xудожника еще всесильней

Со всеx вещей смывает грязь и пыль.

Преображенней из его красильни

Выxодят жизнь, действительность и быль.

Воспоминание о полувеке

Пронесшейся грозой уxодит вспять.

Столетье вышло из его опеки.

Пора дорогу будущему дать.

Не потрясенья и перевороты

Для новой жизни очищают путь,

А откровенья, бури и щедроты

Душе воспламененной чьей-нибудь.

Июль 1958

 

 

СНЕГ ИДЕТ

Снег идет, снег идет.

К белым звездочкам в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплет.

Снег идет, и всё в смятеньи,

Всё пускается в полет,-

Черной лестницы ступени,

Перекрестка поворот.

Снег идет, снег идет,

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,

С верхней лестничной площадки,

Крадучись, играя в прятки,

Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждет.

Не оглянешься - и святки.

Только промежуток краткий,

Смотришь, там и новый год.

Снег идет, густой-густой.

В ногу с ним, стопами теми,

В том же темпе, с ленью той

Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?

Может быть, за годом год

Следуют, как снег идет,

Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,

Снег идет, и всё в смятеньи:

Убеленный пешеход,

Удивленные растенья,

Перекрестка поворот.

1957

 

* * *

Любить иных - тяжелый крест,

А ты прекрасна без извилин,

И прелести твоей секрет

Разгадке жизни равносилен.

Весною слышен шорох снов

И шелест новостей и истин.

Ты из семьи таких основ.

Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Легко проснуться и прозреть,

Словесный сор из сердца вытрясть

И жить, не засоряясь впредь,

Все это - не большая хитрость.

1931

 

ЕДИНСТВЕННЫЕ ДНИ

На протяженье многих зим

Я помню дни солнцеворота,

И каждый был неповторим

И повторялся вновь без счета.

И целая их череда

Составилась мало-помалу -

Тех дней единственных, когда

Нам кажется, что время стало.

Я помню их наперечет:

Зима подходит к середине,

Дороги мокнут, с крыш течет

И солнце греется на льдине.

И любящие, как во сне,

Друг к другу тянутся поспешней,

И на деревьях в вышине

Потеют от тепла скворешни.

И полусонным стрелкам лень

Ворочаться на циферблате,

И дольше века длится день,

И не кончается объятье.

1959

 

* * *

Во всем мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Всё время схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытья.

О, если бы я только мог

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,

Бегах, погонях,

Нечаянностях впопыхах,

Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,

Ее начало,

И повторял ее имен

Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.

Всей дрожью жилок

Цвели бы липы в них подряд,

Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,

Дыханье мяты,

Луга, осоку, сенокос,

Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил

Живое чудо

Фольварков, парков, рощ, могил

В свои этюды.

Достигнутого торжества

Игра и мука -

Натянутая тетива

Тугого лука.

1956

 

* * *

Быть знаменитым некрасиво.

Не это подымает ввысь.

Не надо заводить архива,

Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,

А не шумиха, не успех.

Позорно, ничего не знача,

Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,

Так жить, чтобы в конце концов

Привлечь к себе любовь пространства,

Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы

В судьбе, а не среди бумаг,

Места и главы жизни целой

Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,

И прятать в ней свои шаги,

Как прячется в тумане местность,

Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу

Пройдут твой путь за пядью пядь,

Но пораженья от победы

Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только,

Живым и только до конца.

1956

Как бронзовой золой жаровень,

Жуками сыплет сонный сад.

Со мной, с моей свечою вровень

Миры расцветшие висят.

И, как в неслыханную веру,

Я в эту ночь перехожу,

Где тополь обветшало-серый

Завесил лунную межу.

Где пруд - как явленная тайна,

Где шепчет яблони прибой,

Где сад висит постройкой свайной

И держит небо пред собой.

1912

 

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
"Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!"

Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
"Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!

Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!" -
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
"Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем...
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод -
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!.."

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

"Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!"

С.Маршак. Лирика. Переводы.
Санкт-Петербург, Лениздат, 1996.

Серия сообщений "Шотландия":
Часть 1 - Роберт Бернс. Биография. Стихи.
Часть 2 - История Шотландии
Часть 3 - Вересковый мед. Шотландская баллада (из Роберта Стивенсона)
Часть 4 - И снова шотландцы! (Спасибо Nora_Eleo)
Часть 5 - Огненные кельты!.. (Кельтский Театр Огня)
...
Часть 13 - Шотландия. Килт... что это такое?..
Часть 14 - Шотландия. Замок Танталлон.
Часть 15 - Снова тест!:) Какая вы кошка?.. (И опять Шотландия!:)))

