Дождалась! ЗИМА!

Я люблю тебя, принц огня,

Так восторженно, так маняще,
Ты зовешь, ты зовешь меня
Из лесной, полуночной чащи.

Хоть в ней сны золотых цветов
И рассказы подруг приветных,
Но ты знаешь так много слов,     
Как горит твой алый камзол,
Как сверкают милые очи,
Я покину родимый дол,
Я уйду от лобзаний ночи.

Так давно я ищу тебя
И ко мне ты стремишься тоже,
Золотая звезда, любя,
Из лучей нам постелет ложе.

Ты возьмешь в объятья меня
И тебя, тебя обниму я,
Я люблю тебя, принц огня,
Я хочу и жду поцелуя.
 

Господь мне дал понять чужую душу,

Как боль твою унять, ты послушай.....

Подними глаза, видишь в небесах

Яркая звезда -  Звезда любви -

Это божий лик, и в тяжелый миг ее зови.

Миллионы лет этот чистый свет

Искал тебя.

Этот миг пришел, он тебя нашел.

Сегодня мы шли с подругой... Она наверняка себя узнает... так вот, я с радостью выполняю свое обещание

Картина в Лувре работы неизвестного  Его глаза - подземные озера, 
Покинутые царские чертоги. 
Отмечен знаком высшего позора, 
Он никогда не говорит о Боге. 

Его уста - пурпуровая рана 
От лезвия, пропитанного ядом; 
Печальные, сомкнувшиеся рано, 
Они зовут к непознанным усладам. 

И руки - бледный мрамор полнолуний, 
В них ужасы неснятого проклятья, 
Они ласкали девушек-колдуний 
И ведали кровавые распятья. 

Ему в веках достался странный жребий - 
Служить мечтой убийцы и поэта, 
Быть может, как родился он - на небе 
Кровавая растаяла комета. 

В его душе столетние обиды, 
В его душе печали без названья. 
На все сады Мадонны и Киприды 
Не променяет он воспоминанья. 

Он злобен, но не злобой святотатца, 
И нежен цвет его атласной кожи. 
Он может улыбаться и смеяться, 
Но плакать... плакать больше он не может.
                           

Месяц был оранжевого цвета, тусклого, как фонарь перед окном, кривой, словно, улыбка убийцы, который сейчас всадит кинжал в тело по самую рукоять, в чье-то бьющееся сердце. По диагонали светилась звезда, такая же, рыжая насмехающаяся, еле заметная. А она сидела  и смотрела, на эту кривую улыбку и чувствовала, как по позвоночнику бежит тонкая нить из остреньких иголочках. Через минуту пропала звезда, а потом и месяц. Странно, но без них было даже привычнее. Ночь. Она редко спит по ночам, а если спит, то видит кошмары, точнее один и тот же. От него она просыпалась в холодном поту, с немым криком. По-этому, он проводила ночи вот так, сидя на подоконнике и смотря на ночное небо. Одна... всегда одна... так проще... зябко... надо укутаться и ждать... ждать, пока небо на посереет, пока не подымется солнце, пока не начнется новый день... а там... ни грамма сомнения, ни эмоций, которые мешают делу, но ждать еще долго.... Можно позволить печали прокрасться к себе в сердце.

Фотографии _Х_э_В_и_ : Фотографии, которые меня тронули




 

Фотографии _Х_э_В_и_ : Фотографии, которые меня тронули




 

Осенней неги поцелуй
Горел в лесах звездою алой
И песнь прозрачно-звонких струй
Казалась тихой и усталой.

С деревьев падал лист сухой,
То бледно-желтый, то багряный,
Печально плача над землей
Среди росистого тумана.

И солнце пышное вдали
Мечтало снами изобилья
И целовало лик земли
В истоме сладкого бессилья.

 А вечерами в небесах
Горели алые одежды
И, обагренные, в слезах,
Рыдали Голуби Надежды.

Летя в безмирной красоте,
Сердца к далекому манили

И созидали в высоте,
Венки воздушно-белых лилий.

И осень та была полна
Словами жгучего напева,
Как плодоносная жена,
Как прародительница Ева.
 

Н. ГУМИЛЕВ. 

 "РОМАНТИЧЕСКИЕ ЦВЕТЫ"

Ярче золота вспыхнули дни,

И бежала Медведица-ночь.

Догони ее, князь, догони,

Зааркань и к седлу приторочь!

Зааркань и к седлу приторочь,

А потом в голубом терему

Укажи на Медведицу-ночь

Богатырскому Псу своему.

Мертвой хваткой вцепляется Пес,

Он отважен, силен и хитер,

Он звериную злобу донес

К медведям с незапамятных пор.

Никуда ей тогда не спастись,

И издохнет она наконец,

Чтобы в небе спокойно паслись

Козерог, и Овен, и Телец.

