Когда я поняла, что все-таки вернусь, я решила - сделаю это в сентябре. Что-то вроде: "о, привет я в***ла это лето в качестве блоггера, но вы же простите меня". Но почему-то до сентября два дня, а я уже тут. Может это из-за того, что летний финал Милых Обманщиц закончился вчера, а значит все - Осень, привет.

Я не буду врать, что каждый день, я хотела вернутся и написать вам что-то. Нет, такого не было. Я тонула в жесткой депрессии. Я серьезно, Я-сериалы-шоколад-слезы. Все по полной.

Но сейчас я сижу за прибранным столом, у меня играет Эминем, рядом красуется новый ежедневник, а на руках сохнет матовый красный лак. Все снова хорошо. А теперь сводка событий за последний месяц.

Во-первых, мы перестали общаться с Моим Бабником. Пишу и сама не верю своему счастью. Вы решите, что он как истинный альфа-самец послал меня? А вот и нет. Девочка взбунтовалась и ушла. Ушла правда не далеко, к его близкому другу *похлопаем мне*, но этот факт выстроил между нами просто великую китайскую татарскую, в нашем случае, стену.  Парень, не вини меня, ты сам все сделал для этого.

Во-вторых, Алексей. Привет сердце, пока мозг. С первого прикосновения, я поняла, что крышу у меня сносит к черту. И пока это чувство не прошло. Я даже подумываю закрыть прошлые записи. Такая "жизнь с новой страницы".

 В-третьих, о боже,  написала почти 2 части 3х часного рассказа. Почему ПОЧТИ 2? Я еще дописываю вторую, а первую вы можете прочитать тут: http://www.proza.ru/2013/08/12/1931. Все посвящено Зеленину, кто не знает кто это внизу по тегу пройдите. Плюс написала одну миниатюру, которая официально признана одной из самых глючных, если не самой, из всего того, что я писала. ЕЕ прочитать вы можете тут:http://www.proza.ru/2013/08/24/1148

Если что-то прочитаете напишите, мне ваши впечатления. 

В-четвертых, мы с моей женой, Сашулей, помирились. Я очень этому рада. А вообще за август в мою жизнь вернулось много людей, пришли те кого знала и кого не знала вообще. Всем добро пожаловать. Были не приятные моменты, я сделала выводы и иду дальше. 

 В-пятых, я подалась в мир бьюти-блоггеров. Еще чуть-чуть и я начну вести канал на ютьюбе. Сслыку на бьюти-блог скину позже. На этом вроде все. \

Август был какой-то период линьки. Я, как змея, сняла с себя старую кожу и вот она новая Я. 

Всем привет, место действия Екатеринбург, акт 2.

Я Вас люблю. Надеюсь, что тут хоть кто-то остался.

Я забралась на диван и села, поджав под себя ноги. Обветренными губами я прикоснулась к кружке с только что заваренным чаем и тут же отдернула руку, уронив пару капель кипятка на колено. От небольшого количества горячей воды желудок чуть свело и отпустило. За окном шел пушистый снег, наверно последний в этом году – дальше обещают только потепление, но в нашей вселенной и в мае бывают сугробы. Мои вечно холодные ноги начали медленно согреваться от тепла моих же бедер.

Я открыла коробку со старыми фотографиями и сразу отодвинула от себя, будто боясь посмотреть внутрь. У меня сейчас таких стоит несколько. В одной мои детские фотографии, в другой детский фотографии мужа, ещё одна с фотографиями со свадьбы… Все те, что мы смотрим не часто. Такие простые серые коробки из икеи. Но есть одна, которую мой муж никогда не видел. Именно стаяла в этот момент на другом конце дивана. Завернувшись в большой красный плед, я включила песню Роби Уильемса Sheis и взглянула в коробку. Там было всё что связано с тобой. Фотографии  вперемешку с открытками, брелок от ключей, небольшой шарик со снегом и Эйфелевой башней и колечко.

Я слегка потрясла шарик. «Снег» мерно закружил над главной достопримечательностью Парижа. Ты привез мне его на наш первый новый год. Мы тогда были вместе полгода. На рождество ты с родителями уехал во Францию, вернулся в канун праздника. Мы сидели в кафе на площади и обсуждали, что поедем на медовый месяц в Париж. Из этой же поездки, ты отправил мне первую открытку. Отложив шарик, я взяла эту самую открытку. На ней были Елисейские Поля зимой, а на обратной стороне мальчишечьим почерком было написано: «Я тут подумал, что если самолет разобьется, ты должна знать, что я люблю тебя». Ты, конечно, прилетев, сказал, эти самые слова, но эта открытка была куда важнее.

Я взяла первую фотографию. Она была сделана через неделю после нашего первого поцелуя. Мои черно-смоляные волосы чуть ниже плеч, ты сидишь сзади и целуешь меня в щеку. Только сейчас я заметила, что я выгляжу испуганной и счастливой. Я попыталась рассмотреть, что же на мне одето. Но я помнила лишь место. Это была квартира моей подруги, мы всегда там собирались после  школы. Там мы и познакомились, поцеловались…Это была наша первая общая фотография.

Следующая была сделана примерно через год. Ты уже был на первом курсе, а я стала леди. Фотография в полный рост. На мне какое-то голубое платье, каблуки. Ты обнимаешь меня за талию, в руках у меня огромный букет… Точно это год наших отношений. Я помню, как пахли эти розы, помню, что было очень солнечно и из-за этого, я так жмурюсь. А ещё я помню это чувство безграничного счастья.

Я вытерла слезы и сделала глоток уже почти остывшего чая. Но взяв открытку, снова почувствовала слезы на щеках. Ее мы послали из нашего первого совместного путешествия. Ты сдал сессию, я поступила в университет. А дальше: ты, я, Италия. Флоренция. И надпись «TomorrowForever». Так ты пообещал мне, что вся наша жизнь будет как следующий день. Тот день был замечательный. Мы, пицца в Неаполе, вино и любовь. Наша с тобой. Только на двоих. Она пахнет клубникой и бензином, как сейчас помню.

Отложив стопку фотографий, я взяла брелок. Половинка сердечка, по-моему, подарила тебе на месяц отношений. Всегда было интересно, а ты носишь или хотя бы хранишь вторую…

Следующая фотография была сделана на четырнадцатое февраля, я была на первом курсе, ты на втором. Мы фотографировались в каком-то парке, ты грел мои замерзшие ладошки, а я смотрела на тебя, как на героя, принца, спасителя. Ты смеялся, что обычно греешь ночами мои холодные ноги, а тут ещё и руки греть. Эта фотография была нашей любимой. На обратной стороне дата и «TomorrowForever». Для нас эта фраза стала больше чем просто словами, это было наше признание в любви.

Следующая фотография, была с нашего последнего лета. Ты закончил третий курс, и предложил поехать на месяц в Крым. Я посмотрела на нашу первую и почти последнюю фотографию. И поняла, почему ты всегда говорил мне, что я расцвела. Из забитой короткостриженной неформалки за четыре года я выросла в королеву, шикарную женщину. Под стать своему мужчине. Длинные волосы, уверенность в глазах, улыбка. Ты всегда хотел видеть меня такой.

Колечко, ты подарил мне за два месяца до разрыва. На четырехгодовалую годовщину наших отношений. Серебро и гранаты. Но я уже знала, что вот-вот и «нас» не станет. Почему мы расстались? А кто же знает… Может просто тебе нужна была свобода, может мне. Я не переставала любить тебя ни на секунду. Нет,  я люблю мужа. Я счастлива с ним, но мы просто говорим «Я люблю тебя». Нет никакого волшебства.

Последняя открытка, была не мне, а тебе. Я не отправила ее. Уже тогда я знала, что мы расстанемся. Но все ещё верила. А это я написала в секунду слабости:

 «Я миллионы раз называла тебя своим морем. Почему? у тебя были приливы, отливы. Тебе хотелось, и ты тянул меня к себе. Тебе хотелось, и ты отталкивал меня от себя. Между нами всё всегда было так как хотел ты. не я. Ты играл в приливы-отливы, разбиваясь редкими волнами нежности о скалистые берега моей депрессии. И как любое море, разрушает берег, ты разрушил меня. Я злюсь на тебя, потому что теряю.

Я одинаково не хочу терять тебя и хочу вычеркнуть тебя из своей жизни.

Tomorrow Never»

Я вытерла слезы и взяла ноутбук. Открытая почта и письмо от тебя. Спустя почти десять лет. Ты написал, что в городе и хотел бы встретиться. Поколебавшись ещё несколько секунд, я написала тебе ответ, в котором согласилась. Как могло быть иначе.

Жизнь постоянно дарит нам людей. Случайные встречи глаз, соприкосновения рук, подслушивание разговоров. Все это случайно становится нашей историей. Случаи творят нас. Так было и той зимой.

Заснеженный город стоял в пробках, а я сидела в аэропорту и ждала свой рейс Екатеринбург-Париж. В кружке стыло кофе, на тарелочке томился круасан с шоколадом.  Не сказать, что я заметила тебя, как только ты вошел в кафе или, когда ты делал заказ. Нет, я была слишком увлечена Митчелом и его «облачным атласом». А ты сидел и смотрел на меня. Рассматривал уголки глаз, губ. Ты рассматривал меня, как Венеру на полотнах Боттичелли в галереи Уфицы. Я не люблю, когда меня так рассматривают, и чисто машинально оторвала взгляд от книги. И в этот момент на самом деле всё и началось. В тот момент, когда я увидела твои глаза. Они были цвета льда. До сих пор этот цвет глаз является моим любимым. Но тогда…они пронизали меня. Пронизали нежностью, холодом и чем-то ещё. Этому я до сих пор не могу найти названия. Этим взглядом ты вдруг наполнил меня. В каждой моей клеточке стала существовать твоя частичка. Как будто так было всегда. А ты просто улыбнулся и ушёл на посадку.

В тот день в Париже шёл дождь. Ненормальные для января осадки по меркам России. Меня тянуло на улицу. Почему-то именно в дождь мне нужно было гулять по Елисейским полям, кутаясь в кашемировый палантин и дышать воздухом, состоящим из духов, корицы, капучино и выпечки. Это же Париж. Я шла куда-то вперёд, думая о том, что надо выбирать музей для практики, о том, хочу ли я ехать на день рождение в Россию или нет. Мыслей было много, они путались, я перескакивала с одной на другую. А потом я просто снова почувствовала холод, который был только однажды. Неделю назад. В аэропорте. От твоего взгляда.