Расскажу Вам один забавный случай. Сподобилась я как-то лечиться в крупном институте - камень в почке дробила (это пока не смешно, потом покатит!). В общей сложности с кратковременными выписками на день-другой пролежала почти 3 месяца. Сразу скажу - раздробили-таки мне каменюку, в три подхода... Про вторую попытку я и хочу рассказать. С утра предупредили, что будут делать манипуляцию. Жду. Пришла сестричка со шприцем, сделала премедикацию. Мне повеселело. Минут через пять подали каталку, раздели, уложили, простынкой прикрыли, повезли. На лифте спустились в подвал, долго катились по коридору, устеленному крупной бетонной плиткой, до "камнедробильни". Приехали. Дверь в операционную приоткрыта. Я слышу щелчок кнопки, "чух-чух-чух" и "пффффф", затем бурные воспоминания врачей и техника про всех родственников по материнской линии, и опять щелчок, "чух-чух-чух", пфффф, и очередная серия воспоминаний!... Лежу. Веселая. Глупо улыбаюсь. Сестрички заскучали. Потоптались и говорят - "Вы полежите, сейчас за вами врач выйдет!" ладно, говорю, полежу. Сестричек ветром сдуло. Лежу. Слушаю. "Чух-чух-чух", "пфффф", порция отборного мата. Вдруг голос: "Ой, мля... мне сейчас больную привезут!!! Ща в отделение позвоню, чтоб не везли!" С громким топотом из двери вылетает мой палатный врач Игорь Николаевич. Взвизгнув протекторами, тормозит: "О! Вас уже привезли!!! А у нас лазер не работает. Пытались починить - по нулям. Вам укол сделали?" Сделали-сделали, говорю! Я ж понимаю, что накладка-то его! Игорь Николаевич возьми да и спроси: "Чем же я могу загладить эту неловкость?" Не учел доктор моего "веселого" состояния! "А слабо прокатить по коридору?!", говорю я, прищурившись. "А вот и не слабо!" - отвечает, и лихо выкатывает меня в коридор, одну ногу пристраивает внизу на перекладину, а второй с силой отталкивается - ох, и прокатились! Каталка, громыхая на стыках плит, неслась с запредельной скоростью! Коридор пустой абсолютно и длииииныыый!!! Игорь Николаевич - молодой и от одного этого уже очень строгий доктор! - чуть только не гикал, как заправский кучер! С разгону грохнули в стену возле лифта - сонная лифтерша вскочила с круглыми глазами и раскрытым от удивления ртом. Игорь Николаевич сделал серьезное лицо, деловито закатил меня в лифт (обычно это делают только медсестры!) и поднял в отделение. В отделении важно кивнул снующим по коридору сестричкам - мол, отвезите в палату, а сам метнулся кабанчиком в ординаторскую. Когда меня катили мимо нее, оттуда доносился громкий , просто гомерический хохот - ржали наши палатные доктора, глоток пять мужиков! Ну, и мы в палате повеселились, когда я рассказала соседкам, как поразвлекалась! Расколола-таки я нашего строгого доктора на шалость! Конечно, это "веселенький" укольчик сыграл со мной такую шутку, а вообще-то я застенчивая до обморока!:)))))

В колонках играет - Волынка
Основная статья:

История Шотландии


Учёные полагают, что первые люди появились в Шотландии приблизительно 8 тысяч лет назад. Первые постоянные поселения датируются 6-ю тысячами лет назад. Письменная история Шотландии начинается с римского завоевания Британии, когда были оккупированы, получили статус римских провинций и стали именоваться Британией территории современной Англии и Уэльса. Часть южной Шотландии была на недолгое время взята под непрямой контроль Рима. К северу лежали земли, свободные от римского завоевания, — Каледония, населённая пиктскими и гэльскими племенами. После ухода римлян этими племенами были созданы несколько королевств, в том числе и Дал Риада, располагавшееся на частях 2 островов Ирландии и Великобритании. Шотландская часть находилась примерно на территории современного Аргайла. Пиктия входила в Фортриу, но история Шотландского королевства традиционно берёт свой отсчёт с 843 года, когда Кеннет Макальпин стал королём объединённого королевства скоттов и пиктов.

В течение следующих столетий территория Шотландского королевства расширилась примерно до площади, приблизительно соответствующей площади современной Шотландии. Этот период отмечен сравнительно хорошими отношениями с уэссекскими правителями Англии, а также сильной раздроблённостью, которая, однако, не мешала проведению успешной экспансионистской политики. Через некоторое время после вторжения в 945 году в Стратклайд английского короля Эдмунда I провинция была передана Малкольму I. Во время правления короля Индульфа (954-62) шотландцы заняли крепость, позднее названую Эдинбургом, — свой первый опорный пункт в Лотиане. В правление Малкольма II единство шотландских земель укрепилось. Переломным годом, возможно, был 1018, когда Малкольм II нанёс Нортумбрии поражение в битве при Кареме.

