У него одна страсть - его честолюбие, любви и ненависти в нём ровно столько, сколько необходимо, чтобы достичь цели, а хочет он одного — править.
Ларошфуко о Мазарини.

Дух Франции словно бы незримо витает надо мной в последнее время: то книгу о воспитании французских детей прочту, то выпадет по игре лауреат Гонкура с очень специфическим французским как-бы детективом, то стану участницей совместных чтений французского детективщика номер раз со снова, вы догадались - детективом.

Хотя счесть "Безумство Мазарини" детективом в классическом смысле можно лишь находясь под гипнозом или под наркозом. Интрига странная, и это еще очень мягко сказано, мотивации не выдерживают никакой критики, а уровень психологической достоверности таков. что внутренний Станиславский сорвал голос своим: "Не верю!"

Что с того. мы берем Мишеля Бюсси не для детектива, а для "сделай мне интересно" - ради той, из детства, возможности взглянуть на мир широко распахнутыми глазами. И с этим он справляется безупречно. В истории есть все, что необходимо для привлечения и удержания внимания:

- Подросток сирота, воспитанный опекунами, его родители погибли при странных обстоятельствах, и нет уверенности, что мертвы.

- Таинственный остров: не то курорт, не то тюрьма, до сих пор действующая.

- Побег двух заключенных. для одного из них явно странный, ему оставалось два месяца, но осуществленный с бессмысленной жестокостью.

- Слухи о сокровище кардинала Мазарини, спрятанном в катакомбах под островом.

Это не считая мелких брызг, вроде несчастного случая десятилетней давности на стройке, коррумпированного местного чиновника и явного мухлежа с кадастровым планом, вырастающей из неприязни мальчишеско-девчачьей дружбы, молодого симпатичного полицейского при мэрии и его амурных похождений, немолодой, но еще очень ого-го мэрской секретарши, сердцееда-газетчика - все в атмосфере лета, курортной расслабленности, смутной угрозы, тайн.

По поводу романа, пожалуй и все. Если вас заинтересовали вводные, прочтите сами, гарантирую, скучно не будет и развязка окажется неожиданной, а манипуляция сознанием по-французски изощренной. Я знаю способ сделать черное белым не в четыреста ходов, а в один - просто объявить и все согласятся. Несогласных не будет.

И сокровище (шепотом) таки найдут. Специфически французское. Они ведь, знаете, большие труженики, в придачу к своему гедонизму. Вариант с бьющей прямо из-под земли фонтаном черной зловонной жижи, обеспечивающим возможность бездельничать до скончания дней - не их вариант. Они ценят, когда цветет, плодоносит, приятно пахнет, радует глаз и веселит душу. Такие странные люди.

Захватывающе-интересный роман, который позволит ненадолго вспомнить детство, с "Бронзовой птицей" и романами Дюма. Совершенно летнее чтение.

Мы сквозь вас проходим как нож сквозь воду.

Современная французская литература сильно для французов. Любая другая национальная одновременно для внутреннего пользования и предположительно на экспорт. Французская в немалой степени вещь в себе. Она словно говорит: цените меня такой, какая я есть, с моей гурманией, легким отношением к адюльтеру, перманентной депрессивностью, одиночеством, эскапизмом. В угоду вашим стандартам меняться не собираюсь. И мы учимся ее любить, хотя не вдруг, как не сразу начинаешь понимать вкус икры или маслин. Или отвечаем: да и шла бы ты со своими особенностями.

Понимать лучше, но никто не обещал, что будет легко. Вот Гонкур-1999, "Я ухожу" Жан Эшноз - год из жизни парижского галериста Ферера. Легко догадаться, что мужик не бедствует и с рождения принадлежит к исконным обитателям золотого миллиарда. Среднего роста, возраста, интеллекта, уровня доходов, таланта, обаяния. Принимает как должное то, что жизнь дает, не стремится к несбыточному, легко меняет женщин и локации, совершенно не склонен меняться.

