verbava все записи автора Маргарет Этвуд – Съедобная женщина (Лакомый кусочек)

– Я уверен, ты меня поймешь. Видишь ли, Тригер… – голос его задрожал. – Тригер женится.
– Да что ты? – сказала я.
Я хотела было сказать: «Плохо дело», но эта фраза не подходила к обстоятельствам. Когда у человека рушится жизнь, не отделаешься сочувственными замечаниями, которые годятся для мелких неприятностей.

***

Не верьте рассказам о материнских инстинктах, – угрюмо добавила она, обращаясь к нам. – Может быть, и можно научиться любить своих детей, но не раньше, чем они станут похожи на людей.

***

– Ну как? – небрежно спросил он, коснувшись губами моего плеча. Он всегда меня спрашивает.
– Чудесно, – пробормотала я. Неужели он сам не чувствует? Когда-нибудь я скажу: «Ужасно». Хотя бы для того, чтобы посмотреть, какую он скорчит мину.

***

Питер произнес бессвязный монолог, в котором Тригер сравнивался то с последним из могикан (благородным и свободным), то с последним из динозавров (погубленных судьбой и мелкими конкурентами), то с последним из дронтов (не сообразившим вовремя удрать). Потом он накинулся на невесту, обвиняя ее в хищнических инстинктах и в том, что из-за нее беднягу Тригера теперь засосет быт (я представила себе невесту в виде пылесоса); наконец Питер закончил свою речь несколькими мрачными предсказаниями относительно своего будущего одиночества. Под одиночеством он понимал отсутствие друзей-холостяков.

***

На улице мне стало гораздо легче; я чувствовала, что преодолела преграду и вырвалась – только не знала, откуда и куда. Не знала даже, что побудило меня к этим странным поступкам; но по крайней мере я начала совершать поступки.

***

Проснувшись в воскресенье утром – точнее, в воскресенье днем, – я почувствовала, что голова моя пуста, словно кто-то выскреб из нее все содержимое, как мякоть из дыни, и оставил мне только корку – как прикажете думать коркой?

***

Вид у него действительно был неважный. Казалось, что он и одет небрежно, но Питер неспособен одеться по-настоящему небрежно; он был оформлен с продуманной небрежностью: нарочно не побрился, надел спортивную рубашку, забрызганную краской, и носки подобрал под цвет этой краски.

***

Люблю смотреть на стиральные машины, – сказал он. – Как другие люди любят смотреть телевизор; машины успокаивают, потому что всегда знаешь, чего ожидать, и не приходится думать о том, что видишь. И можно по своей воле изменять программу; надоест смотреть одни и те же вещи – подбросишь пару зеленых носков или еще что-нибудь яркое.

***

Обычно я пишу по одному предложению в день. А в неудачные дни – меньше.

***

– Ну, как ты?
– Замечательно, просто замечательно! Знаешь, я следила, как все это происходит; красивого мало – сплошная кровь, пакость, но, положа руку на сердце, должна признаться, в этом есть что-то завораживающее. Особенно когда показывается головенка и ты наконец видишь, что́ носила в своем животе девять с лишним месяцев. Я прямо сама была не своя – так мне не терпелось его увидеть; это как в детстве, когда ждешь и ждешь, чтобы уже можно было развернуть рождественский подарок. Во время беременности я все жалела, что мы не умеем высиживать детей из яиц, как птицы и прочие; но наш метод чем-то даже интереснее.

***

Производство – потребление. Поневоле задумываешься, уж не сводится ли вся наша жизнь к тому, чтобы один вид отбросов превращать в другой? Человеческий разум долго сопротивлялся превращению в источник прибыли, но теперь и на нем хорошо зарабатывают: бесконечные ряды библиотечных полок, в сущности, не так уж отличаются от кладбища старых автомобилей.