Завоевание Англии норманнами в 1066 послужило причиной цепи событий, из-за которых Шотландия в корне изменилась. Малкольм III женился на Маргарите, сестре Эдгара Этлинга, свергнутого англо-саксонского претендента на английский трон, который впоследствии получил поддержку со стороны Шотландии. Маргарита сыграла важную роль в снижении влияния кельтского христианства. Её сын, Давид I, женившись, стал сильным властителем. Он способствовал введению в Шотландии феодализма и поощрял приток населения из Нидерландов в «бурги», чтобы укрепить торговые связи с континентальной Европой. К концу XIII века многие норманнские и англо-норманнские семейства получили в дар шотландские земли.


Замок СтерлингНесмотря на некоторое сближение стран, войны между ними не затухают. Так, внук Давида I, Вильгельм I Лев, воспользовавшись поднятым против английского короля Генриха II бунтом его сыновей, попытался вернуть себе провинцию Нортумберленд, ранее принадлежавшую шотландским королям, но потерянную. Шотландская армия вторглась в северные графства Англии, однако была разбита около Алника в 1174 году, при этом Вильгельм I Лев попал в плен. Вернуть себе свободу он смог только пойдя на заключение договора в Фалезе, по которому признавалось подчинение Шотландии Англии, а шотландской церкви — английской. Позднее от этих негативных последствий удалось избавиться: шотландская церковь была провозглашена независимой от английской и непосредственно подчинённой папскому престолу. А нуждающийся в деньгах на крестовый поход английский король Ричард I Львиное Сердце за 10 000 марок признал независимость Шотландии по вновь заключённому в Кентербери в 1189 году договору.

Конец XIII века стал для Шотландии серьёзным испытанием. После смерти в 1286 году короля Александра III не осталось прямых наследников мужского пола и королевой была объявлена Маргарита, внучка Александра III, рождённая его дочерью, вышедшей замуж за короля Норвегии Эйрика II. Король Англии Эдуард I попытался вновь обрести контроль над Шотландией, и настоял на заключении брака между его сыном, будущим королём Эдуардом II и королевой Маргаритой, несмотря на её малый возраст. Но ни свадьбы, ни даже коронации королевы Маргариты не состоялось, по дороге девочка простудилась и не достигнув шотландской земли умерла на Оркнейских островах.

Так как прямая ветвь пресеклась, в 1290 году претензии на престол страны выдвинуло сразу несколько кандидатов, в том числе Иоанн Баллиол, внук старшей дочери Давида Хантингдонского, брата королей Малькольма IV и Вильгельма I Льва, и Роберт Брюс, 5-й лорд Аннандейла, сын средней дочери Давида. Одним из претендентов был и Эдуард I, являвшийся потомком Матильды Шотландской. Но, английский король, понимая свои невысокие шансы на избрание, предпочёл возглавить суд для рассмотрения «Великой Тяжбы». В 1292 году Эдуард I вынес решение в пользу Иоанна Баллиола, и 30 ноября 1292 года Иоанн был коронован королём Шотландии. В качестве благодарности за поддержку Иоанн I Баллиол признал сюзеренитет Англии.

Несмотря на коронацию, права Иоанна на престол отказались признать часть шотландских баронов во главе с Робертом Брюсом, лордом Аннандейла. А Эдуард I начал обращаться с Шотландией как с вассальной территорией, вынуждая Иоанна выступать в английских судах в качестве ответчика по шотландским искам и размещая английские гарнизоны в шотландских крепостях. В целях ослабления зависимости от Англии Иоанн Баллиол в 1295 году возобновил союз с Францией и Норвегией и открыто выступил против Эдуарда I.

В ответ на эти действия Эдуард I объявил Иоанна I Баллиола мятежным вассалом. В 1296 году английская армия вторглась на территорию Шотландии и наголову разбила шотландцев в битве при Спотсмуре и относительно легко завоевала всю страну. Иоанн был пленён и подписал 10 июля 1296 года отречение от престола Шотландии, он был лишён рыцарского достоинства и гербов — от этого его последующие прозвище «Пустой плащ». На правах сюзерена отказавшегося от лена вассала, Эдуард I объявил себя королём Шотландии, в результате чего страна потеряла независимость.

Режим установленный английскими властями был столь жесток что уже в 1297 году шотландцы подняли восстание, которое возглавили Уильям Уоллес и Эндрю де Морей, английская армия в битве на Стерлингском мосту была разгромлена. Эндрю де Морей получил в этой битве серьёзные раны и вскорости скончался. Шотландия была освобождена от английских войск, а Уильям Уоллес был избран Хранителем Шотландии.

