Put thousands together-less bad, But the cage less gay.
Hobbes
Соберите вместе тысячи людей - оно как-будто неплохо. Но в клетке им будет невесело.
Гоббс.

Прежде всего давайте определимся. Действие величайшего романа не только французской, но мировой литературы происходит в промежутке с 1821 по 1827 годы, то есть практически период, описанный в "Отверженных" Гюго, о которых мы имеем лучшее представление. Хотя бы потому, что адаптированные к детскому восприятию истории Козетты и Гавроша узнавали в детстве. Еще был недавний мюзикл, чей звездный состав и дивные мелодии не помешали прокатному провалу, но кое-какое представление о фабуле он дал.

Это Франция, где можно было угодить на каторгу за украденный каравай, но и та Франция, в которой энергичный трудолюбивый человек благопристойной внешности и располагающий некоторым стартовым капиталом мог выбиться в мэры. Где беспризорные дети жили на улицах в голоде и холоде, где маленькую сиротку эксплуатировали как служанку на самой черной работе, а ее несчастная мать гибла, уволенная с фабрики, последовательно продав себя по частям: волосы, зубы, тело. Франция между двумя революциями. Это по Гюго.

Вселенная Стендаля куда благопристойнее, лишена резких контрастов и в целом скорее мир мелкой, средней и крупной буржуазии. Даже изначальное положение Жюльена, которого называют крестьянином - это скорее мелкобуржуазная среда. Отец его владеет изрядным наделом хорошей земли, за право выкупить часть которой успешно торгуется с самим мэром, и лесопилкой, а кто в мировой литературе изрядно поднялся на лесопильном промысле? Правильно, Скарлетт О`Хара. Так что герой книги, Жюльен Сорель далеко не голь перекатная. Хотя в своей семье, среди отца и грубых мужланов братьев, его стремление к книжной учености популярностью не пользуется.

Мэр крохотного городка Верьера, господин де Реналь - с одной стороны не чета мэрам маленьких российских городков, но с другой практически то же самое, богат, облечен некоторой властью, изрядно коррумпирован, тщеславен. Вот тщеславие и толкает его на то, чтобы нанять к своим детям гувернером молодого Сореля, который не видит себя работником папашиной лесопильни, готовится к духовной карьере, для чего усердно учит латынь под руководством местного представителя церкви аббата Шелана.

Красивый юноша Жюльен амбициозен и большой поклонник Наполеона, самое имя которого лучше не упоминать, во Франции времен Реставраци. Это примерно как в сегодняшней России объявить себя навальнистом. Не то, чтобы то было его идеологическим выбором, в Маленьком капрале он видит фигуру, при власти которой выдвинуться и занять достойное положение человеку из социальных низов было проще. А впрочем, ему ли жаловаться? Попал в красивый большой дом, живет на всем готовом, хорошо одет (это не пора нынешнего товарного изобилия, двести лет назад платье служило одним из главных маркеров социальных различий). Да к тому же получает жалованье. И главное - здесь его ученость не повод для издевательств и насмешек,как дома, но предмет уважения.

Когда бы не бешеные амбиции, Жюльен мог благополучно жениться на горничной Элизе, которая воспылала к нему с первого дня, а вскоре, получив небольшое наследство, прямо посваталась. И была отвергнута, молодой честолюбец заявил, что готовит себя к духовной карьере. Тем нажив врага, но в это время он уже увлекся, не без взаимности, женой своего работодателя. Госпожа де Реналь, десятью годами старше, ей нет еще и тридцати, хороша собой, богатая наследница с видами на еще большее наследство после смерти тетушки (да, в литературе того времени, как и в жизни, свободно рассуждать на табуированные сегодня темы, было нормой. Представьте, каково в современной жизни сказать или даже подумать: когда родители помрут, я буду богаче? То-то же, это к вопросу о жестокости всех видов, которой действительно стало меньше).

Итак, взаимная склонность этих двоих, пройдя все необходимые стадии, увенчивается адюльтером под супружеским кровом, неосторожная мадам де Реналь в ослеплении страсти наряжает своего аббатика к проезду короля на поклонение святым мощам в красивый мундир с галунами. В городе, усилиями Элизы, активно судачат. Супруг получает анонимку, но хитроумная мадам действует на опережение, составив анонимное письмо на такой же бумаге из вырезанных газетных слов, прозрачно указывающее на ее давнего воздыхателя и главного соперника месье де Реналя, тем утишив подозрения супруга. Хотя не последнюю роль в его толерантности играют виды на ее наследство. Вообще, читать про все эти интриги странновато, но интересно, похоже авантюризм часть французского национального характера.

