"Просто хочу понять последовательность.

Украина 8 лет бомбила Донбасс, где простые шахтеры героически отбивались на сложнейшей российской технике, посмотрев инструкции по ее использованию на ютубе. Города от этих жесточайших бомбежек стояли целыми, а гражданских от обстрелов погибло 8 в 2021 и 5 в 2020.

Мирная российская армия приходит на границы с Украиной и несколько месяцев рассказывает, что это просто так сложилось, места красивые. Однако Украина понимает — 150 тыс. бойцов за углом — это отличный момент, чтобы напасть на Донбасс как-нибудь еще сильнее, чем перманентный геноцид. И на Беларусь заодно, чего мелочиться. К счастью, у Лукашенко была карта, и он всем готов показать, откуда готовилось нападение.

Нападение, кстати, готовили нацистские власти Украины еврейского происхождения. А в целях конспирации украинцы даже просто националистов систематически не выбирают в парламент, и являются нацистами тайком, незаметно.

Параллельно Украина дрессировала бакланов и гусей, чтобы отправлять ими бандероли со смертельными вирусами, работающими только на конкретный народ. Поскольку, по мнению РФ, украинцы и русские — один народ™, то это великолепный план, надежный, как швейцарские часы. Тем временем Нобелевский комитет уже готов вручать награду тому украинскому аспиранту, который придумал, как заставить вирусы проверять паспорт.

Далее мирные российские солдаты на учениях наносят превентивный удар артиллерией, авиацией и пехотой со всех сторон. У атаковавших есть несколько погибших, но их очень мало и вообще они практически живы, просто нездоровится. Но коварные украинцы таскают их тела по всем фронтам и фотографируют в разных позах, чтобы выдать за большие потери противника.

Весь мир накладывает на Россию санкции. Точнее, это делают захватившие власть гей-парады в жалких капиталистических странах, тогда как передовые государства Бурунди, Лаос, Зимбабве и Габон своих не бросают. В итоге санкции не работают, а летать никуда и не хотелось, потому что дома много дел — например, сахар искать.

Украинская авиация, к слову, полностью уничтожена в первые же часы войны. Потом ее уничтожили еще раз, и еще, и так понравилось, что полностью уничтожают ее до сих пор.

В России закрываются все оппозиционные СМИ и блокируются главные мировые соцсети. Это окончательно дает россиянам право говорить, что украинцы лишены надежных источников информации и не знают всей правды.

Тем временем армия РФ бросает крупные силы на то, чтобы окружить Киев. Но война — это, в том числе умение признавать свои победы, поэтому натолкнувшись на трусливое сопротивление украинской столицы, войска РФ триумфально снижают активность на этом направлении.

Успешно взята под контроль России крупнейшая АЭС Европы. В процессе украинцы разворачивают орудия и палят по станции, возле которой стоят, чтобы спровоцировать ядерную катастрофу, помереть самим и накрыть радиацией всю родную страну.

Также захвачена Чернобыльская АЕС. Солдаты РФ роют окопы в Рыжем лесу — одном из самых опасных мест зоны отчуждения. Однако выясняется, что эта опасность тоже фейк, как и все в Украине, поскольку на картах 1985-го года, которыми пользовались бойцы, никакая угроза не указана.

В занятых РФ городах счастливые украинцы массово выходят на митинги. Поскольку российские флаги у них заранее отобрало нацистское правительство, выходить приходится с украинскими. Освобожденный народ скандирует "йдіть геть", что с изобретенного Лениным украинского языка переводится "добро пожаловать, дорогие наши братья".

Тем временем у украинских войск очень много дел. Каждый день им приходится трусливо атаковать армию РФ, чтобы те могли показать героизм. Также нужно бить по своим, чтобы украинцы перестали любить Россию. Кроме того, надо успевать употреблять наркотики и алкоголь, воздвигать иконостасы в честь Бандеры и Сатаны и при этом оставаться нелепыми увальнями в шароварах, которых РФ могла бы завоевать за день, но просто пока не хочется.

В поселках, побывавших под освободительным управлением РФ, обнаруживается сплошное благоденствие, но украинцы оперативно превращают их в руины, завозят тела, а также актеров на роли местных жителей, подкупают всю мировую журналистику, фальсифицируют спутниковые снимки, подделывают хронологию, анатомию, географию, и вообще украинцы неправы, отвалите уже.

В российском Белгороде горит нефтебаза, но это она просто так горит, а хотя нет, все-таки украинские вертолеты напали, нет, стоп, мы же не могли их прозевать, потому что авиация Украины уничтожена, так что, наверное, все же горит как надо, по заданию властей РФ, в общем, неважно, давайте дальше, к новостям фигурного катания.

В Мариуполе украинские войска атакуют с воздуха театр, в подвалах которого прячутся их родственники и знакомые. "Главное — очернить русских, а украинцев бабы еще нарожают", — набивают себе азовцы татуировки со знаменитым изречением президента Зеленского. В Мариуполе за полтора месяца устанавливается добрая традиция — каждый день какой-то из российских спикеров объявляет, что город вот-вот будет взят.

Через пару недель бьют и по вокзалу Краматорска. Пророссийские каналы поначалу рапортуют, что там накрыли силы украинской армии, но потом уточняют данные и исправляются, что атаковали железнодорожные узлы по всему региону, но вот Краматорск — ну точно нет.

РФ готовит масштабное наступление на Донбассе. Еще до его начала очевидно, что бомбардировки будут освободительными, танковые атаки — мирными, а террор — во имя мира.

В общем, вроде все логично.

Юрий Кошмарченко

Доктор Комаровский – сам себе СМИ. Только у его странички в Facebook – почти 800 тысяч читателей, не говоря уже о передачах на телевидении, аккаунтах в Twitter и Instagram.

Кроме того, книги Евгения Комаровского – почти настольные для мам Украины, России и других постсоветских стран. А недавно их перевели даже на китайский.

Он уверен, что главная задача украинцев – помогать себе самим.

Именно поэтому каждый день Комаровский отвечает на десятки писем с вопросами о здоровье ребенка, проводит встречи с родителями и поясняет, что уколы в попу делать нельзя, что лечить детей нужно исключительно проверенными лекарствами, да и вообще – внимательно следить за тем, чтобы ребенок вел здоровый образ жизни.

Обо всем этом он много пишет у себя на портале и в соцсетях. Интервью дает редко, предпочитая давать письменные ответы на запросы журналистов.

С «Украинской правдой. Жизнь» Евгений Олегович согласился встретиться в Харькове, где живет и работает, чтобы озвучить те важные вещи, о которых многие забывают.

ПРИЗНАКИ ОЧЕНЬ БОЛЬНОГО ОБЩЕСТВА

– В одном из своих интервью вы сказали, что сначала реформа должна осуществиться в голове у президента страны. Как считаете, она уже зародилась там?

– Чтобы что-то зародилось в любой голове, должен произойти процесс зачатия. В непорочное зачатие я не верю.

Президент должен на собственной шкуре ощутить реальные проблемы здравоохранения в этой стране. Я так понимаю, он и его близкие имеют доступ к качественным медицинским услугам. Он не представляет той глубины пропасти, в которой находятся люди.

Если б он представлял, то тогда бы в своей предвыборной программе произнес понятные всем людям слова – о том, что будет с медициной, как он будет ее менять.

Ничего подобного произнесено не было. Это вовсе не говорит о том, что президент плохой. Это говорит о том, что люди в стране идут выбирать лидера, совершенно не интересуясь его позицией по здравоохранению. Это признак очень больного общества.

Более половины избирателей — женщины. Мне пишут минимум 200 писем в день, и я примерно представляю, чего хочет каждая женщина. Только выясняется, что она у бога просит одно, а у политиков — почему-то другое. И это какая-то такая страшная философская проблема.

Она хочет счастливой семьи, мужа, у которого есть интересная работа, и ему не до пьянства и не до шлянства. Ребенка, которому она может дать качественное воспитание, образование, защитить его в случае болезни. Но она идет на выборы и голосует за человека, который слова «ребенок», «беременность», «учитель», «детский врач», «лечение», «образование» не знает вообще. Он просто говорит: «Жить по-новому».

– Может быть, выбрали этого, потому что других не было?

– Вы мне напоминаете мою жену. У меня с ней по этому поводу постоянные конфликты. «Зачем ты вот это купила?» — «Ну того, что ты просил, не было».

Если нет того, что надо, давайте никого не выбирать. У нас есть закон: если мы проголосовали против всех, то должны быть повторные выборы.

А надо: если мы проголосовали «против всех», то те, кто шли сейчас, больше баллотироваться не имеют права.

О МЕДРЕФОРМЕ И НОВОМ В.О. МИНИСТРА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ

– Сейчас у нас новый в.о. министра здравоохранения Ульяна Супрун. Как вы оцениваете ее планы по изменению и реформированию отрасли?

– А вы слышали планы реформирования отрасли? Мы услышали про трансплантологию. Опять в очередной раз разговоры про закупки...

Почему я не готов быть министром здравоохранения? Потому, что у меня нет программы реформирования медицинской отрасли. Если кто-то говорит: «Да, я готов», — то подразумевается, что у него такая программа есть. Успех любой реформы определяется пониманием всеми участниками процесса направления движения и конкретных шагов.

Если человек возглавляет поход к счастливому будущему отечественного здравоохранения, то я, как участник этого похода, должен эти шаги понимать.

Если мне говорят «Лечите этого пациента», я разрабатываю план лечения. Если это лечение неэффективно, то я знаю, какими альтернативными препаратами лечить, в какой ситуации будет нужна операция и следует позвать хирурга, у меня должен быть план.

