Валерия Гордеева

 

ЦЕНА БЕСПЛАТНОГО АДВОКАТА

 

 

– Это было очень давно: до Первой Пунической войны! – Так мы, с сыном-художником, сами уже не двадцатилетние, обозначаем эпоху, время… Ему это нужно – для оформления книг. Мне – для моих журналистских «нетленок», над которыми до сих пор корплю. Короче, спорим до хрипоты во время телефонных «летучек», пока не находим приемлемый консенсус.

А вот поступок неприметного, словно разведчик, адвоката, которого нашей семье назначили в далеком 53-м году, чтобы он «защищал» моего отца, Гордеева Илью Семеновича, без всяких дебатов, оценили как подвиг, хотя и не возле древнего Карфагена это происходило. Особенно  учитывая то – советское – время и ту – острую – ситуацию в стране…

Нам не дали самим нанять защитника. Он обязательно должен был быть юристом, допущенным к «спецделам». Наше же (№ 149) тянуло на политическую статью: 58-10, ч. 1, в просторечии – «за анекдоты». И это – в самом конце следствия! А до того светила 58-8: «теракты».

Я, «дочь врага народа», вычитала это, работая уже в иные времена, по высочайшему разрешению, над книгой «Расстрел через повешение», которая вышла, скажем, до Второй Пунической войны: про несчастных наших зэчек. Тогда-то и узнала, кто и как вел себя на допросах; кто кого сдавал, не задумываясь; кто, сцепив зубы, переносил муки мученические, но оставался Человеком.

Прочитала, конечно, и «Дело» отца: спасибо «оттепели». Еле сдерживала слезы и распиравшую меня гордость, узнав, что отец «держит себя с достоинством». А вот про то, что его, давнего гипертоника, били по голове (при давлении за 200!), а потом – «под бокá» – не смогла не заплакать… И мне, тут же, заботливо предложили валерьянку сидевшие неподалеку «прикрепленные» товарищи в штатском: новая поросль сотрудников КГБ. Один из них так и не смог найти своего деда, сгинувшего в лагерях. Даже он!

«Под бокá»… Никогда раньше не слышала от отца этого выражения. «Ответственный работник» (существовал в то время такой термин), трудившийся после рабфака, после института имени Рыкова, в Моссовете, в Совнаркоме РСФСР, был человеком деревенским. Но красавцем – всем на удивление. «Апполон – отдыхает!» – как любят сейчас говорить. А он еще посмел на допросах заикнуться про вторую партию, кроме Коммунистической. «Хорошо бы ее иметь хотя бы для дискуссий»… Вот и получил – без всяких дискуссий – по печени, по селезенке.

В аресте отца была и моя вина, как я поняла позже, хотя на допросы не вызывали: видно, не до меня было. Его арестовали в ночь смерти Сталина: с 5-го на 6-е марта. Поздние «гости» были подавлены, все время вслушивались в голоса дикторов из нашего радиоприемника, даже между собой почти не говорили и нам не разрешали. «Что теперь будет? Как жить дальше?»

Обыск вели рассеянно, но подарочную финку, очень красивую, привезенную отцом из какой-то командировки, вынули из незапертого ящика письменного стола, приобщив к «Делу». Как и книгу Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», и модный советский журнал с блузками и юбками, без обложки… Весь их «улов»! Кто-то из офицеров нашел у меня в столе мой девичий дневник  и с интересом читал его с двух ночи до самого утра, что-то бормоча и комментируя. Отца уже увезли в «ЭМКе» на Лубянку, а тот по-прежнему бурно реагировал на  наивную писанину о школьной любви.

Так вот – про финку. Я, много лет назад, брала ее во двор для игры с мальчишками в «ножички». А когда выросла и поступила в МГУ, на журфак, убрала ее в стол отца и напрочь о ней забыла. Ею даже точить карандаши было неудобно! Выбросить бы… Но кто же знал, кто мог подумать, что она сыграет такую роль?

Что ее «изымут», присовокупят к Риду, вроде нашему тогдашнему другу, сфотографируют так и эдак, измерят до миллиметра и сделают вывод: «Готова к употреблению»… То бишь – к теракту. Гордеев, де, «хотел убить тов. Сталина». Потом, наверное, поняли, насколько это глупо, и переделали на «незаконное хранение холодного оружия». В общем, десять лет, всего-то!

