все записи автора
Надоело смотреть на воду - ну просто мочи нет! Полсуток топаем на северо-запад, а за бортом все тот же одинаковый пейзаж: далеко слева нитка низкого берега, справа одна вода. Только когда проходили Соловки, насмотрелся в бинокль на хрустальную линзу маяка, что установлен на вершине горы Секирной. Говорят, там монастырская постройка, то ли колокольня, то ли башня, и гидрографы арендуют ее верхнюю часть с фонарем, чтобы обеспечивать безопасность судоходства. Даже арендную плату какую-то платят.
После Соловков снова открылось море и было так до поры, пока матрос на руле не поворотил вдруг нос нашего судна резко влево, прямиком в берег.
Всякий раз странной бывает эта картина, кажется, никогда не привыкнешь. Судно идет полным ходом, берег все ближе и ближе, а рулевой за штурвалом и ухом не ведет. Смотришь недоуменно на штурмана, тот склонился над картой, посвистывает что-то себе под нос. Сюрреализм какой-то. Фильм ужасов. Помню, в первый раз так и подмывало крикнуть: "Проснитесь, ребята! Вы что, с ума сошли? Разобьемся ведь..."
Но проходит полчаса - час, и берег словно бы расступается перед кораблем, скалы раздаются на две стороны, видишь открывшийся пролив между островами, полосатые створные знаки и чаек на берегах, какой-то домишко с непременными вешалами для сушки рыбацкой снасти. А судно все так же, не сбавляя хода, идет и идет себе проливом, и ты теперь уже успокоишься и ждешь признаков человеческого обитания, жадно водишь по скалам биноклем. Наконец мелькнет слева по борту низкий травянистый берег, удобный залив в обрамлении островов, серые низкие избы, разбросанные безо всякого порядка там и сям. Приехали. Деревня...
Капитан Володя Потрошков с молодым брюшком под форменкой весело говорит за спиной: "Вот и Сон-остров. А то заладил: долго да долго. У нас, брат, не спешат".
Место это поморами обжито давно. Рассказывают, что название свое - Соностров - оно получило потому, что располагается как раз в завершении дневного перехода. Будто бы здесь была ночная стоянка рыбаков и зверобоев, направлявшихся из Чупинской губы Белого моря в Горло и на Мурман, в Баренцево море. В советские времена в Сонострове был рыболовецкий колхоз "Красный маяк", довольно большая деревня со школой, клубом, дизельной электростанцией и пилорамой. Занимались колхозники и оленеводством.
Однако в середине 60-х годов Соностров пал жертвой программы так называемого укрупнения и централизации, в то время широко развернутой в стране. Маленькие и вовсе даже не маленькие населенные пункты стирались с административных карт страны десятками тысяч, закрывались школы, почты, людей заставляли бросать нажитое хозяйство и поля и свозили в одно место, где обещали благоустроенный рай и невиданное коммунальное счастье. После уничтожения кулачества "как класса" в 30-х годах это был второй и окончательный этап переделки самостоятельных работников и хозяев в законченных иждивенцев государства. У нас в республике этот процесс был оформлен постановлением Президиума Верховного Совета Карельской АССР от 19 июня 1962 года.
С середины 80-х о Сонострове заговорили снова. Ученые Москвы и Ленинграда, в частности, Беломорской биологической станции Зоологического института, расположенного неподалеку, на мысе Картеш в Чупинском заливе, рекомендовали чистые соностровские проливы для строительства плантаций искусственного разведения морского моллюска - беломорской мидии. Идея была поддержана Всесоюзным рыбопромышленным объединением "Севрыба", а ее воплощение поручено Беломорской базе государственного лова рыбы, ныне АО "Карелрыбфлот".
На маленьком островке Танисаар напротив бывшей деревни построили базу, привезли рабочих - мариводов, снабдили их всем необходимым, и началась работа. С 1995 по 1999 год в море выставили 25 гектаров плантаций. О беломорской марикультуре очень много писали. Речь шла уже о том, что "... сейчас на Белом море сложилась благоприятная ситуация для развития быстрыми темпами промышленной российской мидиевой марикультуры разноцелевого назначения".
Одним из тех, кто первым придал большое общественное звучание проблеме наиболее полного хозяйственного освоения ресурсов Белого моря и, по существу, подготовил создание Соностровского мидиевого хозяйства, был карельский журналист Валентин Смирнов. Сам же он его увидеть не успел. 28 октября 1984 года Валентина не стало.
