В колонках играет - Sabaton/The art of war
Недавно снова взялся за Уиндема: "Отклонение от нормы" и "Кукушата Мидвича". Казалось бы, совершенно разные темы: там -- постапокалиптический мир, разрушенный ядерной войной, тут -- сверхчеловеческие онижедети, подброшенные в земное гнездо неведомой кукушкой иного мира, точно так же, как и "подкидыши" у Стругацких ("Жук в муравейнике"). А по сути эти книги очень даже близки, и речь в них идёт о выживании того, что можно было бы назвать "старым человечеством", или с точки зрения человечества нового -- тупиковой ветви эволюции.

Сорокин со своей "Нормой" (даже если рассматривать копрофагию как аллегорическое выражение принудительного потребления пропагандистских материалов) уныло вторичен хотя бы потому, что Уиндем написал "Отклонение от нормы" ещё в 1955 году, когда страх перед возможным ядерным конфликтом был весьма популярной темой тогдашней фантастики. И тамошняя Норма выглядит гораздо реалистичнее сорокинской: Кара была Б-жьим наказанием за нечестие человечества и отступление от Истинной Веры, а посему последствия Кары до сих пор поражают нетвёрдых в Вере вплоть до какого угодно колена. И каждый должен знать, что делать ему при столкновении с еретической мерзостью, ибо сказано: «…И каждая нога должна сгибаться посередине и иметь одну ступню. И каждая ступня должна иметь пять пальцев, и каждый палец должен иметь на конце ноготь…» И дальше: «И любое существо, которое имеет человеческий облик, но устроено не так, как здесь сказано, – не есть человек. Это не мужчина и не женщина. Это богохульство, издевательство над истинным подобием Господа, и оно ненавистно взору Господню». А посему -- «НОРМА – ЖЕЛАНИЕ ГОСПОДА», «ЛИШЬ ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ НОРМЫ ЕСТЬ ТВОРЕНИЕ ГОСПОДА», «ЛЮБОЕ ОТКЛОНЕНИЕ – ОТ ДЬЯВОЛА», «ИЩИ И НАЙДИ МУТАНТА!!!»
А найдя -- УБЕЙ.

Впоследствии выясняется, что не только физическими бывают отклонения от Нормы. Просто физические отклонения вроде шестипалости сразу бросаются в глаза, и тогда истинный последователь Господа обязан искоренить подобное богохульство из среды своей: в лучшем для мутанта случае -- стерилизовать и изгнать в Дикие Земли, в худшем -- стереть с лица земли. Именно таким радикальным фанатиком и оказывается отец главного героя книги, внезапно обнаружившего в себе странную способность разговаривать с вымышленными невидимыми друзьями. Способность, отсутствующую у нормальных людей, следовательно --- еретическую мерзость.

Ему, живущему в патриархальной деревне, снятся странные сны: Город с огромными зданиями, над которыми скользят странного вида летающие штуковины, которых он никогда в жизни не видел. Собственно, и городских зданий в реальности он тоже не видел, хотя в снах всё казалось ему вполне естественным. Невидимые друзья, между прочим, оказались вполне реальными: такими же, как он, начинающими телепатами, скрывающими свою особенность от окружающих прежде всего из соображений собственной безопасности, убеждёнными, что весь остальной мир уничтожен Карой. Убеждёнными до тех пор, пока совсем юной сестре главного героя не удаётся установить телепатический контакт с другим полушарием Земли.

Оказывается, что ядерная война практически не зацепила Селандию (Новую Зеландию, привет тов. -Extra- 8-) и там началось стремительное возрождение человеческой цивилизации с активным использованием технических средств и без религиозного фанатизма, телепатия же считалась там настолько полезным отклонением, что каждый селандец, умеющий общаться мысленно, стремился усовершенствовать эту свою способность насколько возможно. И тут -- такой подарок Судьбы: дитя, обладающее телепатическим даром небывалой мощности, но родившееся среди полудикарей, религиозных фанатиков, тупиковой ветви человечества, где консервируют статус-кво и ненавидят любое изменение, отказываясь приспосабливаться к изменившемуся миру, а следовательно -- обрекают себя на вымирание подобно динозаврам.

