Согласно сохранившимся сведениям дети были между собой очень дружны. Александр — старший сын князя и наследник его богатств — получил прекрасное домашнее образование, главным образом по части иностранных языков. Когда мальчику исполнилось десять лет, его отец, Иван Иванович Барятинский, внезапно скончался. Мария Федоровна крайне тяжело перенесла смерть супруга, однако, собрав все свои душевные силы, продолжила жить ради детей. В возрасте четырнадцати лет Александр Барятинский вместе со своим братом Владимиром был отправлен в Москву с целью «усовершенствования в науках». Согласно воспоминаниям в общении с окружающими его людьми молодой князь был вежлив, любезен и прост, однако не терпел фамильярности. После того как юноше минуло шестнадцать лет, княгиня Мария Федоровна приняла решение определить его в один из столичных университетов. Однако осуществить задуманное ей не удалось — Александр внезапно заявил о желании попробовать себя на военной службе. Напрасно родные старались отговорить юношу, напрасно мать показывала ему тщательно скрываемое доселе завещание отца, в котором черным по белому относительно Саши было записано: «Как милость прошу не делать из него ни придворного, ни военного, ни дипломата. У нас и так много куртизанов и декорированных хвастунов. Долг людей, выбранных по своему богатству и происхождению, по-настоящему служить, поддерживать государство… Мечтаю видеть сына агрономом или финансистом». Но все было тщетно, юный князь выказывал недюжинное упорство и самостоятельность, к слову, отличительные качества Александра Ивановича на протяжении всей его жизни. В конце концов, о семейном конфликте Барятинских прослышали во дворце, и сама императрица пришла на помощь молодому человеку. Благодаря поддержке Александры Федоровны юноша в самом скором времени оказался зачислен в Кавалергардский полк, а в августе 1831 поступил в санкт-петербургскую школу кавалерийских юнкеров и гвардейских подпрапорщиков. Любопытно, что спустя несколько месяцев в заведение это попал и молодой юнкер лейб-гвардейского полка Михаил Лермонтов. Впоследствии Барятинский и Лермонтов стали хорошими друзьями.

В 1833 году Барятинский в чине корнета поступил в Лейб-Кирасирский полк наследника цесаревича. Однако симпатии его не изменились, князь по-прежнему принимал самое активное участие в жизни кавалергардов. За участие в одной крупной проказе офицеров полка, направленной против их нового командира и наделавшей в столице много шуму, Барятинский даже был арестован и отсидел на гауптвахте воспитательного дома. В конце концов, рассказы о кутежах и романических похождениях Александра Ивановича докатились до слуха самого императора. Николай Павлович выразил большое недовольство легкомысленным поведением молодого князя, что было немедленно передано Барятинскому. В связи со сложившимися обстоятельствами Александру Ивановичу пришлось крепко задуматься над исправлением своей пошатнувшейся репутации. Колебался он, к слову, не долго, выразив категорическое желание отправиться на Кавказ, дабы принять участие в многолетней войне с горцами. Подобное решение вызвало немалые пересуды среди знакомых и родственников. Князя умоляли не рисковать собой, но все было напрасно — он уже твердо решил осуществить задуманное, говоря: «Пусть Государь знает, что ежели я умею совершать шалости, то и служить умею». Таким образом, в марте 1835 года девятнадцатилетний князь по высочайшему повелению был командирован в войска Кавказского корпуса.

