Полуночная месса
Ф. Пол Уилсон
Вампиры: Антология
В новой антологии собраны тридцать пять классических и современных историй о вампирах, принадлежащих перу таких известных авторов, как Клайв Баркер, Роберт Блох, Нил Гейман, Тацит Ли, Ким Ньюмен, Кристофер Фаулер, Брайан Ламли и других.
Загадочные, жестокие, аристократичные, сексуальные, бесстрастные, как сама смерть, и способные па самую жгучую страсть, – вампиры уже не первое столетие остаются притягательной и модной темой мировой литературы и кинематографа.
Исторгнутые извечной тьмой или порожденные человеческими суевериями; исчадия зла или жертвы рокового недуга; звероподобные кровопийцы или утонченные ценители алого вина жизни – вампиры обязательно завладеют если не вашей кровью, то неотступным вниманием.
Ф. Пол Уилсон
Полуночная месса
Во многих странах мира напечатано более семи миллионов экземпляров книг Ф. Пола Уилсона; он является автором таких бестселлеров, как «Сторожевая башня» («The Кеер»), экранизирован в 1983 году, и «Могила» («The Tomb»). В 1998 году он «воскресил» своего популярного антигероя Ремонтника Джека и недавно опубликовал седьмой роман из серии о Джеке, «Врата» («Gateways»). Студия «Beacon Films» в настоящее время занимается «раскруткой» этого персонажа на телевидении.
В 2003 году студия «Lions Gate» выпустила на кассетах малобюджетный фильм по мотивам рассказа «Полуночная месса» («Midnight Mass») (сам автор сыграл эпизодическую роль в одном из первых эпизодов). «Отзывы были самыми разнообразными, от „плохо" до просто „ужасно"», – рассказывает Уилсон. Впоследствии он скомбинировал рассказ с двумя произведениями-предшественниками, «Дело рук Господних» («The Lords's Work») и «Страстная пятница» («Good Friday») и создал на их основе остросюжетный роман, описывающий битву людей с нежитью.
В предлагаемой вниманию читателя новелле, динамичном триллере, который перекликается с книгами «Я – легенда» («I am Legend») Ричарда Мэтсона и «Салимое удел» («Salem's Lot») Стивена Кинга, Уилсон выступает с новой вариацией на известную тему, в то же время изображая своих кровопийц в строго традиционном стиле…
I
Прошла почти целая минута с того момента, как он стукнул медным молотком по тяжелой дубовой двери. Дверь, должно быть, достаточно прочна. В конце концов, ведь и дверной молоток здесь в форме креста. Но нет, они считали нужным, щурясь, рассматривать гостя сквозь замочную скважину и выглядывать из боковых окошек, расположенных справа и слева от двери.
Равви Зев Вольпин вздохнул и позволил осмотреть себя. Он не мог осуждать людей за меры предосторожности, но эти показались ему чересчур предусмотрительными. Закатное солнце ярко светило в спину раввину; на фоне сияющего неба вырисовывался его силуэт. Что им еще нужно?
«Может быть, мне раздеться догола и станцевать?»
Он мысленно пожал плечами и глубоко вдохнул влажный морской воздух. По крайней мере здесь прохладно. Он приехал на велосипеде из Лейквуда, находившегося всего в десяти милях отсюда, дальше от побережья, но там было по меньшей мере на двадцать градусов жарче. Величественная громада дома-убежища, выстроенного в стиле тюдор, отгораживала его от Атлантического океана, но повсюду чувствовался соленый морской воздух и доносился ритмичный грохот прибоя.
Спринглейк. Морской курорт, населенный ирландцами-католиками, посещаемый еще с конца прошлого века. Зев огляделся вокруг, обозревая тщательно отреставрированные викторианские здания, огромные особняки, тянущиеся вдоль пляжа, дома поменьше, выстроившиеся аккуратными рядами на улицах, идущих прочь от океана. Многие из них еще обитаемы. Не то что в Лейквуде. Лейквуд стал городом-призраком.
«Неплохое убежище, – решил он и подумал: – Сколько таких домов находится в собственности Католической Церкви?»
Серия щелчков и стуков снова привлекла его внимание к двери – кто-то в спешке отодвигал один за другим бесчисленные засовы. Дверь отворилась внутрь, и на пороге возник молодой человек нервозного вида в длинной черной сутане. Взглянув на Зева, он скривил губы и потер рот тыльной стороной запястья, чтобы скрыть улыбку.
– И что показалось вам таким смешным? – поинтересовался Зев.
– Простите. Я просто…
– Понимаю, – кивнул Зев, отметая объяснения, и взглянул на деревянный крест, свисавший на веревке с его шеи. – Понимаю.
Бородатый иудей в мешковатом саржевом костюме, ермолке и с крестом на шее. Весело, правда?
Ну так что, nu?[1 - Итак, что ж (идиш).] Этого требовали нынешние времена, все вынуждены были делать это, если хотели выжить. А Зев хотел выжить. Кто-то должен продолжать жить, чтобы сохранить традиции Талмуда и Торы, даже если во всем мире не останется ни одного еврея.
Зев в ожидании стоял на залитом солнцем крыльце. Священник молча наблюдал за ним. Наконец Зев спросил:
– Так как, можно Вечному Жиду войти?
– Я не могу вас прогнать, – сказал священник, – но вы, конечно, не думаете, что я приглашу вас.
Ах да. Очередная предосторожность. Вампир не может пересечь порога дома, если его не попросят войти, следовательно, не приглашайте в дом никого. «Добрый новый обычай», – подумал он.
Равви ступил внутрь, и священник тут же захлопнул за ним дверь, один за другим заложил все засовы. Когда он обернулся, Зев протянул ему руку:
– Равви Зев Вольпин, отец. Благодарю, что впустили меня.
