Рогнеда_Варгамор все записи автора

(по книге «Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летне-осенние праздники» под ред. С.А. Токарева).

Т.Д. Филимонов. Немцы.

По народному календарю немцев даты начала лета несколько отличаются от официального календаря и различаются по землям. В Брауншвейге, например, и некоторых других областях считают, что лето начинается с троицы. Летне-осенний календарный цикл хозяйственных занятий начинался в июне с сенокоса, включал уборку урожая, подготовку пашни под посев озимых и заканчивался сбором винограда.

В это напряженное время людям «было не до праздников, поэтому летне-осенний период календарного цикла беднее праздниками, чем зимний и весенний. Если летом не поработаешь, зимой будешь бедствовать: ‘Лето кормит, зима съедает’ (Der Sommer ernährt, der Winter verzehrt)».

О том, что весь этот цикл совпадает со временем уборочных работ, свидетельствуют и названия месяцев. Так, первый летний месяц — июнь — назывался в народе, помимо заимствованного из латинского Juni, также Heumonat (т. е. месяц сена), а иногда и Brachmonat, так как в это время производилась вспашка пара под озимые. Июль (Juli) также назывался Heumonat, хотя в это время в некоторых областях уже полным ходом шла уборка озимых зерновых. Август (August), в который заканчивалась уборка зерновых, назывался Erntemonat (т. е. месяц жатвы).

По народному календарю 24 августа, в день св. Бартоломея, начиналась осень (по официальному календарю 22 сентября, поэтому следующий за этим днём первый новый месяц — сентябрь (September) назывался Herbstmonat (осенний месяц). С завершением уборки зерновых уборочные работы отнюдь не заканчивались: убирали овощи, фрукты и, наконец, виноград, поэтому октябрь (Oktober) в народе называли Weinmonat (т. е. месяц винограда, вина). Ноябрь (November) — переходный месяц от осени к зиме, когда все работы в поле уже заканчивались, загоняли скот с пастбищ в стойла, в народе назывался туманным месяцем (Nebelmonat), а в некоторых областях, где иногда в этот месяц еще вспахивали стерню под яровые, назывался Brachmonat.

Самым большим праздником начала лета был день Иоганна Крестителя (24 июня). С этого времени начинались сенокос, созревание хлебов и подготовка пара под сев озимых. День Иоганна Крестителя по времени почти совпадает с днём летнего солнцестояния, с которым в прошлом было связано много обычаев и обрядов языческого происхождения, поэтому церковь и приспособила день Иоганна Крестителя к этому времени, стремясь вытеснить или изменить содержание языческих обрядов.

Однако в связи с тем, что по более старому юлианскому календарю день солнцеворота приходился на 9 июня, то некоторые сходные обычаи и приметы относились к дням, предшествующим дню Иоганна. Так, считали, что «на Варнаву солнце от нас уходит, на Лючию снова к нам приближается» (Auf Barnabe die Sonne weicht, auf Lucia sie wieder zu uns schleicht). Полагали, что день Варнавы (11 июня) самый длинный; трава в этот день самая высокая; наступало время сенокоса: «Св. Варнава не забывай о серпе — самый длинный день и самая длинная трава» (St. Barnabas nimmer die Sichel vergass — hat den längsten Tag und das längste Gras).

Много сельскохозяйственных примет связано с днем св. Вита (hi. Veit) ― 15 июня. Считали, что это наилучшее время для сева льна и ячменя:

 

Wer den Lein säet nach Vit,

Geht der Saat quit,

Wer ihn säet vor Medar —

1st ein Narr.

 

Кто сеет лён на Вита,

У того семена взойдут,

Кто его сеет до Медара —

Тот глупец

 

В этот же день немцы предпочитают сажать капусту. К этому времени все хлеба в цвету, и дождь теперь вреден для ячменя и овса. Это смена времени года. Отсюда изречение: «На святого Вита меняется время, и листья поворачиваются на другую сторону» (Sankt Veit ändert sicli die Zeit, und die Blätter wenden sich auf die andere Seit).

До середины XIX в. в Швабии (в Бургау, Обермедингене и др.) вечером в день св. Вита зажигали костры, как и в Иванову ночь. Девушки гадали о суженом; устраивались ярмарки. Часто же день св. Вита становился главным днём сбора хвороста для костров, зажигаемых в ночь накануне праздника Иоганна. Главным элементом обрядности в иванов день, по мнению немецких этнографов А. Шпамера, Е. Ферле и некоторых других, были огни (Sonnwendfeuer), пережиток древнего языческого обряда в период летнего солнцеворота.

