«СТАЛЬНАЯ ТРУБА» И ЕЕ ОБИТАТЕЛИ
Реальная жизнь на подводной лодке тех времен была сущим адом не только для новичка, но и для старого «морского волка», поскольку субмарина далеко еще не отвечала требованиям сегодняшнего дня. Это не был подводный корабль в полном смысле слова. Подлодка являлась как бы «ныряющим» тихоходным и слабо вооруженным судном, способным лишь на недолгое погружение. Под водой она могла только уходить от противника, но была практически бессильна и не способна отвечать на его атаки собственными ударами.
К концу 30-х годов условия службы на подводных лодках оставляли желать лучшего. О том, что собой представляла жизнь в «стальной трубе» субмарины, откровенно рассказывали многие бывшие подводники. Тому, кто не служил в подводном флоте, трудно себе представить жизнь, неделями и месяцами про¬текающую в тесной, постоянно сырой и насыщенной всевозмож¬ными зловониями посудине.
В каждой лодке имелось множество отсеков, соединенных люками, которые при необходимости герметически закрывались. Отсеки носовой и кормовой части вмещали торпеды и кубрики для матросов. Между ними — от носа к корме — располагались отсеки для старшинского состава и командиров, камбуз, офицерская кают-компания, отсек гидролокатора и радиорубка, отсек управления, большие отсеки дизельных двигателей и электромоторов. Порядок отсеков мог изменяться в зависимости от типа подводной лодки, но назначение их оставалось одинаковым.
Команда подводников делилась на три боевые смены. Вахты в нормальных условиях сменялись каждые четыре часа. Личный же состав, обслуживающий двигатели, состоял только из двух смен, заступающих через шесть часов. Одной койкой обычно пользовались два человека. Во время похода не приходилось и думать о том, чтобы раздеться и нормально выспаться. Резкий сигнал боевой тревоги мог раздаться в любой момент, и вся команда должна была мгновенно занять свои посты по боевому расписанию, определявшему каждому его место и обязанности.
Перед выходом лодки в море и без того невероятно тесные ее отсеки до отказа заваливались предметами довольствия и разным имуществом, необходимым для похода, который мог длиться не¬делями. При проектировании подводной лодки такое загромож¬дение отсеков, естественно, не предусматривалось. Находившиеся в них кучи продуктовых запасов мешали личному составу передвигаться, особенно в первые дни похода, когда таких запасов было много. Тяжелый запах хранившихся продуктов преобладал над всеми другими. Он смешивался со спертым воздухом трю¬мов, с запахом горячей пищи и одеколона, — моряки называли его «колибри», — которым подводники обычно смывали соль, оседавшую на лице в часы несения вахты на мостике. Ко всем этим «ароматам» добавлялись запахи соляра, смрад отработан¬ных газов, беспрерывно открывавшегося и закрывавшегося галь¬юна и испарения, исходившие от давно не мытых, потных чело¬веческих тел. Ну и ко всему этому качка, непрерывная тяжелая качка. Маленькая лодка при самом незначительном волнении всегда испытывала бортовую и килевую качку. Даже при курсе, наилучшим образом учитывающем волну, качка на субмарине вы¬матывала гораздо сильнее, чем на любом большом надводном корабле. Во время шторма крен нередко достигал 60 градусов. Бывало и так, что спящий на верхней койке летел вниз — не помогали даже бортики! — прямо на соседа, поэтому частенько приходилось привязываться. Сидеть в койке было неудобно, по¬тому что ее бортик врезался в ноги и они быстро отекали.
Носовой кубрик для членов экипажа являлся одновременно и местом хранения запасных торпед, а их, как правило, было шесть. Поэтому, пока «угри» — так назывались торпеды на морском жаргоне — оставались на стеллажах, для команды, ютившейся там же, почти не оставалось места: люди не могли не только выпрямиться, но даже нормально сидеть. Если дополнительный запас «угрей» лежал на палубе торпедного отсека, на них клали деревянные щиты, служившие настилом, на котором первое время и размещалась команда. Тут же, на этом настиле, могли стоять корзины, ящики и мешки, набитые провиантом; мешки с провизией покачивались и в гамаках над головами матросов. В нишах находились огнетушители, спасательные пояса и дыхательные фильтры. Использовался каждый кубический сантиметр пространства. Однако свежего мяса, как правило, хватало всего лишь дней на десять. Дальше в ход шли консервы.