Прибыв в район военных действий, Александр Иванович сразу же окунулся в совершенно иную жизнь. Уже почти два десятилетия на Кавказе шла ожесточенная война. Весь этот край стал единым фронтом, местом, где жизнь русского офицера и солдата являлась случайностью, а гибель — делом будничным. Ни за богатство, ни за фамилию на воюющем Кавказе укрыться было невозможно — все привилегии земные во внимание здесь не принимались. Владимир Соллогуб писал: «Тут прошли поколения героев, тут были битвы баснословные, тут сложилась летопись подвигов, целая русская Илиада... И много тут принесено было безвестных жертв, и много тут полегло людей, чьи заслуги и имена известны одному только Богу». Многие военные старались избежать службы в этом краю, у некоторых находящихся здесь не выдерживали нервы. Однако Барятинский оказался сделан совсем из иного теста. Попав в отряд генерала Алексея Вельяминова, Александр Иванович, точно сдирая с себя коросту столичного пустозвонства и баловства, выражал желание участвовать в самых горячих операциях. Его выносливость и храбрость удивляла даже многое повидавших бойцов. Помимо прочего князь отличался поразительным умением переносить боль. Еще в пору учебы в школе кавалерийских юнкеров была широко распространена история о том, как Барятинский, услышав рассуждения Лермонтова о неспособности человека подавлять свои физические страдания, молча снял с горящей керосиновой лампы колпак и, взяв раскаленное стекло в руку, медленными шагами прошел через всю комнату и поставил ее на стол. Очевидцы этого писали: «Рука князя сожжена была почти до кости, и долго потом он страдал сильною лихорадкою и носил руку на привязи».

В одном яростном сражении, произошедшем в сентябре 1835 и закончившемся победой русских войск, Барятинский, ведя в атаку сотню спешенных казаков, был ранен в бок. Рана его оказалась очень серьезной, полковой хирург так и не сумел извлечь застрявшую глубоко в кости ружейную пулю. Князь впоследствии так и жил с ней. В течение двух суток Александр Иванович лежал в беспамятстве, находясь на грани жизни и смерти. К счастью, его богатырский организм поборол недуг, и Барятинский пошел на поправку. Для окончательного же восстановления сил ему было позволено вернуться в Санкт-Петербург.

С Кавказа Барятинский прибыл уже в чине поручика, удостоенный почетного золотого оружия «за храбрость». В Северной столице красавец князь, опаленный огнем кавказских сражений, снова быстро вошел в моду. Петр Долгоруков писал в «Петербургских очерках»: «Александр Иванович во всех отношениях являлся блистательным женихом. Все матушки с взрослыми дочерями на сбыте в один голос пели ему различные акафисты, а в петербургском высшем свете за неопровержимую аксиому было принято: «Барятинский — блестящий молодой человек!». Однако наследник родовых богатств держался стойко, ничто не могло его заставить забыть картины воюющего Кавказа и своих товарищей по оружию. В 1836, окончательно поправившись, Александр Иванович получил назначение состоять при наследнике цесаревиче Александре. Три последующих года, проведенные в путешествиях по Западной Европе, чрезвычайно сблизили молодых людей, положив начало их крепкой дружбе. Посещая различные европейские земли, Барятинский старательно восполнял пробелы своего образования — выслушивал в знаменитых университетах длинные лекции, знакомился с выдающимися учеными, писателями, общественными и политическими деятелями. Вернувшись из-за границы, князь жил в Санкт-Петербурге, занимаясь приведением в порядок своих денежных дел. Основным его увлечением в те годы стали царскосельские скачки, для участия в которых он приобретал дорогих лошадей. Служебное продвижение Барятинского также шло быстро — в 1839 он стал адъютантом цесаревича, а к 1845 дорос до чина полковника. Перед ним открывалась блестящее и спокойное будущее, однако Александр Иванович чувствовал иное призвание и весной 1845 выбил себе новую командировку на Кавказ.

