Все, что я напечатала.
Скорбь Сатаны.
Если обычная девочка с необычными моральными устоями попадет в другой мир, что с ним[миром] случится? Сейчас узнаем...
***Оглавление***
Часть 1 — просто разожги костер.
Часть 2 — просто зажги глаза.
Часть 3 — просто включи свет.
Часть 1.
Просто разожги костер.
Огонь, кругом огонь.
Горит моя душа.
Огонь, кругом огонь.
Не потушить пожар.
И к небу вьется дым,
И смог - не продохнуть...
Огонь, кругом огонь -
Его не обмануть.
Как солнце слепит он,
И греет он меня.
Но нет огня без дыма,
Как дыма без огня.
Глава 1.
Ведьма.
Я честно пыталась понять, что происходит. По вполне ясным причинам у меня это не получалось. Мозг работать отказывался, ибо летающие кошечки и собачки отнюдь не стимулировали мыслительный процесс. Усилием воли я отвела взгляд от этих чудных созданий, поообещав себе заняться ими позже, и уже второй раз за пять минут застыла в всьма живопистой позе: рот открыт, глаза с пятак, рядом скутер на ногу падает... Ой...
- Ау! - я подпрыгнула на одной ноге и с раздражением посмотрела на свой любимый протюнингованный Aprilia SR50 R Factory черного цвета. Но глаза против воли возвращались к небу. М-дааа. Я ведь не пью, не курю, травку не потребляю. И сегодня исключения не делала! Тогда почему мне мерещится такое?!
То эти чудные пушные зверьки, которые тут, наверное, незаметно подлетают, то вот это, так сказать, природное явление... Мне бы сейчас сесть на скутер — и вперед, так нет, стою, пялюсь на три звезды в небе, которые, видимо, заменяют Солнце. Но почему три-то?! Причем разноцветные: одно синее, другое желтое, третье красное. Нет, я конечно знаю, что звезды разноцветные ( Солнце вот вообще желтый, но в будущем белый, карлик ), но с такого расстояния, да еще и плюс атмосфера, цвет должен быть стандартным, то есть желтым. Или я чего-то недопонимаю? Все-таки астроном из меня никакой.
Из состояния a-la «столб соляной, недорого» меня вывел полный ужаса и ненависти крик за спиной:
- Ведьма!!!
Я оторвалась от созерцания небесных светил и медленно развернулась. Глаза мои были размером с плошки, но осмотрела кричащего я крайне пофигистично. Рыцарь на белом крылатом коне обалдело уставился на мои очи. Ага-ага, очи черные, очи страстые... Я мрачно посмотрела на эту груду металлолома и уныло вздохнула. Глюк попался качественный.
Рыцарь наконец очнулся и повторил, правда, менее уверенно:
- Ведьма!
Я поморщилась и выдала:
- Не ори. Голова болит. Ничего, полчаса, максимум час и все это, - я красноречиво взмахнула рукой, - исчезнет. А я домой вернусь, разбираться, чем эти дуры меня напоили. Я ведь говорила, что алкогольных напитков не потребляю! Хотя поздновато глюки наступили.., - я все-таки соизволила поднять глаза ( и когда я их опустила? Ан нет, уже минуту как разглядываю собственный скутер ) и обнаружила недавнего рыцаря замахивающимся на мою несчастную голову рукояткой меча. - Ой! - только и успела сказать я, а потом кто-то устроил фейерверк у меня в черепе. Повезло еще, что недолгий. Последней моей мыслью было «Почему трава красная?»
Очнулась я на столе. Стол был в комнате. Комната была где-то. Интересно, почему данное помещение напоминает мне пыточную? Может, из-за обилия инструментов левого происхождения? Я попыталась встать и тут же застонала, во-первых от того, что привязали меня почти до предела вывернув суставы, и любое движение причиняло боль, а во-вторых, из-за головы, которая, похоже, решила взорваться. Сверхновые уже вспыхивали.
- Логарифм недодифференцированный! Найду этого «благодетеля» - мало ему не покажется! Ну кто просил его меня по башке бить?! Больно же! - дверь в комнату открылась. Какое-то чучело в черном балахоне, почему-то напоминающее инквизитора, окинуло меня ленивым взглядом и целенаправленно двинулось к столику с пыточными инструментами. Я испуганно воскликнула:
- Э-э, старче, притормози, я анатомическим пособием не нанималась! - фигура остановилась. Кажется, она медленно обалдевала. - Что, культурно поговорить нельзя?
- Ты собралась уничтожать мир. О какой культуре может идти речь? - спросил первообраз «людей в черном».
Я возмущенно вскинулась и тут же с громким стоном упала обратно. Когда голос перестал срываться, я поинтересовалась:
- Это когда я мир собралась уничтожать? Вы издеваетесь?
Чучело в балахоне резко развернулось, быстро подошло к мне и со всей силы залепило мне пощечину.
- А-а-а-а! - заорала я. - Садисты хреновы! Извращенцы, гипертангенсоиду вам в затылок! Стоп! А почему вас двое?
Теперь уже две фигуры, точно копируя движения друг друга, начали озираться по сторонам. Я огляделась и внезапная догадка озарила мое сознание.
- Стойте! - воскликнула я. - Я поняла! Это просто у меня в глазах двоится!
Человек резко скинул капюшон и посмотрел на меня с непередаваемым выражением глаз. Казалось, сейчас он вцепится мне в горло. Я тихо охнула, но не от страха, а от сострадания — лицо несчастного представляло собой кровавую маску, поэтому о его чувствах говорили лишь ярко сверкающие глаза изумрудного цвета.
- Узнала? - поинтересовался он.
Я помотала головой и тихо спросила:
- А как вы терпите это?
Мужчина вздрогнул и посмотрел на меня так, словно впервые увидел.
- Ты сошла с ума? - поинтересовался он.
- Честно? Не знаю. Хотя бы потому, что мне такое мерещится...
- Мерещится? - он с живостью подался вперед.
- Ну, начнем с того, что я недавно видела летающих кошек, собак и прочую живность. Или вот сейчас, мне кажется, что я нахожусь в средневековой камере пыток. И лицо у вас...
- Стой! - рявкнул мужчина. - Что за бред ты несешь? Или, - внезапно его глаза лихорадочно заблестели. - Ты иномирянка?
- Кто? - переспросила я.
- Ну, место, из которого ты явилась, отлично от этого?
Я устало вздохнула. Смысл его вопросов все хуже и хуже доходил до меня.
- Очень, - начала отвечать я и тут же продолжила, предвосхищая следующий вопрос. - У нас гораздо лучше развита техника, например, лошади вышли из употребления уже много лет как. Называть всякие технические штучки не буду, скажу только, что то черное и с двумя колесами — это скутер, на нем ездят, причем довольно быстро, уж всяко быстрее лошади. Хотя у вас же лошади летают, так что не думаю, что смогу обогнать такое чудо. Теперь, вы уже поняли, наверное, что летающих зверей у нас нет, летают птицы, летучие мыши, некоторые насекомые. Солнце одно. Не знаю, как у вас, но у нас планет, вращающихся вокруг Солнца — девять. Солнце желтое. Трава зеленая. Если не вдаваться в подробности — все.
Инквизитор с интересом посмотрел на меня.
- Не лжешь, - задумчиво протянул он. - Скажи, а имя Торквемада тебе не знакомо?
Я несколько секунд лежала с открытым ртом. Потом спохватилась и пробормотала:
- Знакомо. Великий инквизитор, жил в Средневековье. Больше ничего не вспоминается, но если дадите мне поспать на нормальной постели, голова будет работать лучше, - я услышала его тихий смех и продолжила, - Кстати, при чем тут Торквемада?
- У тебя, похоже, действительно голова не работет. Торквемада — это я.
Почему-то я сегодня настроена крайне пофигистично. Я не удивилась, не испугалась, только окинула его ленивым взглядом и фолософски сказала:
- Ну, Торквемада так Торквемада, только нельзя ли освободить руки?
Отзывы!
Глава 2.
Ведьме — пламя!
Только на следующее утро я поняла, куда и как вляпалась. Инквизиция, Торквемада, другой мир, Средневековье... Это казалось мне страшным сном. Однако у меня было одно предположение — на меня накатили глюки в то время, в которое я была на улице. Представьте себе человка, с исключительно тупым видом смотрящего на птиц, а потом на солнце. Неудивительно, что меня упекли в психушку. Когда я лежала на столе, причем привязанная — явно боялись, что я буйная. А теперь я в палате в домике с мягкими стенами...
Однако мой мозг неизменно подкидывал мне картнки прекрасной комнаты, обставленной просто, но со вкусом. Черная кожаная одежда, в которой я прибыла сюда, все еще была на мне, за исключением, разве что, плаща и браслета. Браслет, по видимому, порвался, а плащ с меня сняли. Я встала и поморщилась от боли во всем теле. Мне казалось, что кто-то резко втыкал миллионы иголочек в мою кожу. «Ясно. Все затекло, - устало подумала я. Хоть я и выспалась, но не отдохнула. - Кошмар. Кажется, еще немного, и я возненавижу кожу. Так, а что мне одеть?». Я огляделась и шокированно ахнула. Откуда такая роскошь?