На сегодня я вижу от потенциального министра достаточно прагматичные, почти понятные тактические шаги, попытки и предложения решить конкретные узкие проблемы.

– Это вы об озвученной ею реформе «Скорой помощи»?

– Да. Возьмем ту же «Скорую помощь». Действительно, ни в одной стране мира с цивилизованным здравоохранением врачи не ездят на «скорой».

Но ведь чтобы система заработала, ее нельзя вычленить из системы стационаров, из системы семейных врачей.

Условно говоря: у бабушки ночью гипертонический криз. Куда ее повезут?

Если бы нормально работали семейные врачи и страховая медицина, можно было бы обратиться к своему врачу в любое время дня и ночи. И если пациента вдруг все-таки ночью увезут с гипертоническим кризом, то страховая компания задаст семейному врачу сто вопросов: «А куда ты смотрел? Где тактика? Соответствует ли лечение протоколу? Где брал лекарства? Почему дело дошло до криза и была вынуждена приехать бригада?» И самое главное: кто за это заплатит?

Но ни одного из институтов у нас нет: семейного врача нет; структуры, определяющей правильность назначений, нет; понятных реализуемых протоколов и эффективных лекарств, обеспечивающих эти протоколы, нет, и так далее.

Что произойдет сейчас, если мы выгоним всех врачей из «скорой» и поставим туда парамедиков? Последние будут приезжать домой, хватать всех и везти в больницы. Ведь задача парамедика — «стабилизировать и доставить».

А мы — четыре поколения людей! — знаем, что «скорая помощь» — это дискуссия с врачом: «А может быть, дома полечим? Вы хотите госпитализации?»

То есть «скорая помощь» изначально воспринимается как врач, который приехал, помог и уехал.

Существует уже отработанная система. Например, у ребенка температура. «Скорая» приехала, сбила и уехала. Информацию о вызове передали в детскую поликлинику. С утра позвонит или придёт врач посмотреть ребенка.

Существует эта система только потому, что врач — бесплатный. Если врач будет получать, как положено, то общество не сможет себе позволить такие варианты лечения.

Как можно взять и реформировать эту область, не реформировав все остальное? Значит, затея обречена на провал.

Понятно, что у пани Ульяны есть личный опыт, американский. Там эта система работает. Она не может представить, что может быть иначе.

Ведь в Америке, если у ребенка высокая температура, ты звонишь своему доктору. Разговариваешь даже не с ним, а с медсестрой. Врач там — это «царь горы». Медсестра говорит: «Ну, ничего страшного. Подумаешь, 40. Ой-ой-ой. Поите ребеночка пока, будут судороги или потеря сознания — приедут парамедики». В больницу забрали, прокапали, отправили домой.

А у нас же так нельзя! У нас план койко-дней. У нас вызвали «скорую», забрали, прокололи антибиотики и через две недели выписали. Сказали: «Придешь еще на массаж».

– Вы описываете безысходность. А как же можно вообще изменить ситуацию?

– Вот мы и подошли к проблеме.

Приходит человек, который прекрасно знает американскую систему здравоохранения. У нее есть опыт проживания в стране, где смерть дает жизнь. Для нее это норма. Она привыкла к этому и наивно думает, что готова реформировать область трансплантации.

А каков личный опыт пани Ульяны в отношении такого явления, как институт усовершенствования врачей? А каковы ее планы касательно Академии медицинских наук?

У нас каждый врач имеет категорию. Чтобы ее получить, надо пойти на курсы (при этом договориться с главным врачом, чтобы тебя туда послали), сдать экзамены, получить справку. Потом аттестационная комиссия присвоит тебе категорию, и ты будешь получать на 15 гривен в месяц больше. И все это — хочешь или не хочешь — будет повторяться каждые 5 лет. И каждое решение в цепочке — это просьбы, благодарности, одолжения, деньги, подарки…

И вот вопрос: это как она будет реформировать?

В США другая ситуация: там каждый врач заинтересован в повышении квалификации, он из своего кармана платит деньги за то, чтобы стать умнее.

Или вот, например, откуда она знает, что такое план койко-дней?

– В МОЗе уже озвучили, что с этим будут бороться.

– А что толку с ним бороться? Его надо просто взять и отменить, это можно сделать за один вечер.

На это не требуется согласие Рады.

– Но сумма финансирования больницы высчитывается в зависимости от количества койко-мест.

– Возьмите средний койко-день за последние пять лет. Примите его как догму и скажите: «Вот по этому среднему коэффициенту будем продолжать финансирование. Но никаких "планов" больше не будет».

Добрая воля. Больше ничего не нужно.

Есть некие средства, выделяемые на отрасль, и эти средства должны рационально использоваться. Я хочу знать: какова судьба Академии медицинских наук, НИИ, санаториев-профилакториев?

Вы много знаете в Америке санаториев-профилакториев?

Их надо все закрыть, но это же сотни тысяч людей! Причем не последних — это куча доцентов, профессоров, ученых, — людей с высоким социальным статусом. Которые, теоретически, должны стать семейными врачами, создать конкуренцию на этом рынке.

Кто-то же должен это решение принять. Это не функция министра здравоохранения. Это государственного масштаба явление.

Мы решили с вами, допустим, что нам этот санаторий не нужен. Его судьба?

– Отдать на приватизацию.

– Хорошо, если я выставлю его на аукцион, могу ли я за эти деньги построить хоспис, например, или отделение для онкобольных детей?

Сейчас, если примут решение продать, например, какой-то санаторий, — эти деньги отправят в Пенсионный фонд. А я хочу, чтобы они остались в отрасли.

К чему я все это говорю? К тому, что в нынешней системе ценностей и законов фамилия министра здравоохранения никакого значения не имеет, даже если он семи пядей во лбу.

Перед ним возникают вызовы, которые он своей властью, своим интеллектом, своими юридическими полномочиями решить не в состоянии.

Нам необходимо очень серьезное изменение политики на уровне законотворчества. А к этому, извините, Минздрав никакого отношения не имеет в принципе. Впрочем, сначала нужно признать факт, что ситуация в здравоохранении катастрофическая.

ОБ АЛГОРИТМАХ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ, САБОТАЖЕ И РАВНОДУШИИ

– У нас есть запас прочности или уже нет?

– Нет уже никакого запаса прочности. Формула нашего здравоохранения выглядит вот так: 52 х 25 = 42. Было 52 миллиона жителей, 25 лет жизни, осталось 42 миллиона. Вот это математический диагноз страны за время независимости. Он страшен. Это на самом деле катастрофа.

Необходимы очень быстрые и очень решительные шаги, а они невозможны в рамках действующей системы. Не медицинской системы, а политической! И выйти из этого тупика — фактически медицинского геноцида — в рамках существующего законодательства невозможно.

Например, я проявляю некую инициативу, она обсуждается комитетом Верховной Рады, он должен это согласовать внутри, согласовать с премьером, вынести в Раду, проголосовать, опять вернуть в комитет...

– А как это должно выглядеть?

Необходимо изменить алгоритм принятия решений. С моей точки зрения, надо собрать СНБО, посвященный угрозе национальной безопасности в связи с катастрофическим положением в отечественном здравоохранении.

СНБО должен создать Национальный комитет по реформе здравоохранения с правом принимать решения без цепочки согласования.

После этого Нацкомитет формулирует программу реформ — с тактическими шагами, сроками, критериями эффективности.

Эта программа утверждается Верховной Радой, после чего комитет получает полные полномочия для ее реализации.

При этом у этого Нацкомитета должна быть собственная служба безопасности (потому что их начнут отстреливать), собственный прокурор.

Я другого пути не вижу. У нас нет времени на эволюционные изменения — мы вымрем.

– Но ведь у нас любая реформа сверху тихо саботируется снизу.

– Конечно. Сегодня люди, которые добились успеха в медицине, адаптированы к этой системе.

– Они заинтересованы, чтобы ничего не менялось.

– Да, а еще чтобы вы болели. Потому что если вы будете здоровы, они умрут от голода. Они заинтересованы в том, чтобы вы лечились большим количеством лекарств, потому что за каждое лекарство они получают проценты. Им выгодно, чтобы вы проходили огромное количество обследований.

Эту проблему можно решить страховой медициной — каждый рецепт пропускать через экспертов страховой компании, которые дадут ему оценку: насколько подобное лечение соответствует медицинской науке (протоколам).

Приведу печальный пример. Вот уже много лет моя клиника предлагает медицинскому бизнесу, казалось бы, очень нужную услугу: мы готовы взять на себя оценку качества медицинской помощи, дать ответ на вопрос: «Врач, услуги которого вы оплачиваете, лечит цивилизованно или это сплошные фуфломицины?».

Но это никому не нужно! Поверьте мне — не было ни одного обращения за консультацией.

Страховая компания в нынешней системе не заинтересована в минимальном лечении. Она хочет иметь свои аптеки, свои лаборатории и получать проценты с каждой таблетки и анализа. И я очень боюсь, что мы именно такую систему назовем страховой медициной.

Недавно ко мне пришел друг. Он — гинеколог, который поменял уже три фирмы. Потому что каждая дает ему разнарядку: женщина может уйти с приема, сдав минимум пять анализов. «Не будет этих пяти анализов, мы найдем другого доктора».

И такое кругом. И вы же заложники этой системы.

РАСЧЛЕНЕНИЕ И ДЕЛЕНИЕ В РЕФОРМЕ

– Давайте вернемся к концепции реформ. Она уже разработана.

– Я много писал о ней. Не строю из себя особого гения, но я в этой каше варюсь последние 35 лет, и даже я не понимаю, что они собираются менять, какова последовательность шагов. Возможно, кто-то понимает, но количество этих людей очень невелико.