И пока экспедиция, отправленная Цивилизованным Миром, чтобы спасти Дитя Обетования, летит через половину земного шара, натыкаясь на последствия войны -- гектары почвы, превращённой в чёрное стекло ядерными ударами, горстка избранных пытается уйти от погони, ведомой отцом Дэвида (Давида?). В общем-то получается практически хеппи-энд, хотя и не без потерь, но никто и не обещал, что выживут все. Тут бы вздохнуть облегчённо да и порадоваться за Давида и его подругу, а также за Петру, краеугольный камень, на коем будет построен новый прекрасный мир, но не отпускает странное чувство несправедливости происходящего: селандцы-то считают себя, любимых, стоящими гораздо выше недочеловеков как мира законсервированной Нормы, так и Джунглей, где, напротив, отклонения от нормы тоже считаются проявлением воли Господа, пожелавшего, чтобы этот мир менялся (и когда-нибудь он всё-таки изменится в лучшую сторону). Вот, кстати, слова одного из мутантов в Джунглях:
"– Ну да, они так всегда говорят, – перебил он меня, – только все это чушь, парень! Дураки вас учат! Остолопы! Ничему их Кара не научила! Ведь Древние тоже думали, что они самые правильные. Считали, что только они знают, как надо жить… Напридумывали себе всяких удобств, разных там штуковин… Хотели быть поумнее Бога, – он усмехнулся, – а ничего не вышло, парень! Они думали, что сами лучше всех, дескать, последнее слово Божье… Но Бог еще последнего слова не сказал! А когда скажет, сам умрет… Но пока что он не умер, и потому все вокруг меняется – все, что живет и растет. Когда ваши кретины хотят, чтобы все застыло на каком-то, по-ихнему, нормальном уровне, они много на себя берут… Много берут на себя, ты понял, парень? Кара ведь постигла Древних не зря, а чтоб помнили: ничего нет вечного, все меняется и должно меняться… Господь увидел, что дело не туда пошло, ну и стер все – авось, мол, в следующий раз выйдет лучше… – он помолчал немного, словно обдумывая то, что сказал, потом продолжал – Не до конца, правда, стер, кое-где опять то же самое получается… Скажем, там, откуда ты родом… Там ведь опять думают, что они, мол, самые правильные… Ну, да ничего! Он им еще покажет!…
Я слушал его молча и думал о том, что когда-то говорил мне Аксель. И впрямь все везде считали, что именно они точно знают мысли и планы Божьи, словно он им лично о них рассказывал. Мой собеседник тем временем никак не мог успокоиться. Он широким жестом обвел весь пейзаж вокруг нас, и тут я неожиданно увидел его отклонение – на правой руке у него не хватало трех пальцев.
– Когда-нибудь, – сказал он торжественно, – из всего этого что-то выйдет. Все будет новое! Кара была хорошей встряской, чтобы начать все иначе… Они там, у вас, дождутся новой Кары, помяни мое слово, – выпалил он, точь-в-точь, как старый Джейкоб…
– Но… зачем же нужна новая Кара? – собравшись с мыслями, спросил я.
– Да за тем, что ваши, как и Древние, на каждое изменение налагают запрет… Они ведь считают себя совершенством, кретины! Говорят: «Мы – образ и подобие Божье…». Выходит, по-ихнему, путь окончен? Все? Приехали? Дальше дороги нет? Но ведь это же ересь, парень? Ведь они из жизни хотят выжечь саму жизнь!"