Ты предложил выпить кофе, а я влюбилась в тебя. Днем я не смотрела тебе в глаза, не держала тебя за руку. Вслух я не говорила «мы» о тебе и не. Но ближе тебя у меня никого не было. Мы сидели в кофейнях и говорили до того, что кафе становился ледяным. Ты встречал меня из института и вел гулять. Лувр, сад Тюильри, Елисейские Поля… За год жизни в Париже я не видела столько сколько с тобой за месяц. Ты дарил мне цветы и показывал лучшие в мире фильмы. Мы сидели на Монмартре и ели макаруны.

Ты поцеловал меня в первый же вечер. На Александровском мосту. Ночами ты шептал мне о любви на французском, испанском… Мне кажется, что иногда ты молча говорил мне то, что другие не способны сказать говоря о любви всю жизнь. Для тебя я пахла пионами, носила кружево и на вкус была как клубника. От твоих взглядом, слов, прикосновений у меня были мурашки, меня било током. А ты целовал мои волосы, гладил мои колени, рисовал мои глаза, обнимал меня за плечи.

Ты уезжал в Россию. Всего неделя казалось мне вечностью. В аэропорту пахло бензином и Версаче. Для меня теперь этот запах всегда будет запахом аэропортов. Я не могла уснуть всю ночь. Не хватало чего-то. Было жарко и холодно, душно.

А на утро объявили, что твой самолет разбился. Выживших не было. Ни одного.

Часть Первая.

Часть Вторая.

I

II

III

IV

Часть Третья.

Часть Четвёртая.

 

- Она бы ждала ещё вечность. Ведь она знала, что ты придёшь, - кровь в висках снова отсчитала три секунды. Он поцеловал её, так как не целовал никто и никогда. В голове не осталось мыслей, а внутри, у сердца, что-то отпустило. Всё стало так, как должно быть. В первый раз за четыре с половиной года

Я себя иногда ненавижу.

Честно. и довольно часто это бывает.

Я человек увлекающийся.

У меня как бы экзамены. 

У меня 2 недописанных рассказа.

И тут захожу в группу на вк посвящённую Домино и вижу там это:

Сюда скидывайте ваши каверы,рисунки,рассказы на треки Захлебнуться весной,Рождество,Мечта-труп!
Рассказ должен касаться этого трека,т.е. некая история,которую прочитаешь и сразу вспомнишь об этом треке
Рисунки могут быть как от руки,так и компьютерные
НО никаких фотошопных картинок с ужасными шрифтами
Каверы старайтесь записывать в виде треков,но можно и видео у кого нет возможности

СРОКИ
Сдаем до 20 июня,определение победителей до 25 июня.
Определяют победителей администраторы,во избежание накруток.

Позже мы постараемся отпечатать сборник из рисунков и рассказов Алексею на ДР
а в электронном варианте добавим кавер версии.

Прикрепляйте рассказы документами.

ВСЕМ УДАЧИ :))

И что и всё!

У меня перед глазами стоит клип, который можно снять.

А в голове вертятся слава рассказа.

И бешено бьётся сердце!

Ненавижу себя за это.

Но завтра сажусь писать.

И рассказ и сценарий.

ухх...

Маленькая предыстория.

В начале года нам надо было написать самопрезентацию, но не просто "Меня зовут так-то люблю я то-то", а как-нибудь красиво.  На идею на меня натолкнул папа (не частое слово в моём блоге). 

Я сделала самопрезентацию через восприятие 7 важных для меня городов. Написано это было от руки и сейчас я решила рассказать это вам.

Как есть. Без исправлений.

Проблемы Евы всегда делились на два типа: те, в которых была виновата она, и те, где она была лишь одним из участников. Все друзья девушки считали, что она чуть ли не Мать Тереза именно потому, что первых было больше. Но тот день был заранее провален. Солнца не было. Его как будто отменили. У неё даже появился план просидеть весь день в четырёх стенах своей квартиры, слушать Земфиру и смотреть «Дневник Памяти», «Один День», «Спеши Любить» и ещё что-нибудь такое же культово-слезливое, а вечером надо было съездить за город забрать самого близкого и дорого ей человека. Вот только всё планы оборвала мама, которая сама не успевала заехать в турфирму забрать какие-то документы.

Она даже любила дожди в мае. А вот повисшее в воздухе ощущение того, что скоро начнётся дождь, она не любила. Назло всему этому она решила выглядеть блестяще. Красная юбка чуть выше колена, чёрная майка, пиджак и туфли на каблуках. Волосы от влажности завиваются в пшеничные локоны. Каждый второй смотрит вслед. Три года назад она улыбалась каждому, два – даже не оборачивалась, полгода назад – заставляла себя улыбнуться, сейчас – почти как три года назад, в прошлой жизни. Только под грустные песни, которые тогда она переключала, Ева снова замыкалась в себе. Проведя в фирме не более двадцати минут, Ева вышла из здания, и тут её взгляд упал на кофейню в соседнем доме. Двухэтажное здание, вместо стен стекло, но они занавешены фиолетовыми шифоновыми шторами и вывеска «Открытый Космос». Одно из любимых её мест. «Идти или не идти…Хм…А я даже не знала, что она тут есть…» - её мысли оборвала первая капля дождя упавшая на носок её туфельки. Небо само за неё решило, что ей надо туда идти.

 - Ева?... – уже подходя к стеклянной двери, она услышала безумно знакомый голос.

- Тём… - на лице она постаралась изобразить что-то похожее на улыбку, но у неё слабо получалось. Он был таким же как три года назад, когда она видела его в последний раз. Высокий, кудрявый, с милой улыбкой. Они зашли в кафе, и подошли к кассе.

- А ты очень изменилась, - он смотрел на неё и улыбался.

- Вообще-то я всё та же Ева Менакерман, в которую ты был… с которой ты встречался.

- Правда? – он улыбнулся ей и сказал уже в кассу – тогда для девушки шоколадный пончик и карамельный копучино, а мне зелёный чай. Да, Ева, я всё помню.

Они сели за маленький столик, он смотрел на неё и улыбался.

- Как ты? – Ева не выдержала первая.

- Я снова учусь. Стараюсь. Двигаюсь куда-то дальше. Мы с Ирой же до сих пор вместе, - Артём посмотрел на свою собеседницу и сразу понял, что сморозил глупость. Да, зря он про Иру упомянул. Еве всегда она не нравилась. С первого упоминания о ней, у Евы включился радар, и она сразу сказала, что что-то будет. Она никогда не говорила чётко свою ощущения о человеке… А потом он ушёл от Евы. Скомкано, не понятно. Но вот два с половиной года он просыпается с Ирой. С простой и незатейливой девушкой, которой не надо подбирать одежду под настроение. Тёма впервые задумался, что Ира вообще не подбирала одежду. Ева всегда была идеальной. Даже по утрам. Ему нравилось это. Три года прошло, а он всё понять не может, зачем они тогда разбежались. – А ты как? Есть кто-нибудь?

- Ну я за вас рада, - она смотрела куда-то в глубь чашки, - А я не плохо. Сложно бывает. А так всё хорошо.

Он заметил, как она улыбается совсем чуть-чуть. Раньше она улыбалась по-другому. Она могла улыбнуться только глазами, но сразу становилось понятно, что ей хорошо. А сейчас эта улыбка была настолько приглушена, что он еле её разглядел. И тут у неё зазвонил телефон, она чуть вздрогнула и улыбнулась той самой улыбкой одними глазами.

- Да, хороший мой…Да, я приеду, конечно...Мы уезжаем через четыре дня…Я тоже люблю тебя очень, - она положила трубку и в этот момент совсем расцвета.

- Вы давно вместе? – он смотрел на неё, ожидая красивой истории любви. Она умела рассказывать, так что казалось, что это голливудский фильм, при этом не преувеличивала, не придумывала. Просто рассказывала по-другому.

- Это мой сын, - она укусила себя за губу, - ему два уже. Не смотри на меня так. Тём, ты думал, что я одна с того момента, как ты внезапно понял, что никогда не чувствовал ко мне? Ты правда так думаешь? Разочарую. Я Пашку встретила через две недели после нашей последней встречи. Я тогда поняла, что отпустила тебя. Нет, я страдала, ревела истерикой, но я как будто я оплакивала покойника. А он ждал, когда я успокоюсь и начну дальше жить. Ему двадцать пять было. Он был добрым, хорошим. Многие меня, знаешь, упрекали, что я с ним, чтобы тебя забыть. Это чушь. Он просто брал меня за руку, и мы летели. Он дарил мне кустовые розы, шоколадные конфеты и провёл наверно по всем крышам города. Из универа на мотоцикл и вперёд. А потом беременность, подготовка к свадьбе. И всё было бы наверно именно так… За месяц до свадьбы он домой шёл по дворам. Ты знаешь, район никогда не был спокойным местом. Два каких-то ублюдка приставали к девушке. Пашка вступился, знаешь он не мог не вступиться. Его пырнули ножом. Он два дня в себя не приходил в себя…теперь я мать одиночка. Знаешь, я всё думала, что скажу той девушке, когда увижу её. Но знаешь, на суде я даже не подошла к ней. Ира молодец. Забрала тебя, из-за неё он ушёл…

Её голос сорвался и она заплакала. Он три года не видел, как она плачет, но это так же задевало как той весной. Когда она успокоилась, он посмотрел на неё:

- Только Ирка тут при чём?

- Тём, идиота не включай. У тебя плохо получается. Она была той девушкой. Из-за неё Паши не стало.

Артём смотрел на неё и смутно вспоминал историю, которую ему рассказывала Ира. Он радовался, что её не тронули. Он даже не помнил, говорила ли она, что погиб парень, что Ева была причастна к этому.

- Как…как ты это выдержала? – он смотрел на неё, ещё было видно, что она плакала, но она была спокойна.

- А я не выдержала. Я сломалась. Знаешь как это? Смотреть, как растёт твой ребенок, и видеть в нём любимого мужчину. У Димки только глаза мои – цвета мокрого асфальта. Я живу ради него. Мой мир…он знаешь в этом русом парне. У меня вообще ощущение, что ничего нет. Только он. Ты с Настей давно видимо не разговаривал, раз не знаешь.

