Когда другой человек типа жалуется на жизнь, всегда есть опасность не понять, чего он хочет на самом деле – эмоциональной поддержки или практического совета. Раньше, когда я была молода, наивна и застенчива, предпочтительнее мне казался второй вариант – не потому, что соображалка развита лучше, чем эмпатия, а потому, что эмоциональная сфера представлялась мне слишком интимной. Так что золотое правило «не лезть в душу» я воспринимала слишком буквально, попутно выжигая себя так и не реализованной эмоциональной поддержкой.

Как это часто бывает, всё оказалось проще гораздо. Эмоциональное участие нужно всем – в большей или меньшей степени, так что разумнее начать именно с него.

Итак, правильно выбираем рассматриваемый объект. Давая умозрительные советы, мы концентрируемся на проблеме, раскладываем ее по полочкам и высчитываем правильные ходы. Эмоционально вписываясь в ситуацию, видим, в первую очередь, человека – его обиду, горечь, страх, гнев, раздражение. Ну а дальше по обстоятельствам.

Можно спросить «тебе грустно (обидно, одиноко)?». Можно, ритмично кивая головой, с чувством протянуть: «ну он козёёёёл», «вот всегда мы с тобой во всякое дерьмо вляпаемся» (пусть это не так, но кто у нас сейчас главный объект? так что достоинства козла побоку, любим и поддерживаем подругу); дальше пьем чай (возможны варианты) и вспоминаем, как в третьем классе ловили в луже тритонов. Можно просто сказать: «как я рада, что ты пришел» (идеально подходит для распространенной категории мужчин, склонных к истерикам на тему «ненавижу, когда меня жалеют»).

В общем, когда человеку плохо, первым делом надо вытянуть его из эмоциональной ямы. А потому уже можно и строить – замешивать бетон для фундамента, строгать доски и раскатывать бесконечные липкие листы рубероида. Или, может быть, свой домик для бездомных поросят он построит и без вас - только уже на поверхности. Тогда подарите ему что-то особенное на новоселье. Например, вашу самую счастливую фотографию - в луже и с тритоном.

Оказавшись в эпицентре любого кризиса, главное помнить, что жизнь снаружи продолжается. Как ни банальна эта расхожая истина, когда уже есть силы не просто сложить лапы и медленно погружаться на дно, когда кажется, что можно попробовать и наверх, из последних, тех самых оставшихся сил - надо вычеркнуть это неопределенное «кажется» и плыть. Шаг вперед, два шага назад, полметра вверх, два вниз… слушать ночной снег, рисовать ускользающим воображением желтые одуванчики, растягивать гуимпленовскую улыбку перед зеркалом и переключаться на чужие проблемы. Неважно что – только бы выбраться из этого мутного аквариума.

Когда-то, в период жесточайше затянувшегося «вниз», у меня был друг. Он приходил по вечерам, искал на мне китайские точки и рассказывал что-то умное и невозможно прекрасное: про Алису Бейли и всякую эзотерику, Атлантиду, энергию ци и даосов. Мое до неузнаваемости искаженное сознание, отвергавшее тогда всякую информацию, ухватило только даосов. Хотя, кажется, мне просто слово нравилось – как перешептывание сухого тростника и заблудившийся в песчаной бесконечности одинокий ветер.

Так я и начала путь наверх, чтоб стать даосом, отпустить свои страсти, избавиться от привязанностей и оценок, потерять разом все цели и слушать заблудившийся ветер. Не исключено, кстати, что даосы вовсе не такие, но разве это что-то меняет? Тот даос, мудрый и лукавый, все равно ждет меня там, куда я никогда не приду. И чертит в воздухе магические знаки, прорисовывая мой прерывающийся путь.

В продуктовом магазине пожилая и явно желающая вступить в дискуссию с продавщицей дама выбирает быструю вермишель в коробочке. После 10-минутных выяснений состава, адреса производителя, особенностей оформления этикетки и прочих жизненно важных подробностей вынимает, как зайца из шляпы, последний убойный аргумент:

- А почему одна стоит 10.50, а другая – 11.50? Это что, она, значит, хуже?