На авантюру с арктическим путешествием в поисках ценной коллекции пускается больше из-за впечатлений, чем ради наживы. В нелегком опасном странствии держится с отстраненностью этнографа, впрочем достойно. И весь он в этом. И все они такие, щеголи и гурманы, ценители искусства и специалисты по устройству вечеринок. Легко обогащаются, легко разоряются, легко убивают, легко переживают пребывание на грани смерти, легко возвращаются. Легко уходят. Voila!

Говоришь, возвращайся в свой дом?
Я, быть может, вернуться и рада...
Там гадюка живёт под бревном,
И тревожить гадюку не надо.
Ов Сергеева

Что я знала об Алжире? Моя подруга жила там два года в середине семидесятых, когда страна вставала на социалистический путь развития, Аленкины родители, химики, помогали налаживать производство. На фотографиях тех лет она такая золотисто-шоколадная, облитая солнцем. Вспоминает невероятные фрукты, которые могли себе позволить даже советские специалисты, отчаянно экономившие на всем, чтобы привести домой внешторговские чеки. А с местными она там, конечно, не общалась.

Был еще "Посторонний" Камю, помните: рассказчик-француз убивает на пляже араба, но приговаривают его за то, что не плакал на похоронах матери? И... И все. До книги Алис Зенитер я думала, что страна это стабильная и благополучная, в сравнении не только с соседями по материку, но и с большинством Ближневосточных. А проблемы, сопровождавшие крушение колониальной системы, обошли Алжир стороной, - думала.

Нет, никому не было легко, и нигде не обошлось без крови. "Искусство терять" постколониальный роман, рассказывающий историю семьи кабильских берберов. Берберы составляют этническое меньшинство, 17% против 83% арабского населения и живут преимущественно в горных областях. Алжир огромный, вторая по площади африканская страна, там всякие есть ландшафты, не только равнинные, в которых разворачивается действие "Постороннего".

Уклад жизни до середины прошлого века был совершенно патриархальным (да он и теперь такой). Кабилы призывались во французскую армию и регулярно участвовали в войнах, ни Первая, ни Вторая Мировые не обошли их стороной. Но возвращаясь в свои горы с орденами они продолжали ту жизнь, какую вели с детства. Разве что получая от оккупационного правительства пенсию. Все изменяется с расцветом национально-освободительного движения, когда бойцы ФНО (Фронта национального освобождения) приходят в деревню и объясняют, что налоги теперь нужно платить им, а не французам, что кто продолжит получать пенсию - тот предатель и соответственно - будем резать как баранов.

А дальше все стало плохо, настолько, что и вообразить нельзя было. С уходом французов началась гражданская война, резня, в которой "прихвостням оккупантов" и их семьям грозила смерть и некому было их защитить. И единственной возможностью спастись стал прыжок в пустоту с пустыми руками - эмиграция в страну, за которую в свое время воевали, с которой считали себя связанными Этот роман вообще не самое легкое и беззаботное чтение. но история бегства - прямо-таки кровоточащие страницы.

А фильтрационный лагерь, в котором родные рассказчицы, Наимы прожили три следующих года, такое концентрированное унижение. бесправие, невозможность ощутить себя полноценным человеком. И чудовищная статистика о среднем сроке пребывания беженцев в таких лагерях - больше десяти лет. Их семье повезло: работа отца на заводе в Нормандии, жилье, учеба мальчика в нормальной школе - не такой, где учителя махнули на учебный процесс рукой, не в силах преодолеть барьера трехъязычия, и ученики на уроках рисуют цветочки. Хамиту пришлось тяжело, но он выучился и поступил в колледж. И оставил семью, стремясь прочнее интегрироваться в дивный новый мир.

Книга Алис Зенитер о том, как живет и что чувствует дочь и внучка мигрантов во втором поколении. Как трудно сидеть меж двух стульев, когда старая родина отвергла тебя, а новая до конца не приняла. Как страшно, что причислят к исламским террористам, как ненавидишь их за то, что они делают, и как, парадоксально бросаешься на защиту, когда о них - а по сути о тебе подобных и тебе самой - говорят плохо.