- Да наверно года… - Настя была лучшей подругой Евы. Именно она их познакомила когда-то, а потом просто перестала с ним общаться. Необъяснимо.

- Знаешь, она сказала, что я оживаю. Я даже на свидание сходила. Безуспешно правда, но всё равно я двигаюсь дальше. Он бы хотел этого, - она посмотрела на часы, - прости мне надо идти, надо ещё к Пашкиным родителям за Димкой поехать.

Она вышла на улицу. Дождь закончился, и выглянуло яркое майское солнце. Она собиралась уже уйти, как её окрикнул кто-то.

- Вы Ева, верно? – перед ней стоял высокий парень около двадцати восьми, - прости, я подслушал твой рассказ. Я Денис.

- Очень приятно. Ева. Хотя ты, похоже, это и так знаешь, - она смеялась и смотрела на него.

- Может, поужинаем как-нибудь? Ты вроде траур уже не носишь? – он протянул ей визитку, - что у тебя есть ребёнок я, заметь, уже знаю.

Он сел в машину, а она стояла и, первый раз за всё это время, свободно дышала. Как будто ей разрешили жить дальше. Она рассказывала это многим людям, но именно Тёме она должна была сказать. Теперь ей официально можно было перевернуть страницу и жить дальше. Она позвонит ему, обязательно, неважно будет с ним что-то или нет, важно снова жить.

31/03/12

Моему Району

Странный город. Темно так, фонари, снег. Сколько сейчас? Восемь? А нет, уже девять. Странно так идти по городу в такую рань, не по району в универ, а в центр. В наушниках репчик. Уже три года только биты и рифмы, не представляю уже себя без него. Справа дом Его, интересно Он дома сегодня ночевал или опять где-то с кем-то? А если дома, то Он сейчас дома или на учёбу уже уехал? Он учиться сегодня? Он вообще учиться? Неважно это всё уже. Давно неважно. Снег ещё этот в лицо, почти град. Тушь наверно потекла. Главное до площади дойти: там поворот, хоть не в лицо дуть будет.

Кафе, дверь, заказ, столик. Села, на часах – без десяти десть. Смс от подруги. Она только встала. Чёрт! Вроде пять лет дружим, а она всё не может понять, что я прихожу раньше, а я всё не могу понять, что она не приходит вовремя. Хоть кафе работает. А за окном машины ездят. Один наушник вытащить, ну так что бы слышать звуки города. Это же тот самый столик, ну тот, за которым всё начиналось. Десять месяцев прошло, уже четыре пытаюсь забыть его. А как тогда хорошо было тогда. Сидели, говорили, смеялись. Он ведь одним словом мог заставить смеяться. Всё бы отдала, чтобы вернуть его. Зачем? Самой интересно.

Парень зашёл, милый такой. Улыбнулся. Сел напротив. А я что? Я книжку читаю. Странная книга всё-таки. Девочка в голубом макинтоше[1]. Для меня одной макинтош – это компьютер? Приду домой у Интернета узнаю, что это. Почему этот парень смотрит на меня? Красивый он. Глаза зелёные, русый, фигура хорошая. Хм, рассвет встретила. Ну да, в одиннадцать-то утра, чтобы не подняться солнышку!

Три женщины зашли. По разговору понятно, что это мать, дочь и бабушка, на нашу семью чем-то похожи. Шумные, суетливые какие-то. Что-то обсуждают. Мы с этой девочкой определённо создаём атмосферу: её смех, голос, моё шуршание страниц, музыка, которую слышно из наушников, причём так не хило слышно. А ещё телефон постоянно звонит. Оп, моя подъехала. Ну, всё парень, ты упустил меня.

Снова улица. Моя клетка бетонных стен. Давно бы сбежала отсюда, но куда бежать? Другой город через пару лет тоже станет клеткой, а нет, так значит сломает. Этот хоть просто не отпускает. Встреча, смех, улыбки. Глупые вопросы, о том, что буду на новый год делать. А правда что? Мама уедет, а я? Напьюсь, да позвоню Ему. Или ещё веселее. Позвоню тому, который не ответит. Боже, только не думать о Вове. Не о нём. Ходим по торговому центру, подарки докупаем. Опять этот парень... С Димой идёт? Странно это. Холодное «Привет» Димке. Сложно понять, почему всё так сейчас. Два года назад всё время с ними была. Опять слёзы на глазах.

Стою на остановке, полчаса уже наверно. Почему бы им просто не повесить плакат: «Детка, на район не идёт ничего. И ты бы вообще сваливала с района. Там тебя не любят». А два года назад всё по-другому было. И тот новый год я с ребятами с района встречала. И всё было как обычно. Алкоголь, мальчики, сигареты. А сейчас домой приду, там томик Бродского дочитать надо уже. «Набережная неисцелимых». Мне бы кто вылечил. Встретиться с кем-то из бывших подруг на улице, только презрительный взгляд. Заговоришь с кем-то из тех, кто не знал меня девочкой с района, спросят, правда ли я такая бл*дь какой описывают меня эти девочки. Заговоришь с кем-то из тех, кто знал, но не общались, спросят, почему ушла. А если ещё и про Вову. Лучше просто не разговаривать с ними. Эти дуры явно обрабатывают каждого, кто приходит на район. Кто там интересно хоть главный.

Подхожу к дому. Опять этот парень. Стоит, смотрит, улыбается. Видимо у Димки узнал, где живу.

- Александра! – окрикнул, ну замечательно. Давай ещё спроси о моём прошлом.

- Допустим, - стою, смотрю на него как полная идиотка. Что ему надо-то?

- Игорь. Поехали, покатаемся.

Что мной руководствует, когда я сажусь к незнакомому парню в машину? Давай назовём это старыми привычками? Ну, ещё теми, что остались с тех двух лет. Едем. Музыка в салоне играет та самая. Вовкины треки. Знает всё? А если нет, значит всё ещё помнят? Помнят, конечно. А он не похож на парней с района. Ухоженный, детство явно не в подвалах, лет двадцать, может больше. Без возраста. У парней с районов тоже возраста нет. Где-то с пятнадцати они выглядят лет на двадцать и так до тридцати. А дальше никто не остаётся, либо сами уходят, либо как Вовка.

- Куда хоть едем? - спрашиваю я, понимая, что мы кружим по району.

- На небо, - говорит и смеётся.

Вот что смеяться напугать думает? Наверно не знала бы того, что такое «небо», испугалась бы, но это просто крыша дома, открытая крыша обычного жилого дома. Заиграл следующий трек. Я точно знала кому он «…этот реп для тебя, масти червовой, никогда не понять плановым чертям с района…». Мы только общаться. Боже, Саша, Саша не думай о нём. Не надо.

Поднимемся на крышу. Он наверно понимает, что я здесь бывала. Холодно тут так, ветер дует, снег лежит. Я села на выступ.

- Что ты не поделила с девками этими? – ну да, парень, ты просто гений, зачем вокруг да около ходить.

Машинально нашла зажигалку в кармане, начала крутить в руках.

- Какая разница? – ну, что Игорёша, выдержишь? Я знаю, я наглая. Сижу смотрю прямо в глаза. Оп, отвёл, сигареты достал. Кури, парень, кури. Жестом предлагает мне. Отказываюсь.

- Давно бросила? – дым красиво выдыхает.

- Два года назад. Почти, - если спросит, расскажу. Будем  делать, как советует психолог.

- В апреле два будет? – он, что правда знает? Киваю.

- Ты знаешь, да? – слёзы на глазах. Сейчас меня прорвёт. Берегись парень.

- Ну, он тебя любил, ты им пользовалась, потом его не стало. Ну и ты прекратила всё общение с ребятами. Это смешенная версия. Девки и Дима.

- Я в седьмом была, когда мы познакомились. Он в одиннадцатом. Он многим нравился. Хорош собой, настоящий плохой парень. Не общались. Потом летом между моим десятым и одиннадцатым, мы начали общаться. Много. Просто взахлёб, - подхожу к краю крыши, ну просто, чтобы он не видел, как я плачу. Он наверно догадывается. Голос, то срывается, - он приводил меня сюда. Мне было хорошо так с ним. Ничего не надо было. Он был всё таким же. Девки липли. Я знала, что примерно каждая вторая добирается до его члена. Наверно поэтому и не хотела ничего. Ну и да, я не хотела отношений с человеком, который… я наверно не права была тогда. Он в марте привёл меня сюда и читал мне «не плановым чертям». Я приехала домой, седела и думала. Подумала, почему бы не попробовать. Он был самым лучшим. Он написал мне «Люби». Через девять дней позвонил Дима, сказал, что у Вовки снова марафон. Я приехала, мы ругались. Тут подъехала, какая-то машина, стреляли. Он умер у меня на руках… После этого возвращаться на район я не смогла.

Руки. Обнимает что ли? Ещё два часа сидим, разговариваем. Довёз до дома. Я уже не плачу.

- Завтра встретимся? – окликнул, молодец.

- Куда повезёшь? – смотрю в упор, как Вовка учил.

- На край света.

- Заедешь в восемь?

Поднялась по лестнице к себе на этаж. Вошла в квартиру. Сварила кофе и включила «Люби» погромче. Меня отпустило. Сейчас раз и навсегда. Больше не будет этих истерик и срывов. Теперь Вова снова стал моим ангелом. А мой город, мой район больше не клетка. Теперь как раньше. Это место где мне комфортнее всего. Это снова небо для его ласточки.

Дорогие! Как я и обещала, я-таки дописала этот рассказ.

Это история женщины, которую разрушил мужчина, история женщины, которая смогла выжить после этого. История основанная на реальных событиях и включающая в себя переписку с Михаилом Ковачем. Это самое личное, что я когда-либо писала. Я посвещаю это Юлии Жук, Александре Коргапольцевой и Михаилу Зеленину а так же всем кто когда-то возрождался после разрушающей силы любви.

Приятного прочтения. Комментарии, как вы понимаете сюда.

http://zalil.ru/32329641 - docx

http://zalil.ru/32329826 - doc

Дамы, хочу вас предупредить, что через 10 дней файл удалиться, так что лучше скачайте сейчас, а потом читайте.

Если кто не успеет пишите в личику - вышлю на почту.

Приятного прочтения!

Жду комментариев!!!!