Только вот с точки зрения культурных и высокоцивилизованных селандцев не видно никакой разницы между жителями деревень и Джунглей, да, собственно, и Древними:
"– Вы можете назвать нас Новыми Людьми, – последовал ответ. – Мы такие же, как вы. Мы умеем думать вместе. И мы хотим создать новый мир, отличающийся от всего, что было раньше. Не такой, как у тех, кого вы называете Древними.
– Стало быть, вы и есть то, что стремился создать Господь? – спросил я не без умысла, полагая, что сейчас начнется еще один «вариант» уже изрядно поднадоевшей мне песни о «путях Господних». Но услышали мы совсем другое.
– Этого мы не знаем, – прозвучал ответ. – Да и кто может это знать? Но мы уверены, что сумеем создать мир, лучше того, в котором жили Древние. Они ведь немногим отличались от дикарей. Во всяком случае, были так же закрыты друг от друга, каждый жил, словно в панцире. Они могли общаться друг с другом только с помощью слов, да и тут было множество барьеров: разные языки, разные веры. Некоторые, правда, были способны мыслить, но это были одиночки. Пока они жили, как дикари, это им не очень мешало, но чем совершеннее становился мир, тем труднее становилось им. В лучшем случае они могли объединяться в какие-то группы, но быть вместе они не могли. Они враждовали друг с другом, ничего не видя, кроме своих догм, да и как могло быть иначе? Ведь между ними не было понимания, и в этом смысле они не так уж далеко ушли от животных… Поэтому они и погибли – не могли не погибнуть… Даже если бы не случилось то, что вы называете Карой, рано или поздно… Это была тупиковая ветвь, и она уничтожила бы сама себя…
Я снова подумал, что эти селандцы, называющие себя Новыми людьми, очень уж высокого мнения о себе."

Очень высокого. Притом настолько, что не испытывают никакого сожаления, убивая недочеловеков, мешающих забрать Дитя Обетования: это для них то же самое, что, скажем, убить таракана. Убийство -- жестокий, но необходимый инструмент эволюции, скальпель, отрезающий омертвевшую часть плоти человечества. Здесь нет и речи о том, чтобы подтянуть все ветви человеческого древа до максимально возможного уровня, чтобы поделиться знаниями, технологиями, медициной, в конце концов. Полная рассудительного спокойствия речь селандки весьма напоминает то, что мог бы сказать носитель Бремени Белого Человека, говоря о всяких там индейцах, бушменах и прочих недочеловеках:

"– Да! – спокойно и просто ответила селандка, – все они мертвы. Пластиковые нити стягиваются, когда высыхают. Те, кто начинает сопротивляться и бороться с ними, скоро выбиваются из сил, теряют сознание… А потом умирают… Но они не испытывают при этом таких страданий, как от ваших кинжалов и стрел.
Розалинду пробрала дрожь. Да и меня тоже. Во всем, что я услышал, было какое-то холодное спокойствие… Смерть, царившая вокруг, была какой-то особенно жуткой… Смерть, не как неизбежный исход сражения или случайность в драке, а… что-то совсем другое. Но больше всего поражало спокойствие селандки. Она не испытывала ни сожаления, ни участия, ее вообще это не трогало: разве только легкое отвращение к не очень-то приятному, но, увы, необходимому действию. Ну, как если бы она морила тараканов… Она моментально уловила наше удивление и с досадой тряхнула головой.
– Убивать всегда неприятно, – сказала она, – неприятно лишать жизни любое живое существо. Но нелепо притворяться, что можно без этого обойтись. Вы ведь едите мясо. Там, где растут овощи, не должны расти цветы – их приходится выпалывать. Целые поколения микробов должны погибать, чтобы мы с вами могли жить. Так устроен мир, с этим ничего не поделаешь. Так же, как мы боремся с микробами, которые мешают нам жить, наш род должен бороться за свое существование с тем родом, который хочет нас уничтожить. А иначе мы бы погибли. Дикари из Джунглей были обречены – для них уже не было будущего. Но и те, кто их обрек на это, тоже были обречены – это лишь вопрос времени. Раньше, давно, они были хозяевами жизни… Древние… Вы о них слышали. А вы слышали когда-нибудь об огромных ящерах? Пришло время, и они были вынуждены уступить место другим видам. Когда-нибудь и нам придется уступить место чему-то новому. И наверно, мы будем бороться с этим новым, так же, как сейчас с нами борются эти «останки» Древнего мира. Но этим сопротивлением мы только заставим их сильнее проявить себя, и когда им это удастся, мы исчезнем точно так же, как сейчас исчезают те, кто лежит на поляне внизу. Они привержены своему виду и не могут вынести нашего существования. Мы привержены нашему и не можем позволить уничтожить себя. Вы еще краем сознания воспринимаете их как своих, как таких же, как и вы, поэтому вам сейчас больно. И поэтому же у них есть огромное преимущество перед вами: им не больно. Они уже почувствовали всю силу опасности, таящейся в вас, почувствовали смертельную угрозу своему виду, своей природе. И они хорошо понимают: чтобы выжить, нужно оградить себя не только от тех, кто «хуже», но и от тех, кто «лучше» их. Я уже говорила вам: главное свойство жизни – смена. Смена и есть эволюция, и мы лишь ступень этой эволюции. Стабильность, по их определению НОРМА, – враг эволюции, а значит, враг и самой жизни, значит, и наш враг тоже. Если вам все еще больно, если вы в глубине души еще считаете их своими, вспомните, что некоторые из них, может, ваши кровные родичи, сделали в своей жизни? Я еще мало знаю о вашем прошлом, но это везде происходит почти одинаково – по одним и тем же законам. И заодно вспомните, что они сделали бы с вами, попадись вы им в руки…"

