Лето во Владивостоке. Пыльные, грязные улицы, забитые дороги, на нескольких центральных улицах, где можно погулять толпится невероятное количество народу, некуда пойти, нечего делать, где есть тень и не возле дороги забитой старыми чадящими машинами заняты все скамейки, берег моря весь изгажен полностью, в городе 90% берега вообще недоступно: какие-то базы, заводы, закрытые порты, склады. Дальше от города что-то железобетонное, мазутное, заброшенное и действующее, огороженное заборами и колючей проволокой. В прошлом году решил-таки пройтись по доступному дикому берегу в районе станции весенней, почти час езды на электричке от города: каменистый берег, скальные труднопролазные мысы, казалось бы, должен быть не так загажен - но нет, походил по уши в мусоре, влез в какое-то дерьмо, это отбило у меня охоту приближаться к морю там, где много русских людей вообще. В жаркую погоду на открытых прибрежных пространствах среди куч мусора плотно напиханы тельца загорающих, изредка пляж слегка почищен, огорожен колючей проволокой уходящей прямо в море, чтоб нельзя было пробраться и с воды - это платные пляжи. Смотришь на купающихся там, куда можно входить только обутым - везде полно битого стекла, и передёргивает. Мало того,  что вода здесь явление скорее индустриальное, чем природное, это ж какая концентрация пота и мочи в этой воде, если берег так забит тушками, разлёгшимися среди гниющих старых пластиковых бутылок, окурков и использованных презервативов.
    На вокзале. То, что мы едем не туда можно было заподозрить уже в городе на морском вокзале, где оказалось, что билетов на остров нет. Кончились. Но кончились они в кассе за 30р., а у капитана за 150р. они есть. На пристани стоит толпа. Пытается пробиться. Пропускают почему-то человек по 10. Каждый раз с капитанского мостика кричат, чтоб пускать прекращали, что катер не резиновый. Отдаём билеты на всю нашу группу. Начинаем проходить, толпа видит что мы проходим и лезет тоже. Пролазит несколько посторонних человек, половину из нас уже не пускают. Мы кричим прошедшим, чтоб сказали, что мы из группы. Они возвращаются и перетаскивают нас за ограждение. Что происходит, вообще, не понятно. Т.к. посадка на катер продолжается, каждый раз поругавшись, покрича на людей, подержав их, пропускают ещё одну группу, потом ещё, ещё... Смысла в этом действе уловить нельзя. Но 4 человек из нашей группы так и не пропустили, обматерили и не пустили. Они остались в городе со своими палатками и рюкзаками.
    Вот и катер. Поездка на катере среди едущих на отдых людей производит на меня совершенно угнетающее впечатление. В автобусе, скажем, такое не испытываешь, т.к. в автобусе едешь  не долго и все, как правило сами по себе, молчат. Здесь же едут компании, "расслабляются" и веселятся, "отдыхают". Основная масса русского народа - совершенно дикое быдло. Животный гогот баб, имбицильные голоса мужиков на матах громко рассказывающих что-то, что и вызывает гогот их подружек, в море летит мусор. Раздавшаяся на метр в стороны бабенция читает брошюру "Любит ли нас Господь?" - о том как в корне изменить свою жизнь и обрести счастье в этом мире наведя на себя любовь господню. Её муж мается: "Надоест читать, дашь мне. А то я что-то ни одной мыльной книжки не взял". Кто "разгадывает" кроссворды, вписывая общеизвестные слова в качестве ответов на идиотские вопросы, кто читает "мыльные книжки", природа дала им кожу которая чешется и потеет, дала им зубы, которые гниют, дала им мозг, который зудит от информационного голода, они чешут его телевизором, бессмысленным чтивом,  ежедневной повседневной суетой и кроссвордами, это противоядие против зуда того органа, о котором они, собственно, природу не просили. Мозг им мешает посидеть час в пути. Когда они сойдут на берег, они растекут своими мыслишками по этим грязным улочкам с разбитыми домами, проблема будет решена, а здесь, в замкнутом пространстве мозг им очень мешает, они не знают, что с ним делать.
