Стало общим местом утверждение о фиктивном, бессодержательном наполнении современных денежных знаков после отмены обеспечения мировых валют золотом. Но это не так. Деньги не могут не иметь какого-либо ценностного «обеспечения», которое может иметь как материальное, так и нематериальное качество.
Новый «абсолют»
В православной и антиглобалистской литературе стало общим местом утверждение о фиктивном, бессодержательном наполнении современных денежных знаков после отмены обеспечения мировых валют золотом.
Но это не так. Деньги, и как универсальный эквивалент, и как собственно номизматийное (об этом ниже), не могут не иметь какого-либо ценностного «обеспечения», наполнения, которое может иметь как материальное, так и нематериальное, метафизическое качество.
Устаревший язык классической политэкономии, с её концептами труда и капитала, теорией прибавочной стоимости и классовой борьбы, антагонизмом формаций и т.д. более не в состоянии адекватно описать всю многомерность коллизии между Добром и злом, невероятных метаморфоз содержания этих понятий в современности.
«…На самом деле, — пишет Хаким Бей, — Капитал не преодолел производства, но всего лишь задвинул его куда-то в область кладбищенских служб и мусорных баков. Капитал желает экстаза, не тейлоризма; его страсть — бестелесность и чистота»8.
Другими словами, то, что недавно носило имя этого самого Капитала, желает стать абсолютным Ничто.
Новые социальные, политические и экономические реалии, духовные качества современного общества, требуют, как и в средние века, рассмотрения их в оптике христианской метафизики, мыслеобразов Священного писания, Автором которого дана картина исторических этапов апостасии, точная — в меру нашего интереса и нашей вменяемости. Особо это относится к описанию метаморфоз культа Золотого тельца, денег, которые из подсобного средства обмена самым невероятным образом становятся источником новой реальности, нового качества апостасии.
Подспудно это ощущается многими наблюдателями, которые стремятся опровергнуть или, напротив, усовершенствовать «классическую политэкономию», пытаясь её суемудрым языком описать новые «нанотехнологии» Зла.
«Обычно мы делили историю человечества на время: до и после рождества Христова, теперь мы должны отделить начало протестантско-иудейской капиталистической революции как третий период — период возвращения лихвы, процента, Золотого Тельца, Мамоны, капитала, период капитализма», — пишет А.П. Столешников (1; 13 ).
Заметим, что любой культ (в том числе и древнеиудейский — Золотого тельца), как объяснил П.А. Флоренский, имеет свойство расширяться за границы своей изначальной предметности, «подвёрстывать» косную реальность, глубоко и революционно (до неузнаваемости) изменяя её природу.
В отношении к теме нашего этюда приведём слова Хакима Бея: «Старомодный дуализм взорвался, — тотальная топология задаётся теперь гносеологической геософиеей денег, прямолинейной их одномерностью. (…) «Зеркало производства» заменено полной прозрачностью, головокружением ночного кошмара. Земля, труд, природа, само «я», сама жизнь, даже смерть — всё возможно переопределить и сделать основой обмена, всё есть деньги»8.
К метафизике денег
Идея и смысл денег, денежного предмета абсолютно самодостаточны, они имеют статус культурообразующего смысла и не могут быть ограничены рамками куцых экономических интерпретаций. Узкая функция обменного эквивалента носит частный характер по отношению к самому денежному предмету и, как правило, оставляет без внимания главное — удивительную способность этого знакового предмета воплощать в себе многообразие материальных качеств, видов человеческой деятельности и моральных состояний человека.
Мистический характер носит и безусловное доверие человека к денежному знаку, как к универсальной возможности сосуществовать, жить совместно с миром и другими людьми. Этот количественный знак меры всегда профанирует безотносительные качества означаемого, в конечном счёте — саму реальность, но являет некий необходимый общезначимый ориентир, абсолютное доверие человека к «наполненности» денег и универсальности их развоплощения («ликвидности»). И это не конвенциональное, но онтологическое их свойство, nomos — «общезначимое, общедоступное». Семантический круг древнегреческого «Nomithma» включет в себя этимоны: «общепризнанное и введённое обыкновение», «общепризнанный обычай», «установление», «государственное учреждение», «монета», «деньги», «закон», «иметь обыкновение», «считаю обычаем», «уважаю признаваемое всеми». В более широком смысле — это опредмечивание качеств и эфемерности отношений в предмете — осязаемом, созерцаемом, зримом.
