Здесь уместно сравнить методологические и гносеологические проблемы и трудности, возникающие при исследовании большевизма,с такого же рода проблемами и трудностями при анализе фашизма, нацизма.
(В данном случае мы отвлекаемся от вопроса о сходстве и различии большевистского и фашистского, нацистского режимов. Типичный и традиционный для либерально-демократической интеллигенции 20-х гг. - и не только - взгляд на этот счет выражен в 1927 г. итальянским философом и социологом Л.Стурце: ”В сущности между Россией и Италией есть только одна настоящая разница - именно то, что большевизм (или коммунистическая диктатура) является левым фашизмом, тогда как фашизм (или консервативная диктатура) является правым большевизмом .Большевистская Россия создала миф о Ленине, фашистская Италия - о Муссолини"73).
Имеются как минимум две причины указанных трудностей .
Первая- сложность, многомерность, противоречивость самого объекта исследования. будь то большевизм иди фашизм, нацизм,и соответственно анализ учеными только какой-то одной стороны, в лучшем случае - двух, трех.
Вторая- недостаточность имеющихся теорий для адекватного полного и всестороннего описания и объяснения большевизма или фашизма.
Ж.Желев, обозревая в своем труде “Фашизм” многочисленные определения предмета изучения, писал: "Следует отметить, что во всех приведенных определениях и характеристиках содержится только часть истины. Они отражают отдельные стороны реального политического явления, названного фашизмом. Ибо фашизм одновременно и "массовое движение" и "революция мелкой буржуазии", и "отчаянная борьба средних слоев за самосохранение", и "революция справа", и "превентивная контрреволюция", и в каком-то смысле даже "шизофрения нации", "эпилептический припадок" целого народа и т.д. Но ни одно из этих определений не раскрывает глубинную основу и специфическую сущность фашизма"74.
Точно так же обстоит дело и с характеристикой, определением большевистского политического режима, большевистской "демократии".
Одни исследователи обращают внимание на тоталитарные черты сходства между большевизмом и фашизмом как режимами, отбрасывая существенные различия. А по ряду пунктов - и противоположность; другие замечают только засилье бюрократии всех уровней и видов (партийной, советской, хозяйственной и т.д.); третьи видят лишь тиранию вождя и диктатуру партолигархии над пролетариатом; четвертые, наоборот, - неподдельный энтузиазм миллионов, широкое участие трудящихся в различного рода организациях, объединениях, собрания митингах, на которых обсуждаются животрепещущие вопросы политики, экономики и повседневной жизни.
При этом пестрота воспроизводимой картины анализа и ее неадекватность усиливаются, если исследователи исходят из различного понимания демократии.
С. и Б.Вебб, подытоживая свое решение вопроса о том, является ли правительство СССР диктатурой или демократией, в связи с этим справедливо замечали, что "самый обильный источник ошибок в социологии, как и во всякой другой науке, - это постановка вопроса в терминах устаревших категорий или даже вчерашних определений". И, продолжая, они резонно вопрошали: <<Разумно ли ограничивать наши изыскания такими альтернативами, как ... "диктатура против демократии?">>75.
Нам думается, что большевистский политический режим на всем протяжении своего существования, и прежде всего в 20-30-х гг., не может быть полно, во многих аспектах и аутентично описан и объяснен, исходя лишь из теоретической модели либеральной демократии.
Данное обстоятельство объясняется тем, что он представлял из себя сложное, многомерное, развивающееся, противоречивое и во многом новое, уникальное политическое явление, не вписывающееся в указанное теоретическое пространство. Некоторые из его сторон могут бытьадекватно проинтерпретированы лишь иными концепциями, в том числе вновь созданными.