– Брат Кристофер, сэр, – представился тот, улыбаясь и тряся руку Зева. Его подозрения, по-видимому, полностью улетучились. – Я пока не священник. Мы не можем предложить вам многого, но…
– О, я не задержусь у вас. Я пришел лишь поговорить с отцом Джозефом Кэйхиллом.
Брат Кристофер нахмурился:
– Сейчас отца Кэйхилла здесь нет.
– А когда он вернется?
– Я… я точно не знаю. Видите ли…
– У отца Кэйхилла очередная пьянка, – раздался из-за спины Зева зычный голос.
Обернувшись, Зев увидел пожилого священника, который глядел на него из дальнего угла вестибюля. Седовласый, тучный, в черной сутане.
– Я равви Вольпин.
– Отец Адамс, – назвался священник, выступая вперед и протягивая руку.
После того как они обменялись рукопожатием, Зев спросил:
– Вы сказали, что у него «очередная» пьянка? В первый раз слышу, что отец Кэйхилл – пьяница.
– Очевидно, существует много вещей, которых мы не знали об отце Кэйхилле, – сухо ответил патер.
– Если вы имеете в виду грязную историю, случившуюся в прошлом году, – возразил Зев, чувствуя, как в нем поднимается давний гнев, – то я, например, ни минуты в это не верил. Удивляюсь, что кто-то может принимать на веру хотя бы слово.
– Его виновность или невиновность в конечном итоге не имеет никакого значения. Ущерб репутации отца Кэйхилла – fait accompli.[2 - Свершившийся факт (фр.).] Отец Пальмери вынужден был требовать его удаления ради блага прихода Святого Антония.
Зев понял, что причины подобного отношения скрывались в «очередной пьянке» отца Джо.
– Где я могу найти отца Кэйхилла?
– Я думаю, он где-то в городе, выставляет себя на посмешище. Если вы каким-либо образом сможете его немного вразумить, постарайтесь, прошу вас. Он не только губит свое здоровье алкоголем, он позорит духовенство и Церковь.
«И последнее беспокоит вас больше?» – хотел было спросить Зев, но придержал язык.
– Я попытаюсь.
Он дождался, когда брат Кристофер откроет все замки, и вышел навстречу солнечному свету.
– Попробуйте зайти к Мортону, это вниз по Семьдесят первой, – шепнул молодой человек, когда Зев проходил мимо него.
Зев ехал на велосипеде по Семьдесят первой. Было странно видеть на улицах людей. Их было немного, но больше, чем когда-либо будет в Лейквуде. И он знал, что вампиры сжимают мир в своих тисках, проникают в католические общины и здесь тоже с каждым днем будет становиться все меньше и меньше жителей.
Ему показалось, что он проезжал мимо забегаловки с именем Мортона, когда направлялся в Спринглейк. И тут он увидел ее впереди, у железнодорожного переезда – белая одноэтажная коробка с оштукатуренными стенами, на одной из которых висела вывеска, написанная большими черными буквами: «Мортон. Алкогольные напитки».
В ушах его прозвучали слова отца Адамса: «Очередная пьянка»…
Зев подвел велосипед к двери и подергал за ручку. Заперто крепко. Заглянув внутрь, он увидел хаос, валяющийся мусор, пустые полки. Окна были забраны решетками, стальная задняя дверь закрыта так же надежно, как и парадная. Так где же отец Джо?
Затем он заметил подвальное окошко на уровне земли, рядом с переполненным мусорным баком. Окошко оказалось незапертым. Зев опустился на колени и распахнул его.
Вглядываясь в могильную тьму, он ощутил на лице дуновение прохладного, затхлого воздуха. Ему пришло в голову, что он может нарваться на неприятности, если просунет голову внутрь, но необходимо было попытаться. Если отца Кэйхилла здесь нет, Зеву придется пуститься в обратный путь в Лейквуд, и все путешествие окажется напрасной тратой времени.
– Отец Джо? – позвал он. – Отец Кэйхилл?
– Опять ты, Крис? – ответил кто-то слегка заплетающимся языком. – Иди домой, а? Со мной все будет в порядке. Я попозже вернусь.
– Это я, Джо. Зев. Из Лейквуда.
Он услышал, как кто-то волочит по полу ноги, и затем в луче света, лившегося в окно, показалось знакомое лицо.
– Ну, черт меня побери. Это и впрямь ты! Я уж подумал, что это брат Крис пришел, чтобы отволочь меня в убежище. Он все боится, что меня сцапают, если я не вернусь засветло. Ну, и как у тебя дела, ребе? Рад видеть тебя живым. Давай заходи!
Зев заметил, что глаза у отца Кэйхилла остекленели, а сам он едва заметно раскачивается, словно небоскреб на ветру. На священнике были выцветшие джинсы и черная майка с рекламой тура Брюса Спрингстина «Tunnel of Love».[3 - Спрингстин Брюс (Springsteen Bruce) (p. 1949) – американский рок-певец.]
Сердце у Зева сжалось при виде друга, находящегося в таком состоянии. Такой mensch,[4 - Хороший, достойный человек (идиш).] как отец Кэйхилл, не должен вести себя, словно shikker.[5 - Пьяница (идиш).] Наверное, он зря сюда пришел. Зев пожалел, что они встретились таким образом.
– У меня не так уж много времени, Джо. Я пришел сказать тебе…
– Пропихивай сюда свою бородатую задницу и выпей со мной, а не то я выйду и сам тебя притащу.
– Хорошо, – согласился Зев. – Я войду, но пить не буду.
Он спрятал велосипед за мусорным баком и протиснулся в окно. Отец Джо помог ему спуститься на пол. Они обнялись, хлопая друг друга по спине. Отец Джо был выше ростом, гигант по сравнению с Зевом. При росте шесть футов с четвертью он казался выше на десять дюймов, в свои тридцать пять выглядел моложе на много лет; у него были мускулистая фигура, густые каштановые волосы и – в лучшие дни – ясные голубые глаза.