Вот почему я сказал о сходстве этих двух книг. В "Кукушатах Мидвича", своим неторопливым стилем повествования и описанием тихого английского городка с непременным викарием напоминающих старого доброго Уэллса, говорится о том, как по непонятной причине (возможно, это всё-таки были инопланетные НЛО) в небольшом городке оказываются беременны практически все женские особи, в том числе и никогда не знавшие мужчины. Непорочное зачатие, так сказать, но с каким-то сатанинским душком. Нет, не как в "Знамении" или "Ребёнке Розмари": здесь всё проходит тихо и мирно, зародыши развиваются нормально, подозрения на эксперименты военной лаборатории оказываются беспочвенными (подозрения на происки клятых советских коммуняк, кстати, тоже: впоследствии оказывается, что в СССР тоже имели место подобные случаи, правда, тут же засекреченные), дети рождаются вполне нормальными, только... золотоглазыми. Почти как те марсиане у Брэдбери, которые, как известно, были смуглые и золотоглазые. Только с двумя поначалу маленькими нюансами: коллективным разумом (всё, что узнаёт одна особь, тут же становится известным другим особям этого же пола; так сказать, коллективный Адам и коллективная Ева) и способностью контролировать сознание и поведение обычных людей. По непонятной причине всем увёзшим своих начавших подрастать детей матерям приходится возвращаться в Мидвич: они и сами не могут сказать, откуда взялись непонятный дискомфорт и тягостное чувство, заставившие их вернуться, но факт остаётся фактом. Кстати, религиозная тема всплывает и здесь: так, например, мистер Зеллаби, говоря о казнях египетских, называет их актом устрашения со стороны небесных сил, методом, известным нынче под названием "политика силы". 8-)

А потом началось постепенное превращение городка в маленький ад. Кукушата, как им и положено, стремились выжить любой ценой, не заботясь о жизнях представителей старого человечества. Любое покушение на жизнь одной из особей не должно было остаться безнаказанным: обычные люди, начинавшие чем бы то ни было угрожать новым людям (привет Чернышевскому), получали такой урок, что не все из них оставались в живых. Сгорает в собственной машине парень, случайно сбивший одного из "подкидышей"; разносит себе череп из ружья его брат, ранивший другого "подкидыша"; психологически сломан и уничтожен начальник полиции; внезапно вспыхнувшее побоище среди толпы, двинувшейся было жечь Ферму, приводит к многочисленным жертвам и увечьям. Мидвич блокирован изнутри: блок-посты онижедетей на всех дорогах не дают возможности выехать из города никому. Нет, никто не угрожает, не швыряет камни, не стреляет: просто человек, пытающийся пройти или проехать мимо сидящих молча с пустыми золотыми глазами детишек, просто не может этого сделать. Ноги не повинуются, руки не крутят руль -- ни одна живая душа не должна выйти наружу, потому что информация о происходящем, о набирающих силу новых людях не должна просочиться наружу. Хотя бы потому, что онижедети Мидвича уже в курсе произошедшего в советском городе Гижинске, где тоталитарный коммунистический РежЫмЪ расстрелял тамошних онижедетей вместе городом из атомного оружия, как и предлагала совсем недавно Юлия Владимировна Тимошенко... тьфу, музыкой навеяло. 8-)