И тогда мы увидим, что режим в СССР в 30-х гг. - это не просто диктатура партократии, бюрократии или вождя над пролетариатом, но и политический феномен, включающий в себя элементы и"вождистской демократии"[если мы представим гипотетическую ситуацию, что в Советском Союзе, к примеру, под контролем Лиги наций были бы проведены прямые, всеобщее, равные, тайные, а главное свободные (в частности, при свободе агитации, насколько это возможно, как "за", так и "против") выборы верховного вождя с теми же неограниченными полномочиями, которыми Сталин обладал в действительности, то в середине З0-х гг. (как, впрочем, и в конце 40-х гг.) думается, подавляющим большинством голосов был бы избран именно и только Иосиф Виссарионович], и "тоталитарной демократии"76(хотя вторая "демократия" в реальной политической истории XXв. включала и первую, но "демократический диктатор" возможен и вне тоталитаризма), и производственной демократии, и демократии поддержки, согласия и участия(частью реального, частью фиктивного), и кратковременные и эпизодические всплески неполной охлократии(повсеместное, массовое одобрение с воодушевлением на собраниях, митингах и демонстрациях смертных приговоров, вынесенных на трех больших московских процессах), и элементы особого вида идентитарно- отчужденной демократии, при которой пролетариат добровольно не просто делегировал, а отчуждал от себя всецело свой суверенитет триаде "вождь - партия - государство" при одновременной идентификации себя с "родными" вождем, партией, государством, причем ответственность последних (как и контроль над ними) была отсрочена в далекое "светлое будущее".
Но кроме перечисленных элементов "демократий" и демократий большевистский режим вместе с тем был, несомненно, и тиранией вождя, и партолигархией, и просто разновидностью авторитаризма.
Изучение большевистского политического режима (как и фашистского, нацистского) раздвигает рамки и увеличивает глубину понимания природы демократии, ее сильных и слабых сторон, неустранимых недостатков, помогает избегать "ловушек" и нежелательных, но естественных для нее при определенных условиях превращений, метаморфоз. И вместе с тем усиливает практическую ценность ее либерально-демократической модели.
В связи с этим важное значение и приобретает исследование большевистской политической доктрины в целом,концепции демократии в частности как фрагментарного самосознания большевистского политического режима (ибо доктрина наряду с тем, что фрагментарно обусловливала режим в реальности, точно так же лишь фрагментарно адекватно его описывала и объясняла).
II
В монографии предпринята одна из первых, если не первая попытка в обществознании на территории бывшего СССР исследовать вопрос об истоках, сущности и эволюции большевистской концепции демократии в контексте политической доктрины большевизма как субъективного фактора формирования тоталитарно-репрессивного, псевдодемократического, партолигархического, коммунистического etc. политического режима.
Работа выходит в двух книгах.
В первой из них, которую и держит в руках читатель, рассматриваются истоки большевистской политической доктрины (марксистский, якобинский, народнический, бланкистский и т. д.), ее квинтэссенция, формирование и эволюция в период до 1917 г.
Вторая книга посвящена анализу содержания и эволюции большевистской концепции демократии в связи с политической доктриной в целом в период с 1917 г. по 1929 г. В ней исследуются многочисленные дискуссии в правящей большевистской партии по проблемам внутриклассовой и внутрипартийной демократий, идеи оппозиций в ВКП(б) в обозначенный период, реализация которых гипотетически могла привести к альтернативным вариантам развития политической системы в СССР, ожесточенная полемика между западной социал-демократией с большевиками по проблемам демократии.
В первой главе предлагаемой первой книги монографии рассматриваются содержание и развитие концепции демократии К.Маркса и Ф.Энгельса. Хотя эта проблема в той или иной части и степени затрагивалась во многих монографиях и статьях в доперестроечный период, но, несмотря на гору аполегетической советской литературы, посвященной классикам марксизма, практически не было в ней специальных исследований, в которых бы на основе объективного, беспристрастного анализа всех произведений К.Маркса и Ф.Энгельса адекватно, аутентично воссоздавались как политическая доктрина классиков марксизма в целом, так и их концепция демократии в ее эволюции в частности.
Симптоматично, что если в советской специальной литературе сравнительно много внимания было уделено изучению процесса становления и развития марксистской концепции государства и права, то этого нельзя сказать об исследовании процесса становления и развития марксистской концепции демократии. Очевидно, что это не случайно.До недавних пор проводить подлинно научные исследования по проблемам демократии по причине самого факта существования в бывшем СССР тоталитарно-демократического, партолигархического etc. политического режима было невозможно. Именно поэтому мало какие идеи К.Маркса и Ф.Энгельса истолковывались столь превратно, интерпретировались так произвольнопо отношению к подлинному смыслу их текстов, как концепция демократии классиков марксизма.В монографии выявляется и развенчивается целая гирлянда мифов по этой теме, десятилетии, начиная с В.И.Ленина, существовавших в советской историографии марксистской политической мысли.