Наима совсем француженка, работает в галерее современного искусства и задание шефа выстроить экспозицию алжирского художника воспринимает без энтузиазма. А когда узнает о необходимости поездки на историческую родину, и вовсе приходит в ужас. Там до сих пор убивают и берут в заложники членов семей "уехавших". И все-таки ехать придется.

Сильная, своевременная, интересная книга. Хотя легкой я ее не назвала бы

Французы строги в том, что касается нескольких основных правил, и довольно либеральны во всем остальном. Это все та же система ограничений: жесткие рамки, но в их пределах – полная свобода.

Памела Друкерман американка, постоянно живет во Франции. Росла в Майами, где жизненный план "элегантно сочетал принятое там поклонение города телу и деньгам, при полном безразличии к тому, как вы добыли то и другое". Сделала отменную журналистскую карьеру много работала за границей, в основном в Латинской Америке - как специальный международный корреспондент Wall Street Journal.

Известна бестселлерами на мейнстримные темы "Измена в переводе. Неверность от Токио до Теннесси" – исследование отношения к адюльтеру в разных концах земного шара, и "Взрослых нет! Молодежь среднего возраста" остроумная книга о "шоке среднего возраста" в молодящемся мире. Но главным ее писательским успехом стали "Французские дети не плюются едой", о том, что делает французских детей такими воспитанными, а родителей свободными и счастливыми.

Попробуем разобраться. Начинается книга с того, что во время семейной поездки по Франции и остановок на перекус в кафе, их дочь Бин вела себя совершенно так, как привычно в детоцентристской Америке: бегала по залу, отказывалась есть незнакомые блюда, ковырялась в тарелке и выбрасывала из нее куски, которые казались ей неаппетитными (таких большинство), швыряла салфетки, закатывала истерики и выторговывала десерт за овощи. Согласитесь, не самая комфортная обстановка. Не говоря о необходимости компенсировать огромными чаевыми неудобства, причиненные их присутствием в заведении.

Французские дети в тех же ресторанчиках спокойно ждали заказа, ели все, что было у них на тарелках, были вежливы с обслугой, родителями и другими гостями. Столь разительный контраст не мог не заставить задуматься, а в самом ли деле отцовство и материнство должно стать каторгой или все-таки есть способы продолжать получать от жизни привычные радости, даже став родителями. А задумавшись, начать изучать подход французов к выращиванию детей – слова "воспитание" они практически не используют, а когда да, то это скорее синоним "наказания".

Итак, начнем с начала: беременность и роды. Никакого легитимизированного "особым" состоянием обжорства, никакого: "Малышу хочется устриц (пирожных, шашлыка, подставьте нужное)". Строгий контроль веса на всем протяжении беременности. Не считается зазорным прямо говорить будущей маме, что не стоит так много жрать и так мало двигаться – ни ей, ни ребенку это не на пользу.

На родах во Франции применяется эпидуральная анестезия, которая не то, чтобы делает этот процесс приятным, но позволяет снивелировать значительные последствия евиного проклятья. С выпиской начинается часть жизни, которая вызывает содрогание у большинства вспоминающих свой родительский первый год - постоянный недосып и вот это вот все. Так вот, французские родители знают секрет, который позволяет уже к двум месяцам (реже к четырем) научить ребенка спать по ночам. Не буду пересказывать, это связано с фазами сна, если для вас актуально - просто почитайте.

Определить ребенка в ясли во Франции возможно уже с полугодовалого возраста и нет, не система детомучительства, там в них работает квалифицированный персонал, все под жесточайшим контролем, очень доступно по цене (оплата в зависимости от доходов родителей), пять дней в неделю с восьми до шести. Я в целом поклонница Людмилы Петрановской с ее неприятием системы огосударствления детей. Но думаю, что имеет смысл помнить о разнице между странами. Детский ад Советского Союза и его преемницы вполне может оказаться детским райком в другой стране.