Эдуард I был взбешён сопротивлением шотландцев, следующее вторжение возглавил лично и в 1298 году в Фолкеркской битве разбил шотландцев. Уильям Уоллес был вынужден бежать и скрываться. Позднее в 1305 году предан шотландским рыцарем Джоном де Ментейсом, арестован англичанами, обвинён в государственной измене, которую не признал, так как не считал английского короля своим королём и 23 августа казнён в Лондоне. Его тело было разрублено на части, которые были выставлены в крупнейших городах Шотландии.

После Фолкеркской битвы сопротивление возглавили потомки претендентов на престол Шотландии во время «Великой Тяжбы» Рыжий Комин и будущий король Роберт I Брюс, остававшиеся соперниками в стремлении завладеть престолом Шотландии. Брюс устранил соперника, убив его в церкви во время встречи, и взошёл на престол как король Роберт I 25 марта 1306 года. После длительной и напряжённой войны он одержал окончательную победу над англичанами в битве при Бэннокберне в 1314 году. Войска английского короля Эдуарда II были разбиты, а сам король бежал и не слезал с коня до самой английской границы. Но после смерти Роберта I Брюса война за Шотландию вспыхнула вновь (1332—1357), в её Эдуард Баллиол, поддержанный королём Англии Эдуардом III, оспаривал трон у наследников Роберта I Брюса.

В процессе длительной и изнурительной войны сын Роберта I Брюса Давид II сумел отстоять свои права на престол, но умер он бездетным, и поэтому после его смерти Роберт Стюарт, как его ближайший наследник, был 26 марта 1371 года коронован в Сконе как король Роберт II. Начался более чем трехсотлетний период правления династии Стюартов.

К концу Средневековья Шотландия была разделена на две культурные зоны: равнины, жители которых говорили на англо-шотландском языке, и горную Шотландию, население которой пользовалось гаэльским. Галовейский гаэльский диалект сохранялся, возможно, вплоть до XVIII века в удалённых частях юго-запада страны, входивших в графство Галлоуэй. Исторически равнинная Шотландия в культурном плане была более близка к Европе. В горной же Шотландии сформировалась одна из отличительных черт региона — шотландская клановая система. Могущественные кланы сохраняли своё влияние даже после вступления в действие «Акта об унии» в 1707 году.

В 1603 году король Шотландии Яков VI унаследовал английский престол и стал королём Англии Яковом I. За исключением периода существования Содружества, Шотландия оставалась отдельным государством, но вместе с тем имели место значительные конфликты между монархом и шотландскими пресвитерианами по поводу формы церковного управления. После Славной революции и свержения католика Якова VII Вильгельмом III и Марией II, Шотландия короткое время угрожала избрать собственного монарха-протестанта, но под угрозой разрыва Англией торговых и транспортных связей шотландский парламент совместно с английским в 1707 году принял «Акт об унии». В результате объединения было образовано королевство Великобритания.

Тем не менее, в Шотландии оставалась много сторонников свергнутой династии Стюартов. После восшествия на престол Георга I в Шотландии вспыхнуло восстание: осенью 1715 10—15 тысяч вооружённых якобитов под командованием графа Мар проникли в Англию, но потерпели поражение при Престоне. В то же время, Джеймс Фрэнсис Эдуард Стюарт, единственный сын Якова II и Марии Моденской, известный как «Старый Претендент», высадился в Шотландии, почти без свиты, и 27 января 1716 был коронован в Сконе, под именем Якова VIII, но скоро вынужден был бежать на континент.

Во время последней попытки восстановления династии Стюартов на престоле (1745—1746) вождём восставших был уже не состарившийся Яков, а сын его Карл-Эдуард, известный также как «Красавчик принц Чарли» или «Молодой Претендент». В июле 1745 года принц высадился в Эрискее, в Шотландии, поднял знамя отца и начал якобитское восстание. Претендента поддержали в основном представители горных кланов Шотландии. Быстро взяв без боя столицу Шотландии Эдинбург, Чарльз 21 сентября разбил при Престонпенсе единственную правительственную армию, находившуюся в Шотландии, и двинулся на юг в Англию во главе армии из 6 тысяч человек. Заняв Карлайл и дойдя до Дербишира, принц по требованию советников повернул назад, в Шотландию, так как в Англии якобитское движение массовой поддержки не вызвало.

Против него была отправлена английская армия во главе с сыном короля Вильямом Августом, герцогом Кумберлендским, которого Георг II отозвал с поля европейских сражений Войны за австрийское наследство. 16 апреля 1746 года армии встретились в сражении при Куллодене, в трёх милях к востоку от Инвернесса, в северной Шотландии. На открытой местности армия якобитов оказалась беззащитной перед мощным артиллерийским огнём Кумберленда и вскоре была рассеяна; советник принца лорд Джордж Мюррей сумел отвести остаток армии в боевой готовности в Рутвен, собираясь продолжать войну, но Карл, считая, что его предали, решил оставить восставших. Битва при Куллодене стала последним сражением на территории острова Великобритания.