В рамках обозначенной темы особый интерес представляет вопрос соотношении марксистской и большевистской (прежде всего ленинской) концепции демократии и, следовательно, вопрос о причастности марксистской политической доктрины к становлению тоталитарной etc.политической системы.
Как известно, еще в перестроечной советcкой литературе сложились две полярныеточки зрения (естественно, давно наличествующие в западной политологии): первая, представленная А.П.Бутенко, О.Г.Лацисоми многими другими, отрицала причастность марксистской теории к практике и идеологии советского тоталитаризма, вторая, "во главе" с А.С.Ципко,всячески эту обусловленность подчеркивала.
Особое внимание в книге уделено парадоксам и метаморфозе Марксовой (Энгельсовой) концепции демократиив контексте политической доктрины, социальной философии, экономических и других взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса.
Главный парадоксальный выводпервой главы состоит в том, что если воспринимать марксистскую концепцию демократии в контексте политической доктрины зрелого марксизма в целом, а тем более в связи с экономическими и социально-философскими взглядами К.Маркса и Ф.Энгельса, то она приобретает авторитарный и тоталитарный характер, в принципе не может носить название демократической теории, потеряет гуманистический ингредиент. Но если использовать селективно и отвлеченно многие идеи этой концепции, прежде всего демократические идеи молодых Маркса и Энгельса, а также идеи, сопряженные с марксистской концепцией формально-демократического и относительно мирного пути революции, то они сохраняют свою эвристическую ценность и практическую значимость, демократичность, научный и гуманистический характер вплоть до настоящего времени, хотя противоречивость концепции, даже взятой самой по себе, бросается в глаза.
Второй главный выводсостоит в том, что большевистская концепция демократии востребовала из политической доктрины марксизма в целом, его концепции демократии в частности в силу целого комплекса причин недемократические, антигуманные идеи, те, которые не выдержали испытания временем и практикой как в силу изначальной своей утопичности, антигуманности, так и в силу изменившихся условий.
А кроме того, вождь большевизма исказил, фактически сфальсифицировал (вольно или невольно, не столь важно) ряд политических идей классиков марксизма: "слома" государственной машины, диктатуры пролетариата, демократического и относительно мирного пути пролетарской революции, демократической республики как формы диктатуры пролетариата.
Во второй главе исследуются сущность, становление и развитие большевистской (ленинской) концепции демократии в период до 1917 г. И хотя сформулированная тема в той или иной мере разрабатывалась в доперестроечные десятилетия советскими специалистами в тысячах монографий и статей (только перечень авторов занял бы несколько страниц) и в теоретической, и в историко-теоретической, и в историографической, и в научно-биографической, и в научно-библиографической, и по "критике буржуазной, реформистской и ревизионистской идеологии” литературе, в строгом смысле - все по той же известной причине - не было проведено свободных, подлинно научных исследований. Ситуация стала меняться в перестроечный период. Но лишь начавшийся на пространстве бывшего Союза да и то не везде, процесс официальной декоммунизации и деленинизации открыл возможность для свободных от партийной цензуры научных политических исследований.
В рамках обозначенной темы во второй главе в основном рассматриваются следующие ключевые проблемы:
1. Ленинская концепция авангардной партии "нового типа" как краеугольный камень политической доктрины большевизма.
Несмотря на то, что данной концепции уделялось больше всего внимания как в отечественной, так и в западной марксистской и немарксистской литературе (А.Авторханов, М. Восленский, Р.Гароди, Э.Карр, С.Каррильо, М.Карпович, С.Коэн, А.Мейер, Р.Такер, Л,Фишер, Э.Фишер, А.Улам, Л.Шапирои многие другие), не все ее моменты были должным образом рассмотрены, особенно такие, как: а) эволюция и основные моменты материализации ленинского организационного плана; б) комплексное сравнительное исследование концепции пролетарской партии К.Маркса и Ф.Энгельса и концепции авангардной партии "нового типа" В.И.Ленина; в)место и роль системы "организационных матрешек", организационного макиавеллизма (двойной организационный стандарт) и фетишизма в ленинском организационном плане; г) системный анализ истоков ленинского организационного плана.