Но в конце концов игнорировать скандал становится невозможным, и усилиями Шелана, Жульена отправляют учиться в безансонскую семинарию. Безансон по отношению к Вернеру как губернская столица по сравнению с райцентром и сказать, что в семинарии герою несладко - ничего не сказать. Он учится на стипендию, а своим наставником назвал опального в стенах семинарии аббата Пиррара, тем окончательно настроив против себя менторов и однокашников. В семинарских стенах ценят не ум, индивидуальность и яркость, а показное усердие и конформизм с некоторой толикой тупости, которая должна свидетельствовать скромность. Но и здесь герою удается снискать благосклонность епископа отменной помощью с риском для жизни в украшении храма к празднику, а после - ученой беседой. И вот, по рекомендации Перреля, он попадает секретарем в Париж, к маркизу де ла Молю - Та-Дамм!

Можно сказать, жизнь удалась, но здесь он провинциал и плебей в блистательном обществе, где на него смотрят как на нечто среднее между прислугой и приживалом. А у нас амбиции, не забыли? И гордость та еще. Сорель идет проторенным путем, соблазняя хозяйскую дочь Матильду. Одновременно оказываясь посвященным в янсенистский заговор своего господина - его абсолютная память используется для устной передачи компроментирующих документов. Девушка беременеет, сознается во всем отцу, тот сначала рвет и мечет, после соглашается отправить нежданного зятя на военную службу, подделав свидетельство о рождении и объявив того бастардом знатного вельможи.

Но в это время приходит письмо от мадам де Реналь, где та рассказывает, что вкрасться в доверие и соблазнить женщину, пользующуюся в доме наибольшим влиянием - обычный способ действий Жюльена. Тесть снова в ярости, отменяет все блага, опозоренный Сорель покидает полк, едет в Вернер, стреляет в первую свою зазнобу и готовится умереть на плахе. Но не тут-то было, мадам де Ренар осталась жива и скоро оправилась, заново влюбившись в своего аббатика. Со своей стороны беременная Матильда прилетает в Безансон, соря деньгами и строит сложносочиненные интриги, призванные вызволить любимого. Общественное мнение переменчиво и, вчера готовое распнуть Жюльена, сегодня жалеет молодого красавчика.

Прекрасные дамы перетягивают его как канат, он перестает любить Матильду, которой отказывает в побеге, и снова влюбляется в де Реналь, завещая ей забрать после родов сына (почему так уверен, что это будет сын?), который легкомысленной Матильде все равно не нужен, и воспитать его достойным человеком. Потом суд, дамы рыдают, присяжные выносят обвинительный вердикт. Отрубленную голову Жюльена хоронит Матильда, а госпожа де Реналь помирает через три дня, Стендаль уточняет, что это не самоубийство, просто от тонкости душевной организации и большой любви.

Чушь и Санта-Барбара та еще, рассудку вопреки, наперекор стихиям. Но классика, а классику надо знать. Теперь знаете. И на прочтение больше десяти минут не потратили. Почему, кстати, "Красное и черное" ? А этого никто не знает. Интрига книги.

Когда я была маленькой, роскошь воплощали для меня меховые манто, вечерние платья и виллы на морском берегу. Позже я полагала, что наивысшая роскошь – это возможность приобщиться к интеллектуальной жизни. Сейчас мне кажется, что способность пережить страсть к мужчине или женщине – это тоже роскошь.

Безусловно это так, если смотреть на роскошь, как на избыточность, траты сверх меры, отрицающие рациональность одним своим существованием. Не то, что обеспечивает максимальный комфорт, не самое красивое, модное, удобное или престижное. Не то, что поспособствует в продвижении на пути к успеху и встречает понимание у окружающих.