Продавщица, все 10 минут державшаяся молодцом, поднимает на нее усталые глаза:

- Вот мы с Вами продаем яблоки из сада. Вы свои продали за 40 рублей, а я свои – за 35. Это значит, что мои хуже?

***

По работе заскакиваю к весьма шапочно знакомым коллегам.

- Добрый вечер!
- Здравствуйте! Ой, как хорошо, что Вы пришли! Как мы Вам рады!

Не ожидая ничего хорошего от такого обилия восклицательных знаков, осторожно спрашиваю:

- А что, я Вам что-то давно должна и не сдала в срок?
- Да что Вы! Мы просто всегда так рады, когда Вы приходите, так приятно Вас видеть!

В общем, попала под хорошее настроение. Пустячок, а приятно. Впрочем, я и сама люблю к ним заходить – на редкость для нашей гнилой конторы вменяемые и приветливые дамы.

***

За окном хмурь, серость, мокрые деревья – хрестоматийный конец ноября. На обочине дорожки куча прелых веток и листьев, давно ожидающих уличного мусоровоза. По дорожке идут три дамы, которых так и хочется назвать тетками, - грязно-розовые пуховики, невообразимые трикотажные береты, унылое выражение лиц и тупоносые ботинки.

Неожиданно одна из них возвращается к уже пройденной мусорной куче и вытаскивает откуда-то из середины угловатую тополиную ветку с желтыми пожухлыми листьями. Долго вертит ее в руках и улыбается чему-то своему. Товарки недоуменно и чуть раздраженно ждут на дорожке. Она торопливо оглядывается на них, смущенно улыбается, но крепко сжимает найденную ветку. Так они и уходят уже вчетвером - с веткой.

***

Внутри, когда человечество любить еще можно, а вот по отдельности – все труднее, такие истории очень радуют. Потому что во всяком «внутри» главное точно знать, что там, за мутным и пугающим стеклом, тебя ждет кто-то живой.

Настоящий меломан выглядит почти так же, как человек, абсолютно равнодушный к музыкальному фону.

Великодушие выглядит почти так же, как бесхарактерность.

Адскими усилиями дающаяся сдержанность выглядит почти так же, как холодная уравновешенность.

И за этим «почти так же» - детские радости и открытия, обиды, разочарования, отчаяние, надежда и инстинкт самосохранения, не дающий раскачивать лодку до бесконечности. Жизненный опыт – тот, который был и еще только будет. И тот, которого лучше бы вообще не было.

Мне бы хотелось неторопливо разобрать свой музыкальный архив, включать всё маленькими кусочками, тихо смеяться, радуясь и любимому, и давно забытому, и вовсе незнакомому… раскладывать файлы по папкам, придумывая им названия – "Ночь, фонарь и первый снег", "Февральские тюльпаны", "Вечернее солнце, заблудившееся в сосновом лесу". Чтоб потом тереть как лампу Алладина и выпускать на волю солнце, сосны, тюльпаны. И первый снег в свете тусклого ночного фонаря.

Или засесть за лоскутное одеяло, раскладывая затейливые тряпочки, заправляя непослушные уголки, пряча под их цветным хороводом так и не сказанные слова. Чтоб не потерялись, не заблудились, и всегда теперь были со мной.

Или, свернувшись на диване, вязать свитер с кельтскими узорами, сосредоточено перебирать спицами, дразнить кота мелькающим клубком, шептаться с переплетением причудливых кос. Наверное, я бы его и не носила, но пусть будет. Чтоб обниматься с кем-то, когда холодно, пусто и одиноко.

Мне бы хотелось остановить наконец эту вереницу одинаковых дней, проводимых под лозунгом "Срочная работа". Не то чтобы я свою работу не люблю, просто большая буква "С" становится с каждым днем все больше. Чтоб мне было за чем прятать бесконечный бег бесплодных мыслей по безнадежно замкнувшемуся кругу.

