III

Обретя славу поэта, Шекспир решил закрепить успех новой поэмой «Обесчещенная Лукреция», которую он закончил в апреле 1594 года, отпечатал в типографии своего земляка Ричарда Шилда, с посвящением графу Саутгемптону, титул которого, как и в посвящении при поэме «Венера и Адонис», он почему-то обозначает не иначе, как герцог, на что, очевидно, претендовал граф Саутгемптон, барон Тичфилд.
Посвящение гласило:
«Любовь, которую я питаю к вашей светлости, беспредельна, и это скромное произведение без начала выражает лишь ничтожную часть ее. Только доказательства вашего лестного расположения ко мне, а не достоинства моих неумелых стихов дают мне уверенность в том, что мое посвящение будет принято вами. То, что я создал, принадлежит вам, то, что мне предстоит создать, тоже ваше, как часть того целого, которое безраздельно отдано вам. Если бы мои достоинства были значительнее, то и выражение моей преданности были бы значимее. Но каково бы ни было мое творение, все мои силы посвящены вашей светлости, кому я желаю долгой жизни, еще более продленной совершенным счастьем.
                                      Вашей светлости покорный слуга
                                                                   Уильям Шекспир».
 
Поэму «Венера и Адонис» Шекспир назвал своим первенцем, и здесь нет ни намека на пьесы, можно подумать, в его замыслах новые поэмы, каковые он заранее также посвящает графу Саутгемптону, раз и навсегда выбрав поприще поэта. Несмотря на весьма замысловатые выражения посвящения, это документ, вполне обрисовывающий характер взаимоотношений графа и поэта.
Шекспир прямо, как в сонетах, заявляет о любви своей к покровителю, хотя уместнее, кажется, говорить о дружбе или уважении, он уверен в его лестном расположении к нему. Последняя фраза с пожеланием долгой жизни, еще более продленной совершенным счастьем, без всякого сомнения, намек на брак по любви графа Саутгемптона и Елизаветы Вернон, вопреки воле лорда Берли и королевы.

С первыми экземплярами поэмы «Обесчещенная Лукреция» Уилл отправился в Тичфилд в конце апреля 1594 года, куда он получил приглашение от графини Саутгемптон на ее свадьбу с сэром Томасом Хениджем. Свадьба была назначена на 2 мая, как бы в продолжение ночных плясок поселян и поселянок вокруг майского дерева. Свадьба сопровождалась и театральными представлениями. Словом, предстояли весенние празднества, что несомненно легло в основу комедии «Сон в летнюю ночь».

Нас разлучил апрель цветущий, бурный.
Всё оживил он веяньем своим.
В ночи звезда тяжелая Сатурна
Смеялась и плясала вместе с ним.

Но гомон птиц и запахи и краски
Бесчисленных цветов не помогли
Рождению моей весенней сказки.
Не рвал я пестрых первенцев земли.

Раскрывшиеся чаши снежных лилий,
Пурпурных роз душистый первый цвет,
Напоминая, мне не заменили
Ланит и уст, которым равных нет.

Была зима во мне, а блеск весенний
Мне показался тенью милой тени.
98
После разлуки, с возвращением Шекспира в Тичфилд с книжкой новой поэмы, примирение влюбленных, надо полагать, было полным. Уилл влюблен, как впервые, и, можно даже подумать, что он влюблен в другую особу, совсем еще юную, но это была Молли, смуглая леди сонетов, свежесть юности которой делала ее облик сверкающей изнутри.

Фиалке ранней бросил я упрек:
Лукавая крадет свой запах сладкий
Из уст твоих, и каждый лепесток
Свой бархат у тебя берет украдкой.

У лилий - белизна твоей руки,
Твой темный волос - в почках майорана,
У белой розы - цвет твоей щеки,
У красной розы - твой огонь румяный.

У третьей розы - белой, точно снег,
И красной, как заря, - твое дыханье.
Но дерзкий вор возмездья не избег:
Его червяк съедает в наказанье.

Каких цветов в саду весеннем нет!
И все крадут твой запах или цвет.
99

Уезжая, Шекспир не заметил перемены в Молли, а Уилли сделался невнимательным с ним, избегая совместных прогулок, что составляло для них недавно большую радость. Он набросал сонет с неожиданной для него самого концовкой:

Беспечные обиды юных лет,
Что ты наносишь мне, не зная сам,
Когда меня в твоем сознанье нет, -
К лицу твоим летам, твоим чертам.

