Анна Ивановна Журавлева

8 июня 2009 года после долгой тяжелой болезни скончалась Анна Ивановна Журавлева, доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы. Через три дня, 12 июня, ей бы исполнился 71 год. Нам предстоит еще понять со временем по-настоящему, что мы потеряли с ее уходом. Сейчас мы можем выразить только скорбь от постигшей утраты.

От нас ушел замечательный ученый, автор многочисленных научных работ, чьи книги об Островском стали классическими, чьи работы о Лермонтове принадлежат к самым блестящим достижениям в изучении творчества поэта, чьи работы о Тютчеве, Некрасове, Салтыкове-Щедрине, Аполлоне Григорьеве и других писателях и критиках постоянно цитируются исследователями. Ее книги и статьи снова и снова перечитываются, обнаруживая все новый и новый потенциал для осмысления. Больше того — многие ее открытия, идеи, концепции настолько органично вошли в науку, что давно как бы отделились от их автора, зажили жизнью простых и очевидных научных истин, которые преподаются студентам, используются в учебниках и о которых думают как о чем-то само собой разумеющемся. Они стали основой, прочным фундаментом науки.

Того, что было сделано Анной Ивановной в филологии, хватило бы на несколько ярких научных биографий. Но многое было и впереди — были новые замыслы, новые мысли, ее научная жизнь оборвалась преждевременно.

Книги остаются, остаются идеи. Задача живых — читать, размышлять, развивать в своих собственных работах и тем самым не дать им умереть. Труднее смириться с потерей того, что не записывается, не живет отдельной от ученого жизнью. Нельзя заменить, компенсировать утрату замечательного преподавателя, учителя, общение с которым для сотен молодых людей было бесценной школой. Анна Ивановна очень любила студентов, читала лекции, вела семинар, руководила аспирантами и дипломниками практически до самой смерти. Ее лекции, практические занятия, семинары — обогащали слушателей не только информацией, идеями, трактовками, но и радостью от знакомства с личностью создателя этих идей. С человеком, готовым бесконечно делиться всем, что имеет. Анна Ивановна в высшей степени владела даром учить — не дидактикой, «методикой преподавания». Кажется, что ученик в ее руках был как музыкальный инструмент в руках искусного настройщика, умеющего прикоснуться нежно и точно к тому месту, которое особенно чувствительно, настроить, помочь извлечь из инструмента то, на что он по-настоящему способен, не ранить, не вызвать боли и обиды. Потому так много у нее всегда было студентов, аспирантов, чувствовавших в ней не только большого ученого, но и чуткого руководителя, а часто друга и помощника. Многие ее ученики стали серьезными исследователями, некоторые знамениты в научном мире. Но и они, и те, кто ученым и знаменитостью не стал, всегда с гордостью говорят о ней как о своем учителе.

Смерть Анны Ивановны — невосполнимая утрата для Московского университета, частью которого она всегда себя считала и от судеб которого никогда не отделяла свою судьбу. Все ее коллеги и ученики навсегда запомнят присущее ей высокое чувство гордости от причастности к тому, что выше и больше нас, что наполняет нашу жизнь смыслом. Это проявлялась не только в ее словах, но и в ее делах. Будучи очень занятым человеком, имея возможность полностью посвятить себя любимой науке и преподаванию, она никогда не отказывалась от административной работы, в ее случае слово «нагрузка» звучит очень точно. Она не пренебрегала тем, от чего некоторые другие презрительно отмахиваются, считая себя выше рутины. И даже будучи тяжело больной, продолжала работать на университет, думать о пользе факультета.

Ее смерть — это утрата и для русской культуры. Национальная классика, литературное наследие прежних эпох было для Анны Ивановны не просто объектом применения творческих сил, не просто «полем исследования», но естественной средой, атмосферой, воздухом, которым она дышала. Поэтому агрессия, нигилизм по отношению к этому наследию, откуда бы они ни исходили, всегда встречали у нее строгий отпор, просто не могли иметь место там, где была она. Ее статьи, книги, публицистические выступления (от которых она никогда не уклонялась, не считая себя «выше» общественных вопросов) всегда несли утверждение ценности национальной культуры и вызывали сочувствие читателей. При этом речь никогда не шла о консервации классического наследия или о возврате к каким-то мифическим дореволюционным или «доперестроечным» идиллиям. Анна Ивановна всегда была трезвомыслящим человеком. Она не призывала к возврату к тому, к чему нет возврата. Она говорила о живой жизни классики, о необходимости ее живого присутствия в нашем сознании. О классике, как воздухе, необходимом для дыхания.

Она часто говорила, что выбор ею русской литературы 19-го века как объекта изучения — не только интеллектуальный, но и этический поступок, выбор литературы, близкой ей по своим нравственным установкам. Это очень характерно для Анны Ивановны, которая навсегда останется в памяти коллег и учеников не просто как добрый, мягкий, отзывчивый и очень снисходительный человек, но и как человек строгой и бескомпромиссной этической позиции. Это касается в первую очередь научной этики — она не допускала халтуры, натяжек, подтасовок не только в своих работах, но и в работах коллег и учеников, учила студентов бережно относиться к чужой интеллектуальной собственности, ценила умение честно признавать научные ошибки и неудачи. При этом Анна Ивановна была готова принять не близкие ей выводы, если они строго доказаны, и так давала пример любви к истине, которая превыше всего для ученого. Речь идет и о нравственной позиции в обычной жизни. Лжи, подлости, низости не было место рядом с Анной Ивановной. Она обладала безошибочным чувством правды и справедливости. И это делало ее своеобразным камертоном, по которому младшие, а иногда и старшие коллеги могли выверить, уточнить свою позицию, смягчить, отказаться от крайности.

Последние три месяца, борясь с мучительной смертельной болезнью, Анна Ивановна продолжала работать: писала, готовила к изданию книги, редактировала статьи для нашего журнала, находила время для консультаций студентов и аспирантов. Настолько огромен был в ней запас мужества, любви, нравственной силы, что мы до последнего дня, когда ей стало больно даже дышать, верили в то, что смерть отступит. Так не случилось. И все-таки с чувством невыразимой горечи утраты в душе у нас соседствует ощущение победы. Потому что то, что оставила нам Анна Ивановна, свет, который она нам дарила, не умрет — пока будут жить наука, литература, память и любовь.

Михаил Макеев