В этих словах предельно точно выражено отношение российских властей того времени к самой идее воздухоплавания. Однофамилец известного новогоднего блюда английский монах Оливье, прыгнувший в XI веке с башни с деревянными крыльями за спиной, отделался «всего лишь» переломами обеих ног. Пятьсот лет спустя русский экспериментатор Никитка за подобный опыт поплатился жизнью, несмотря на благополучное приземление с колокольни. «За сие дружество с нечистой силой отрубить ему, выдумщику, голову, тело окаянного пса смердящего бросить свиньям на съедение, а выдумку сию, аки дьявольской помощью снаряжённую, после божественной литургии, огнём сжечь», - гласил приговор. И дело даже не в особом деспотизме правившего в те годы Ивана Грозного. Скорее, русская власть просто не видела для себя пользы в этом странном занятии, а праздное вольнодумство вызывало у неё лишь раздражение.

За чрезмерную вольность и, скажем так, нестандартность мышления пострадал два с половиной века назад и Феофилакт Мелес, впервые дерзнувший покорить сибирское небо. Родившийся на далёкой Полтавщине и постриженный там в монашество, в наши края он попал не по своей воле. После трёхлетнего пребывания в Голштинском герцогстве (ныне – область в Германии) при местной православной церкви Мелес неожиданно подал прошение о возвращении на родину и снятии с него монашеского чина. По-видимому, в своём письме инок был не слишком деликатен в выражениях, поскольку вместо родного местечка Золотоноши его ожидали допросы в застенках Святейшего Синода с последующей ссылкой в Успенский Далматов монастырь (район Шадринска).

Однако вместо смирения и покаяния Фёдор, как отныне звали монаха-расстригу, проявил себя настоящим бузотёром, превратив жизнь тихого монастыря в кромешный ад. Сперва он заявил, что знает о неких «важных случаях» государственного значения и требует особого расследования. Потом объявил о своём переходе в «татарскую веру Мохаммедову», от которой вскоре отказался, пожелав снова уйти в монахи. Однако вместо монашества Мелес уходит в побег, перемахнув через монастырскую стену. В тот же день его задержали на переправе через Иртыш, при этом Фёдор грозился стражникам зарезать их ножом, которого у него в итоге не оказалось.

Какие силы овладели мятежным малороссом – дерзость, жажда свободы или подлинное безумие, сказать сложно. Но в феврале 1762 года он вновь ушёл в одиночный побег, прихватив с собой несколько караваев, нож и шесть хлебных мешков. Из этого нехитрого инвентаря беглец в течение двух суток мастерил на одном из иртышских островов… крылья для «летания по воздуху». Видимо, в разработанной им конструкции изобретатель обнаружил некоторые недоработки, исправлять которые в условиях сибирской зимы было слишком рискованно. Поэтому он решил свернуть эксперимент и отправился, ни много, ни мало к губернатору Соймонову - с подробным докладом о своём техническом творчестве. Правда, суровый хозяин губернии (сам бывший каторжанин) вместо экспертов вызвал охрану и отправил бедолагу обратно к святым отцам.

На допросах Мелес рассказал, что собирался улететь на крыльях на родную Полтавщину, путь до которой занял бы у него не более дня - «ежли бы способный ветер последовал». В дальнейшей программе воздухоплавателя значились Москва и другие города. Вопрос ночлега и питания, по мнению беглеца, перед ним не стоял, поскольку за демонстрацию «летания по воздуху» его бы накормили, приютили, да ещё и денег бы заплатили.

Финал этой истории был вполне предсказуем. Митрополит Павел вряд ли долго колебался с выводами: «Дьявол и приступил к нему праздному, как своему рабу, и показал ему безумный способ к летанию, которому он и поверил»[1]. В итоге первый сибирский авиаконструктор был определён в «чёрные работы» с указанием принуждать его к оным «как ленивую лошадь» и каждую пятницу давать 40 ударов плетью или лозой - «пока не станет иметь истинного и нелицемерного виду покаяния».