Полковник Барятинский возглавил третий батальон Кабардинского полка и вместе с ним принял участие в печально известной Даргинской операции, организованной русским командованием в конце мая 1845 с целью сломить сопротивление войск Шамиля у селения Дарго. Занятие аулов Анди, Гогатль и Теренгульской позиции, битва на Андийских высотах, сражение на высотах за рекой Годор, штурм аула Дарго, многодневный бой в ходе отступления через Ичкерийский лес — везде привелось отличиться Александру Ивановичу. Во время захвата Андийских высот, когда русские войска приступом брали укрепления горцев, Барятинский, проявив в очередной раз чудеса доблести, был тяжело ранен — пуля навылет пробила голень правой ноги. Несмотря на это, Александр Иванович остался в строю. По окончании похода главнокомандующий русскими войсками граф Воронцов представил князя к Георгию четвертой степени, записав: «Князя Барятинского в полной мере считаю достойным ордена… Он шел впереди храбрейших, подавая всем пример мужества и неустрашимости…».

В связи с полученным ранением ноги Александр Иванович вновь был вынужден расстаться с Кавказом. Согласно воспоминаниям родственников вид возвратившегося домой князя потряс их до глубины души — Барятинский состриг свои известные блондинистые кудри, отпустил тупые бакенбарды, а на его посуровевшем и серьезном лице пролегли глубокие морщины. Передвигался он, опираясь на палку. В светских гостиных князь отныне не появлялся, а люди, их наводнявшие, стали ему совершенно неинтересны. Недолго пробыв в Санкт-Петербурге, он выехал за границу. Однако Барятинскому, очевидно, было на роду написано все время воевать. Узнав о том, что Александр Иванович следует через Варшаву, выдающийся русский полководец, наместник Польши Иван Паскевич предложил ему принять участие в военных действиях по подавлению очередного мятежа. Разумеется, князь дал согласие. Во главе отряда, состоящего из пятисот казаков, Барятинский в феврале 1846 разбил превосходящих численностью повстанцев и «с отличною ревностью, мужеством и деятельностью преследовал их войско, отбросив оное в прусские границы». За этот подвиг Александр Иванович был удостоен ордена Святой Анны второй степени.

В феврале 1847 Барятинский был назначен командиром Кабардинского полка и одновременно произведен в звание флигель-адъютанта. За три года руководства этим знаменитым полком Александр Иванович проявил себя начальником строгим, и даже беспощадным в требованиях дисциплины, однако заботливым о своих подчиненных, вникающим во все хозяйственные мелочи. За счет собственных средств Барятинский приобрел во Франции современные по тому времени двуствольные штуцеры и вооружил ими охотников полка. Это оружие давало его солдатам весомые преимущества перед горцами, не случайно часть кабардинцев-охотников считалась на Кавказе самой лучшей. Вместе с исполнением служебных дел Александр Иванович внимательно изучал страну и знакомился с посвященной Кавказу литературой. Со временем эти кабинетные занятия делались все упорнее и продолжительнее. По указаниям Барятинского в Хасавюрт была перенесена штаб-квартира полка, что имело важное стратегическое значение, а также изменена дислокация войск на Кумыкской плоскости и выбрано новое, более удобное место для строительства моста через реку Терек. Из боевых подвигов князя за это время, прежде всего, необходимо отметить успешную атаку укрепленного лагеря горцев у реки Кара-Койсу и сражение при поселении Зандак, где князь успешно отвлек внимание неприятеля от основных сил русских. В ноябре и декабре 1847 Александр Иванович провел ряд успешных атак на шамилевские аулы, за что был удостоен ордена Святого Владимира третьей степени. А летом 1848, отличившись в бою при Гергебиле, он был произведен в генерал-майоры и назначен в императорскую свиту.