На спинке стула лежало небрежно брошенное платье, словно сотканное из золотых лучей. Я благоговейно коснулась мягкой ткани и вновь поразилась — откуда в современном мире такая красота? Запоздало я сообразила, что я не в современности, а в совершенно другом времени, и такие платья здесь вряд ли в новинку.
Я осторожно надела это чудо и тихо выругалась сквозь зубы — завязать корсет не было никакой возможности. Однако после получаса мучений все было готово, корсет завязан, воздушные «рукава» надеты, а я побежала к зеркалу.
Лучше бы я к нему не подходила. Представьте себе ладненькую, худенькую девчонку лет девятнадцати со светлыми волосами и голубыми глазами. А теперь представьте, что волосы у нее спутаны и представляют собой какой-то клубок, лицо все помятое, глаза красные, ну и в довершение всего на лбу здоровенная шишка. Это тот рыцарь, будь он неладен, постарался. Я теперь на единорога какого-то похожа. Так что мне оставалось только ужасаться моим видом.
И как раз в этот момент в мою комнату заглянул какой-то инквизитор — просто классифицировать всех придурков в балахоне как инквизиторов было проще. Я развернулась и прорычала:
- Дверь закрой с той стороны!
Я говорила, что я прорычала? Я ошибалась. Это был скорее хрип, причем полузадушеннный. Плечи фигуры задрожали, но почему-то мне показалось, что это не от слез жалости. Нет, этот предатель подло хихикал! То, что я даже не знаю, кто под плащом, меня не остановило — я схватила подушку и с боевым кличем кинулась на него. То, что мой клич напоминал хрип зомби, меня как-то не волновало. Когда подушка была разрезана на кусочки внезапно появившимися кинжалами, я поняла глупость своего поступка. А когда фигура скинунула капюшон и моему взору предстал Торквемада собственной персоной, я охнула. Теперь его лицо выглядело просто жутко — перья перемешались с кровью, часть воткнулась в лицо. Мне захотелось провалиться сквозь землю. И желательно пониже.
Инквизитор смотрел на меня с самой настоящей ненавистью. Я вдруг четко осознала, что этот взгляд я никогда не смягчу.
- Давай помогу, - нерешительно проговорила я и не узнала собственный голос — хриплый, как карканье ворона, полный вины и отчаяния.
- Ты уже помогла, - сверкнув глазами, ровно ответил Торквемада, и мне стало страшно. Лучше бы он кричал. На моих глазах стали выступать слезы, и мужчина, жестко посмотрев на меня, отвернулся и направился к выходу стремительной походкой. Я сделала последнюю отчаянную попытку его задержать:
- Погодите! - он развернулся и насмешливо приподнял бровь. Сейчас инквизитор напоминал жуткую помесь Гарри Поттера и Северуса Снейпа — из-за изумрудных глаз и саркастичного взгляда. Я начала говорить, - Я учусь в медицинском ВУЗе... Ну, в смысле, там... То есть... Я имею в виду, дома, - я сбивалась, чувствуя отчаяние. Вот сейчас ему надоест слушать мой лепет и он уйдет. А мне останется только смотреть на закрытую дверь и понимать, что только что оттолкула от себя человека по собственной глупости. К горлу подступил ком. Из последних сил я собрала остатки самоконтроля, решив, что поплакать можно потом. - В меде учат на врача. Я учусь на генетика, но это не говорит о том, что я не проходила практику. На практике мы учились оказывать первую помощь уже на профессиональном уровне. Мне, конечно, далеко, но... Просто.., - Я опять начала сбиваться. Ком из горла проходить не желал, в результате мне плохо давалось дыхание, а нормально вздохнуть мне не давал корсет. Я уже жалела, что нацепила на себя это чертово платье. - ...я смогу удалить перья практически безболезненно. А если у меня будет доступ к лаборатории, то и наркоз приготовлю, - Я покраснела еще сильнее. Мне казалось, что дальше некуда, но, по видимому, была неправа. - Ну, наркоз — это анестезия, - у него в глазах появилось отчетливое желание меня придушить. - Анестезия — явление уменьшения чувствительности какой-либо области тела или органа, вплоть до полной её потери, - я привычно оттарабанила определение и стушевалась под злым взглядом. - То есть, местное обезболивание, - скомканно закончила я, чувствуя, как к щекам приливает еще больше крови.
Глаза инквизитора заблестели.
- Обезболивание? - хрипло переспросил он.
- Да, только вечно оно держаться не будет, да и частые применения очень вредны для человека, - я мгновенно смекнула, для чего ему понадобилась анестезия. Зеленые глаза потухли. Я тихо прошептала, глядя в пол:
- Пожалуйста... Позволь я помогу тебе... Прошу тебя...
Я услышала приближающиеся шаги. Торквемада стоял совсем рядом, но я не решалась поднять взгляд. Слишком стыдно и больно мне было. Инквизитор цепко взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. В зеленых изумрудах была горечь и затаенная боль. Он вглядывался в меня, словно хотел увидеть что-то скрытое.
- Ну помогай, - насмешливо проговорил он, а его взгляд потеплел на пару градусов.
После тонкой, почти ювелирной работы по отклеиванию перьев от кровавой каши, которая ранее именовалась лицом, я чувствовала себя выжатым лимоном. Торквемада просто встал и ушел, ничего не сказав. И правильно сделал. Я чувствовала себя такой сволочью.
Упав на кровать, я разрыдалась. За окном было уже темно. Подумав, я стянула ненавистное уже платье и, быстро расчесавшись и приведя себя в порядок, одела кожаный котюм. Плащ я накинула сверху.
На выходе из комнаты я столкнулась с незнакомым инквизитором, который спешил куда-то по своим делам. Он окинул меня взглядом, полным презрения, и пошел дальше.
- Стойте! - окликнула его я. - Не могли бы вы подсказать, где находится то черное и с колесами?
Он фыркнул и жестом пригласил меня следовать за ним. Скутер стоял в сарайчике среди разного хлама. Я осторожно вытащила его из-под кучи железок и осмотрела на предмет царапин. К моему удивлению, скутер был цел. Я выкатила его из сарая и, запрыгнув, дала по газам.
После часа самоубийственной езды я увидела огни и решила, что это деревня. Подумав, я поехала на свет. Лучше бы я этого не делала...
Когда жители меня увидели, на их лицах зажглась такая ненависть... Я решила по-тихому смыться, но по-тихому не получилось, ибо этому мешал рев скутера. Да и смыться у меня тоже не получилось, так как жители деревни окружили меня тесным кольцом, а убивать или калечить кого-то мне не хотелось. Я замерла в круге, ожидая продолжения, которое не замедлило произойти — к нам бежали люди с факелами и хворостом. Я запаниковала — если огонь тронет бензобак, скутер взорвется. За себя я не боялась — в эпицентре взрыва умирать не больно, а зато остальные явно хотели жить. То, что их основным желанием было меня сжечь для меня не было чем-то страшным, так как их время — дикие века. И люди не виноваты, что такими сказочками их кормят с детства. Хотя... Сказочками ли? Веди лицо у Торквемады давно должно было хотя бы покрыться коростой, но появлялось ощущение, что оно ежесекундно плавится. Физически это невозможно.Пока я думала, люди с факелами стали кидать хворост.
Я хотела было что-то сказать, предупредить их, а потом поняла, что это бесполезно. Что бы я ни говорила, как бы не умоляла, они не поверят мне.
- Ведьме — костер! - крикнул кто-то из толпы. Остальные подхватили его ревом. Теперь эту фразу скандировала вся деревня. Я закрыла глаза и приготовилась к смерти. И внезапно подумала, что боюсь толпы. Боюсь этой внезапной смерти личности, мне отчаянно больно и страшно видеть манекены, серые и бессмысленные, покоряющиеся воле толпы, повторяющие все, что хочет она. Внезапно у меня в голове всплыли строки стихотворения «И движутся манекены, не ведая больше страха, Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином...». Странные, однако, мысли посещают твою прелестную головку перед смертью, Лика! Очень странные!
Смерть не приходила. И люди как-то странно замолкли. Я приоткрыла один глаз и увидела расступающуюся перед высокой фигурой в инквизиторском наряде толпу. Инквизитор откинул капюшон, посмотрел на меня изумрудными глазами и объявил:
- Дура. Ты хоть думай, когда делаешь, а?
Я снова покраснела и опустила взгляд в землю.
- Кстати, а почему ты не вырвалась из круга? Они ведь были безоружны.
