Бенкендорфы. Часть 3. Доротея Ливен - тайный агент Его Величества
 

Эта женщина была замужем, родила в браке пять сыновей и дочь и не отличалась особым целомудрием - любовников у неё было предостаточно. И каких любовников! Но прославилась эта «светская львица» не своими высокопоставленными и знаменитыми любовниками. У некоторых её современниц их было не меньше. Она же вошла в историю как «первая русская женщина-дипломат» и была тайным агентом русского правительства в Лондоне и Париже.

Jean-Baptiste Isabey (1767–1855) Portrait of Princess Darya Lieven (1785-1857) (1820-е)

Её имя – Дарья Христофоровна Ливен, урождённая Доротея фон Бенкендорф, сестра шефа жандармов и Главного начальника  III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Александра Бенкендорфа. Она родилась 28 (по юлианскому календарю – 17) декабря 1785 года в семье рижского военного губернатора генерала от инфантерии Христофора Ивановича Бенкендорфа.

Её мать, Анна-Юлиана, урождённая баронесса Шиллинг-фон-Капштад,  была подругой детства принцессы Софии Марии Доротеи Августы Луизы фон Вюртембергской – будущей императрицы Марии Фёдоровны, второй супруги императора Павла I. После смерти  Анны-Юлианы  22 (11) марта 1797 года от ревматизма, от которого всю жизнь будет мучиться и её дочь, 11-летняя Дарья и её сестра Мария, которая была старше всего на год, остались на попечении императрицы Марии Фёдоровны. Несмотря на то, что они уже вышли из возраста, в котором девочек принимали в Смольный институт благородных девиц  (по уставу девочки должны были поступать в это заведение не старше шестилетнего возраста и оставаться там двенадцать лет), она решила устроить их именно туда.

В конце концов, дело устроилось, и впоследствии императрица каждую неделю навещала сестёр. В отличие от других воспитанниц, которые спали в общей спальне, сёстры Бенкендорф занимали привилегированное положение – у них были отдельные комнаты. Зная, что они находятся под покровительством императрицы, руководство Смольного института относилось к ним соответственно.

Дарья получила лучшее по тем временам образование, она умела говорить и читать на четырёх языках, изучала музыку и танцы. В феврале 1800 года сёстры Бенкендорф окончили Смольный институт, и императрица занялась обустройством их личной жизни.

Дарья, которая пользовалась особой благосклонностью императрицы, была пожалована во фрейлины ещё в 1799 году, будучи воспитанницей Смольного института. Мария Федоровна намеревалась подыскать своей протеже достойного жениха, и её выбор пал на генерал-лейтенанта графа Алексея Андреевича Аракчеева.

Countess Dorothea Lieven (1811).

Дарья пришла от него в ужас,  и вскоре императрица нашла другого кандидата. Им оказался 26—летний красавец,  любимец императора Павла I, начальник Военно-походной канцелярии Его Императорского Величества, генерал-адъютант граф  Христофор Андреевич Ливен.

Т.Lawrence. Христофор Андреевич Ливен (1774—1838) — светлейший князь, российский государственный и военный деятель, дипломат. (1820-е)

Матери обоих молодожёнов были приближёнными фрейлинами и близкими подругами императрицы Марии Фёдоровны. Молодые люди понравились друг другу и 24 (12) февраля 1800 года они поженились. Первые годы замужества Дарья Христофоровна жила беспечной жизнью в Петербурге. Она была повсюду, где была императорская семья. Пока муж делал военную и дипломатическую карьеру, она вела весёлую светскую жизнь, танцевала и флиртовала. У неё был роман с великим князем Константином Павловичем, какое-то время она увлекалась генерал-адъютантом князем Пётром Петровичем Долгоруковым — одним из приближенных императора Александра I. Но это – так – цветочки. Потом пошли куда более значимые фигуры…

Между тем Европа вступила в период так называемых Наполеоновских войн, под которым подразумеваются войны Франции в период консульства (1799—1804) и империи Наполеона I (1804—14, 1815). Для России это было нелёгкое время. Время коалиций и предательства союзников. Время поражений и побед.

Особенно тяжёлыми были поражения в сражении под Аустерлицем 2 декабря (20 ноября) 1805 года, которое вошло в историю как «битва трёх императоров» -  Наполеона I, Франца II и Александра I. Россия тогда потеряла 21 тысячу человек. И сражение под Фридландом 14 (2) июня 1807 года, которое завершилось разгромом русской армии. Потери составили от 18 000 до 20 000 человек. Итогом этой победы Наполеона стало подписание 7 июля (25 июня) 1807 года унизительного для России Тильзитского мира.

Граф Ливен участвовал вместе с царем Александром в бесславном Аустерлицком сражении, а потом, уже на переговорах в Тильзите, делал первые шаги на дипломатическое поприще. Впервые соприкоснулась с миром высокой политики и его жена. Причём о ходе и содержании переговоров французского и российского императоров она знала даже больше, чем муж.

Thomas Lawrence (1769–1830) PRINCESS DOROTHEA LIEVEN (1810-е)

Дело в том, что почти все переговоры с Наполеоном Александр вел лично, не прибегая к услугам переводчика и секретаря-протоколиста.  Граф Ливен и другие молодые дипломаты только готовили отдельные бумаги, которые могли понадобиться государю, и о содержании переговоров не знали. В отличие от них Дарья Ливен знала об этом почти из первых рук – от вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.

Полномочный представитель России вице-канцлер Александр Борисович Куракин подробно информировал мать царя не только о ходе переговоров, но и о намерениях Александра I. Не удивительно, что, когда все и в Тильзите, и в Санкт-Петербурге, и в Москве  считали, что царь не пойдет на серьезные переговоры, и уж тем более на союз с Францией, Мария Федоровна знала, что всё уже решено.

Так, например,  22 (10) июня 1807 года, ещё до встречи двух императоров, у Александра Куракина состоялась длительная беседа с царём, в ходе которой Александр I заявил, что главным аргументом в пользу сотрудничества с Францией является поражение под Фридландом и тяжёлое военное положение России. О содержании своей беседы с царём Александр Куракин тут же сообщил Марии Фёдоровне. А та поделилась со своей любимой воспитанницей и фрейлиной Дашенькой Ливен.

Таким образом, молодая графиня была в курсе практически всех деталей российско-французских переговоров и впервые проникла в святая святых высшей политики. Но в отличие от своей покровительницы, тайну Дашенька сохранила, опровергнув тем самым расхожее мнение о том, что женщины не умеют держать язык за зубами. Мало того, у неё составилось своё собственное мнение о том, что произошло и каковыми могут быть последствия.

В начале июля 1807 года в Царском Селе в парадных залах Большого Екатерининского дворца давался бал, в честь успешного завершения переговоров в Тильзите. Великосветские дамы замирали от желания быть приглашенными Александром I, который  не только прекрасно танцевал, но и любил танцевать. Но к их великому огорчению и жгучей зависти приглашения государя удостоилась молодая супруга генерал-адъютанта царя графиня Дарья Ливен.