К сожалению, неумеренные годы юности начали сказываться на здоровье Александра Ивановича. Сначала это были легкие, но затем все более усиливающиеся приступы подагры. Испытывая жестокие боли, князь был вынужден ходатайствовать об отпуске, который был ему разрешен осенью 1848. К тому времени российский император абсолютно неожиданно для самого Барятинского принял решение «облагодетельствовать» его, а именно женить на выбранной им невесте из семейства Столыпиных. Когда Александр Иванович добрался до Тулы, там его уже поджидал с новостями родной брат Владимир. Ссылаясь на открывшуюся болезнь, Барятинский остался в городе, а когда данный ему отпуск подошел к концу, известил императора о том, что возвращается в свою часть. Разгневанный Николай Павлович отправил вслед ослушнику гонца с уведомлением о продлении отпуска. Александра Ивановича царский посланец догнал в Ставропольской губернии, однако князь заявил ему, что считает нецелесообразным поворачивать обратно, находясь возле места своей службы. Однако и император не желал отказываться от задуманного, и перепуганная княгиня Мария Федоровна писала сыну письма с просьбами вернуться и выполнить волю царя. В Северной столице Барятинский появился лишь в конце 1849. Спустя двое суток после приезда он, нагрузив сани подарками, отправился поздравлять семью брата Владимира. В его доме Александр Иванович вместе с остальными гостинцами оставил конверт из плотной бумаги. На следующий день весь город обсуждал ошеломляющие подробности его содержимого. Там лежали документы на право владения богатейшим наследством Александра Ивановича, полученного им в качестве старшего сына от отца. Князь добровольно отказался от всего недвижимого и движимого имущества, включая бесценный Марьинский дворец. Себе князь оговорил лишь сто тысяч рублей и ежегодную ренту в семь тысяч. Само собой, дело с женитьбой мгновенно расстроилось. Барятинский, оставшись верным семейному девизу «Бог и честь», не без основания гордился своим поступком, говоря знакомым в минуты откровения: «Я и самому государю не поддался».

Полное служебное бездействие вместе с неизвестностью того, что его ожидает в будущем, тяготили князя. Наконец, весной 1850 военный министр по высочайшему повелению попросил Александра Ивановича выбрать себе один из двух корпусов — Новгородский или Кавказский. Барятинский, само собой, предпочел вернуться на старое место службы, и в конце мая этого же года получил приказ сопровождать наследника цесаревича, отправлявшегося в поездку по Кавказу. Уже в конце 1850 Александр Иванович возглавил Кавказскую резервную гренадерскую бригаду, а весной следующего года стал командиром двадцатой пехотной дивизии и одновременно исправляющим должность начальника левого фланга Кавказской линии. До 1853 Барятинский оставался в Чечне, ставшей главной ареной деятельности Шамиля, «систематически и настойчиво подчиняя ее русскому владычеству». В течение зимы 1850-1851 годов все усилия русских войск были сосредоточены на уничтожении Шалинского окопа, устроенного непокорным имамом, что и было сделано благодаря успешному обходному маневру войск Барятинского. Кроме того князю удалось нанести горцам сокрушительное поражение при речке Басс, захватив там множество лошадей и оружия. Последовавшие за тем летние и зимние экспедиции 1851-1852 годов на территории Большой Чечни дали русской армии возможность впервые после возмущения горцев преодолеть ее вдоль от укреплений у села Воздвиженское до крепости Куринской. Особенно удачным был разгром войск имама неподалеку от Чертугаевской переправы. Не меньшего успеха князь достиг и в южных областях Чечни, а также со стороны Кумыкской плоскости, где из-за крутых берегов Мичика продвижение войск шло крайне медленно и трудно. В зиму 1852-1853 годов русские войска прочно обосновались на Хоби-Шавдонских высотах, проложили через Каякальский хребет удобную дорогу, а через реку Мичик организовали постоянную переправу.

Постепенно начинала вырисовываться особая тактика действий Александра Ивановича, позволявшая разрешать сложнейшие задачи с наименьшими потерями. Ее особенности заключались в постоянном применении скрытых обходных маневров и налаженной системы собирания информации о планах Шамиля с помощью лазутчиков. Еще одной важной деталью было то, что в отличие от большинства столичных сановников Александр Иванович хорошо понимал — одной лишь военной силой замирить Кавказ не получится, и поэтому немало сил он прилагал на административно-хозяйственное преобразование края. На захваченных территориях прокладывались просеки и дороги, открывающие войскам простор для маневров между опорными крепостями, а в поддержку центральной администрации на местах организовывались органы военно-народного управления, учитывающие традиций горских народов. Новым словом стала тесная координация действий милиции и различных войсковых подразделений. Хасавюрт, где размещался Кабардинский полк, быстро разросся, притягивая к себе всех недовольных действиями Шамиля.