Приветливый, - ты лестью окружен,
Хорош собой, - соблазну ты открыт.
А перед лаской искушенных жен
Сын женщины едва ли устоит.

Но жалко, что в избытке юных сил
Меня не обошел ты стороной
И тех сердечных уз не пощадил,
Где должен был нарушить долг двойной.

Неверную своей красой пленя,
Ты дважды правду отнял у меня.
41
Он уезжал из Тичфилда с новой раной в сердце, но она не казалась ему столь ощутимой, как было с подозрениями и ревностью в отношении графа Саутгемптона. Возможно, в Уилли он не видел серьезного соперника и верил в привязанность к нему Молли, во всяком случае в свою любовь к ней.

В воспоминаниях она возникала Венерой, воплощением чистой женственности, но он не хотел возносить ее, как другие поэты своих возлюбленных, изощряясь в пышных сравнениях, верный правде:

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

И всё ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
130
В этом сонете некоторые исследователи жизни и творчества Шекспира видят облик  возлюбленной поэта, далеко не идеальный, мол, между тем здесь воплощена во всей непосредственности его  эстетика, эстетика Возрождения, что куда существеннее.

Символика и аллегория, вместе с религиозной рефлексией, что превалирует еще у Данте, а у Петрарки ослабевает под напором непосредственных впечатлений от природы и любви к женщине, у Шекспира снимаются и проступает земная красота - красота природы, - это постоянные упоминания в сонетах весны и лета, времен года, дня и ночи, рассвета и заката, - и красота человека - мужчины и женщины; сакральное, что опосредует земное у Данте, с открытием природы у Петрарки и художников Ренессанса, у Шекспира опосредуется земным и человеческим.

Когда поэт говорит: «Не знаю я, как шествуют богини, но милая ступает по земле», он и воспроизводит поступь богини, ступающей по земле, высшие проявления бытия обретают человечность, так в богоматери художники Возрождения видели портрет земной женщины.
Символика и аллегория, вместе с религиозной рефлексией, Средневековья заменяются необыкновенным богатством метафор, в которых запечатлевается все разнообразие и разноцветье флоры и фауны, что вместе с тем выражают все чувства и мысли человека, открывшего величие природы и мироздания. Отсюда всеобъемлющая масштабность мышления Шекспира и высших представителей эпохи Возрождения.

Граф Саутгемптон, явившись при дворе, похоже, решительно заявил лорду Берли, что он не женится на его внучке, помолвка была ему навязана, а скандальной огласки он не боится, поскольку вины его тут нет. Лорд Берли впал в гнев, явно неправедный, ибо тут же принял несусветное решение: за расторжение помолвки граф Саутгемптон должен заплатить неустойку в 5000 фунтов. Громадная сумма по тем временам, целое остояние.

Вполне возможно, до Шекспира дошли слухи об увлечении Молли и Уилли. Измена возлюбленной - то, что до сих пор ранило сердце поэта как предчувствие и ревность, доставляя ему немалые страдания, стала явным фактом, но как поверить? Он возвращается в Тичфилд вслед за графом Саутгемптоном, который поспешил покинуть двор, чтобы в сердцах не наделать глупостей. Еще в пути Уилл обыграл в своем воображении ситуацию, в какой оказался, возможно, проносясь вскачь по глухой местности при блеске зарниц вдали:

На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.

Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный,
Стремится демон ангела прельстить,
Увлечь его своей красою грешной
И в дьявола соблазном превратить.

Не знаю я, следя за их борьбою,
Кто победит, но доброго не жду.
Мои друзья - друзья между собою,
И я боюсь, что ангел мой в аду.

Но там ли он, - об этом знать я буду,
Когда извергнут будет он оттуда.
144
Для дам в кругу графа Саутгемптона наверняка не была неведомой тайной связь Мэри Фиттон с актером, который между тем превратился в поэта, автора удивительных поэм и сладкозвучных сонетов.
При таковых обстоятельствах увлечение Уилли смуглой леди, что, конечно, он не сумел скрыть, вызывало у дам улыбки и смех, включая поначалу графиню Пэмброк и Молли. И это всепонимание и легкомыслие светских дам между тем несомненно послужило покровом для тайной связи замужней женщины и отрока с его ранней зрелостью, о чем свидетельствуют попытки его родителей женить сына уже в 15 лет, разумеется, речь шла пока о помолвке, что однако должно было его образумить, и в 17 лет, уже после Оксфорда.