12 января 1810 года (по юлианскому календарю - 31 декабря 1809) граф Ливен был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром  в Берлине. В разговоре с ним Александр  I  со значением заметил: «Надеюсь, что Ваша супруга будет Вам надежной помощницей», - и слегка наклонил голову в сторону Доротеи, стоявшей рядом с мужем. (Тайны веков. Княгиня Ливен и её сановные любовники).

В те годы Берлин был одной из самых провинциальных столиц Европы. По сравнению с Санкт-Петербургом всё здесь казалось мелким и скучным. Дарья (Доротея) Ливен много времени посвящала воспитанию детей, сопровождала в поездках на море, на воды. Она надеялась, что их с мужем пребывание в Берлине будет недолгим.

Никакие важные дела здесь не решались, и назначение сюда можно было бы расценить как почетную ссылку. Но супруги, особо не переживали. Центром светской жизни, хоть и не такой блестящей, как в российской столице, был Сан-Суси (от фр. sans souci — без забот) - один из самых известных дворцов Гогенцоллернов, расположенный в восточной части одноимённого парка в Потсдаме, который находился всего в 20 км к юго-западу от Берлина.

Приемы, балы, вечера, карточные игры… Здесь завязывались полезные знакомства, а из  разговоров дипломатов, приезжавших со всех сторон Европы, можно было почерпнуть немало интересной информация. Этим и занимался граф Ливен. Но особенно много ценной информации удавалось добыть его жене – перед хорошенькой женщиной мужские языки развязывались сами собой, и каждый стремился продемонстрировать свою близость к сильным мира сего и знание их секретов.

Кроме того, графиня Ливен была хозяйкой модного литературно-политического салона, который часто  посещали видные политики и дипломаты разных стран. Из разговоров  с ними супруги Ливен одними из первых узнали об антироссийском характере прусско-французских и австро-французских переговоров и о планах Наполеона напасть на Россию, о намерениях австрийского канцлера Меттерниха выйти из войны с Францией и заключить с ней союзный договор (который и был подписан позже, в марте 1812 года). Именно тогда Дарья (Доротея) Ливен почувствовала вкус к аналитической разведке и сделала первые шаги в этой области.

Но самое главное заключалось в том, что российский посланник в короткое время сумел приобрести доверие короля Пруссии  Фридриха Вильгельма III, чему в немалой степени способствовала опять же Дарья Ливен. Когда 19 (7) июля 1810 в возрасте 34 лет  скончалась любимая супруга Фридриха III - Луиза Августа Вильгельмина Амалия, графиня Ливен проявила немалый такт и сочувствие, поддерживая  короля в постигшем его горе. Искреннее участие, проявленное со стороны супругов Ливен, сблизило их с Фридрихом III. Они стали частыми гостями в его дворце и вели с ним продолжительные беседы о положении в стране и будущем Пруссии.

24 (12) февраля 1812 года под давлением Наполеона I король Пруссии Фридрих Вильгельм III подписал с договор о совместных действиях против России и обязался в случае войны с ней выставить 20-тысячный корпус при 60 орудия. Кроме того, Пруссия должна была и обеспечивать французскую армию продовольствием во время её продвижения через свою территорию.

Это был явный враждебный шаг в отношении России. Но именно граф Ливен был первым, кто обратил внимание императора Александра I на патриотические настроения в Пруссии, готовой при первой возможности сбросить иго наполеоновской Франции и заключить союз с Россией.

По мнению русского посланника, Фридрих-Вильгельм III ничего не забыл из прежних унижений со стороны Наполеона. Король Пруссии  знал о настроениях своего народа, жестоко страдавшего от прохождения Великой армии, вспоминал клятву, которой обменялся с Александром I в 1805 году на могиле Фридриха Великого.

В разговорах с графом Ливеном он вспоминал о Бартенштейнской конвенции, заключённой между Россией и Пруссией 26 (14) апреля 1807 года, с целью создания 4-й антифранцузской коалиции в составе России, Пруссии, Швеции, Англии и Австрии. Главной её задачей должно было стать оттеснение французов за Рейн, демонтаж созданного Наполеоном Рейнского союза и новое устройство Германии, независимость которой провозглашалась в этом документе как основа независимости Европы. Однако Англия, Швеция и Австрия отказались присоединиться к конвенции…

Обо всём этом граф Ливен информировал  Санкт-Петербург. За превосходное исполнение обязанностей посланника 18 (6) февраля 1812 года он был удостоен ордена св. Александра Невского. (Алмазные знаки к этому ордену были пожалованы ему 6 декабря (по юлианскому календарю - 24 ноября) 1813 года. По справедливости, половиной этого успеха граф был обязан своей жене.

Как и надеялась Дарья Ливен, их пребывание в Берлине было недолгим. 30 (18) июня 1812 года они покинули столицу Пруссии. Прожив несколько месяцев в Петербурге, 17 (5) сентября 1812 граф Ливен был назначен послом в Великобритании и в конце октября 1812 года супруги отбыли в Лондон.

Thomas Lawrence (1769–1830). Princess Darya Lieven (1785-1857) (1820/1823 ?)

Лондон встречал нового российского посла, любимца Александра I графа Христофора Ливена, приезд которого знаменовал новый период в англо-российских отношениях. И никто даже предположить не мог, какую роль в этих отношениях сыграет его молодая супруга, которая буквально через несколько месяцев заняла видное положение в британском обществе.

Прелестная Доротея или Доротти, как звали Дарью Христофоровну Ливен на английский манер, покорила сердца английских аристократов. Благодаря своему очарованию и живости манер, столь не свойственных чопорному английскому обществу, она сделалась одной из законодательниц мод лондонского общества. Считается, что именно она познакомила англичан с вальсом, который был тогда моден на континенте, но ещё неизвестен в Англии.

Иностранные дипломаты отмечали, что по своему влиянию графиня Ливен нисколько не уступала супругу. Её даже называли подлинным русским послом в Англии, и получить приглашение в её лондонский салон считалось большой честью. Здесь всегда толпилась высшая английская знать и министры двора Его Величества. На протяжении 22 лет (1812-1834) салон супруги русского посла был местом неофициальных встреч виднейших государственных и политических деятелей Великобритании и других стран Европы.

Список VIP-персон - постоянных посетителей салона Дарьи (Доротеи) Ливен впечатляет:

- Роберт Банкс Дженкинсон, 2-й граф Ливерпуль, премьер-министр Великобритании с 1812 г. по 1827 год.

- Артур Уэлсли, 1-й герцог Веллингтон, фельдмаршал, победитель при Ватерлоо, дважды занимавший пост премьер-министра Великобритании  - с 22 января 1828 г. по 22 ноября 1830 г. и с 17 ноября по 10 декабря 1834 г.

- Роберт Стюарт, виконт Каслри, маркиз Лондондерри, видный деятель партии Тори, военный министр Великобритании в 1805-1806 и 1807-1809 годах, министр иностранных дел в 1812-1822. После падения Наполеона Роберт Каслри был одним из самых влиятельных государственных деятелей Европы. Он проповедовал политику "баланса сил" и крайне неприязненно относился к России (именно Каслри отказал Александру I в какой-либо поддержке, когда Наполеон вторгся в Россию).