"- Вы хотите внушить страх? Зачем? - спросил Бернард.
- Страх - средство, а не цель, - сказал мальчик. - Играя на страхе, мы получим инициативу, а владея ею, сможем проводить свою линию, - он твердо и решительно взглянул на Бернарда своими золотыми глазами. - Рано или поздно, - объяснил он, - вы попытаетесь нас уничтожить. Вы захотите убить нас во что бы то ни стало, но кто сказал, что инициатива должна принадлежать вам?
Мальчик говорил совершенно спокойно, но слова его буквально вонзались Бернарду в мозг. Искушенный разведчик ошеломленно слушал эти рассуждения взрослого человека, видя перед собой шестнадцатилетнего подростка и сознавая, что мальчику всего ДЕВЯТЬ лет.
- На какое-то мгновение, - рассказывал он позже, - меня это просто захлестнуло. Я был на грани истерики. Контраст возрастов, детскость и взрослость в каждом из них показались мне исполненными какой-то жуткой многозначительности... почти оскорблением... Сейчас это уже не воспринимается так остро, но в тот момент для меня это было открытием, и, Боже мой, я перепугался... Я вдруг увидел их одновременно с двух сторон: каждый в отдельности - они еще дети; но вместе - взрослый, способный беседовать со мной НА МОЕМ СОБСТВЕННОМ УРОВНЕ...
- Не нужно нас бояться, - сказал мальчик. - Мы хотим с вами поговорить."