В условиях, когда жители страны и 99% медицинских работников не понимают стратегии и тактических шагов, реформа обречена на неудачу.

Я очень часто цитирую Аристотеля, который когда-то произнес: «Для решения проблем выбирай расчленение и деление».

То есть огромную реформу нужно свести к 100 всем понятным шагам.

Например: врач с ручкой в руках как явление должен исчезнуть к 1 января 2018 года. Любая справка от врача А к врачу Б — преступление. Наказывается штрафом лечебному учреждению и т.д.

Нужно создать базу данных всех жителей страны, и пускай там по индивидуальному налоговому коду всех шифруют. Медицинские работники имеют доступ к такой базе, и через полгода понятие «справка» вообще исчезает из обихода. Тут ничего сложного, всем понятно. Но всем сразу легче станет жить.

Надо всю медицину превратить в эти шаги.

Вот еще пример: на входе в любую больницу стоит бабушка, которая продает бахилы. Или автомат. А где в мире еще есть бахилы в больницах? В какой стране мира, откуда этот опыт взялся? Почему жители страны платят, условно говоря, 100 миллионов гривен в год за бахилы, которые не нужны нигде? Наоборот, везде пишут о том, что сменная обувь для посетителей лечебных учреждений не нужна, потому что это способ борьбы с госпитальной инфекцией и так далее.

О ДОВЕРИИ К ВРАЧАМ И ВАКЦИНАЦИИ

– Давайте вернемся к тому, что делать в сложившейся ситуации.

– Я реально понимаю, что в этой стране большинство мужчин готовы выполнять отцовские функции исключительно биологически: после зачатия все околодетские решения берут на себя женщины.

Вот такая страна, где найти нормального мужика — чуть ли не самая главная бабья задача и удача в жизни.

Но именно эти мужчины, которые детьми не интересуются, становятся политиками.

Я мам пытаюсь адаптировать к тому, что нельзя на мужика надеяться, но при этом надо самой все успеть — и доказать, и смочь, и вы все это можете, и всё умеете.

И в то же время я вижу, что простыми, понятными, доступными рецептами может воспользоваться максимум 15% населения. Это максимум. Остальных по-прежнему все устраивает.

А женщины знают: «В тот момент, когда я стала мамой, моя жизнь кончилась. Я всего, чего хотела, добилась: у меня есть вот этот алкоголик, у меня есть ребенок, "я така, як всі"».

Когда я в июне 2015 года произношу в эфире: «Ребята, противодифтерийная сыворотка — единственный способ лечения дифтерии, ничего другого нет. Так вот, срок годности противодифтерийной сыворотки закончится в сентябре». Как вы думаете, чего я ожидаю от общества?

– Сигнала SОS?

– Да, мне кажется, что на следующий день все газеты должны выйти с обращением. Но в обществе и СМИ тишина — это никому не интересно.

В сентябре на всю страну говорю: «Ребята, помните, я вас в июне информировал? Так вот, сыворотка кончилась. Ее нет». Но все абсолютно спокойно.

Через три месяца я в эфире политического ток-шоу озвучиваю это депутатам: «Отрывайте попы от стульев, идите добывайте сыворотку, в стране привито менее 50% детей». Что происходит? Тишина.

А совет Нацбезопасности по этому поводу должны были созвать в июне прошлого года.

Это за пределами логики.

Это иллюстрация того, что стая, не способная обеспечить безопасность детенышей, обречена на вымирание.

Меня очень волнует тема неотложной помощи, я об этом книгу написал, и программы об этом снимаю. Вот в Финляндии я беседовал с детьми из русско-финской школы. Спрашиваю: «Вот вы пошли всем классом в лес, кто-то упал и сломал ногу. Что вы будете делать?» Причем этот я вопрос задаю восьмиклассникам. Вы никогда не догадаетесь, что они ответили! Ни один наш человек не сможет угадать правильный ответ. Они говорят: «А зачем оно нам надо? С нами же учитель».

То есть взрослый — он для того, чтобы защищать детей. Дети — смысл существования государства.

Говорю: «А вы пошли сами, и такое случилось. Что будете делать?» – «Позвоним, через 3 минуты прилетит вертолет».

У нас ведь взрослые не знают, что делать, и вертолеты не прилетят. Что нам остается?

– Мы должны помогать себе сами. Когда-то в Америке в рекламе вакцинации была такая фраза: «Не думайте, что вы знаете лучше, чем доктор». Когда у меня родился ребенок, я ходила к одному врачу, ко второму, к третьему, каждый из них давал абсолютно разные выводы и рекомендации. И в такой же ситуации находятся очень много мам.

– Именно для вас я и работаю. Я не могу изменить систему, но я могу создать инструменты, позволяющие вам найти ответ почти на любой вопрос.

Когда государство не может обеспечить безопасность ваших детей, вы обязаны становиться почти врачами. Вы должны минимизировать контакты с системой здравоохранения. Поскольку обращение к такой системе — это риск. Риск неправильного диагноза, риск необоснованного лечения, ненужной операции, риск бизнеса на лекарствах и обследованиях, риск госпитализации ради выполнения плана койко-дней, риск внутримышечных инъекций, которые не нужны, риск, риск, риск…

Поэтому вы должны попадать туда только тогда, когда это неотложная помощь, интенсивная терапия, операция, реанимация. Во всех остальных случаях вы должны избежать системы здравоохранения. Все!

Другого пути нет.

Я бы предпочел учить врачей, но они не хотят. Не хотят не потому, что плохие, а потому, что если лечить по Комаровскому, так можно доктору с голоду умереть. Поэтому я учу вас, родителей.

Я уверен, что в рамках нормальной реформы здравоохранения, в рамках нормальных протоколов лечения и подготовки адекватных педиатров я стану не нужен мамам, и спокойно сосредоточусь на педиатрах, семейных врачах.

– Родителям очень страшно. Ведь иногда все равно надо пойти к врачу проконсультироваться, а врач говорит: «Ах, вы в интернете почитали? Тогда идите туда же, в интернет, и лечитесь». И получается, что ты должен этому врачу доверять, а степень доверия на самом деле нулевая.

– Я вас прекрасно понимаю. Все ваши сложности я знаю лучше вас, потому что я их выслушиваю каждый день. У меня электронная почта появилась в 1996 году. Можете представить объём информации, который я получаю каждый день? Хватит на 150 докторских диссертаций.

– С позиции родителей что еще можно сделать? Можно смотреть передачи, читать, что еще? Нас интересуют именно конкретные рычаги.

– В рамках существующего законодательства — вы должны думать, когда выбираете политиков. Потому что изменить систему могут только они.

А все остальное время — заниматься самообразованием. Другого пути просто нет.

Перед выборами президента я анализировал всё, что говорят о медицине. Все кандидаты в президенты. И показывал стране, что выбирать некого.

– И в итоге выяснилось, что, несмотря на медицинский опыт Ольги Богомолец, человек не готов реформировать систему.

– Я лично ее поддерживал. Для меня это было важно, и это наука на всю жизнь. Тот факт, что ты разбираешься в детях, не дает тебе права говорить, что ты разбираешься во взрослых.

– В этой ситуации есть еще один аспект — врачи. Выглядит так, что они — заложники системы. Часть из них хорошо устроилась, но есть такие, которым в существующей ситуации некомфортно. Они получают мало денег, не готовы заниматься вписыванием койко-дней, но они не могут бунтовать, потому что зависят от начальства. Что можно сделать без политического решения? Вот, методом «малой крови»?

– Нет, мне кажется, что здесь «малой кровью» не подходит. Если конкретного солдата не устраивает дедовщина, но ее поддерживает прапорщик, майор, полковник и генерал, то победить ее нельзя. Но если ее не поддерживают наверху, то что-то сделать можно.

Поэтому в данной ситуации проблема снизу не решается. Есть правила игры. Если все играют в футбол, а ты попытаешься играть в баскетбол, то у тебя ничего не получится — ты нарушишь правила, как только возьмешь в руки мяч.

– С позиции родителей. Нужно ли благодарить врачей, тем самым поддерживая вот этот теневой сегмент медицины?

– Да, конечно. Другого пути нет. Когда мы знаем, что врач получает в месяц 2 тысячи гривен, а жить за эти деньги он не может. Это же очевидно.

Другой вопрос, когда он требует деньги ДО оказания услуг, — это аморально.

О ЛАЙФХАКАХ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

– Для родителей. Вот можете сформулировать 10 лайфхаков, как в таких условиях улучшить здоровье?

– Давайте хоть это интервью не будем превращать в разговоры про иммунитет, сопли и какашки. Ну есть у меня 10 лайфхаков по укреплению детского иммунитета. И все это у меня на сайте опубликовано — берите, читайте, учитесь.

Вопрос упирается в то, что родителям нужно четко понимать, что их личные возможности по обеспечению детского здоровья — намного больше влияния государства.

Если я призываю к тому, чтобы у ребенка был чистый воздух и физические нагрузки, то вы должны четко понимать, что в условиях, когда возможности получения адекватной государственной помощи минимальны, ваши личные усилия по поддержанию здоровья ребенка должны быть максимальными.

А если государство наплевало, и вы еще наплевали…

Образ жизни детей кардинально меняется. Дети пялятся в гаджеты с утра до ночи, и родителям так спокойней. Мы выбираем школы с тремя языками, а должны выбирать школу, где бассейн и каток.

Но у нас до этого еще далеко. Классический пример — «Евро-2012». Это безумие — строить 4 стадиона для взрослых «мальчиков» вместо того, чтобы построить 2 тысячи стадионов для детей. Но мы ведь дружно гордимся этим безумием.

– И душевых в школах нет.