- Джордж Каннинг, представитель либерального крыла партии Тори (консервативная партия Англии),  дважды занимавший пост министра иностранных дел Великобритании  (с 1807 г. по 1809 г. и с 1822 г. по 1827 г.). В апреле 1827 года, после смерти премьер-министра лорда Ливерпуля, Джордж Каннинг стал главой кабинета министров.

- Джордж Гамильтон-Гордон, 4-й граф Абердин, пэр Великобритании и один из лидеров Тори, министр иностранных дел Великобритании  в 1828-1830 гг.

- Чарльз Грей, 2-й граф Грей,   видный британский политик от партии Вигов (предшественницы Либеральной партии), министр иностранных дел Великобритании  в 1806-1807 гг. и 26-й премьер-министр Великобритании в  1830-1834 гг.

- Вильгельм фон  Гумбольдт, немецкий филолог, философ, языковед, дипломат и государственный деятель.

- Шарль Морис де Талейран-Перигор, посол Франции в Лондоне в 1830-1834 гг., благодаря которому новый режим короля Луи Филиппа был признан в Европе легитимным. Это был известный мастер политической интриги, предавший на своём веку Революцию, Директорию, Наполеона и Бурбонов. Неслучайно имя Талейран стало едва ли не нарицательным для обозначения хитрости, ловкости и беспринципности.

- Австрийский посол в Лондоне князь Павел Антон Эстергази и многие другие иностранные дипломаты…

В салоне супруги русского посла велись споры и обсуждались важнейшие вопросы европейской политики. Таким образом, Дарья Ливен была постоянно в курсе всех важнейших политических новостей и даже случайных слухов, и от ее наблюдательного ума не ускользали нюансы ещё даже не созревших политических решений.

Дарья Христофоровна Ливен (1814)

При её участии обсуждались важнейшие вопросы европейской политики (как уже упоминалось, поклонники называли Дарью Ливен "женщиной-дипломатом" и "дипломатической Сивиллой"), её поддержки искали лидеры обеих британских политических партий - Тори и Вигов.

Если верить молве, перед обворожительной женой русского посла не устоял даже лорд Байрон, поэма которого "Паломничество Чайльд-Гарольда" имела небывалый успех не только в Англии, но и во всей Европе.

Она была столь очаровательна, что в неё без памяти влюбился уже упомянутый граф Чарльз Грей, будущий 26-й премьер-министр Великобритании, который, как утверждается, был 32-м потомком … князя Рюрика, основателя Киевской Руси. Тот самый лорд Грей, в честь которого назван популярный чай с бергамотом - "Эрл Грей".

Он чуть ли не ежедневно обменивался письмами со своей возлюбленной. Отрывки из записок и обширной корреспонденции Доротеи Ливен появились в печати уже после её смерти. Вдова лорда Грея предпослала публикацию его писем к супруге русского посла словами сожаления о том, что публике станет известна "степень интимности главы правительства с иностранной посланницей". (Н.Таньшина, "Доротея, сестра Бенкендорфа". "Родина", октябрь 2007 г.).

Sir Thomas Lawrence. Лорд Чарльз Грей(National Portrait Gallery, London)

В числе постоянных посетителей салона Дарьи Ливен был и Георг-Август-Фредерик, принц Уэльский. Причём со временем русский посол и его супруга вошли в ближний круг друзей будущего короля Великобритании Георга IV. А это дорогого стоило. Он уже тогда был принцем-регентом – то есть фактическим правителем Великобритании. (5 февраля 1811 года король Георг III был признан недееспособным вследствие тяжёлого психического заболевания, и его старший сын, принц Уэльский, был провозглашён принцем-регентом и оставался им до смерти отца 29 января 1820 года. Период  1811-1820 годов называется эпохой Регентства). Супруги Ливен были частыми гостями принца в Brighton Pavillion ("Королевский павильон" в Брайтоне – летняя приморская резиденция) и в Букингемском дворце - официальной лондонской резиденции британских монархов.

Мало того, когда в 1819 году в Лондоне у четы Ливен родился сын, названный Георгием в честь наследного принца-регента, то он вызвался быть крёстным отцом и не уставал повторять, как похож (!) на него ребёнок. Правда, злые языки тут же окрестили Георгия "сыном Конгресса", намекая на то, что его отцом был министр иностранных дел Австрии князь Меттерних.

Роман между ним и Дарьей Ливен начался ещё на Венском конгрессе в 1814 году и получил бурное продолжение в ноябре 1818 года, когда Дарья Ливен в составе российской делегации принимала участие в Аахенском конгрессе стран-членов Священного союза.

Пользуясь своими связями, супруга русского посла регулярно наведывалась с визитами в различные районы страны, куда с окончанием парламентской сессии и светского сезона разъезжались её высокопоставленные знакомые.

Как отмечал английский историк и политический деятель Харолд Уильям Вазейл Темперлей (1879—1939), "никогда ещё иностранка не получала столько сведений об английском обществе из первых рук и не обладала в нём бóльшим влиянием".

Полученные сведения Дарья Ливен передавала супругу либо направляла дипломатической почтой брату Александру Бенкендорфу в Санкт-Петербург. Как-то раз супруг предложил ей самой составить донесение и направить его непосредственно министру иностранных дел России графу Карлу Васильевичу Нессельроде. Получив донесение, Нессельроде - опытный дипломат, ведавший внешней политикой России практически с 1812 по 1856 год, понял, что обрёл в лице супруги российского посла не только информатора, но и разведчика-аналитика, который со временем может стать бесценным агентом влияния, и вступил с ней в частную переписку, обсуждая вопросы европейской политики. С её мнением он считался. И не он один. Даже император Александр I, ознакомившись с донесениями Дарьи Христофоровны, в письме к Нессельроде шутливо сожалел о том, что графиня Ливен носит юбки — из неё вышел бы блестящий дипломат.

В каждой шутке есть доля правды. И в данном случае эта доля была весомой. Дарья Ливен действительно была в центре главных международных событий. А её тесные связи в высших придворных, правительственных и дипломатических кругах Англии укрепляли влияние её мужа и позволяли русскому правительству не только получать необходимую информацию, но и в ряде случаев проводить нужную ему политику.

Так, например, именно из депеш, поступивших из Лондона, русское правительство узнало о тайном договоре между Австрией и Англией о фактической передаче итальянских монархий во власть австрийского императора Франца II, подписанном в Праге 27 июля 1813 года. Но Россия могла дать свое согласие на это только в обмен за польские провинции, а Пруссия — за Саксонию. От решения этих проблем зависел успех Венского конгресса. Сообщения Дарьи Ливен помогли Александру I и министру иностранных дел графу Нессельроде сформулировать российскую точку зрения на обсуждавшиеся вопросы.

Карикатура Крукшенка на графиню Ливен и князя Козловского., May 13th 1813.