Ярость затопила мое сознание:
- Ты за кого меня принимаешь?! - прошипела я. Инквизитор отшатнулся. Кажется, я его здорово испугала. - Проехаться по кому-то ради спасения своей шкуры — извини, не дошла до этого. Не знала, что у инквизиторов такое понятие о морали!
Торквемада шокированно смотрел на меня, а я резко развернулась на мотоцикле и медленно поехала вперед, толпа расступалась передо мной, стремясь оказаться как можно дальше. Правда, женщины смотрели на меня сочувствующе, кто-то даже протянул платок, видя мои слезы. Я тихо поблагодарила и поехала дальше. В этом все Средневековье — колдунья — надо сжечь, не колдунья — надо помочь. Выехав за пределы деревни, я разогналась до максимальной скорости. Ехать так быстро было страшно, но зато можно было скорее отдалиться от всего произошедшего — ветер просто выдувал мысли из моей головы.
Отзывы!
Глава 3.
Когда же я вернусь домой?...
Akum@)~ , те строчки из вот этого стихотворения:
Порой умирают боги - и права нет больше верить
Порой заметает дороги, крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв потрясает сушу,
Когда умирает богиня, когда оставляет души
Огонь пожирает стены, и храмы становятся прахом
И движутся манекены, не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фолклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадах, умолнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут
Так иди и твори, что надо, не бойся, никто не накажет
Теперь ничего не свято...
Я огляделась. Решив сбежать как можно дальше, я элементарно не подумала о том, что просто не знаю дороги назад. Я подавила приступ паники — да, я отлично ориентируюсь на местности, да, нахожу общий язык с любыми животными, держу дома огромного белого волка, но этот лес мне незнаком, его обитатели меня не знают, а за то время, что я буду располагать их к себе, меня двадцать раз успеют съесть. Тем более, сейчас слишком темно, чтобы найти дорогу обратно по следам от от шин. Усилием воли я остановила поднимающуюся в груди волну отчаяния и тоски по дому, по родителям, по Фиксу — ленивому полосатому коту, по Рубиусу — волку-альбиносу, по всем... Первый приступ прошел и я вновь обрела способность мыслить здраво. Но ненадолго — снова в голове всплыли картинки дома, снова сердце защемила тоска. Я буквально упала со скутера и впилась ногтями в землю, пытаясь хоть как-то унять боль. Слезы потекли по моим щекам, я плакала молча, абсолютно беззвучно, но от этого не менее горько. Как сквозь вату я услышала громкое хлопанье крыльев. Кто-то подошел ко мне и поднял на руки. Через пелену слез я увидела Торквемаду, и отчаянно вцепилась в его одежду.
- Сильно испугалась? - участливо спросил он, направляясь к вороному коню с белыми крыльями.
Я покачала головой и через всхлипывания ответила:
- Совсем не испугалась. Просто... Я так хочу домой! - руки, держащие меня окаменели. - Там остались все — семья, друзья, животные... А Рубиуса убьют или сдадут в зоопарк, - тихо добавила я. Истерика грозила начаться по новой, стоило мне только вспомнить о том, что сделают с волком мои родители. Возможно, вернувшись, я увижу его шкуру, прибитую к стене.
- И тебя совсем ничего не держит в этом мире? - спросил он безучастно. Именно от этого голоса я и успокоилась. Серьезно посмотрев на инквизитора, я ответила:
- Нет. Если мне из-за кого было бы жалко уходить, то только из-за тебя. Но я сама тебя оттолкнула.
Торквемада вздронул и с интересом посмотрел на меня. Зеленые глаза сверкнули в темноте. Мужчина осторожно усадил меня на лошадь и сел сзади.
- Кто такой Рубиус? - с интересом спросил он.
- Волк, - ответила я. - Волк-альбинос. Огромный зверь, защищающий меня. Родители ненавидят Руби, - непонятно зачем добавила я.
Мы помолчали. Через некоторое время я снова начала вспоминать дом.
- Только узкие улицы, нет площадей,
Только серые толпы незрячих людей,
В этом городе пыльном боюсь заплутать
И таким же незрячим со временем стать.
Я всем телом ощутила напряжение инквизитора.
- О чем ты? - глухо спросил он.
А меня внезапно прорвало:
- Знаешь, я ведь одинока там. У меня чуть ли не сотня подруг, я живу с родителями, встречаюсь с парнем, но подруги меня не понимают, родители откупаются дорогими подарками, а парня я не люблю. Это просто... дань необходимости. Да и в толпе меньше чувствуешь себя одной. Хотя... Это ведь самое страшное — быть одиноким в толпе. Я с детства боялась гущи людей, всегда хотела сбежать от города... Как это называется в психологии? Не помню... Я называю это «Поклятием Зверя». Может, я права. Не знаю. На самом деле я тоскую по Рубиусу и Фиксу... Только по ним... Но я не хочу привыкать к жизни здесь, ведь все это может оказаться простым сном...
Торквемада молчал. Мне почему-то казалось, что он понимает меня лучше, чем кто-либо другой. Чем я сама.
- А почему белого волка ты назвала Рубиус? Ведь Рубиус — это от слова «рубин».
- Это из-за книги. Одной книги, которой я буквально заболела. Сильнее этой книги я ничего не читала, но перечитывать ее было тяжело.* Поэтому я просто назвала животных именами из книги. Иначе меня магнитом тянуло ее перечитать. Полное имя Руби — Илия Рубиус дай Драгон. Фикса же я вообще не выговорю — слишком длинное. Зато одно, - я усмехнулась. С ним было хорошо и тепло, моя душа в кои-то веки успокоилась. Он против своей воли обнимал меня — уздечек здесь не использовали, значит, конь управлялся за гриву, а для этого ему пришлось полуобхватить меня за талию и прижаться ко мне сзади. Я старалась думать, что это — ободряющие объятия.
Мы больше не заговаривали, и молча приземлились на площадку около древнего готического замка. Только теперь я по-настоящему смогла его рассмотреть. Он походил на идеально урепленную крепость, которою просто невозможно захватить. Черный замок был прекрасен. Пока я разглядывала строение, инквизитор легко спрыгнул с коня и осторожно подхватил меня под мышки, легко сняв с коня и поставив меня на землю. Я благодарно улыбнулась. Торквемада удивленно посмотрел на меня. Его глаза потеплели.
- Проводить тебя в комнату?
- А можно лучше в столовую?
Торквемада удивленно моргнул. Я пояснила:
- Я с утра ничего не ела.
Торквемада хмыкнул и поманил меня за собой. После десятков галерей и переходов, мы зашли в красивое помещение с длинными дубовыми скамьями и столами. Инквизитор прошел в небольшую дверь, и через пару минут появился оттуда с глиняным горшком. Я за эти несколько минут успела изучить столовую и даже обнаружила простые глиняные тарелки и стальные ложки. Сполоснув их, я «накрыла» на стол. Для прикола я поставила тарелки по соседству.
Инквизитор не выказал никакого удивления тем, что я уже все обсмотрела и никакого раздражения тем, что ему прийдется сесть совсем рядом со мной. Я быстро налила какой-то странный суп в тарелки и села на скамейку. Почему-то мне не хотелось допустить, чтобы он ухаживал за мной.
После небольшого, но сытного ужина(суп, несмотря на зеленый цвет, оказался очень вкусным) инквизитор проводил меня в комнату. Не раздеваясь, я упала на кровать и провалилась в мерзкий дурманный сон без сновидений.
* Речь идет о реальной книге, чувства, которые я описываю по поводу этой книги — мои, назывтся она «Цена за жизнь», автор — Валерия Комарова.
Глава 4.
Боль.
Akum@)~ , спасибоза отзыв, вы не представляете, как я вам благодарна! Нет, вы не наглеете, пинайте меня, чтоб быстрее соображала. А теперь глава!
Я открыла глаза и огляделась. Нет, я все еще в этой станной реальности. Реальности ли? Или все-таки это бред моей больной фатазии? Ни подтвердить, ни опровергнуть этого за прошедший день я не смогла. Я начала вспоминать вчерашние события и анализировать их. Снова я вынесла вердикт — я непоправимая дура. Ну зачем я перед инквизитором разоткровенничалась? Откуда я знаю, как он использует это знание? Мне ведь тек хочется почувствовать, что я не одна... С самобичевания я перешла на мелкие проблемки. Эх, жаль, конечно, что скутер в лесу оставили, но иначе было никак. Я бы не смогла управлять им в таком состоянии, да и к лошади не прикрепишь. Ну и ладно, я все равно не смогла бы нормально кататься на нем в окружении людей средневековой эпохи. Слова «Ведьме-костер» отдавались пульсирующей болью в висках. Нет, я не ненавидела этих людей, вчера я все сделала правильно по отношению к ним, но сам факт того, что эти слова были сказаны, причинял огромную боль. Ну что делать, я никогда не показывала своей обиды, за исключением вчерашнего случая с Торквемадой, но всегда была гиперчувствительна к словам других.
