А сколько ж вас, глазами мною пойманных,

Бывало там, где ты не раз бывал?

И почему моих рассказов стоимость

Проплачена за будущий квартал.

Кому как мне хотелось докоснуться

Хоть краем локтя до картинки из газет,

Что город перелистывает гнусно,

Когда виднеется счастливейший билет.

Мои друзья, достойные планеты,

Да что там, звезд в пол-солнечной системы,

От моих слов с седым иммунитетом,

И те - не ищут поудобней сцену.

А я все роюсь в старых чемоданах,

Воображаю жизнь из фантиков конфет.

Да только  мне в бессрочный отпуск рано,

А для кого-то слишком много лет.

Реальность в чьих-то телефонах

И неоставленных постыдно чаевых,

В придуманных дибилами законах

И разведенных ночью мостовых.

Влюбленные часов не замечают,

Богатые элитный виски пьют

И моряки под свист бродячих чаек

Спустя полгода долг супруге отдают.

Я не жалею, будь оно как будет.

Мы молоды, но тайны по углам

То ли худющий кот хвостом своим разбудит,

То ли какой-нибудь по счету там стакан.

Я среди лучших, по бедро в болоте,

Спускаю шарики к нежнейшим небесам.

То ли от страха, то ли боясь испортить

Лазурево - сиреневый пейзаж.

А мне хотелось звезды срывать
И качество фотографий
На этом переходном этапе
Стоило улучшать.
А мне хотелось стены содрать,
Лица кислые взбудоражить,
Разнообразить пейзажи,
Землю в другую сторону причесать.
Но я сижу в своем кресле
И медленно угасаю.
Расплываюсь в нем, засыпаю.
Совершенно не так, как в отчестливом детстве.
А тихо, под нудную музыку 21 века.
Погладьте меня, одеялон накройте.
И тихонечно рядом постойте -
Посмотрите на подобие человека.
Я буду скучной и неинтересной,
Потом поседею и начну кричать на прохожих.
А вчера по бронзовой коже
Пробежали мурашки - кто-то плюнул портретом твоим словесным.
От чего мне маяться-то
На хлебе, огурцах и котлетах,
Перевешивающих пакетах,
Непривыкшей работать и каяться?
Я в тазу своем плаваю и барахтаюсь,
В чужие планшеты,
В чужие приоритеты
Случайно и не случайно заглядываю.
А кто-то еще покупает дорогие часы,
Трясется у турников чтобы вырасти.
А кто-то еще слушает Тимати,
Чьи-то женщины стаптывают весы.
А нам подошвы стаптывать и не вылезти.
"Горе от ума", "без ума" - да кому это надо.
Разве кто-то ощущает в вине сорт винограда?
Надеяться друг на друга из-за собственной милости.
Я моложе всех тех,
Кто мне вечерами
Душу греет размеренными голосами,
Пробирается средь волновых помех.
Я старше всех тех,
Кто начал стихами.
Ими тоже не были рады мамы,
Только их печатали всех.
Я дурацкий клоун,
Студент, мечтающий в первый класс.
Я стою сразу в десят касс,
Не имея карточку и талон.
Я выхожу на Маяковской,
Заварачиваю за дом,
Закрываю глаза, дышу табаком
И радуюсь, что далеко Перовский.
И все еще хочется звезды срывать
И качество, качество, качество..
Ты готов на такие чудачества?
Или погасим торшер и уляжемся спать?

Навей мне, белорукий Герман,

Изящных слов льняную мягкость.

Когда в тени борьба со светом

Рождает детскую предвзятость.

Когда у бедных локти чисты,

У нелюбимых чисты души.

Да только нам с тобой не видно

За горизонтом этой суши.

Я раньше верила кому-то

И этот кто-то отражался

В зеркальной двери института,

Частенько сам себя пугаясь.

Теперь ты, Герман, одиночка,

Тебе то праздник, то бессилье.

А измеряется рассрочка

Как правило, в одной текиле.