В 1814 году российский посол в Лондоне граф Христофор Ливен был  включен в состав российской делегации на Венском конгрессе. Вместе с ним в Вену приехала и Дарья. Здесь она впервые встретилась с графом Карлом Нессельроде, с которым давно уже находилась в переписке. Ему было тридцать четыре года, ей двадцать девять, и уже с первой встречи между ними возникли доверительные отношения, не прекращавшиеся до последних дней жизни Дарьи Ливен. Но эти отношения никогда не переходили за черту чисто деловых и дружеских. Дарья часто делилась с Нессельроде своими секретами, нередко интимными,  и выполняла поручения графа, носившие иной раз, мягко говоря, нескромный характер.
На Венском конгрессе Дарье Ливен пришлось соперничать за звание "первой дамы" со знаменитой светской львицей и любовницей министра иностранных дел Австрии князя Клеменса фон Меттерниха герцогиней Вильгельминой  Саган, которую называли "Клеопатрой Курляндии", и княгиней Екатериной Скавронской-Багратион, вдовой героя Бородина, которую считали тайным агентом Александра I.

"Те хитрости, которые Александр I применил в начале Венского конгресса в борьбе с Меттернихом, были женские хитрости. Желая выведать тайны лукавого дипломата, он овладел симпатиями сначала княжны Багратион, бывшей любовницы Меттерниха, а потом симпатиями герцогини Саган, к которой как раз в эпоху конгресса питал особую нежность сластолюбивый австрийский князь. Известно, что будущие творцы Священного союза ознаменовали свои отношения в ту пору самой скандальной ссорой и Меттерних в своих мемуарах, весьма, впрочем, лживых, уверял даже, что Александр вызывал его на дуэль". (Г.И. Чулков. "Императоры: Психологические портреты".

Граф Нессельроде уважал своего “старого приятеля” и главного организатора Венского конгресса Клеменса фон Меттерниха как политического противника и считал его образцом государственного мужа. Но уважение уважением, а интересы России – святое. Меттерних был основным соперником Александра I на Венском конгрессе, и Нессельроде, рассчитывая получить доступ к секретам "сластолюбивого" австрийского канцлера, решил использовать его слабость к прекрасному полу. И момент для этого выбрал самый удачный.

29 ноября 1814 года Людвиг Ван Бетховен в присутствии коронованных особ дирижировал патриотической кантатой "Славный миг". Он был на вершине славы. Ещё бы – ведь ему стоя аплодировали короли и министры. И вот в этой атмосфере праздника и взаимного обожания Нессельроде представил Доротею Ливен Меттерниху. Представил, как говорится, с дальним прицелом. Впрочем, она и сама была не против более близкого знакомства с "хозяином" Венского конгресса, как называл себя Меттерних. Он ей нравился. С ним было интересно. Ему с ней тоже. Неудивительно, что между ними завязался роман...

Томас Лоуренс (1769–1830) Портрет Klemens Wenzel von Metternich, German-Austrian diplomat, politician and statesman (1773-1859) (1820-1825, Музей истории искусств, Вена

Меттерних любил и умел танцевать, и потому балов на Венском конгрессе было больше, чем заседаний. Неслучайно стала знаменитой реплика старого австрийского фельдмаршала и дипломата князя Шарля-Жозефа де Линя, скончавшегося 13 декабря 1814 года во время одного из заседаний: "Конгресс вперед не идет, а танцует".

Но добывать информацию можно и на балу, и в постели. Недаром Венский конгресс прославился легкостью царивших на нем нравов. То, что происходило на заседаниях и в кулуарах конгресса, было постоянной темой “невинных” разговоров Доротеи Ливен с  иностранными дипломатами и, разумеется, с Меттернихом.

Вначале встречи между ними носили чисто светский характер, затем стали уединенными и, наконец, интимными  (правда, связь эту нельзя было афишировать). Так что многие секреты политики тайных сговоров за спиной России она узнавала из первых уст, и на следующий день они становились известными “старому приятелю” князя Меттерниха, графу Карлу Нессельроде.

Так Александр I узнал о тайных переговорах Клеменса Меттерниха и министра иностранных дел Англии Роберта Каслри с прусским канцлером Карлом Августом фон Гарденбергом. На этих переговорах речь шла о согласии на временную оккупацию Саксонии пруссаками на том условии, что Пруссия объединится с Австрией  и  Англией для противодействия осуществлению русских проектов в Польше.

Причём сведения, полученные Дарьей Ливен, получили подтверждение от самого Фридриха-Вильгельма III, короля Пруссии, давнего друга супругов Ливен ещё по берлинскому периоду их дипломатической работы. Через Дарью Ливен Александр I узнал и о том, что за его спиной по предложению министра иностранных дел Англии Роберта Каслри 3 января 1815 года был заключен тайный оборонительный договор Франции, Австрии и Великобритании, направленный против Пруссии и России.

В июне 1815-го Венский конгресс, который длился почти три четверти года, наконец-то завершился, определив новую расстановку сил в Европе, сложившуюся к концу наполеоновских войн. Его результатом стала Венская система международных отношений, ведущая роль в которой принадлежала странам-победительницам — России, Австрии и Великобритании.

Через три месяца, 14 (26) сентября 1815 года, был создан Священный союз европейских государств, целью которого было обеспечить незыблемость европейских монархий и подавлять любые революционные выступления. Впоследствии к нему постепенно присоединились все монархи континентальной Европы, кроме папы римского и турецкого султана.

Делегации разъехались по домам.  Вернулась в обожаемый ею Лондон и Дарья Ливен. Заслуги жены российского посла не остались не замеченными императором - 12 января 1816 года она была удостоена ордена св. Екатерины 2-й степени. (Орденом Святой Великомученицы Екатерины или орденом Освобождения награждались великие княгини и дамы высшего света. Он был формально вторым по старшинству орденом Российской империи в иерархии наград с 1714 до 1917 года).

Хотя Дарья Ливен и не занимала никаких официальных постов, её роль в российской дипломатии была ничуть не менее значимой, чем роль иных кадровых дипломатов. О том, сколь высоко ценились её способности, говорит хотя бы тот факт, что Александр I лично включил графиню Ливен в состав российской делегации, которая участвовала в Аахенском конгрессе Священного союза (29 сентября - 22 ноября 1818 года). На нём решался вопрос о выводе оккупационных войск из Франции и вырабатывалась система международных отношений между четырьмя великими державами-членами Священного союза  — Россией, Великобританией, Австрийской империей и Пруссией.

Главной задачей графини Ливен было следить за ходом заседаний, принимать у себя в доме дипломатов и запоминать всё, о чём они говорили. При этом Государь интересовался не только добытой ею информацией, но и её собственным мнением по тем или иным вопросам.

На Аахенском конгрессе роман между Дарьей Ливен и Меттернихом вспыхнул с новой силой. Он был великолепным любовником и … поставщиком ценной информации. Но и Меттерних в своих отношениях с Дарьей Ливен преследовал не только любовные цели. Как и его “старый приятель” Нессельроде он решил, что русская графиня, близкая к английскому и российскому двору, может стать ценным агентом. И ему удалось “уговорить” её.

