В каждом из отдаленных уголков вашего собственного мира, казалось бы, изученного до мелочей, всегда находится что-то маняще неизведанное. Кто-то отправляется в свой путь пешком, с перевязанными руками и мешком мелочей на плечах, а кто-то продолжает спокойно пробираться по накатанной дороге, ощущая под пальцами мягкую обивку автомобильного кресла.

От всех неспокойных мыслей меня освобождают воспоминания. Они устанавливают во мне нерушимый столб умиротворения, того спокойствия, чья прочность проверена годами. Я снова и снова, вопреки сознанию, мысленно переношусь к островам моего детства.

В 10-12 лет я очутился на острове мертвых вулканов. Белые камни возвышались надо мной подобно внушительным сооружениям, а по их шершавой поверхности тонкими нитями ползли застывшие следы вулканической лавы. Со временем цвет ее, запечетленный на тех камнях, померк, и она стала напоминать мне осторожно вычерченные на асфальте кирпичные линии - неровные и вытянутые. Там море было спокойным, и человеческий взор, обращенный к той воде, мог изредка поймать исчезающие темные отпечатки, будто выведенные антрацитом. Это были тени от тех камней. Песок там мешался с ракушками, а множество зеленых стекол от некогда разбитых в дребезги бутылок, лежало у изумрудно-голубой кромки воды. Вода неторопливо подхватывала их, на долгое время забирала в свою водяную стихию, и на множество лет они становились ее заложниками, перекатывались по песку, лишаясь острых краев, становясь на ощупь приятными, гладкими. На том острове, на множестве каменистых возвышений не покидали своих постов молчаливые рыболовы в плетеных шляпах. Иногда кто-то из детей смотрел на них и представлял себе статуи, что когда-то давно провожали их застывшими глазами в музеях и в других городах. Рыболовы покидали свои посты только к вечеру, когда солнце уже не жгло кожу беспощадными лучами, и камни те пустели, ожидая в одиночестве очередной приход своих вечных спутников. Тот остров был наполнен тишиной, и только крики чаек, опускавшихся к неподвижной глади воды, иногда разрезали ее. В воздухе царил соленый, бодрящий запах моря, что в тот раз неподвижно застыло под взглядами немногочисленных жителей этого острова. Жизнь там казалась размеренной и бесхитростной, что влекло туда неторопливые группы туристов, греющие надеждой душу хотя бы единожды отыскать в каком-нибудь из закоулков мира свой собственный кусочек рая.

Вообще, теперь есть смысл вспомнить "нашу весну, плавно перетекшую в лето". Она уже близко, это почти хорошо. Сегодня я сидел в школе, как обычно - пока плеер не вырубится, а над панельными многоэтажками стояло предвесеннее солнце. Я очень жду эту весну.
 И все же...давайте вспомним.

Весна. Конец апреля-начало мая. Мне утром хочется проснуться как можно раньше: к рассвету, чтобы выйти на балкон, ощутить под ладонями теплый шершавый сгиб деревянной рамы, осмотреться. Весной я обычно из центра переезжаю в другую квартиру, туда, где московский беспорядок, на том самом балконе синее цветастое ведро, в шкафах - тонны пыли, тонны воспоминаний и вспоминающихся вещей. Мои детские санки, игрушки, елочные гирлянды, чьи-то кожаные потертые куртки, мюнхенские рамки для фотографий с треснувшими ободками. Все ненужные вещи толпятся в этой квартире, но от этого она становится мне только родней, мне только больше хочется там оказаться. И вот, весной я обычно один в ней просыпаюсь - на просторном балконе, в таком уже уютном почти гамаке, сооруженным собственноручно. На этом самом балконе солнце обычно упирается мне в щеку. А встать пораньше - это насладиться видом блочных домов, распростертой над ними небесной синевы, летящих по ленте дорог машин, спешащих первоклашек. А на завтрак - то самое мороженое из огромной банки, ананасовое, кислое. Его ешь быстро, чтобы успеть съесть как можно больше, старой огромной ложкой. Весной мы никогда не расходимся по домам после школы. Нет, мы до десяти с тобой в парке: то на площадке, то на скамейке, то на зеленом склоне в густой траве, чтобы одежда потом в зеленых разводах и такая мятая-мятая, пропахшая клевером и одуванчиками. Мы объедаемся мороженым, напитками из ларька, катаемся на таких старых красных трамваях туда-сюда, от одной конечной до другой. Мы не сидим в кафе и не тратим деньги - мы вместе, наслаждаемся весной, по-настоящему.  И возвращаемся под ночь, когда уже свет фонарей в парке прорезает шевелящуюся листву, ветер такой теплый, воздух такой пропыленный, на другой стороне дороги призывающе сверкают таблички магазинов. Мы провожаем друг друга, чтобы встретиться завтра вновь, найти в совершенно обыденных местах нашу сказку. Допустим, доминошный столик, раскрашенная детьми лесенка-паутинка, подъезды сталинских домов, тот полуразрушенный военный городок, пруд, где купаться вроде бы запрещено, а все только и делают, что сидят в воде.

Я тебя люблю. Так, по-дружески, и даже сильнее. И слишком люблю нашу весну. Нет, все наши весны.