– Ты поседел, Зев, и похудел.
– Сейчас не так уж легко доставать кошерную пищу.
– Любая пища сейчас становится редкостью, – дотронувшись до креста, свисавшего с шеи Зева, он улыбнулся. – Изящный штрих. Хорошо гармонирует с цицитами.[6 - Цицит – кисти, прикрепляемые к четырем углам талиса – полотнища, в которое облачаются евреи во время утренней молитвы.]
Зев пощупал бахрому, высовывающуюся из-под рубашки. Старые привычки легко не умирают.
– Знаешь, я даже немного привязался к нему.
– Так чего тебе налить? – спросил священник, обведя жестом ряды ящиков с алкогольными напитками. – Мой личный запас. Назови свой яд.
– Я не хочу пить.
– Ну, давай, ребе. У меня здесь есть самая настоящая «Столичная». Ты обязан выпить хотя бы один глоток…
– Зачем? Потому что ты решил, что нельзя пить в одиночку?
Отец Джо улыбнулся:
– Туше!
– Ладно, – согласился Зев. – Bissel.[7 - Чуть-чуть, немного (идиш).] Я выпью один глоток при условии, что ты не сделаешь ни одного. Потому что я хочу поговорить с тобой.
Священник мгновение обдумывал это предложение, затем потянулся за бутылкой.
– Договорились.
Он щедро налил водки в бумажный стаканчик и протянул Зеву. Тот отхлебнул. Он редко пил спиртное, а когда все же решал выпить, предпочитал ледяную водку прямо из холодильника. Но эта оказалась вкусной. Отец Кэйхилл уселся обратно на ящик виски «Джек Дэниелс» и сложил руки на груди.
– Nu? – спросил патер, пожав плечами, словно Джеки Мейсон.[8 - Мэйсон Джеки (Mason Jackie) (p. 1931) – американский комик.]
Зев не мог не рассмеяться:
– Джо, я по-прежнему подозреваю, что у кого-то из твоих предков в жилах текла еврейская кровь.
На минуту он ощутил легкость, почувствовал себя почти счастливым. Когда же он в последний раз смеялся? Наверное, целый год назад; да, за их столиком в задней части гастронома Горовица, как раз перед историей в приходе Святого Антония и задолго до появления вампиров.
Зев вспомнил день их знакомства. Он стоял у прилавка Горовица и ждал, пока Юссель завернет ему заказанную stuffed derma,[9 - Мясное кошерное блюдо.] когда вошел этот молодой гигант. Он был намного выше всех присутствовавших раввинов, выглядел чистокровным ирландцем, словно один из членов «Paddy's Pig»,[10 - «Paddy's Pig» – американский ансамбль ирландской музыки.] и носил воротничок католического священника. Он сказал, что, по слухам, это единственное место на всем побережье Джерси, где можно достать приличный сандвич с солониной. Он заказал порцию и весело предупредил, что лучше бы ему оказаться хорошим. Юссель осведомился, что он знает о хорошей солонине, на что священник ответил, что он вырос в Бенсонхерсте.[11 - Бенсонхерст – рабочий квартал в Нью-Йорке, в Бруклине.] А около половины присутствовавших в тот день у Горовица – да и во все остальные дни, если уж на то пошло – были родом из Бенсонхерста, и не успел священник оглянуться, как все принялись расспрашивать его, знает ли он такой-то магазин и такой-то гастроном.
Затем Зев сообщил патеру – со всем должным уважением к стоявшему за прилавком Юсселю Горовицу, – что лучшие в мире сандвичи с солониной делают в иерусалимском магазине деликатесов Шмуэля Розенберга в Бенсонхерсте. Отец Кэйхилл ответил, что он там бывал и согласен на сто процентов.
И тут Юссель подал ему сандвич. Когда священник откусил огромный кусок солонины с ржаным хлебом, tummel,[12 - Шум, суета (идиш).] обычный в магазине кошерной еды в обеденное время, смолк, и у Горовица стало тихо, словно в shoul[13 - Синагога (идиш).] воскресным утром. Все смотрели, как ирландец жует и глотает. Подождали. Внезапно на его лице появилась эта широченная ирландская улыбка.
– Боюсь, что мне придется изменить свое мнение, – сказал он. – Горовиц из Лейквуда делает самые лучшие в мире сандвичи с солониной.
Под звуки аплодисментов и дружеского смеха Зев отвел отца Кэйхилла к заднему столику, который затем стал их обычным местом, и сел рядом с этим сдержанным и притягательным иноверцем, который с такой легкостью завоевал симпатию полного зала незнакомых людей и доставил такую mechaieh[14 - Радость, удовольствие (идиш).] Юсселю. Он узнал, что молодой священник – новый помощник отца Пальмери, настоятеля католической церкви Святого Антония, находившейся в северной части Лейквуда. Отец Пальмери служил здесь многие годы, но за это время Зев всего лишь пару раз видел его. Он принялся расспрашивать отца Кэйхилла – который хотел, чтобы его называли Джо, – о жизни в Бруклине, и они проговорили целый час.
В течение последующих месяцев они так часто сталкивались у Горовица, что решили регулярно встречаться и обедать вместе по понедельникам и четвергам. Эти встречи продолжались не один год; они обсуждали религию – о, эти богословские дискуссии! – политику, экономику, философию, жизнь вообще. Во время этих обедов они решали большую часть мировых проблем. Зев был уверен, что они решили бы их все, если бы скандал в церкви Святого Антония не привел к изгнанию отца Джо из прихода.
Но это было в другом измерении, в другом мире. В том мире, который существовал до вампиров.
Зев покачал головой, размышляя о нынешнем положении отца Джо в пыльном подвале винной лавки Мортона.
– Это насчет вампиров, Джо, – начал он, сделав еще глоток «Столичной». – Они захватили Святого Антония.