Яков умер в Альбано в 1766 и похоронен в римском Соборе Святого Петра, а Карл-Эдуард скончался в возрасте 67 лет 31 января 1788 года и похоронен там же. После Карла-Эдуарда, не оставившего законных детей, якобитским претендентом стал кардинал Стюарт (как «Генрих IX и I»). С его смертью в 1807 году род Стюартов пресёкся.

После принятия «Акта об унии», Шотландского просвещения и промышленной революции страна стала мощным европейским коммерческим, научным и индустриальным центром. Следует отметить, что Шотландия во многом занимает уникальное положение в Соединённом Королевстве, что связано с историей её объединения с Англией и участием в работе общегосударственного парламента при сохранении своей административной и судебной системы. А так как административные и политические системы двух стран оставались отличными, то создавался надёжный базис сохранения национальных сил в Шотландии.[2]

После Второй мировой войны Шотландия испытала резкий спад производства, но в последние десятилетия происходит культурное и экономическое возрождение региона за счёт развития сферы финансовых операций и производства электроники. Шотландия на протяжении длительного времени рассматривалась центральным правительством, как регион с низким промышленным потенциалом и замедленным развитием, что было связано с падением значения ряда старых отраслей, например угольной, текстильной отрасли, кораблестроения. Большое значение для Шотландии в переориентации экономики сыграли иностранные инвестиции в основном североамериканских и японских компаний[3], а также доходов от добычи нефти и газа на шельфе Северного моря. В 1999 году были проведены выборы в Парламент Шотландии, учреждение которого было закреплено в «Шотландском акте» в 1998 году.

С начала 2000 года в Шотландии усиливается влияние националистов. В 2007 году Национальная партия выиграла выборы в шотландский парламент, а её лидер объявил, что будет добиваться проведения в 2010 году референдума о независимости Шотландии.

(по материалам Википедия Свободная энциклопедия)



на фото - замок Стерлинг

Серия сообщений "Шотландия":
Часть 1 - Роберт Бернс. Биография. Стихи.
Часть 2 - История Шотландии
Часть 3 - Вересковый мед. Шотландская баллада (из Роберта Стивенсона)
Часть 4 - И снова шотландцы! (Спасибо Nora_Eleo)
...
Часть 13 - Шотландия. Килт... что это такое?..
Часть 14 - Шотландия. Замок Танталлон.
Часть 15 - Снова тест!:) Какая вы кошка?.. (И опять Шотландия!:)))