Графиня Пэмброк с мужем в августе 1597 переписывались с лордом Берли по поводу женитьбы сына на его внучке Бриджит Вир, которой было только 13 лет. Судя по переписке, Уильям Герберт вступил бы с удовольствием в этот брак; он был представлен графу Оксфордскому, отцу Бриджит Вир, и весьма понравился ему, тем не менее дело не дошло даже до помолвки.  
Говорят, возникли неизвестные препятствия. Исходя из дальнейших событий, можно предположить, что в дело вмешалась Мэри Фиттон, либо просто получила огласку связь Уильяма Герберта с замужней женщиной. Словом, вмешалась любовь, и брак по расчету не состоялся.

Создание большинства сонетов и двух поэм естественно укладывается в период продолжительной эпидемии чумы, с закрытием театров в Лондоне, также и ход любовной истории Шекспира и смуглой леди, хотя измена возлюбленной поэта могла произойти и позже, в 1595 году, когда и встал вопрос о женитьбе Уилли первый раз.

В портрете графа Пэмброка в возрасте, лет 30-40, можно угадать, каким он был в юности с его ранней возмужалостью, с сохранением детскости в глазах.

Полгоря в том, что ты владеешь ею,
Но сознавать и видеть, что она
Тобой владеет, - вдвое мне больнее.
Твоей любви утрата мне страшна.

Я сам для вас придумал оправданье:
Любя меня, ее ты полюбил.
А милая тебе дарит свиданья
За то, что ты мне бесконечно мил.

И если мне терять необходимо,
Свои потери вам я отдаю:
Ее любовь нашел мой друг любимый,
Любимая нашла любовь твою.

Но если друг и я - одно и то же,
То я, как прежде, ей всего дороже...
42
Уилл попытался объясниться с Молли, но не удержался от горьких упреков.

Я знаю, что грешна моя любовь,
Но ты в двойном предательстве виновна,
Забыв обет супружеский и вновь
Нарушив клятву верности любовной.

Но есть ли у меня на то права,
Чтоб упрекать тебя в двойной измене?
Признаться, сам я совершил не два,
А целых двадцать клятвопреступлений.

Я клялся в доброте твоей не раз,
В твоей любви и верности глубокой.
Я ослеплял зрачки пристрастных глаз,
Дабы не видеть твоего порока.

Я клялся: ты правдива и чиста, -
И черной ложью осквернил уста.
152
Молли, возможно, обвинила поэта в том, что он-то и пробудил своей поэмой «Венера и Адонис» любовь у Уилли к ней, и у нее к юноше, - сам виноват. И ушла.
Уилл все еще прислушивался к звуку ее голоса, как отзвучавшей музыке с клавиш, тронутых ее пальцами. Размолвки случались, может быть, и измены, но утрата любви - этого он еще не мог представить. Он быстро направился, бог весть куда, но к ночи добрался до охотничьего домика, где никого не было, никого и не хотелось видеть. Мысли его, скорее переживания, сразу оформлялись в привычные формы стиха, и он бормотал:

Ты прихоти полна и любишь власть,
Подобно всем красавицам надменным.
Ты знаешь, что моя слепая страсть
Тебя считает даром драгоценным.

Пусть говорят, что смуглый облик твой
Не стоит слез любовного томленья, -
Я не решаюсь в спор вступать с молвой,
Но спорю с ней в своем воображенье.

Чтобы себя уверить до конца
И доказать нелепость этих басен,
Клянусь до слез, что темный цвет лица
И черный цвет волос твоих прекрасен.

Беда не в том, что ты лицом смугла, -
Не ты черна, черны твои дела!
131
В сонете, может быть, впервые четко схвачен образ смуглой дамы, который получит развитие в сонетах, написанных впоследствии. Зажегши свечи, он сел за стол записать сонет. В окне он увидел ее глаза и заговорил:

Люблю твои глаза. Они меня,
Забытого, жалеют непритворно.
Отвергнутого друга хороня,
Они, как траур, носят цвет свой черный.

