Зорикто Доржиев: «Наркотики мне не нужны»
По его эскизам были сделаны костюмы для нашумевшего фильма Сергея Бодрова «Монгол». Его картины с успехом экспонируются в лучших залах Нью-Йорка, Майами, Лос-Анджелеса, Москвы и Петербурга. В жесткой борьбе он выиграл право на проведение персональной выставки во дворце Совета Европы в Страсбурге. Его ждут Париж, Лондон и Рим, но он выбирает родной Улан-Удэ, не уставая повторять, что «Внутренняя Монголия» - это особое состояние души, а Великая Степь - гордый азиатский миф, о котором можно рассказать с помощью красок. Представляем вашему вниманию интервью с самым неортодоксальным художником-буддистом Зорикто Доржиевым.
DT.: Многие ваши карины экспонируются без рамок, хотя написаны несколько лет назад. Это сознательное решение?
Вопрос о рамке для меня до сих пор открыт. Картины очень разноплановые. Есть вполне академические вещи, есть декторативные или концептуальные. Но на выставках все они висят вперемежку, и подобрать что-то универсальное для их обрамления почти невозможно. С другой стороны, я постоянно вижу, что за рубежом никто особо не переживает по поводу рамки - в галереях висят просто холсты. Я предпочитаю идти по тому же пути.
DT.: У вас немало вещей, которые прочно связаны с академической традицией. «Девушка с коралловой сережкой» явно отсылает к Вермееру. «Даная», с одной стороны, цитирует Климта, а с другой - продолжает многовековую историю этого сюжета. Насколько для вас важно вписываться в эту традицию? И предполагаете ли вы, что зритель также должен расшифровывать цитаты и выстраивать эти цепочки ассоциаций?
Верно и то и другое. У меня все-таки академическое образование, так что от классического бэкграунда никуда не денешься. Хотя я иногда ловлю себя на мысли, что школа мне мешает. Графичность, линеарность не всегда хороши для концептуальной живописи. А что касается зрителя... Я против пассивности в общении с искусством. Зритель тоже должен работать, искать ассоциации, связи, домысливать, договаривать недосказаннное, интерпретировать образы. Художнику не надо все разжевывать. Если он дает готовый ответ, то зрительского сотворчества не получится. Не будет диалога, только монолог. Другая крайность - все время думать только о зрителе. Если идти по этому пути, то однажды от тебя самого ничего не останется.
DT.: Дали говорил: «Если художник стремится обрести себя, он должен научиться подражать». Чье влияние оказалось для вас самым сильным?
Климт! Вы хорошо это почувствовали. Конечно, французские импрессионисты. Некоторые пост-модернисты. Дали, которым я очень увлекался в студенческие годы. Порой сам не знаешь, где и когда это всплывает. Кроме того, время от времени хочется пересказать какую-то известную вещь с помощью иных образов и другой художественной техники. Поэтому у меня, например, получилась такая странная реплика Вермеера. Мне близко то, как он видел женскую красоту, но смотреть на мир его глазами бессмысленно. Глаза должны быть свои.
Я не стесняюсь цитировать предшественников. У Дали есть прекрасная фраза: «Художник, не бойся совершенства - тебе его никогда не достичь». Примерно так я и живу. А с другой стороны, в цитировании (заметьте, не подражании!) должна быть изрядная толика иронии и здорового юмора. В противном случае это будет напоминать ленинские фразы на стенах заводской столовой - скучно и не к месту.
DT.: За особой метафоричностью ваших образов проступают черты буддийского мировосприятия жизни. Что дает буддизм современному художнику и современному человеку?
Я не считаю себя погруженным в религию. Я воспринимаю буддизм, скорее, как определеную жизненную философию. Она предполагает состояние особой гармонии и умиротворения. С другой стороны, художник внутренне всегда должен стремиться к нарушению традиции, к изменению привычного положения вещей. В идеале, он балансирует между двумя этими полюсами. Я надеюсь, что пока мне удается чувствовать тонкую грань бытия.
DT.: Художники постоянно перемещаются в пространстве в поисках места, где им максимально комфортно творить. Есть ли у вас такое место силы? И вообще, важно ли это для вас?
Нередко ловлю себя на мысли, что нет лучше места на земле, чем родной дом. В Улан-Удэ живет моя семья, родители. Там могилы моих предков. Там мне хорошо и спокойно. Я знаю, где и что лежит в моей мастерской. Вот здесь кисти, а сбоку чуть поодаль палитра. Протянул руку и взял. Но иногда возникает непреодолимое желание уехать. Например, переселиться в Париж, поближе к тем местам, где еще витает дух, питавший замечательных французских художников. Или перебраться в Нью-Йорке - там чувствуется совершенно неповторимый драйв. Вдруг осознаешь, что вот на этой улице жил Энди Уорхолл, а в тот бар через дорогу частенько захаживал Джимми Хендрикс. Тут не может не писаться! А потом приезжаешь на Байкал и переживаешь совершенно иные, но не менее сильные эмоции. И думаешь - вот оно, нашел! Мне кажется, для разных состояний духа нужны разные места.
DT.: Ваши выставки уже традиционно не ограничиваются только показом полотен. Но непременно присутствуют дефиле с демонстрацией авторских костюмов, национальная и не только музыка, кино. Вам тесно в каком-то одном жанре? Или за этим стоит определенная эстетическая программа, предполагающая объемное восприятие и отражение мира?
Мне просто тесно в заданных рамках. В графике, например, можно выразить то, чего не сделаешь маслом. Карандаш дает линию, а краска - цвет и фактуру. Скульптура никогда не повторяет нарисованный образ, здесь требуется иная пластика, иная форма и пропорции. Текстура ткани задает форму костюма. В какой-то момент ты ловишь себя на мысли, что не можешь воспроизвести эскиз, зато имеешь возможность придумать что-то другое. Музыка, особенно живая, позволяет создать особую атмосферу, в которой и рисунок и пластические образы воспринимаются немного по-другому. Я стремлюсь к этому.
DT.: Прибегаете ли вы к внешнему допингу (секс, алкоголь, стимуляторы, музыка и т.д.) для творческого самовыражения?
У Набокова, кажется, есть замечательная фраза о том, что все настоящие вещи пишутся на краешке стола. В какой-то момент то, что в тебе варилось, прорывется наружу, а ты просто переносишь это на холст. Все что для этого нужно - просто освободить сознание, отогнать мысли о делах и проблемах. Если удается достичь такого состояния, я могу написать картину за три часа. Если нет, на завершение начатой работы может уйти несколько месяцев.
Внешним допингом для творчества в моем случае обычно становится музыка, книга или даже какой-нибудь исторический факт. Наркотики мне не нужны. Алкоголь, в общем-то, тоже. Он действует на меня расслабляюще. После нескольких глотков вина я уже не могу сосредоточиться на работе. Я выпиваю, конечно, но редко и мало. Бокал пива с друзьями. Стоит накануне немного перебрать и меня ожидает мучительное утро. Я не гурман, не разбираюсь в напитках, не наслаждаюсь оттенками вкуса. Мне кажется, способность к этому передается по наследству.
Беседовал Александр Сидоров
Зорикто Доржиев
Midsummer Night
Читать далее...
Александр Григорьевич Варнек (1782—1843) — российский живописец-портретист, ученик Д. Левицкого и С. Щукина, профессор Императорской Академии художеств.
Автопортрет. 1895