– Да, потому что школьной физкультуры в ее нынешнем виде не должно быть. Дети должны заниматься спортом после школы. Нужно чередовать умственные и физические нагрузки. Надо придумывать, как заставить детей двигаться, изучая физику, природоведение и географию. Но физкультура — после занятий.

– Но за границей именно в школах есть спортивные залы и комплексы.

– Да, потому что школа должна быть центром всего. Здесь должен быть и драмкружок, и кружок по фото, и рисование, художественная гимнастика, и все, что хотите. Все — в школе.

Закончил обязательную программу в 16:00 — и началось все остальное. Ребенку интересно в такой школе, он не хочет оттуда уходить.

Возьмем финскую школу. Там 50% учителей — мужчины. Потому что это высокооплачиваемая и одна из самых престижных специальностей.

Какая ботаника может быть в классе? Она должна проходить в лесу.

– В Эстонии есть специальные беговые дорожки вокруг школы, и дети после третьего урока идут немножко походить.

– Таких вариантов куча: и ролики, и коньки, и велосипеды. Но беда в том, что запрос у родителей совсем другой: «А где у вас тут язык? Углубленное изучение математики?»

В любом финском садике по приказу МОН есть комната для игры в магазин. Это по приказу, этого не может не быть. Там они учат, что такое банковская карта, что такое сдача. Их учат в школе сортировать мусор, готовить блинчики.

Меня огорчает, что даже вы — молодые активные люди — перестали бороться за права детей. Мне кажется, что если в Европе в ХХI веке есть проблемы с вакцинами...

О ВАКЦИНАЦИИ

– Кстати, о вакцинах. Вот вас слушают, прислушиваются. И вы постоянно говорите о том, что катастрофа с вакцинами, нужно делать прививки. Но есть огромный процент мам, которые отказываются делать прививки своим детям. Почему в этом вопросе вас не слышат?

– А почему вы не пишете, как умирают от коклюша? Где и когда в «Украинской правде» была статья о том, что ребенок умер от коклюша? А сколько детей за прошлый год умерло от ботулизма?..

– Надо сделать запрос, мы не знаем (УП.Життя сделала такой запрос в Минздрав, но нам ответили, что такие данные у Госкомстата. Направили запрос и туда тоже, – ред.).

– Так вот, рассказы о том, как стало плохо от прививки, присутствуют в информационном поле постоянно. А рассказов о том, как стало плохо от болезни, — нет в принципе как таковых.

Я, как человек, который видит и рассказывает об этом, не могу заменить СМИ.

Наш человек привык, что если говорят «это вам надо сделать», то это кому-то выгодно. Другого наш человек представить не может. Если кто-то говорит, что надо делать прививки, — всё! Его купили производители вакцин.

А Комаровский когда-то заведовал дифтерийным отделением и насмотрелся на смерти детей. Я не хочу, чтобы это повторилось. Это страшно.

Взять коклюш. Ребенок же умирает не именно от него, а от воспаления легких, которое является осложнением основной болезни. И значит что? Он умер не от коклюша, а от воспаления легких. Всё. Нет смертей от коклюша. И это скрывается постоянно.

Шумиха вокруг вакцинации, вот это все — это работа СМИ. Если сидит в студии женщина, у которой умер ребенок, то все мы подсознательно на стороне этой женщины. Кто привел эту женщину в студию? Журналисты.

А когда вы приведете в студию женщину, у которой ребенок умер от кори или коклюша? Никогда!!! Потому что она не придет, ведь надо будет всему миру признаться в своих ошибках. А прийти, чтобы обвинить бездушных врачей, — очередь из желающих.

А вы зайдите в больницы. Я уже много лет говорю: нигде в мире не лечат детей внутримышечными инъекциями. Детям не колют антибиотики в попу. Каждый укол в детскую попу — это укол во взрослую совесть.

Мне кажется, что после того, как я миллионам женщин объясняю, что это неправильно, эти миллионы женщин должны объединиться для защиты собственных детей. Но они ничего не делают.

– Они боятся врачей — что те потом сделают что-то не так ребенку.

– Если бы каждая мама после каждого укола в попу устраивала скандал и защищала своего ребенка, постепенно их перестали бы делать. Но мать готова согласиться на то, чтобы ее ребенку 4 раза в день делали уколы, лишь бы не ссориться с врачом.

– Во время Майдана вы записали обращение к россиянам с пояснением, за что мы здесь боремся. Сейчас, во время войны, вы чувствуете какое-то напряжение со стороны российских пациентов?

– У меня в электронной почте есть папка с приглашениями приехать. Тамбов, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, тур на Дальний Восток, лекция на Кипре, выступление в Лондоне, Санкт-Петербург, Новосибирск, Урал, Алматы, Ивано-Франковск мелькнул.

– Большая часть — из России.

– Конечно. На самом деле то, чем я занимаюсь, должно объединять людей, — это интересы наших детей.

– Отвечая на вопрос, кому бы вы не подали руку, вы назвали Ющенко — из-за Больницы Будущего. Этот список расширился?

– Список на самом деле огромный, просто тогда меня попросили назвать одного человека.

Для меня как раз вопрос в другом. Если человек готов признать свои ошибки и что-то изменить, и это приведет к чему-то хорошему, я готов взять за руку кого угодно.

Но образ Ющенко и Больницы Будущего остается для меня критическим, потому что в этом образе, для меня лично, слились две страшных трагедии нашего народа. Для начала он убил веру в правду — он обманул 14 миллионов человек, которые за него голосовали. Но этого оказалось мало.

Есть вещи абсолютно святые — добро и дети. А Больница Будущего убила веру в добро и детей. Ющенко нас всех обманул. Он пошел в операционную, не умея оперировать, но крича не весь мир, что умеет лучше всех. Идти в операционную, делать и не смочь — это одно. Но приступать к операции, не зная, не умея, и уверять, что ты лучший и все знаешь, — это страшно.

О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ГОСУДАРСТВО-ВРАЧ-ПАЦИЕНТ

– Когда-то мы говорили с Лилией Гриневич о целом клубке проблем в образовании думали, что может быть на самом деле ниткой, за которую нужно потянуть, чтобы его размотать? Тогда мы пришли к выводу, что это все же учитель.

– То же самое здесь. Этой ниткой является врач. Независимый, признающий исключительно научную доказательную медицину.

– Да, но что делать, чтобы его получить?

– У нас куча людей с очень хорошим опытом и возможностями. И есть только один способ заставить врача всё делать правильно:

а) правильные поступки должны быть экономически выгодны;

б) законодательные возможности совершать неправильные поступки нужно устранить.

«Откат» от лаборатории или аптеки — уголовное преступление. Но как это сделать сейчас, если для врача это — единственный способ выжить?

Мы все играем в те же самые игры, когда знаем, что врач получает в месяц 2 тысячи гривен, а жить за эти деньги он не может, — это же очевидно.

Фальсификация лекарств — уголовное преступление. Фальсификация данных о заболевании, о вакцинации — уголовное преступление.

Первое — закон.

Второе — резко ограничить оборот «фуфломицинов». Список лекарств, которые может использовать врач, должен быть утвержден. Все, что не прошло базу доказательной медицины, — за пределами этого списка. Люди могут это покупать, врачи могут назначать, но это не может оплачиваться страховой компанией и быть в рамках утвержденных протоколов лечения.

Затем государство утверждает протоколы, но берутся они в готовом виде у стран с цивилизованной медициной. Никаких доморощенных протоколов.

Создается сеть независимых аналитических лабораторий или компаний, куда каждый человек может принести любую таблетку и проверить — это мел или лекарство. Я половину препаратов, которые назначаю, лично отнесу в эту лабораторию. Проблема лекарственной фальсификации огромная, и ею никто не занимается.

Но в любом случае — страховая медицина.

Вместо ста кафедр педиатрии в стране — две-три.

Некий единый центр, который анализирует современные научные данные со всего мира, готовит для врачей рекомендации, публикует на своем сайте тест-вопросы, на которые врачи обязаны отвечать раз в неделю. Не прошел — зарплата меньше, прошел — больше.

Помощь родителям только тогда, когда родители играют по правилам государства. Не хочешь вакцинироваться — твое право. Но почему государство должно тебя лечить? Значит, не получаешь денег от государственной страховой — плати свои.

Твой ребенок не привит — он не может ходить в государственные школы, пусть идет в частные. Но при этом — жесткое страхование на случаи вакцинальных осложнений, строжайший контроль на всех этапах вакцинации.

– У меня такое впечатление, что все хорошие врачи выехали и учить студентов некому. Я ошибаюсь?

– Нет. Грибной сезон закончился. Отдельный гриб с трудом, но найти можно, набрать лукошко не получится.

– Но что с этим делать?

– Нужно минимизировать ошибки. Медицина — это не искусство. Это точная специальность. Есть алгоритмы принятия точных решений. Эти алгоритмы прописаны.

Прекратить придумывать национальную украинскую медицину. Следовать мировым стандартам. Не умничать. Разогнать 90% проверяльщиков-экспертов, которые полностью себя дискредитировали.

О РЕЦЕПТЕ СЧАСТЛИВОГО ГОСУДАРСТВА

– Нам очень нравится ваша концепция киндероцентрического государства.

– Я прекрасно понимаю, что мою концепцию киндероцентрического государства никто не поддержит, здесь сложно заработать, украсть сложно. А у меня нет команды для этого.

– Тем не менее вы сейчас много путешествуете, изучая опыт других стран. Можете назвать вещи, которые мы можем использовать из зарубежного опыта?

– Наверное, главное «там» — интересы детей. Это предмет постоянного обсуждения обществом. А у нас «забыли» купить вакцины, и никто не застрелился…

В Хельсинки коляска — это пропуск для бесплатного пользования городским транспортом. Вот что для этого надо?!..