Поверь, что солнца блеск не так идет
Лицу седого раннего востока,
И та звезда, что вечер к нам ведет, -
Небес прозрачных западное око, -

Не так лучиста и не так светла,
Как этот взор, прекрасный и прощальный.
Ах, если б ты и сердце облекла
В такой же траур, мягкий и печальный, -

Я думал бы, что красота сама
Черна, как ночь, и ярче света - тьма!
132
Ослепительный, как солнца свет, сонет! До утра еще немало сонетов он пробормотал, не все успевая записывать.

Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз
Понять не мог, что дурно, что прекрасно.

И если взгляды сердце завели
И якорь бросили в такие воды,
Где многие проходят корабли, -
Зачем ему ты не даешь свободы?

Как сердцу моему проезжий двор
Казаться мог усадьбою счастливой?
Но всё, что видел, отрицал мой взор,
Подкрашивая правдой облик лживый.

Правдивый свет мне заменила тьма,
И ложь меня объяла, как чума.
137
 В парке устраиваются увеселения. Но вскоре Уилл и Молли оказываются в центре внимания, как на сцене, на которой выступает поэт, театр одного актера, а Молли предстает, как в пантомиме, с репликами зрителей...

Оправдывать меня не принуждай
Твою несправедливость и обман.
Уж лучше силу силой побеждай,
Но хитростью не наноси мне ран.

Люби другого, но в минуты встреч
Ты от меня ресниц не отводи.
Зачем хитрить? Твой взгляд - разящий меч,
И нет брони на любящей груди.

Сама ты знаешь силу глаз твоих,
И, может статься, взоры отводя,
Ты убивать готовишься других,
Меня из милосердия щадя.

О, не щади! Пускай прямой твой взгляд
Убьет меня, - я смерти буду рад.
139
Сонеты Шекспира можно было воспринимать, как игру воображения поэта, покуда не было ясности, о ком они, кому посвящены, но теперь во многих из них проступают совершенно отчетливо характеры, - в этом сонете Мэри Фиттон, что угадывается и в ее портрете.
Казалось, Уилл прямо обращается к Молли:

Мои глаза в тебя не влюблены, -
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.

Мой слух твоя не услаждает речь.
Твой голос, взор и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.

И всё же внешним чувствам не дано -
Не всем пяти, ни каждому отдельно -
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно.

В своем несчастье одному я рад,
Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад.
141
Предстояла разлука; в прогулках по лугам и лесам в одиночестве Уилл приходит к решению, весьма благоразумному, и к убеждению, которое бесконечно важно для него. Мы видим, как на сцене, поэта, который произносит, быть может, самый патетический монолог о любви, это девиз и клятва:

Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь - над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь - звезда, которою моряк
Определяет место в океане.

Любовь - не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.

А если я неправ и лжет мой стих, -
То нет любви и нет стихов моих!
116
С утратой возлюбленной Шекспир однако обрел свободу от притязаний жить в кругу знати и подвизаться лишь в сфере высокой поэзии. Он возвращается в Лондон. Годы ученичества и странствий закончились, хотя и поздно, в 30 лет, но теперь он мог творить свободно.
 
Теперь, когда структура серии сонетов Шекспира просматривается свободно, без привязки к одному лицу, да с утверждением гомосексуальной точки зрения, заслоняющей любовь поэта, можно легко заметить, что немало сонетов он написал впоследствии, поскольку в воспоминаниях оживала его любовь, как у Данте любовь к Беатриче и после ее замужества, и после ее смерти, при этом весьма мучительная из-за того, что связь Уильяма Герберта и Мэри Фиттон продолжалась на его глазах, по крайней мере, на слуху в течение еще ряда лет и при дворе.

Он заявляет Молли, когда ее облик возникает перед ним в ночи:

Ты от меня не можешь ускользнуть.
Моей ты будешь до последних дней.
С любовью связан жизненный мой путь,
И кончиться он должен вместе с ней.

Зачем же мне бояться худших бед,
Когда мне смертью меньшая грозит?
И у меня зависимости нет
От прихоти твоих или обид.

Не опасаюсь я твоих измен.
Твоя измена - беспощадный нож.
О, как печальный жребий мой блажен:
Я был твоим, и ты меня убьешь.

Но счастья нет на свете без пятна.
Кто скажет мне, что ты сейчас верна?
92
 И этот сонет, столь ясный и поразительный в переводе С. Маршака, связывают с юношей, бесконечно обедняя и извращая его содержание до полной бессмыслицы?!