В маршрутке, прям под объявлением

Уважаемые пассажиры, будьте бдительны. При обнаружении подозрительных предметов, сообщайте о них водителю или по телефону 02!

обнаруживаю подозрительный пакет, в котором подозрительно просматривается предмет типа не слишком маленькой коробки.

- Молодой человек, - сообщаю я, - у Вас тут предмет подозрительный в пакете.
- Так давайте его сюда, - невозмутимо реагирует водитель.
- Как это? А вдруг он взорвется?
- Ну это навряд ли… да и потом – все там будем, против судьбы не попрешь.

Водитель был настроен философски. Сообщить по телефону 02 я не успела.

- Не хотите? Так давайте я передам, - протаскивает пакет по моим бдительным коленкам соседний пассажир. И жизнерадостно добавляет – ой, тяжелый.

Какая-то у нас по пункту "бдительность" недоработка.

* обрывочные впечатления от концерта Ночных снайперов

Классические, в обыденном понимании, проявления мужского и женского по-своему прекрасны – раз за разом они быстрыми уверенными мазками набрасывают привычную картину мира, с легкостью позволяют определить понятные и предсказуемые ориентиры. Стоит выдать набор заветных формул - "как-то это не по-мужски", "ей явно не хватает женственности" и еще два десятка аналогичных – считайте, что золотой ключик у вас в кармане. Потом, правда, обнаружится, что отпирает он только мужской или женский сортир, но зато определенность налицо, и помещения, опять же, по жизни необходимые.

С этими странными людьми все не так. Им даже не подберешь сходу определение – мужественная женщина… мужеподобная женщина… женщина с мужским обаянием... И с мужчинами так же – женственный мужчина звучит как-то скверно, а женоподобный – и вовсе отвратительно. Но при этом нет интереснее и притягательнее людей с теми самыми, нехарактерными гендерными признаками.

До бесконечности, не отрываясь, рассматривать ломаные линии и разноцветные стекла, таяние пылинок в свете раскрашенного солнечного луча. Закрыть глаза и продвигаться медленно, ощупью по невидимым металлическим переплетам. Вздрагивать от еле уловимых запахов мокрой листвы, мягкой дорожной пыли, пустоты и свободы. Ловить падающее куда-то вниз и мгновенно ставшее незнакомым сердце. Причудливые витражи, каждую минуту разлетающиеся и собирающиеся вновь таинственным детским калейдоскопом.

- Представляешь, иду мимо помойки, - рассказывает он и режет воздух обрывистыми рубящими жестами, - смотрю – цветок растет. Рыжий такой, прям на помойке. Выкопал, принес, посадил на газоне под окном. Прихожу домой, жену к окну подвожу – я тебе цветок принес. Растет. Думаю, ведь сорвет какая-нибудь сука или затопчет – точно, через день уже не было.

Я опять молча слушаю, улыбаюсь и опять не могу насмотреться на эти странные и такие знакомые переборы пальцами где-то в воздухе – почти как раньше. Он эгоистичен, взвинчено самолюбив и необязателен. Еще он алкоголик. Я бы не хотела оказаться связанной с ним даже в самом незначительном деле – у нас разное представление об ответственности.

Я просто достаю из-под разноцветного вороха привычных событий маленькую серую коробочку с обтрепанными краями, в которой живут самые неприметные мои улыбки, - вслед журавлю, давно улетевшему в свое августовское небо, и темноте, неслышными шагами бродящей за окном. Пересаженному на газон и сорванному кем-то рыжему цветку.

Кот где-то оторвал кусок рыжего уха. Учитывая, что никуда, кроме кухни и под диван кот не ходит, это странно. Но зато теперь он чисто Ван Гог.

Сапоги, купленные три недели назад, были почти совершенны. И если бы дизайнерская фантазия иссякла на подходе к этапу "фурнитура", вполне могли претендовать на звание сапог с большой буквы С.

Горестно повздыхав над золочеными пряжками, шнурками и бубенчиками, я пришла к выводу, что путем нехитрых манипуляций и с минимумом подручных инструментов от этого дизайнерского бреда вполне можно избавиться. Разумеется, по истечении гарантийного срока.