Пьем на базе чай и быстро, быстро, быстро - в шлюпку. Едем на соседний остров. На всех местных картах, которыми пользуются ученые и хозяйственники на Сонострове, он назван островом Смирнова. Думаю, Валентин Иванович Смирнов был и остается единственным карельским журналистом, именем которого назван остров. Как признание его заслуг перед большим и серьезным делом.
С вершины острова на все стороны видны ряды плотов - плантаций. К плотам привязаны толстые веревки - субстрат. На веревки прикрепляются крошечные мидии, которые затем вырастают в гигантские гроздья. Если свеситься с борта шлюпки и пристально посмотреть из-под ладони в глубину, можно заметить, как они висят в толще зеленоватой воды причудливыми сталактитами, приманивая вечных своих врагов - морских звезд. Мидия - это моллюск, обладающий уникальными свойствами. Мясо мидии и само по себе пригодно в пищу, но то, что можно получить в процессе его переработки, просто незаменимо по лечебной, лечебно-профилактической и пищевой ценности. Выводить радионуклиды, восстанавливать иммунитет, сохранять и поддерживать работоспособность - все это реально с помощью беломорской мидии и продуктов из нее - без заморских дорогих лекарств. Все это многократно доказано наукой и практикой. Что называется - бери и пользуйся.
Остров - угловатая, холодная с виду скала, как и все они на Белом море. Пятна сухого и упругого ягеля. Жесткие ветки арктического кустарника. Гнезда чаек с пестрыми чешуйками яиц. Простор и необъяснимая ясность и свежесть во всем - в воздухе, пейзаже, в самом небе.
Сгоняю с камня грустную чайку, присаживаюсь и вспоминаю Валентина Смирнова, Валю, как звали его близкие товарищи и коллеги.
Мы познакомились с ним, так сказать, непосредственно - глаза в глаза - в начале июня 1978 года. Он выпустил первую беломорскую книжку очерков - "По Белу морю", я по-своему стал описывать то, что происходило на море, и оба мы оказались на большом совещании в Беломорске, где впервые собрались ученые, хозяйственники и партийные руководители для разговора о беломорских проблемах. Авторитет его в профессиональной журналистской среде был очень высок. Помню, как на одном из торжественных собраний на День печати 5 мая, на которое обязательно съезжался в Петрозаводск из районов наш брат-газетчик и которое всегда проходило в Доме политического просвещения, меня позвал знакомый: "Пойдем, я тебе Смирнова покажу". Мы спустились в буфет и увидели за столиком невысокого худощавого человека с бородкой, который отрешенно пил пиво. Я был молод, только начинал, и меня очень удивило это странное обстоятельство: в зале наверху важные люди рассказывали, как должны работать журналисты, а один из лучших журналистов ничего этого не слышит и попивает себе пиво. Я еще не знал тогда, что как делать, знают многие. Мало тех, кто делает.
Меня всегда поражала редкая способность Валентина Смирнова о важнейших проблемах писать просто. Он обладал даром совмещать тяжелый слог публицистики с диалогом, картинкой, написанной как бы походя, легко, ввести в повествование себя, собственное настроение. И уж в чем ему точно не было предшественников в карельской журналистике, как, впрочем, не видать и последователей, так в смелости признаться в неведении, непонимании, в том, что ты не знаешь ответов и у тебя нет готовых решений. Такое признание трудно дается и дорогого стоит.
Уже тогда, в июне 1978 года, Валентин был сильно болен. Мы шли с совещания ко мне домой около двух часов, хотя обычно я пробегал этот путь минут за тридцать. Каждые десять - двадцать метров Валентин останавливался, чтобы перевести дух и отдышаться. Он задыхался. "Туберкулез, брат, - сказал он мне равнодушно. - С ним не разбегаешься".
Потом он попросил меня написать свое мнение о его книжке. Я, робея, написал. Он ответил, и мы стали переписываться. С 1979 по 1984 год он прислал десяток-полтора писем, которые мне очень дороги. Письма стали для него одной из главных связей с Белым морем, Поморьем, учеными. Валентин начал писать вторую книжку "Беломорские тропы", задыхался от недостатка материала, а ездить не мог, поскольку постоянно болел, да и сил на поездки становилось все меньше. Он теребил меня вопросами, требовал данных, бранил себя и начальство за проволочки.