В офицерской кают-компании под столом нередко складывали мешки с картофелем. Если нужно было пройти из центрального поста — мозга и главного нерва лодки — на камбуз, в моторные отсеки или к кормовому торпедному аппарату, приходилось буквально протискиваться, то и дело спотыкаясь о разные предметы. Расстояние между койками равнялось ширине стола, и поэтому одна треть его крышки была откидной: она оставалась всегда опущенной, поскольку иначе вообще немыслимо было бы протиснуться.
Душа на лодке не было. Во время продолжительного похода каждый обходился тазиком или умывальником. Гальюн был вечно занят. То и дело сквозь шум дизелей прорывался чей-либо нетерпеливый крик: «Ну что, красная?» Имелась в виду лампочка, перед дверью туалета, показывающая «занято» или «свободно».
Внутри лодки курить категорически запрещалось. Люди понимали: достаточно малейшей искры, чтобы накопившийся гре¬мучий газ разнес посудину в клочья. Воздух — вот самое драгоценное, что было в лодке!
В узкие и тесные внутренности субмарины набивалось более 40 человек, каждый со своим характером, привычками и вкусами. Никакого уединения — даже через каюты офицеров постоянно перемещались члены экипажа. В обеденные часы, совпадавшие со сменой вахт, движение через унтер-офицерский кубрик становилось особенно активным. Естественно, каждый вынужден был притираться к другому, по крайней мере, на время плавания в этой «вонючей трубе», как иногда величали лодку ее обитатели.
Команда германской субмарины в техническом отношении подчинялась старшему механику — правой руке командира. Именно старший механик определял порядок действий, когда отдавался приказ занять новую позицию. Подчиненные ему унтер-офицеры, а также личный состав центрального поста и моторных отсеков отлично знали свое дело. Обслуживание сложных механизмов и приборов внутри лодки напоминало действия летчика при слепом полете, когда он вел машину только по контрольным приборам. Торпедным оружием ведал первый вахтенный офицер, являвшийся одновременно старшим помощником командира, артиллерией — второй вахтенный офицер.
Свободная от вахты часть команды при спокойном море могла находиться на верхней палубе. Некоторые члены экипажа оставались на ходовом мостике рядом с вахтой и при волнении. В благоприятную погоду кроме рубочного люка открывались также носовой и кормовой входные люки, а иногда даже оба торпедо-погрузочных. Это позволяло вентилировать внутренние помещения лодки, просушивать отсыревшую одежду, белье, постельные принадлежности и провиант. Понятно, что все это было возможно только при движении лодки в надводном положении и в нормальных условиях. Однако о последних во время боевых действий не приходилось даже думать.
Адмирал Дениц прекрасно знал все проблемы своих подчиненных и заботился о людях. Его прозвище «папаша Карл» появилось отнюдь не случайно, ибо для подводников он действительно сделал очень многое. Экипажам обеспечивалось лучшее продовольственное снабжение. При длительной стоянке в базе, когда на лодке проверяли состояние техники и шла подготовка к новому боевому походу, большей части команды предоставлялся отпуск. Первое время каждого моряка, совершившего в среднем двенадцать походов, списывали на берег, как бы он ни протестовал. Начиная с 1943 года редко какая лодка возвращалась из второго похода — большинство же уничтожалось при первом выходе в море. Особенно угнетающе действовало на подводника ожидание предстоящего боя, часто длившееся сутками и даже неделями в условиях однообразной и суровой обстановки. Встреча с противником могла произойти в любую минуту или, наоборот, не произойти очень долго. Самым тяжелым оказывался не собственно бой, к которому все было подготовлено, не трудности, возникавшие в ходе выполнения боевой задачи, а безрезультатное, долгое и нудное выслеживание противника, отсутствие успехов. Именно это и приводило к тому, что у некоторых начинали сдавать нервы. Таких измученных людей, правда не очень часто, по возвращении в базу немедленно списывали с лодки и откомандировывали в другие части.
Подводные кадры ковались весьма сурово. Обучение будущих морских офицеров велось очень жестко и строилось на принци¬пе: «командует тот, кто умеет подчиняться». Вспоминая курсан¬скую учебу, командир U-997 Хайнц Шеффер признавался, что «кое-кто подумывал о самоубийстве». Кандидатов в офицеры после тяжелых месячных сборов перевозили в Киль, затем разделяли на группы и командами распределяли по парусникам «Горьх Фок», «Альберт Шлагетер» и «Хорст Вессель». Там юнцы с утра до поздней ночи «вкушали» матросскую романтику. Если кандидат-матрос проходил и это испытание, он становился морским кадетом. С этого момента его униформу украша¬ла звездочка и золотая нашивка.