Три недели я честно прятала сапоговые красόты под брюками и звякала бубенцами как лошадь в свадебной упряжи. Но вчера терпение иссякло. Вооружившись набором ножниц, ножей и отверток, бормоча под нос нечто нечленораздельно-среднее между "доколе?!" и "однова живем!", я за полчаса и за неделю до окончания гарантии сваяла сапоги своей мечты.

Жду теперь, как отнесется мирозданье к столь явному пренебрежению правовыми нормами.

Переговоры водителей и диспетчеров такси – весьма занимательный разговорный жанр.

- Тридцать три ноль один, Вы как к животным относитесь?
- Нормально.
- А если это животное – коза?..
- Это тебе еще повезло, - включается в беседу третья сторона, - а я как-то собачку перевозил. Гляжу – втаскивают натурального козла. Я им – какая ж это собачка, а они – порода такая, с бородой просто. Ага, и с рогами.

Или вот еще. Несколько, судя по всему, тормозной таксист долго и бестолково разыскивает адрес. Постепенно в его беседу с диспетчером включается масса советчиков с разнообразными «налево и в проулочек мимо мусорных контейнеров». Когда эфирная чехарда достигает состояния абсолютно бессвязного потока сознания, незадачливый водитель задает вопрос дня:

- А как выглядит цифра 6?

Мгновенно повисшей в эфире тишине позавидовали бы докладчики, политические деятели и театральные актеры всех времен и народов. Первой, как и положено, нашлась дама-диспетчер:

- Точка внизу.

Потерявшийся адрес был найден через полминуты.

Кстати, про «Онегина». Безжалостный реалист был Александр Сергеевич, хоть и насмешник. И Татьяну как ни любил, как ни расписывал нежно, всё одно вышло – все бабы дуры.

По первости с ней ясно: в сердце дума заронилась, пора пришла, она влюбилась. Потому что, когда душа ждала кого-нибудь, по-другому и быть не могло.

Потом письмо, сцена у фонтана, вернее на скамейке, именины, дуэль – вполне себе приличный роман из жизни лирических героев.

А вот дальше начинается самое интересное: Татьяна попадает в онегинскую библиотеку (с неприкосновенностью жилища, видимо, тогда было попроще). Сначала ее поражает выбор книг, потом на полях черты его карандаша (интересно, а сейчас кто-нибудь еще делает отметки на полях?), а потом наступает великое озарение:

Что ж он? Ужели подражанье,
Ничтожный призрак, иль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Чужих причуд истолкованье,
Слов модных полный лексикон?..
Уж не пародия ли он?

«Да, да, конечно! – радостно хлопаем в ладоши мы. - Посмотри, дурочка, всё же придуманное и ничего толком за душой (ну пусть это не совсем так, но все же в курсе, как надо утешать подругу, с которой случилась несчастная любовь?). Хоть и умел казаться новым, он же всегда второй – второй Чадаев, второй Child-Harold (угрюмый, томный), второй dandy лондонский – модные мысли, модные галстуки и модные спектакли. И даже, опершись о гранит, стоит, как описал себя пиит».

Ужель загадку разрешила?
Ужели слово найдено?

Ужель, ужель… вот только это «найденО» звучит уже совсем невесело, потому, что дальше всё равно будет: «я вас люблю (к чему лукавить?)». И отнимет навсегда надежду на чудо освобождения – такого легкого и близкого: иронично прищуриться, посмотреть на своего развенчанного героя, удивленно подняв брови, и небрежным жестом стряхнуть с рукава приставшую соринку. И наваждение прошло, и не ломаются отчаянно пальцы, и самая грустная мелодия на свете уже не поет тебе о нем. Ты улыбаешься, наматывая волосы на кончик носа, самой дурашливой своей улыбкой и тянешься как кошка – свободная и отныне гуляющая только сама по себе.

Только он слишком мудр был, и ироничен, и печален, солнце нашей поэзии, поэтому в минуту, злую для него, оставил не своего героя, а всех нас, за двести лет так и не освоивших искусство управления бульдозером для уничтожения пиратских копий.