2. Эволюция и основные моменты большевистской (ленинской) концепции демократии в период до Февраля 1917 г.Важнейшей составной частью второй проблемы является специальное исследование такого ключевого компонента большевистской концепции, идеологически обусловливающего “тоталитарную демократию”, как теоретическая модель революционной демократии,разрабатываемая Лениным. В связи с этим анализируется понятие диктатуры - неограниченной, насильственной, массово-стихийной/ непосредственно-действующей революционной власти какквинтэссенции политической доктрины большевизма. Особое состояние такой власти в революционный период автор и предлагает обозначить термином (традиционно используемым в другом смысле) "революционная демократияВ".
3. Проблема институционализации революционной власти в большевистской доктрине до 1917 г.Эволюция ленинских взглядов и неоднозначное среди большевиков отношение к Советам как органам революционной власти, институту революционной демократииВ.
Кроме того, ставится и специально анализируется (видимо, впервые в отечественном обществознании) проблема аутентичной интерпретации политической доктрины большевизма.
Суть ее состоит в том, что имеется разрыв (обозначаются его причины) как между политическими убеждениями лидеров большевизма и их высказываниями (текстами), так и между содержанием политических высказываний (текстов) и политической практикой.
Проблема осложняется также тем, что для политической практики большевизма в большинстве случаев политическая теория не играла определявшей роли. Хотя, несомненно, в большевистской политической доктрине имелось смысловое ядро, которое В.И.Ленин и большевики следовали практически всегда. Поэтому решение отмеченной проблемы должно помочь в выявлении"несущих конструкций" большевистской политической доктрины, инварианта ее сущности на разных этапах эволюции.
Вообще, специально еще раз подчеркнем: в монографии - и в первой и во второй главах - основное внимание уделено прежде всего аутентичному прочтению текстов К.Маркса, Ф.Энгельса и В.И. Ленина -восстановлению подлинного смысла политического марксизма и большевизма (ленинизма)и лишь во вторую очередь - их критическому анализу и оценке.
Предвосхищая результаты исследования, укажем на то, что концептуально новым словом в истории политических учений является вывод о том, что сакральная, эзотерическая тайна большевистской (ленинской) политической доктрины состоит (в период до 1917 г. в ряде моментов еще имплицитно) в теоретическом конструировании сложнойпо структуре и трансформирующейся во времени модели политическогорежима: вначале, на первом разрушительном революционно-демократическом этапе завоевания власти, предполагалось установление биполярной - охлократической и партолигархической - модели власти, сочетающей власть и интересы охлоса, народных обездоленных низов, пролетариев и крестьян-бедняков (открыто) и профессиональных революционеров, зарождающейся партолигархии во главе с харизматическим вождем (завуалированно), затем, на втором этапе стабилизации, легитимации и завершающей институционализации революционной власти, - установление партолигархического режима с некоторыми внешними атрибутами смешанного охло-демократического режима при частичном согласии, поддержке и направляемом (контролируемом, руководимом) партией участии в управлении и власти социальных низов,включая охлоса, люмпенов, пауперов, маргиналов.
Еще одним важнейшим выводом(также упускаемым из виду многими - но не всеми - западными советологами и отечественными исследователями) является положение о том, что установление большевистской партавтократии etc. оказалось созвучным мировосприятию, менталитету, политической культуре, жизненной ориентации, психологическому состоянию масс в революционную эпоху, а не обусловлено лишь воплощением антидемократических идей политической доктрины, а тем более властолюбием, политическими амбициями, психологическими чертами его лидеров: В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого, Г.Е .Зиновьева, И .В. Сталина и др.
И, наконец, два замечания в порядке самокритики.
Первое.Пока проводилось исследование и писалась книга у автора продолжали эволюционировать политические воззрения и углубляться (хочется надеяться) понимание проблематики темы, в частности, теории демократии в целом77, что наглядно обнаруживается, если сравнить наиболее ранние написанные фрагменты текста (разделы 1.3 - 1.9 первой главы) с более поздними (глава вторая, разделы 1.1, 1.2и 1.10 первой главы, предисловие и "Вместо введения").