Постоянно проводились довольно пристрастные медицинские обследования и тесты. Само обучение также было очень напряженным, и многие не выдерживали шестимесячной программы. Практику обычно проходили в южной части Балтий¬ского моря, которая долгое время оставалась свободной от боевых действий. Каждая подводная лодка перед боевой стрельбой должна была провести 66 учебных атак. Тренировки проходили днем и ночью: «зависание на спарже» — то есть погружение на перископную глубину, быстрое погружение, погружение на максимальную глубину, атака из бортового орудия, маневрирование в полной темноте... Особенно серьезно относились к утомительной вахтенной службе. Один французский офицер удивлялся, рассказывая, как однажды, еще до войны, он наблюдал за немецкой подводной лодкой, приблизившейся к его кораблю. Ни один из моряков-немцев не повернул головы даже на секунду, чтобы хотя бы окинуть взглядом французский корабль. Такое сосредоточенное внимание, железная дисциплина немало удивили француза.
Примечательно, что экипажи подводных лодок состояли исключительно из добровольцев. Но не каждый, кто хотел, становился подводником. Так было до начала войны. Именно такую школу прошли лучшие из лучших: Кречмер, Шепке, Прин, Эндрасс и другие. Кадры, которые формировались позже, явно не дотягивали до них. Все эти парни, успевшие пройти «гитлерюгенд», почти не видевшие моря, не имели ни прежнего образования, ни того внутреннего стержня, который отличал первые экипажи.
Все без исключения подводники были фанатично преданы командованию, а еще больше своему делу. «Партайгеноссен», — национал-социалисты, члены партии Гитлера, — которые чем ближе к войне, тем чаще стали появляться на борту, по свиде¬тельствам многих, являлись обыкновенными членами экипажа. Политика на борту не играла той зловещей роли, какая была ей отведена в подразделениях вермахта. Очень редко можно было встретить где-нибудь портрет Гитлера. Гораздо чаще со стен улы¬бались жены или журнальные красотки.
И все же бывали исключения. Известен трагический случай, происшедший с командиром U-154 обер-лейтенантом Оскаром Кушем, которому не очень везло с атаками конвоев. Старпомом на лодке служил обер-лейтенант резерва Ульрих Абель, известный своим нацистским рвением. Когда в декабре 1943 года U-154 бесславно вернулась в базу, Абель донес на Куша, обвинив того в «недостаточной агрессивности» и «подрыве военных усилий Германии». Абель даже сумел подбить некоторых офицеров подписаться под своим рапортом. Многие позже отказались от своих подписей, однако это не помогло. Ра¬порта Абеля оказалось достаточно, чтобы с Куша сорвали погоны обер-лейтенанта и отдали под трибунал.
12 мая 1944 года командир U-154 был расстрелян в Киле. Прав¬да, Абель об этом не узнал — он погиб в апреле того же года во время нападения англичан с воздуха на лодку U-193, команди¬ром которой он стал в награду за свое служебное рвение.
(водоизмещением 45 731 т). 17.8.1942 Эрих про¬изведен в капитаны 3-го ранга. 8.9.1942 сдал лодку и назначен инструктором ВМФ, участия в боевых действиях не принимал. С сент. 1942 командовал 27-й флотилией подводных лодок. Топпу одному из первых было поручено испытать новейшую подлодку XXI серии - U-3010, командиром которой он был назначен 23.3.1945. Подлодка боевых походов не совершала. С 27.4.1945 командовал лодкой той же серии U-2513. На ней Топп 1.5.1945 вышел в последнее боевое патрулирование 2 мировой войны. Через неделю, 7 мая Топп получил приказ не топить и не портить лодку. 8 мая спустил военный флаг, а на следующий день уничтожил торпеды, документы и новейшую аппаратуру. 28.5.1945 взят в плен в Осло и направлен в лагерь для военнопленных Крагере. Всего за время военных действий Топп потопил 36 судов (198 617 т) и повредил 4 судна (32 317 т), что вывело Эриха на 3-е место среди самых результативных германских асов подводной войны. Большинство побед Топп записал на свой счет в Северной Атлантике, действуя против конвоев вблизи североамериканского побережья. После войны Топп служил в рыболовецком флоте, а в 1958 был принят на службу в ВМС ФРГ. 4 года находился в США как член Военного комитета НАТО. В дек. 1969 вышел в отставку, контр-адмирал (1.10.1966). Был награжден Большим Федеральным крестом за заслуги. В 1970-84 работал консультантом на германских верфях.