Известно, в 1595 году при дворе появилась Мэри Фиттон, получившая звание «почетной фрейлины» королевы и ставшая ее любимицей. Уилли собирались отправить за границу,  но он предпочел Оксфорд, очевидно, все еще привязанный к Молли. Закончив университет, Уильям Герберт в 1598 году поселился в Лондоне, о чем прознали исследователи и вовсе запутались, не в силах понять, что Шекспир с ним мог свести знакомство и в поместье графа Пэмброка или у графа Саутгемптона, как и было.
Следовательно, и связывать время создания большинства сонетов с временем приезда юного друга в Лондон нет оснований, помимо всего, Уильям Герберт в 18-20 лет уже не юноша, а молодой человек, он в возрасте графа Саутгемптона в 1592-1594 годы, из-за чего в нем отказываются видеть и вполне резонно юного друга Шекспира, - теперь и Уилли не годится для этой роли, он успел повзрослеть,  ему впору жениться.

Явившись при дворе, Уильям Герберт, как свидетельствуют современники, не проявил особенного внимания к королеве, как она ожидала, как привыкла ко всеобщему восхищению, тем более что он приглянулся ей, и за это все из благорасположенных к нему придворных порицали его, ибо нельзя проявлять равнодушие к ее величеству, не искать ее милости. Но дело-то в том, что внимание Уильяма Герберта было поглощено молодыми женщинами, а более всего одной из фрейлин королевы, бывшей ныне у нее в фаворе. Это была Мэри Фиттон, разодетая под стать королеве.

Можно сказать, как Шекспир недавно, смуглая леди сонетов выходит из ее темных годов. Она родилась 24 июня 1578 года, то есть ей было 14-16 лет в годы продолжительной эпидемии чумы в Лондоне, когда знать предпочитала жить в поместьях. А Уильяму Герберту в то время 12-14. Надо помнить, в те времена дети рано взрослели - не в смысле полной самостоятельности, а в плане чувств и образа жизни, благодаря воспитанию, которое сводилось к подготовке к свету.

Нетрудно представить, с явлением при дворе Уильяма Герберта особые отношения его с Мэри Фиттон не остались тайной, встал вопрос, видимо, и об ее муже, и пришлось по этому поводу объясняться с Робертом Сесилем ее отцу, который писал о тайном браке ее дочери в 16 лет с капитаном Лаугером, каковой он объявил недействительным. Словом, Молли была соломенной вдовой и называлась миссис Фиттон.

Встает вопрос, как совместить тайный брак Мэри Фиттон в 1594 году с ее любовной историей как с Шекспиром, так и с его юным другом, с попыткой обольщения и графа Саутгемптона? Вполне возможно, измена возлюбленной поэта стала фактом не обязательно в 1594 году, со спадом чумы, а в 1595 году.
Возможно, отец Мэри Фиттон в письме к Роберту Сесилю не называет точный возраст дочери, когда она вступила в тайный брак, 16 лет - это перед прибытием ко двору в 17 лет, что слегка смягчает ее проступок, который она могла совершить и в 14 лет, в возрасте Джульетты, недаром четко зафиксированном Уиллом, и в 15 лет. Во всяком случае, вырисовывается образ смуглой леди, какой возникает из сонетов, с развитием его в драмах, вплоть до Клеопатры. И вся дальнейшая жизнь Мэри Фиттон подтверждает ее совершенно особенный характер с юности, столь притягательный как для поэта, так и королевы.

                                IV

Известно, Уильям Герберт, красавец собой, производил обаятельное впечатление, был очень предан женщинам, что доходило у него даже до эксцессов. Впрочем, он до известной степени обуздывал свои желания. В женщинах ценил не столько красоту и внешнюю прелесть, сколько остроумие, ум и знания, и сам любил оживленные беседы. «Он жертвовал для подобных развлечений собою, своим драгоценным временем и большою долей своего богатства», свидетельствует современник.

В ноябре 1599 года королева Елизавета дала Уильяму Герберту аудиенцию, длившуюся целый час. Он был у нее в большом фаворе, однако не жаждал этим воспользоваться, уехал в деревню, страдая перемежающейся лихорадкой и сильными головными болями. В это время ему снова предложили вступить в брак - с дочерью лорда Герфорда, что не привело ни к чему. Вполне возможно, для графини Пэмброк не осталось тайной возобновившаяся связь ее сына с миссис Фиттон. Теперь это, на глазах у королевы, которая их приблизила к себе, уже не казалось чем-то пикантным, а скорее опасным. Она могла обратиться к Шекспиру за помощью, как к лицу во всех смыслах заинтересованному.