Я тяжело вздохнула и поднялась. Снова стаскивать кожаный костюм казалось наказанием, да и платье, даже самое прекрасное, я бы ни за какие коврижки сейчас не надела. Хотя бы из-за этого совершенного орудия пыток — корсета. Я решила исследовать комнату. Как всегда я делала все с размахом, так что обошла и даже обстукала все стена, засовывая свой любопытный нос в каждую щелку. Через полминуты поисков обнаружилась дверь, которая вела в какую-то странную комнатку, я так и не поняла, для чего она, и вышла, несолоно хлебавши. Потом я нашла еще дверь, но так же не поняла, зачем комната за ней. Больше дверей нигде не было. Почему-то это меня очень сильно расстроило. Хотя, оно понятно, почему — делать было абсолютно нечего. Поэтому я просто зашла в первую обнаруженную комнату и принялась исследовать ее содержимое. Содержимого было много и оно было очень странным. Подумав, я решила, что здесь находятся всякие нужные для ремонта штучки — плоскюгубцы, клещи гвозди, странной формы, но оно тут все странное. Я вышла и направилась ко второй двери, но не сделав и пару шагов, метнулась обратно. Тяжело дыша, я снова оглядела все, что находилось вокмнате и привалилась к косяку. Смонений быть не может — там лежат пыточные принадлежности. Задыхаясь, я сползла на пол. Сама не знаю, почему так испугалась, тем более никто меня пытать не собирался, но мне стало действительно страшно и очень больно, словно меня предали. Я не понимала своих чувств, но в груди разросся обжигающий огненный ком, дыхание вырывалось со всхлипами, я не могла вздохнуть.
Не знаю, сколько я тут просидела, но именно в таком состоянии меня нашел Торквемада. Инквизитор все понял без слов. Он осторожно поднял меня на руки и перенес на постель. Мне было страшно оставаться одной, но я не стала ничего ему говорить — я еще помнила, какую боль ему причинила и не хотела тревожить. Хватило вчерашнего спасения. В это время мужчина бережно обнял меня и начал укачивать, сидя на кровати. Мои глаза в изумлении расширились. Он увидел мое удивление. Я поняла, что снова делаю ему больно и отчаянно пршептала:
- Прости.., - это первая и единственная попытка попросить прощения. Я никогда не делала этого дважды — если человек не простил, значит, не простит и позже.
- За что? - тихо спросил он. Я удивленно вскинула на него глаза. - Вот глупая, - рассмеялся мужчина. - Знаешь, любой на твоем месте только посмеялся бы надо мной — перья, прилипшие к ране кажутся людям смешными, правда, не в отношении других людей. Инквизиторов тут не любят, особенно меня. А ушел я тогда так быстро потому что мне надо было подумать. Именно поэтому ты и решила, что я тебя не простил?
Я кивнула. Снова раздался тихий смех. Я улыбнулась и прижалась к инквизитору, чем изрядно удивила и себя и его. Но мне это казалось абсолютно правильным.
- У нас не прощают, - вдруг сказала я. - Никогда не прощают. Наш мир — мир, полный злобы и жестокости. Я ненавижу его. Только Фикса да Рубиуса жаль.
Мы молчали.
- Я хотел тебя спросить...
- Можно спросить...
Мы начали говорить одновременно и рассмеялись, переглянувшись. Но мой взгляд упал на его лицо. Я смотрела на эту кровавую маску и поражалась безграничному терпению этого человека. Я бы никогда не привыкла к такой боли. Казалось, что его лицо жжет концентрированная кислота. Торквемада понял мой взгляд по своему — он отшатнулся, словно я его ударила, и, встав, быстро вышел из комнаты. Несколько секунд я сидело, тупо уставившись на дверь, а потом метнулась к выходу. Пробежав два поворота, я врезалась в какого-то инквизитора. Он схватил меня за плечи и до боли сжал их.
- Где он? - отчаянно спросила я.
- Кто? - а голос знакомый... Ну мало ли.
- Торквемада... Не знаю его статус.
- А зачем он тебе? - теперь вголосе насмешка и злая ирония.
- Извиниться. Я, кажется, снова его обидела... Так вы мне скажете или нет?
- А если я отвечу нет?
- Я сама его найду.., - я бесполезно рванулась. - Отпустите! - еще один рывок. - Да отпустите же! - горячие слезы заструились по лицу. Слишком часто я плакала за последние два дня.
- Тихо, - прошептал он. Рука мягко вытерла мои слезы. - Ты прощена.
Я, не веря своим глазам, подняла голову. Это все-таки был он! Радостная улыбка озарила мое лицо и я прижалась к нему, очень боясь снова чем-то его оскорбить.
- Ты... Понимаешь, - начала я. - Я ничего не делаю из злого умысла. Все получалось случайно, правда! Ты уж прости дуру...
- Все хорошо. А почему ты так смотрела на мое лицо?
Я усмехнулась:
- Пыталась понять, как ты это терпишь.
Он рассмеялся:
- Ну да. Первая фраза, которую ты сказала, увидев мое лицо, это «а как вы терпите это?». Я мог бы и догадаться.
Я была по-настоящему счастлива.
- Кстати, я давно хотел спросить, откуда у тебя волк, да еще и альбинос?
- Просто родители у меня очень богатые люди и покупают мне все, что я захочу. Я попросила волка и получила его. Это как откуп за отсутсвие родственных чувств в нашей семье.
Глава 5.
там, за чертой...
Akum@)~ , я обожаю ваши отзывы! Они как бальзам на сердце! Пинайте автора, пинайте, на недочеты указывайте, бетой становитесь*мечтательно прикрыв глазки*...
Я открыла глаза и с внутренним страхом осмотрелась. После того, как у нас с инквизитором установился хрупкий мир, я отчаянно захотела остаться тут, в этом мире, где меньше злобы и ненависти. Я бы жила в этом замке, ведь я никому не мешаю, а если надо, то и помочь могу.
- Долго же ты спишь, - раздался насмешливый голос. Я взвизгнула и развернулась на сто восемьдесят градусов. Ну точно, Торквемада собственной персоной.
- И давно ты тут сидишь? - поинтересовалась я, закутываясь в одеяло еще плотнее, хотя казалось, что это невозможно.
- Достаточно, - он улыбнулся. - Ну теперь-то ты проснулась?
Я кивнула. Говорить не хотелось — слишком хорошо мне было. Так, наверное, я бы чувствовала себя, будь у меня старший брат — защищенно, тепло, понимающе... Торквемада вывел меня из раздумий:
- Переодевайся и пошли, - командным тоном рявкнул он.
- Ты выйди сначала, - фыркнула я. - Я девушка стеснительная, знаешь ли.
Инквизитор странно посмотрел на меня и спросил:
- Тебя не обидит, если я уточню — девушка или женщина?
Я вздрогнула и возмущенно посмотрела на него:
- Девушка, разумеется!
Я хотела еще что-то сказать, но вовремя остановила себя. Я и так причинила ему очень много боли за прошедшие два дня. Инквизитор смотрел на меня, словно пытался увидеть что-то важное, а потом улыбнулся и вышел. Я быстро привела себя в порядок, переоделась и вышла из комнаты. Вчера мы с Торквемадой очень много разговаривали, но разговор не был закончен. Только вот я до сих пор плохо верю в то, что этому человеку всего двадцать шесть лет. Он не выглядит юношей. И глаза у него, как у столетнего старца — в них столько муки и горечи, что становится страшно.
Торквемада... Томас Торквемада... Он красив, если забыть про его лицо. Я видела его портрет на стене — он был невероятно красив до проклятия ведьмы, сгорающей на костре... Страшно... Больно... Почему я так хорошо понимаю его? Почему его жизнь для меня как своя? Почему?
Томас встряхнул меня. Я старательно сфокусировала на нем взгляд и илыбнулась. Инквизитор тоже улыбнулся мне, но бспокойство из его до невозможности зеленых глаз никуда не исчезло.
Мы просто ходили по замку и разговаривали, выкладывая малейшие подробности нашей биографии. Я знала все про него, вплоть до того, как звали троюроднуюю бабушку его двоюродной тети. И он мог ответить на любой вопрос о моей жизни. Мне казалось, что у меня появился брат. Самый-самый настоящий, не мечта маленькой девочки, которая всегда все решала сама, а потом забивалась в угол и представляла себе старшего брата-защитника, а самый что ни на есть реальный. Только в груди что-то шевелилось и сжимало сердце, и заставляло смотреть на него под другим углом, подмечать красоту фигуры, густоту черных волос, шелковым водопадом стекавших на плечи, невероятную яркость и красоту глаз. Я пыталась понять, что происходит, и вид у меня был, скорее всего, донельзя растерянный, потому что мужчина с волнением поглядывал на меня время от времени.
Прогулка закончилась, так и не начавшись. Подбежал какой-то паренек, прошептал что-то на ухе Торквемады, и инквизитор, приказав:
- Проводи ее в комнату, - убежал, напоследок бросив:
- Я тебе потом расскажу.