Отец Джо фыркнул и пожал плечами:
– У них теперь численный перевес, Зев, не забывай об этом. Они захватили все. А почему приход Святого Антония должен отличаться от всех прочих приходов мира?
– Я не имел в виду приход. Я имел в виду церковь. Глаза католического священника слегка приоткрылись.
– Церковь? Они захватили само здание?
– Каждую ночь, – ответил Зев. – Они приходят туда каждую ночь.
– Это же святое место. Как им это удалось?
– Они осквернили алтарь, уничтожили все кресты. Церковь Святого Антония – больше не святое место.
– Очень плохо, – отозвался отец Джо, опустив взгляд и печально качая головой. – Это была красивая старая церковь. – Он снова взглянул на Зева. – А откуда ты знаешь, что происходит в приходе Святого Антония? Это не так уж близко от твоей общины.
– У меня больше нет общины в прямом смысле этого слова.
Отец Джо протянул огромную ладонь и схватил его за плечо.
– Прости, Зев. Я слышал, как сильно пострадал ваш народ. Ничего не стоило их захватить, а? Мне правда очень жаль.
«Ничего не стоило». Точное выражение. О, они отнюдь не глупы, эти кровопийцы. Они знали, кто наиболее уязвим. На какой район они ни нападали бы, они всегда выбирали в качестве первых жертв евреев, а среди евреев – прежде всего ортодоксальных. Умно. Где еще существовала такая низкая вероятность наткнуться на крест? Это сработало в Бруклине, и они пришли на юг, в Нью-Джерси, распространяясь, словно чума, они направлялись прямо в город с самым большим скоплением yeshivas[15 - Система школ по изучению Торы и Талмуда для верующих всех возрастов (идиш).] в Северной Америке.
Но после холокоста в Бенсонхерсте члены общин Лейквуда быстро поняли, что происходит. В реформистских и консервативных синагогах по субботам начали выдавать кресты – для многих было уже слишком поздно, но часть людей спаслась. Последовали ли ортодоксы их примеру? Нет. Члены общин укрывались в домах, shoule и yeshivas, читали и молились.
И были уничтожены.
Крест, распятие – они обладали властью над вампирами, отгоняли их прочь. Его собратья-раввины не желали принимать этот простой факт, потому что прикосновение к кресту несло за собой разрушительные последствия. Взять в руки крест означало отринуть две тысячи лет истории еврейского народа, признать, что Мессия приходил, а они его не заметили.
Правда ли это? Зев не знал. Об этом можно будет поспорить потом. А в тот момент гибли люди. Но раввины хотели спорить об этом сейчас же. И пока они спорили, их паству уничтожали, словно скот на бойне.
Как бранил их Зев, как умолял их! Слепые, упрямые дураки! Если дом твой горит, неужели ты откажешься тушить пожар водой потому лишь, что тебя всю жизнь учили не верить в воду? Зев пришел на совет раввинов с крестом, и его вышвырнули вон – буквально выбросили за дверь. Но по крайней мере ему удалось спасти немногих прихожан. Слишком мало.
Да, он вспомнил своих братьев, ортодоксальных раввинов. Всех тех, кто отказывался взглянуть в лицо реальности и признать страх вампиров перед распятием, тех, кто запрещал своим ученикам и прихожанам носить кресты, тех, кто смотрел, как эти самые ученики и прихожане умирали десятками лишь затем, чтобы снова восстать и обратиться против своих наставников. А вскоре и сами раввины принялись блуждать по своему району, выслеживать выживших, охотиться в других yeshivas, других приходах, пока вся община не была ликвидирована и не присоединилась к армии вампиров. Великий ужас пришел и ушел: люди ассимилировались.
Раввины могли бы спастись, могли бы спасти свой народ, но они не желали понять происходящее. Что, размышлял Зев, было вполне естественным. Разве поколение за поколением не учили они людей отворачиваться от остального мира?
Те дни начала войны, дни беспорядочной бойни, закончились. Теперь, когда власть принадлежала вампирам, кровопролитие приняло более организованную форму. Но урон народу Зева был нанесен – и урон этот оказался непоправимым. Гитлер остался бы доволен. Нацистское «окончательное решение» было воскресным пикником по сравнению с делом рук вампиров. То, что гитлеровский рейх не смог сделать за годы Второй мировой войны, вампиры закончили в несколько месяцев.
Нас осталось так мало. Так мало, и мы так рассеяны. Последняя Диаспора.
На какое-то время горе почти сломило Зева, но он запрятал его вглубь, закрыл на замок в том месте, где хранил свои печали, и думал, как повезло его жене Шане – она умерла от естественных причин до того, как начался этот кошмар. У нее было слишком нежное сердце, она не пережила бы того, что произошло с их общиной.
– Мне жаль гораздо сильнее, Джо, – произнес Зев, усилием воли возвращаясь к настоящему. – Но, поскольку мой народ уничтожен и у меня почти не осталось друзей, я использую дневные часы для скитаний. Так что можешь называть меня Вечный Жид. И во время этих скитаний я встречаю кое-кого из твоих старых прихожан.
Лицо священника застыло. Голос зазвучал ядовито:
– Неужели и в самом деле? И как поживает мое любящее стадо?
– Они потеряли всякую надежду, Джо. Они хотят, чтобы ты вернулся.
Он рассмеялся:
– Хотят, разумеется! Так же сильно, как гоготали мне в спину год назад, когда мое имя смешивали с грязью. Да, они хотят моего возвращения. Бьюсь об заклад!
– Этот гнев, Джо. Это не подобает тебе.
– Дерьмо собачье. Был когда-то такой Джо Кэйхилл, наивное ничтожество, верившее, что преданные прихожане поддержат его. Но нет. Пальмери сообщает епископу, что поднялся слишком большой шум, епископ убирает меня, а люди, которым я посвятил свою жизнь, молча стоят и смотрят, как меня вышвыривают из моего прихода.