А в родное местечко Золотоноши его всё-таки отпустили. Это произошло в 1773 году, когда епископ Варлаам вдруг вспомнил о том, что епитимья (церковное наказание) накладывается не более чем на семь лет, в то время как Мелес скитался по сибирским монастырям уже 18-й год. Дерзкий монах поборол церковную бюрократию, справиться же с силами земного тяготения ему так и не удалось…

«Потомки нас не поймут…» 

Легендарный русский лётчик знал, о чём говорит. Сегодня и в самом деле нужно обладать недюжинным воображением, чтобы представить себе силу потрясения, которое испытывали его современники на первых показательных полётах. Причём, речь шла именно о «показе», когда зрители с земли наблюдали за самолётом, поднимавшимся ввысь и делавшем несколько кругов в небе. В те времена само посещение авиашоу считалось делом очень рискованным, а лётчики занимали почётное место в пантеоне героев – правда, зачастую, посмертно…

Казалось бы, человек уже давно покорил небо, вернее, поднялся в него. Ещё в 1783 году братья Монгольфье запустили свой воздушный шар, продержавшийся в воздухе около десяти минут (пока не остыл воздух), а несколько спустя месяцев в его корзину сели первые аэронавты – профессор Шарль и молодой учёный Пилятр де Розье. Но большинство энтузиастов оплатили звание первопроходцев своими жизнями. Де Розье разбился через два года, упав с 500-метровой высоты, а звезда показательных полётов Бланшар после очередной катастрофы был полностью парализован. При этом сохранялась главная проблема: человек не мог управлять направлением своего полёта, находясь во власти воздушных течений.

Первый патент на проект самолёта был зарегистрирован в 1857 году, но он так и остался проектом: паровые двигатели были слишком тяжелы и только использование двигателя внутреннего сгорания позволило решить эту проблему. В 1903 году владельцы велосипедной мастерской братья Уилбер и Орвилл Райт подняли в воздух самолёт «Флайер», полёт которого был устойчивым и продолжался 59 секунд. Шесть лет спустя они продали патент на своё изобретение Франции, превратившуюся в мировой центр авиастроения.

Впрочем, самый известный французский авиабренд был создан ещё в 1906 году, когда Луи Блерио построил свой первый моноплан. Неудачи следовали одна за другой, пресса уже окрестила его «падающим Блерио», поэтому, когда в 1909 году авиатор принял решение совершить первый в истории перелёт через Ла-Манш, это было расценено как смесь безумия и авантюризма. Лететь над водой на расстояние в 30 км – да это же просто самоубийство! Аэроплан «Блерио XI» и в самом деле выглядел весьма скромно: фюзеляж был сделан из ясеня, мощность трёхцилиндрового двигателя составляла всего 25 л.с., размах деревянных крыльев не превышал восьми метров, а общий вес самолёта – 220 кг. Но именно ему суждено было покорить Ла-Манш, принести Блерио титул «короля воздуха» и стать самой популярной моделью своего времени.

 Смертельная дорога в небо

 Монгольфье, Райт, Блерио – на первых страницах мировой истории воздухоплавания сложно отыскать имена россиян, а уж тем более наших земляков. И всё же у непокорного Мелеса нашлись последователи, опыт которых оказался куда более удачным. Первой сибирячкой, поднявшейся в небо, стала Клавдия Ильинична Пахолкова, родившаяся в Тобольске. В 1877 году она пролетела над Парижем на шарльере – аэростате, наполненном водородом, получив за это золотую медаль. Десятью годами позже наш земляк Дмитрий Менделеев наблюдал с аэростата солнечное затмение. Перед полётом 53-летний учёный сказал, что боится лишь одного: «что при спуске мужики примут меня за чёрта убьют».

Кстати, опасения эти были отнюдь не беспочвенными. В 1897 году шведский аэронавт Соломон Август Андрэ, отправившийся на воздушном шаре «Орёл» на Северный полюс, пропал бесследно на просторах Сибири. Долгое время поиски не давали результатов, соответствующее поручение поступило даже в Тюмень, причём безграмотные провинциальные чиновники аэронавта Андрэ превратили в «арестанта Андрея». Как установили позднее, храбрый швед достиг на своём шаре пределов Ямала, но из-за потери газа шар начал снижаться. Впервые увидавшие аэростат ненцы не долго думая открыли огонь из ружей, убив Андрэ и его спутников. Пророческими оказались слова завещания, составленного аэронавтом перед отлётом: «Это завещание, по всей вероятности, последний документ, который я когда-либо напишу… Предчувствие говорит мне, что это страшное путешествие равносильно для меня смерти»[2].