Наверно все знают, что я просто помешана на путешествиях. Мы с мамой (я рада, что мы можем это себе позволить) каждый год ездим за границу. И я решила сделать серию сообщений о городах, которые стали для меня чем-то большим, чем просто точка на карте мира.

Барселона.

Я там была 3 раза. Это самый шикарный город, который я видела. Как бы я не была больна сейчас Флоренцией, через год-два (ну если меня туда ещё раз не занесёт) воспоминания начнут исчезать и всё пройдёт. С Бареселоной всё не так.

В 7 лет это было открытие. Первый Европейский город, который я видела. И вы понимаете, что это было! Живые фигуры, развалы жевательного мармелада (всякие червяки, ягодки; а что у нас в 2001 году этого не было), развалы фруктов, и арубузы не наши суровые уральские, а их сладкие сочные. Самые вкусные. Рамбла, пешеходная улица...Калумб....Саграда Фамилия. А ещё Порт Авентура (парк развлечений 2й в европе. 1й ясно дело Дисней) да, это не в самом городе, но не упоминуть невозможно)))

В 9 лет это было как возвращение я в сказку. Лето до этого было в Балгерии, но она меня не тронула. А тут снова 14 дней сплошной сиесты! Мы семья. Мама, папа, я. Боже, как мне это было важно. Боже, как я скучаю. Я так счастлива. что на тот период у меня ещё не было мальчиков (они бы всё испортили:D Они всегда всё портят:D).

В 14 лет мы поехали уже в двоём. Это было странно, но весело. Понимать, что вот тут мы гуляли втроём, но так никогда не будет. Это сейчас я уже забила на это. Тогда нет. Плюс Я только рассталась с Серёжей (первая любовь бла-бла-бла). Вообщем это было не в кайф. Именно поэтому я решила, что у меня будет 4я поездка туда. С моей Сашей. Что бы всё было круто! Что бы взять на прокат кабриолет голубой и поехать вдоль моря. А потом ещё с моей семьёй поехать.

Это город моего отца. Город моего детства. Ну и чуток фоток (фотографии Ольги Лукьянцевой)

В котором цвет неба, совпал бы с цветом глаз, наших детей, и мы проснулись
Доброе утро мир, доброе утро война, мы для вас всех опять вернулись
И пусть не идеальны мы, но мы очень для вас старались
Чтобы вы просто знали, чтобы просто знали, что осталась здесь ещё любовь©

Снова в школу... Я уже устала. Два дня отучилась, а как будто уже четверть трудимся! На сегодня сочинение, на завтра сочинение...Хотя..их на каникулы задавали, так что грех жаловаться, тем более все каникулы я продумывала, что написать.

Сашкин др прошёл замечательно. Мы пили, ели, пели...замечательно. Маленькой, но очень классной компанией. Фотки будут потом: интернет тупит по страшному))

В субботу ещё одна порция празднования, но что-то мне не слишком туда хочеться. Там Ковач, Зайцев...Два бывшийна одно др слишком много:D Посмотрим, что выйдет. У меня вообще какая-то странная "привыка" влюбляться в её друзей. Не запретишь же после расстования с  ними. Она же свободный человек, имеет право делать что хочет.

Рассказ пишется...будем надеятся,что она напишется:D Я сделаю всё от меня зависящее:D

Ну и да, вчера моя Юля попросила меня написать белый стих. Так как вообще-то у меня ситуация из серии "раз, два, три, четыре. пять. С детства с рифмой я дружу", то вариант белого стиха- это мой вариант, но написав 2 строфы я поняла, что у меня есть (!) рифма. И получился такой милый тонческий стишок. А потом ещё половинка:D Теперь Юля (мой стихотворный гуру) должна мне рассказ:D Поменялись:)

Ну и да, теперь эти 1,5 стишка. ну больно эта половинка красивая;)

17 марта.

Она идёт одна сквозь ночь,

Ветер её целует

Старые слёзы прочь -

Она больше не любит.

Уже не важен день,

Старые даты.

Только первый снег

Того семнадцатого марта.

Время умчало вдаль

Его номера и фото

И теперь ей жаль

Подаренного тома Блока.

Она уже не больна

Этой смешной болезнью.

Как будто и не была

Полгода только с ним вместе.

Ночи лишь для него

Как будто бы не дарила

Теперь не только для него

Можно казаться милой.

Он идёт сквозь ночь

Другую уже  целует

Всё обиды прочь

Она его больше не любит.

Шифр (возможно будет дописано)

Этот город только для неё

Она знает все пароли, шифры

Десять станций старого метро:

Норы, эскалатор, лифты.

Кофе, булочки, пастель

Как тогда, но только без него

Год назад в такой же серый день

У вагона встретила его.

Сейчас я пойду к Николаю первому. Я выучу его! Я смогу!

Ну да, все помнят. что у меня есть мего проект.

Ну я тут параллельно с ним написала это.

Самое печальное это 2 часа слушать одну и туже песню, потому чтопол неё пришло вдохновение))

И в вены голос - такой родной,
от невозможности быть так близко.
Мой Амстердам умирал весной
в табачном дыме и стопке виски.

Ю. Жук «Мой Амстердам»

Он открыл дверь под неоновой вывеской «бульдог», и его лицо окатил знакомый запах марихуаны. В заведении было полно народа. Кофешопы вообще очень редко пустовали, а тут ещё и на улице начинался дождь. Он осмотрелся и увидел столик в самом углу. Сев на мягкий кожаный диван и заказав кофе, он затянулся самокруткой и улыбнулся. Ему вдруг стало безумно легко. Вдруг дверь открылась, и в дверном проёме он увидел девушку. Мокрые от дождя светлые волосы, заплетённые в косы, синяя юбка в пол с белым узором и майка в цвет. Он невольно засмотрелся на неё. Она же, ответив на взгляд улыбкой, подошла к его столику.

- Это не погода, а чёрт знает что! – она кинула сумку на стул – Я Кейт. Ты не против, если я сюда присяду, а то дожди в Амстердаме редкость и я не была готова к нему.

- Крис. Садись конечно,  – он тихо порадовался, девушка была красивая и явно весёлая, так что и поговорить с ней можно было.

- Я тебя раньше здесь не видела. Ты ведь не местный? – она взяла кружку с кофе и поднесла её к губам.

- Я из Осло. Лингвист, фломанский изучаю в университете. На практику приехал. А ты отсюда?

- Оу, вот чувствую, что есть акцент! Да, я родилась в Амстердаме. Всю жизнь живу в доме напротив. – И улыбнувшись, она затянулась самокруткой. – До дома вроде не много, но здесь мне всегда нравилось больше. Лет с пятнадцати сюда бегала.

Он рассмеялся:

- С пятнадцати? Что родители говорили?

- Мне было тринадцать, когда они умерли. Передоз. Меня бабушка воспитывала, - она сначала опустила глаза, а потом подняла их и посмотрела на него из-под её пушистых, чёрных ресниц. Её глаза были зеленовато-серыми.

- Глаза цвета Апрель, – он сказал себе под нос, но достаточно громко, что бы она услышала. Увидев вопрос в её огромных глазах, ответил – апрель же он ещё серый после зимы, но уже зелёный ведь это уже весна!

- Сделаю вид, что это комплимент! Значит, я девочка апрель? Тогда через 2 часа начинается мой месяц! – она засмеялась.

Второе апреля было безумно солнечным. Он зашёл в её спальню с большим чемоданом. Комната была под стать хозяйке. Белые стены, разрисованные в ручную большими чёрно-красными цветами; чёрная кованая кровать, заправленная белым постельным бельём; и большой шкаф. Его взгляд привлекло окно нестандартно большое для Амстердама.

Она залетела в комнату, сбив его с ног и уронив, как будто случайно на кровать.

- Я же в одежде!- Он попытался встать, но не смог. Несмотря на свою хрупкость Кейт была довольно сильной девушкой.

- Сейчас мы это поправим,- рассмеялась она и начала расстёгивать его рубашку. Он заправил прядь её волос за ухо и притянул к себе. Ещё секунда и его руки заскользили под футболку с надписью «I amsterdam», такие обычно  покупались в подарок туристами, но для неё это была просто домашняя одежда.

Чуть позже он встал с кровати, подошёл к открытому окну, достал Marlboro и, сев на подоконник, начал курить. Она села рядом, облокотившись на него.

- Чем ты занимаешься целыми днями? – ему правда было интересно, так как он понятия не имел, чем она занимается, где учиться.

- Наслаждаюсь жизнью. Пошли я тебя научу. Только оденусь для начала. – Спрыгнув с подоконника, она пошла к шкафу. Он засмотрелся на её светлую, будто фарфоровую, кожу, через которую просвечивали голубоватые вены. На спине выделялась родинка, а на шее татуировка: две ласточки и подпись muscae[1]. Движения были то плавными, то резкими. Забрав волосы, она одела лёгкий, почти невесомый сарафан, на тонкие запястья намотала цепочку с маленьким кулоном в виде часов.

- Люблю тему часов, - он прижал её к себе.

- Когда ты так близко, твой пульс целует меня в грудь, - она подняла свои волшебные глаза, приподнялась на носочки и, когда и губы почти соприкоснулись, оттолкнула его. – Сам- то одеваться собираешься?

Что может быть лучше поездки по пригороду на велосипедах? Только то, как это делала она. Вино, фрукты, бутерброды и смех. Говорят, что голландцы живут долго, потому что пьют, курят, употребляют, занимаются сексом и не волнуются. По этому принципу Кейт не умерла бы никогда, так как она дела всё это, а иногда даже одновременно. Она знала лучшее места, где можно найти марихуану, ближайшие дороги до приморских городов, где на базаре лучший виноград. И её знали вокруг все: на рынке ей дарили цветы, угощали фруктами, здоровались на улицах.

Вечером четырнадцатого апреля они лежали на её балконе. На Амстердам уже спустился туман, он смешивался с запахом конопли, её духов и винограда. Она перевернулась на живот, отпила из своего бокала и поцеловала его.

- Чего ты никогда не пробовала? – ему правда было интересно, ему вдруг захотелось её удивить.

- Я не каталась на мопеде и не купалась в северном море. И не пробовала наркотики. Ну только траву курю, – и она рассмеялась. А потом через паузу добавила – после смерти родителей, я для себя решила, что это, – она подняла самокрутку - это мой максимум. Шесть лет прошло, а я не сорвалась.