Кого заинтересовало, то  http://www.gumilev.ru/main.phtml?cid=5000086

      Резко потемнело. Все было готово к выходу великой госпожи. Армия туч в черных плащах заволокла сумрачное небо. Госпожа спустила с цепи зверя. Ветер кидался на всех, пытаясь разорвать в клочья, унести, ударить об землю, швырнуть. Пытался зверь напасть и на солдат, но пара ударов сверкающими пиками и монстр унимался. Деревья покорно кланялись, кланялись травы, кусты, цветы. Дома стояли, как рабы, потупив глаза с кружевными занавесками, шатры, словно дамы, делали реверансы, растопыривая множество пышных юбок, при виде госпожи. Тем же, кто отказывался преклонить колени, тому помогали суровые солдаты: изредка в тишине, нарушаемой лишь ревом зверя, раздавались глухие удары щитов и редко сверкали яркие пики. И вот она… Верный зверь успокоился: шерсть его опала, напор был уже не столь яростен. Монстр ластился к своей госпоже, надеясь, что его потреплют по загривку, ловил каждое движение нежных рук. Теперь в воздухе, как мелкая летняя мошкара, носилась влага, которая при каждом ударе блестящих пик, сверкала алмазными россыпями. Госпожа шла торжественно и тихо, наполняя душу фанатически-буйственным криком, хотелось закричать, подпрыгнуть и упасть в пасть зверя. Но вот и все… Госпожа прошла, за ней убежал зверь, за ней устремилась торжественным маршам армия солдат в черных плащах, с яркими пиками и огромными щитами. Госпожа уходила, и где-то далеко она разбросила свои алмазы по земле, но не здесь, этот край погрузился в тишину. На небе бегали девушки в белых платьях, собирая на небе сверкающие звезды. Дамы-шатры с недовольством оглядывались вокруг себя. Дома закрывали большие глаза и засыпали. Деревья горделиво стояли, не шевелясь ни единым, даже самым маленьким листочком, словно их рисовали великие художники. Возможно, на ветке одного из таких вельмож  сидел Купидон и смотрел на свое произведение: юноша шепотом: «Люблю», а та единственная сидела, опустив смущенный взгляд. Фея Маб летала и навевала красочные сны. Лишь он стоял, смотря в даль. Пророк смотрел на бледный диск, испускающий голубоватое сияние, и видел там эльфа в платье болотного цвета, сшитого по последней моде, с тонким кожаным ремешком, своего эльфа с походкой актрисы, нежившейся в роль, эльфа с круглым детским лицом и зелеными ведьмовскими глазами. Лишь пророк жалел, что госпожа ушла, что она не забрала его с собой. Рядом с пророком стояла женщина в сером балахоне, с глазами как у забитой собаки, рядом с пророком стояла сама Печаль.

Для начало, это выдуманный человек, не пытайтесь найти его в толпе..........

Лицо его было примечательным хотя бы потому, что если в него начать внимательно рассматривать, то все лестное впечатление о нем слетало сухим листом. Словно, на череп натянули бархат кожи, положив ли тонкий слой мышц, такие лица - лица людей, победивших смерть в неравной схватке с болезнь. Маленькие, глубоко посаженные глаза смотрели из-под огромного лба, придавая тем самым взгляду пугающие спокойствие, такое, что спиной чувствуешь "Хозяин этого взгляда знает о тебе все...". Фигура его тоже вызывала удивление. Невероятно высокий, он был был жилистым, и, возможно, по-этому казался долговязым. Длинные руки, казалось, можно было поднести к свету и увидеть все, до единой, венки. Походка в обычной жизни была вялая, неуверенная, да и все его движения совершались, словно, во сне. Таким предстал передо мной этот человек, странным и пугающим.

Мне тут сказали фразу

Мы любим не людей, а их глаза, они как зеркала, в которых мы лучше, чем мы есть.

Твой лоб в кудрях отлива бронзы,

Как сталь, глаза твои остры,

Тебе задумчивые бонзы,

В Тибете ставили костры.

Тогда Тимур в унылой злобе

Народы бросил к их мете,

Тебя несли в пустыне Гоби

На боевом его щите.

И ты вступила в крепость Агры

Светла, как древняя Лилит,

Твои веселые онагры

Звенели золотом копыт.

Был вечер тих. Земля молчала,

Едва вздыхали цветники,

Да от зеленого канала,

Взлетая, реяли жуки.

И я следил в тени колонны

Черты алмазного илца

И ждал, коленопреклоненный,

В одежде розовой жреца.

Узорный лук в дугу был согнут,

И, вольность древнюю любя,

Я знал, что мускулы не дрогнут,

И острие найдет тебя.

Но рот твой, вырезанный строго,

Таил такую смену мук,

Что я в тебя увидел Бога

И робко выронил свой лук.

Толпа рабов ко мне метнулась,

Теснясь, волнуясь и крича,

И ты лениво улыбнулась

Стальной секире палача.

Н.Гумилев.

Прошу всех, кто читает это, пересилить свою лень, поднять пальцы с мышки, понести их к клавиатуре и оставить комментарий.

Мне надо знать, че вы думаете о этом дневе.

Я пытаюсь писать рассказы, вот че обычно получается.
Тихо потрескивал костер, лениво загоралсь сырые ветки. Какое-то зверино чутье подсказывало, что-то не так, но что? Он прислушался... Было тихо, до дрожи тихо, даже вечно гудящие цикады сегодня молчали. Природа чего-то ждала, чего великого и оттого устрашающего. Он посмотрел на небо. Звезды лежали жемчужно-мутными бисеренками на темно-синем бархате ночи. Вдруг одна такая бисеренка укатилась, потом еще и еще, начинался звездопад...
- В такую ночь мертвы приходят к живым, - он вздрогнул, ибо сейчас его вырвали из этого странного ощущения единства, когда весь ты словно распадаешься на маленькие частички и смешиваешься со всем миром.
- Что?
- Мне говорили, что в ночь звездопада, когда звезды приближаются, к нам приходят души умерших...