– Простым людям нелегко противиться воле епископа.
– Возможно. Но я не могу забыть, как они тихо стояли в стороне, пока у меня отнимали положение, достоинство, доброе имя, все, что у меня было в жизни…
Зеву показалось, что сейчас у Джо сорвется голос. Он уже хотел протянуть к нему руки, когда священник кашлянул и распрямил плечи.
– А тем временем я превратился в парию там, в убежище. Долбаный прокаженный. Некоторые из них и впрямь верят… – Он с рычанием оборвал себя. – А, какая разница? Все кончено. В любом случае, как я предполагаю, большая часть прихожан мертва. И если бы я остался там, то сам бы погиб. Так что, наверное, все было к лучшему. И вообще, кому какое дело.
Он потянулся к стоявшей рядом бутылке «Гленливета».
– Нет-нет! – воскликнул Зев. – Ты обещал!
Отец Джо отдернул пальцы и скрестил руки на груди.
– Продолжай, бородатый. Я слушаю.
Отец Джо явно изменился к худшему. Мрачный, язвительный, апатичный, полный жалости к себе. Зев начинал удивляться, как он мог называть этого человека другом.
– Они забрались в твою церковь, осквернили ее. Каждую ночь они продолжают марать ее кровопролитиями и богохульствами. Неужели для тебя это ничего не значит?
– Это приход Пальмери. Я отстранен. Пусть он позаботится об этом.
– Отец Пальмери – их лидер.
– Разумеется. Он же их настоятель.
– Ты не понял. Он руководит вампирами в непристойностях, которые они совершают в церкви.
Отец Джо напрягся, и отсутствующее выражение исчезло из его глаз.
– Пальмери? Он один из них? Зев кивнул:
– Хуже того. Он лидер местной ячейки. Он организует их ритуалы.
Зев увидел по глазам священника, как в нем разгорается гнев, увидел, как руки его сжались в кулаки, и на мгновение подумал, что сейчас вырвется на волю прежний отец Джо.
«Давай же, Джо. Покажи мне этот старый огонь». Но тот лишь тяжело осел обратно на ящик.
– Это все, что ты хотел мне сообщить? Зев, скрывая разочарование, кивнул:
– Да.
– Отлично. – Джо схватил бутылку виски. – Потому что мне необходимо выпить.
Зев хотел уйти, но нужно было остаться, прощупать немного глубже и увидеть, что еще осталось от его старого друга, сколько места занимает в нем этот новый, ядовитый, чужой Джо Кэйхилл. Может быть, еще есть надежда. И они продолжали беседовать.
Внезапно он заметил, что за окном стемнело.
– Gevalt![16 - О нет! (идиш)] – воскликнул Зев. – Я не заметил, как время пролетело!
Отец Джо тоже казался удивленным. Он подбежал к окну и высунулся наружу.
– Проклятие! Солнце село! – Он обернулся к Зеву. – О Лейквуде и речи быть не может, ребе. Даже убежище слишком далеко – мы не станем рисковать. Похоже, мы застряли здесь до утра.
– Тут безопасно?
Отец Кэйхилл пожал плечами.
– А почему нет? Насколько мне известно, за последние несколько месяцев здесь бывал только я, и то днем. Будет весьма странно, если одна из этих пиявок в образе человеческом надумает бродить тут сегодня.
– Надеюсь, что ты прав.
– Не беспокойся. С нами все будет в порядке, если мы не привлечем внимания. У меня есть карманный фонарик, если понадобится, но нам лучше всего просидеть здесь в темноте и проболтать до восхода солнца. – Отец Джо улыбнулся и взял с одного из ящиков огромный серебряный крест, по меньшей мере в фут длиной. – Кроме того, мы вооружены. И честно говоря, это не самое худшее место для ночевки.
Он подошел к ящику «Гленливета» и открыл новую бутылку. Его способность поглощать спиртное была невероятной.
Зев тоже считал, что уголок неплохой. Вообще-то со времен холокоста ему приходилось проводить ночи в гораздо более отталкивающих местах. Он решил не терять времени даром.
– Итак, Джо. Наверное, я должен рассказать тебе еще немного о том, что происходит в Лейквуде.
Спустя несколько часов они утомились, и разговор иссяк. Отец Джо, снабдив Зева фонариком, вытянулся на ящиках и уснул. Зев попытался устроиться поудобнее, чтобы вздремнуть, но сон не шел к нему. И он слушал, как друг храпит в темноте подвала.
Бедный Джо. Столько гнева в человеке. Хуже того – боли. Он чувствует, что его предали, обошлись с ним несправедливо. И у него есть на то причины. Но теперь, когда мир разлетелся на куски, это зло не исправить. Джо должен забыть о прошлом и продолжать жить, но, очевидно, не в состоянии. Какой стыд. Необходим какой-то толчок, чтобы вырвать его из депрессии. Зев думал, что новости о происходящем в приходе Святого Антония разбудят в священнике интерес, но это, казалось, лишь привело к тому, что он стал пить еще больше. И Зев боялся, что отец Джо Кэйхилл безнадежен.
Зев закрыл глаза и постарался отдохнуть. Нелегко было устроиться с болтавшимся на груди крестом, и он его снял, но положил поблизости. Он уже начал засыпать, когда услышал снаружи какой-то шум. У мусорного бака. Металлический звук.
«Мой велосипед!»
Соскользнув на пол, он на цыпочках подкрался к спящему отцу Джо, потряс его за плечо и прошептал: – Кто-то нашел мой велосипед!
Священник всхрапнул, но не проснулся. Громкий лязг заставил Зева обернуться, и неловким движением он задел бутылку. Он попытался подхватить ее на лету, но в темноте промахнулся. Звон бьющегося стекла разнесся по подвалу, словно пушечный выстрел. Чувствуя, как запах виски заглушает запахи плесени, Зев прислушался к звукам, доносящимся снаружи. Ничего.