Пустынно, милый, черновато.

Не мы ли хвастались судьбой,

Что обойдя второй десяток

Мы в третий влезем мировой.

Не мы ли плавали в надеждах,

Что время предоставит свет

Сафитов, звезды на одежде,

А оно нам приподносит чек.

Пора, наверно, выбираться

Из гущи тины и долгов,

Да только мы опять стараться

Хотим до пурпурных ковров.

Мне кажется, я вижу сроки

Этих апатий и пустот -

Когда на красочной дороге

Уснет вальяжно черный кот.

Ну а пока  давай смеяться

Над беспредельем высоты,

В мечтах партретами остаться

На стенах вечной мерзлоты.

С тобой мы сердцем не едины,

Но наши души за одно.

Когда я вплавь наполовину,

Ты обо мне снимал "кино".

И только совести три грамма

Нас из волшебников в людей

Немного грубо превращало,

Снимая скальп пустых идей.

Прости мне, белорукий Герман,

Голодной, сталевидной веры.

Прости за то, что пальцы нервны.

И что еще так жду сафитов.

 

 

 

Было бы слишком легко ,

Было бы очень жалко.

Целым блестит стекло.

За стеклом все равно мигалки.

 

Мчатся по скользкой траве,

Волочится за ними "помощь".

Мы припадем к земле,

Чтоб не оформили "ложный".

 

Тебе бы писать стихи,

А мне бы писать любимых.

Да только мы далеки

От притарно - сладких фильмов.

 

Я закрываю глаза

В черствых глухих надеждах,

Что децибелы сна

Станут теплы и в одежде.

 

Ласковый, нежный май,

Нас обнимал блефуя,

Прозрачный вонзив кинжал

В тех, кто не протестует.

 

Слишком высок порог

Наших слепых амбиций.

Слишком мир не жесток,

Чтоб взять всему и случиться.

 

Осень идет к концу.

Девочки прячут силы.

Чтобы опять к лицу

Беспомощность подходила.

 

Мальчики ждут новостей,

Забыв поменять резину,

Лелеят свою пастель

Мятую наполовину.

 

Я не хотела к ним.

К ним все равно придется.

Личностный магазин.

В котором все продается.

 

Мы же одни из них,

Только грязней и старше.

За это нам - плачь чужих

Тех, кому впринципе слаще.

 

Было бы слишком легко -

Было бы очень жалко.

Треснет в углу стекло -

Не полетят мигалки.

 

Встретимся ночью?

Позвони и я буду точно,

Языком чесать темы бессрочные.

Я иногда даже этого жду.

Светофорами мерить насыщенность

Наших судеб. И слова напыщенность,

Как правило, тихнет к утру.

Не гони меня, я твое прошлое.

Прилипаю к потертым подошвам,

Как мазь растираюсь на коже,

Зажигалкой сама тебя жгу.

А ты думаешь я не пыталась

Заштепать протертую память?

Жить другими, их не понимая,

Разгиная стальную дугу.

Мы с тобой все равно не узнаем,

Что по правде было бы с нами

И какими б "другими" глазами

Мы смотрели на честных друзей.

А что верно, то все это к лучшему.

Как дорога под гнетом идущего,

Наша ненависть, резко растущая,

Проступает от личных идей.

Позвони, посмеемся над глупостью.

Без упреков, несвойственной грубости,

 С молчаливой, обыденной жалостью

Будем в губы друг другу смотреть.

Давай встретимся, что ты волнуешься.

Никому не скажу,  я клянусь

Про тебя, про то, как ты спишь и целуешься.

Все равно им "до нас" не успеть.