атмосферу.Во время этого похода лодка потопила 10 судов. 1.4.1943 произведен в капитаны 3-го ранга, а 15.4.1943 получил мечи к Рыцарскому кресту. Основными жертвами Люта стали не конвои, как у многих др. подводников, а отдельные корабли. 9.8.1943 награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами (всего два кавалера в ВМФ).
Рыцарский крест (точнее, Рыцарский крест Железного креста) являлся высшей боевой наградой Германии во время 2-й мировой войны. 
Германии Великим крестом были награждены только генерал-фельдмаршал фон Блюхер (1815); генерал-фельдмаршал фон Гинденбург (1918) и рейхсмаршал Геринг (1940). Награждения Ж. к. производились только во время войн, при этом на самом ордене помещалась дата его "восстановления": Наполеоновские войны (1813), франко-прусская война (1870), 1-я мировая война (1914), 2-я мировая война (1939).
степенью Рыцарского креста стал учрежденный 29 декабря 1944 года. Рыцарский крест с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Им был награжден только один человек – полковник авиации Г. Рудель. 
действия, и палитра здесь была весьма широкой: от почти черных оттенков, используемых на Севере, до голубых, в которые окрашивались лодки, крейсировавшие где-нибудь в тропических водах. Более того, многие лодки вообще не имели однородной покраски. Темные, в виде волн, «тигровые полосы» должны были маскировать нижнюю, подводную часть субмарины. Верхняя же становилась светлее по направлению к рубке.
Мода пошла после знаменитого прорыва на рейд Скапа-Флоу с «огнедышащего» тельца, красовавшегося на рубке U-47, которой командовал Понтер Прин. Иногда символ себе выбирала целая флотилия. Небезызвестная «улыбчивая» рыба-меч, быв¬шая поначалу отличительным знаком субмарины U-96, позже стала гербом 9-й флотилии. Кое-кто из командиров рисовал нечто созвучное с его именем или фамилией. Так, на боевой рубке лодки Адальберта Шнее (Schnee — «снег») красовался снеговик. Командир Лёве — его фамилия по-немецки означала «лев» — также решился использовать образ своего «однофамильца». На U-48, которой командовал Герберт Шульце, под изображением белой ведьмы было небрежно написано: «трижды черный кот». Бывало, что на рубке лодки красовался герб города. А вот U-666 выбрала в качестве эмблемы падшего ангела. Причина вполне понятная: зстраховаться от неудач. Командиром лодки был Герберт Энгель (Engel — «ангел»), а «666» — всем известное злополучное «число дьявола», или «падшего ангела». Энгеля эмблема, может быть, и спасла, а вот второму командиру лодки — обер-лейтенанту Эрнсту-Августу Вильбергу повезло мень¬ше. 10 февраля 1944 года U-666 под его командованием пропала без вести в Северной Атлантике. Точных сведений о причинах ее гибели нет.
С большой неохотой Дёниц запретил своим U-ботам действовать в Северной Атлантике. В течение 1943 года Кригсмарине пополнилось 290 подводными лодками, в то же время немцы не досчитались 245 U-ботов. Был потоплен 451 корабль противника общим водоизмещением 2 395 500 тонн, то есть в два раза меньше, чем в прошлом году.
Наряду с работавшей на сжатом воздухе торпедой «А», которой еще с Первой Мировой войны продолжали пользоваться при стрельбе в ночных условиях и во время атак с больших расстояний, в Германии создали торпеду «Э» с электродвигателем. Ввиду бесследности хода торпеда «Э» была принята на вооружение в начале Второй Мировой войны.
Прежде всего пришлось отказаться от магнитного взрывателя. Все торпеды снова стали снаряжать прежним взрывателем ударно-механического действия. Однако произведенные опыты показали, что торпеды с контактным взрывателем также не поражали цели, потому что гидростат — прибор, обеспечивающий сохранение торпедой заданной глубины, — работает неточно. При опытных стрельбах выяснилось, что в большинстве случаев торпеды шли под водой на большей глубине, чем заданная на гидростатическом приборе.