    Сходим на берег. На о. Попов живёт меньше тысячи человек. Основной доход на острове - морское браконьерство. Водная территория вокруг острова давно поделена между браконьерами, которые вылавливают на своих участках всё, что ещё там осталось. Остальные люди либо пооткрывали магазинчики, либо, как и в других подобных местах - для меня остаются полнейшей загадкой как, для чего и на что они здесь живут и чем вообще занимаются. Ещё на острове есть филиал морского заповедника и даже морской музей. Но этот крохотный уголок цивилизации совершенно не заметен, если не приезжать специально в заповедник. Впрочем, на территории заповедника не разрешено ставить палатки и места там, по крайней мере, сравнительно чистые. Останавливаемся на песчаном берегу. Здесь , на острове, берега, если сравнивать с городом, вполне сносны, хотя не найти и одного квадратного метра без мусора. В тот же вечер начинается сильный ветер. А я не взял даже ничего с длинным рукавом. :-(  Почему-то дым от костра всегда летит именно на меня. Когда я пересаживаюсь, я стараюсь спрятаться за кого-нибудь и дым летит на меня и на того человека, за которого я прячусь. А на ветру кроме дыма от костра летят искры, которые обжигают мне ноги. От холода подвигаюсь поближе к мечущемуся на ветру огню, порывы холодного ветра чередуются с обжигающим жаром костра, но не смешиваются, от дыма беспрерывно плачу, иногда вообще долго не возможно открыть глаза, кажется, глаза вытекают от разъедающей боли. Ночью поднимается такой ветер, что кажется палатку сносит, причём сносит на меня, я лежу с краю с подветренной стороны.
    Природа отбирает у меня энергию. Банальному сознанию это кажется странным, оно просто не примет такого утверждения, его научили, что природа это хорошо и очень натурально, и если ты не с природой, значит ты болен и вообще не прав по жизни. Может это собственный дисбаланс, но факт есть факт - природа отбирает у меня энергию. На природе я могу достаточно долго, скажем, идти с рюкзаком, но если я сел или лёг, мне вообще не хочется вставать, надо заставлять себя, чтобы пошевелиться, я могу просто не просыпаться, могу спать бесконечно, я ничего не делаю, ни о чём не думаю. Жизнь прерывается, становится совершенно отрешённым созерцательным существованием.
     Горький запах дикой романтики. Вика как и я не ест мяса. Тут мне повезло. О вкусах именинницы, конечно, не забыли, и не вываливали банку тушёнки в котелок с макаронами, как все везде и всегда в походах, в которых я был, делали. Во второй вечер на праздничный ужин Вика приготовила какое-то французское блюдо из 5 сортов сыра расплавленного со сливками, в этот расплав обмакивали кусочки курицы, грибы, овощи, фрукты, хлеб. В этот вечер ветер не прекращался. Все ужасно вымерзли. Выбраться из палатки на ураганный холодный сырой ветер, чтоб приготовить ужин - это было геройством. Я завернулся в спальник, но ветер находил щели, я помешивал расплавляющиеся сыры, жарил в фольге на углях картошку, взбесившийся от ветра костёр не подпускал к себе, и я думал о том времени, когда даже на природе люди будут одеты в одежду поддерживающую микроклимат вокруг тела, так что оно не будет себя чувствовать замкнутым в одежду вообще, и тем не менее на солнце не будет жарко, а на ветру холодно. Для костра будут использовать специальное топливо не искрящееся и не производящее дыма. Природа будет совсем ручной и горький запах теперешней дикой романтики станет абстракцией прошлого. Когда, наконец, ужин был приготовлен, его накрыли в предбаннике самой большой палатки, куда влезли все, так как на улице оставаться было невозможно. Я так вымерз и обессилил, что мне вообще было всё безразлично, дискомфорт вдруг качественно преобразуется и превращается в ад, накрывать на стол, убирать со стола я уже не мог, хотя и делал вид, что всё нормально. Хотелось забиться в угол палатки и ни за что никогда не выходить. Кроме того, хотя было холодно, я дико обгорел, как только солнце попадало на мои руки, они начинали сильно болеть. После они дважды облезли, сначала отслоился сразу весь первый слой кожи, а под ней медленней начала отслаиваться ожоговая корка, первый раз в моей жизни у меня облазила кожа на голове, под волосами.
