Ричард Эдвард Миллер — американский художник, удостоенный высшей награды Франции — ордена Почётного легиона. Достижение, выдающееся само по себе, не так ли? Однако, следует принять в расчёт немаловажную деталь, умножающую значимость данной награды. Дело в том, что главный орден Республики стал официальным признанием выдающихся достижений живописца на поприще фигуративного импрессионизма. И произошло это не когда-нибудь, а «на стыке» XIX и XX веков.

То есть герой нашей сегодняшней статьи был признан одним из величайших мастеров импрессионизма ровно в тот исторический момент, когда в парижских арт-салонах блистали гении масштаба Моне и Дега, и даже решительно отринувшего импрессионизм Ренуара ещё не «списывали со счетов». Но даже на фоне непревзойдённых звёзд «впечатленческого» жанра творчество мистера Миллера оказалось достаточно ярким и самобытным, чтобы его автора признали «светилом» первой величины от мира живописи.

Первая и, пожалуй, главная отличительная деталь живописного наследия мастера, выделяющая его из бесконечного ряда работ североамериканских коллег той эпохи — глубочайшее, искреннее принятие эстетики французского импрессионизма. Его, если хотите, «идеологии».

В то время, как по ту сторону Атлантики считалось чем-то навроде «хорошего тона» пару лет постажироваться у основателей жанра и законодателей моды — французов, после чего вернуться домой и приняться «адаптировать» полученный опыт и навыки к реалиям и вкусам заказчиков из США; наш герой провёл в Пятой Республике два десятка лет. Рефлексируя, анализируя, совершенствуясь, а главное — всё сильнее влюбляясь в это удивительное и бесконечно богатое на приёмы и методы самовыражения течение живописи.

На закате своей жизни вернувшийся в Штаты Миллер, будучи к тому моменту признанным классиком американского импрессионизма (и лауреатом множества премий), утверждал, что его искусство призвано доставлять в первую очередь эстетическое наслаждение, а лишь затем повествовать какие-либо сюжеты. Это звучит как настоящее предвестие постмодерна, но речь сейчас не об этом. Мы лишь хотим сказать, что там, где его земляки из Нью-Йорка и Чикаго «флуктуировали» фоновыми символами, Миллер просто полагался на геометрию повторяющихся диагональных доминант, чтобы добиться эффекта «узорности» этого самого фона. Он «делал красиво» там, где иные пытались «делать умно». Вот только в отличии от многих коллег по творческому цеху, ему действительно было что сказать своему зрителю.

«Глядите, как тонко мы подмечаем мимику и жесты!», — как бы говорят нам приблизительно 9 из 10 работ американских импрессионистов начала XX века. «Давайте просто полюбуемся врождённой грацией эта девушки, поправляющей ожерелье перед зеркалом», — предлагает нам Миллер. И неизменно оказывается в выигрыше, поскольку его работы — искренность в чистом виде. Субъективность живого впечатления, где конечная цель —поделиться с нами красотой момента.

Был ли он критикуем за свою «слишком европейскую» подачу? О да, ещё как. Но куда чаще — высоко ценим за неё же. Его красавицы порою напоминают застывшие античные статуи в антураже предвоенной эпохи? — Несомненно. Но их кожа «дышит» нежным теплом, а фигуры так искусно вписаны в антураж, что невозможно чётко определить границы объектов. Хрупкое, обнажённое девичье плечо, исполненное в реалистичной манере, здесь не более чем "точка отсчёта», начало пути нашего взгляда, который непременно приведёт нас в мозаичный лабиринт форм и оттенков. В мир впечатлений.

Эти полотна — всегда о любви. К свету, к цвету, к гармонии и взаимодополнению форм, к самой жизни. Это импрессионизм в высшем проявлении своей субъективности, многозначности и чувственности.

https://zen.yandex.ru/media/zhivopis/hudojnik-rich...d-miller-pofrancuzski-krasivo-

5e43885f51f5346faab52b2e

Richard E. Miller