В январе 1853 Александр Иванович стал генерал-адъютантом, а летом того же года был утвержден в должности начштаба Кавказского корпуса. Это повышение открывало для полководца широчайшие возможности по претворению в жизнь его стратегических замыслов. Однако внезапно вспыхнувшая Крымская война временно ограничила действия русских войск на Кавказе, роль которых в период с 1853 по 1856 годы сводилась к сохранению всего достигнутого в предшествующий период. И результаты эти были крайне важны, поскольку горцы, подстрекаемые французами, англичанами и турками, проявили необычную воинственность, причиняя русским бойцам немало беспокойств. А в октябре 1853 Барятинский был командирован в Александропольский отряд князя Бебутова, действующий на турецкой границе. В блистательном бою при селении Кюрюк-Дара в июле 1854, когда восемнадцатитысячный русский отряд разгромил наголову сорокотысячную (по иным подсчетам шестидесятитысячную) турецкую армию, князю в очередной раз выпало проявить свой выдающийся стратегический дар. За победу в этом сражении, решившим судьбу всей кампании в Закавказье, ему был пожалован орден Святого Георгия третьей степени.

В конце 1855 Александру Ивановичу было поручено временное руководство войсками, размещенными в городе Николаеве и его окрестностях, а летом 1856 он стал командующим всем отдельным Кавказским корпусом. Немногим позднее князя произвели в генералы от инфантерии и назначили наместником его императорского величества на Кавказе. После вступления в должность он по-суворовски лаконично объявил своим подчиненным: «Воины Кавказа! Глядя на вас, дивясь вам, я вырос и возмужал. От вас, ради вас осчастливлен я назначением и трудиться буду, дабы оправдать подобное счастье, милость и великую честь». К слову, будь жив Николай I, Александр Иванович, несмотря ни на какие заслуги, никогда бы не стал на Кавказе первым лицом. Однако новый царь Александр II просто не представлял на эту роль более подходящую кандидатуру.

Александр Иванович прекрасно понимал, что затяжное и кровавое противостояние на юге страны требует завершения, и, разумеется, завершения победного. Отныне главная задача русских войск заключалась в том, чтобы быстро и с минимальными потерями усмирить Кавказ, а также нейтрализовать посягательства на эти земли англичан, персов и турок. Барятинский отдал преимущество мощной наступательной тактике. Каждая военная операция обсуждалась и разрабатывалась до мельчайших деталей. Князь презирал якобы победные налеты на врага, не дававших русским войскам никаких весомых стратегических результатов, однако приносивших немалые бессмысленные потери. С местными жителями Александр Иванович вел себя как опытный и дальновидный дипломат — стараясь не оскорблять национальные чувства горцев, он регулярно помогал населению продовольствием, медикаментами и даже деньгами. Современник писал: «Шамиля всегда сопровождал палач, Барятинского же — казначей, тут же награждавший отличившихся драгоценными камнями и золотом».