Он притянул её к себе, начиная расстёгивать, недавно одетую рубашку:

- Меня всегда тянуло к невероятно сильным женщинам.

На следующее утро около её дома стоял мопед. Он видел восторг в её глазах, когда она садилась на него. А она точно знала, что он повезёт её к морю. На самом деле у него в сумке был даже купальник для неё. Когда они выехали из Амстердама, он прибавил газу: больше дороги, меньше каналов. Внезапно она отпустила руки и начала кричать от счастья. И он знал это. А ветер сдувал с её лица пряди, «целовал» её. Крису было жаль, что он не видит её. Он знал, что это было великолепно. Они въехали в маленькую рыбацкую деревню и подъехали к воде.

- Какой купальник ты мне взял? – она открыла сумку и улыбнулась. Он взял её любимый купальник: сплошной, в стиле пин-ап, чёрно-белый.

Переодевшись, она вернулась и замерла перед водой. Он всё так же в шортах и футболке сидел на берегу.

- Ты не пойдёшь, да? – сказала она, так что бы ему стало стыдно. Она умела это делать: ехидная улыбка, поднятая бровь.

- А надо? В том смысле ты этого хотела, а не я!

Она подошла и взяла его за руку:

- Ну пойдём! Ты тоже этого хочешь! – она потянула его к себе. В это время её глаза загорелись почти адским пламенем. Ей нравилось его соблазнять и подталкивать на странные действия. Он, вытащив из кармана ключи от мопеда, подхватил её на руки и пошёл в воду. Это было не лучшей его идей. Купаться в воде, температура которой восемь градусов, было не слишком приятно.

- Сумасшедшая! – закричал он, когда она куталась в полотенце, и его глаза цвета крепкого чая вдруг стали почти чёрными – Ты хоть знаешь, какая температура воды?

- Это ты меня сюда привёл! – она повысила голос – и что это я должна купаться, а ты нет?!

- Это твои мечты! – он взял её за плечи и оттолкнул.- Я скоро вернусь.

Он ушёл. Она села на мопед и поехала в Амстердам. Ей было безразлично, где сейчас он. Видеть его она не хотела. Воспоминания накатили волной. Отвечая всем, что родители погибли от передоза, она не говорила главного. Её мать погибла от передоза. Отец - нет…

Они жили тогда в другой квартире. Она была меньше. Две комнаты и кухня. Мама часто готовила, и на кухне пахло чем-то вкусным. Иногда мать исчезала: пять десять дней её не было, а потом она возвращалась, как ни в чём не бывало. Сейчас она понимает - это были «марафоны». Иногда мама срывалась и кричала на неё, чуть ли не била, хотя две-три минуты назад она была добра и весела. Сейчас признаки все наркотической зависимости Кейт понимала чётко и ясно. В тот день шёл дождь. Кейт с матерью своего отца пришла домой. На кухне лежало тело её матери. Бабушка быстро завела девочку в комнату и позвонила её отцу. Что было дальше, она не помнила. Только на утро во второй комнате она нашла своего отца повешенным. Он слишком любил её, чтобы быть без неё.

Крис доехал на Автобусе до Амстердама, зашёл в знакомый подъезд, потом в старую квартиру игла, вена, ему снова хорошо и легко…

Она проснулась от звонка в дверь. Увидев на пороге его с букетом розовых тюльпанов, она кинулась к нему. Они нуждались друг в друге. Вот так болезненно нуждались, как нуждается в дозе наркоман. Это ему было знакомо не понаслышке. К двадцати одному году слезал с иглы, но возвращался всегда, когда ему было плохо. Пресловутые пятнадцать дней. Ий пережить он не мог. Но не было ни ломки, ни других проявлений. Он просто уходил в себя, а потом кричал. Иногда он напивался до такого состояния, что избивал своих подруг. Но сейчас он нуждался в ней. Это разъедало его изнутри. Пятнадцать дней с этой девочкой и всё. Он терял голову от запаха её тела, в принципе от её тела, от её глаз, когда на них падает свет.

Он притянул её к себе и поцеловал. Вроде бы простила.

И снова всё закружилось. Он. Она. Амстердам. Они ездили по каналам на катерах, он фотографировал её на полароид. Иногда только губы, иногда только глаза. Она сидела на площади Дам, ела салат, пила красное вино, а он показывал ей пантомимы. Они смеялись, они любили жизнь. Брали от жизни всё. Молодые, влюблённые им можно было это делать. Живём один раз и этот раз должен быть волшебным.

Двадцатого апреля первое, что он услышал, была французская речь. Она, сидя на кухонном полу, складывала вещи в небольшой круглый чемодан, на крышке которого была фотография Грей Келли, её любимой актрисы.

- Скоро увидимся! – сказала она и положила трубку, а потом, не оборачиваясь, но обращаясь к нему, добавила: - мы едем в Париж недели на две. Собирай свою сумку!

Он порадовался, что она ещё не сделала это. Он боялся её реакции на то, что употребляет наркотики. Ему  было страшно. Он держался вроде бы, но боялся сорваться. В первый раз такое было.

Полчаса спустя они сидели в её бирюзовом фольксвагене жук кабриолете. Её золотые кудри, тёмные очки, красные губы, золотой  кулон «love», который он подарил ей после той ссоры. Он любовался ей все четыре часа поездки. А она такая свободная, подпевала песням из радиоприёмника, поднимала лицо к небу, к солнцу. Ей кто-то звонил, узнавал, приезжает ли она в Париж, а она отвечала, что нет или отшучивалась, что ей будет не до встреч. Он знал, что она часто ездила в Париж.

Она припарковалась рядом с небольшим магазином, вышла из машины. Он никогда не видел её в брюках. Её вечные сарафаны, юбочка, шортики, кеды, балетки. В тот день на ней были широкие брюки и блузка в тон. Цвет припыленной розы ещё больше подчёркивал цвет её кожи, а высока талия брюк и туфли на высоких каблуках делали её чуть повыше, но не менее хрупкой. Она вышла минут через пятнадцать с пакетом яблок, багетом и бутылкой вина. На пороге другая девушка, высокая шатенка, окрикнула её:

- Тридцатого, не забудь. Я заеду за тобой, – и уже обращаясь к Крису, сказала: - добро пожаловать в Париж.

Маленькая квартира на Монмартре, с большим окном. Он сел на кровать, потянул её за руку, она поддалась ему. Пробежав пальцами по шёлковой блузке, он начал целовать её. За всё время, что они были вместе, он поцеловал каждый кусочек её тела, а когда он дотрагивался до её волос, мир переставал существовать. Не знаю, что она любила больше: минуты, когда они занимались любовью или те секунды, когда они ещё в одежде, он смотрит в её глаза и по венам разливается это химия слова «моя». Она касалась ресницами его щёк, губ, а он чуть позже целовал её шею. Страсть накатывала волной, а потом отпускала, оставляя нежность.

Она провела ему экскурсию по Парижу. Как выяснилось, раньше она училась в Сорбонне, но потом бабушка умерла и она вернулась в Амстердам. Они гуляли по городу любви. Её платья, туфли, кружевное бельё и чулки, сводили его с ума. Она изменилась и стала под стать городу, но это не убавило безбашенности. Все изыски французской кухни она умудрялась делать на кухне, и все их прогулки сопровождались вином и её выпечкой. Он восхищался тем, сколько она ходит на каблуках и как ей удаётся выглядеть идеально, при том, что она спала по три-четыре часа. Он дарил ей розовые цветы: пионы, тюльпаны, розы. Она не любила этот цвет, но его цветам она радовалась, как меленькая.

Двадцать девятого они сидели на Марсовом поле, она заплетала себе косичку и ела клубничные пончики, над которыми колдовала ночью.

- Завтра один погуляешь? Мне на кладбище съездить надо. У неё парень погиб. Ей плохо.

- Конечно, не проблема. В Лувр схожу, – он засмеялся. Она сводила его в  Лувр три раза и ещё  четыре в Д’орсе и каждый раз она показывала ему что-то новое.

- Не потеряйся, только! – она засмеялась и поцеловала его.

Утром он проснулся один, но на плите стоял ещё горячий завтрак. Весь день он прогулял. Пришёл домой около восьми вечера. Она сидела на кровати. Он не успел сказать даже хоть что-то. Как она протянула ему небольшой пакетик. Он точно знал, что в нём.

- Что это? - она посмотрела на него красными от слёз глазами.

- Я не обязан отчитываться! – рефлекс сработал. Он всегда начинал защищаться, когда кто-то спрашивал о наркотиках.

- Но ты мог бы хотя бы сказать! Ты понимаешь, сколько жизней это сгубило! – она не  хотела, но включила знакомую пластинку, по инерции выдавая всё то, что она говорила всем наркоманам.

- Ты говоришь как все! Но посмотри, я жив и вполне здоров! – он понимал, что задевает за живое, но тона уже были повышенные, и он не смог бы остановить этой ссоры.

- Что сознание расширяешь? Небо ищешь? Зачем? Я этого не могла никогда понять! Зачем вам всем это нужно? – она подошла к нему и посмотрела в глаза, пытаясь найти ответ в них. -  всё просто: ты слабый. Ты сидишь на игле. Ты не сказал мне. Ты трус!

И тут он сорвался и ударил её по лицу. Она не издав не звука. Просто опустила глаза и показала на дверь.

- Вон, – сказала она тихо, но внятно. – я не хочу тебя видеть.

- Не хочешь? Да пожалуйста!

Он хлопнул дверью. Она спустилась на пол. По красной от удара щеке потекли слёзы. Она дошла до кухни, достала бутылку виски и маленький портсигар. Стакан, второй, но её не отпускало. Она прокручивала их разговор, их месяц и не понимала, что сделала не так.

Около одиннадцати вечера, он позвонил в дверь. Она открыла дверь. Он пьяный ввалился в квартиру:

- Зачем всё было портить? Ты не понимаешь, что ли что это было то самое? Я бы ради тебя бросил. Я бы смог. Я же люблю тебя! - он схватил её за руку, она отшатнулась  и попыталась выйти.

- Ты пьян. Отпусти меня. Поговорим утром.