 

Я хочу стать забавной книгой
С фиолетовым переплетом.
Чтоб друг другу меня носили,
А не сразу на пыльную полку.
Чтоб меня уважали брошюры,
А классика строго молчала,
Чтоб обложка без линз и прищура
О чем-то бесплатном вещала.
Чтоб любители женских романов
На считали меня злободневной,
А поклонники фей и титанов
Находили обыкновенной.
Чтоб меня запрещали бы детям.
Только б дети меня понимали.
И некоторые взрослые с этим
Хоть раз в жизнь, но соглашались.
В рюкзаках чтоб носили студенты,
В нотных папках или грузных планшетах.
Чтоб терялся во мне калькулятор,
Забивались в страницы дискеты.
Чтоб в метро любопытный прохожий,
Заглянув в еле видные строчки,
Целый день был бы чем-то встревожен
И задумчив не по росточку.
Я хочу, чтобы еле касаясь
Тонкой кистью страницы печатной,
Перечитывал иностранец
Или просто, дикарь неженатый.
Чтобы плакали феминистки,
Не любили невесты с приданым,
Втихаря молодые артистки
Чтоб меня отсылали маме.
Я хочу стать забавной книгой
С неотделанным переплетом.
Чтоб случайно, но верно настигнуть
И остаться в людном пролете.

Я от тебя ни слова,

Ты от меня ни жеста.

Плакали казановы,

Радовались невесты.

Я - через старый город,

Ты - по своей квартире.

В жизни заядло-новой,

В старой альтернативе.

Плачут тебе колонки,

Я на концерт с концерта.

Ищем одно и тоже,

Разные слыша ответы.

Разные те же лица,

Старый и новый город.

Желаю тебе не спиться,

Себе - перестать искать повод.

Стань нежнее: отрасти бороду, волосы.

Или вас таких уже нет совсем?

Или вас штампуют десятками,

Как кукурузу меря пачатками?

Вас, темноруких и сладкопахнущих,

Любят девочки мягкие и без странностей.

Нас, на скорости, до обманности

Любит ветер в его первозданности.

Отрасти бороду, будет лучше.

Язви, угощай нас дешевым пуншем.

Чтобы молодость из гортани криками,

Чтобы музыка виниловыми пластинками,

Чтобы волосы твои непослушные

Пахли днями самыми лучшими

И моими руками нервными.

Чтобы, как правило, мы были первыми

В очереди за спичками.

Вскрывать двери ключами скрипичными

И сжигать неизящное прошлое.

Стирать пыль даже с подошвы.

Отрасти бороду, правда, понравится.

Ты не ангел, да и я не красавица.

Давай просто дышать одним воздухом.

Только я через марлю, а ты легкими.

Чтоб потом не найти меня в Склифосовского

Из-за передозировки.

Мы сами себе неподобающе отвечаем.

Приглашаем чужих, сохраня кулаки

Для тех, кто действительно нами отчаян,

Кто нашими тропами стер башмаки.

 

Мы бредем не теми и спорим не с тем.

Бараньим упрямством прикрываются страхи.

Мы частицы рябящих телесистем,

Свои же заплатки на своих же рубахах.

 

Давай продавать все свое барахло

Недалеким жильцам второпях, за бесценок?

А потом получать гроши за него,

Сжигая до тла придуманный ценник.

 

Или, может, уехать никому не сказав?

Играя в романтиков, отключив телефоны.

Но зачем нам природа, раз не видят глаза

Красоту книжных строк и нот граммофона?

 

А давай, может, "группу" с тобой создадим?

Ты споешь, я сыграю на своих трех аккордах.

Будем песни писать о траве молодым.

И с той же травой стоять в переходах.

 

Давай инженерами станем, малыш?

Спроектируем здание, такое, из стекол.

Чтоб, когда ты спокойно и сладенько спишь,

Его кто-то стащил весьма недалекий.

 

Что, не нравятся варианты? А чего ты хотел?

Мы с тобой неумелые в конце получились.

Ни врагов, ни друзей. Ни накаченных тел.

Да мы даже любить не научились.

 

И все по-новому. Покатилось.

Доставать друзей, носить пиджаки.

И не то чтобы я действительно злилась,

Уже привычка - по осени лезу в тески.

 

И скоро появится мальчик. Такой приятный,

С деньгами на кофе и на цветы.