Предпоследняя цитата будет длинной, но она сто́ит быть приведённой целиком:
"Мальчик покачал головой.
- Вы все неправильно понимаете. Дело не в любви или ненависти. Между ними нет никакой разницы. И спорить здесь тоже не о чем. Тут закономерная биологическая неизбежность. Вы обязательно попытаетесь убить нас, потому что иначе вам придет конец. - Он помолчал, словно придавая вес своим словам, потом продолжил: - Некоторые из ваших политиков, которые знают о нас, уже прикидывают - а не решить ли проблему так же, как это сделали русские?
- Так вы з н а е т е об этом?
- Конечно. Пока Дети в Гижинске были живы, нам незачем было беспокоиться о себе, но когда они погибли, произошли две вещи: вопервых, было нарушено равновесие; а во-вторых, нам стало ясно, что русские не нарушили бы равновесия, если бы не поняли, что колония Детей - в значительно большей степени угроза, чем потенциальная ценность. Биологическая закономерность неумолима. Эскимосы руководствовались примитивным инстинктом, но русские это сделали по политическим мотивам, и вы, несомненно будете исходить из них же.
Вам, однако, будет труднее. В России каждый человек живет только для того, чтобы служить государству; если он противопоставляет себя государству, он изменник, а защита от изменников, как от отдельных людей, так и от групп, - долг общества. Так что в данном случае биологический долг совпадает с политическим. Но у вас считают, что государство существует для того, чтобы служить индивидуумам, из которых состоит общество. Поэтому вашу совесть будет мучить мысль о нарушении наших "прав".
Первая опасность для нас уже миновала. Она возникла, когда вы впервые узнали об акции, предпринятой русскими против своих Детей. Решительный человек мог быстро организовать здесь похожий "несчастный случай". Наше существование держалось в тайне, и все это можно было устроить ловко и без особых проблем. Теперь, однако, это невозможно. Люди в Трейнской больнице уже рассказали о нас; после прошлой ночи разговоры и слухи, вероятно, идут по всей округе. У вас уже нет возможности организовать "несчастный случай", в который бы кто-нибудь поверил. Так что же вы собираетесь предпринять, чтобы нас ликвидировать?
Бернард покачал головой.
- Послушай, - сказал он, - давай рассматривать этот вопрос с более мирной точки зрения - в конце концов, у нас цивилизованная страна, и она славится своим умением находить компромиссы. Я не согласен с твоей железной уверенностью в том, что между нами не может быть мира.
На этот раз ответила девочка:
- Дело не в цивилизованности, - сказала она. - Все очень просто. Если мы будем существовать, то очень скоро станем сильнее вас во всем - это ясно и неизбежно. Согласитесь ли вы оказаться в положении низшей формы жизни и без борьбы начать свой путь к вымиранию? Не думаю. Кроме того, здесь есть и политический аспект: может ли л ю б о е государство, каким бы терпимым оно ни было, дать приют меньшинству, которое постоянно накапливает свою мощь и держать которое под контролем оно, государство, не в состоянии? Ответ, естественно, отрицательный.
Что же вы намерены делать? Похоже, на какое-то время мы в безопасности. Самые примитивные личности, толпа, пойдут на поводу своих инстинктов - пример мы наблюдали прошлой ночью, - они захотят нас уничтожить немедленно. Либеральные, благоразумные и религиозные граждане будут без конца обсуждать этические проблемы. Полностью отрицать любые насильственные действия станут идеалисты - истинные и мнимые: множество людей, которые настолько кичатся своими идеалами, что согласятсяны оставить в удел потомкам рабство и нищету, только бы им самим позволили плодить в тетрадочках описания возвышенных видов у райских врат.
Кроме того, пока ваши правые упорно толкают правительство к принятию решительных мер, ваши левые видят в этом шанс приобрести политический капитал для своих партий и попытаться распустить парламент. Их лидеры будут защищать наши права, отстаивать наши интересы во имя "всеобщей справедливости"; для них мы будем ДЕТЬМИ и ПРЕСЛЕДУЕМЫМ МЕНЬШИНСТВОМ. Потом они сообразят, что проблема действительно серьезна, и если они хотят победить на выборах, то пора перейти от политики добросердечия к более прохладному отношению; и вся эта реклама абстрактной справедливости и истинных добродетелей сойдет на нет.
- Да, вы не слишком высокого мнения о наших политиках, - заметил Бернард.
Девочка пожала плечами.
- Как заведомо господствующий вид, вы можете позволить себе отставить в сторону чувство реальности и забавляться абстракциями, сказала она. - Политики долго будут спорить друг с другом, но рано или поздно они поймут, что проблема взаимоотношений с более развитыми видами очень не проста, а со временем станет еще сложнее. И рано или поздно захотят нанести нам удар. Но прошлой ночью мы уже показали, что случится с солдатами, если их пошлют против нас. Если вы пошлете самолет, он разобьется. Да, вы можете применить артиллерию, как русские, или управляемые снаряды, на электронику которых мы повлиять не можем. Но если вы это сделаете, вы убьете не только нас, вам придется убить и всех людей в поселке. Чтобы решиться на подобную акцию, вам потребуется довольно много времени, но если уж она будет проведена, то какое правительство и в какой стране удержится после подобного уничтожения невинных, пусть даже во имя т а к о й цели? Не только партия, санкционировавшая убийство, прекратит свое существование, но и лидеров ее запросто могут линчевать...
Девочка замолчала, и мальчик продолжил:
- Детали могут меняться, но нечто в этом роде неизбежно, если вы осознаете, какую угрозу мы представляем. Легко можно представить любопытную ситуацию, когда политики будут бороться за то, чтобы остаться в стороне, вместо того, чтобы предпринять против нас какие-то действия. - Он помолчал, задумчиво глядя вдаль, а затем добавил:
- Вот так. Ни вы, ни мы не желаем, чтобы подобное произошло; или, можно сказать, что у всех нас одно желание - выжить. Все мы - игрушки в руках Ее Величества Жизни. Она сделала вас сильными количественно, но у вас недоразвит мозг; нас она снабдила развитым мозгом, но мы слабы физически. Теперь она натравила нас друг на друга, чтобы посмотреть, что из этого получится. Наверное, с любой стороны это выглядит жестоко, но жестокость так же стара, как сама жизнь. Мы постепенно совершенствуемся; юмор и сострадание - очень недавние изобретения, которые появились лишь вместе с человеком; они еще не вполне сформировались, но обещают многое. - Мальчик улыбнулся. - Это Зеллаби, почти дословно. Наш первый учитель... - И продолжил: -Этой силе невозможно сопротивляться. У нее свои кровавые развлечения. Однако, вполне возможно, что нам удастся отодвинуть срок генеральной битвы. Об этом мы и хотели бы с вами поговорить...