Уилл набросал ряд сонетов, которые входят в первые 17, - теперь это ясно, почему столько вариаций, казалось бы, на одну и ту же тему, между тем, если приглядеться, они явно распадаются по тональности на две группы: одни по тону спокойны, скорее общего содержания, - первые сонеты (2, 3, 5, 6, 7, 9, 11, 12, 14, 16, 17), посвященные  графу Саутгемптону и не могли звучать иначе, - другие четко рисуют портрет Уильяма Герберта, которого поэт буквально честит, как и смуглую леди с ее изменой (1, 4, 8, 10, 13), за исключением сонета, написанного в его ранней юности (15). Почти каждый сонет, посвященный Уильяму Герберту, это его портрет, Шекспир достиг поразительного мастерства:

Растратчик милый, расточаешь ты
Свое наследство в буйстве сумасбродном.
Природа нам не дарит красоты,
Но в долг дает - свободная свободным.

Прелестный скряга, ты присвоить рад
То, что дано тебе для передачи.
Несчитанный ты укрываешь клад,
Не становясь от этого богаче.

Ты заключаешь сделки сам с собой,
Себя лишая прибылей богатых.
И в грозный час, назначенный судьбой,
Какой отчет отдашь в своих растратах?

С тобою образ будущих времен,
Невоплощенный, будет погребен.
4
В отношении отдельных сонетов всегда могут возникать разные догадки и версии, но когда портрет и ситуация совпадают, адресат сонета очевиден. Поэт вопрошает с тоской и сожалением:

По совести скажи: кого ты любишь?
Ты знаешь, любят многие тебя.
Но так беспечно молодость ты губишь,
Что ясно всем - живешь ты, не любя.

Свой лютый враг, не зная сожаленья,
Ты разрушаешь тайно день за днем
Великолепный, ждущий обновленья,
К тебе в наследство перешедший дом.

Переменись - и я прощу обиду,
В душе любовь, а не вражду пригрей.
Будь так же нежен, как прекрасен с виду,
И стань к себе щедрее и добрей.

Пусть красота живет не только ныне,
Но повторит себя в любимом сыне.
10
Этот сонет в точности воссоздает ситуацию, в какой Уильям Герберт оказался и сам по себе, и в отношении поэта, и Мэри Фиттон, связь с которой, как подводный камень, разбивал все проекты с его женитьбой.

И, как всегда, вариации темы, но как бы без дружеского чувства, словно поэт разлюбил друга, столь изменившегося с возрастом:

Спроси, зачем в пороках он живет.
Чтобы служить бесчестью оправданьем?
Чтобы грехам приобрести почет
И ложь прикрыть своим очарованьем?

Зачем искусства мертвые цвета
Крадут его лица огонь весенний?
Зачем лукаво ищет красота
Поддельных роз, фальшивых украшений?

Зачем его хранит природа-мать,
Когда она давно уже не в силах
В его щеках огнем стыда пылать,
Играть живою кровью в этих жилах?

Хранит затем, чтоб знал и помнил свет
О том, что было и чего уж нет!
67
В эти годы Уильяма Герберта, сына графини Пэмброк, известной меценатки, поэты стали всячески возносить, но он ждал, похоже, сонетов от Шекспира, как и граф Саутгемптон. Вот как Уилл ответил другу-покровителю:

Тебя я музой называл своею
Так часто, что теперь наперебой
Поэты, переняв мою затею,
Свои стихи украсили тобой.

Глаза, что петь немого научили,
Заставили невежество летать, -
Искусству тонкому придали крылья,
Изяществу - величия печать.

И все же горд своим я приношеньем,
Хоть мне такие крылья не даны.
Стихам других ты служишь украшеньем,
Мои стихи тобою рождены.

Поэзия - в тебе. Простые чувства
Ты возвышать умеешь до искусства.
78
И, как всегда, звучат вариации этой темы, но вдруг, как странно, с обратным знаком. Поэт заявляет, выходит, Уильяму Герберту:

Не обручен ты с музою моей.
И часто снисходителен твой суд,
Когда тебе поэты наших дней
Красноречиво посвящают труд.

Твой ум изящен, как твои черты,
Гораздо тоньше всех моих похвал.
И поневоле строчек ищешь ты
Новее тех, что я тебе писал.