Классика » Бернс Роберт


Смотрите также:
Стихи о любви Роберта Бернса


Биография Роберта Бёрнса
БЁРНС, РОБЕРТ (Burns, Robert) (1759–1796), шотландский поэт. Создал
самобытную поэзию, в которой прославил труд, народ и свободу, бескорыстную
и самоотверженную любовь и дружбу. Сатирические антицерковные поэмы "Два
пастуха" (1784), "Молитва святоши Вилли" (1785), сборник "Стихотворения,
написанные преимущественно на шотландском диалекте" (1786), патриотический
гимн "Брюс - шотландцам", кантата "Веселые нищие", гражданская и любовная
лирика (стихотворения "Дерево свободы", "Джон Ячменное зерно" и др.),
застольные песни. Собрал и подготовил к изданию произведения шотландского
поэтического и музыкального фольклора, с которым тесно связана его поэзия.
Родился 25 января 1759 в Аллоуэе (графство Эр) в семье огородника и
фермера-арендатора Уильяма Бёрнса и его жены - Агнессы. Первый из семи
детей. Получил прекрасное образование благодаря отцу. С детства читал
Библию, английских Августианских поэтов (Поуп, Эдисон, Свифт и Стил) и
Шекспира. Начал писать стихи, когда учился в школе и работал на ферме.
Роберт и его брат Гилберт два года ходили в школу. В 1765 отец взял в
аренду ферму Маунт Олифант, и Роберт с 12 лет батрачил как взрослый
работник, недоедал и перенапрягал сердце. Он читал все, что подворачивалось
под руку, – от грошовых брошюрок до Шекспира и Мильтона. В школе он слышал
только английскую речь, но от матери и старой прислуги и из тех же брошюрок
приобщился к языку шотландских баллад, песен и сказок.
В 1777 отец перебрался на ферму Лохли близ Тарболтона, и для Роберта
началась новая жизнь. В Тарболтоне он нашел себе компанию по душе и скоро
стал в ней верховодом. В 1780 Бёрнс и его друзья организовали веселый «Клуб
холостяков», а в 1781 он вступил в масонскую ложу. 13 февраля 1784 отец
умер, и на оставшиеся после него деньги Роберт и Гилберт перевезли семью на
ферму Моссгил близ Мохлина. Еще раньше, в 1783, Роберт начал записывать в
тетрадь свои юношеские стихи и изрядно высокопарную прозу. Связь со
служанкой Бетти Пейтон привела к появлению на свет его дочери 22 мая 1785.
Местные клирики воспользовались случаем и наложили на Бёрнса епитимью за
блудодейство, однако это не мешало мирянам смеяться, читая ходившие в
списках Святую ярмарку и Молитву святоши Вилли.
В начале 1784 Бёрнс открыл для себя поэзию Р.Фергюссона и понял, что
шотландский язык отнюдь не варварский и отмирающий диалект и способен
передать любой поэтический оттенок – от соленой сатиры до лирических
восторгов. Он развил традиции Фергюссона, особенно в жанре афористической
эпиграммы. К 1785 Бёрнс уже приобрел некоторую известность как автор ярких
дружеских посланий, драматических монологов и сатир.
В 1785 Бёрнс полюбил Джин Армор (1765–1854), дочь мохлинского
подрядчика Дж.Армора. Бёрнс выдал ей письменное «обязательство» – документ,
по шотландскому праву удостоверявший фактический, хоть и незаконный брак.
Однако репутация у Бёрнса была настолько плохая, что Армор порвал
«обязательство» в апреле 1786 и отказался взять поэта в зятья. Еще до этого
унижения Бёрнс решил эмигрировать на Ямайку. Неверно, будто он издал свои
стихотворения, чтобы выручить деньги на дорогу, – мысль об этом издании
пришла к нему позже. Напечатанные в Кильмарноке Стихотворения
преимущественно на шотландском диалекте (Poems, Chiefly in the Scottish
Dialect) поступили в продажу 1 августа 1786. Половина тиража в 600
экземпляров разошлась по подписке, остальное было продано за несколько
недель. После этого Бёрнс был принят в аристократическом литературном кругу
Эдинбурга. Собрал, обработал и записал около двухсот песен для шотландского
музыкального общества. Сам стал писать песни. Слава пришла к Бёрнсу едва ли
не в одночасье. Знатные господа распахнули перед ним двери своих особняков.
Армор отказался от иска, от Бетти Пейтон откупились 20 фунтами. 3 сентября
1786 Джин родила двойню.
Местная знать советовала Бёрнсу забыть об эмиграции, поехать в
Эдинбург и объявить общенациональную подписку. Он прибыл в столицу 29
ноября и при содействии Дж.Каннингема и других заключил 14 декабря договор
с издателем У.Кричем. В зимний сезон Бёрнс был нарасхват в светском
обществе. Ему покровительствовали «Каледонские охотники», члены
влиятельного клуба для избранных; на собрании Великой масонской ложи
Шотландии его провозгласили «Бардом Каледонии». Эдинбургское издание
Стихотворений (вышло 21 апреля 1787) собрало около трех тысяч подписчиков и
принесло Бёрнсу примерно 500 фунтов, включая сто гиней, за которые он,
послушавшись дурного совета, уступил Кричу авторские права. Около половины
вырученных денег ушло на помощь Гилберту и его семье в Моссгиле.
Перед отъездом из Эдинбурга в мае Бёрнс познакомился с Дж.Джонсоном,
полуграмотным гравером и фанатичным любителем шотландской музыки, который
незадолго до того издал первый выпуск «Шотландского музыкального музеума»
(«The Scots Musical Museum»). С осени 1787 до конца жизни Бёрнс фактически
был редактором этого издания: собирал тексты и мелодии, дополнял
сохранившиеся отрывки строфами собственного сочинения, утраченные или
непристойные тексты заменял своими. Он так преуспел в этом, что без
документированных свидетельств зачастую невозможно установить, где народные
тексты, а где тексты Бёрнса. Для «Музеума», а после 1792 для более
изысканных, но и менее ярких «Избранных самобытных шотландских мелодий»
(«Select Collection of Original Scottish Airs», 1793–1805) Дж.Томсона он
написал более трехсот текстов, каждый на свой мотив.
Бёрнс триумфатором возвратился в Мохлин 8 июля 1787. Полгода славы не
вскружили ему голову, однако изменили отношение к нему в деревне. Арморы
радушно приняли его, и он возобновил отношения с Джин. Но эдинбургская
служанка Пегги Камерон, родившая ребенка от Бёрнса, подала на него в суд, и
он снова отправился в Эдинбург.
Там он 4 декабря познакомился с образованной замужней дамой Агнес Крэг
М'Лехуз. Через три дня он вывихнул колено и, прикованный к постели, затеял
с «Клариндой», как она себя называла, любовную переписку. Вывих имел и
более существенные последствия. Пользовавший Бёрнса врач был знаком с
Комиссаром по акцизу в Шотландии Р.Грэмом. Узнав о желании поэта служить в
акцизе, он обратился к Грэму, тот разрешил Бёрнсу пройти надлежащее
обучение. Поэт прошел его весной 1788 в Мохлине и Тарболтоне и 14 июля
получил диплом. Перспектива альтернативного источника заработка придала ему
смелости подписать 18 марта контракт на аренду фермы Эллисленд.
Узнав, что Джин опять забеременела, родители выгнали ее из дома. Бёрнс
вернулся в Мохлин 23 февраля 1788 и, судя по всему, сразу признал ее своей
женой, хотя оглашение состоялось только в мае, а церковный суд утвердил их
брак лишь 5 августа. 3 марта Джин родила двух девочек, которые вскоре
умерли. 11 июня Бёрнс приступил к работе на ферме. К лету 1789 стало ясно,
что в близком будущем Эллисленд дохода не принесет, и в октябре Бёрнс по
протекции получил должность акцизного в своем сельском районе. Он прекрасно
ее исполнял; в июле 1790 его перевели в Дамфрис. В 1791 Бёрнс отказался от
аренды Эллисленда, переехал в Дамфрис и зажил на жалование акцизного.
Творческая работа Бёрнса на протяжении трех лет в Эллисленде сводилась
в основном к текстам для джонсоновского «Музеума», за одним серьезным
исключением – повести в стихах Тэм О'Шентер (Tam O'Shanter). В 1789 Бёрнс
познакомился с собирателем древностей Фр.Гроузом, который составлял
двухтомную антологию Шотландская старина (The Antiquities of Scotland).
Поэт предложил ему дать в антологии гравюру с изображением аллоуэйской
церкви, и тот согласился – с условием, что Бёрнс напишет к гравюре легенду
о ведьмовстве в Шотландии. Так возникла одна из лучших баллад в истории
литературы.
Между тем разгорались страсти вокруг Великой французской революции,
которую Бёрнс принял с энтузиазмом. Пошли расследования относительно
лояльности государственных служащих. К декабрю 1792 на Бёрнса накопилось
столько доносов, что в Дамфрис прибыл Главный акцизный Уильям Корбет, дабы
лично проводить дознание. Стараниями Корбета и Грэма все кончилось тем, что
Бёрнса обязали не болтать лишнего. Его по-прежнему намеревались продвигать
по службе, но в 1795 он начал терять здоровье: ревматизм сказался на
ослабленном еще в отрочестве сердце. Умер Бёрнс 21 июля 1796.
Бёрнса превозносят как романтического поэта – в обиходном и
литературном смысле этого определения. Однако миропонимание Бёрнса
опиралось на практичное здравомыслие крестьян, среди которых он вырос. С
романтизмом он в сущности не имел ничего общего. Напротив, его творчество
знаменовало последний расцвет шотландской поэзии на родном языке – поэзии
лирической, земной, сатирической, подчас озорной, традиции которой были
заложены Р.Хенрисоном (ок. 1430 – ок. 1500) и У.Данбаром (ок. 1460 – ок.
1530), забыты в эпоху Реформации и возрождены в 18 в. А.Рамзеем и
Р.Фергюсоном.