Пересказывать книгу бессмысленно, да и не получится, лучше читать. О вежливости и "больших глазах" воспитателя, о которых с ужасом вспоминают взрослые французы. О совместных трапезах и приготовлении еды, в котором дети принимают участие с самого раннего возраста - вы ведь не думали, что гурманство французов врожденное? О волшебном слове "подожди" и четких рамках, в очерченных которыми границах детям дозволяется почти абсолютная свобода.

В книге тысяча и один лайфхак приятного отцовства и материнства, если вы молодые родители или только готовитесь ими стать - от души рекомендую.

Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?

"Механика хаоса" являет замечательный образец как не надо писать о... Да о чем угодно. На самом деле, удивительно, как много всего было у этой книги, чтобы стать захватывающе-интересной: война в экзотической восточной стране, археология, страшные и трогательные истории беженцев, арабские мигранты в Париже и международные мафиозные концерны, исламский терроризм, разбитые коварными женщинами мужские сердца, лавстори пожилого профессора и нимфетки, храбрая журналистка, песенка, записанная на телефон, которая становится мегахитом.

И вот, Даниэль Рондо, академик восьмого кресла Французской академии (что бы это кресло не означало), в прошлом посол на Мальте, еще в более раннем прошлом член Маоистской партии и видный борец за дело пролетариата, удостоенный за этот роман престижной французской премии, берется за дело. Чтобы доказать, что сваленные в кучу стоимости не создают ценности, а набросанные в беспорядке хайповые темы не делают хорошей книги. И, может быть, еще - что функционерам от литературы не стоит писать романов. Лучше руководить или чем уж там они занимаются.

А счастье было так возможно. Каждая из историй могла бы стать сюжетом для отдельного романа. Вот девочка из разоренной войной Ливии, на их с братом глазах убили родителей и сестер, трагедия стала отправной точкой их одиссеи, в ходе которой пришлось пережить нечеловеческие муки и чудовищные унижения. И вот, уже у мальтийского берега, лодка с беженцами затонула. Хабибе чудом удалось спастись и даже отыскать брата. Он ранен, в беспамятстве, но жив. По счастью, компания интеллектуалов приезжает в эти места на пикник, француженка. журналистка, не иначе, как чудом, находит Хабибу, брата отправляют в больницу.

Вот Брюно, полицейский, иммигрант во втором поколении. Родителям пришлось много всего пережить прежде. чем сумели ассимилироваться, но дети чувствуют себя уже совершенными французами. Что не отменяет других проблем. Жена Брюно, мать двух его дочерей-подростков, заводит любовника и оставляет мужа. Муки ревности не способствуют серьезной работе. а на вверенной его попечению территории, меж тем, готовится теракт исламских радикалов.

Вот профессор археологии, в свое время написавший книгу об Александре Македонском, которая неожиданно сделалась популярной и принесла ему, кроме авторской славы, довольно денег, чтобы писать другие интересные книги. Никто не помнит, что в юности ему довелось пережить трагедию, в которой винит себя. Его любимая девочка-жена, увидев во время пьяной вечеринки, как он целуется с другой, выпрыгнула из окна. С тех пор не было ему счастья. Пока не встретилась местная девчонка Рим. Совершенная дикарка, но почти точная копия его Валентины, такой уж каприз природы.

Вот Гарри, чернокожий сирота, смышленый, настоящий Гаврош, которого один из боссов этнической мафии делает своими глазами и ушами на улицах арондисмана. Проблема в том, что для выполнения поручений ему приходится бывать на территории района, контролируемого другой группировкой, и однажды это едва не стоит Гарри жизни. Избитого до полусмерти, его бросают на улице. Не случись рядом полицейского Брюно (помните. у которого сука-жена?), так бы и помер мальчишка. А он умненький, читает "Анну Каренину" и "Человека, который смеется". Но Брюно спасает мальца, в благодарность и из любви к Франции тот становится двойным агентом, помогает предотвратить масштабный теракт, а потом сочиняет песню "Разговор с собой", записывает, накладывая снятый на телефон ролик с собой в главной роли и становится мегазвездой слэма.