Она выбежала на улицу, слышала, как он побежал за ней, а потом услышала скрежет шин и удар. Обернулась и чуть не упала. Он, ещё недавно живой, лежал на мокром асфальте, а мужчина выбежал из автомобиля и начал звонить скорой. Пока подъезжала скорая, собралась целая толпа зевак все смотрели, что-то говорили, а она стояла на том же месте, где поняла, что его больше нет. Когда врачи начали грузить его тело в машину, она подбежала, ей что-то кричали, а она просто хотела его увидеть. В последний раз. Увидеть и попрощаться навсегда с мужчиной, которого любила. Любила на самом деле.

Скорая уехала. Она, сидя на ступеньках дома, допивала бутылку виски. На часах было двадцать три сорок пять. Она, пошатываясь, пошла к машине. Ей было настолько плохо, что она не могла плакать. Повернув ключ зажигания, она внезапно поняла, что все любимые люди ушли. Мама, папа, бабушка… А теперь ещё и он. Слёзы покатились.  Она нажала на педаль газа и поехала по направлению трассы. Встречная полоса замигала огнями, и она резко повернула руль в её сторону.

Часы издали звук, которым отмеряли каждый новый день. Начался май. Он накинул на неё плащ и взял за руку.

- Пойдём, ты главное не бойся. Нас там ждут. Теперь точно вместе навсегда.

Она пошла за ним. Там впереди её ждали родители и родственники. И главное он всё-таки вместе с ней.

- Крис, постой. Я люблю тебя.

- А я люблю тебя, – он улыбнулся, посмотрел в её глаза и поцеловал.

Она оглянулась на дорогу, бирюзовый фольксваген жук, догорал после взрыва.

Белые хлопья пуха, разрежут на части
Пластику этого мира твоей фантазии
Мы параллельны, как две прямые
Один за другим, уходим в дали эфира

©

Посвещается.

«Тоже мне муж! Не мог поехать со мной? – мысли в её голове метались и проклинали мужчину,которого она любила и с которым уже год была связана узами брака, - это же Италия! Как сюда можно не поехать?»
Дело былов том, что для диплома ей надо было посмотреть эти города ещё раз. Тема была идиотская: «Флоренция, как город возрождения». Она любила Флоренцию и Италию тоже. Она приезжала сюда в третий раз, она знала Флоренцию наизусть. И сейчас ей не был важен Рим, Ватикан и все остальные. Она ехала в сотый раз увидеть город Микеланджело и Данте, увидеть и отдать ему своё сердце. Муж ехать с ней отказался. Не объясняя почему. Да и всего неделя друг без друга, что это изменит?
У автобуса стоял парень. Ей всегда нравилась такие: высокий, стройный, чуть накаченный,брюнет… Она невольно загляделась на него. Художественное образование давалознать о себе: в голове возникли варианты его портрета, то, как можно поставить свет, что бы подбородок казался легче, а скулы чётче. Она могла так стоять состеклянными глазами и выражение полного удовлетворения на лице ещё долго, еслибы не голос гида. Она с сильным житомирским акцентом сказал:
-Ну идолго мы стоять будем? Вас вообще-то весь автобус ждёт!- и хмыкнув, как-то похозяйски зашла в автобус.
- Необращай ты на неё внимания!- молодой человек подошёл к чемодану – Помочь затащить его в багажник? Ты одна? Я просто тоже…Садись ко мне в автобусе.
-Боже,сколько вопросов!- она расхохоталась – Да, затащи его в багажник, если тебе несложно.
-Что ты туда положила, его же невозможно поднять!? – он включил весь актёрский талант,что бы сделать вид, что ему безумно тяжело.
-Знала бы,сказала! Меня если честно меня это тоже интересует! – они уже не могли сдерживать смех и оба хохотали. Ей нравились такие люди, легко и просто идущие на контакт.
-Я,кстати, Вадим - сказал он, запихивая чемодан в итак переполненный багажник.Пока он напрягал свои мышцы, она любовалась им: телом, движениями, сильными руками - их она всегда ценила в мужчинах.
-Наталья,– и она улыбнулась своей фирменной улыбкой, одними глазами.

Через час они ели лимонное мороженное на одной из площадей Сан-Марино. Они разговаривалипросто о жизни, обсуждали гида, передразнивали её, они были уже «поддатые», не смогли пройти мимо дегустации ликёров. Она даже не стала скрывать, что замужем.Они это даже обсудили.
-Кольцо?!– удивился он, когда выходя из автобуса, она подала правую руку.
- Ещё и штамп в паспорте, - усмехнулась она, как будто это было правильно.
- А мне так легче, без штампа и кольца.
На этом их разговор о том, что она не свободна и закончился.
Повозвращению в отель в Римини, он проводил её в номер, поцеловал в щечку и пожелал сладких снов.
На утро все были свято уверены, что они вообщем-то вместе, просто он кольца не носит. Всю дорогу до Венеции они только и занимались тем, что передразнивали гида. Та злилась, говорила, что они очень громкие и что если такие умные экскурсию могут вести сами. Наташа очень порывалась пойти к микрофону, так как она со своим образованием и, по сути, третьим приездом в Венецию могла провести экскурсиюдаже лучше.
На обратном пути они рисовали портреты друг друга. Он старательно выводил карандашом её кудрявые от влажного воздуха волосы, слегка округлые черты лица,долго рисовал глаза, прорисовывая каждую ресничку, пытаясь передать эту улыбкуодними глазами.
-У тебя глаза, какие-то волшебные, – наконец изрёк он.- Вроде бы серые, а сейчас голубые.
-Это от моря, – она пододвинулась чуть ближе, – а твои на свету становятся медовыми.
В этот момент он поцеловал её. Поцеловал, так как никто не целовал очень давно. В поцелуе не было ни капли нежности, только голая страсть.
- Я покурю, а потом ты меня рисуешь, окей? – В её жизни это была самая странная реакция на поцелуй, которую она только получала.
Он подошёлк борту, и тут она поняла, каким должен быть его портрет. Она взяла карандаш и бумагу и быстро набросала его портрет в профиль. Чёткие, острые черты лица, сильно выпирающий кадык, закрытые глаза и дым,который он выдыхал вверх.
С того момента она любовалась им каждый раз когда он курит.
Весь третий день они гуляли без экскурсии. Ей была не интересна экскурсия. Ей был инересен сам Город. Её самый близкий Город. Её Флоренция.
-Флоренция в переводе с итальянского означает Цветущая. – сказала она, когда они стояли на одном из мостов.
Мимо шёл мужчина и продавал розы. Вадим подошёл и, купив одну розу, сказал:
- Тогда ты будешь моей Флоренцией, – чуть подумав, он отломил ножку от розы и вставил её в волосы Наты. Она притянула его и поцеловала.
Весь деньони были вдвоём, и им нравилось это чувство полной свободы. На площади перед базиликой Санта-Кроче трио играло джаз. Когда заиграла медленная песня, он вытянул её со скамейки, и они началитанцевать. Местные жители, приезжие смотрели на них, ещё кто-то явно из итальянцев тоже пошёл танцевать.
Вечером они, выпив вина, пошли гулять по городу. Ночью он был совсем другим. Без той суеты, которую ему предавали туристы. Они сиделина ступеньках Дуомо и ели мороженое.
- Это рай!– она засмеялась.
- Что именно? – он, оторвавшись от двух шариков фисташкового мороженного, посмотрелна неё.
- Мороженое,вино, Флоренция… - она замолчала, не зная продолжать этот список им или нет.
- Ты влюблена?
Она вскочила со ступенек, закружилась, просто поддаваясь внутреннему порыву, а он подошёл и обнял её. Она посмотрела ему в глаза:
- Я влюблена перманентно.
В гостинице они минут пятнадцать целовались у двери в её номер. После чего он ушёл. Зайдя в номер, она положила уже завядшую розу в книгу.
Следующий день был таким же ярким, насыщенным. Он смеялся, что у него индивидуальный и к тому же безумно сексуальный экскурсовод. Они стояли в какой-то лавочке с сувенирами, находящейся на мосту. Она выбирала кулон ввиде сердечка.
- Зачем ты вернулась сюда третий раз? – спросил он, и видя её метания, указал на тот кулон,где было написано «Nataly». -Этот мне больше нравиться.
Оплатив покупку, она подошла к краю моста. Вытащила кулон из упаковки и на глазах у изумлённого спутника выкинула его в реку.
- Я отдала ей сердце…
Вечером всё шло по классическому сценарию: прогулялись, проводил, поцеловал, ушёл. Она зашла в номер. Но почему-то не стала раздеваться, через пять минут. Он постучал в дверь.
- Нат, я знаю это не правильно. Но ты уж прости. Я больше так не могу.
Он зашёл вномер. Она закрыла дверь на ключ. Несколько секунд и они уже на кровати… Она даже не знала, кто этого хотел больше он или она.

Утром они выехали в Рим. И тут началось самое странное. Она почувствовала это. Она всегда такое чувствовала. Он добился её. Она ему больше не нужна, но две ночи в Римеони провели вместе. Только без былой страсти.
Их самолёты выходили с разницей в десять минут из одного зала ожидания. Он обнял её:
- Я позвоню тебе. И ты звони. Может доберёшься до Столицы.
- Конечно,звони. Если я приеду, встретимся.
И он ушёл в самолёт. А она знала точно, что он не позвонит, а если и позвонит, то она невозьмёт трубку. Просто так нужно. И даже при большом желании они никогда не повторят их Флоренцию. Никогда.
Через  пятнадцать минут в своём самолёте она позвонила мужу:
- Да, всё хорошо я вылетаю. Очень соскучилась,- она открыла книгу и увидела там засохшую розу и улыбнулась.
- Ты там случайно не влюбилась? – он ответил это в шутку.
- Ты же знаешь. Я перманентно влюблена….

от 03. 08. 2011

Приятного прочтения. Жду комментарии.

Главное, что бы тебе было интересно…

Хотя тебе всегда интересно…(с) В.В. Чудновский

-Сколько лет прошло, говоришь? – спросил его бармен.

 Он всегда не любил таких типов. Они могли бы работать психоаналитиками, но почему-то выбирали другой путь. Они может просто не понимали, что люди рассказывают им свои проблемы или, наоборот, слишком отчётливо осознавали, что это лишь алкоголь. Хотя работать с пьяными клиентами было удобно и тем и другим.