Я уступить соперникам готов.
Но после риторических потуг
Яснее станет правда этих слов,
Что пишет просто говорящий друг.

Бескровным краска яркая нужна,
Твоя же кровь и без того красна.
82
И вариация темы:

Я думал, что у красоты твоей
В поддельных красках надобности нет.
Я думал: ты прекрасней и милей
Всего, что может высказать поэт.

Вот почему молчания печать
На скромные уста мои легла, -
Чтобы свое величье доказать
Без украшений красота могла.

Но ты считаешь дерзостным грехом
Моей влюбленной музы немоту.
Меж тем другие немощным стихом
Бессмертную хоронят красоту.

То, что во взоре светится твоем,
Твои певцы не выразят вдвоем.
83
Шекспир сохранил свое чувство восхищения красотой Уилли Герберта, но обида на юного друга, похоже, не прошла.

Между тем становится ясно, что Уилл продолжал по-прежнему любить Мэри Фиттон, есть немало сонетов, написанных впоследствии, возможно, наблюдая издали или предугадывая ее отношения с Уилли Гербертом. Вспомнив в ночи о ней, поэт восклицает:

Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной.

Так бесконечно обаянье зла,
Уверенность и власть греховных сил,
Что я, прощая черные дела,
Твой грех, как добродетель, полюбил.

Все, что вражду питало бы в другом,
Питает нежность у меня в груди.
Люблю я то, что все клянут кругом,
Но ты меня со всеми не суди.

Особенной любви достоин тот,
Кто недостойной душу отдает.
150
Самое интересное, среди сонетов, которые, как считали, обращены к другу, а многие оказывались посвященными смуглой леди, попадаются такого содержания, словно в них поэт обращается равно и тому, и той.

Ты украшать умеешь свой позор.
Но как в саду незримый червячок
На розах чертит гибельный узор,
Так и тебя пятнает твой порок.

Молва толкует про твои дела,
Догадки щедро прибавляя к ним.
Но похвалой становится хула.
Порок оправдан именем твоим!

В каком великолепнейшем дворце
Соблазнам низким ты даешь приют!
Под маскою прекрасной на лице,
В наряде пышном их не узнают.

Но красоту в пороках не сберечь.
Ржавея, остроту теряет меч.
95
Теперь ясно, этот сонет написан уже в то время, когда при дворе явились и Мэри Фиттон, и Уильям Герберт, равно приглянувшиеся королеве Елизавете. Это событие не могло подлить масла в огонь незабываемых воспоминаний. Поэт восклицает, как во сне:

Каким питьем из горьких слез Сирен
Отравлен я, какой настойкой яда?
То я страшусь, то взят надеждой в плен,
К богатству близок и лишаюсь клада.

Чем согрешил я в свой счастливый час,
Когда в блаженстве я достиг зенита?
Какой недуг всего меня потряс
Так, что глаза покинули орбиты?

О благодетельная сила зла!
Все лучшее от горя хорошеет,
И та любовь, что сожжена дотла,
Еще пышней цветет и зеленеет.

Так после всех бесчисленных утрат
Я становлюсь богаче во сто крат.
119
В воспоминаниях о возлюбленной и раздумьях о друге, исходя упреками, столь беспощадными, Уилл снова и снова обретает любовь, основу его всеобъемлющего миросозерцания:

О, будь моя любовь - дитя удачи,
Дочь времени, рожденная без прав, -
Судьба могла бы место ей назначить
В своем венке иль в куче сорных трав.

Но нет, мою любовь не создал случай.
Ей не сулит судьбы слепая власть
Быть жалкою рабой благополучий
И жалкой жертвой возмущенья пасть.

Ей не страшны уловки и угрозы
Тех, кто у счастья час берет в наем.
Ее не холит луч, не губят грозы.
Она идет своим большим путем.

И этому ты, временщик, свидетель,
Чья жизнь - порок, а гибель - добродетель.
124
В январе 1601 года скончался отец Уильяма Герберта, и к нему переходит титул графа Пэмброка. В эти же дни становится известно, что миссис Фиттон беременна, и она не скрыла, от кого. При дворе королевы Елизаветы разразился скандал.