Среди первых русских лётчиков, окончивших в 1910 году лётную школу Блерио во Франции, вряд ли были сибиряки. Но уже год спустя наши земляки, принимавшие участие в Западно-Сибирской выставке в Омске, могли наблюдать показательный полёт «Блерио XI». Самолётом управлял знаменитый Александр Васильев, слава о котором гремела на всю страну. Профессиональный юрист, служивший в окружном суде, он бросил карьеру адвоката ради мечты о небе. Окончив школу Луи Блерио во Франции, Васильев начинает серию показательных выступлений, которые проходят с неизменным успехом.

Пожалуй, самым ярким его достижением стала победа в перелёте Петербург - Москва, состоявшемся в июле 1911 года. Сегодня полёт по этому маршруту воспринимается как лёгкая прогулка, а тогда из десяти авиаторов, стартовавших в северной столице, восемь попали в больницу после крушения, один погиб и лишь Васильев смог добраться до Москвы. По дороге он сбивался с пути, впадал в изнеможении в галлюцинации, приземлялся в чистом поле с заглохшим мотором, выпрыгивая на ходу из фюзеляжа, но все же достиг заветной цели. На то, чтобы преодолеть 725 км его самолёту потребовалось 24 часа 41 минута! Увидеть «короля русских летунов», восхититься его мастерством и, возможно, повторить его подвиги – об этом мечтали миллионы россиян.

Показательные полёты были лучшим способом вербовки новых поклонников авиации. Увидев выступление Васильева на Западно-Сибирской выставке житель Обдорска (ныне – Салехард) Павел Васильевич Первов «заболел» небом. Однако, окончив лётную школу в Петербурге и вернувшись в родные края, он понимает, что летать ему не на чём, и не на что. Купить личный самолёт Первов был не в состоянии, а иных в наших краях просто не существовало. Начало Великой войны (сейчас её именуют Первой мировой) он воспринял как единственный шанс вновь подняться в небо, но вновь получил отказ. Последняя надежда потеряна, нет ни денег, ни любимой работы и впереди лишь унылое существование в сонном северном городке… В отчаянии Павел бросается под поезд. Так в 1915 году оборвалась жизнь первого пилота из числа наших земляков.

 Тюменские гастроли летунов

 Авиация восхищала, манила и… убивала своих поклонников. Путь в небо был усеян жертвами и несчастный обдорский пилот был лишь одним из многих в этом скорбном списке. В 1908 году погиб первый авиатор - американец Томас Сельфридж. В следующем году разбились ещё трое «летунов», в 1910-м уже 32 (в том числе русский пилот Лев Мациевич), в 1911-м – 82, а 1912 год унёс жизни 128 лётчиков. Но несмотря ни на что новые храбрецы поднимались в небо на своих хрупких машинах, детали которых, по словам одного из них, держались на своих местах только «логикой размышления».

Не прошло и года после показательных полётов в Омске, а Васильева уже ждала Тюмень. Авиатор прибыл в город из Екатеринбурга на… поезде, как и его самолёты. Воздушные корабли того времени были слишком слабыми и ненадёжными, поэтому путешествовали преимущественно в разобранном виде. В этот раз Васильев привёз два «Блерио» и один «Фарман». На следующий день на ипподроме собралось, без преувеличения, полгорода. Только на трибунах заняли места до трёхсот зрителей, купивших билеты, а вокруг на деревьях, крышах домов и прочих возвышенностях собралось вдесятеро больше. Все взгляды были прикованы к двум главным героям: «летуну» Васильеву и его жёлтому «Блерио». По общему мнению, оба производили одинаково сильное впечатление. «Худощавое, загорелое лицо, обычное для этого летуна спокойствие, выдержка, уверенность», - таким увидел Васильева корреспондент «Сибирской торговой газеты». Диковинный аппарат напомнил ему стрекозу, возле которой возились «муравьи» - механик и слесари.

Судя по всему, само представление было непродолжительным и сильно отличалось от современных авиашоу. В те времена достаточно было просто подняться в небо, чтобы вызвать безумный восторг публики. Васильев взлетал дважды, сделав несколько кругов над ипподромом на высоте 300-400 метров. Толпа аплодировала и кричала «браво» своему герою. Многие сделали пожертвования на развитие отечественного авиастроения[3].