Страсть на грани одержимости, когда некий объект разрастается до вселенских масштабов и вся твоя жизнь подчиняется стремлению обладать им. Когда засыпаешь с мыслью о нем и с ней же просыпаешься, когда во сне мечтаешь увидеть его, а бодрствуя думаешь о нем постоянно, ждешь появления, звонка, письма, любого известия о нем или от него. Когда слова любовных песен воспринимаются откровением и каждая - о вас. Когда становятся неважны вещи, прежде составлявшие суть твоей жизни: семья, работа, карьера, дружба, привычный спектр интересов - все меркнет, блекнет, отодвигается.

Ты видишь его недостатки и понимаешь, что в любом другом они показались бы тебе отталкивающими или смешными, но в нем становятся продолжением достоинств. Ты тратишь безумные по своим обычным меркам деньги на то, что может произвести на него впечатление, он использует тебя утилитарно. И да - такая страсть всегда диспропорциональна: любишь ты, а твой предмет позволяет себя обожать, часто с оттенком некоторой усталости, словно бы даже намеренно подчеркивая важность других интересов и отношений в своей жизни.

Он вовсе не обязательно умен, хотя в нормальном состоянии тебя привлекают умные мужчины, и в сексе с ним совсем не обязательно хорошо, а чаще хуже, чем с большинством твоих партнеров. Постель тут совсем не на первом месте, физическое удовлетворение от близости могло бы сделать эти отношения не такими деструктивеными, но суть как раз в том, что ты ничего от них не получаешь, перекачиваешь свою энергию в равнодушную бездонную бочку.

Вряд ли есть люди, ни разу в жизни не заплатившие эту дань: у кого-то длится дольше и уровень причиняемых разрушений выше, другим удается обойтись малой кровью - но с той или иной степенью интенсивности через это проходят все, в противном случае Достоевский с его культом страсти не был бы так популярен в мире. Нобелевский лауреат 2022 Анни Эрно посвятила ей свою, совсем не достоевсткого масштаба - меньше сотни страниц, книжку.

И меня не покидает ощущение, что "Обыкновенная страсть" скорее реквием по такого рода одержимости. Революция в коммуникациях последних двух десятилетий в корне изменила анатомию отношений. К лучшему? Скорее да.

Алеф, борхесово место, где мир открывается весь разом.

Эта книга поначалу выбешивает абсолютное большинство читателей. Не исключая подготовленных, понимающих толк в постмодернизме вообще, французском в частности, питающих к автору нежность по прошлым встречам. Не потому, что книга толстая - видали мы такие фолианты, рядом с которыми эта просто брошюра. Не потому, что в ней не было ни картинок, ни разговоров - картинки есть, вернее это разного рода таблицы и таблички, но с похвальной миссией перемежать унылое однообразие текстовых блоков справляются. Что до разговоров, то действительно непривычно не видеть характерных диалогических перебивок, но разговоры таки имеются, хотя и в авторском пересказе.

Озадачивает отсутствие фабулы в традиционном смысле и невозможность вычленить героев в массе персонажей. Историй больше сотни, а героев, включая упоминающихся вскользь - больше тысячи, однако привязаться к кому-то из них, начать следовать за ним, отыскивать в его чертах знакомые и/или симпатичные, самоидентифицироваться (что все мы делаем. даже тысячу раз зная о непрофессионализме такого подхода к чтению) - всего этого не получается. Нет связности, история дробится на тысячу осколков, из которых не удается сложить слово "Вечность".

Ну, сначала так и есть, экспозиция колоссальная, сориентироваться в ворохе имен, всякое со своей историей и биографией, долго не удается, ощущаешь себя ребенком с кучей пазловых фрагментов в горстях. Однако по мере чтения едва намеченные сюжеты прорисовываются глубже, наливаются объемом и наполняются цветом, обрастают подробностями - и вот уже перед тобой картина мира, включающая множество персонажей, аналог того полотна с тысячей фигур, что писал большую часть жизни герой воннегутовой "Синей бороды". Но чудо погружения происходит с теми, кто продолжает читать, не поддавшись импульсу бросить, нацарапав в отзыве: "Чушь какая-то!" Что проще, экономит время, а при некоторой способности к язвительному острословию обеспечивает социальные поглаживания. Но если вы готовы претерпеть некоторые трудности ради возможности добавить в коллекцию действительно стоящую книгу, пойдемте со мной, я помогу разобраться как тут все устроено.