И мне бы к нему, от тебя безвозвратно,

А я все ищу подвоха у пустоты.

 

И я его до смерти закидаю

Чудными красивейшими словами.

А твоя старая кухня пахнет

Моими неиспеченными пирогами.

 

И все опять как всегда повторится.

Я перезимую спеша и сопя.

А поздней весной как-нибудь пригодится

Твой номер, приклеенный у стола.

 

Ай как надоело. Зачем это нужно?

Тянуть и хранить перезрелую дрянь.

Открой же глаза, видишь, несколько дюжин

Тех кто "живут". А не гонят январь.

 

И покатилось. По-новому. Безвозвратно.

И опять насаждать и опять пиджаки.

Тебе, мальчик, со временем станет отвратно.

Так что, кофе допей, цветы забирай и уходи.

 

 

 

Срывать кожуру, лететь не касаясь

Гранитными пятками о мягкий асфальт.

Впиться губами, никого не стесняясь,

И никого кроме нас не понимать.

 

Там, на другой стороне океана -

Халеные мальчики, живая руда.

И, какого-то черта, не в сладость, а "надо"

Мне жить среди этого нано-говна.

 

Стандартный набор: трус, петух и ребенок.

Ну скажи мне, откуда берутся они?

Мой нежный и грубый пьяный бесенок,

Хоть не вправе, но тихо, огороди.

 

Хоть без дешевых подачек, что дамам

Ты брешешь на маленьких кухнях в ночи.

Сам знаешь, мне такого давно уж не надо.

Достаточно губ. Ладоней. Молчи.

 

Разреши так ресницам своим опускаться,

Серость глаз закрывая когда-то морских.

Разреши мне без повода улыбаться

И как девочке греться на коленях твоих.

 

Что я ною? Пора бы меняться.

Найти себе "горе" - чтоб пел и играл.

А я все пытаюсь за время цепляться.

Как будто ты мне что-то пообещал.

 

Я как? Пью. Развлекаюсь и пью.

На клетке грудной нарастает гранит.

Я просто ленива и много терплю.

Боясь уничтожить этот магнит.

 

Ты как-то сказал, "-Ты все усложняешь".

Ты прав, моя прелесть, и истина в том,

Что я из таких, кто предпочитает

Не делать, а мысли других превращает в притон.

 

Я много тянула. Теперь обещаю,

Что в какой нибудь зимний поздний рассвет,

У халеного мальчика за чашечкой чаю

Я забуду твой голос и волос твоих цвет.

 

Может даже и глаз. Лучше - тонкие кисти.

Или просто влюблюсь в кого-то  с такой

По-началу смешной и неказистой,

А позже - открытой и чуткой душой.

 

В такого, чтоб если вдруг кто-то обидит,

Защищать его так, чтоб в пламя огня.

И он никогда меня не увидит

Такой безнадежной. Какой ты видел меня.

Забери меня. На Север. На Юг. А лучше на Море.

Не показывай никому. Закатай в рукава.

Напевай меня людям в легком миноре,

Чуть манерно зажевывая слова.

Ешь меня, грей, кусай и выкидывай.

Но не смей упрекать в тяжелых словах.

Пусть нам каждая лампочка в доме завидует.

И пусть нами любуются на небесах.

Дрессируй, наряжай, приноси и показывай.

Но не смей угрожать и переплавлять.

Я смотрю как ты спишь. Чтобы завтра рассказывать

Пустоте как красива с тобою кровать.

И путаются мысли, слова, линии тела.

То ли горечь комком,  то ли ром дешевый.

Что, доигралась? Докорчилась?Дохотела?

Получай себе - экшн, неразбавленный колой.

И даже не сделаешь вид, что все понимаешь.

Только паузы колючие и слова примитивные.

Что, не знала, не думала каким море бывает?

Да ничего ты не видела,  зато "говорила".

 

Вот он рассказывает, а глаза у него прозрачные.

Ты как в зеркало вглядываешься, но себя там не видишь.

Тут так не получится. Тут числа двузначные.

