Мы вернулись окончательно в Россию раннею весной 1877 года. Помню приезд наш в Царское Село, радостную встречу с младшими сестрами и Романом. Нас с трудом после ужина уложили.

В большой детской стояли четыре кровати — моя была ближайшая к входной двери.

Только что мы успокоились, как вошла моя мать со свечею, а сзади молодая дама с чудными глазами, которая сказала: «Ne me les nommez pas, je veux les reconnaitre moi-meme» [фр. «Не представляйте их по имени, я хочу их распознать сама»].

Подходя ко мне, она сказала: «Я тебя знаю, ты Сандра».

Я, конечно, ответила: «А я тебя не знаю — кто ты?»

Дама мне ответила, что она «тетя».

 

Долго она со мною говорила, так как я ее не отпускала.

Мать моя сказала, что я говорю по-французски, и дама мне задала несколько вопросов на этом языке.

Наконец она мне сказала: «Пусти меня, я хочу поговорить с твоими сестрами», и я взяла с нее обещание, что когда она будет уходить, она со мною простится.

Она это сделала, уложила меня в кровать и ушла с моею матерью.

Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова 1870-е

На следующий день мне было сказано, что так не ведут себя, когда цесаревна говорит с вами. «Цесаревна» (впоследствии императрица Мария Федоровна) у меня слилась с «царевною» русских сказок, и так на всю жизнь императрица Мария Федоровна для меня была сказочной царевной, всегда, во все радостные и грустные минуты моей жизни, откликавшейся на мои радости и на мое горе.

Я знаю, что Ее Величество чувствовала мою любовь к ней, так как она как-то сказала своей дочери, великой княжне Ксении Александровне, говоря обо мне: «Sandra m’aime» [фр. «Сандра меня любит»], и всегда лично отвечала на мои поздравления, а многим другим, ввиду сходства почерков, отвечала великая княжна Ксения Александровна, а императрица лишь подписывала ответы.

Как-то, когда я ее, уже будучи взрослой, благодарила за ее доброту ко мне, она сказала: «Mais vous savez, je vous envisage comme des enfants а moi» [фр. «Ведь вы знаете, что на вас смотрю как на своих детей»].

А когда в 1914 году на Пасху она нас всех позвала в Аничков с нашими детьми, она, здороваясь со мною, сказала: «J’ai invite tous les enfants de mes enfants» [фр. «Я пригласила всех детей, моих детей»].

Тогда, в 1877 году, в Царском, цесаревна опять пришла с моею матерью прощаться с нами; я вела себя тихо, скрытно, и цесаревна меня спросила: «Почему ты сегодня такая невеселая?» Я отвечала: «Вы царевна». «Нет, я тетя, тетя Аничкова» (по имени петербургского своего дворца).

______________________________

Родители моего отца скончались до его свадьбы.

 

Мой дед Шувалов ( Андрей Павлович Шувалов )

(он же и мой крестный отец), скончался в 1875 году, и я его совсем не помню,

 

но бабушку Шувалову ( Софья Михайловна Воронцова, дочь светлейшего князя Михаила Семеновича Воронцова,наместника Кавказа и Елизаветы Ксаверьевны. Многие пушкинисты были уверены, что она дочь Пушкина ) я помню.

Она скончалась осенью 1880 года.

Она была маленького роста, темной кожи, с большим родимым пятном на щеке.

Одета она была всегда в черное, с черной кружевной наколкой на голове.

Меня она не любила, и я помню, как она поставила меня в угол за что-то, чего я не сделала, несмотря на заверения и ее младших детей и моей воспитательницы, что я не виновата, причем сказала, что выпустит меня, когда я попрошу у нее прощения.

Мне было 6 лет, но я отказалась просить прощения за то, чего я не сделала, и я простояла молча несколько часов в углу, пока братья моей матери не пошли сказать бабушке, что они по моему поручению просят меня простить. Я их не выдала, и меня выпустили.

 

Зато меня любило все ближайшее родство моего отца:

его сестра, кн. Ирина Ивановна Паскевич,

и дядя Эммануил Дмитриевич Нарышкин. ( сын Дмитрия Львовича Нарышкина и красавицы Марии Антоновны Четвертинской, фаворитки Александра I. Многими считался сыном императора. Но есть письменные свидетельства, что его отцом был князь Григорий Иванович Гагарин. Эммануил Львович владел имением Кунцево, которое у него потом купил Солдатенков. Большой землевладелец в Тамбовской губернии. Был женат на сестре знаменитый Чичериных Александре Николаевне. Ее брат Борис Николаевич Чичерин, наиболее известен нам москвичам. В Тамбове построил знаменитую Читальню, теперь художественный музей. )

 

Последний оставил мне в наследство 34.000 десятин земли в Шацком уезде Тамбовской губернии и дом и мельницу в г. Моршанске. Я не воспользовалась этим состоянием, так как пожизненно дядя оставил его своей жене, а жена его, Александра Николаевна, рожденная Чичерина, скончалась, когда большевики несли ее (она не могла идти по старости и болезни) в Тамбове на место расстрела.

(Вот как большевики обошлись с родной теткой наркома индел Г.В. Чичерина.

Вот кусочек про нее из воспоминаний Князя С. М. Волконского :

«Старуха Нарышкина, бывшая статс-дама, богатая основательница Нарышкинского общежития в Тамбове, давно мозолила глаза. Она была родная тетка Чичерина, знаменитого наркоминдела… Высокое родство с Чичериным не спасло старуху Нарышкину: или Чичерин не пожелал вступиться, или, как неоднократно объявлялось, «приказ опоздал». Ее подняли на телегу, повезли. Она была мужественна, но по дороге у нее сделался разрыв сердца: она избежала «человеческого суда».)