Нерукотворным аналогом номизматийного, как предметного и общезначимого источника универсального жизнесозидания и блага, является солнце. Его земной симпатический эквивалент — золото. В созерцательном и вещественном качестве этого металла изначально заложено свойство универсальной нерукотворной ценности. Естественно-культурное образование номизматийного — золотой слиток (монета) — единственно возможный подлинный и универсальный предмет-эквивалент. Никакое другое вещество не заменит естественный metron золота, как осязаемого воплощения, всего многообразия материальных качеств и нематериальности человеческих отношений.
И всё же естественное свойство «экономической» общезначимости номизматийного подтверждает универсальную метафизическую профаничность этой антисвятыни, крайней степенью которой является псевдомистический религиозный трепет служителей культа мамоны и Золотого Тельца.
Учитывая масштабный характер номизматийного, его относительную автономность от реальной предметности и созидания, можно сказать, что современная экономика — это кульминация мистерии профанического, совершаемая её безумными жрецами и фанатиками — банкирами, «экономистами» и неисчислимыми поклонниками-служителями, бывшим «сознательным пролетариатом», означаемым ныне «электоратом».
Деньги, как слепая и мощная дионисийская стихия опредмечивания-развоплощения, проникает ныне во все мыслимые и ранее немыслимые проявления человеческого. Известно, что купить можно будет ВСЁ: «… и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих» (Откр. 18; 13). Всё перечисленное в цитируемом стихе Св. Писания отнесено к продаваемым и покупаемым товарам. В связи с этим не лишне ещё раз напомнить о чаяниях известного интербанкира Ж. Аттали, в его книге «Линии горизонта»: «Человечество входит в совершенно новый период — универсальное, всеобщее и безусловное господство денег. Человек будет производиться и мыслиться как предмет, товар, а магнитная карточка станет подлинным протезом индивидуальности, его полноценным заместителем. (…) Высшим истоком желания будет нарциссизм — собственное «Я», свои желания и стремления, независимо от их морального, этического содержания»2.
Труд и солнце, как источники природного и человеческого созидания, замещаются другим «абсолютом» — Ничто, «бытием-к-смерти», наконец, самой Смертью и фальсифицированным денежным предметом, который может уже вполне быть и вовсе не предметом. Незолотые, экономические деньги — обезьянья пародия на Жизнедателя — Духа Святого. Они множат деградацию.
«В исторические периоды, когда страны пользовались надёжными денежными единицами (т.е., золотыми и/или серебряными монетами), экономика всегда расцветала. Но, как только такие деньги заменялись некими суррогатами, не имеющими ценности САМИ ПО СЕБЕ, неизбежно следовала инфляция, обнищание населения и экономический хаос», — пишет А.П. Столешников (1; 33).
Уже сегодня денежный знак привязан к (и является мерилом качеств и степеней) НИЧТО, инфернальному. Деньги измеряют и измеряются не трудом и товаром, а более тонкой материей — удовольствием смерти во всех её «дозах» и многообразных воплощениях (известно, что самый дорогой труд/товар современности — это наркотики, алкоголь, оружие, проституция, индустрия растления, войны, нефть и газ).
В содержательной работе атеиста Столешникова всё же имеются рецидивы экономизма: «Я не пытаюсь убедить читателя в том, что золото обладает некими магическими свойствами. Нет, просто история человечества сложилась так, что за тысячелетия своего существования лучшего стандарта ценностей люди придумать не смогли»(1; 39).
Это не так: металлы (особенно золото) и растения — одни из самых традиционно магических и «финансовоёмких» произведений природы. Золото — именно магический эквивалент в силу таинственности условий своего происхождения, особенностей его визуальных, «смотрибельных» качеств; он не «придуман нарочно» и «случайно». Даже сам классик атеистической политэкономии смутно ощущал это обстоятельство, определяя золото как «металлическую массу, бросающуюся в глаза, благодаря своей жёлтой окраске, которая должна привлечь внимание самого нецивилизованного человека, в то время как другие вещества, также попадающиеся ему на глаза, ничем не могли возбудить его едва проснувшиеся способности наблюдения» (там же; 22).
Трудовая деятельность и её продукты потеряли всякую связь с благородным металлом, золотом, утеряв, вследствие этого, и свой благородный, благодатный характер. Золото — самодостаточный по качеству и достаточный по природному количеству, естественный эквивалент, — окончательно фальсифицирован.
«Это мы, остальные люди, должны оплатить все эти напечатанные банкирами денежные знаки своим трудом! Это мы должны наполнить их ценностью», — пишет А.П. Столешников (там же; 40).
И сегодня эта оплата производится долговой кабалой, всеобщей духовной деградацией и потерей человеческого во всём их многообразии. Уточняя мысль Хакима Бея, можно сказать, что Труд заменяется чистотой страстей и нетелесной (духовной) смертью.