В результате сочетания дипломатических и силовых средств давления на противника к концу лета 1858 года русским войскам удалось подчинить себе всю равнинную Чечню, а Шамиль с остатками оставшихся ему верными войск был отброшен в Дагестан. Вскоре на подконтрольные им земли были предприняты массированные наступления, и в августе 1859 у дагестанского поселения Гуниб был разыгран завершающий акт затянувшейся драмы под названием «Кавказская война». Скала, на которой было расположено село, представляла собой природную крепость, укрепленную к тому же по всем правилам фортификации. Однако четыреста человек, которые остались у имама, конечно же, не могли сдержать значительно превосходящие по численности царские войска, а помощи им к тому времени ждать было неоткуда. Барятинский стянул к последнему оплоту Шамиля войско в шестнадцать тысяч человек при восемнадцати орудиях, окружив гору плотным кольцом. Александр Иванович сам встал во главе военных сил и лично командовал наступлением. 18 августа главнокомандующий отправил Шамилю предложение сдаться, пообещав отпустить его вместе с теми, кого он сам захочет с собой взять. Однако имам не поверил в искренность русского военачальника, заявив ему с вызовом: «У меня еще есть в руке шашка — подойди и возьми ее!». После неудачных переговоров рано утром 25 числа начался штурм аула. В самом разгаре сражения, когда врагов осталось не более нескольких десятков, огонь русских неожиданно прекратился — Александр Иванович вновь предложил противнику почетную сдачу. Шамиль по-прежнему был уверен в коварстве «неверных», однако отказ его сыновей от продолжения сопротивления, а также уговоры ближайших соратников не подвергать гибели детей и женщин сломили старого человека. А то, что случилось потом, не влезало ни в какие представления имама о своем противнике — к огромному изумлению Шамиля ему были явлены почести, соответствующие главе побежденного государства. Барятинский сдержал свое обещание — пред самим государем он ходатайствовал о том, чтобы жизнь Шамиля была материально обеспечена и соответствовала положению, которое имам некогда занимал. Император пошел ему на встречу, Шамиль с семьей поселился в Калуге и еще много лет писал своему бывшему врагу восторженные письма.

Потери русских в результате тщательно подготовленного штурма составили всего двадцать два человека убитыми, а пленение Шамиля стало концом организованного сопротивления на Кавказе. Таким образом, у Барятинского вышло усмирить непокорный край всего за три года. Александр II щедро наградил как сподвижников полководца Милютина и Евдокимова, так и его самого — к ордену Святого Георгия второй степени за победы в Дагестане добавился орден Святого Андрея Первозванного. Кроме того за пленение Шамиля сорокачетырехлетний князь получил высшее воинское звание — генерал-фельдмаршала. Войска новость встретили ликованием, считая ее не без оснований «наградой всему Кавказу». После этого Барятинский продолжил заниматься хозяйственными и военно-административными преобразованиями края и успел сделать немало. Из бывших Линейного и Черноморского казачьих войск были организованы Терское и Кубанское войска, создана Дагестанская постоянная милиция и Дагестанский конно-иррегулярный полк. На Кубани была заложена группа станиц и укреплений, открылись Константиновская и Сухумская морские станции, основаны новые военные училища, а на картах Российской империи возникла Бакинская губерния. Многие мосты и перевалы, сооруженные под командованием Барятинского на Кавказе, служат и до сих пор.

Активная деятельность по управлению краем расстроила здоровье выдающегося полководца, положив конец его блестящей карьере. Уже последние экспедиции, совершенные в 1859 году, он вынес с огромным трудом. По свидетельствам близких к фельдмаршалу людей, Александру Ивановичу приходилось прикладывать неимоверные усилия своей железной воли, дабы не показывать окружающим, насколько велики его страдания. Участившиеся приступы подагры вынудили князя злоупотреблять прописанными ему лекарствами, что в свою очередь привело к обморокам, страшным болям в желудке и в костях рук и ног. Полная потеря сил побудила фельдмаршала после представления императору отчета об управлении вверенными ему землями за 1857-1859 годы отправиться в апреле 1860 в долгий заграничный отпуск. В отсутствии Барятинского действия русских войск по замирению-заселению Западного Кавказа продолжались в соответствии с оставленными им инструкциями, так что к окончанию 1862 года весь Закубанский край от горцев был очищен и подготовлен к основанию казачьих станиц.