У нас много женщин с колясками в общественном транспорте?

У меня такое ощущение, что мы инстинктивно живем по закону джунглей. У нас самое прикольное в стране — получить лицензию и охотиться на других людей. Вдумайтесь: максимальная власть у того, кто имеет власть над другими людьми, — у судьи, полицейского, политика, налогового инспектора. Похоже, именно эта власть — единственное, что заставляет некоторых работать врачами и учителями.

Когда одни люди имеют возможность охотиться на других — это признак успеха в жизни.

Когда ты заботишься о других — будто проявляешь слабость.

Как только государство придумает какой-то беспредел, тут же находится огромное количество исполнителей, готовых этот беспредел внедрять. Мы же страшно боимся тех, кто должен, теоретически, о нас заботиться — врача, полицейского, судью.

Мы не верим ни одному человеку. И считаем, что это — нормально.

Центр проблем страны и центр реформ — в нас самих. Любые попытки ограничить что-то извне — это отвлечение от внутренних проблем.

От того, что перестанет летать самолет между Киевом и Москвой, не изменится ничего. Просто взрослые мальчики с наслаждением померяются писюнами. На глазах у нас всех. И куча народу им за это поаплодирует.

Давайте меряться детским спортом, школами. Слабо? Так это же диагноз политикам, ведь ничем хорошим меряться не получается.

Еще надо понимать, что вопросы нужно решать конституционным путем. И беда в том, что взрослые люди идут на выборы решать взрослые проблемы. А это тупик. Потому что взрослые проблемы — это сиюминутные вопросы, тактические.

Взрослые должны на выборах решать детские проблемы — тогда это будут стратегические вопросы, определяющие будущее страны.

Политик государственного уровня должен показать, каким образом он решит проблемы средней семьи. Ибо ребенку для счастья нужна счастливая семья.

Только ребенок видит взрослые проблемы по-другому. Не в языке, не в векторе, не в выяснении «кто круче», а в безопасности, здоровой семье, возможности свободно путешествовать по миру.

Я просто прошу каждого жителя страны не слушать эту политическую болтовню про векторы движения, газ, требования МВФ и братские народы. Политик государственного уровня должен показать, каким образом он решит проблемы средней семьи.

Для меня еще очень важен вопрос гендерных различий. Мужское и женское отношение ко всему. Мы расплачиваемся за то, что мужики в стране не имеют никакого отношения к детям.

Политики-мужчины не имеют понятия, что такое поликлиника или школа, — женщины взяли всё на себя. Мужики во власти не понимают: какие-такие «проблемы детей»?

Я в Финляндии сформулировал рецепт счастливого государства: мужики к детям — бабы в политику.

Но у нас идут в политику и бабы такие, которым дети не интересны.

– Каким спортом вы сами занимаетесь?

– Бег, где-то 30-40 минут. На выходных — провожу время в лесу, на рыбалке, чтобы никого не видеть. Я не признаю пляжный отдых. Я не могу пойти в тренажерный зал, потому что тут же меня спросят про анализы, не могу сесть в поезд, потому что кто-то обязательно начнет меня расспрашивать... И это не кокетство.

Он совсем не типичный и такой разный, Андрей Бильжо – художник, психиатр, ресторатор, общественный деятель, телеведущий.

Но всегда узнаваемый, безупречно стильный, похожий исключительно на одно существо на свете – на самого себя. Пару лет назад ему стукнуло 60, но этот солидный возраст никак, похоже, на нем не сказывается. С таким же успехом ему могло быть 50, 40, 30... Он, возраст, у него "свой" – возраст зрелости, верности, соразмерности самому себе. На сей раз Радио Свобода встретилось с ним в Венеции, городе, ставшем для него за последние 15 лет вторым домом.

– Если российское общество воспринимать как некий единый живой человекоподобный организм, как оно менялось за последние лет пятнадцать-двадцать лет, с точки зрения художника и психиатра?

– Если представлять наше российское общество как некоего человека, то все последние десять-пятнадцать лет оно отчетливо и безнадежно тупело. Говоря чуть более научно, все эти годы на него наваливался тяжелейший склероз. И, несмотря на свою относительную молодость, оно стремительно старело, склероз крепчал на глазах, его сосуды оказывались забиты неизвестно чем, так что вспомнить даже из самого ближайшего прошлого было уже ничего невозможно. Иными словами, общество (а мы представляем его себе как человека) не может вспомнить ничего из того, что с ним случилось какие-то 30-40-50 лет назад. Ну, просто ни-че-го не помнит! И как, скажи, без этого жить?!

– В каких случаях подобные вещи случаются в человеческой жизни?

– Такое бывает при наступлении болезни Альцгеймера. В советской психиатрической школе у женщин это называлось "Альцгеймером", а у мужчин – "болезнью Пика". Тотальное отупение, оглупление, деменция. Это может случиться в самом разном возрасте, и причины тому тоже разные. Например, подобное случается при раннем алкоголизме, когда пить начинают еще подростком. Как правило, это подкрепляется плохой наследственностью, связанной с органическим поражением сосудов. В этом случае больного настигает ранняя сосудистая деменция.

Это, кстати, очень похоже на то, что сейчас происходит в России, потому что нынешнее российское общество характеризуется не только тотальной забывчивостью, полной потерей памяти, но и агрессивностью. Представь: почти в любой веселой компании найдется какой-то один человек, которому, как всем известно, категорически нельзя пить. И если все остальные пьянеют более или менее "по правилам", кто-то становится добрее, кто-то отрубается, то этот "единственный человек" вдруг становится жутко агрессивным, начинает бить посуду, говорить гадости, выяснять отношения.

Потом, протрезвев, он, конечно же, ничего не помнит, извиняется, но больше его уже предпочитают никуда не приглашать. Вот это специфическое состояние и есть верный признак того, что у человека – органическое поражение сосудов и пить ему категорически нельзя. В этом смысле мне наше российское общество напоминает такого вот раннего алкоголика с весьма отчетливой симптоматикой – потерей памяти, агрессивностью, неоправданной бравадой и очень специфическим юмором. Да, есть такое понятие "алкогольный юмор".

В учебниках по психиатрии даже приводятся его примеры: "Стилем брассом – за пивом, квасом". Плюс к этому – ранняя деменция, связанная с Альцгеймером, присущая многим из наших власть имущих. И что со всем этим делать, я просто не знаю, потому что все перечисленные симптомы проявляются у многих людей, зачастую вполне симпатичных и образованных. Да, в жизни так случается. У меня был один пациент, профессор, заведовавший крупным научным учреждением, которого привели, когда он накакал у себя в кабинете. Только тогда, наконец, сотрудники поняли, что с ним что-то не так. Помню, я у них спрашивал: "А что же было до этих публичных какашек?"

Они отвечали: "Он щипал сотрудниц за попу, неадекватно смеялся на конференциях, но мы все это время думали, что просто у него прорезалось специфическое чувство юмора". В общем, два или три года никто ничего не замечал, не обращался к психиатру, а сам он при этом руководил крупным институтом. И лишь когда он накакал на ковер в своем кабинете, тут только окружающие поняли, что с ним что-то не то. Но на такой поздней стадии было уже поздно: ни лечить, ни как-то реабилитировать было невозможно, потому что он находился в глубочайшей степени деменции с нарушением поведения.

– Иными словами, ты всерьез считаешь, что некоторые представители нашей власти уже дошли до столь же прекрасного, "высокого" состояния?

– Некоторые, судя по их поведению, безусловно дошли. Кстати говоря, изоляция тоже (а кое-кто из наших власть имущих точно изолирован от общества, несмотря ни на какие доклады подчиненных) вполне может привести к нарушению поведения, потому что человек не понимает, где он находится. Ему кажется, что он велик бесконечно, ему подвластно управлять движением облаков, течением рек и т. д. И мы знаем из собственной истории подобные попытки "повернуть реки вспять". Да, изоляция в той или иной степени влияет на адекватность человека. "Адекватность", кстати, здесь очень важное слово.

– В подобных случаях многие из продвинутых и не очень продвинутых товарищей любят напирать на наши византийские традиции. С точки зрения психиатрии, насколько подобные отсылки в принципе актуальны и оправданны – абсолютная вертикаль власти и вся та мифология, которая с этим связана?

– В слове "мифология" уже заложен ответ на твой вопрос. Вся наша страна живет исключительно в мире мифов. И каждое пятилетие или десятилетие приносит все новые и новые сказки. То это миф Ленина, то Сталина, то разговоры о необходимости восстановления жесткой вертикали власти... Сейчас, к примеру, мы живем с мифом под названием "Путин". В процессе создание подобных мифологем подтягиваются и придумываются самые резные псевдоисторические бредни, явно нарушающие реальную логику истории. К примеру, сейчас у нас на вершине "вертикали власти" восседает Путин в римской тунике. Но что, спрашивается, будет завтра?..

– Ты хочешь сказать, что у нас тасуются, как в колоде карт, некие исторические образы абсолютно карикатурного свойства?

– Да. Я много говорил о психиатрии, и в каком-то смысле это уже стало тупиковой историей, потому что если раньше можно было рассуждать о какой-то психопатии, то сегодня уже безусловно приходится констатировать паранойяльность, параноидный бред преследования. Нас преследуют все страны мира, включая Америку с Обамой во главе. Они нас травят, убивают, лишают пенсий и т. д. А сами мы белые и пушистые. Так вот это точно – параноидный бред. В таком заболевании есть свои стадии: сначала подступает паранойяльный бред, потом – параноидный, а дальше – парафренный. Это когда личность окончательно распадается и просто исчезает. Парафренный бред – фантастический, когда в сознании уже невозможно приклеить одно к другому.