И церковь, и светские власти неоднократно запрещали костры, но тщетно. В средневековье костры на Иванов день зажигали по всей Германии.

И после Реформации в протестантских областях, например в Саксонии, Ивановы костры жгли вплоть до конца XIX в. Однако со временем некоторые обычаи, связанные с этим днём, в частности огни, стали исчезать. К концу XIX в. граница между пасхальными огнями и огнём на Иванов день проходила южнее Гарца и Гессена: на севере преобладали пасхальные огни, на юге — ивановские. По материалам, собранным в 20-х годах XX в. для немецкого этнографического атласа, известно, что костры в Иванову ночь жгли уже только на юге Германии (в Баварии). В некоторых северных областях в Иванову ночь зажигали свечи (как пережиток былых костров), а в городах их заменила иллюминация.

В зажигании костра должны были принимать участие все члены общины. Кто не участвовал в этом обряде, того дразнили мальчишки в своих песнях как скрягу или штрафовали на два с половиной гроша (например, в Брауншвейге). Если кто-либо не мог по каким-то причинам участвовать в празднике, он обязан был появиться хотя бы на короткое время и выпить стакан вина.

Костры на иванов день по форме ничем не отличались от костров, зажигаемых в другие праздничные дни: на масленицу и пасху; их зажигали преимущественно на возвышенных местах, хотя в некоторых местах, особенно в городах, их жгли на равнине, чаще на рыночной площади перед ратушей. К костру собирались и стар и млад, водили хороводы, дети, юноши и девушки прыгали через него. Парни и девушки прыгали парами. Если при прыжке парень и девушка не разожмут рук, то считали, что их любовь укрепится и в этом же году они справят свадьбу (Верхняя Саксония); если же разожмут руки или платьем заденут за огонь, то это был неблагоприятный знак. В некоторых областях, наоборот, считалось нехорошей приметой, если огонь не задевал платья прыгающей через костёр женщины. Полагали, что в таком случае она в текущем году не забеременеет, так как не приобщилась к плодотворящей силе огня. По высоте прыжков судили также о том, хороший или плохой будет урожай.

Здесь сочетается, по мнению советского ученого С. А. Токарева, магия плодородия с магией брачного оплодотворения. По народным представлениям, прыгание через костёр и прогон скота через него способствовали защите людей и животных от болезней, оберегали их от колдовства. С этой целью во многих областях Германии к костру приносили больных детей. Считали, что особенно целебным свойством обладал Иванов огонь при глазных болезнях, спасал он также от болей в пояснице во время жатвы. По поверьям, головешки из Иванова костра, хранящиеся в доме, защищали от пожара. В целях оберега клали также немного золы из костра в корм скоту. Чтобы придать силы целебным свойствам огня, в него бросали определенные травы; сорняки же бросали в огонь, чтобы их поменьше было в поле. Если майское дерево стояло до дня Иоганна, то его также бросали в костер. По мнению Ферле, это не обязательно означало уничтожение старого символа, а скорее должно было придать силу огню и обеспечить все живое и растущее теплом солнца.

С культом солнца связывал и Шпамер обычай зажигания огней в иванов день. Не отрицая веры в очистительную и апотропеическую силу Иванова огня и связь его с солярным культом, советской фольклорист В. Я. Пропп, исследуя аграрные обряды русских, пришел к выводу, что обряды Иванова дня, в том числе и обрядовые костры,— продуцирующие, т. е. все они направлены на то, чтобы воздействовать на рост растений.

Помимо зажигания костров, иногда в этот день, как и на некоторые другие праздники, скатывали с возвышенности горящие колеса, смоляные бочки, бросали горящие диски. Все это, по поверью, должно было защищать поля от непогоды. В целях повышения плодородия полей во многих областях Германии в пашни втыкали головешки из Иванова костра. В некоторых местах, например в брауншвейгской деревне Вендебург, еще в конце XIX в. в землю закапывали деревянный крест, который несли во время шествия в день Иоганна (это называлось закапывать Johannich). При этом закапывали и бутылку шнапса, из которой пили участники процессии.