Второе.В целом же метаморфоза собственных политических убеждений начала происходить у автора с конца 70-х гг.78, но об этом ему до перестройки, как и многим другим (но не всем), приходилось публично умалчивать. Но вина автора отягощена тем, что в период трансформации собственных политических взглядов он не просто публично умалчивал об этом (не хватало мужества; но наряду с этим последовательно либерально-демократические взгляды еще не выкристаллизовались, не хватало глубины понимания и прозрения), но и продолжал преподавать иные, чем собственные, взгляды ("научный коммунизм"),по ряду моментов (но еще не всем) уже не разделяя их.
Поэтому автор сейчас, пользуясь случаем, публично извиняется затогдашнее частичное двоемыслие перед своими студентами и слушателями того времени(конец 70-х - примерно 1986-1987 гг.). С начала же перестройки, со второй половины 80-х гг. у автора установилось (насколько самому об этом можно судить) согласие между убеждением и публичным словом, и сделок с совестью по этому поводу больше не было.
С данного момента переживать можно лишь по поводу медлительности собственной духовной эволюции. Но, как говорится, сие уже от меня не зависело, а находилось "в руках Бога”.
III
В заключение я хотел бы выразить глубокую благодарность и признательность всем преподавателям,учителям, коллегам и друзьям, которые сделали возможным написание этой книги.
Прежде всего я очень признателен профессорам Д.З.Мутагирову, А.К.Белых, В.А.Гуторову, Л.И.Селезневу и А.А. Федосееву за ценные консультации при выборе темы исследования.
Я выражаю глубокую благодарность своим коллегам по бывшей кафедре политологии (В.И.Стахию, Л.Д.Терентий, Б.Д.Тарасову, Г.Г.Слабу, К.Стратиевской, Л.А.Рошке,В.П.Турко,Т.С.Чебан),руководству Кишиневского сельскохозяйственного института (ныне - Государственный аграрный университет Молдовы), прежде всего ректору проф. В.Г.Унгуряну,направившим меня в докторантуру(постдокторантуру) Ленинградского (теперь - Санкт- Петербургского) университета.
Мне трудно найти слова для выражения благодарности бывшему заместителю председателя Госкомобразования СССР проф. Г.Ф.Куцеву, оказавшему решающую помощь в выделении целевого места в докторантуру СПбГУ.
В работе над темой я больше всего обязан своему Учителю и многолетнему научному руководителю проф. Д.З.Мутагирову, а также другу и научному консультанту проф. В.А.Гуторову, в беседе с которыми я прояснял многие проблемы, в полемике - "обкатывал" те или иные идеи текста.
Кроме того, В.А.Гуторов, прочитав всю рукопись, высказал ряд ценных замечаний и советов по улучшению или изменению той или иной мысли. При этом каждый раз ему приходилось терпеть мой тяжелый характер. Само собой разумеется, что только я один несуответственность за те неточности и ошибки, которые имеются в книге -они вызваны моими упрямством и самонадеянностью, а также пробеламив исследовании.
Я очень благодарен за помощь литературному редактору К.Г.Тихоновой, которой, несмотря на мое почти что "бешеное" сопротивление, все же удалось улучшить, настолько это вообще было возможно, текст. Дальнейшему совершенствованию я воспрепятствовал из-за своего упрямства и самоуверенности и только один отвечаю за все литературные огрехи текста: громоздкость конструкций, вычурность стиля и т.д.
Здесь уместно выразить глубокую признательность всем преподавателям Ленинградского университета, которые способствовали становлению меня как научного работника, учили раскованности, независимости и смелости мысли и вместе с тем скрупулезности и точности в исследовании: П.П.Амелину, А.К.Белых, М.Ф.Воробьеву, В.Сурину,В.П.Гулину, Д.А.Гущину, М.С.Кагану, М.А.Кисселю, Д.З.Мутагирову, Б.В.0рнатскому, Ю.В.Перову, В.А.Почепко, В.Л.Рожину, В.И.Свидерскому, Л.И.Селезневу, Ю.Н.Солонину, В.П.Тугаринову, А.А.Федосееву , В.И.Шейнису и многим другим,
В первых подходах моей работы над темой значителен вклад М.В.Букарос.