Я поспешила за пацаном. Он был моего возраста, может, чуть старше. Он уверенно двигался по коридорам, и я шла за ним, подмечая, что ответвления становятся все уже, а темнота все гуще. Он кивнул мне на один из небольших коридорчиков, я послушно пошла вперед, прошла несколько шагов и ощутила... тупик. Я развернулась и хотела было выйти оттуда, но мне не дали. У юноши в глазах был довольный блеск, он сделал шаг вперед и порвал платье...
Я не помню, что было потом. Кажется, я кричала, молила отпустить меня, вырывалась... А потом пришло странное пугающее безразличие. Я знала, что как только он закончит свое дело, я найду что-нибудь, чем смогу убить себя. А потом он ушел, и я поняла, что сил нет даже на то, чтобы встать. Было больно, очень больно, мне казалось, что не кровь течет по ногам, а раскаленная лава, а слезы — каждая слезинка — прожигают кислотой щеки. Я попыталась сесть и вскрикнула от боли во всем теле. После нескольких бесплодных попыток я поняла — я умру, все-таки умру здесь, смертью от жажды и голода, ведь никто не догадается искать меня тут. Я снова начала биться, пытаться встать, но руки не выдерживали, а ноги никак не хотели слушаться. Раз за разом я падала на пол, собирая жалкие крохи сил, отчаянно борясь со слабостью. А через несколько минут я поняла, что не могу больше двигаться.
Следующие часы превратились для меня в сущий ад. Все тело горело, перед глазами мелькали красные всполохи, во рту чувствовался металлический вкус крови. Мне казалось, что меня положили на печь и жарят, жарят, жарят...
Чьи-то щаги заставили меня, собрав поледние силы, что у меня остались, отползти вглубь коридора. Я не смогла сдержать стона боли, и поняла, что меня нашли. Сейчас он сдлает что-то еще, хуже, чем до этого. Прохладная рука кснулась моего лба и я отшатнулась, моля:
- Нет, нет, нет... Умоляю, хватит, нет...
- Что же он с тобой сделал? - услышала я полный ярости голос Торквемады. - Тихо, я те трону те...
Он прервался на полуслове, потому что я поймала ее руку и прижалась щекой к его ладони.
- Томас.., - прошептала я. - Забери меня отсюда, забери, пожалуйста, забери.., - я почти не понимала, что происходит, просто знала, что рядом тот, кто поможет, кто защитит. Кто не бросит.
Он поднял меня на руки, бережно, словно фарфоровую куклу, прижал меня к себе, понес, мягко-мягко, а я рыдала, вцепившись в его одежду, выплескивала наружу всю ту боль и отчаяние, что мне пришлось пережить. Потом, отплакавшись, я провалилась в полузабытье, я чувствовала, что что-то происходит, даже слышала голоса, но не понимала ни слова, как будто они говорили на другом языке. Как будто они были где-то за чертой... Наконец меня накрыла спасительная тьма...
Глава 6.
Любовь?
Очнулась я поздно вечером или ночью — за окном было очень темно. Я чувствовала себя гораздо лучше, уже не было желания покончить с собой. Тело еще болело, но не так сильно. Я лежала в очень неудобной позе. Попытавшись пошевелиться, я слабо застонала. Я ощутила, что скоро снова провалюсь в темноту, и отчаянно захотела, чтобы это произошло как можно скорее, но внезапно услышала голоса:
- Я просто побуду с ней! Ей нужен кто-то, кто может успокоить! - это был голос Томаса.
- Ей нужет покой, молодой человек! - мужчине, говорившему это, было примерно пятьдесят лет. Насколько я поняла, это был доктор. Кажется, они спорили о том, можно ли инквизитору зайти ко мне или нет. Я перестала прислушиваться к разговору и мягко уплыла во тьму.
Через несколько дней я окончательно пришла в себя. Боль — и душевная, и физическая — утихла, я старалась забыть о том, что тогда произошло, но по ночам мне снились кошмары. А когда не было кошмаров, я видела Томаса. Он смотрел на меня своими невероятно зелеными глазами и не двигался. И молчал. Просто стоял и все. А проснувшись, я вновь и вновь восхищалась им, его красотой, грацией движений, блеском изумрудных глаз. Я не понимала, что со мной происходит. Или не хотела понимать? Но, так или иначе, все было в порядке.
Я встала с постели и пошла переодеваться. Остатки очередного кошмара исчезли под натиском ледяной воды. Я нацепила очередное платье и вышла из комнаты. Комната Томаса была достаточно близко, а вставал он всегда рано, так что я не боялась его разбудить. Подойдя к комнате, я постучалась. Никто не ответил. Молодой, лет тренадцати, прислужник, проходящий мимо, сообщил:
- Великий Инквизитор уехал. Сегодня утром кто-то приходил к нему, а потом он уехал. Сказал, что вернется через три дня.
Я поблагодарила мальчишку и отправилась на кухню. Нет, мне было неприятно и все такое, но три дня-то я переживу?
Оказалось, я была слишком самонадеяна. Торквемада постоянно стоял перед моими глазами, мне было тяжело, я металась по комнате как тигр в клетке. Мне не верилось, что кого-то может настолько не хватать. Я пыталась понять, почему так? Почему мне настолько хочется снова его увидеть, увидеть улыбку в его изумрудных глазах, обнять его, знать, что он рядом? Почему? Я не понимала. Дни тянулись, как сироп от кашля — медленно, горько, так еще и привкус остается. Как же мне хотелось заснуть и проспать эти три дня! Но, как назло, засыпала я очень поздно, а вставала на пару часов позже рассвета. Впрочем, ничто не может длиться вечно. Он вернулся, целый и невредимый, и снова все потекло по-старому. Только вот у меня в голове что-то щелкнуло и все стало на свои места. Все банально просто. Я влюбилась в Великого Инквизитора — это у нас он стал им поздно, даже позже, чем вступил в орден Доминиканцев(то есть, в 31 год), а тут Псом господним он был с восемнадцати лет, а должность Великого Инквизитора получил в двадцать три года — Томаса Торквемаду, влюбилась, сама не зная об этом! Было больно.
- Вот несчастная девочка! Влюбиться, да в кого! - воскликнула вдруг бабушка, как только мы остались наедине. Я была в хороших отношениях с жителями деревни, уважала их, а они уважали меня. А детишки так просто обожали — я часто сидела с ними, играла, ну что поделать, всегда любила маленьких детей.
- Так заметно? - с беспокойством спросила я.
- Нет, деточка, что ты! Просто от меня ничего скрыть невозможно, - добродушно рассмеялась старушка и тут же посерьезнела. - Ох, забудь ты его, пока не поздно! Запомни — волк Торквемада, жестокий волк, на все готов ради власти и могущества. Такую, как ты, наивную дурочку порвет и не заметит.
Я отпрянула от бабушки и жестко сказала:
- Не нужно говорить так. Я не знаю его столько, сколько вы, но он всю свою жизнь мне рассказал.
- Ой ли? - хитро прищурилась моя собеседница. - Есть у него один секрет, тоько я да он знаем. Не рассказал он его тебе, девочка, иначе бежала бы ты от него, как от огня. Я сейчас расскажу, дело-то важное. Так вот...
- Не нужно. Это не ваш секрет, а его, - сухо прервала ее я. Меня затопила ярость. - Как вы смеете? Как вы смеете выдавать чей-то секрет? Может, вы и обо мне рассказали? - старушка опустила глаза. Я охнула. - Так вот почему вся деревня на меня с жалостью смотрит?
Я не договорила. Выбежать во двор, метнуться к замку... Меня остановили люди деревни. Кто-то сказал:
- Для того, чтобы его убить, выплесни на него вот этот эликсир.
Ко мне подошла какая-то незнакомая женщила и протянула скляночку с ярко-зеленой жидкостью. Я как в тумане схватила ее и швырнула на землю. Поняв, что емукость не разбивается, я наступила на нее каблуком и гордо прошла по коридору, образованному расступающимися людьми. Я побежала к лесу. Мне было больно, очень больно...
Я в кого-то врезалась, этот кто-то схватил меня за плечи...
- Уже какой раз я ловлю тебя так, - весело проговорил Томас. Впрочем, его веселье улетучилось, как только он посмотрел в мое лицо.
- Что случилось?
Я рассказала ему все, что произошло в деревне, но не стала говорить о зелье и о том, что его тайну мне пытались рассказать — мне не хотелось, чтобы поселок сожгли, людей было жаль. Торквемада отступил от меня на шаг и грустно взглянул на меня.
- Ну чего же ты ждешь? Она ведь все тебе рассказала. - тихий голос. - Выливай свое зелье...
До меня не сразу дошел смысл его слов. А когда дошел, я со всей силы толкнула его в грудь, в последний момент изменив траекторию движения руки — давать ему пощечину было бы слишком жестоко.