Через некоторое время Дарья, опять же с ведома Нессельроде, стала двойным агентом, что только добавляло особую пикантность её любовным отношениям с Меттернихом. Но, в отличие от Венского,  Аахенский конгресс завершился через три недели, и любовникам пришлось расстаться. Дарья Ливен вернулась в Лондон, унося в своём сердце сладостные воспоминания о часах, проведённых с Меттернихом. Впрочем, связь их на этом не оборвалась и продолжалась на конгрессах в Троппау в 1820 году и в Вероне – в 1822-м.

unknown basing T.Lawrence drawing. Княгиня Д.Х. Ливен (Tretyakov Gallery, Moscow)

В Лондоне салон графини Ливен вновь заполнили министры двора, политики, дипломаты и высшая знать Великобритании. Как и прежде политические новости и даже случайные слухи, которые могли лежать в основе будущих политических решений, не ускользали от внимания супруги российского посла.

Вся информация тщательно анализировалась и направлялась по двум адресам: дипломатической почтой в Петербург — графу Нессельроде, и через секретаря австрийского посольства в Лондоне Нойманна - Меттерниху. Причем донесение Меттерниху скрывалось в четырех конвертах, вложенных друг в друга.

Верхний был адресован самому Нойманну. Второй, лежащий внутри, был с тем же адресом и запиской: “Нет нужды объяснять вложенное, мой дорогой друг!” Это был пароль: дескать, отнеситесь к вложенному с особенным вниманием! Третий конверт адресовался человеку по имени Флорет (под псевдонимом Флорет — “Цветочник” скрывался сам Меттерних), а внутри находился четвертый, без адреса, содержащий само послание.

Донесение, также как и адреса на конвертах, было написано левой рукой, измененным почерком и с грамматическими ошибками (этой хитрости научил свою новую любовницу сам Меттерних): как будто кто-то снял копию с шифровки супруги русского посла, адресованной своему правительству, но сама она, конечно, к утечке секретной информации не имеет никакого отношения! (Е. Арсеньева. "Шпионка, которая любила принца. Дарья Ливен").

Вскоре этот секретный канал связи взял под свой контроль сам император Александр I. Таким образом, имея копии тех донесений, которые Дарья Ливен направляла Меттерниху, Александр I и Нессельроде могли придать этой переписке нужное направление. А это было крайне важно, особенно, если учесть, что роль Меттерниха в европейской политике эпохи Священного союза была столь велика, что историки называют этот период "меттерниховской системой". В общем, надежды, которые граф Нессельроде возлагал на Дарью Ливен, оправдались полностью.

Поводом, который уничтожил светлый образ австрийского канцлера в сердце его любовницы и агентши, стал так называемый «греческий вопрос».
Суть его заключалась в следующем: в 1821 году вспыхнуло греческое восстание против Османской империи. Европа была в основном на стороне греков, ибо турки обращались с христианским населением варварски. Православные греки обратились за помощью к православной России, однако Александр не сделал даже попытки заступиться за единоверцев.
Не сразу стало известно, что равнодушие Александра объяснялось прямым влиянием Меттерниха.
Канцлер Австрии всю жизнь называл себя «лекарем революций». Память о Французской революции, во время которой была обезглавлена его соотечественница, королева Мария-Антуанетта («Казнить австриячку!» – это было одно из первейших требований озверевших санкюлотов ), была навязчивым кошмаром Меттерниха. И в его глазах греческие повстанцы являлись теми же санкюлотами, или, выражаясь более современным языком, карбонариями  , которые восстали против своего законного государя, подобно карбонариям Неаполя и Пьемонта, которые бунтовали против австрийского владычества на Апеннинском полуострове. На Веронском конгрессе 1822 года Меттерниху удалось склонить на свою сторону императора Александра и удержать его от заступничества за Грецию.
А между тем портфель министра иностранных дел Англии получил приверженец либеральных реформ Джордж Каннинг.

Richard Evans. George Canning (National Portrait Gallery, London) 

В это время ему было пятьдесят два года, однако он относился к тем людям (их гораздо чаще встретишь среди женщин, однако и среди мужчин попадаются отдельные особи), которые с годами почему-то лишь молодеют и никогда не помнят толком, сколько им лет. Что характерно, этот прогрессирующий склероз весьма благоприятно отражается на их внешности… Кстати, сама Дороти была именно такой нестареющей женщиной!
Каннинг был из тех английских консерваторов, которым их консерватизм не мешал ценить блага свободы как в своей стране, так и за границей. Например, министр требовал признания независимости южноамериканских государств, сочувствовал революционным движениям Испании, Италии и, конечно, Греции.
Небезызвестный лорд Грей, отношения коего с «милой Дороти» перешли уже в область чистейшего платонизма, вдобавок – платонизма эпистолярного (сэр Чарльз удалился от дел в свое родовое поместье Гоуик), бешено ревновал, улавливая в письмах своей бывшей любовницы признаки горячего интереса к «этому господину», которого он называл политическим авантюристом. Разумеется! Она ведь и сама была совершеннейшей авантюристкой! ...они мигом разглядели друг друга, эти два человека, для которых жизнь была игра. И любовь – игра. Не карточная, правда (карты они оба ненавидели, как сущую бессмыслицу), а что-то вроде кадрили, танцевать которую Дороти любила ничуть не меньше, чем вальс…
Ну разве трудно угадать, что лорд Каннинг тоже оказался превосходным танцором? И разве трудно предсказать развитие этих сначала сугубо паркетных, потом сугубо кабинетных, а потом еще и тайно-постельных отношений?…
Их союз основывался не только на физической гармонии, но и на безусловном духовном родстве. Каннинг, ставший уже премьер-министром, горячо стоял за независимость греков, заявлял о готовности Англии примкнуть к союзу с Россией против Турции. Однако все старания его и все попытки Дарьи Христофоровны переупрямить императора Александра были напрасны: слишком весом был для него авторитет Меттерниха. Неудивительно, что Дороти в конце концов возненавидела бывшего любовника!  

В 1834 г. Николай I приставил князя Ливена наставником к своему сыну. Его супруга неохотно покинула Лондон, но после смерти двоих сыновей, ссылаясь на слабое здоровье, оставила пределы России, чтобы обосноваться в Париже. Там её салон сделался «дозорной вышкой Европы», соперничая по популярности с салоном мадам Рекамье.

Говорят, что время – хороший лекарь, но плохой косметолог. Может быть и так, но только не в отношении Доротеи Ливен. Даже безвременная смерть её младших сыновей, по которым она всё ещё носила траур, не отразилась на её красоте. В свои пятьдесят с небольшим княгиня Ливен выглядела максимум на 35 и по-прежнему привлекала мужчин

мраморный бюст св. кн. Д.Х. Ливен работы Т. Кемпбелла

Приехав в Париж весной 1837 года, она была поражена. По сравнению с захолустным Баденом он был как хрустальный бокал шампанского по сравнению с унылой кружкой лечебной минеральной воды. Доротея сразу же окунулась в бурную жизнь французской столицы. Поспособствовал этому и Талейран, который издавна питал слабость к красавице княгине и всячески ей протежировал. Впрочем, и без его покровительства пригласить к себе воспитательницу царских детей и супругу наставника наследника российского престола стремились именитейшие аристократические семьи Франции.