Самоотверженный, ежедневный, в течение многих месяцев труд Г.В.Шурановой, оказавшей мне неоценимую помощь в непосредственной работе над текстом монографии - превыше всяких слов благодарности. Галя, от всего сердца, огромное тебе Спасибо за почти каторжный труд в две с половиной смены, терпение, стойкость и за твой оптимизм, укреплявший мою силу воли в минуты слабости. Прости за излишнюю нервотрепку в ходе работы над текстом.
Я выражаю глубокую признательность Н.Д.Шарову,без твердой поддержки которого в труднейшие дни и месяцы моей жизни не было бы и этой книги. Низкий Вам поклон, Николай Дмитриевич! В тот же тяжелый период огромную роль в моей .судьбе сыграли А.Ф.Спыну и Л.Е.Скальная. Большое Вам Спасибо, дорогие Анна Федоровна и Людмила Емельяновна!
Без помощи и сердечного участия моего друга М.Е.Берзоя, которые невозможно оценить словами, эта книга не была бы подготовлена к печати и опубликована. Мера моей благодарности тебе, Михаил, не знает границ!
Кишинев - Санкт-Петербург - Кишинев
21/VII-93 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
Предисловие
73Цит.по: Ж е л е в Ж. Фашизм. Тоталитарное государство. М.: Новости, 1991. С.36.
74Там же. С.37.
75В е б б С. и Б. Советский коммунизм - новая цивилизация?С.444.
76Понятие “тоталитарная демократия" разработал в ввел в оборот в 1952 г. Я.Талмонв своей книге "Происхождение тоталитарной демократии” (J.L. Таl mоп. The Origins of Totalitarian Democracy. London, 1952). Э.Батлер в пояснениях к русскому изданию книги Ф.А.Хайека "Общество свободных" следующим образом определяет значение этого термина: “Если законодательный орган выбран народом, но не ограничен в своей власти, он превращается в диктатора - это и есть тоталитарная демократия”. Далее Э.Батлер цитирует Я.Талмона:"Политическая школа тоталитарной демократии исходит из предположения, что истина - в политике. Это - политический мессианизм в том смысле, что он предполагает некую предопределенную, гармоничную и совершенную схему, к которой неотвратимо движутся и в которую общество должно воплотиться”. По Талмону, завершает свой комментарий Э.Батлер, тоталитарная демократия и либеральная демократия различаются не тем, что одна из них отрицает свободу, а другая на свободе настаивает. Обе настаивают на свободе, но понимают ее по-разному (См.: Xа й е к Ф. А. Общество свободных. С.297-298).
77Автор предполагает в заключение 2-й книги изложить свое понимание, концепцию демократии.Здесь же хотелось бы ограничиться двумя замечаниями.
Первое.Мы солидаризируемся с общим пожеланием А.Миграняна, согласно которого отечественным ученым следует приступить к разработке теории демократии,”которая, учитывая наше идейно-теоретическое наследие, специфику российской политической традиции, а также нынешней ситуации в социально-экономической и политической сферах, органично и целостно включала бы все те элементы, которые выдержали историческую проверку в процессе социально-политической эволюции индустриально развитых стран за последние несколько столетий” (Мигранян А.М. Демократия в теории и исторической практике // К-ст. 1990. № I. С.41. См. также: О н ж е. Долгий путь к европейскому дому // НМ. 1989. № 7. С.166-184). И хотя процитированная мысль высказана еще в 1989 г.,онаактуальна и поныне. Весь вопрос состоит только в том, как интерпретировать ключевые слова в пассаже московского политолога. К примеру, что считать спецификой российской политической традиции: автократию как полагают многие западные и отечественные исследователи, или все же не только ее, а также и демократию ("Демократия малых пространств, - отмечал А.И.Солженицын, - веками существовала и в России. Это был сквозь все века русский деревенский мир, а в иные поры - городские веча, казачье самоуправление. С конца прошлого века росла и проделала немалый путь еще одна форма его-земство,к сожалению только уездное и губернское, без корня волостного земства и без обвершения всероссийским”. Солженицын А. И. Как нам обустроить Россию. С.48).