Наверное, это было какое-то животное. Он вспомнил енотов, совершавших набеги на контейнер с мусором у его дома… когда у него еще был дом… когда у него был мусор…
Зев подошел к окну и выглянул наружу. Да, скорее всего животное. Он открыл раму на несколько дюймов и почувствовал на лице прикосновение прохладного ночного воздуха. Вытащив из кармана пальто фонарик, он направил в отверстие луч света.
И чуть не выронил фонарик при виде бледного, оскалившегося дьявольского создания – обнажив клыки, вампир зашипел. Зев отпрянул, а чудовище рывком просунуло голову и плечи в окно; в воздухе мелькнули скрюченные пальцы, но промахнулись. Затем вампир прыгнул в окно и бросился на Зева.
Тот попытался увернуться, но вампир был проворнее. При столкновении фонарик вылетел у Зева из рук и покатился по полу. Он вскрикнул, и рычащее чудовище подмяло его под себя. Невозможно было сопротивляться его мощному натиску. Вампир уселся на Зева, отбросил в стороны его молотящие воздух руки, разорвал когтистыми пальцами воротник, обнажив горло, и вытянул шею жертвы, открыв уязвимую плоть. Вампир наклонился, приблизив к шее клыки, и его тлетворное дыхание ударило Зеву в нос. Он отчаянно закричал.
II
Отца Джо разбудили вопли, полные ужаса.
Он потряс головой, чтобы прогнать сон, и тут же пожалел, что не остался лежать спокойно. Голова весила по меньшей мере фунтов двести, рот был полон отвратительной на вкус ваты. Зачем он это с собой делает? После этого он чувствует себя больным; к тому же ему начинают сниться кошмары. Как сейчас.
Он услышал еще один испуганный крик – всего в нескольких футах от себя.
Он взглянул в ту сторону. В слабом свете фонарика, валявшегося на полу, он увидел Зева, лежащего на спине, отчаянно отбивающегося от…
Проклятие! Это не сон! Сюда забрался один из кровососов!
Одним прыжком Джо очутился рядом с тварью, которая тянулась клыками к горлу Зева. Схватив вампира за шиворот, он оторвал его от пола. Тело оказалось странно тяжелым, но это его не остановило. Джо чувствовал, как нарастающий гнев делает его сильнее.
– Гниль поганая!
Схватив вампира за шею, он швырнул его о стену. Тварь ударилась о бетон с силой, от которой у человека переломались бы все кости, но чудовище лишь сползло вниз, одним движением прокатилось по полу и вскочило на ноги, готовое к атаке. Джо знал, что как он ни был бы силен, ему никогда не одолеть вампира. Обернувшись, он схватил свое большое серебряное распятие и бросился на врага.
– Голоден? Вот этого пожри!
Тварь, обнажив клыки, зашипела на него, и Джо ткнул нижним, более длинным концом креста ему в глотку. По серебру побежал бело-голубой свет, отразившийся в полных ужаса глазах, и плоть врага начала с шипением трескаться. Вампир испустил полузадушенный крик и попытался увернуться, но Джо не собирался его отпускать. От ярости он покраснел: гнев забил фонтаном из какого-то скрытого источника и бурлил внутри него. Джо проталкивал крест все дальше в глотку твари. Глубоко в горле вампира сверкнула вспышка, осветив бледное тело изнутри. Он попытался ухватиться за крест и вытащить его, но стоило ему прикоснуться к серебру, как пальцы его загорелись и начали дымиться.
Наконец Джо отступил, позволив извивающемуся врагу вскарабкаться по стене и уползти через окно в темноту. Затем он обернулся к Зеву. Если с ним что-то произошло…
– Эй, ребе! – окликнул он, опускаясь на колени рядом со стариком. – С тобой все в порядке?
– Да, – ответил Зев, с трудом вставая на ноги. – Благодаря тебе.
Джо рухнул на ящик: как только испарился гнев, его охватила слабость. «Я и не предполагал, что со мной может такое случиться», – подумал он. Но оказалось так чертовски приятно сорвать злобу на этом вампире. Слишком приятно. И это беспокоило его.
«Моя душа разрушается… как и все в этом мире».
– Было уже близко, – сказал он Зеву, в порыве радости сжимая плечо старика.
– Да уж, точно, ближе не бывает, – согласился Зев, надевая ермолку. – У меня к тебе просьба, отец Джо: если когда-нибудь у меня высосут кровь и я превращусь в вампира, будь добр, напомни мне, чтобы я держался подальше от тебя.
Джо впервые за долгое время разразился смехом. Было так хорошо посмеяться.
С первыми лучами солнца они выкарабкались наружу. Оказавшись на свежем воздухе, Джо потянулся, расправляя сведенные судорогой руки, а Зев проверил, на месте ли велосипед.
– Ой, – воскликнул Зев, вытаскивая велосипед из-за бака. Переднее колесо было так помято, что несколько спиц сломалось. – Посмотри, что он наделал. Похоже, мне придется возвращаться в Лейквуд пешком.
Но Джо гораздо больше, чем велосипед, интересовало местонахождение их ночного гостя. Он знал, что вампир не мог далеко уйти. Он и не ушел. Они нашли врага, вернее, то, что от него осталось, за мусорными контейнерами; разлагающийся, скорченный труп, покрытый черной коркой и дымящийся в свете утреннего солнца. Между зубами у него все еще торчало серебряное распятие.
Джо, приблизившись, осторожно вытащил свой крест из отвратительных останков.
– Судя по всему, сосать кровь тебе уже не придется, – сказал он и тут же почувствовал себя глупо.
Перед кем он здесь изображает мачо? Зев уж точно на это не купится. Слишком не похоже на него. Тот знал, что подобные высказывания не в характере отца Джо. Но в конце концов, а какой у него сейчас характер? Когда-то он был приходским священником. Сейчас он никто. Даже меньше, чем никто.