Когда облетели - одно за другим - оцепенение, отчаяние, тоска и апатия, выяснилось то, что с самого начала, в общем-то, было известно – жизнь продолжается.

И я уже не мучаюсь тысячью и одним «почему», и пробую на вкус равнодушное «мне все равно» - пусть пока только про себя или тихим шепотом, чтоб предательски не оборвался голос.

Все отчетливее нажимается Shift+Ins - «то, что не убивает, делает нас сильнее», и пальцы увереннее скользят по клавиатуре. Список – Нумерованный… оказывается, я за многое благодарна ему.

Мне не надо больше оправдывать эту феерическую жестокость – так первозданно жестоки могут быть только дети, с исследовательской целью обрывающие мухам лапки. Я оказалась прекрасной и очень живучей мухой на уставшем от долгой зимы окне, ловящей солнечные блики в промытых стеклах всеми четырьмя тысячами фасеток своего правого глаза.

Даже еще недавно гнетущая пустота – там, где должны бы жить воспоминания, - почти не пугает. Создать – Новый документ… у меня стало больше места для другого – настоящего.

Я только отключаю Заголовок 1 и пишу его имя с маленькой буквы. Стиль - Обычный, вот так. Оглавление – Обновить поле – обновить целиком. А количество страниц пусть остается прежним.

История первая

Они встретились и полюбили друг друга с первого взгляда. Ни одна его женщина не была такой наивной и пылкой одновременно. Он должен был видеть ее каждый день, хотя бы на пять минут - чтоб сказать «спокойной ночи».

Он хотел быть самым внимательным и заботливым мужем на свете. Он был благороден, великодушен и снисходителен. Только он мог так гладить пеленки, только у него получалось так быстро уложить дочку, и именно «папа» было первым дочкиным словом. Он был весел и общителен. Он не говорил гадостей про ее родственников и подруг и всегда легко впрягался в их большие и маленькие проблемы. Он умел делать ей особенные подарки. Он редко противоречил ей и легко шел на компромиссы – он хотел, чтоб она чувствовала себя счастливой и спокойной.

А потом все как-то разладилось. У нее появилось больше своих интересов. Она читала что-то вечерами и уже не пыталась ему ничего рассказать. Она начала раздражаться по мелочам, цепляться к словам и все время в чем-то обвиняла. Она все чаще говорила о разводе и при малейшей возможности уезжала и уходила. Она уезжала и уходила даже когда была рядом, и всегда смотрела в сторону.

Сначала он терялся и пытался еще, чтоб было как раньше. Потом понял, что ему гораздо веселее и спокойнее с другими людьми, а потом – что ему веселее и спокойнее с другими людьми и бутылкой. Он пил все больше и приходя сразу засыпал. А она, казалось, даже не замечала, спит он или бодрствует.

История вторая

«Ах, так вам это ни к чему (моя нежность, пылкость, гениальные картины, проект вечного двигателя (нужное подчеркнуть))? Тогда я все порву, изломаю, растопчу; заживу вашей дрянной жизнью и начну играть удобную вам роль».

Примерно так выглядит инфантилизм – буду жить назло кондуктору, маяться своим несложившимся, хоронить его заживо, лелея в то же время призрачную надежду, что кто-то почему-то его найдет и откопает. И постоянно вести молчаливый диалог: «Полюбуйтесь, что вы со мной сделали. Довольны?». Вот только с другой стороны телефонной трубки давно никого нет.

Зрелость - это, наверное, когда «пусть вам не нужно, главное, что нужно мне. А там - кто знает».

Наверное, излишне было бы упоминать, что с возрастом это не связано никак. Если бы не обыденность и безысходный трагизм, который инфантилизм приобретает с годами, – бредущие по чужим следам люди с отчаянными взглядами, ищущими в толпе того, давно ушедшего собеседника.