Второе. 2.1.О какой бы форме понятия демократии (простой или сложной, об зтом дальше) ни шла бы речь в нормативной теории, оно во всех случаях означает не форму правления большинства, как это принято считать в ряде теорий и дефиниций, а власть и участие в процессе принятия решений, управления исамоуправления всех, а значит, и власть и участие каждогочеловека из числа всех. Данное очевидное и элементарное, но существенно важное уточнение постулирует политическое и юридическое равноправие всех и имплицитно подразумевает плюрализм, необходимость учета мнения меньшинств, поиск компромиссов и согласия. Исходя изнего,демократия - процедура принятия решений согласно воле всех тех,кого касаются эти решения.
Понятно, что если руководствоваться только что приведенным определением демократии, то все реально функционирующие "демократические" политические система в большинстве случаев принимают не вполне демократические решения даже тогда, когда исходят из явно выраженной воли большинства. Другое дело, что они, эти решения, могут быть административно эффективными, политически правильными и т.д., но тем не менее будут продолжать оставаться не совсем демократическими.
Вообще, при оценке политических явлений не следует смешивать разные критерии: в частности, демократичности с, к примеру, эффективности или научности. Тем более, что,по справедливому в данном пункте мнению Л.Колаковского,"... опыт научил нас тому, что основные понятия, которые мы готовы принять, противоречат одно другому: безопасность и свобода, свобода и равенство, равенство и личные нрава, личные права и правление большинства" (КолаковскийЛ. Обожествление политики // НВ. 1993. № 23. С.57).
А кроме того,политологи XX в. (Й.Шумпетер, М.Дюверже, Р.Даль и многие другие) давно пришли к твердому убеждению, что ни одно из реально существующих государств, признанных в современном мире демократическими, в полной мере не соответствует даже значению термина "демократия” как правления большинства (хотя они все же вполне зримо отличаются от автократических государств).
Поэтому Р.Даль и предложил (совместно с Линдбломом) ввести в научный оборот вместо термина "демократия" термин "полиархия". По его мнению, термин "демократия" пригоден лишь для характеристики идеального состояния событий. “Действительные же системы, - полагает он, - в наибольшей степени приближающиеся к такому состоянию, по крайней мере в некоторых своих суждениях могут быть названы полиархиями. Данная теория (полиархии. - Э.В.-П,,) подразумевает, что все полиархические системы обладают дефектами по сравнению с демократией. Но в отличие от теорий управления большинства, элит она позволяет надеяться, что такое несоответствие может быть уменьшено" (ЦыганковА.П.Политология Р.Даля. С.93-94. См. также:ДальР.Введение в теорию демократии. С.68-95; СытинА.Г.Политическая социология М.Дюверже. С.82-83).
А заложил основу современных представлений о демократии, радикально отличающихся от классической теории,Й.Шумпетер, который полагал, что задача народа состоит не в принятии решений, а в выборе тех, кто будет принимать решения (см.: Zо 1о D. The evolutionary riskcs ofdemocracy. P.225). Разделяя мнение Й.Шумпетера по отношению к дескриптивным теориям демократии, мы все же думаем, что нормативная теория должна исходить из данного нами определения демократии.
2.2.Следует выделить два понятия демократии: простое, "чистое", и сложное.
А. Демократия как простое понятие("чистая" демократия, в собственном смысле термина) означает только то, что это власть всехи участие во власти и управлении всех.Акцент здесь делается на субъекте власти - кто властвует, управляет - без уточнения того, какая это власть (безграничная илиограниченная), как она функционирует. Демократия как простое понятие в принципе может подразделяться на две разновидности: I) неразвитую институционально и неправовую и 2) развитую институционально и правовую формы.
Первая разновидность на практике, как показывает опыт, не может быть вообще правлением всех, а только лишь кратковременным правлением большинства, причем власть, как правило, бывает неограниченной, деспотичной по отношению к меньшинству или отдельным гражданам.