Стихи о любви (и не только)


* * *

В моей душе покоя нет:
Весь день я жду кого-то,
Без сна встречаю я рассвет,
И все из-за кого-то.
Со мною нет кого-то,
Ах, где найти кого-то,
Могу весь мир я обойти
Чтобы найти кого-то.
Чтобы найти кого-то
Могу весь мир я обойти...

О вы, хранящие любовь
Неведомые силы!
Пусть невредим вернется вновь
Ко мне мой кто-то милый.
Но нет со мной кого-то,
Мне грустно отчего-то,
Клянусь, что все бы я отдал
На свете для кого-то.
На свете для кого-то
Клянусь, что все бы я отдал...


ПОЦЕЛУЙ

Влажная печать признаний,
Обещанье тайных нег -
Поцелуй, подснежник ранний,
Свежий, чистый, точно снег.

Молчаливая уступка,
Страсти детская игра,
Дружба голубя с голубкой,
Счастья первая пора.

Радость в грустном расставанье
И вопрос: "когда ж опять?"
Где слова, чтобы названье
Этим чувствам отыскать?


МАЛЕНЬКАЯ БАЛЛАДА

Где-то девушка жила.
Что за девушка была!
И любила парня славного она.

Но расстаться им пришлось
И любить друг друга врозь,
Потому что началась война.

За морями, за холмами -
Там, где пушки мечут пламя,
Сердце воина не дрогнуло в бою.

Это сердце трепетало
Только ночью в час привала,
Вспоминая милую свою!



ЛЮБОВЬ

Любовь, как роза, роза красная,
Цветет в моем саду.
Любовь моя - как песенка,
С которой в путь иду.

Сильнее красоты твоей
Моя любовь одна.
Она с тобой, пока моря
Не высохнут до дна.