Вне всякого сомнения, достижение намеченной цели, особенно если путь к ней был тернист и многотруден, дарит ни с чем несравнимое ощущение - радость созидания, вкус победы над собой и обстоятельствами, уверенность в собственных силах. Тут вполне уместно даже позаходиться в самовосторгах (если нет желания превратиться в идиота, то кратковременных) – как-никак, а себя надо не только уважать, но и любить.

Но почему-то самыми запоминающимися и ценными становятся неожиданные подарки судьбы. Быть может оттого, что случившееся вдруг немножко похоже на чудо? И открывает маленькую комнату за нарисованным очагом, где живет надежда и детское удивление. То самое, которое когда-то давно, как один практичный книжный мальчик, мы променяли на «удар без промаха».

Довлатов где-то, не помню где, писал про свое молодое творческое окружение – разумеется, все были непризнанными гениями, отчаянно пившими и не менее отчаянно чморившими литературных корифеев. А поскольку у каждого маломальского гения должна быть толпа восхищенных поклонников, их роль играла мама. Должно быть, мама очень любила своего ребенка. И его друзей заодно. Она удивленно распахивала глаза, задавала как бы наивные вопросы и картинно поражалась нетривиальности мысли собеседника.

Женщина может сделать немало ошибок в отношениях с мужчиной, но одна из самых роковых и непоправимых – стать для него такой толпой. Толпа не имеет индивидуальных особенностей, даже если ты в ней одна. Толпу немного презирают и побаиваются. Подсевший на восхищение толпы уже не откажется от этой зависимости, но полюбить толпу не сможет – зависимость и искреннее чувство если и коррелирующие переменные, то уж точно не в сторону, необходимую для отношений. А взбунтовавшаяся толпа страшна и непредсказуема, «бессмысленна и беспощадна». Хотя на самом деле ты просто хочешь, чтоб он услышал про твою боль и усталость. Потому и кричишь так громко.

- Привет. Как дела?
- Да как тебе сказать… в общем, отвратительно. На работу глаза не смотрят, на жену – отворачиваются. Сами глаза минус пять, а на улице – все минус десять и промозглый ветер.
- Ты знаешь, я думаю, что…

Дальше идет абсолютно бессмысленный диалог – мои банальные советы и твое безнадежное отчуждение. А куда нам деваться с подводной лодки? Сказал: я больше не могу – слушай и вникай, ты же не безвольная тряпка, не способная сопротивляться обстоятельствам? Я же не равнодушна к твоим проблемам, пусть и не знаю, как тебе помочь? Ты простишь меня за эту никчемную болтовню?

И пусть все гораздо проще – я скажу: случается, прорвемся. Немножко напьемся, я достану треснувший чайник и смешно почешу нос. А ты подумаешь, что было бы весело, если б я потерлась носом о твою шею - как большая ушастая собака. Но мы же не станем делать глупостей, верно? Нам и так хорошо вместе – привычные движения рук и мокрые листья за окном. Неслучившееся, скользящее бесшумной походкой по непересекающимся прямым.

Но тогда почему все чаще мы играем роли статистов в бездарных мизансценах и заглатываем это простое человеческое? Упускаем редкую возможность помолчать - говорим, жестикулируем, приводя схемы и диаграммы. И пропускаем самое главное – когда зажжется долгожданный семафор: я хочу все изменить, ты поможешь мне? Или хотя бы будешь поблизости?

Я не равнодушна к твоим проблемам, честное слово. Просто помоги мне немножко, скажи: было бы весело, если б ты потерлась носом о мою шею. Как большая ушастая собака.

Иной раз глянешь в профиль - и сразу чувствуешь себя безнадежно профессиональным второгодником. Все еще нет информации о себе... Все еще нет интересов... Все еще нет музыки... Все еще не освоил действия с простыми дробями... Все еще не дочитал рассказ Каштанка... Все еще не знает, что Волга впадает в Каспийское море...

И только "У вас пока нет друзей" внушает определенный оптимизм. Пока не осилил таблицу умножения, но зато уже уверенно выводит залихватский хвостик в цифре "два".

напишу пару слов на сушеной треске (с)