***

Она коснулась губами кончика его носа.
– Я должна тебе что-то сказать, – проговорила она мягко. – Я помолвлена.
В эту минуту Мэриан не могла в точности припомнить, как выглядит Питер, но его имя она помнила, и оно укоряло ее.
Темные глаза Дункана раскрылись и посмотрели на нее без всякого выражения.
– Это дело твое, – сказал он. – Ведь я же не сообщаю тебе, что получил высший балл за реферат о порнографии у прерафаэлитов, – это хоть и небезынтересно, но не имеет к нам никакого отношения.
– Нет, имеет, – сказала она. В ней заговорила совесть. – Я выхожу замуж, понимаешь? Я не должна быть здесь.
– Но ты здесь! – Он улыбнулся. – Вообще-то я даже рад, что ты мне сказала. Так для меня безопасней. Видишь ли, – серьезно продолжал он, – я не хочу, чтобы ты придавала какое-то значение тому, что между нами происходит. Для меня это не имеет никакого значения, словно происходит не со мной, а с кем-то другим. – Он поцеловал ее в нос. – Ты мне заменяешь поход в прачечную.
Мэриан подумала, что ей надо бы обидеться, но, поразмыслив, решила, что не стоит, и даже почувствовала некоторое облегчение.
– А ты мне кого заменяешь?
– О, со мной все просто, я податливый и заменяю что угодно – универсальный заменитель.

***

Неделю назад она покупала всем рождественские подарки, пробиваясь сквозь толпы шумевших у прилавков людей, но теперь ей уже не хотелось никому ничего дарить. Еще меньше ей хотелось получать подарки и благодарить за все эти ненужные ей вещи; и бесполезно убеждать себя – как ее всю жизнь учили, – что не подарок важен, а внимание. Самое противное – бумажные ярлыки «С любовью!» на каждой мелочи. В такой любви Мэриан тоже теперь не нуждалась – в любви мертвой, нелепо расцвеченной, которую хранят из сентиментальности, как фотографию умершего человека.

***

Мэриан знала, что Дункан ее, как принято называть, «эксплуатирует»; но она ничего против не имела и хотела лишь понять, с какой целью ее эксплуатируют; она вообще предпочитала как можно яснее понимать, что происходит. И Дункан, конечно, отнимал у нее уйму времени и сил. Но по крайней мере он не навязывал ей взамен неуловимый дар любви. Он был занят исключительно собой, и это каким-то странным образом успокаивало Мэриан. Когда он бормотал, касаясь губами ее щеки: «Ты мне не очень-то и нравишься», ее это ничуть не огорчало – ведь отвечать ему было не обязательно. А вот когда Питер, прижимаясь примерно так же губами к ее щеке, шептал «люблю» и ждал ответа, ей приходилось делать над собой усилие.

***

Почему человек столько лет пытается преодолеть время, но не научился даже останавливать его?..

***

Когда мне окончательно осточертеет жить, я пойду и зароюсь в песок. Или в книги.

***

Когда доходит до дела, мне хочется лишь одного: спокойно лежать и смотреть в потолок. Когда мне надо писать курсовую, я думаю о сексе, а когда наконец затащу – по обоюдному согласию – какую-нибудь девицу в уголок или под куст и начинаю делать все, что положено, и кульминация уже близка, мне в голову вдруг лезет мысль о курсовой. Я знаю: и то, и другое нужно лишь для того, чтобы переключиться и отвлечься, но от чего отвлечься – этого я не понимаю. К тому же все мои партнерши слишком интересуются литературой, потому что слишком мало читают. Всякому, кто много читает, известно, что подобные сцены изображались в литературе неоднократно и всем надоели до тошноты.

***

– Теперь ты знаешь, каково мне с ними живется.
– Можно снять другую квартиру, – сказала она.
– Нет уж. Все-таки мне здесь нравится. Да и кто еще будет так заботиться обо мне? Когда Фиш и Тревор не заняты своими хобби и не разглагольствуют, они очень много возятся со мной. Они так заняты становлением моей личности, что самому мне не приходится этим заниматься. И они наверняка помогут мне превратиться в амебу.
– Дались тебе эти амебы! Чем они тебя привлекают?
– Они бессмертны, – сказал он, – а также эластичны и не имеют формы. Быть личностью ужасно сложно.

***

Перестань, – сказал Дункан, – если мы оба будем напрашиваться на сочувствие, у нас ничего не выйдет. Один должен страдать и дергаться, а второй – спокойно слушать и сочувствовать. В прошлый раз ты страдала и дергалась.

free_readings