"Жизнь способ употребления" книга о доме. Шестиэтажном многоквартирном парижском доходном доме Османовской эпохи на рю Симон-Курбелье -11. По сути десятиминутный промежуток жизни всех его обитателей, включающий скрупулезное описание интерьеров всех помещений, и предыстории каждого из них (помещений и обитателей, по большей части авантюристов всех мастей, хотя встречаются среди них и люди кристальной честности). Обрамляющий сюжет таки есть, это история Бартлбута, богатого жильца. В течение десяти лет, он ежедневно брал уроки живописи у художника Валена. В течение следующих двадцати путешествовал по миру в сопровождении верного слуги и рисовал по одной акварели каждые две недели, всего пятьсот картин.

Каждая акварель почтой отправлялась Гаспару Винклеру, производителю игрушек и всяческих головоломок, живущему в том же доме, который превращает ее в пазл. В течение следующих 20 лет сам вернувшийся Бартлбут собирал по одной головоломке каждые две недели, собранный пазл отправлялся к мастеру Морелли, который сложными манипуляциями с химическими составами, разного рода коагуляторами и сверхтонкими сверхточными лезвиями отделяет акварель от картонной основы, убирая бороздки в местах соединения элементов. Возвращенная таким образом акварель отправляется обратно в порт, где она была написана двадцатью годами ранее, и погружается в раствор, растворяющий краску. Тогда от него останется только белый лист бумаги. В конце романа главные герои умирают, не доведя проект до конца.

Можно интерпретировать эту череду бессмысленных действий, заканчивающихся ничем, как заведомую тщету всех усилий и невозможность подчинить регламенту жизнь, которая течет, не сообразуясь с нашими о ней мнениями. Но когорта обитателей дома. так или иначе связанных с персонажами основной линии, каждый со своей историей: драматичной, курьезной, гротескной - все эти люди опровергают такой способ интерпретации. Они как взбунтовавшиеся куклы в театре Карабаса-Барабаса, не желают быть безвольными марионетками.

Мне кажется, что дело тут в другом. Жорж Перек, у которого Холокост отнял всю семью, а сам он чудом спасся, через всю жизнь и творчество пронес горечь утраты мира-который-сгинул. Не случайно самый знаменитый его роман La Disparition, написанный без единой буквы "е" - наиболее распространенной в латинском алфавите, на русском есть два варианта, я читала "Исчезание" которое Валерий Кислов, переведший и эту книгу, лишил очень частой в русском литеры "о". Так вот, заполнение романных пространств людьми и вещами, которые суть материальное свидетельство существования - это антитеза Перека равнодушию мира, позволяющего стереть свою часть.

"Они есть, - как будто говорит он всем своим творчеством, - Были, есть и будут, пока я о них помню. Со всеми своими причудами, нелепостью и несуразностью, красотой и уродством, умом и глупостью, сложностью и простотой. искушенностью и наивностью, со своими родственниками и знакомыми, с собаками и кошками, мантильями, буфетами, эстампиками, стоптанными башмаками и вчерашней бараниной в холодильнике".

Он противопоставляет творение исчезанию. Творит мир, пусть даже ограниченный одним многоквартирным домом, и мир его полон

Вся наша взрослая жизнь прошла при власти, которая не имела к нам никакого отношения, и двадцать три года казались единой безнадежной текучей массой, откуда не вышло ничего удачного в смысле политики. Мы ощущали такую досаду, словно у нас украли часть юности.

Анни Эрно, литературный Нобель нынешнего года и тот случай, когда к академикам испытываешь благодарность: если бы не их выбор, не узнала бы этой писательницы и этой книги. Одна из особенностей Эрно-писателя малый объем произведений, она не из тех, кто пакует сокровища своей мудрости в тысячестраничные кирпичи. В современности все больше тяготеюще к скроллингу и клиповости, у книги, на которую потратишь вечер, больше шансов быть прочитанной, чем у толстого романа.

"Годы" возьмут примерно столько по времени и написаны так, что чтение, вправду, похоже на просмотр ленты соцсети: проматываешь, погружаешься в текст как в ролик, оказываясь среди вещей, предметов, имен, идей, предрассудков, эмоций, чувств, обязанностей, привилегий одного кусочка реальности. Проматываешь дальше и картина вокруг полностью меняется. Малый объем отдельного фрагмента Эрно умеет максимально плотно наполнить значимым содержанием, соединяя историю прогресса, политику, культуру с этапами жизни женщины.