После смерти мужа в 1839 году княгиня открыто флиртовала с политическими деятелями, которые посещали её дом. На протяжении десятка лет её связывали романтические отношения с австрийским канцлером Меттернихом и французским премьер-министром Франсуа Гизо. Благодаря своей близости с Гизо во время Крымской войны она служила негласным посредником между враждующими сторонами

На одном из обедов, который давал в её честь герцог Виктор де Брольи (с октября 1832 до апреля 1834, а потом с ноября 1834 до февраля 1836 он был министром иностранных дел Франции, а с марта 1835 года до своего выхода из кабинета занимал ещё и должность президента Совета министров) княгине Ливен представили известного французского историка, бывшего министра народного просвещения Франции Франсуа Гизо.

"За обедом, – писал он впоследствии, – сидя рядом с княгиней Ливен, я был поражен печальным выражением ее лица и манерами, исполненными достоинства; она была в глубоком трауре и, по-видимому, находилась под гнетом тяжелых мыслей, начинала разговор и неожиданно прекращала его. Раз или два она взглянула на меня, как будто удивленная тем, что слова мои привлекли ее внимание. Я расстался с нею с чувством глубокой симпатии к ней и к ее горю; при следующем свидании она выразила желание продолжать со мной знакомство". (Елена Арсеньева. Дамы плаща и кинжала. Дарья Ливен).

Jehan Georges Vibert (1840–1902) François Guizot (1787-1874), french statesman (Palace of Versailles)

Эта встреча стала знаковой в судьбе обоих, их "лебединой песнью" и последним даром любви. Взаимному сближению способствовало и общее горе, которое обрушилось на них: в июне 1838 года в Америке умер сын Доротеи Константин. Об этом ей даже никто не сообщил официально. Просто письмо, которое она ему отправила, вернулось с пометкой о смерти адресата. А незадолго до этого умер сын Франсуа Гизо, которого так же, как и отца, звали Франсуа.

Это было трудное время для обоих, и они старались поддержать и утешить друг друга. Даже на светских раутах они часто появлялись вдвоём, и это стало предметом пересудов в высшем свете. Пересудов, но не осуждения. Гизо был вдовцом, а чисто формальные отношения княгини Ливен с мужем не были ни для кого секретом. Да и недавняя смерть их сыновей не могла не вызывать сочувствия. Так что принимали их хорошо, и двери домов самых знатных семей Парижа были для них всегда открыты.

Но Доротея и сама стала принимать у себя в салоне парижский высший свет и представителей дипломатического корпуса французской столицы. Сначала это было в бельэтаже, который она снимала в одном из особняков на улице Риволи – одной из самых длинных и известных в Париже, которая была естественным продолжением Елисейских полей на восток от площади Согласия.

Однако, Доротея считала, что светский салон в съёмной квартире – это не "комильфо” ( франц. comme il faut, буквально — как надо, как следует), иными словами – не соответствовало правилам светского приличия и так называемого "хорошего тона". Но вскоре решился и этот вопрос…

Вскоре после смерти Талейрана (17 мая 1838 г.) княгиня Ливен купила у наследницы Талейрана и своей подруги герцогини де Дино великолепный старинный особняк на улице Сен-Флорантен, 2 (напротив сада Тюильри). Это был последний и самый любимый дом Талейрана. В нём он и умер. Теперь хозяйкой этого особняка, в котором было 17 комнат на верхнем этаже и 16 на втором, стала княгиня Ливен.

Доротея искренне сожалела о смерти старого дипломата, которому она симпатизировала, впрочем, как и он ей. Они были похожи друг на друга - любовью к интригам, склонностью к тайной дипломатии, умением добывать и анализировать полученную информацию, знанием человеческих слабостей и умением использовать других в своих целях. Княгине Ливен казалось, что дух Талейрана незримо присутствует в комнатах ещё недавно принадлежавшего ему особняка и бродит среди гостей её парижского салона…

Узнав о том, что княгиня Ливен решила окончательно обосноваться в Париже, император Николай I был возмущён и потребовал её немедленного возвращения в Россию. Князь Ливен убеждал жену покориться царской воле. Княгиня отказалась. В письме своему старому, верному и все понимающему другу, лорду Чарльзу Грею, Доротея жаловалась: "Требуют, чтобы я вернулась… Но для меня жить в Петербурге то же, что идти на верную смерть. Как бы человек ни чувствовал себя несчастным, он дорожит жизнью". (Елена Арсеньева. Дамы плаща и кинжала. Дарья Ливен).

Столь резкая реакция императора на отказ Доротеи Ливен вернуться в Россию была вызвана тем, что сделав её наставницей своих детей, Николай I рассчитывал увидеть в ней наследницу и продолжательницу той педагогической методы, безупречных манер, выдержанности и деликатности, которые были свойственны её свекрови Шарлотте Ливен.

Джордж Доу. Charlotte von Lieven (1742-1826) (1821)
Имя княгини Шарлотты Карловны фон Ливен, урожденной фон Поссе (1742 - 1828), знаменитой воспитательницы Великих Княжон, дочерей Павла I, а впоследствии и Великих Князей Николая и Михаила Павловичей, было хорошо известно при царском дворе.В 1783 г. по рекомендации рижского генерал-губернатора графа Георга Брауна (Юрия Юрьевича Броуна) Екатерина II пригласила овдовевшую баронессу фон Ливен на должность воспитательницы своих внучек - Великих Княжон.
Рассказывают, что по приезде Шарлотты фон Ливен в Царское Село Екатерина II, стоя за ширмой, подслушивала разговор баронессы со встретившим её придворным, в котором она, не стесняясь, жаловалась на трудности возлагавшейся на неё задачи, указывая на дурной пример, подаваемый им двором и образом жизни самой императрицы.
Выйдя из-за ширм, Екатерина, будучи умной женщиной, не разгневалась, и, обратившись к будущей воспитательнице царских отпрысков, сказала: "Вы именно такая женщина, какая мне нужна", – и с первых же её шагов на новом поприще облекла Шарлотту Ливен своим полным доверием до такой степени, что вскоре от её указаний стало зависеть назначение к Великим Княжнам даже низших должностных лиц.
Благодаря своему природному уму, твердости характера, неутомимости и почти мужской энергии, Шарлотта Ливен не только сразу же заслужила доверие императрицы Екатерины II, но и снискала расположение супруги будущего императора Павла I Великой Княгини Марии Фёдоровны, сделавшись впоследствии её ближайшей подругой. Строгое и неутомимое исполнение ею своих обязанностей оказало большое влияние на воспитание Великих Княжон, которые уже в детстве владели главными европейскими языками и были знакоми с основами многих серьёзных наук.
Своей образованностью и учтивыми манерами обязаны были Шарлотте Ливен и Великие Князья — будущий Николай I и Михаил Павлович.
За свою верную сорокапятилетнюю службу при дворе Шарлотта Карловна Ливен была удостоена многих наград. В 1794 году Екатерина II пожалована её в статс-дамы, а 10 ноября 1796 наградила орденом Святой великомученицы Екатерины I степени (или орденом Освобождения) — формально вторым по старшинству в иерархии наград Российской империи с 1714 до 1917 года. Этим орденом награждались Великие Княгини и дамы высшего света.
22 февраля [5 марта] 1799 года Высочайшим указом императора Павла I баронесса Шарлотта Карловна фон Ливен была возведена с потомством в графское Российской Империи достоинство. 12 [24] марта 1801 года, в день коронации императора Александра I, она была награждена драгоценными браслетами с портретами императорской четы, а в 1824 г. — портретом императора с цепью для ношения на шее.
Очень привязан к ней был и Николай I. В своих воспоминаниях он писал: "… мы, разлученные с отцом и матерью, мои сестры и я, оставались на попечении графини Ливен, уважаемой и прекрасной женщины, которая была всегда образцом неподкупной правдивости, справедливости и привязанности к своим обязанностям и которую мы страшно любили. Мой отец (Павел I) по вступлении на престол утвердил ее в этой должности, которую она и исполняла с примерным усердием. Обязанности ее, при жизни Императрицы (Екатерины II), были тем более тяжелыми, что отношения между сыном и матерью были часто натянутыми и она, постоянно находясь между обеими сторонами, только благодаря своей незыблемой прямоте и доверию, которое она этим внушала, умела всегда выходить с честью из этого трудного положения". (Воспоминания о младенческих годах Императора Николая Павловича, записанные Им собственноручно).