И друг старый - новый. Не закричишь, не плюнешь и не обидишь.

А на глаза соленые черти просятся.

Что, жизнь другая? Себя что ли жалко?

Он все говорит. А мне в переносицу

Бьет память о детстве. На катафалке.

И сейчас это все размера Вселенной.

Дыханье сжимает, а в мыслях по-скотски

Желание впиться кому-нибудь в вену,

Просить, умолять защищать по-отцовски.

 

Да пора бы взрослеть. Землю есть,

Молодыми казаться и плавиться.

Видишь, деточка, счастье чистое, как оно есть.

Только вот тебе оно почему-то не нравится.

Мы друг друга не знали, а как улыбались да верили.

И как я ценила ту "крепость для сильных людей".

Теперь все окажется фарсом, дешевой комедией.

И не  "крепость", а цирк для уставших зверей.

Что там было? Цунами. Подъезды. Отчаянье.

Ломанные локти, зубы и просто пакости?

Нам осталось бежать и рвать все от одичания.

Нам, жалким, только мечтать об истинной жалости.

 

Голос дрожал. Ты рассказывал страшно и долго.

Трясясь два часа от правды - иглы напролом.

И я говорю, выдыхая накопленный воздух:

Ну ничего. Это мы тоже переживем.

 

 

В моей книге одна страница.

В тоем слове один туман.

И скажите, как здесь не спиться,

Если шанс чрезвычайно мал?

 

Я могла бы тебя испортить,

Подмешать другим в терпкий ром.

Но, "стаканы" такого сорта

Почему-то никто не берет.

 

Точно - пьет, но сразу пьенеет.

И не может вкусить до конца

Твой соленый привкус апреля

И изящные тайны лица.

 

И опять не выходит серьезно.

И опять - от снижения вверх.

Я тебя поругала бы прозой,

Но от прозы не мается бес.

 

Разум рад от такого протеста.

По лицу ничего и не скажешь.

Колени не дрогнут, но лживое сердце..

Какого-то черта ему не прикажешь.

 

 

На осени я написала тонко,

Еле касаясь тенью от чернил,

На листьях сентября до мрака ломких,

О том, как ты меня ценил и не ценил.

 

А в лужах отражается простуда

И провода гнут голуби и дождь.

И наше притяженье неоткуда

Уходит никуда, да не найдешь.

 

Друг другу - летнее вчерашнее бессилье.

Ты пропадаешь осенью, боясь сырой воды.

И я опять сама себе насильно

Твержу - забыть родимые черты.

 

И эта глупость стоила три года

Моих сравнений и способов простить.

Моих скитаний и прошений бога -

Тебя не видеть и на всю жизнь забыть.

 

А как мы выросли - остыли, побледнели.

Как научились обо всем молчать.

Но как на едине по-детски млели,

Как ты боялся спустя год меня обнять.

 

И я тебя как будто бы забыла,

И, упиваясь низким голосом твоим,

Глазами грустными безмолвно говорила

О памяти как был ты мной любим.

 

Но скоро смоет зимнею метелью

Наше неслепленное счастье до весны.

Мороз прийдет моей пустой постелью.

И станешь незнакомым ты.

 

Нам нечего жалеть, все карты биты.

Ты просто мне тихонько обещай -

Когда закатом улица как серебром покрыта,

Ты обо мне, хоть иногда, но вспоминай.

За кричащими чайками, в праве отчаяться,

За сине-зеленой морской полосой,

За лунной дорожкой кораблик качается.

Меня заполняет твоей простотой.

Твоими словами и старыми снимками.

От новых знакомств как прежде бегу.

Мне твоими непосланными открытками

Проходит без адреса "помогу".

Приходит твоя безмятежная наглость

И нежность усталых несчастных волков.

Мне так надоело верить в то, что осталось..

Но путь мой не стоил даже ласковых слов.

Я надеюсь, что просто ты меня вспоминаешь.

Пусть с грустью и временем съеденной мглой.