Книга выстроена в тесной привязке к визуальному ряду, каждый этап предваряет описание фотографии из семейного архива: маленькая девочка, подросток, девушка, юная женщина, молодая жена и мать, мама сыновей подростков, профессионал на грани развода, свободная женщина в новом мучительном романе, синдром опустевшего гнезда, бабушка и опять деструктивные отношения с мужчиной, разрыв и новые отношения, на сей раз конструктивные. Об этом фоном. это не заслоняет собой мира и того, что в нем происходит.

Собственно история в ее предметном наполнении и есть содержание. Вторая половина XX и первое десятилетие XXI века, промежуток времени от примерно 1946 года. когда Анни начинает осознавать себя более-менее внятно, до 2008, в котором книга вышла в свет. Обычная жизнь девочки из нижнего слоя среднего класса, у родителей была своя небольшая торговля в маленьком городке. Вот так одевались, это ели в повседневной жизни, то на праздник, такие разговоры велись в застольях, такие песни пели, такие присказки были, этим восхищались, то презирали и осуждали, так обращались с детьми, так лечились.

Время сдвигается, на следующем фото уже не милая пухлая детка, а девочка. которая хочет быть похожей на кинозвезду и безотчетно копирует позу с обложки журнала. Так общались в школе, четкое разделение класса на три не пересекающихся подмножества: богачки, изгои, середняки. Интересно. что об аспекте классово-кланового разделения с самого раннего этапа взросления практически никто не говорит как Эрно. У большинства тех, кто пишет о школе класс нечто монолитное. У нее четко: были девочки, которые вне школы не взглянули бы на тебя, были такие, которых ты сама не сочла бы достойными разговора. И внезапным узнаванием окатывает: на самом деле так, в любой группе из трех десятков человек общаешься максимум с десятью.

Время идет, девочка взрослеет, вот групповое фото старших школьниц, по спокойной сдержанности героини нипочем не догадаешься, что больше всего на свете ее беспокоит задержка месячных. Дальше: Париж, студентка, роман с будущим мужем, технический прогресс все настойчивее вторгается в повседневность, пылесос, холодильник с морозильной камерой, мечты о малолитражке. Первенец, ежедневные заботы о семье, и вот уже родители с их советами о ребенке и приемах экономии не кажутся такими безнадежно отсталыми.

Политические события, не затрагивая напрямую, не воспринимаются по-настоящему значимыми. Вот война за независимость в Алжире, поди-разбери что там реально происходит. Надо бы скорее подавить бандитов, которые все затеяли. Внезапно Алжир уже не наш, и "черноногие" (французские колонисты) возвращаются, а с ними и за ними волна мигрантов-арабов, лояльных прежнему правительству, которым при новой власти грозит смерть. Странно, но они похоже готовы делать самую непрестижную низкооплачиваемую работу - пусть будут.

А потом май 68-го, героине в это время уже к тридцати,семья, работа, двое детей, мечта об отпуске в Испании (там все дешевле). Что? Какие студенческие волнения? После, когда волна докатывается до их провинции, охватывает всю страну - да, мы тоже не выйдем на работу. И вот этот момент: после будут вспоминать май 68 так, словно сами были на баррикадах, временная дистанция искажает восприятия, но на самом деле было вот так.

Так со всем: слушали, читали то и то, ездили отдыхать туда, покупали в семью это. Вот таким прорывом оказался телевизор, давший зрелища всем членам семьи и вернувший мужчин в дом. А так воспринимали политиков: де Голль, Помпиду, Ширак, Жоскар дЭстен, Митерран, Саркози. Индокитай, Мао, Карибский кризис (красавец Кеннеди-мужлан Хрущев), войну во Вьетнаме, Чили, Перестройку, площадь Тяньаньмэнь, Чернобыль, 11 сентября, компьютер, мобильный телефон, интернет.

До предела насыщенный, видимый, слышимый, осязаемый предметный мир, в котором рассказчица занимает не меньше, и не больше места, чем все остальное. Равнозначность человека и истории, органичная встроенность женщины в реальность, которая может казаться равнодушной и враждебной, но их принадлежность друг другу несомненна.