В 1913 году его триумф повторит Сергей Уточкин, второй по счёту русский авиатор. Похоже, всё прошло как обычно: ипподром, толпы зрителей с билетами и без, полёт, длившийся несколько минут и, конечно же, всеобщий ажиотаж. «Сколько было разговоров вокруг этой сенсации!», - вспоминал о полёте Уточкина один из очевидцев[4].

Этот огненно рыжий одессит поражал всех своей изысканной кожаной одеждой, огромными лётными очками и невероятно сильным заиканием. Человек неукротимой энергии и отваги свой первый полёт Уточкин совершил ещё в детстве, прокатившись на… лопасти ветряной мельницы. Тот полёт закончился для него падением, как и многие последующие. Велогонки, мотоцикл, автоспорт, полёты на воздушном шаре, бокс, плавание, футбол, катание на роликах, джиу-джитсу – Уточкин был первым во всём. «Я познакомился с ним на Большом Фонтане летом 1904 года и с тех пор никогда не мог себе вообразить Уточкина без Одессы и Одессу без Уточкина», - писал Куприн, прокатившийся с будущим авиатором на воздушном шаре. Он летал в 70 городах России, поднимался в небо над Сахарой, демонстрировал искусство пилотажа в Греции и, казалось, никакие травмы и катастрофы не могут его остановить. «Летать - одно наслаждение. Если там, наверху, чего-нибудь и боишься, то только земли», - заявлял авиатор. И земля отомстила дерзкому герою.

Получив серьёзные травмы при падении во время перелёта Петербург – Москва, из больницы он вышел надломленным морально и физически. Душевное состояние авиатора неуклонно ухудшалось, появились признаки прогрессирующей шизофрении, усугублявшейся пристрастием к кокаину. В ноябре 1913 года Уточкина впервые поместили в психиатрическую больницу. Он проживёт ещё три года, прежде чем умереть не то от инсульта, не то от воспаления лёгких. Но дорога в небо закрылась для него навсегда и кто знает, быть может, тюменцы стали последними, кто наблюдал полёт бесстрашного авиатора…

А вот Тобольск, несмотря на свой губернский статус, в очередной раз оказался на обочине прогресса. Лишь в августе 1914 года древнюю столицу Сибири посетил с показательным полётом Яков Седов. Известный киевский велогонщик, он заболел авиацией, познакомившись с Михаилом Ефимовым – первым русским авиатором, послужившим прототипом главного героя фильма «Служили два товарища». Они вместе уехали во Францию, где Ефимов учился в лётной школе Анри Фармана. Собственно, Ефимов и благословил его на этот путь, подарив своему механику личный биплан «Фарман». На нём в мае 1911 года Седов выступал с показательными полётами над Владивостоком – первыми на территории Сибири и Дальнего Востока России.

Тоболяки же, по правде говоря, настоящего полёта так и не увидели. Седов стартовал на Панином бугре и попытался набрать высоту, но из-за дождливой погоды, едва долетев до края бугра, пошёл на посадку. Но даже эта более чем скромная демонстрация возможностей авиации вызвала бурю эмоций. Вспоминая, как когда-то горожане встречали первый пароход, редактор местной газеты предавалась мечтаниям: «Пройдёт ещё сорок лет и слетать в Тюмень на аэроплане будет так же просто, как выпить чашку чая. Аэропланы не будут уж так громоздки, неуклюжи и некрасивы, как «Фарман», что мы видели нынче, а будут так же легки и подвижны в небе, как велосипеды на земле, и каждый, кто нынче имеет средства держать экипаж и лошадь, будет иметь такой «воздушный велосипед»[5].

Отметив в очередной раз удивительную близость аэропланов и велосипедов, признаем, что большая часть предсказаний провинциальной кассандры сбылась. Самолёты стали изящными и подвижными, боязнь авиаперелёта считается болезнью, для неё даже придумали особое название – «авиафобия». Однако большинство владельцев современных экипажей по-прежнему не могут себе позволить «воздушный велосипед», а частная авиация остаётся всё той же игрушкой для богатых, очень богатых людей…

Станислав Белов