Вот мне кажется, мы находимся именно в этой опасной стадии, и не удивлюсь, если появится что-то похожее на синдром Кандинского-Клерамбо, когда на нас начнут "влиять". Да на нас уже "влияют"! Лучами, погодой, электричеством... Кстати, психиатр Кандинский Виктор Хрисанфович – брат того самого великого художника. Он и сам страдал этим тяжелым синдромом и подробнейшим образом описал "влияние" током. Так называемые "токисты" были тогда в моде. Сегодня в наших руках появилось много чего другого, включая компьютер. И то, что люди с такой легкостью подпадают под подобные идеи, ужасно, потому что решительно не дает развиваться обществу. Если на меня все время кто-то влияет, мешает, то зачем я вообще буду что-то придумывать? Лучше я буду сражаться с теми, кто мне мешает жить.

– Стало быть, речь идет об устранении любой личной ответственности за происходящее?

– Абсолютно. Мне все мешают, а значит, я ни в чем не виноват. Не могу ничего делать, потому что некие граждане, страна, человек влияют на меня, кругом шпионы и т. д.

– И это в равной мере касается как любого рядового российского гражданина, так и любого же представителя власти?

– Конечно, потому что любой представитель власти может объяснить рядовому гражданину, что у того проблемы с отсутствием денег и низкой пенсией из-за президента Америки или Франции, королевы Англии или кого угодно, а вовсе не потому, что это они, представители власти, шаг за шагом делают глупости, проводят чудовищные реформы и т. д. Это они все придумали, и поэтому ты получаешь 4 или 6 тысяч рублей пенсии. А "злодеи" все поднимают и поднимают курс доллара, бензин дорожает, и наша жизнь становится невыносимой. Дальше заморачивать головы можно как угодно. Примерно 80% населения нашей страны верят тому, что им говорят. И это странно: они верили всегда газетам и ТВ, верят и сегодня, когда вокруг уже столько иных доступных источников информации. Мне это представляется не только удивительным, но и обидным, просто-напросто жалко свою страну.

– Но ведь и ты, и я, как бы мы оба ни пытались самостоятельно распоряжаться своей судьбой, все же являемся частью этого большого тела, которое называется Россия. Поэтому как лично ты ощущал на себе, на собственном "микроорганизме" все те изменения в российской жизни, которые происходили за последние 25 лет?

– Я – безусловно человек, встроенный в эту систему, неравнодушный. Поэтому, конечно, переживал и переживаю, волнуюсь за судьбу своего сына, который очень талантлив, но в подобной ситуации ему трудно реализовать себя. Он снимает кино, хотя едва может найти на него деньги, говорит на разных языках, сейчас у него вышла в Петербурге книга "Капсула бессмертия". На его полнометражный фильм "Рыба-мечта" дал деньги я. Вроде его планируют показать на "Кинотавре". До этого Антон Бильжо уже неоднократно побеждал на кинофестивалях с коротким метром. Но все это, конечно, очень сложно, потому что деньги дают только на патриотическое кино, сама знаешь.

Я переживаю, потому что жизнь коротка, и период моих надежд уже закончился. В 1990-х у всех была куча каких-то открытий, мечтаний, надежд. Я сейчас говорю даже не про себя лично, хотя сам еще далеко не старый человек. Но просто для всего моего круга и поколения реализоваться становится все сложнее и сложнее. Если в тех же 1990-х я мог реализовать себя в самых разных областях, то сегодня эти возможности практически закончились. Одну мою телевизионную программу закрыли, другую тоже. Впрочем, с нынешним ТВ работать попросту неохота. Но ведь точно так же закрыли программу и на радио.

– И все же каждый переживал этот период общественно-политических мутаций по-своему. Что лично для тебя являлось поводом для какой-то очередной ломки, мутации, глубокого разочарования, изменившего в той или иной степени твое сознание?

– Самым главным событием для меня стали случившиеся в 2014 году события в Украине. Они обернулись для меня большим внутренним кризисом. Еще в конце 1990-х – начале 2000-х, рисуя свои картинки и мультфильмы, я понимал многое из того, что происходит. Но чем это обернется в ближайшей перспективе, я даже не мог себе представить. Не мог представить, что за какие-то полтора-два года страна моментально скатится в такую чудовищную пропасть!.. Если еще в начале 1990-х были хотя бы остатки надежд, то за эти полтора года весь прежний старт, все возможности были откровенно просраны. И произошло это с гигантской, головокружительной исторической скоростью! Причем скорость была обращена вспять, в обратную сторону. Ведь можно делать открытия в области сложных информационных технологий, и эта скорость тоже будет гигантской. Бродский говорил: время так летит, что есть ощущение уже даже не поезда, а самолета. Так вот наш самолет развернулся и с той же гигантской скоростью полетел обратно! Но ведь назад нет никакого пути! Там просто тупик. И тем не менее самолет все летит и летит именно туда.

Так что последние полтора года самые тяжелые, потому что уже ничего невозможно вернуть назад. Недаром ведь появился этот мем: "Прости нас, Юра Гагарин, мы все просрали!" Да, и просрали все за какие-то жалкие полтора года. Потрясающе! Думаю, этот малый отрезок времени войдет во всемирную историю, в учебники на самых разных языках, с печальным повествованием о том, как богатейшая страна, с уникальнейшими возможностями сумела просрать буквально все у нее имеющееся за рекордно короткий период времени. Для меня это по-прежнему загадка. Точнее, я знаю, почему это произошло, но предпочел бы не вдаваться в такие подробности. Впрочем, многие об этом и без меня догадываются...

Роль личности в истории – так нас учили в школе – достаточно второстепенна. А то и вовсе не существует. Но жизнь показывает, что она существует! Ее роль огромна. И в истории случалось немало ситуаций, когда эта самая "личность" и ее окружение влияли, в том числе, и на вполне образованную часть общества, загоняя ее в такие тупики, выбираться из которых было потом крайне трудно, долго, а главное, болезненно.

– Это касается даже тех личностей, изначальные клички которых "крысеныш" или "окурок"?

– Под "личностью" я сейчас подразумевал просто человека как такового. Но я бы не преуменьшал изначальные качества и возможности того человека, о котором мы можем сейчас говорить. Он достаточно силен, способен идти к цели, несмотря ни на что. Никакие его внешние качества тут ни при чем. Вообще, как мы знаем из истории, это крайне опасно, когда невысокий человек ставит перед собой довольно высокие цели. Разумеется, отнюдь не в моральном смысле. Словом, это сильная личность, и я ее боюсь.

– Предположим, ты боишься. Но как объяснить то, что многие из наших давних друзей и знакомых, до сих пор живших, казалось, по тем же нравственным, этическим законам, что и мы сами, после украинских событий вдруг изменились до неузнаваемости? Как можно в зрелом возрасте вдруг, в одночасье измениться настолько, чтобы ближайшие друзья, с которыми ты всю жизнь пил, ел, читал любимые книжки и крутил романы, вообще перестали тебя узнавать?

– Слава богу, в моем окружении таких людей всего несколько человек. Но этому феномену столь поспешной мутации есть два объяснения. С одной стороны, желание услужить и что-то за это получить. С другой – искренняя вера в то, что нам и впрямь есть чем гордиться. Хотя, кроме этих дутых псевдоисторических фантомов, нам гордиться нечем. Я как-то в ФБ задавал вопрос: чем вы гордитесь? И никто не дал мне на это внятного ответа. За последние 20–15 лет гордиться у нас и впрямь нечем. Вся наша гордость вообще заканчивается полетом Юрия Гагарина. И вот, наконец, можно погордиться присоединением Крыма. Я был в Крыму и не испытывал там ровным счетом никакого дискомфорта, у меня там живут друзья. Мне всегда нравилось, что кто-то говорил там на русском, кто-то – по-украински, и я не видел никаких "бандеровцев". Был я и во Львове относительно недавно, тоже искал там "бандеровцев" и "фашистов". Заявляю со всей ответственностью: их там нет. Но наши люди, слушая СМИ, верят и в тех, и в других. Мне это очень больно и обидно. Не могу понять, почему среди моих друзей появились люди, которые так легко поддаются пропаганде.

– Но меня поражают, в частности, и некоторые представители "актуального искусства", до сих пор бравировавшие свободой от любых общественных стереотипов. Как они-то с такой легкостью впадают в подобную блажь?

– Возможно, это некая попытка лишний раз заявить о себе, влить в себя "шприц свежей крови".

– Какой крови?! Чьей?

– А я тебе объясню. Поехать в Луганск или в Донецкую республику и спеть там на фоне войны свои песенки, тем самым "защищая русских", – это своего рода драйв для тех, кто успел заскучать на своем московском диване. К примеру, Саша Скляр, к которому я всегда относился очень хорошо и отлично выпивал с ним в той же Венеции, сейчас страшно меня удивил. Ведь он действительно талантливый и умный. Но, видимо, теперь ему нужен какой-то адреналин, и почему-то он предпочитает искать его именно там. Может, это результат воспитания? Не знаю, не думаю, что он делает это ради каких-то дополнительных концертов и т. п. Он всегда занимал в культуре какую-то свою, вполне обжитую нишу, и в ней по-прежнему остается.

– Раньше адреналин выкачивали из алкоголя или чего-то другого, и это было по крайней мере честнее.

– Алкоголь Скляр уже прошел и сейчас не пьет. Света, это вообще люди, которые бросили пить и бросили наркотики! Им негде больше искать подпитки...

– И что, расставание с наркотиками и алкоголем ведет к столь радикальным мутациям этического чувства?

– Наверное... Ты хочешь от меня, чтобы я сказал, что Саша Скляр – м***к, что он **нулся?