10 июля 53-го года, когда в Москве, в коридорах Горсуда на Каланчевке, собрался народ в ожидании арестованных родственников, которым официально должны были объявить окончательный приговор, стояла ужасная жара. Вот тебе и фильм «Холодное лето пятьдесят третьего», режиссера Прошкина: потом – сопоставляла. Кому-то  – явно холодно, для кого-то – пéкло.

Думаю, «наш» адвокат изначально находился среди толпы: вычислял нас с матерью, присматривался. Конечно, он был заранее знаком с уже подготовленным приговором. Я его тоже прочла в папке № 149, которую мне принесли в веселом целлофановом пакете с какими-то мультяшными зверюшками в приемную Комитета, куда полмесяца ходила как на работу. Хорошо, позволили делать выписки. Но – не все: кое-что было закрыто чистыми листочками, и я не имела права под них заглянуть, нарушить договоренность…

Наконец, к нам подошел ничем не выделявшийся из окружения мужчина, представился и тихо сказал:

– Только что из Лефортово привезли Гордеева. Его поведут по главной лестнице сюда, на второй этаж, в зал заседаний. – Адвокат остановил свой пристальный взгляд на мне. Не на матери, взрослой женщине, а на тощенькой студентке, хотя смотрел до этого то на нее, то на меня, как будто выбирал.

– Если пообещаете, что ничем не выдадите себя, да и меня тоже, я отведу вас туда, откуда вы хорошо его увидите.

Ни секунды не раздумывая, я утвердительно кивнула.

– Значит, ни оклика, ни плача… Ему только хуже будет.

Как бедняга рисковал! Через минуту мы  стояли с матерью, вцепившись друг в друга, наверху роскошной беломраморной лестницы, рассчитанной на другие мероприятия, где кавалеры бережно поддерживают дам, где шлейфы  равнодушно подметают ковровые ступеньки.

Вдруг пристроившийся рядом со мной Константин Николаевич Апраксин крепко взял меня за локоть, и я увидела медленно поднимавшегося к нам, обычно быстрого на ногу, отца. Он всегда – вверх или вниз шагал – делал это легко, без усилий, всегда спешил навстречу. А сейчас…

Но самым горьким для меня оказалось то, что на нем не было его армейского кожаного ремня, с которым не расставался и после Гражданской. Отец обычно так туго перепоясывал свою синюю «партийку», в которой ходил на работу, так аккуратно расправлял сзади все складочки! А тут шел в мятом балахоне с послушно заведенными за спину руками, низко опустив коротко стриженную голову. И не глядя вокруг. Не рассчитывал, что мы, правдами и неправдами, узнаем про суд (он же закрытый) и придем. Понимал: все – предрешено.

Я сдержала свое молчаливое слово. Не издала ни звука. Лишь губы искусала. Главное, не подвести адвоката. Вроде, не подвела… И мать – справилась, молодец… А левый локоть и теперь часто ноет: привет от Апраксина. Даже сильные  пальцы его – чувствую.

Наверное,  не стала бы теперь все это вспоминать, тем более – писать: златокудрый мой отец давным-давно полностью реабилитирован, если бы, случайно, не узнала недавно, что Константин Николаевич – отчим Андрея Макарова, ведущего серьезную передачу на Первом канале телевидения: «Свобода и справедливость».

И у меня в душе, сердце, голове – что-то зашевелилось, ожило, как в детском пестром калейдоскопе: та неимоверная жара, та торжественная лестница, та невыносимая боль внутри за публичное отцовское унижение… Ведь люди видели,  к а к   он, «враг народа», шел, а его   в е л и   двое военных. Может, и тогда отец тоже двигался с «достоинством», что было объективно отмечено? Но кто это знал, кроме нас? Он же, еще до оглашения приговора, был – арестантом. Был – виновен.

Поэтому и захотелось поведать Андрею Михайловичу Макарову, лихо разбирающемуся на экране в том,   что такое       и с т и н н а я        свобода          и   и с т и н н а я  справедливость, и для чего они нужны любому человеку, – о небольшом инциденте, в который втянула нас не очень разборчивая судьба, или – «подслеповатая» Фемида… И как там поучаствовал бесплатный адвокат из рядовой Краснопресненской юридической консультации, все сразу правильно понявший…  Уточнить заодно, «родня» ли Апраксин с Макаровым или меня ввели в заблуждение…

Но даже если нет, то инициатива Константина Николаевича, по-человечески пожалевшего двух растерянных женщин, когда еще хватали и сажали (я знаю это точно), –  пример благородства. Подлинного.  Возможно, дворянского. Ведь были и среди них безупречно порядочные люди, а не только те, что, скучая, проживали свою жизнь на «нужных» приемах, обедах, балáх… Локоток и сейчас напоминает об этом!