- Я не знала, что ты такого обо мне мнения!
С моих губ уже готовы были сорваться жестокие и обидные слова, но я остановилась вовремя. Мне не хотелось делать ему больно. Я развернулась и бросилась от него, но Томас бегал очень быстро. Через пару секунд я стояла в кольце его рук, прижимаясь спиной к его телу.
- Почему ты так плохо обо мне думаешь? Неужели я не заслуживаю доверия? - тихо спросила я. - Я до сих пор не знаю, что у тебя за тайна. Просто мне все равно, Томас! Все равно. Я приму тебя таким, какой ты есть...
Он прижал меня к себе еще крепче и тихо прошептал:
- Прости... Прости меня... И поверь, ты не сможешь принять меня настоящего... Просто поверь, ладно?
Я молчала, глотая слезы. Мне было больно, словно Торквемада воткнул мне в спину нож, а потом прокручивал его в ране. Нельзя показать. Нельзя.
- Тихо, тихо, не плачь, малышка, не плачь.., - он так нежно говорил мне это. Так нежно... - Все хорошо, все хорошо, все хорошо...
Кажется, он пытался убедить в этом вовсе не меня.
- Я люблю тебя, - вдруг сорвалось с моих губ. И тут же стало так легко и хорошо, словно бы я избавилась от огромного камня, который лежал у меня на плечах.
Конец первой части
Меня вылепили из пламени,
Из тоски и остатков верности
Я - слепой пожиратель памяти,
Я - униженный раб нежности.
Я устал просыпаться в объятьях продажных женщин,
И от их подслеповатой, упорной, седой любви.
Только утро от страсти безудержной и бесцельной лечит.
Только верность безумию и спасает от преданности и тоски.
Раз в сто лет погружаюсь в глухое уныние,
Выбираясь из ада, чтоб на тебя посмотреть
Ведь я Демон, родная, Демон мертвой пустыни.
Твоя собственная прирученная Смерть.
Глава 1.
И все же...
- Я люблю тебя, - вдруг сорвалось с моих губ. И тут же стало так легко и хорошо, словно бы я избавилась от огромного камня, который лежал у меня на плечах.
Томас отпрянул от меня, словно обжегшись. Кольцо рук разжалось, пропало ощущение родственности. Мне стало холодно. Пусто. Больно. Я молча стояла, глотая слезы и слушала шуршание опавшей разноцветной листвы под ногами быстро удаляющегося мужчины. Странно... Я раньше и не замечала, что сейчас осень. Или не обращала внимания?
Только бы не обернуться, не закричать, не побежать за ним... Только бы не упасть на колени, только бы не выдать своей боли... Иначе ему будет больнее... Иначе он не сможет уйти... А я не хочу принуждать его... Это его жизнь... Как бы больно мне ни было, я выдержу это. Одна.
Вот только я снова переоценила свои силы. Терпеть эту боль в одиночестве было невыносимо. Дни тянулись медленно. Очень медленно. А еще пусто. Горько. Страшно. Дни без света, без улыбки в таких знакомых зеленых глазах, без нежного голоса, без смеха. Без прикосновений его рук. Без него.
Зачем? Зачем я рассказала ему? Он любил меня как сестру. Хотя... Почему как? Я и была для него сестрой — младшей, непоседливой сестренкой, за которой нужен глаз да глаз. Ради чего я разрушила эту идиллию? И все же... Все же мне было бы слишком тяжело хранить это в себе. Не показывать. Быть счастливой для этих глаз, которые видят душу. А потом плакать у себя в комнате. Смогла бы я носить перед ним маску? Мне очень хочется ответить «да» и корить себя в том, что я дура. Но я знаю, точно знаю — нет. И тогда становится еще больней.
Терпеть. Терпеть. Давить свое желание подбежать к нему, когда он расстроен, спросить, что случилось, доверчиво заглядывая в глаза. Терпеть. Не просить у него поддержки. Терпеть. Почти не выходить из комнаты. Терпеть. Плакать. Но терпеть.
Я не выдержу этого. Знаю, что не выдержу. Но пока терплю. Делаю вид, что все хорошо. А потом я вдруг вспомнила про скутер. После очередной ссоры дома он помогал мне забыться. Все, кроме скрости, становилось неважным.
А я ведь глупо выгляжу в черной коже и на черном скутере. У меня светлые волосы, голубые глаза. Красивое лицо. Черный цвет не идет мне. Я выгляжу, как бритый браток, весь в пирсинге, примеривший на себя элегантную аристократическую тройку. Но я слишком люблю черный. Раньше именно этот цвет был цветом счастья, а белый — горя. Потом все перепуталось. Может, именно поэтому очень многие невесты несчастны в браке? Просто потому, что в самый счастливый день одели на себя символ негатива и боли? Кто знает...
Я пошла в лес еще с утра, чтобы успеть выбраться из него до темноты. Взяла с собой запас еды и воды, прихватила вареные яйца и молоко для лешего. После подношения он не должен будет мешать. Насколько я знаю, леший старик строгий, но справедливый. Взяла, на всякий случай, веревку, свою любимую зажигалку-пистолет, которую всегда таскала с собой, нож, уголек — деревья помечать.
Все должно было получиться. У меня все отлично с ориентировкой на местности. В лесу никогда не плутала, с животными конфликтных ситуаций не было — меня даже волки любили. Медвежат при их матерях кормила. На оленях каталась. Почему-то я внушала им только доверие. Наверное, потому что я полностью раскрывалась в лесу, старалась показать — я с миром. А ведь началось все с того, что я в заповеднике улизнула из машины, долго с непривычки плутала, а потом встретилась с тигрицей. Так я с ней и оставалась до того, как меня нашли. В бок ей уткнулась и лежала себе спокойно. Как-то не понимала, что это хищный зверь. Потом тигрицу пристрелить хотели. Я не дала. Вот с тех пор и не верю, что мне животные вред причинят. Вот они и доверяют мне. Я их никогда не обманывала. И не собиралась.
Я все сделала правильно. Пришла в лес, положила на ближайший пенек угощение лешему, до замли поклонилась, мазнула угольком по дереву. Исправно помечала путь. Все делала верно. Но все равно заблудилась. Я проплутала по лесу до вечера, останавливаясь только чтобы перекусить. А ночи тут холодные... И на мне нет ничего теплого — кожаный костюм, плащ. Еле смогла его найти там, в своем мире. Плащ-то только цпочкой на шее держиться. Или фибулой. Такие в фильмах показывают. А я вот нашла. Он утепленный был. Я весь мех срезала. Дура. Теперь замерзну.
Надо бы развести костер. Иначе точно околею. Сказано — сделано. Десять минут я искала хворост, сгребала его в кучку, и вот уже лижут палки ораньжевые язычки огня. Я завернулась в плащ и легла спиной к костру. Тогда в глазах не будет бликов, я смогу увидеть, если на меня нападут — я это в фильмах видела, да и в книжках что-то такое было. Хотя какой там? Ну кого я увижу, когда буду спать? Да и кто будет нападать на меня в лесу? В моей стихии? Мне ведь не было страшно. Ну не нашла дорогу. Со всяким бывает. И со мной тоже. Чем я лучше других? Зато я могу и в пещеру к волкам залезть от того сумасшедшего, что приймет меня за легкую добычу. Ну кто туда за мной сунется?
Правильно. Никто.
А боль в груди, притупившаяся, почти исчезнувшая, пока я ходила по лесу, вернулась, с новой силой сжигая сердце, огнем обжигая душу. Жарко. Горько. Отчаянно. Зло. «Я люблю тебя». Кто это придумал? Зачем эта пытка? Сердце ведь уже разбито. Но осколки просто растирают в порошок. А потом — распыляют на молекулы. На атомы. На частицы. А оно соединяется. Снова. И все сначала. Заново. А по мне не видно. Я просто лежу. И все. Никто не поймет, как мне больно. Я уже привыкла. Эта боль сладка, ведь ее причинил он.
Я ведь все понимаю. Все. И все же — за что? Почему? А в деревне лгали. Он не станет меня рвать. Я сама себя разорву. А он будет выть над моим телом. Ведь он волк. Только я люблю волков. Рубиус — волк. И все становится таким правильным.
- Девочка, ох, совсем ты еще глупая, - слышу я. Это та бабка, которая хотела, чтобы я убила его. Я знаю — пусть такое желание было у всей деревни, но по-настоящему хотела этого только она. - Забудь ты его. Вылей на него зелье и забудь. Будешь у нас в деревне жить. Тебя парень один любит. Счастлива будешь, дитя.
Мне в ладонь ложится склянка с зеленым содержимым. Я усмехаюсь по-волчьи и поднимаю на нее злой, тяжелый взгляд.
- Может, - начинаю я с глухой ненавистью в голосе. - мне на вас эту гадость вылить?