Выпрямившись, он взглянул на Зева:
– Пойдем в убежище, ребе. Я куплю тебе что-нибудь на завтрак.
Джо повернулся и направился прочь, но Зев остался стоять, глядя на тело у своих ног.
– Говорят, они не уходят далеко от мест, где провели всю жизнь, – заметил Зев. – Если он жил где-то поблизости, значит, он не еврей. Вероятно, католик. Скорее всего, ирландец.
Джо остановился и оглянулся, уставившись на свою длинную тень. Восходящее солнце, скрытое дымкой, светило ему в спину, порождая гигантскую фигуру с темным крестом в руке; на земле образовалась янтарная клякса в том месте, где свет проходил сквозь непочатую бутылку виски, которую Джо держал в другой руке.
– Ты это к чему? – спросил он.
– Думаю, Kaddish[17 - Молитва, часть заупокойной службы в иудаизме (идиш).] для него не совсем подойдет, так что я просто размышляю, кто бы мог прочесть над ним заупокойную молитву, или что вы там делаете, когда умирает кто-то из ваших людей.
– Это не один из наших людей! – огрызнулся Джо, чувствуя поднимающуюся в душе горечь. – Он вообще не был человеком.
– Да, но ведь когда-то раньше он был им, до того, как его убили и он превратился в одного из них. Так что, может быть, сейчас ему не помешает скромная помощь.
Джо все это не нравилось. Он чувствовал, что на него давят.
– Он этого не заслуживает, – возразил он и тут же сообразил, что угодил в ловушку.
– А я думал, что этого заслуживает даже последний грешник, – заметил Зев.
Джо понял, что потерпел поражение. Зев был прав. Он сунул крест и бутылку в руки другу – возможно, немного грубо, – подошел к скрюченному трупу, опустился на колени и совершил над ним последние обряды. Закончив, он вернулся к Зеву и вырвал у него свое имущество.
– Ты лучше меня, Гунга Дин,[18 - Цитата из поэмы Р. Киплинга «Гунга Дин».] – бросил он, направляясь прочь.
– Ты говоришь так, словно, став вампирами, они отвечают за свои действия, – задыхаясь, упрекнул его Зев, спеша рядом и стараясь догнать широко шагавшего Джо.
– А ты думаешь, нет?
– Нет.
– Ты в этом уверен?
– Ну, не совсем. Но они совершенно точно перестают быть людьми, так что, наверное, мы не должны подходить к ним с человеческими мерками.
При звуках убеждающего голоса Зева Джо вспомнились споры, которые они вели в лавке Горовица.
– Но, Зев, мы же знаем, что-то от старого характера остается. Я имею в виду – они живут в родных городах, обычно в подвалах своих бывших домов. Они охотятся за людьми, которых знали при жизни. Это не просто безмозглые хищники, Зев. Они обладают остатками сознания. Почему же они не могут подняться над собой? Почему они не… сопротивляются?
– Не знаю. По правде говоря, это мне никогда не приходило в голову. Забавно было бы: немертвые отказываются от пищи. Я предоставил отцу Джо придумать что-нибудь в этом духе. Мы должны обсудить этот вопрос на пути в Лейквуд.
Джо невольно улыбнулся. Так вот в чем все дело.
– Я не собираюсь в Лейквуд.
– Отлично. Тогда обсудим это сейчас. Возможно, жажда крови слишком сильна, чтобы сопротивляться.
– Возможно. А возможно, они просто не пытаются.
– Ты слишком суров, друг мой.
– Да, я парень жесткий.
– Ты когда-то был другим.
Джо ожесточенно взглянул на собеседника:
– Ты не знаешь, какой я сейчас. Зев пожал плечами:
– Может, ты прав, а может, и нет. Но неужели ты и правда думаешь, что сможешь сопротивляться?
– Разумеется, черт подери.
Джо не знал, говорит ли он серьезно. Возможно, он просто морально готовился к тому дню, когда ему предстояло действительно оказаться в подобной ситуации.
– Интересно, – проговорил Зев, когда они начали подниматься по ступеням парадного крыльца убежища. – Ну что ж, я лучше пойду. У меня впереди долгий путь. Долгий, одинокий путь до самого Лейквуда. Долгий, одинокий, возможно, опасный путь для несчастного старика, который…
– Хорошо, Зев! Хорошо! – перебил его Джо, сдерживая смех. – Я все понял. Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой в Лейквуд. Зачем?
– Просто мне нужна компания, – с невинным видом ответил старик.
– Нет, неправда. Что там творится в твоих иудейских мозгах? Что ты затеял?
– Ничего, отец Джо. Совершенно ничего.
Джо пристально уставился на друга. Пропади все пропадом, если он не преследует какую-то цель. Что у Зева на уме? Хотя, какого черта. Почему бы и не пойти. Ему больше нечем заняться.
– Ладно, Зев. Ты победил. Я пойду с тобой в Лейквуд. Но только на один день. Просто чтобы составить тебе компанию. И я не собираюсь подходить к церкви Святого Антония, ясно? Ты понял меня?
– Понял, Джо. Прекрасно понял.
– Отлично. А теперь убери с лица эту улыбочку, и мы раздобудем себе поесть.
III
Солнце поднималось к зениту; они шли на юг вдоль кромки прибоя, ступая босыми ногами по сырому песку заброшенного пляжа. Зев никогда не делал такого. Ему понравилось чувствовать песок между пальцами ног, прохладу воды, заливавшей его щиколотки.
– Знаешь, какой сегодня день? – спросил отец Джо. Он закинул кроссовки за плечо. – Веришь или нет, но сегодня Четвертое июля.
– Ах да. Ваш День независимости. Мы никогда не обращали большого внимания на светские праздники. Слишком много у нас религиозных. А почему ты думаешь, что я тебе не поверю?