Ты так же средь лиц смело летаешь.

А дом мой по-прежнему пахнет тобой.

Давно отпустили мы эту неверность.

И глупую молодость спрятали в шкаф.

Я тебя ненавижу за редкую трезвость.

Я тебя обожаю за холодность глаз.

Ты на мои окна, я - на твои.

Глазами грустными, с солидарностью.

И тах хотелось сорваться с Земли.

Но время душит своей регулярностью.

Ты по женщинам, я по стихам.

И не то чтобы сильно, немного с иронией.

Я давно на мели по чьим-то словам.

Но когда ты молчишь мне как-то спокойнее.

Ты по прошлому, как по лезвию.

Я на нынешнем рвусь и за это плачу.

По привычке друг другу уже соболезнуем.

Даже если я вдруг кого-то лечу.

Даже если я вдруг стану выглядеть старше,

Ездить в машинах, любить подлецов,

Не дай бог, даже волосы резко покрашу,

Ты будешь из тех, моих прежних отцов.

Ты будешь из тех, кто не требует голоса:

Рассказов о вере и жалоб на жизнь.

И плевать на цветные и черные полосы,-

Ты просто за ветер дальше держись.

Я его отправляю в поиски света

За чужими огнями и скользкой душой,

За похмельное грустное алое лето

И чьей-то приедливой простотой.

Мне слов не хватает, а может в избытке.

Хранится на полке старый багет.

Я рву акварельные новые слитки,

А тут не до слов и не до "привет".

И мечет наружу белорукая прихоть

Бумагу марать щетинным хвостом.

И весь этот жадный творческий вихрь,

Вытекая, мне строит свой бурелом.

Я люблю выходить на улицу,

Сжимая пальцами стальные ключи.

Когда фонари устало сутулятся

И в квартирах гаснут огни.

Москва пахнет неграмотным словом,

Корявым подтекстом и дешевой судьбой.

Но как ветер в начале второго

Гладит волосы теплой волной..

Как красивы улыбки знакомых

В опьяневшей субботней тиши.

Как приятна моя невесомость,

И каким становишься ты.

Голубыми становятся искры

Твоих грустных дымчатых глаз.

И я прячу чужие записки.

И никто не привых искать нас.

Я люблю выходить на проспекты,

Поглядеть на чужие мосты,

На город без спецэффектов

И как изменяешься ты.

Ярче этого только море,

Слаще этого только вино.

На рассвет нас останется трое,

Ну а третий оставит вдвоем.

И я буду устало слушать,

Улыбаться, кивать головой.

И думать о том, как ты рушишь

Последний корабль со мной.

Я люблю выходить на площадку

И, на лестнице, глядя в окно,

Видеть как ты по брусчатке

Идешь с сигаретой домой.

 

 

Как чужие с тобой разбежались

И в молчании равных нам нет.

А весною совсем одичали

И забыли как пахнет рассвет.

 

Я тебя - по серебрянным искрам,

Непослушным льняным волосам,

Ты меня - по ненужным запискам,

Агрессивно усталым глазам.

 

Ты мне, точно, ни слова не должен.

Да и я тебе не должна.

Только что-то под вечер тревожит.

И тихонько стучит у веска.

Ты на Северном полюсе, я на Южном.

И не видемся мы когда "нужно".

Не считаешь мои дни рождения,

Вспоминаешь меня с сожаленьем.

Все возможно, законы не писаны

Что тебе, ты по-прежнему втиснутый

В мои списки непойманных улицей,

Что и мне, я устала сутулиться,

Пить в дорогу, в дороге и в небыли.

Хотя вместе мы много отведали.

Что ты сам по глазам понимал моим?

Что ты думал себе по ночам один?

Все стирается, моется временем.

А друзья называют "взрослением"

Усмирение собственной памяти.

Я не знаю, в заимной ли замяти

Я теряла надежду и собственность.

Но твоя нелюдская отходчивость

Научила меня недоверию

И уменью расчесывать перья.