Не высохнут моря, мой друг,
Не рушится гранит,
Не остановится песок,
А он, как жизнь, бежит...

Будь счастлива, моя любовь,
Прощай и не грусти.
Вернусь к тебе, хоть целый свет
Пришлось бы мне пройти!


***

Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.

Очень холодно девчонке,
Бьет девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.

Если кто-то звал кого-то
Сквозь густую рожь
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмешь?

И какая нам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..

ПЕСНЯ

Ты свистни - тебя не заставлю я ждать,
Ты свистни - тебя не заставлю я ждать.
Пусть будут браниться отец мой и мать,
Ты свистни - тебя не заставлю я ждать!

Но в оба гляди, пробираясь ко мне.
Найди ты лазейку в садовой стене,
Найди три ступеньки в саду при луне.
Иди, но как будто идешь не ко мне,
Иди, будто вовсе идешь не ко мне.

А если мы встретимся в церкви, смотри,
С подругой моей, не со мной говори,
Украдкой мне ласковый взгляд подари,
А больше - смотри! - на меня не смотри,
А больше - смотри! - на меня не смотри!

Другим говори, нашу тайну храня,
Что нет тебе дела совсем до меня.
Но, даже шутя, берегись, как огня,
Чтоб кто-то не отнял тебя у меня,
И вправду не отнял тебя у меня!

Ты свистни - тебя не заставлю я ждать,
Ты свистни - тебя не заставлю я ждать.
Пусть будут браниться отец мой и мать,
Ты свистни - тебя не заставлю я ждать!

***

В полях, под снегом и дождем,
Мой милый друг,
Мой бедный друг,
Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг,
От зимних вьюг.

А если мука суждена
Тебе судьбой,
Тебе судьбой,
Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой,
Делить с тобой.

Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом,
Где тьма кругом, -
Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем,
С тобой вдвоем.

И если б дали мне в удел
Весь шар земной,
Весь шар земной,
С каким бы счастьем я владел
Тобой одной,
Тобой одной.



БОСАЯ ДЕВУШКА

Об этой девушке босой
Я позабыть никак не мог.
Казалось, камни мостовой
Терзают кожу нежных ног.

Такие ножки бы одеть
В цветной сафьян или в атлас.
Такой бы девушке сидеть
В карете, обогнавшей нас!

Бежит ручей ее кудрей
Льняными кольцами на грудь.
А блеск очей во тьме ночей
Пловцам указывал бы путь.

Красавиц всех затмит она,
Хотя ее не знает свет.
Она достойна и скромна.
Ее милее в мире нет.


МОЕ СЧАСТЬЕ

Доволен я малым, а большему рад.
А если невзгоды нарушат мой лад,
За кружкой, под песню гоню их пинком -
Пускай они к черту летят кувырком.

В досаде я зубы сжимаю порой,
Но жизнь - это битва, а ты, брат, герой.
Мой грош неразменный - беспечный мой нрав,
И всем королям не лишить меня прав.

Гнетут меня беды весь год напролет.
Но вечер с друзьями - и все заживет.
Когда удалось нам до цели дойти,
К чему вспоминать нам о ямах в пути!

Возиться ли с клячей - судьбою моей?
Ко мне, от меня ли, но шла бы скорей.
Забота иль радость заглянет в мой дом,
- Войдите! - скажу я, - авось проживем!



ЗА ПОЛЕМ РЖИ

За полем ржи кустарник рос.
И почки нераскрытых роз
Клонились, влажные от слез,
Росистым ранним утром.

Но дважды утренняя мгла
Сошла, и роза расцвела.
И так роса была светла
На ней душистым утром.

И коноплянка на заре
Сидела в лиственном шатре
И вся была, как в серебре,
В росе холодной утром.

Придет счастливая пора,
И защебечет детвора
В тени зеленого шатра
Горячим летним утром.

Мой друг, и твой придет черед
Платить за множество забот
Тем, кто покой твой бережет
Весенним ранним утром.

Ты, нераскрывшийся цветок,
Расправишь каждый лепесток
И тех, чей вечер недалек,
Согреешь летним утром!



В ГОРАХ МОЕ СЕРДЦЕ

В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.

Прощай, моя родина! Север, прощай, -
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!

Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.

В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу!





















А это - знаменитые вислоухие шотландские кошки




Волынщик:)




Плетистые розы

Серия сообщений "Шотландия":
Часть 1 - Роберт Бернс. Биография. Стихи.
Часть 2 - История Шотландии
Часть 3 - Вересковый мед. Шотландская баллада (из Роберта Стивенсона)
...
Часть 13 - Шотландия. Килт... что это такое?..
Часть 14 - Шотландия. Замок Танталлон.
Часть 15 - Снова тест!:) Какая вы кошка?.. (И опять Шотландия!:)))