Состояние же здоровья Александра Ивановича все ухудшалось. Вследствие этого князь отправил царю прошению об освобождении его от должности наместника, указывая преемника в лице князя Михаила Николаевича. В декабре 1862 император удовлетворил его просьбу, написав: «Подвиги отважной Кавказской армии под вашим предводительством и обустройство Кавказского края в период вашего управления навсегда останутся в памяти потомков». Выйдя в отставку, Александр Иванович поселился в своем имении, расположенном в Варшавской губернии, и почти десять лет оставался в тени. Известно лишь, что он вел активную переписку с императором, сообщая тому о своем здоровье и выражая взгляды по различным вопросам внешней политики. Стоит отметить, что в год своего увольнения со службы Барятинский, наконец, женился на давно и горячо любимой им женщине — Елизавете Дмитриевне Орбелиани. С этим браком связывается множество любопытных романтических историй, вызвавших в свое время множество толков. Вот, например, что писал об этом известный политический деятель Сергей Витте: «...Среди адъютантов Барятинского был полковник Давыдов, женатый на княжне Орбелиани. Княжна имела довольно обыденную фигуру, была невысокого роста, однако с лицом очень выразительным, кавказского типа... Александр Ивановича начал ухаживать за ней. Никто и не подумал, что это кончиться чем-нибудь серьезным. В действительности же ухаживание окончилось тем, что Барятинский, уехав в один прекрасный день с Кавказа, до известной степени похитил у своего адъютанта жену». Так это было на самом деле или нет, доподлинно неизвестно, однако с Елизаветой Дмитриевной в ладу и согласии Барятинский прожил всю свою оставшуюся жизнь.

В 1868 Александр Иванович, почувствовавший себя значительно лучше, вернулся в Россию и поселился в своей усадьбе «Деревеньки» в Курской губернии. Здесь он принялся активно изучать положение крестьян и их быт. Результатом этого исследования явился доклад, посланный министру внутренних дел Александру Тимашеву, в котором князь негативно отнесся к общинному землевладению, отдав выбор подворной системе, ограждающей, по его мнению, принцип собственности. В 1871 году фельдмаршал был назначен шефом второго стрелкового батальона, а в 1877 — когда началась очередная русско-турецкая война — рассматривалось предложение о назначении кавказского героя во главе русского войска, но это в связи с его здоровьем не было осуществлено. Тем не менее, по окончании войны Александр Иванович, будучи весьма раздосадован итогами Берлинского конгресса, унижавшими Россию, уже сам, прибыв в Санкт-Петербург, предложил государю помощь. Лето 1878 князь провел в Зимнем дворце, занимаясь составлением плана предполагаемых военных действий против Англии и Австрии, однако все вопросы тогда разрешились мирно. Обострение старой болезни потребовало нового путешествия Барятинского за рубеж. В начале февраля 1879 его состояние сильно ухудшилось, и князь уже практически не вставал постели. Живительный женевский воздух не принес ему желанного облегчения, и жизнь полководца быстро угасала. Несмотря на ясное сознание, работать Александр Иванович из-за мучительных приступов боли не мог. По отзывам близких людей, в минуты облегчения князь справлялся о здоровье государя и с тревогой рассуждал, что станет после его кончины с женой. Тем не менее, при общении с ней он, не желая расстраивать, не показывал своих страданий и старался оставаться спокойным. Последний день жизни Барятинского был ужасен. После очередного обморока Александр Иванович внезапно, напрягши все силы, встал на ноги и произнес: «Если умирать, то на ногах!». Вечером 9 марта 1879 князь скончался. Тело выдающегося полководца согласно его завещанию было перевезено из Женевы в Россию и помещено в родовом склепе в селе Ивановском в Курской губернии. На похоронах Александра Барятинского присутствовал наследник цесаревич Александр Александрович, а также прибывшие с Кавказа депутации от кабардинского полка и горцев. Три дня Российская армия носила траур по фельдмаршалу «в честь памяти к заслугам доблестным его отечеству и престолу».

По материалам книги А.Л. Зиссермана «Фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский» и сайта http://www.vokrugsveta.ru.