В дни, когда граф Эссекс готовился захватить врасплох двор, его главный враг сэр Роберт Сесиль упоминает о чрезвычайном происшествии при дворе в одном из писем: оказывается, граф Пэмброк находился довольно долгое время в тайной связи с любимицей королевы, и она очутилась в интересном положении.
«Правда, граф Пэмброк взял вину на себя, но от брака отказывался очень настойчиво, - пишет Сесиль. - Боюсь, что обоим придется просидеть некоторое время в Тауэре, ибо королева поклялась послать обоих туда».

Похоже, Молли сделала отчаянную попытку выйти замуж за Уилли, графа Пэмброка, который если и был влюблен в нее в ранней юности, не захотел связывать себя с нею узами брака даже под гневным оком королевы.
У Мэри Фиттон родился мальчик, но он вскоре умер. Граф Пэмброк был отправлен на месяц в тюрьму Флит, которая находилась, похоже, неподалеку от его поместья, как и поместий соседей графа Саутгемптона, ведь сэр Джон Данверз, мировой судья, посадил сэра Уолтера Лонга именно в тюрьму Флит. Есть свидетельство, о котором кстати вспомнить: в мае 1600 года Уильям Герберт, навестив отца в их поместье Вильтон, отправился в сопровождении Чарлза Данверз в Гревсенд навстречу леди Рич и леди Саутгемптон, - из чего ясно, что все они жили в одном краю, вот почему Шекспир и встретил Уилли в кругу графа Саутгемптона еще до приезда его в Лондон.

Не попал в Тауэр граф Пэмброк, возможно, потому что туда в те дни были заключены граф Эссекс, граф Саутгемптон и их приверженцы, среди них и Чарлз Данверз, более важные государственные преступники. Последний также поплатился жизнью, как граф Эссекс.

Несомненно в это время написан сонет, который исследователи датируют 1601 годом, имея в виду болезнь королевы или заговор, опасный для ее жизни, в чем, правда, нет ясности, а иные все толкуют о любви поэта к другу, перенесшем испытания, между тем упускается самое важное: любовь Шекспира, всеобъемлющая, как любовь Данте к Беатриче, несмотря на измену возлюбленной и друга, не умерла, - именно о ней он ведет речь:

Ни собственный мой страх, ни вещий взор
Миров, что о грядущем грезят сонно,
Не знают, до каких дана мне пор
Любовь, чья смерть казалась предрешенной.

Свое затмение смертная луна
Пережила назло пророкам лживым.
Надежда вновь на трон возведена,
И долгий мир сулит расцвет оливам.

Разлукой смерть не угрожает нам.
Пусть я умру, но я в стихах воскресну.
Слепая смерть грозит лишь племенам,
Еще не просветленным, бессловесным.

В моих стихах и ты переживешь
Венцы тиранов и гербы вельмож.
107
Если в сонете в самом деле упоминается о болезни королевы, то все же поэт прямо говорит о своей любви, имея в виду  Мэри Фиттон, ей выпали испытания с беременностью и с отказом графа Пэмброка жениться на ней, таким образом, изменив своей юношеской любви, возможно, это она была больна, а с ее смертью Уилл связывает и конец своей жизни, поэтому он говорит: «Пусть я умру, но я в стихах воскресну...»

В его же стихах и она переживет «венцы тиранов и гербы вельмож», что прямо относится к королеве и графу Пэмброку, которые оскандалились с Мэри Фиттон, поэт вступается за свою любовь, обещая ей бессмертие.
Так восходит солнце Шекспира, когда мы входим в мир его лирики, во всеобъемлющую сферу его поэзии.

 ©  Петр Киле     Отрывки из повести «Уилл, или Чудесные усилия любви»ю   2004, 2006 гг.

Серия сообщений "Эпоха Возрождения в странах Европы и Востока.":
Часть 1 - Сущность Ренессанса - гуманизм.
Часть 2 - О Джорджоне в связи с выставкой его картины "Гроза" в Эрмитаже.
Часть 3 - Сонеты Шекспира. Тайна смуглой леди. (I, II)
Часть 4 - Сонеты Шекспира. Тайна смуглой леди. (III,VI)
Часть 5 - Leonardo da Vinci. Сказки дедушки Леонардо.
Часть 6 - Петр Киле Эпоха Ренессанса в Японии
Часть 7 - Рафаэль в Эрмитаже.
Часть 8 - Тициан в Пушкинском музее
Часть 9 - Одиннадцать картин из Академии Каррара в Бергамо