Закапывание в иванов день в землю кусков дерева — воплощения сил природы — означает стремление человека передать эти силы земле, которая должна родить новый урожай. Сжигание дерева (иногда в виде чучела) на костре придает силу огню, и люди, прыгая через костёр, как бы приобщаются к ней.

Обычно костры зажигали в Иванову ночь, однако в некоторых местах, например в Маркдорфе у Боденского озера, это делали в 12 часов дня, ибо считали, что полдень особенно полон таинственности, в этот час бродят духи.

«Огонь солнцеворота» (Sonnwendfeuer) и связанные с ним народные верования очень схожи во всей Европе. По мнению Ферле, корни этих явлений надо искать в общей индоевропейской основе. Отдельные же детали обрядности могли, на его взгляд, впоследствии заимствоваться одним народом у другого.

Иной точки зрения придерживается В. Я. Пропп. По его мнению, сходство обрядов на иванов день объясняется сходными формами мышления, связанными с ранним земледелием. Если принять эту точку зрения, то детальные различия обрядности могут, видимо, быть объяснены тем, что каждый народ в своих конкретных условиях вносил что-то свое в обрядность, хотя не исключены и заимствования.

После первой мировой войны празднование Иванова дня приняло несколько иные формы. Оно было перенесено на 21 июня — астрономически более точный день летнего солнцестояния. В Бадене, Гессене и некоторых других землях каждый год за несколько месяцев до призыва в армию создавались рекрутские ферейны, которые и руководили сооружением и зажиганием костров в Иванову ночь. Но по-прежнему огни зажигали не спичками, а факелом, зажженным от «чистого» огня, полученного трением.

Кроме огня в обрядности дня Иоганна Крестителя большую роль играли травы. Некоторые травы получили название по имени святого — Johanniskraut (иванова трава). Наибольшей популярностью у немцев пользовался в качестве Ивановой травы дырчатый зверобой (Hypericum perforatum), хотя в каждой земле была своя главная Иванова трава (или цветок); в Тюрингии, например, арника, которую использовали для приготовления лечебных мазей. В лечебных целях собирали также тмин и другие травы. Травы использовались в эту ночь девушками также и для гадания, главным образом о суженом. Девушки молча прикрепляли две травинки к потолку или у печи и наблюдали за тем, склонятся ли они друг к другу. Если это случалось, то девушка делала вывод о расположении к ней ее суженого. Венок из зелени, положенный под подушку, «помогал» увидеть во сне суженого.

Обычно травы собирали накануне ночью между двенадцатью и часом или в полдень Иванова дня. По поверью, травы, сорванные в иванов день и освящённые в церкви, защищали их владельцев от болезней, а дом от бури и пожара. Букет или венок, повешенный над входной дверью, якобы закрывал ведьмам доступ в дом. По данным Ферле, некоторые группы немцев из северных областей Германии и венды Ганновера плели в полдень венки из трав, а затем весь год хранили их в доме в целях оберега.

В некоторых районах средней Германии украшали дома цветами и внутри и снаружи. В Баварском лесу девушки делали букетики из Иванова цветка, орешника, клевера и трясунки. В Гарце в иванов день ставили перед домами ёлки, украшенные гирляндами из этих трав, в других местах подвешивали гирлянды к окнам или же протягивали их поперек улицы. В Фихтельгебирге украшали цветами и травами колодцы и родники, чтобы из них не ушла вода.

В Бранденбурге через всю деревню скакал парень с иоганном — букетом лечебных трав, переплетенных цветущей рожью. По поверью, счастье приносил также «волшебный» корень, который выкапывали в иванову ночь. Верили, что цветок папоротника может помочь найти золотую жилу, а семена папоротника в Иванову ночь делают человека невидимым. В ночь на Иоганна советовали также добавлять в корм скоту разные травы и муку с солью — от болезней и других несчастий. В Шлезвиг-Гольштейне в этот день устраивали «букет середины лета» (Mittsommerqueste, Mismosquost). В прошлом этот обычай был распространен довольно широко, потом был забыт, а с 1921 г. стал снова ежегодно отмечаться.

Накануне Иванова дня дети отправлялись с корзинами в поля и собирали цветы и травы, при этом обязательно надо было нарвать веток бузины и пучки крапивы. Затем все это сортировали и связывали в букеты, гирлянды, венки. На площадь, предназначенную для празднества, мальчики приносили скамьи и специальный, сохранявшийся из года в год шест с опорными планками и поперечинами. Вечером девушки, парни и дети под музыку шли на площадь, где устанавливали этот шест, украшали его венками и гирляндами и танцевали вокруг него. Главное же празднество происходило на следующий день — в день Иоганна — с обеда до вечера с танцами и пением. В прошлом в празднествах на Иванов день участвовали все — от королей до пастухов. К концу же XIX в. обычаи эти стали исчезать.