"У меня более-менее. Живу ожиданием Белого моря - омыть душу, так сказать".
В августе 1980 года, оказавшись в очередной раз в больнице, он решил сбежать на море. В Колежме тогда работала комплексная экспедиция, которая изучала запасы морских водорослей. Валя задумал сделать об этом главу в книжке и должен был попасть в село и на острова. Он попросил меня прислать программку очередного беломорского совещания в Ленинграде и пустился на обман. Вот как он написал об этом в письме: "Подарил гл. врачу свою книжицу, сказал, что делаю новую и что... в Л-де будет 3-дневный симпозиум и мне очень надо быть. Для вящего понта потряс программкой, которую у тебя взял. Нехорошо лгать, наверное, но это - ложь во спасение. Скажи, что речь идет о Белом море, так не отпустит же!"
Он съездил в Колежму, но вернулся едва живой и сразу - на больничную койку. "Вернулся опять больным, хорошо, что прямо в больницу. Перед поездкой думал уже о выписке, но теперь опять завяз". Но главу он написал, причем честную. Организация и состав водорослевой экспедиции, в которой не оказалось ни одного специалиста по водорослям, вызывала в лучшем случае недоумение. Он так и написал, вызвав в определенной среде немало неудовольствия.
Стыдно признаться, но мне до сих пор неловко, что я - здоровый и молодой - жил тогда в Беломорске и в колежемскую экспедицию так и не собрался, хотя и пути было всего 80 километров. Валя заплатил за такую поездку, вероятно, годами жизни, а мне это ничего не стоило, было просто лень. Такие профессиональные ошибки сам себе не прощаешь никогда.
В 1983 году Смирнов попал в жернова антиалкогольной кампании. Не хочу говорить банальные слова о том, что водка сократила ему годы и прочее. Не убежден. Вполне вероятно, что при этом она поддерживала и продлевала его профессиональную журналистскую жизнь. А это было для него важнее.
Как бы там ни было, но по Валентину ударили из всех идеологических и пропагандистских орудий, вышибли с работы, начали мытарить по райкомам и комиссиям. С этой поры он стал начинать свои письма такими словами: "Здравствуй, Костя. Это я, который..." "Это же надо в какую компанию меня определили: Солженицын, Сахаров и... Смирнов", - писал он об очередной проработке в инстанциях. Он просился на любую работу в редакцию, но его в Кондопоге не брали даже в сторожа.
"Забавная деталь: 22 года назад, когда я устал ждать смерти от туберкулеза, меня не взяли учеником сапожника. Тогда я пошел в журналисты и в октябре 1958-го стал зав.отделом писем в лоухском "Коммунисте". Теперь меня не берут в сторожа. Надо подаваться в писатели".
Мужественный и мудрый Дмитрий Яковлевич Гусаров взял Валентина на работу в редакцию журнала "Север", где он и отработал свои последние месяцы на этой земле.
"Что вторую группу у меня сняли - я писал? Со злости почувствовал себя вполне мобильным. Сейчас бы разделаться с книжкой да рвануть к Похилюку со товарищи в Палкину губу..." Так писал он за десять месяцев до смерти.
"Хорошо бы встретиться с тобой там, на тех берегах. Как ты на это смотришь?"
Грустная чайка смотрит на меня с земли одним глазом, склонив голову на бок. Ждет, когда освобожу ее камень. В недалеком Сонострове возят сено, тарахтит фермерский трактор - гуманитарная финская помощь. Посредине залива замер наш небольшой, но очень красивый корабль. Завтра мы пойдем на нем обратно в Беломорск. И все повторится, только материк будет теперь справа, а море слева. А Валя Смирнов останется навечно в Сонострове, держа в своих каменных ладонях и кустарник, и мох - ягель, и эту грустную чайку. Он так стремился сюда всю жизнь, что, наверное, ему здесь хорошо.

Автор: Константин ГНЕТНЕВ д.Соностров Лоухского района
Источник: http://dorogavetrov.narod.ru/turizm/karelia2000_2001/remarks.htm
Фото с сайта: http://parusa.narod.ru/go/2007/terehin/img/image023.jpg
Место на карте