Бабка отшатывается. Я медленно отвинчиваю пробку, глядя на нее исподлобья. Из горла вырывается звериный рык. Старуха уже белая как полотно. Мне противно. Я разворачиваюсь и выливаю зелье в костер. Потом снова ложусь.
- Ну раз так, - зло смеется эта стерва. - ты будешь плутать тут вечно.
Она исчезла. Я так же бессмысленно смотрю в небо. Мне плевать, что она там только что сказала. Звезды складываются в его лицо. Медленно текут по моему лицу слезы. Я не вытираю их. Я просто закрываю глаза. Медленно меня сморил сон.
Наутро я наскоро позавтракала и поднялась на ноги. Осмотрела полянку. Все в тумане. Костер давно прогорел и потух. Холодно. Не хочется что-то делать. Накатывает поразительное равнодушие вперемежку с болью. А еще слабость. Но нельзя останавливаться. Надо идти дальше. Я поднимаю сумку. Легкая. Легче, чем вчера. Похоже, пища скоро закончится... А здешния ягоды, фрукты и грибы как-то не внушают доверия. И суждена мне самая неприятная смерть — смерть от голода. Ненавижу голодать. Но равнодушие не отпускает. И боль тоже. Странно. Горько.
Все равно. Я не выживу здесь — пусть. Обо мне никто не вспомнит — пусть. Он не подумает обо мне — пусть. И все же больно. Я стараюсь забыть о нем. Вспоминаю книги. Анжелика, Лексикон Демона, Домой во Тьму, Яхцен, Осенние Костры, Цена за Жизнь, Цена за Месть, По ту строну сна... Список можно продолжать бесконечно. Я прочитала очень много книг за свою жизнь. Можно вспомнить их сюжет. Но это не помогает. Все расплывается. Больно. А не все ли равно?
И все же хорошо. В лесу слишком приятно и прекрасно, чтобы можно было считать наказанием смерть в нем. Скорее — благословение. Ведь верно?
Скиталась так я несколько дней. Еда кончилась почти сразу. Всякие подозрительные ягоды я есть не стала — надежда выбраться из этого чертового леса была, мизерная, но была. Никогда бы не подумала, что за какие-то три дня похудею до состояния полускелета. Я уже не могла нормально ходить. Звери мне не попадались, так что попросить помощи было не у кого. Лес пустой. Как и моя душа. Как и весь мир. Пусто и грязно. И больно. До ужаса. До крика.
Я бреду. Медленно, еле-еле переставвляя ноги. Но все равно иду. Зачем? Просто так. Просто ради того, чтобы идти. Тогда мне легче. Боль душевная становится тупее, чем боль физическая. Только вот я не знаю, что легче — когда тебя режут острым ножом или старательно пилят тупым? Но все равно иду. А нечего больше делать. Стоны мои слишком похожи на крики. И все рушится. Рушусь я. Рушится мир. Рушатся стены. Я, кажется, начинаю бредить. Голодные глюки.
Внезапно над головой послышалось хлопанье крыльев. Я подняла глаза и увидела коня Томаса. В моей груди разразилась буря чувств. А я и не знала, что способна быть настолько счастливой. Я все ждала, когда он остановится и спустится. Инквизитор медленно пролетал мимо меня, он явно осматривал землю, но, кажется, все-таки не замечал. Надо попытаться привлечь его внимание. Сил кричать не было — из горла вырывались только хриплые стоны. Я не пила несколько дней. Горло жгло, как огнем. Мне нечем остановить его. Но я надеялась, что все будет в порядке.
Меня не заметили. Я стояла и смотрела на медленно удаляющегося Лария, который нес на своем крупу Великого Инквизитора. Просто смотрела. Было горько. Больно. Жутко. Обидно. Я упала на колени. Я сдохну тут. Как собака. От голода. «Сучке — сучья смерть» - подумалось мне. Но только я не сучка. Но все равно умру. А жить хочется. До боли. До стона. До крови. Конь начал спускаться. Совсем близко. Всего-то в паре сотен метров. Я еще могу быть спасена. И все будет хорошо. Главное — успеть.
Я бреду вперед. Я иду совсем бесшумно. Во-первых, я часто гуляла по лесу. Во-вторых, мой вес. Ноги болят. Идти невозможно. Больно до ужаса. Я уже давно стерла ноги. Дышала я через раз. Я падала. Подниматься было все труднее. Но я дошла. Раздвинула кусты и услышала тихие слова Торквемады, адресованные, видимо, своему коню:
- Мы найдем ее, Ларий. Она сильная. Выживет. Только бы найти, - он говорил отрывисто. Тяжело. Слова камнем падали на землю. Нет, не камнем. Слезами. Тяжелыми слезами. Горючими. Больными. Плачет лишь тот, кто отчаялся. Я тоже заплакала. «Баньши не плачут. Только не за себя.» - всплыла в моей голове фраза из книги. Только я не баньши. И у меня нет Рода, который я храню. У меня есть только он. Я не вытирала слез, текущих по щекам. А инквизитор продолжал, тихо и горько, сам не веря в свои слова:
- А потом все будет в порядке. Все ведь будет хорошо, правда?
Я сделала еще два шага и хрипло прошептала:
- Да.
Он обернулся. Изумительные зеленые глаза смотрели на меня с такой надеждой! Он боялся, что я исчезну. Рассыплюсь в прах. Или превращусь в дым. А я улыбнулась потрескавшими губами и упала на землю. Сил стоять уже не было. Не ведь все будет хорошо?
Инквизитор плакал. Прижал меня к себе и плакал. Слезы текли по тому, что заменяло ему лицо. Соленые... Ему, должно быть, очень больно — это ведь соль. На свежую рану. Не в переносном смысле. Но он плакал. Счастливо. Радостно. Выплескивая боль.
А я просто наслаждалась близостью любимого человека. Это было счастье. Быть рядом с ним. Чувствовать его запах. Тепло его тела. Тепло его рук. Тепло его глаз.
И уже совсем не больно. Не страшно. Не горько. Тепло. И теперь точно все равно.
И все же он рядом.
Глава 2.
Тайна.
Вести себя так, словно ничего не произошло, было невыносимо. Но мы оба понимали, что нам необходимо отдохнуть от этой игры. В глубине таких любимых изумрудных глаз появилась горечь. Он словно решался на что-то — мне так казалось. А я просто должна успокоиться, осмыслить все, что произошло с нами за такое короткое время.
Затишье продолжалось три дня. А потом пришли дети — те самые дети, с которыми я сидела, играла, развлекала как могла, заменяя родителей. Самый старший ребенок — девочка Илио, восьми лет — подала мне уже дважды виденную склянку, открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но вдруг, отшатнувшись, закричала. Остальные дети с писком и визгом разбежались врассыпную. Илио, белая, как мел, с выражением ужаса на лице медленно отступала, а потом, развернувшись, метнулась в деревню. Я философски пожала плечами и собралась сделать с емкостью то же самое, что было с двумя ее предшественнницами, то есть уничтожить. Посмотреть, чего же так испугалась малышня, я не удосужилась.
Вскинув руку над головой, я собралась швырнуть склянку на землю, а потом хорошенько потоптаться на ней, но меня остановили. Томас поймал мою руку, не позволив разжать пальцы, и мягко развернул к себе. В его глазах была боль и решимость.
- Идем, - тихо сказал инквизитор. - Идем, Лика. Я покажу тебе то, что скрывал, а ты выльешь на меня зелье. Иначе и быть не может.
Он развернулся и, держа меня за руку, потянул за собой. Я шла за ним, абсолютно ничего не понимая. Торквемада все сильнее и сильнее сжимал пальцы, обхватывающие мою кисть, я еле сдерживала стон боли. Под конец мы уже почти бежали; я понимала, что не успеваю за ним. Впрочем, вскоре все закончилось — мы зашли в большую комнату, в которой, казалось, все сделано из тьмы. Томас наконец-таки отпустил мою руку и мягко провел по щеке тыльной стороной ладони. В его глазах светилась нежность. Я закусила губу, чтобы не закричать. Мне казалось, что сейчас произойдет что-то непоправимое, что-то, о чем мы будем жалеть всю жизнь. Руки мои были сжаты в кулаки, казалось, еще немного, и стекло склянки, что была в моей руке, лопнет.
Инквизитор вышел на середину комнаты и внимательно посмотрел на меня своими невероятно зелеными глазами. Сколько раз мне казалось, что таких глаз у людей не бывает! Торквемада скинул плащ и тихо проговорил:
- Жаль. Очень жаль, что все так плохо кончится. Мы ведь могли быть вместе... Любимая...
Я вздрогнула. Томас смотрел на меня так, словно видел в последний раз — стремясь запомнить каждую черточку — и мне стало еще больнее. Как же так?