Эта взаимная привязанность между воспитательницей и Николаем I поддерживалась всю жизнь. Собственно говоря, и княжеским достоинством Доротея Ливен была обязана именно своей свекрови. В день коронации Николая I (22-го августа/3 сентября/ 1826 года) в знак особых заслуг перед престолом Высочайшим указом графиня Шарлотта Карловна фон Ливен с нисходящим её потомством была возведена в княжеское Российской империи достоинство с титулом Светлости. Таким образом, её сын Христофор Андреевич Ливен стал князем, а его жена Дарья Ливен, урождённая Доротея фон Бенкендорф – княгиней.

Неудивительно, что Николай I был, мягко говоря, раздражён поведением Доротеи Ливен. Он и раньше крайне негативно относился к отъезду княгини из России, а уж отказ вернуться воспринял как проявление неприязни к его сыну и к себе лично. Не помогало даже заступничество её брата, шефа жандармов Александра Бенкендорфа. В разговоре с ним император в самых жёстких выражениях потребовал её возвращения.

И тогда на помощь Доротее снова пришёл министр иностранных дел Карл Нессельроде. Он напомнил Николаю I о том, какую роль она играла в Лондоне, будучи информатором и агентом влияния российского правительства в Англии, и сумел убедить императора в том, что пребывание княгини Ливен в Париже и её талант в области тайной дипломатии может принести ощутимую пользу России.

Для Николая I, который прекрасно понимал, что найти управу на строптивую княгиню и заставить её вернуться практически невозможно, это был шанс "сохранить лицо", и он нехотя согласился.

Thomas Lawrence (1769–1830) Porträt der Fürstin Lieven (1820, Tate Gallery, London)

Парижские салоны в эпоху Реставрации и при Июльской монархии имели чётко выраженную политическую ориентацию и делились на либеральные и консервативные. Одним из самых знаменитых ещё со времён Империи был салон Жюли Рекамье (полное имя Жанна Франсуаза Жюли Аделаида, в девичестве — Бернар), более известный как салон мадам Рекамье. Обаяние Жюли, её ум и политические взгляды привлекали к ней в салон людей различных возрастов и положений. Многие знаменитые мужи девятнадцатого столетия были влюблены в мадам Рекамье.

Соперничать с мадам Рекамье было непросто, но Доротее Ливен пригодился её лондонский опыт. Она в совершенстве владела непростым искусством ведения светского салона, где политика, шпионаж, светская жизнь, культура и лёгкий флирт переплетались и сливались воедино. И вскоре  литературно-политический салон графини не уступал по популярности салону мадам Рекамье.

"Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалетов и любезностью, наибольший интерес для всех (сохранилось множество отзывов современников об этом!) представляла сама княгиня. Она первенствовала над всеми, очаровывала и умом, и необыкновенной ясностью и силой мысли. Она обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий оживленный разговор. Она еще больше похудела ("Longitude of St.-Petersburg"!), но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные и сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grande dame". (Елена Арсеньева. Шпионка, которая любила принца. Дарья Ливен).

мраморный бюст св. кн. Д.Х. Ливен 1859 г. Латвия

Неудивительно, что у неё была масса поклонников. Ею восхищался известный ловелас и дамский угодник маркиз Александр Дюма Дави де Ла Пайетри - знаменитый драматург, романист, поэт, писатель, сказочник, биограф, журналист, бунтарь и вообще выдающийся человек, более известный, как Александр Дюма–отец.

Умом и обаянием княгини Ливен был покорён и один из основоположников реализма в европейской литературе, Оноре де Бальзак. Причём, французский историк и романист, брат Альфонса Доде, Эрнст Доде, полагал, что именно княгиня Ливен стала прообразом некоторых героинь эпохи Реставрации в романах Оноре де Бальзака.

В её салоне читали свои стихи Альфред де Мюссе, которого называли французским Байроном, и Теофиль Готье - один из вдохновителей "Парнаса"  – литературного объединения, созданного во Франции во второй половине ХIХ века. Частым гостям был умнейший, но скучноватый Жозеф Эрнест Ренан – известный философ, историк христианства,семитолог, член Французской академии.

Среди гостей княгини выделялся импульсивный Луи Адольф Тьер — автор трудов по истории Великой французской революции, член Французской академии и… премьер-министр королевства Франция в 1836-1939 гг. Будущий Первый президент французской Третьей республики (в 1871-1873 гг.) был соперником Франсуа Гизо на политическом поприще, но это соперничество за влияние на умы французов и короля Луи-Филиппа имело скорее личный, нежели политический характер. Не случайно Тьер, сформировав свой второй кабинет 1 марта 1840 года, в котором он взял себе ещё и портфель министра иностранных дел, продолжал держать Франсуа Гизо послом в Лондоне, куда его отправило предыдущее правительство. Будучи профессиональным политиком, Тьер предпочитал держать своего соперника подальше от короля и Доротеи Ливен, которая приобретала всё большее влияние в обществе сильных мира сего.

Элегантной и остроумной княгиней был очарован и генерал Луи Эжен Кавеньяк, будущий военный министр Франции (назначен в мае 1848 года) и главный организатор жестокой расправы над восставшими парижанами в июне 1848 года, после чего стал военным диктатором и неудачно баллотировался в президенты Франции.

Играть в салоне княгини Ливен считали за честь выдающиеся композиторы и пианисты - Ференц (Франц) Лист и Фредерик Шопен, о котором говорили, что никогда — ни до, ни после Шопена — на его родине, Польше, не рождался музыкальный гений такого уровня.