    И снова берег. Когда мы уезжали неподалёку приехали "соседи" - сначала 3 мужика такого пахански-делового вида, что сразу стал ясен характер компании. Потом подтянулись семейки с бабами матерящимися на детей, гогочущими и орущими, чтоб без них не пили. В тот день мы не уехали. Придя на причал мы узнали, что "билетов нет". Есть только какие-то частные катерки предлагающие довести людей, ставших на острове заложниками, до города за 400р. У ворот причала стоит орущая толпа, в надежде прорваться. Кто-то скандалит, когда кто-то протискивается с билетом, за ним устремляется толпа, словно безмозглые овцы чисто рефлекторно реагирующие на положительный рефлекс - прошедшего. Катер взяв 70 человек из сотен столпившихся на берегу, отходит. Ворота причала перестают охранять и толпа зачем-то бежит на причал. Общее ощущение полнейшего сюрреализма, я полагаю, это ощущение не редко возникает в странах третьего мира, жители которых склонны использовать в своей жизни здравый рассудок далеко не в первую очередь. Мы пошли назад. На прежний пляж возвращаться не стали. Прошли мимо лагеря заповедника, мимо станции тихоокеанского океанологического института, и вышли в прекрасную бухту. Видимо, секрет этой бухты в том, что её берег полностью каменистый, поэтому там мало народу. Когда мы пришли вокруг была только одна машина и мужчина с мольбертом с натуры рисовал свою девушку лежащую на берегу. Такое высококультурное занятие добавляло привлекательности этому месту. И мусора там хоть и было предостаточно, но всё же ещё меньше, чем на песчаных пляжах. Я представил себе, что среди этих диких загаженных островов входящих с состав государства российского вдруг появляется один по-настоящему цивилизованный пляж, без мусора, без железобетона, без пьяных дикарей, со следами деятельности человека органично вписывающимися в природный пейзаж, с электричеством, газовыми плитками, туалетом без запаха и душем. В России такое не возможно, но если представить себе, это было бы чем-то вроде рая, другого мира, другого измерения.
    Между каменистым берегом и лесом на уютной полянке мы и расположились. Залив окаймлялся цепью островов, с этой стороны острова в море было множество яхт и корабликов,  оживляющих пейзаж летнего моря, на противоположной стороне бухты, далеко на мысу - потухший маяк, крутые склоны берегов поросли шиповником, большими жёлтыми лилиями и прочей цветной мелюзгой. Интересные на том пляже камни. Какой-то мрамор и прочие гладкие породы разных пастельных оттенков. Такими камнями было даже жалко обкладывать кострище, ведь они закоптятся. На фотке один такой камень вблизи. И ещё один камень с чредой гор, как на картинах Рериха. В общем, совсем не плохо.
    Путь в никуда. На следующий день паром отходил с острова в 4. Пришлось придти к 12, чтоб за 4 часа, сразу как открывается касса, попытаться взять билеты. Билеты взять удалось. 4 часа просидели на пляже у пристани. Пляж огорожен железобетонными блоками, на пляже стоят грибочки поставленные в большие крашенные синей пачкающейся известью железобетонные кубы, служащие своеобразными столиками. Стебелёк грибочка - деревянный столб, шляпка покрыта жестью! Индастриал. Брутальный народ - эти русские. Задолго до прихода парома, кажется часа за три, толпа набила причал, пока ещё не перегородили путь. Причём толпа как с билетами, так и без. Не за долго по прихода парома началась та же картина с толпой у ворот, которые очень хотят уехать, но их заставляют остаться отдыхать дальше. Мы предъявляем наши билеты и оказывается, что наши билеты не правильные. Нас всех вместо того, чтоб пропустить к парому уводят в сторону и собираются составлять какой-то протокол. У нас было предположение, что билеты для приезжих и для местных жителей чем-то отличаются, и нам продали билеты для местных жителей. Служитель пристани имеющий вид бандитской шестёрки, который и общался с толпой, уговорил чувака, пытавшегося начать составлять протокол, чтоб  нас таки пропустили. С жестом глубокого презрения он сунул пачку наших билетов нам, эмоционально сказав: "Вы подставили нас всех". Сюрреализм продолжался. Мы все поняли, что на этот остров мы больше никогда не поедем. Только паром подошёл, трап ещё не начал опускаться, а толпа уже начала запрыгивать и карабкаться, перелезая по бокам трапа и несясь по парому, залезая на второй этаж, чтоб занять получше места. Только опустили трап - началась давка. В такой ситуации хуже всего оказаться последним выходящим, обычно его не ждут, и его сносит назад бешеным встречным движением. Но эта давка была ну по крайней мере явно без жертв, мой однокурсник, живший в Находке, рассказывал мне про давки на паромах, где упавшего просто затаптывают. И это не для того чтоб зайти, на паром зайдут все, а чтоб успеть занять место получше.
    Ещё я понял на этом острове, что у моего фотика просто хреновое макро, таким я врядли сниму что-то подобное тому, что снимал своим олимпусом. Надо покупать специально для макро фотик отдельно... когда-нибудь. Вышли мы в городе и я поехал "домой", в свой гадюшник, куда мне совсем не хотелось, в своё одиночество, в проблему своего я, которая и не думает разрешаться, домой, где нет даже горячей воды помыться, и не будет ещё как минимум до конца жаркого, потного, пыльного лета...