Вот такая фигня, малята. Старое человечество должно уступить место новому, а если старый вид, которому уже начали писать прогулы на кладбище Истории, будет сопротивляться и упорствовать, его не ждёт ничего хорошего: новые люди нового прекрасного мира без коолебаний смахнут этих недочеловеков, как тараканов, с Великой шахматной доски. Они уже сыграли свою роль, выкормив "подкидышей" и практически научив их летать, так что больше эти т.н. "родители" Детям/онижедетям не нужны. Ни о какой привязанности не может быть и речи: в конце концов, цыплёнок не испытывает привязанности к инкубатору, более не нужному для дальнейшего размножения новой сверхчеловеческой расы. Роя, готовящегося к "долгому танцу" и, возможно, космической экспансии, следующей за концом детства (привет Кларку). В общем-то после таких заявлений начинаешь лучше понимать тов. Странника (Рудольфа Сикорски), решившего ни в коем случае не допустить, чтобы Лёва Абалкин таки привёл в действие т.н. "детонатор": кто знает, ЧЕМ была бы чревата для Земли активизация скрытого в человеческом теле неведомого потенциала, и так ли уж были неправы как тагоряне, уничтожившие ВСЕ найденные личинки своих "подкидышей", так и советские военные в "Кукушатах Мидвича", пожертвовавшие одним городом для спасения целой страны?

Концовку этой книги в общем-то можно было бы назвать условно оптимистической -- разумееся, для старого человечества, но ведь откуда нам знать, кто более матери-истории ценен: мы, старые, или они, новые? Вот и селандка в "Отклонении от нормы" со стоическим спокойствием фаталиста говорила о том, что и их новым людям когда-то придётся столкнуться со сверхновой грозной силой, сверхновым разумом, который восхощет прийти на смену новому человечеству. Но при этом она ни слова не сказала о смирении и складывании оружия перед той молодой шпаной, что сотрёт селандцев с лица земли. Напротив, она открыто заявила, что, даже понимая своё историческое поражение, они будут делать всё возможное, чтобы выжить, ибо в этом и есть смысл борьбы за существование. Кстати, рекомендую обратить внимание на разницу подходов к историческому развитию: если в советском, коммунистическом понимании речь идёт об Идущих Следом, для которых наше поколение должно подготовить почву и все условия для практически экспоненциального развития новых людей, то в понимании т.н. "свободного мира" говорится скорее об эволюционной конкуренции, где каждая ветвь эволюции стремится во внутри- или межвидовой борьбе выжить любой ценой, по возможности уничтожив конкурента. Или всех грызи, или лежи в грязи -- оно?..

Вот такие они, смуглые и золотоглазые новые люди. Сверхчеловеки-онижедети, просто и цинично нарисовавшие человечеству картину будущего: деградация или уничтожение. А ведь уже было сказано: если кто-то говорит, что собирается вас убить -- не успокаивайте себя тем, что это всего лишь фигура речи, но просто поверьте. И поступайте соответственно.

"... не горюй, любовь моя. Мы столько времени жили в раю, что почти забыли об истинном лике Природы. Когда-то было сказано: "Si fueris Romae, Romani vivito more", и это звучит вполне разумно. Впрочем, более непосредственно эту мысль лучше выразить так: "Если хочешь выжить в джунглях, живи по их законам..."