Б. Демократия как сложное понятие(в строгом смысле уже не только демократия) соединяет в одно целое демократическую и либеральную традиции и означает не только то, что это власть всех, но и то, что у этой власти имеются границы,за которые она не имеет право вторгаться,и прежде всего она не имеет право нарушить неотчуждаемую индивидуальную свободу отдельного человека. Здесь и возникает понятие .либеральной, правовой и конституционной демократии. Демократия как правление всех, а значит и каждого, с неизбежностью подводит к сложному понятию либеральной демократии, как только мы зададимся вопросом: что необходимо для ее стабильного функционирования?
2.3.Простое понятие демократия - "пустое понятие" в том смысле,что означает только форму правления,безразлично к цели. Сложное понятие демократии - содержательно. Для того, чтобы стабильно функционировать на практике, либерально-демократическое устройство должно заботиться об адекватных институциональной структуре, правовых нормах, политическом сознании и культуре,а значит, не может быть безразлично к целям правления.
2.4.Нормативная концепция демократии должна строиться исходя одновременно из критериев научности и гуманистичности(не смешивать характер концепции демократии с характером самой демократии. Последняя в принципе не может быть научной, ибо ей приходится учитывать и волю малообразованного или некомпетентного человека). Она должна создаваться,опираясь на знание и опыт многих наук: психологии, социальной психологии, социологии, математики, историографии, экономической теории и, конечно, самой политической науки. Вместе с тем она должна исходить из того, что человек - высшая ценность на Земле.Поэтому хотя демократия - власть всех, но каждый человек из числа всех должен играть в политическом процессе самодостаточную роль - своеобразную роль мини-монарха.
780подлинных политических взглядах автора и их метаморфозе свидетельствует такой факт. В конце 70-х гг. (начало пересмотра собственных политических воззрений) он приступил к сочинению книги "Вопросы дурака, балаганного шута” (несколько десятков пожелтевших страниц текста сохранились до настоящего времени). Название опуса объясняется очень просто. Широко известна поговорка о том, что один дурак может задать столько вопросов, что и сто умных на них не ответят. Вот в роли такого "дурака" и собирался выступить автор. Книга по замыслу должна была состоять только из одних вопросов, без ответов.
Однако вот что интересно. Вопросы наивны (и банальны по нашим сегодняшним меркам) не только потому, что они другими, исходя из идеи книга, и не могли быть. Но и потому, что самому автору приходилось изобретать "политический велосипед", доходить своим умом (такое условие он поставил перед собой) до элементарных демократических истин, пробиваясь сквозь первые трещины монолита собственных большевистских убеждений.
Приведем три вопроса из незавершенной и неопубликованной книги:
1. Может ли власть трудящихся "позволить" по отношению к собственным трудящимся те же права и свободы, например свободную публичную, т.е. в печати, на собраниях,критику (не ругань) политики правительства или поведения высших должностных лиц государства , которые "позволяет" власть буржуазии по отношению к свое буржуазии?
2. Если соблюдение правил формальной логики - гарантия правильности рассуждений, гарантия от ложных умозаключений, то неявляется ли соблюдение "правил" формальной демократии (разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, действенный народный контроль, подотчетный только народу и независимый от государственной власти и др.) гарантией от злоупотреблений властью?
3. Если ответ на вопрос: "Какова сущность власти?"- важен,поскольку он уясняет,в интересах какого класса функционирует власть, то не является ли столь же важным также и вопрос: "Какова форма организации, функционирования, контроля власти?". Ведь ту или иную политику,пусть самую что ни на есть народную, исполняют люди, а они в большинстве своем подвержены слабостям, имеют недостатки, тем более, что отправление власти связано с привилегиями. И не является ли в таком случае определенная, искомая (какая?) форма власти гарантией от злоупотребления властью, даже если она "для трудящихся" (ведь находятся у власти сотни тысяч людей)?
Так что дрожащие руки, якобы от страха, на пресс-конференции 19 августа 1991 года, являются мифом журналистов. Видимо, этот личный аспект также обусловил упорное желание Горбачёва видеть Янаева вице-президентом. В итоге Михаил Сергеевич сумел создать весьма нужную для себя кадровую связку Горбачёв — Янаев.
Карл Хаусхофер,