30 у.е. Иуды
30 сребренников Иуды — это абсолютная сумма денежного «богатства-на-смерти», имеющая своим наполнением предательство, страдания, страсти Христовы и человеческую смерть (Ничто) Иисуса Христа. Полная противоположность 30 сребренникам — короба оставшихся хлебов после чуда кормления голодного народа Христом*.
Последствия — смерть Богочеловека на древе креста, смерть самого продавца на осине и вечное проклятие покупателей.
«Горнилом искушения явилась для распявших Христа иудеев сама купленная на отвергнутые Иудой тридцать сребреников земля крови, или, как сказано у евангелиста Матфея, «село скудельниче в погребение странным» (Мф. 27, 7), акелдама.
Приобретённая синедрионом за символические тридцать сребреников эта земля стала приносить впоследствии её владельцам баснословные доходы.
В средние века существовало поверье, что земля «села скудельнича» или акелдамы, способствует быстрому разложению тел умерших, и её целыми кораблями вывозили на еврейские кладбища Пизы и Венеции», — пишет Николай Козлов6.
Вот прибавочная стоимость — любые проявления человеческого существа, существования в его движении к смерти и сама смерть как кульминация этого движения. Денежная ценность — это то, что опредмечивает, дробит, ограничивает благодать Св. Духа. Сама природа этих границ — это различные качества Смерти, имеющие явленное воплощение в виде денег, денежного знака. Труд, как процесс энтропии, реализации, старения человеческого, его движения к смерти замещается сегодня смертными страстями (наркотик, легализованная проституция, растление).
Незаметная революция
Вся деятельность человека подвёрстана к денежному предмету, который из функционального, вторичного средства окончательно превращается в самодостаточный магически-чудодейственный, волшебный источник творения из Ничего, библейского Логоса наоборот, которым Банкир — Повелитель смерти — творит реальность, даёт и отнимает миллионы возможностей и жизней.
Представьте самоощущение и самосознание этой поистине величественной инфернальной фигуры Банкира-«творца» «неба и земли и всего, что на ней». И это чувство наркотического опьянения собственного величия и могущества, полагаем, является одним из важнейших факторов неистового, неизлечимого и маниакального стремления довести такое внутреннее состояние до максимального торжества. Финал апостасии неотвратим — и по внутренней нравственной логике его вершителя, падшего и падающего.
Происходит сущностная революция дензнака, и главное в ней — не способность денег к ликвидности, а полная смена природы их наполняемости, благодатного созидания на инфернальное, а именно: сама материальность знака определяет качество их наполняемости. Неконвенциональная, природная, мистическая ценность золота, его уникальное и универсальное качество заменено начертаниями магических знаков (символика однодоллоровой банкноты открыто манифестирует инфернальное).
Не следует, подобно марксистской экономической архаике анализировать соответствие финансов и экономики, необходимо понимание самой знаковой природы денежного предмета, его материального и символического качества, и, что важнее всего — его наполнения. Не экономика, но метафизика и эсхатология дают адекватную оптометрию «финансовой диктатуры».
Трава — деньги
«Индустриализация Англии и позднее США оплачена сотнями миллионов жизней и ужасными условиями существования миллиардов людей в Индии и Китае — она оплачена нарко-, чае- и кофеторговлей! Наркоторговля является для банкиров самым важным источником отмытия бумажных денег. Важно понимать смысл «отмытия денег» для самих наркотороговцев и для банкиров. Для наркоторговцев отмытие денег означает их легализацию путём фиктивного труда, который зафиксирован только на бумаге», — пишет вышеупомянутый Столешников.
Травы, растения — металл, наполнение бумажных денег (бумага к бумаге) — чай, кофе, кокаин (растительные наркотики), потом синтетические — высшее безумие и самый — смерть. Ф.М. Достоевский писал о человеке, «сосущем травы»:
«…Является дикое место, а между утёсами бродит один цивилизованный молодой человек, который срывает и сосёт какие-то травы, и на вопрос феи: зачем он сосёт эти травы? ответствует, что он, чувствуя в себе избыток жизни, ищет забвения и находит его в соке этих трав; но, что главное желание его — поскорее потерять ум (желание, может быть, и излишнее).
Затем вдруг въезжает неописанной красоты юноша на чёрном коне, и за ним следует ужасное множество народов. Юноша изображает собою смерть, а все народы её жаждут. И, наконец, уж в самой последней сцене вдруг появляется Вавилонская башня, какие-то атлеты её, наконец, достраивают с песней новой надежды, и, когда уже достраивают до самого верху, то обладатель, положим, хоть Олимпа, убегает в комическом виде, а догадавшееся человечество, завладев его местом, тотчас же начинает новую жизнь с новым проникновением вещей»7.