Бывал там и Франсуа Рене де Шатобриан, правда, не в качестве поклонника Доротеи Ливен, а скорее "лазутчика" мадам Рекамье, к которой он испытывал нежные чувства и потому весьма ревниво относился к популярности салона княгини. Позднее, в своих "Замогилных записках", в которых он как очевидец описал Великую французскую революцию 1789-1794 гг., Империю, Реставрацию, Сто дней Наполеона и Июльскую монархию, Шатобриан нарисовал весьма нелицеприятный портрет Доротеи Ливен: "Женщина с длинным неприятным лицом, заурядная, скучная, недалёкая, не знающая иных тем для разговора, кроме пошлых политических сплетен". Но Шатобриан, мягко говоря, лукавил. Салон "заурядной, скучной и недалёкой" женщины никогда бы не пользовался успехом в парижском высшем свете и уж тем более не получил бы известность во всей Европе.
Это, конечно, были слова человека, который болезненно воспринимал растущую популярность салона соперницы мадам Рекамье, но в душе наверняка признавал, что княгиня Ливен – личность незаурядная. Уже одно то, что Шатобририан описал её в своих записках наравне с графом Мирабо и маркизом де Лафайетом, который был участником американской войны за независимость, Великой французской революции и июльской революции 1830 года, говорит о том, какое впечатление она на него произвела.

Скорее уж прав был Франсуа Гизо, который писал: "Мужчины и женщины, тори и виги, важные персоны и светские денди, все стремились заполучить её для украшения и престижа своих салонов, все высоко ценили честь быть принятыми ею" (Таньшина Н. Доротея, сестра Бенкендорфа).

Но главное отличие салона княгини Ливен от других парижские салонов, которые и в эпоху Реставрации, и при Июльской монархии имели чётко выраженную политическую ориентацию и делились на либеральные и консервативные, заключалось в том, что он представлял собой “нейтральную почву, где все идеи представлены в равной мере, где прошедшее растворяется в будущем, где старые системы еще пользуются уважением, а новые мысли уже находят понимание”, - отмечала в "Парижских письмах виконта де Лоне" Дельфина де Жирарден, французская писательница, супруга Эмиля де Жирардена - основателя и редактора нескольких известных французских газет.

Здесь люди разных политических убеждений могли спокойно встречаться и мирно беседовать, не переходя на личности и не превращая гостиную в парламент, где иной раз дело доходило до скандалов и чуть ли не потасовок. Всё это делало салон Доротеи Ливен особенно привлекательным. Не случайно она принимала у себя едва ли не всю политическую элиту Франции, включая премьер-министра графа Луи-Матьё Моле и самого "короля-гражданина" Луи-Филиппа. Что не удивительно - Доротея произвела на Луи Моле неизгладимое впечатление ещё летом 1837 года, когда он впервые оказался в её салоне тогда ещё на улице Риволи.

В письме французскому посланнику в Санкт-Петербурге барону Гильому-Просперу Баранту от 20 августа 1837 года Луи Моле писал, что парижский салон княгини Ливен был "местом сбора всех действующих честолюбцев, а беседы на политические темы — любимым занятием княгини". Её оценки политической обстановки в Европе поразили его своей точностью. В этой области она была профессиональнее многих кадровых дипломатов. "Политику, — признавалась она, — я люблю гораздо больше, чем солнце". (Мартен-Фюжье А. "Элегантная жизнь, или Как возник "весь Париж"). 

Портрет работы М.В. Делисер.

Как писал маркиз Астольф Луи Леонор де Кюстин - французский аристократ и монархист, писатель, путешественник, приобредший мировую известность изданием своих записок о России, которую он посетил в 1839 году - "в России существует целая сеть женской дипломатии, и Европа, быть может, недооценивает этот особый способ влиять на политику. Благодаря своей армии двойных агентов, политических амазонок, чье оружие — тонкий мужской ум и коварные женские речи, русский двор собирает сведения, получает донесения и предупреждения, которые в случае огласки пролили бы свет на множество тайн, разъяснили бы многие противоречия, обнаружили бы много низостей". (Астольф де Кюстин. "Россия в 1839 году").

Одной из таких "амазонок" была княгиня Дарья (Доротея) Христофоровна Ливен. Недаром во французской прессе того времени всерьёз обсуждалось предположение о том, что "русское правительство потому позволило княгине Ливен обосноваться в Париже, что она тайно собирает для него сведения, и что в её парижской гостиной, как в любом петербургском салоне, всякий вечер можно застать, по меньшей мере, двух шпионов" ("Le Siecle", 1 декабря 1837).

И Астольф де Кюстин, и французские газеты были недалеки от истины – Доротея Ливен действительно "собирала сведения" и тщательно анализировала всё услышанное в салоне. А потом в Санкт-Петербург, в два адреса – Карлу Нессельроде и Александру Бенкендорфу - отсылались донесения, написанные симпатическими чернилами.

Эти сведения помогали российскому правительству выстраивать непростые отношения с ведущими европейскими державами. Нессельроде в очередной раз оказался прав – парижский салон княгини Ливен стал для России "дозорной вышкой Европы".

 Dorothée de Benkendorf, princesse de Lieven, vers 1855, d'après un portrait par G.F. Watts. Domaine public

В январе 1857 года Дарья Христофоровна заболела бронхитом, который очень быстро принял тяжелую форму. В ночь с 26 на 27 января в своём парижском особняке на руках Гизо и сына Павла она скончалась. Перед смертью она выразила желание, чтобы её тело было перевезено в Курляндию и погребено рядом с её сыновьями в семейной усыпальнице Ливенов в латвийском местечке Межотне. Она была похоронена в чёрном бархатном платье фрейлины российского императорского двора и княжеской короне, с распятием из слоновой кости в руках.

У супругов Ливен родилось шестеро детей, пять сыновей и одна дочь:

Магдалена (1804—1805)
Александр (1805—1885), умер холостым.
Павел (1806—1866), умер холостым.
Константин (1807—1838), скончался в июне 1838 года в Америке.
Георгий (1819—1835), имя получил в честь крестного отца, короля Георга IV. Весной 1835 года умер в Дерпте вместе с младшим братом Артуром от скарлатины. Эта трагедия очень подорвала здоровье Дарьи Христофоровны, до конца дней своих она пребывала в отчаянии от несправедливости судьбы.
Артур (1825—1835), имя получил в честь крестного отца, герцога Веллингтона.

Колонна княгини Ливен в Павловске, Россия

Ссылки:

http://ru.wikipedia.org/wiki/%CB%E8%E2%E5%ED,_%C4%...%F1%F2%EE%F4%EE%F0%EE%E2%ED%E0

http://rus.ruvr.ru/2012_07_09/80810904/

http://st-news.info/darya_liven__rossiyskaya_sivilla.html

http://baronet65.livejournal.com/40294.html

Серия сообщений "Бенкендорфы":
Часть 1 - Бенкендорфы. Часть 1. История рода
Часть 2 - Бенкендорфы. Часть 2. Человек, который знал и хранил