получаемся беженцами из забытого рая, помним, что было тепло и светло, но оттуда прогнали, назад не возьмут, скитаться вечно нет сил, нужно оседать, а как, если все чужое. ищем похожее на рай. поскольку никаких подробностей в памяти нет, не исключено, что перед мощным пенделем за райские ворота кто-то глумливый провел частичную лоботомию, “было хорошо” - помним, от чего именно - забыли.
подозреваю своих в каждом десятом. вслух про это говорить бессмысленно, иные группами напиваются и скулят, размазывая градусосодержащие сопли по лацканам пинжаков прочих непризнанных гениев, иные ищут теплое внизу в чужих штанишках или под юбками, но найдя теплое, понимают, что было еще и светлое, а тут - темно, иные вооружаются, иные грабят, иные смотрят в мерцающие светом экраны, но там - холодно, холодно, как ни крути, хотя и светло вроде.
было тепло и светло. стало - телосвело. Ло. кстати о Ло. иные - педофилы, например, и все по той же причине.
из принципа воцаряю в красный угол - пятый - уставшего разума холод и темноту, как воплощение бесконечной дороги.
мало ли чего хочется. холод и темнота - рацион беженца.
все дело в том, что тогда беженец был внутри, теперь снаружи. но мыслить, мерять, оправдывать все печалью по материнскому лону - как-то мелко.
беженцы уж никак не оттуда.
отличие беженца от странника в личной воле. беженец ищет тепло и светло. странник - неа, не ищет.
потому как нет для него “внутри” и “снаружи”. путь для него - точка. и в ней - никак.