Инквизитор медленно менялся. Телосложение осталось тем же, но кожа стала черной, появились длинные черные когти, встрепенулись за его спиной кожистые крылья, сотканные словно из оня, хлестал пол в волнении длинный хвост, похожий на плеть. Лицо перестало напоминать кровавую маску, и лишь глаза остались прежними. Он был прекрасен, нечеловечески прекрасен, и я замерла в восхищении перед этим существом. Демоном? Ангелом? Губы его сложились в горькую усмешку. Он смотрел не на меня, а куда-то вниз. На мои руки. Почему? Я тоже опустила взгляд и увидела в своей руке зелье. Зелье, которым его можно убить. Он думает, что я сейчас сделаю это? Жалобно тренькнула, обрываясь, струна в моей груди, ударив по сердцу тяжелой и огненной болью.
Рука медленно разжалась. С хрустальным звоном склянка упала на пол. Я надавила на нее ногой, ломая. Мои глаза столкнулись с его, в удивлении расширенными. Я медленно пошла к нему, чувствуя ватную слабость. Замахнулась. Ударила его по щеке, вложив в удар все свою силу. Развернулась. Больно. За что? Что-то схватило меня за талию. А, хвост... Что он хочет от меня?
Черные руки обхватили меня, прижали к себе.
- Почему? - прошептала я, отпуская свою боль на волю. - Почему ты обо мне настолько плохого мнения? Я ведь люблю тебя... Я приму тебя настоящего... Я уже говорила это... Но ты мне не верил... Почему, Томас?
Он не ответил, только прижал к себе крепче. Я не стала сопротивляться, расслабившись в его руках. Рядом с ним хорошо. Томас мягко развернул меня. Его руки запутались в моих волосах, хвост удерживал меня за талию.
- Как же давно я мечтал об этом.., - хрипло простонал демон. Черные губы мягко накрыли мои. Нерешительный поцелуй не встретил сопротивления, и Томас, на миг оторвавшись от меня, вдруг впился в мои губы жестким и подчиняющим поцелуем. Я плавилась в его объятиях. Слишком хорошо. Слишком. Я не выдержу такого наслаждения.
Когтистая рука мягко провела по моим волосам. Полные любви и нежности зеленые глаза смотрели в мои. Я тонула в изумрудных озерах. Кружилась голова — от наслаждения, от любви, от счастья. Улыбка тронула его губы.
- Любимая...
Демон исчез, передо мной вновь стоял Томас Торквемада, Великий Инквизитор, тот, кого я люблю.
- Томас.., - тихий голос. - Не смей больше думать обо мне так. Я люблю тебя, запомни это. И мне все равно, пусть ты хоть Сатана...
Он, фыркнув, прервал мою речь:
- Недалеко от истины. Я просто заскучавший Повелитель Тьмы. Мое имя — Люцифер.
Мои глаза изумленно расширились.
- Однако, - пробормотала я. Внезапно он рассмеялся. Глаза его блестели счастьем, и смех был очень радостным. Я с нежностью смотрела на него, а он вдруг подхватил меня на руки и закружил. Теперь смеялись мы вместе, и наш смех сплетался, взлетал к потолку и падал на пол хрустальными осколками. Рядом. Просто рядом. Вместе. И ничего не нужно.
Глава 3.
Автор наконец решил вернуться! Встречайте — возвращение блудного автора! Причем с продой!
К слову, друзья мои, я правда писать не могла, честно-честно! А вот сейчас уселась за комп и вкушаю плоды своего отсутствия — все мысли пропали((( Ну я надеюсь, вы меня простите?
Дверь содрогалась от ударов, грозила поломаться в любой момент. Я не глядя бросила укрепляющее заклинание и, подумав, добавила все-таки восстанавливающее. Двери, если что, оно не помешает, а вот если что-то все-таки повредилось, будет весьма кстати. Я бросила быстрый взгляд на дверь и вновь вернулась к поискам. Ну вот зачем этот Князь Тьмы доморощенный поставил маскировку даже от меня? Теперь я, пока не нащупаю его руками, ни за что не найду!
Дверь треснула разу в двух местах, а у меня уже не было сил на какие-либо ответные магические действия. Я резко осознала — еще чуть-чуть, и до меня доберутся. Ну что ж, прийдется сражаться с ними голыми руками. Жаль, конечно, я ни в коем случае не смогу победить ни одного ангела, и не смогу сделать сиппуки* в случае чего. Я вздохнула, отодвинулсь от шкафа и заняла наиболее выгодную позицию — спиной к стене рядом с окном. Если что, вполне возможно сбежать. Ничего, что на окнах решетки — накоплю чуть больше силы, чем у меня сейчас, и смогу открыть заклинанием. Я протянула руку, открывая створки окна, но они почему-то держались. Я безуспешно подергала, пытаясь бороться с чувством паники — преследователи почти ворвались в комнту — и вдруг меня озарило. Ай да Томас, знает ведь, где именно я буду сражаться! Я аккуратно нащупала вожделенный сверток — под моими руками он наконец-то стал видимым — вытянула из пазов, быстро размотала тряпку и в который раз залюбовалась красотой оружия. Черного цвета рукоять, не украшенная ничем, ножны, такого же цвета с рисунком пожара, идущего от осрия к рукояти... Я вытащила меч из ножен. С тихим шелестом клинок покинул свое убежище. Он был произведением искусства — такой же черный, словно бы светящийся неизвестный материал был украшен невероятными узорами, на них можно было смотреть бесконечно... Ангелы ворвались в комнату и замерли, боясь подходить ко мне. Они узнали этот меч, срубивший крыло Гавриилу и Петру, меч, клинок которого угрожал самому Богу... но в других руках. Я безумно расхохоталась, запрокидывая голову, полностью раскрываясь, зная, что они не посмеют напасть — и кинулась первой. Я не убью вас, ангелы. Просто вы останетесь без крыльев. Ведь лишили меня их — так познайте месть той, кто все же решился сесть на метлу**...
Ретроспектива.
Как-то Томас сказал:
- Однажды ангелы поймают меня. Тогда мне прийдется вернуться домой и скрываться там. Возможно, я не смогу взять тебя с собой, - он остановился, словно давая мне усвоить сказанное. Затем снова глухо заговорил — Ты останешься в замке, а меня заменит ангелы. Нет, они заменят всех, кто живет здесь... Прошу тебя, не зли их...
Он мягко провел рукой по моей щеке, и я на миг позволила себе расслабиться — а затем вдруг усмехнулась по-волчьи:
- Я не стану их злить. Лучше я сразу убью их.
Томас вздрогнул и прикрыл глаза рукой:
- Ведьма...
Вот тут я была полностью с ним согласна. Он начал учить меня магическому искусству, по моей просьбе, разумеется. Тогда он еще очень удивился тому, насколько спокойно я отнеслась к необходимости отдать ему душу для этого... «Моя душа уже у тебя...» - сказала тогда я. Он не сильно протестовал.
Я молчала некоторое время, а потом тихо попросила:
- Томас... Научи меня убивать...
Никогда не забуду той муки, что отразилась в зеленых глазах...
Конец Ретроспективы.
И вот теперь я рублю направо и налево, разрубая, ломая и отрубая хрупкие крылья, даже не глядя, кто передо мной — женщина или мужчина. Вскоре все было кончено. Против меня они были бессильны. Вся комната была в перьях и крови. Надо же, как это, оказывается, красиво — красное на белом... Честно говоря, мне было жалко их — абсолютно безвольные существа, рабы Высшего Разума. Я бросила еще один быстрый взгляд на результат моих действий и, вспрыгнув на подоконник, разрезала решетку. Через пару секунд я уже ехала на скутере с предельной скоростью.
Я не знала, куда еду и зачем, знала только, что обязательно найду его, живого или мертвого, и останусь рядом с ним — живой или мертвой. Мои очень размытые и далеко не радужные планы подкорретировал огромный отряд демонов, стоящих прямо посреди дороги.
- Ну Слава Богу! - выдохнула я и тут же виновато поправилась:
- То есть, Хаосу, конечно. Никак не могу переучится, - смущенно добавила я, подъезжая к нежити вплотную. Они смотрели на меня с настороженно-испуганным взглядом. Ну да, абсолютно сумасшедшая дура — не испугалась их вида, да еще и разговаривает с ними! Я уверенно соскочила со скутера и сняла со спины перевязь с мечом. Демоны подались ближе — оружие их Повелителя они узнали бы из тысячи абсолютно таких же мечей. Правда, он подарил его мне... Я швырнула меч под ноги предводителю отряда и спокойно спросила, глядя ему в галаза:
- Где Люцифер?
Старый — не в смысле слабости а в смысле зрелости — демон вздрогнул. Глаза его наполнились болью. Я вцепилась в руль скутера, чувствуя, что он ответит что-нибудь жуткое...
- Он исчез. Мы думаем, Он в плену.
Ноги меня больше не держали. Боль разрывала сердце. Снова! Снова! Ненавижу! Я старалась не заплакать, но это у меня не очень получилось. Кто-то ткнул меня острым концом меча, и я рассмеялась — дико и безумно, даже безумн