– Нет, конечно. Кстати, есть и другие фамилии...

– Есть и другие. Но какая-то, по-видимому, у них есть своя правда, которую я лично не догоняю. Потому что это чушь собачья. Так что просто приходится думать, что таким образом все они пытаются лишний раз напомнить о себе.

– Иными словами, ты думаешь, что это просто некая "компенсаторная хрень"?

– Да, думаю "компенсаторная хрень". Больше того, я бы с удовольствием занес в учебник по психиатрии этот придуманный тобою новый "термин".

– Сейчас мы оба с тобой одной ногой живем в Италии, другой в России. Как лично ты справляешь с этими твоими обеими ногами?

– Справляюсь замечательно. Здесь, в Венеции, я, что называется, "чищу карму", стираю хорошим итальянским ластиком все лишнее и болезненное у себя в голове просто для того, чтобы привести себя в надлежащий порядок. Я давно уже решил для себя, что никуда насовсем не смогу уехать. Где точно умру, конечно, не знаю, но похоронят меня в Москве на Донском кладбище, где лежат папа и мама.

– Но ведь ты так любишь Италию?

– Да, люблю. Но Россия – страна, в которой я родился, здесь похоронены мои предки, расстреляны деды... Одно дело, когда я приезжаю в Венецию, зная, что у меня есть билет обратно. Без этого обратного билета я бы не смог жить даже в этом самом прекрасном на Земле городе. Для меня Москва – город, в котором я родился, родился и крестился мой папа, где он похоронен... Там живут мои друзья, "и дыханье затая, в ночные окна вглядываюсь я".

– Но ведь тебе, как и многим другим твоим друзьям, сейчас там так неуютно, тоскливо!

– Мы как-то с моим другом, журналистом Игорем Свинаренко обсуждали эту тему и решили, что у каждого из нас есть некая капельница под названием "Москва", которую мы оба носим с собой, перемещаясь с ней по всему миру. В этом коктейле, влитом в капельницу, перемешана вся российская гадость, но и хорошее тоже. И мы таскаем с собой эту вечную иглу-капельницу и не можем уже без нее жить. Пока что я не представляю себе другой жизни. Может быть, когда мне будет девяносто, все мои московские друзья умрут и я останусь один, то покину Москву и перееду сюда, в Венецию. Как раз напротив моей венецианской квартиры есть дом престарелых св. Юстиниана, он и станет моим последним пристанищем. Возможно, но я думаю, что все произойдет наоборот: мои друзья проживут дольше.

– Но ведь немалое число твоих друзей тоже разлетаются по свету. И еще сколько разлетится! Мало кто хочет состариться в Москве. Уж больно дискомфортная перспектива.

– Эта тема очень личная и интимная. Особенно после того, как год назад мне поставили кардиостимулятор и я в течение трех дней существовал где-то между жизнью и смертью. Я за это очень благодарен заместителю директора Кардиоцентра им. Бакулева Юрию Иосифовичу Бузиашвили и его дочке Виктории Юрьевне. Они – прекрасные кардиологи. Тогда я понял: случись что в Москве, мне помогут, хотя бы "по блату". В Москве еще остались замечательные врачи, и ко мне в клинике не будет формального отношения. А это очень и очень важно. Надеюсь, я это заслужил. Хотя врач вообще должен относиться хорошо к пациенту. Но так или иначе, после этой истории мне уже ничего не страшно.

– И все же, я вижу, эта история сильно тебя изменила?

– Да, она сильно повлияла на мое отношение к жизни. Хотя я и тогда не очень боялся cмерти, да и сейчас не очень ее боюсь. Единственное, что меня волнует, если говорить о каких-то глобальных вещах, – это жизнь моего сына и внука. А так... Если понадобятся лекарства, мы их найдем и в Москве. По блату, конечно же. Или же я куда-нибудь улечу. Но только с тем, чтобы вернуться. Еще когда-то давно я придумал такую фразу: "Улетать приятно уже только потому, что когда-то придется вернуться назад". Свой дом я все-таки очень люблю. Для меня в изуродованной Москве, которая в целом уже давно не моя, еще есть отдельные уголки, без которых я не могу жить.

– В свое время ты попал в "расстрельный" список еврейских персонажей, кандидатов на "выброс" из РФ. Какое впечатление на тебя это произвело?

– Да, я там "вибрирую" между 53-м и 56-м номером. Как-то хочется уже подняться повыше... Или хотя бы войти в первые 50.

– В твой адрес звучали какие-то угрозы, были ли ситуации, связанные с твоей личной безопасностью?

– Да, и это было еще до появления списка, когда я вел свой блог в ЖЖ. После некоторых "неприятностей" я вынужден был его закрыть. Тогда после какой-то моей вполне безобидной заметки появились фотографии расстрелянных евреев. Там же был выставлен коллаж с моей простреленной головой. В результате я попросил усилить охрану в нашем ресторане "Петрович". А ЖЖ я тогда закрыл не потому, что испугался, а потому, что мне стало дико неинтересно. Я понял, что туда с легкостью попадают люди, с которыми мне неинтересно и не о чем говорить. Зачем же тогда я должен все это читать, видеть их у себя в гостях, не понимаю. Ты только представь: вдруг к тебе домой ввалились эти люди?! На кой они тебе нужны?! Поэтому свой ЖЖ я раз и навсегда захлопнул. Когда же появилась история с "расстрельным" списком, я даже испытал чувство, близкое к гордости. Во-первых, сам список вполне симпатичен. Во-вторых, моего русского дедушку тоже расстреляли в Норильске, а еврейского – на Лубянке, так что семейные традиции продолжаются.

– Андрей, но вряд ли твоя семья разделяет эти твои чувства. Уверена, то они за тебя сильно переживают.

– Это да.

– Но ты не боишься, что тебя однажды промозглым московским вечером кто-нибудь просто шарахнет по башке?

– Я боюсь этого все время. И началось это задолго до появления злополучного списка просто потому, что в Москве в принципе любого могут п...нуть по башке. И баста. Не думаю, что лично я кому-то особо нужен, не буду претендовать на статус настоящего героя, говорящего публично все, что он думает. Нет, я тоже говорю все, что думаю, но "настоящие герои" говорят это чаще и больше. Но все же, когда вхожу в подъезд, я оглядываюсь. Ведь "незваные гости" начали приезжать к мне еще со времен программы "Итого" на НТВ, в конце 1990-х – начале 2000-х. Тогда же ограбили квартиру поэта Игоря Иртеньева, а мою машину сожгли. А совсем недавно кто-то пришел и вырубил свет в подъезде, стучали носком сапога мне в дверь, потом звонили, я смотрел в глазок и ничего не видел. Потом сказал, что звоню в милицию, поскольку дверь на охране. Они убежали. Словом, случались какие-то неприятные вещи после некоторых моих публичных высказываний.

– То есть у тебя есть ощущение некоторого напряжения, но ты готов с ним жить?

– Да, готов.

– А ты уверен, что твоя семья к этому тоже готова?

– Жаль, что фамилия у меня редкая, второй такой просто нет. Так что семью не спрячешь. Я – Бильжо, сын мой Антон – тоже Бильжо и ни за что не хотел брать псевдоним даже для своей книги. Внук Егор – Бильжо. Все они менять фамилию категорически отказываются, и я горжусь ими.

– Ты допускаешь, что кто-то из твоей семьи рано или поздно все-таки покинет эту страну?

– Я бы хотел, чтобы Егор уехал. Для меня подобные перспективы обрублены в силу возраста, слабого владения иностранными языками. Но мой внук Егор, которого я так люблю, – другое дело. Моя мечта, чтобы он уехал отсюда и был счастлив, потому что на ближайшие десятилетия я не вижу ни малейшей перспективы в этой стране. Очень обидно, что мы прожили большую жизнь. Мне, например, сейчас 63 года. Дико обидно, что она так тупо прожита и что нами руководили такие м...ки, м...звоны. И, к сожалению, нам с вами далеко не всегда можно было обойти их желания и власть. Вот в чем главная наша беда.

источник: http://charter97.org/ru/news/2016/3/27/196885/

Автор нескольких бестселлеров, психолог Марина Мелия занялась, на ее взгляд, не самым приятным занятием – много и регулярно смотрела российское телевидение, в частности, новости. Там она искала примеры методов и приемов, которые современные СМИ используют для формирования общественного мнения. Вся информация об этом вошла в главу ее новой книги «Просто о сложном – Как сохранить голову ясной, когда нам промывают мозг?», вышедшей в издательстве «Альпина Паблишер». Forbes публикует отрывки этой главы.


Вряд ли найдется человек, который хотя бы однажды не оказался жертвой манипуляции. Какими бы умными и образованными мы себя ни считали, каждый вспомнит, как не раз и не два поддался на уговоры мошенника — например, в обличье цыганки или экстрасенса, попал под влияние рекламы или политической пропаганды. И хорошо, если можно просто забыть неприятный эпизод, но иногда это довольно серьезно влияет на нашу жизнь.


Характерный пример. Двое друзей, которые когда-то вместе учились в престижном московском вузе, потом работали в одной ИT-компании, дружили семьями, — современные люди, с математическим складом ума, скептичные, ироничные — вдруг в одночасье стали врагами. Почти любой разговор теперь заканчивался взаимными нападками, оскорблениями, криками. В конце концов они вообще перестали общаться. А началось все с того, что один как раз в период украинских событий в 2014 году полгода проработал в киевском филиале компании, смотрел украинское телевидение и слушал местное радио, а другой остался в Москве и получал информацию из российских источников. Когда они встретились, каждый был уверен, что другому «промыли мозги». И правы были оба.