Известную роль в обрядности на Иванов день, помимо огня и трав, играла вода. Как на пасху и другие весенние праздники, в этот день было принято умываться росой, «чтобы уберечься от кожных заболеваний и стать красивой». Большое значение приписывали и ритуальному купанию, хотя церковью этот обычай как языческий запрещался. В народе считали, с одной стороны, что купание в Иванов день в реке приносит счастье и оказывает целебное действие. С другой стороны, купаться в этот день опасно, так как реки якобы требуют жертв. В Роттенбурге (Вюртемберг) бросали в этот день в р. Неккар краюху хлеба, в Кведлинбурге (на северовосточном склоне Гарца) — черного петуха, в других местах — детские платья. Эти «дары» должны были умилостивить реку, чтобы она не требовала человеческих жертв.

В XIV в. накануне Иванова дня, вечером, по сообщению Петрарки, в Кёльне женщины толпами шли на берег Рейна в венках из цветов и при заходе солнца окунали руки в воду. В этот день очищали также родники. По мнению А. Шпамера, обычай купаться в реке в день Иоанна Крестителя пришел в Германию через Галлию из Рима, где 24 июня такие купания устраивались в честь Фортуны — богини судьбы.

Много других обычаев на Иванов день было направлено на сохранение здоровья и плодородие людей, скота и полей.

Еще в начале XX в. в Баварии и некоторых других местах люди ели пироги — Kücheln с тремя, семью или девятью различными начинками (среди них обязательно была съедобная разновидность бузины). Плодовые деревья, как и в новогоднее двенадцатидневье, обматывали соломой, чтобы плоды не падали несозревшими. Считали, что если в Иванову ночь срезать несколько стеблей ржи, свить из них венок и повесить на дымовую трубу, то птицы не будут клевать зерно. В Иванову ночь в районе Заальфельда (Тюрингия) девушки шли нагими на льняное поле, танцевали вокруг него и валялись на нём, «чтобы лён хорошо уродился». По пашне также катались парами, чтобы повысить её плодородие.

Считалось, что как середина зимы, так и середина лета — время духов, а поэтому надо обороняться от ведьм. Полагали, что лошади в Иванову ночь могут говорить, вода превращаться в вино, утонувшие колокола звонить, души усопших посещать своих родственников. Ребенок, родившийся в Иванову ночь, мог быть ясновидцем, но мог стать и оборотнем.

Еще в конце XVIII в. в иванов день приносились жертвы стихиям. Так, часть похлебки выливали на огонь, часть — в проточную воду, часть зарывали в землю и остатками намазывали листья, которые клали для ветра на дымовые трубы. В отдельных частях Германии, особенно в городах, со временем иванов день стал и днём памяти умерших; в Иванову ночь на могилах ставили горящие свечи, а в альпийских районах было распространено поверье, что души умерших приходят к кострам греться.

С Ивановым днем было связано много сельскохозяйственных примет и примет метеорологического характера. Считали, что до Иванова дня дожди нужны, а после него от них один вред: «что июнь окропит, то он и благословит» (Was der Juni beregnet, er auch segnet); «если июнь теплый и влажный, то будет много хлеба и еще больше сена» (Ist der Juni warm und nass, giebt's viel Korn und noch mehr Gras). Если на иванов день погода ясная, то уродится много орехов, парни с девками пойдут в леса и к следующему году люльки вздорожают. О том, какова будет погода на время уборки, судили по четырём дням до и четырём дням после летнего солнцестояния: какая в эти дни, такая до Михайлова дня. На иванов день слуги меняли хозяев, это был последний срок ухода слуг перед уборкой: «иванов день — хозяйский, а время рабочих начинается с Михайлова дня» — 29 сентября, т. е. когда основные уборочные работы закончатся.

Считали, что со дня летнего солнцеворота начиналось настоящее летнее тепло. После Иванова дня наступала страдная пора, и праздников, богатых обрядностью, не было, особенно в протестантских областях, почти до конца уборки.

(с)

http://asatru.diary.ru/p215638523.htm?oam#more1