 

 

                                       Постскриптум

появился неожиданно благодаря сыну, неплохо знающему историю. Он вспомнил: в свите Петра Первого, кроме  известных деятелей того времени, был еще один, кому царь благоволил. Чин его – странноват для нашего уха: «Генерал-адмирал», т.е. главный над другими флотскими начальниками. Фамилия – Апраксин.

Боже, неужели кто-то, именно из нее, уцелел? Знал ли об этом «наш» смелый адвокат? Всё ведь – неимоверно далеко. Но и – совсем близко, как иногда кажется. «Мы же друг от друга – на расстоянии вытянутой руки», –  с нежностью произнес однажды кто-то из нынешних мудрецов-интеллектуалов. Так он оценил хитроумное поведение Времени как такового.

И впрямь, это – лишь несколько поколений семьи, где сосуществуют и стар, и млад. Просто надо повнимательнее вглядываться в лица тех, кто еще рядом. Кто – уже в давнем альбоме. Кто мелькнул на улице, кого-то вдруг напомнив из близких. И ощутимо шелохнется тогда в груди   н е ч т о,   подсказывая: мы – не одиноки, потому что нас постоянно «укрепляют» во всех смыслах. Как четко звучит в очень короткой молитве: «Укрепи вас Господь!» Оказывается, о нас заботятся те, кого мы не знаем, но кто знает нас, поддерживая – физически и нравственно – на крутых жизненных виражах, с их земным притяжением, от которого никуда не деться.

Может быть, тот – императорский соратник Апраксин – и сподвиг Константина Николаевича на его опасный   поступок, который он совершил на Каланчевке, находясь в гуще людей, внешне равнодушно фланирующих в ожидании приговоров своим родным? Уверена, там было много тех, кто пришел на свою привычную работу: наблюдать, подслушивать, делать выводы… Называли их – «топтунами». Определяли – сразу. Пытались обходить стороной, но не всегда это получалось…

Допускаю, что Константин Николаевич вскоре забыл нашу с ним историю, не посчитав ее какой-то особенной. А вот я помню всё до сих пор в мельчайших деталях: в звуках и запахах страшного горя, которое старались прятать, но глаза – выдавали. Почему? За что? В мирное-то время, после такой ужасающей войны. Свои губят своих! Ведь известно (подсчитано), что этот кошмар настиг у нас каждую вторую семью. Разобрались с фашистами – затосковали по «красным» или «белым». До сих пор нет убедительного ответа, кто лучше.

Поэтому и сейчас часто хочется, зажмурившись, протянуть в пугающую вечность беззащитную слабую ладонь и ощутить  успокаивающее ответное прикосновение. А главное, без слов, поблагодарить младшего Апраксина: тогда, в печальной суматохе, я, по-моему, этого не сделала. А старшему – четко, по-военному, отрапортовать:

– Господин Генерал-адмирал! Вы можете радоваться, что у вас такой потомок, такая фамилия. Передайте это неугомонному Петру Алексеевичу, вместе с приветом от крестьянина из-под Тулы Ильи Гордеева, который – и на Лубянке, и в Лефортовской одиночке – держал себя с достоинством, что педантично зафиксировано в «Деле № 149». И никого – ни до, ни после – он не подвел, не «сдал». Даже мстить не пытался. Просто, уже на воле, проходил   м и м о  многолетних «друзей», топивших его, и не только его. Словно потомственный дворянин.

 

                                                                          _________________________________________

                  

            Коллаж Андрея Симанчука, сына автора и внука бывшего «врага народа»,

                                       к роману Валерии Гордеевой «Расстрел через повешение».

                                               

Серия сообщений "почитать":

Литературные произведения Валерии Гордеевой

Часть 1 - Валерия Гордеева "Воскресение Марии"
Часть 2 - В. Ильина «КАЗНЬ ЕГИПЕТСКАЯ»: МОСКОВСКИЙ ВАРИАНТ
Часть 3 - "Я С НИМ УВИЖУСЬ" Валерия Гордеева
Часть 4 - ЦЕНА БЕСПЛАТНОГО АДВОКАТА
Часть 5 - Сиреневый туман.
Часть 6 - Сиреневый туман. Часть 2.
Часть 7 - Сиреневый туман. Часть 3.
Часть 8 - Сиреневый туман. Часть 4.
Часть 9 - Сиреневый туман. Часть 5.