-Пять. А это что-то меняет? – ответил высокий, смуглый мужчина, явно старше своих лет. На нём был тёмно-синий дорогой костюм, голубая рубашка, запонки с натуральными топазами. Несмотря на божественную красоту, платиновую банковскую карту и, что уж там таить, невероятную сексуальность, от него веяло не грусть, а настоящим одиночеством. Тем самым всепоглощающим одиночеством, от которого не спасают ни дорогие машины, ни дешевые шлюхи. Ничего. – Я любил её. А она просто ушла.

-А она-то тебя любила?- Спросил бармен, считая, по-видимому, что после третьего стакана водки  его собеседнику стало легче.

-Хочешь честно? Как тебя там зовут…- он помедлил, всматриваясь в бейдж бармена,- Пол, очень приятно, Дениэль. Я могу рассказать, как всё было, а ты уже решишь, любила она меня или нет, Хорошо?

Мы познакомились пять лет назад в Париже. Были вместе мы полтора месяца, там же в Париже. Она казалась мне абсолютно сумасшедшей. Она купалась в Сене, просто посередине дня. А потом сказала, что ей так захотелось. Ну да это был её принцип: она делала только, то, что хочет. И она была бесконечно счастлива. Мы пошли гулять по городу, она в своём мокром, шифоновом сарафане и я в деловом костюме. Когда я был так счастлив до этого, я не знаю. Но то, что я был влюблён в неё это правда. Она была такой маленькой, воздушной… Такими не бывают настоящие девушки. У неё был только рецепт жизни: делай, что хочешь. Нет, это не было глупым самодурством. Просто она хотела получать от жизни всё.

Её нельзя было назвать красавицей. Я, как бывший фотограф, видел девушек красивее, ярче, нежнее… А она была невысокой, но с очень женственной фигурой. Длинные, золотистые волосы, тонкие черты лица, идеальная талия. Мне кажется, я был влюблён в её острые ключицы и тонкие запястья, в её бледную кожу и нежный румянец, в длинные ресницы и бездонные глаза. Они у неё были волшебными: тёмно-синими, холодными, глубокими и очень грустными. Я так и не смог понять, откуда эта грусть.

Её фетишем были татуировки. У неё было их три. Сейчас думаю гораздо больше. На щиколотке было набито «MyWay». Она говорила, что это лишь потому, что фраза красивая. Нет, на самом деле, всё было не так просто. Просто из всех путей она выбирала свой путь. Что бы ей было интересно жить, что бы был кураж, азарт, а не тупая рутина. На запястии красивым «подчерком» было выведено «Любовь побеждает всё» на латыни. Тут она говорила правду. Это был почти лозунг её жизни. Она ждала ту самую любовь и верила, что когда она придёт она будет вечной и всё перевернёт. Она верила в любовь. Последняя и самая любимая была на левой лопатке. На ней был феникс, а внизу подпись «Feelapain». Она говорила, что это привет из прошлого, что-то рассказывала про какого-то парня и что под фениксом есть шрам, честно говоря, несколько раз я его чувствовал его пальцами; ещё она рассказывала, что была авария… Я не слушал её. Просто знал, что это память.

Её красота не поддавалась оценке и в кадр в основном не попадала. Лучшими были те фотографии, где она спала. Мне казалось, что именно в этот момент она настоящая. Она менялась не от настроения, а от времени суток.

 Утром она носила мои рубашки. Всё время, что мы были вместе, я думал, что же она носила, когда меня не было в её жизни и всё больше вещей доказывало, что был другой, точнее другие. Она вставала рано, надевала мою рубашку и шла на кухню. Создавалось впечатление, что весь Париж ждал её пробуждения. С утра начинались какие-то звонки, переговоры. Я не знал о чём. Говорила она по-французски, без акцента, как впрочем, и по-английски, она договаривалась о встречах и иногда исчезала.

Если мы проводили весь день вместе, она носила воздушные сарафаны. Они были всегда такими разными, как и она сама. Она знала, что ей идёт, и подчёркивала, только самые выгодные места. Она любила солнце, город и жизнь. А ещё обожала мотоциклы и велосипеды. Однажды мы доехали на велосипедах до побережья. Она, я и бутылка рома. Она была девушка огонь. И это пламя не тушилось никогда. В любое время дня и ночи, где бы мы ни находились. Она поддавалась желанию и учила меня жить так же.

Однажды мы просто гуляли по центру города, и тут она увидела большой воздушный шар. На него звали покататься. Видел глаза ребёнка, когда ему срочно нужна, какая-то вещь, как будто прожить без неё он не сможет? Так у неё в тот момент были точно такие же глаза. Я помню её смех и восторг, который у неё вызывало небо. Однажды ночью она спросила:

-Кем ты был в прошлой жизни?- И не дожидаясь ответа, сказала – Я была птицей. Мне наверно сломали крылья. И я до сих пор хочу летать.

Это была правда. На земле ей чего-то не хватало. Иногда мне казалось, где-то там она употребляет. Ведь если логически рассудить, просто нельзя быть такой, как она: безбашеной, сумасшедшей, неадекватной.

 Все полтора месяца прошли очень ровно. Без истерик, ссор, мы просто были вместе и были счастливы. Мы жили у меня на съёмной квартире. В тот вечер я сказал ей, что люблю её. Первый раз. Я просто не мог молчать. Ведь это было то самое, что могло победить всё. На следующее утро я проснулся один. Не было ни её одежды, ни кружек, НИ-ЧЕ-ГО. Только записка:

«Из всего вечного, самый короткий срок у любви. Наш срок вышел. Я люблю тебя. Твоя девочка»

-Больше я о ней ничего не знаю. Она исчезла.- Сказал Ден, допивая водку,- Ни одного звонка, письма. Она просто решила, что все, что у нас могло быть, уже было. Через 3 дня я вернулся домой и в Париж больше не ездил. Не хотел ворошить старые раны.

-Она знала, что ты уедешь?- Спросил Пол.

-Не знаю… Мы этого не обсуждали, хотя, по-моему, она знала всё. Может просто не хотела прощания. Так получилось, что больше я не любил. Всё время ждал её. Искал в каждой встречной. Каждый раз, просыпаясь не один, я надеялся, что рядом со мной именно она. Но это всегда были другие.

Мужчина встал и, расплатившись с барменом, вышел из бара.

На следующее утро, проснувшись в своей квартире, Пол, как обычно, включил телевизор. В утренних сводках он увидел фотографию ночного посетителя, того самого Дена, который рассказывал ему о свой любви. Диктор противным голом объявил, что этот мужчина ночью сбросился с моста, что это был крупный финансовый деятель. Когда Пол пришёл на могилу, он опоздал на похороны, у могилы он видел девушку: невысокую, с золотыми волосами и татуировкой «Omnia vincit amor» на запястии. Наверно это была именно она.

от 21.11.2011

Первый мною написанный текст.

Это была обычная ночь. Не было ни дождя, ни ветра ни снега. Просто ей не спалось. Ну не помогали ни виски, ни книги Вишневского, которого она очень любила и всегда плакала. Сегодня она не могла ни плакать, ни спать. Ей было просто плохо. Она подошла к окну. Ночной город поражал своей красотой, яркостью, развратом что ли...Из окон её номера в дешёвом, немецком отеле было видно местных шлюх. До невозможности пошлых, любвеобильных, развратных. Да-да именно развратных, дешевых шлюх. И она знала, что очень далеко от сюда он, тот по кому она плачет, сейчас с такими же. И он не забывает её. Он живёт так. Ему легче быть любимым, чем любить.
И тут она сделала то что не хотела делать. Она взяла свой ноутбук и проверила почту. Не ту обычную рабочую, а свою личную. Она проверяла её вчера ночью, и сегодня там оказалось одно новое сообщение. Когда она увидела отправителя, она только и смогла, что отшатнуться. Потом в стела с кровати ,взяла бутылку Jack Daniels'а, села перед монитором и открыла письмо.
"Милая, моя девочка....
Сколько мы не виделись...двенадцать лет. Мне показалось это вечностью. Тебе нет. Не отвечай и обойдись без своих комментариев. Я прошу тебя. Ради того, что было, что могло быть. Давай я просто расскажу, как всё было. Ты почитаешь, поплачешь...Хотя нет, обещай, что плакать не будешь.
Знаешь я ведь помню этот вечер, там в Д. и тебя такую не настоящую, наигранную тоже помню. Ты сидела в компании этих парней и ты не слушала их трёп о футболе, машинах, женщинах. Ты сидела и пила виски ,а ещё смотрела на вход и, как будто, ждала кого-то. Теперь я знаю, ты ждала меня. Я часто видел тебя на семинарах, но не такую как в ту ночь. Обычно ты была простой, без изюминок...а в том баре ,в этом самом дождливом городе мира, ты была волшебной. Твоё чёрное платье с открытой спиной, волосы, забранные в пучок, татуировка на запястье, странно никогда не замечал её. А потом ты просто допила очередной бокал, подошла и пригласила танцевать. И мы танцевали эту румбу всю ночь, и нам было неважно, что несколько часов назад у тебя закончился мой курс, что у нас 10лет разницы, что я был ещё не разведён...Тогда в моих руках ты была самой настоящей. Были ты, я и ночь. У нас была вся ночь под дождём в этом странном городе. Что было потом...потом было ровно 75 дней счастья ,любви. Мы пережили мой развод. Сколько мы випили, сколько выкурили(И не всегда сигар ,что тут таить),сколько был побегов непонятно куда. Просто вперёд по трассе. А потом остановиться и просто поддаться желанию.
А потом...Потом я уехал. Мы бы не смогли дальше...Почему? Твоё любимое почему...Всё просто. Ты была рождена летать. Не мог я тебе дать того полёта. Ты всегда хотела больше, что я могу тебе дать. И я уверен, что со многими твоими мужчинами то же самое. И они уходят всегда, потому что хотят сохранить своё самолюбие. Прости, ты его уничтожаешь.
Вот и я сбежал, что бы сохранить его. Сохранил, но потерял всё то чему ты меня учила, простоте жизни, тому что ей надо радоваться, ведь мы не знаем, что будет дальше. И да, ты скорее всего думала, что у меня полно малолетних дур. Ошибаешься. Я не смог. Не смог заставить себя быть любимым кем-то. Заставить себя любить. Тебя я любил. Нет, люблю. А с ними...с ними я всегда держу крышку один. Ещё нет той любознательности, что была рядом с тобой. Я вообще другой. Постарел в конце концов. Сейчас рядом со мной женщина. И нет, ей не 20 лет. Она любит меня, а я...Я люблю свою дочь. И тебя. Но дочь я вижу чаще. Прости.
Как у тебя обстоят дела, я знаю. И про фирму, и про деньги....Это неважно. Важно то, что дала мне ты. Свободу. Возможность жить. Я всё это утратил. Все 12 лет я по крупице собирал, то что разбил за 3 часа полёта. Я понял. Второй такой, как ты не будет и перестал искать. Прости за утопию.
Береги себя. Имя у тебя красивое.
Якуб."

