ДОКТОР ГРУБНИК:
КАК ВРАЧ ИЗ ОДЕССЫ ВЗОРВАЛ СБУ, А ЗАТЕМ СТАЛ СНАБЖЕНЦЕМ РУССКОЙ АРМИИ
Интервью взяла Наталия Курчатова
В ночь на 27 сентября 2015 года на входе в здание Одесского СБУ прогремел взрыв. Потерь у противника, по счастливой для них случайности, подрывникам достичь не удалось – дежурное подразделение не ночевало в ту ночь в спортзале, на который пришелся основной удар. Но здание внутри получило крайне серьезные повреждения. 19 октября того же года по подозрению в организации и исполнении взрыва были задержаны несколько человек, в том числе кандидат медицинских наук Владимир Грубник.
– Владимир, расскажите немного о себе. Как я понимаю, вы родом из знаменитой в Одессе медицинской семьи, ваш дядя – известный хирург?
– Да, это так. Но я рос не с этой частью семьи. Я рос в Николаеве с родителями матери. А с отцовской ветвью я взаимодействовал уже с двухтысячного, когда я приехал поступать в Одесский медицинский университет. Так сложилось. Насчет медицинской семьи… мои оба родственника – да, доктора медицинских наук, и мать в прошлом медик, а отец, насколько я знаю, до сих пор продолжает хирургическую практику. Но сейчас я ни с какими родственниками отношения не поддерживаю.
– Они остались на территории, подконтрольной Украине? Контакты не поддерживаете в целях их безопасности?
– Не поддерживаю еще с тюрьмы. Потому что они от меня отказались. Мой дядя давал на меня показания в СБУ. У меня никого нету, поэтому мне, так скажем, нечего терять… Кто-то скажет, что это минус, с моей точки зрения, это плюс: я полностью сосредоточен, меня ничего не сдерживает ни перед «укропами», ни перед «гнилой охранотой», которая прыгает вокруг меня и рассказывает, что я – украинский шпион. Я могу позволить себе называть вещи своими именами и не сдерживаться в оценках.
– Вы сами коснулись темы обвинений в ваш адрес… Так, говорили, что это был «странный обмен» в конце 2019 года, когда вас, в том числе, обменяли…
– Возможно, для дегенератов он был «странный». Это говорит скорее про них, что они не соображают в теме, о которой берутся судить. Они договариваются даже до того, что я в тюрьме не сидел. Но, если люди отрицают действительность, я не могу им ничем помочь. Им даже психиатр, наверное, помочь не способен.
– Насколько я понимаю, всех прошедших этот обмен проверяли компетентные органы?
– Пф! Не то что проверяли… По нескольку раз. Если говорить об этом конкретном обмене, то он был достаточно назревший, обмен был инициативой укронацистской стороны, они хотели вытащить своих… Это был очень «жирный», многочисленный обмен с обеих сторон… Там были с «укропской» стороны диверсанты, с нашей тоже были люди, у которых за спиной по личному кладбищу… Точных цифр не помню, 120 на 80 или на 89 (124 на 76. – Прим. авт.).
Люди, которых поменяли, – им было что сказать, за многими была история. Хотя были и залетные – не имеющие к войне с укронацизмом никакого отношения: «технические» кандидаты и те, кого включили за деньги, как обычно и бывает.После обмена проверка нас, или правильнее сказать «фильтрация», была достаточно жесткой и многоуровневой, и я думаю, что это хорошо и правильно. По крайней мере для тех, у кого совесть перед своими была чиста и кто реально из себя что-то представлял. «Фильтровали» как местные спецслужбы (МГБ ДНР), так и российские. Это замечательно, мне всегда есть что сказать, если моим мнением интересуются.