Таких потенциально-ярких сюжетных линий в книге еще с полдюжины, и все они даже как-то сведены в единую сюжетную арку. Но так уж это скверно, бездарно, нудно, механически. Что в сухом остатке читательского впечатления сплошь хаос.

– Понимаете, Бельц... Место там такое... необычное, происходят странные вещи, которые трудно объяснить... А того, кто пытается, принимают за сумасшедшего. Понимаете?

Это начинается как остросоциальная проза. Четверка украинских нелегальных мигрантов пересекает границу в кузове фуры румынских мафози, которым заплатили по 6 000 евро за переправу. Что само по себе достаточно странно, дело происходит в начале десятых, еще до всего. Кажется, с туристической визой и билетом на автобусный тур по городам Европы, сделать это было бы много проще и дешевле.

Так или иначе, наши герои в фургоне, румыны-дальнобойщики, остановив машину, выпускают их по одному пописать, девушку Ирину выводят последней и запирают кузов. Поняв, что с ней будет, парни взламывают дверь, спасают спутницу, одного насильника убивают, второго просто выбрасывают. Отбирают свои деньги за переправку и, угнав фуру, добираются до Франции.

Нужно расстаться, четверка понимает, что они не просто нелегалы, подлежащие депортации, но приговорены к смерти международной мафией, значит теперь от их умения быстро бегать и хорошо прятаться зависит не насколько хорошо будут жить, а будут ли жить вообще. Опасения не беспочвенны, безжалостный убийца из румынской мафии намерен разыскать и уничтожить беглецов и уже идет по следу.

Дальше фокус смещается к не самому заметному персонажу, Марку Воронину из Одессы, который добирается в поисках работы до острова Бельц в Бретани, где нанимается помощником на рыбацкую шхуну. Местные не в восторге от пришлого: рыбы все меньше, налоги и стоимость лицензии все выше, а тут еще неясно кто непонятно откуда отнимает их работу, и высказывают его хозяину недовольство. Но тот неожиданно горячо защищает своего работника.

Пока понятно: социальная и криминальная линии в соединении с горьким хлебом чужбины. И вдруг начинается чертовщина. Бельц, видите ли, странное место многих природных и психических аномалий, за которые его называют островом сумасшедших. В свой дебютный роман Эмманюэль Гран, кажется, решил натолкать вообще всех мейнстримовых тем, а коли так, без мистики не обойтись. Получилось? Н-ну, в смысле внешнего успеха - да, роман даже наградили Премией Полар.

Но что касается вразумительности, логичности и повествовательной связности - тут у "Конечной Бельц" все очень и очень плохо. Во-первых, напрочь убито неплохое начало, непростые пути миграции, тяжелая рыбацкая жизнь - все принесено в жертву невразумительной истории демона Анке, вестника смерти, древних друидских обрядов и ритуалов, который гадит, однако вполне осязаемым и вонючим дерьмом, куда Марк не преминет вступить.

Отрезанная человеческая нога, которая попадает в рыбацкие сети. Неизвестно откуда взявшаяся девочка, которая купается в мартовском ледяном море и оказывается призраком умершей год назад в возрасти восьмидесяти лет бабули. Расследование с привлечением древних манускриптов и вырванная из книги заклинаний страница, которая могла бы подсказать герою, кто убийца. Могла бы, но не подскажет.

Боги мои, за что мне все это? Как бы там ни было, автор доволочет свою историю, в которой подключатся и кюре, и местный букинист, и местная красотка Марианна (а вы как думали, дело-то во Франции), и вся рыбацкая братия. Убийцей окажется тот. на кого меньше всего думаешь, сверхъестественному предоставим ходить своими извилистыми путями.

Как детектив посредственно, но если вы любите мистику, то зайдет неплохо.