Она перечитала снова. Он помнит её. Нет, стоп он любит её. А потом просто позвонила в аэропорт и взяла билет до М. Один, только туда. Обратного пути нет. Она давно уже перестала летать, так высоко, как двенадцать лет назад.....

от 09.10.2010

Она опустилась на мраморный пол станции метрополитена. Горели лампы, но на самой станции никого не было. “Museed’Orsay” –объявил противный, электронный голос, подъехал поезд, открыл двери и из него вышли пара лесбиянок, обнявшись, они пошли к выходу, от них пахло толи дешёвым портвейном, толи просто развратом. Она проводила их взглядом и зашла в пустой вагон. Он ехал на юг, туда где бедность в самом низу, туда где проституция, как средство выжить. Да, ей девушке из довольно приличной семьи нужно было именно туда. Что могло заставить её, выпускницу одной из лучших школ Парижа, поступившую  Сорбонну спуститься так низко? Только одно любовь.

То что он не нравился её семья, это ещё мягко сказано, но той весной в воздухе витало только одно слово. “Amour…amour….amour”- шептала Сена, пели цветы. “Amour”- гулким эхо отзывалась Базилика Сакре-Кёр. Даже она, такая вечная, с её яркими, белоснежными стенами на аквамариновом небе, требовала любви. К невозможно далёкому небу, к неграм, которые продавали сувениры, к парням, которые на гитарах пели песни, восхваляя дам, сидевших здесь же, солнце, сданную, наконец, сессию и конечно Париж! В каждом их слове тоже была любовь, да что там в слове, в каждой ноте, в каждом вздохе. Она с подругами сидела и слушала, как он поёт песни, песни были на итальянском, но она понимала, что они о любви. В мае на Монмартре все поют о любви, о том, как она начинается. Вскоре она начала приходить без подруг и они познакомились. Пауль был итальянцем, жил на окраине, работал. Она никогда не спрашивала его, почему он уехал из солнечной Италии и поселился не в самом удачном районе Парижа.

Всю правду она узнала, только осенью. Он решил познакомить её с друзьями. Всё лето она показывала ему свой Париж, с мороженым и сувенирами, дворцами и музеями, реками и парками. Сейчас он показал ей свой. Он был наркоманом, и ей стало просто страшно. Она убежала. Он умер. Через 3 недели.

Она открыла глаза и поняла, что это её станция. Вышла. И быстрым шагом пошла к лестнице. Когда она вышла на улицу, в лицо дунул холодный, жёсткий ветер. Она пошла вперёд. Пара человек окликнули её, но она не обернулась. “Они хотят тебя ограбить… Им нужны деньги на новую дозу…..”- Слова Пауля эхом ударили по барабанным перепонкам- “Главное не останавливайся… Не останавливайся…”. Слова вылетали из головы и растворялись в воздухе. Она завернула за угол и увидела двух проституток. Ещё одну мужчина уводил вглубь улицы. Голос Пауля снова зазвенел в голове:

- Проституция- это низ женской натуры…Наркоманки и то выше. – Иногда он курил травку и начинал рассуждать, это был именно такой момент.

- А что тогда низ мужской натуры?- Спросила она.

-  В этом вся прелесть вы выше нас…- он взглянул в её не понимающие глаза – мужчины, зависят от проституток. Именно те мужчины, которые прибегают к их услугам низки.

Вспомнив этот разговор, она улыбнулась. Он научил её многому: любить так, как будто это последний день в её жизни, жить даже тогда, когда на это нет ни средств, ни возможности, а есть только желание. Он был самым лучшим, что могло бы быть у неё, потому что он был другим. Она села на колени рядом с его могилой, положила белые лилии, а потом долго плакала. А на мраморной гробовой плите была только надпись “Jet'aime!Paris”. Его любил этот город, и она его тоже любила.

Я наверно сливала, но найти не смогла ни на одном из блогов о.О

от 24.12.2010.

У меня был творческий кризис.

Это первое, что написала после. Спасибо.

Начало апреля было её самым любимым временем года. Киев уже начинал расцветать, а в воздухе начинало пахнуть цветами. В тот день шёл дождь, и она зашла в первое попавшееся кафе. Заказав кофе, она набрала знакомый номер. Иногда она понимала, что бывает чаще: он вне зоны доступа или она ему звонила. Именно сейчас она нужен был ей, весь такой не правильный, не отвечающий на сообщения, звонки, пропадающий на сутки со своими подругами, с которыми «у него ничего не было». Для неё это не было важным, для неё было важным, что с ним она летала. Он мог сделать так, что она верила, что она единственная и второй такой нет и быть не может. А потом она убеждала себя, что он её любит, только ещё не понимает как.

- У тебя же свободно, да? – голос раздался сзади. Повернув голову, она увидела мужчину около тридцати пяти, поджарого и загоревшего .

- А если, я скажу, нет, ты не сядешь? – её ответ, переход на «ты» удивил стоявшего перед ней.

- Сяду. Ты же знаешь, - он улыбнулся и сел рядом. В данный момент ей просто нужен был человек рядом, и плевать кто.

Через 30 минут она знала, что Андрей преуспевающий пластический хирург, сколько он зарабатывает в месяц. Ещё через 40 минут и полторы выпитые бутылки текилы, они сидели в такси и ехали к нему. Через 20 минут они поднимались в квартиру.

В шесть утра она проснулась от звонка его телефона. На дисплее светилось «ЖЕНА». Опустившись на подушку, она снова закрыла глаза, но в её мыслях появился образ абстрактной женщины, которая вот-вот ворвётся в квартиру. Она поднялась с кровати, оделась и ушла. Доехав до института, она взглянула на свой  телефон. Она ждала 7 пропущенных вызовов от мужчины, которому она звонила, пока к ней не подсел Андрей, ведь так и бывает в глупых американских комедиях. Ноль. Не одного сообщения. Не одного звонка. Перед глазами всплыли все годы борьбы за этого мужчину.

Они познакомились два года назад. Была осень, она только поступила в институт на туризм, он был на пятом. Его звали Леонид, тонкие запястья, светлые волосы до плеч, и ярко-синие глаза. Они сразу понравились друг другу. Им было хорошо просто пить вино, целоваться, заниматься любовью и слушать джаз на виниле. Он играл ей на саксофоне, она рисовала его портреты маслом… А потом он сказал, что это тянет на постоянные отношения, а к ним он не готов. И началось… Они встречались тогда, когда ему было удобно, он мог не поднимать трубку. Он был гадом, но она его любила.

Пары прошли как в бреду. Осознание, что сделала ошибку, боролось с радостью от того, что ты вырвалась из этого замкнутого круга, но тут появлялся вопрос, а вырвалась ли, и мысли снова шли по кругу.

 Она вышла из здания в три часа дня, достала телефон и только собралась набрать номер Лёни, как услышала знакомы голос сзади. Андрей стоял, оперевшись на капот своей синей ауди:

- Тебя не учили, что сбегать плохо? – он начал смеяться, она, не сдержавшись, улыбнулась, - Давай пообедаем?

- А тебя твоя жена не потеряет? – она вдруг подумала, что сказала это зря и сейчас он уедет.

- Нет, она на 4 месяца уехала в Париж… К своей любовнице. А моя - вышла замуж месяц назад.

У неё в голове мелькнула мысль что, он либо врёт, либо просто несёт бред, но ей слишком захотелось поехать с ним:

- Хорошо. Один обед.

Этот один обед превратился в четыре месяца. Они были счастливы, гуляли по паркам и кормили уток, ездили на шашлыки, он успокаивал её после сдачи очередного экзамена на сессии. Мужчина её мечты вдруг стал реальным. Он брал трубки и писал смски. А ей было не важно, что у него есть жена, ведь у неё своя личная жизнь ни как не связанная с ним. Она всё реже была с подругами. И уже не звонила Лёне. А он не звонил ей.

Однажды в кабинете Андрея она увидела фотографию женщины, высокая с длинными светлыми волосами, рядом с ней сидела маленькая девочка. Она поняла, что это его жена и…ребёнок. Понимать, что у тебя роман с женатым мужчиной намного легче, чем осознавать, что у него есть дети. Ему она не сказал ничего.

Прошло 4 месяца. Он говорил, что ничего не изменится, что он её любит. Он верила в это.

Было самое начало августа. Её телефон звонил истерикой. Она подняла трубку и, не успев сказать Андрею даже привет, услышала его голос. Он, нервно задыхаясь, как будто плача сказал:

- Родная, у меня есть дочь. У неё рак. Тяжёлая форма. Во Франции она лечилась. Не помогло. Она…она… - его голос сбился. Она поняла, что он плачет, - она скоро умрёт. Я не врал, с её  матерью меня уже ничего не связывает. Но сейчас своей семье я нужен больше, чем ты мне. Прости, но сейчас мне надо быть рядом с ними. Я умоляю… просто дождись.

Через два года в маленькой кофейне на окраине Киева она сидела в длинном тёмно-синем сарафане. Ко входу подъехал новый порш. Из него вышел Андрей. Зайдя в кафе он подошёл к ней, к своей любимой женщине.

- Андрюш, знаешь, я думаю нам надо съездить на кладбище. – он взял её руки. На безымянном пальчике её правой руки сверкнул тонкий ободок белого золота.

- Зачем? – его вопрос не застал её врасплох, она знала, что он его задаст.

- Мне тебе сказать кое-что надо… Ну…вообщем… Срок восемь недель. Давай съездим на кладбище, попросим у неё благословения что ли….

Через час они стояли у могилы его дочери. Она положила белые лилии. Он обнял её за плечи:

- Всё будет хорошо. Ты же сама это знаешь.

от 25.04.2011