Чтобы сохранить голову ясной, не допустить разлада в отношениях с близкими, не начать массово «уничтожать» френдов в социальных сетях, важно научиться противостоять внушению и манипуляции. А для этого стоит разобраться, как действует механизм «промывания мозгов».


Как это работает


Впервые термин brainwashing употребил в своей сенсационной статье, опубликованной в 1950 году в Miami News, журналист (и одновременно сотрудник отдела пропаганды ЦРУ) Эдвард Хантер. Он буквально перевел на английский китайское выражение «си-нао» — «промывать мозги»: так говорили о методах принудительного убеждения, которыми искореняли «феодальный» склад мышления у китайцев, воспитанных еще в дореволюционную эпоху.


Позже было подробно описано, как во времена Корейской войны 1951–1953 годов, которую вели между собой две Кореи — Южная (среди ее союзников были США) и Северная (на ее стороне воевала армия Китая), китайские коммунисты в управляемых ими лагерях для военнопленных добивались глубоких поведенческих изменений у американских солдат, как психологическим и физическим воздействием разрушалась индивидуальность человека, переиначивалось все его мировоззрение.


Поначалу «объект» изолировали от привычного окружения и альтернативных источников информации, чтобы прежние установки и убеждения не подкреплялись извне. Дальше наступал черед жизненно важных потребностей: человека лишали пищи, сна, элементарных удобств. Очень скоро он становился безвольным и беспомощным: если не удовлетворяются базовые потребности, ценности и убеждения волей- неволей отходят на второй план. Когда жертва физически и духовно истощалась и становилась полностью зависимой от «хозяев», ей внушали новые «истины». За хорошее поведение — отказ от прежних взглядов — понемногу выдавали еду, разрешали спать, улучшали условия. Постепенно человек принимал новую систему ценностей и соглашался сотрудничать.


При манипулировании массовым сознанием физические методы не применяются, но в ход идет тот же «трехсоставный» механизм: отключить рацио (снизить критичность мышления), вызвать страх (создать угрозу), поддеть на «крючок спасателя» (предложить выход).


Отключить рацио


Обычно мы довольно критически воспринимаем получаемую информацию — человеку вообще свойственно инстинктивно сопротивляться новому, ничего не принимать на веру. Мы дотошно рассматриваем ботинки, которые собираемся купить, нюхаем еду, прежде чем положить ее в рот, с подозрением относимся к новостям: «Да ладно, такого не бывает». Но при зомбировании наше рацио уже не работает, и мы готовы поверить во что угодно. У нас «отключают» критичность, и мы начинаем оперировать образами и «фактами» искусственно созданной и навязанной нам социальной мифологии. Как говорил Козьма Прутков, «многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе».


Доказано, что в массе нас оболванить еще легче, чем каждого по отдельности. Общаясь, мы воздействуем друг на друга, заражаемся чужими эмоциями. Особенно заразительна паника.


Воздействие на одного человека требует особого профессионализма, а в массах заражение происходит мгновенно — трудно «шагать правой», когда все вокруг «шагают левой».


Эффект толпы срабатывает, даже если каждый из нас сидит в отдельной квартире, но при этом смотрит одну и ту же телепередачу.


Вызвать страх


Как превращают взрослого рационального человека в доверчивого ребенка? Создав угрозу его базовым потребностям. Самый жесткий пример — это промывание мозгов американским пленным в корейских лагерях или людям, попавшим в секты. Как ни парадоксально, этот же метод применяется в рекламе. Конечно, нас не лишают пищи, воды или сна, но погружают в воображаемый мир нехватки самого необходимого: чем талантливее реклама, чем достовернее образы людей, измученных недосыпом, сексуальной неудовлетворенностью, голодом, жаждой, тем быстрее мы превращаемся в «испуганного ребенка» и подчиняемся власти того, кто избавит нас от мук.


Главное — любым способом заставить нас бояться. Запуганные люди пойдут на все, даже если им это не выгодно. Например, достаточно просто произнести заклинание «международный терроризм» — и мы уже не протестуем, когда в аэропорту нас обыскивают, заставляют разуваться и выворачивать карманы.


Манипуляция сознанием предполагает игру на чувствах, обращение к страхам и предрассудкам, а они есть у любого из нас. Обыгрываются национальные стереотипы, мифы. Каждый народ чего-то боится или ненавидит. Например, для русских за словом «фашизм» — миллионы погибших, ненависть к врагам, что-то очень страшное. И контекст уже не имеет значения. Нам говорят: «Вот он, фашизм!» — и тут же открывается дверь в подсознательное, оживают страхи, актуализируются наши болевые точки. Такой прием безотказно действует на людей с более развитым правым полушарием, эмоционально восприимчивых.


Бьют в цель и «мертвые слова». В пропаганде это «фашисты», «бомбежка», «хунта». В рекламе — «бессонница», «боль», «жажда». У цыганки другой набор: «заговор на смерть», «венец безбрачия», «родовое проклятие». Нас словно загоняют в узкое пространство, где нет места аргументации, где в ход идут ярлыки, инфантильные обороты, где действительность объясняется простыми формулами. «Мертвые слова» не рассчитаны на критическое восприятие. Они должны запустить определенную эмоциональную реакцию: тревогу, ощущение угрозы.


Не надо думать, что в одной стране такое возможно, а в другой нет. Конечно, где-то люди в целом «взрослее», рациональнее, они лучше осознают свои права и обязанности, а где-то более инфантильные, внушаемые, живущие мифами, эмоциями, с «детским» сознанием. Наш народ в большей степени относится к «детскому» типу. У нас и у наших родителей годами вырабатывалась привычка «ходить строем» и абсолютно доверять средствам массовой информации: раз написали в газете или сказали по телевизору — значит, так и есть. К тому же мы многократно «раненая» нация, у нас много реальных страхов, засевших в подсознании: голод, репрессии, революции, войны. Нам пришлось испытать очень много такого, из чего трудно вырваться, но на что очень легко воздействовать.


Ввести «крючок спасателя»


Эта техника неплохо разработана у цыган. Ко мне на психотерапевтические приемы не раз приходили люди, у которых цыганки вытянули все деньги. «Как же так? Мне не угрожали ни ножом, ни пистолетом», — задним числом удивлялись они. А фокус прост. Сначала цыганка располагает к себе жертву. Потом вдруг «замечает» порчу, венец безбрачия, сглаз и страшную болезнь. Любой испугается, а в состоянии аффекта мы легко поддаемся внушению. В этот момент цыганка превращается в «спасателя»: «Твоему горю помочь несложно. Это сглаз завистника. Позолоти ручку...» И жертвы отдают им все добровольно.


Столкнувшись с трудностями, мы ищем простые ответы и стремимся исправить ситуацию простыми действиями, в том числе совершенно необоснованными. В рекламе «спасение» тоже всегда предлагается за счет псевдологики, выстраивания ложной причинно-следственной связи между явлениями: пей этот кофе — станешь богатым, жуй эту жвачку — понравишься девушкам, стирай этим порошком — и муж никогда не уйдет к другой.


Пропаганда «работает» так же. Нас пугают тем, от чего нам по-настоящему страшно: войнами, фашизмом, хунтой, убитыми, ранеными.


Нас напугали, лишили самообладания и способности критически мыслить. И вот когда мы уже чувствуем себя жертвой и ищем спасения, нам является «спасатель» — и мы готовы выполнять любые его приказы.


И на фоне всего этого кошмара показывают — вот он, путь спасения: например, создать сильное государство, которое защитит, которого остальные боятся.


Техники промывания мозгов

Отвлечение внимания

Как цыганка отвлекает внимание? Сначала ничего не значащая фраза: «Не подскажете, как пройти...» Затем резкая смена темы, интонации: «Ой, девонька, по лицу вижу, что в семье у тебя будет два гроба!», «Ой, страдалица, муж тебе изменяет, и ты знаешь разлучницу». Смена темы повергает жертву в смятение, способность мыслить отключается, подсознание реагирует на «мертвые слова».


Для пропаганды, как и для любого другого вида манипулирования, важно подавить психологическое сопротивление внушению. Если в момент передачи сообщения отвлечь внимание адресата от его содержания, то осмыслить его и найти контрдоводы трудно. А контрдоводы — это основа сопротивления внушению.


Какими способами отвлекают наше внимание? Информационный калейдоскоп. Телепередачи обычно выстроены так: короткие сюжеты сменяют один другой, перемежаются анонсами, рекламой, мелькают кадры, внизу бежит строка с дополнительными новостями. При этом важная информация разбавляется слухами из жизни знаменитостей, из мира моды и т.д. За десять минут просмотра перед нашими глазами проносится столько образов, что ни на чем невозможно сконцентрироваться. Этот калейдоскоп разрозненной информации, которую мы не в состоянии осмыслить и переработать, воспринимается как единое целое. Наше внимание рассеивается, критичность снижается — и мы открыты для любого «мусора».

Дробление темы. Если информацию надо внедрить в сознание, не вызвав сопротивления, ее дробят на части — тогда осмыслить целое становится сложнее. Вроде бы все сообщили — одно раньше, другое позже, но так, что трудно сосредоточиться и понять, что же произошло на самом деле.

Сенсационность и срочность. Когда нас бомбят «срочными», «сенсационными» новостями, информационный шум, накал страстей и нервозность снижают нашу критичность, и мы становимся более внушаемыми. Наш мозг работает на высокой скорости, он все чаще включает «автопилот», и мы начинаем мыслить стереотипами, готовыми формулами. К тому же мы вынуждены полагаться на предлагаемую информацию, ее просто некогда проверять — и манипулятору легче обратить нас в «правильную» веру.

http://www.forbes.ru/forbeslife/obrazovanie-i-kare...a-kak-ne-dat-promyt-sebe-mozgi