Отец Джо расстроенно покачал головой:
– Это Манаскван-бич. Знаешь, как обычно выглядело это место Четвертого до прихода вампиров? Сплошные тела, ступить было некуда.
– В самом деле? Да, думаю, сейчас солнечные ванны не такая распространенная прихоть, как когда-то.
– Ах, Зев! По-прежнему образец лаконичности. Но я скажу тебе одно: пляж чище, чем когда-либо. Ни одной пивной банки, ни одного шприца. – Он указал вперед. – Но что это там?
Когда они подошли поближе, Зев разглядел два обнаженных тела, вытянувшиеся на песке: это были мужчина и женщина, оба молодые, с короткими стрижками. Бронзовая кожа блестела на солнце. Подняв голову, мужчина пристально взглянул на них. Посреди лба его красовалась татуировка – голубое распятие. Потянувшись к лежащему рядом рюкзаку, он вытащил огромный сверкающий никелированный револьвер.
– Просто идите! – приказал он.
– Ладно, ладно, – ответил отец Джо. – Мы просто идем мимо.
Когда они проходили мимо парочки, Зев заметил на лбу у девушки такую же татуировку. Он успел разглядеть и остальные части тела, и где-то глубоко внутри шевельнулось полузабытое чувство.
– Очень популярная татуировка, – заметил он.
– Неплохо придумано. Такой крест нельзя выронить или потерять. В темноте, наверное, он не поможет, но при свете может дать кое-какое преимущество.
Повернув на запад, они покинули побережье, добрались до шоссе № 70 и направились вдоль него через мост Бриэль в графство Оушен.
– Помню, какие здесь были кошмарные пробки каждое лето, – сказал отец Джо, когда они трусили по пустому мосту. – Никогда не думал, что буду скучать по дорожным пробкам.
Срезав угол, они оказались на шоссе № 88 и придерживались его всю дорогу до Лейквуда. По пути им иногда попадались люди – в Бриктауне, в Оушен-Каунти-Парке, где они собирали ягоды, но в самом Лейквуде…
– Настоящий город призраков, – сказал священник, когда они шагали по пустынной Форест-авеню.
– Призраки, – согласился Зев, печально кивая. Они шли долго, и он устал. – Да. Полный призраков.
Перед его мысленным взором возникли тени погибших раввинов, студентов yeshivas, бородатых, в черных костюмах, черных шляпах, целеустремленно вышагивающих туда-сюда в будние дни, гуляющих с женами по субботам, детей, тянувшихся за ними, словно выводки утят.
Погибли. Все погибли. Пали жертвами вампиров. Теперь они сами стали вампирами – большинство из них. У него заныло сердце при мысли об этих добрых, мягких мужчинах, женщинах и детях – сейчас, днем, они скорчились в подвалах своих бывших домов, но с наступлением темноты они выйдут, чтобы охотиться на других, распространять заразу дальше…
Зев стиснул в пальцах свисавший с шеи крест. Если бы только они послушали!
– Я знаю одно место недалеко от церкви Святого Антония, где можно спрятаться, – сказал он священнику.
– Ты уже достаточно прошел сегодня, ребе. И я повторяю: мне нет дела до церкви Святого Антония.
– Останься на ночь, Джо, – попросил Зев, схватив молодого священника за локоть. Он уговорил его прийти сюда; нельзя позволить ему уйти теперь. – Посмотри, что натворил отец Пальмери.
– Если он стал одним из них, он больше не священник. Не называй его отцом.
– Они по-прежнему называют его отцом.
– Кто?
– Вампиры.
Зев увидел, как сжались челюсти Джо. Он сказал:
– Может быть, я сам быстро схожу к церкви…
– Нет. Здесь не так, как у вас. В городе их полно – наверное, в двадцать раз больше, чем в Спринглейк. Они сцапают тебя, если ты не успеешь. Я отведу тебя.
– Тебе нужно отдохнуть, дружище.
На лице отца Джо отразилась искренняя забота. Зев заметил, что добрые чувства в нем начинают брать верх со времени их вчерашней встречи. Может быть, это хороший знак?
– Я отдохну тогда, когда мы доберемся до нужного места.
IV
Отец Джо Кэйхилл смотрел, как луна восходит над его бывшей церковью, и размышлял, разумно ли было приходить сюда. Мгновенное решение, принятое этим утром при свете дня, сейчас, с наступлением темноты, показалось ему безрассудным и авантюрным.
Но пути назад не было. Вслед за Зевом он поднялся на второй этаж двухэтажного офисного здания, находившегося через дорогу от церкви Святого Антония, и здесь они дождались ночи. Должно быть, раньше здесь размещался офис какой-то юридической фирмы. Здание было разгромлено, оконные стекла выбиты, мебель разнесена на куски, но на стене все еще висел старый диплом Юридической школы университета Темпль, и один диван остался более или менее целым. Зев прилег вздремнуть, а Джо уселся, отхлебнул немного своего виски и углубился в тяжелые мысли.
Главным образом он думал об алкоголе. В последнее время он пьет слишком много, он понимал это; так много, что уже боялся, что не сможет вовремя остановиться. Так что сейчас он выпил совсем чуть-чуть, только для того, чтобы снять напряжение. Он выпьет остальное позже, когда вернется оттуда, из этой церкви.
Он не сводил взгляда с церкви Святого Антония с тех пор, как они пришли. Ее тоже сильно покалечили. Когда-то это была небольшая красивая каменная церковь, скорее, миниатюрный собор, напоминавший о готике своими островерхими арками, крутыми крышами, башенками, украшенными лиственным орнаментом, стеклянными окнами-«розами». Сейчас стекла были разбиты, кресты, венчавшие колокольню и фронтоны, исчезли, и все в гранитном здании, напоминавшее крест, было изуродовано до неузнаваемости.
Как он и предчувствовал, при виде этого здания ему вспомнилась Глория Салливан – молодая хорошенькая женщина, добровольно работавшая в приходе. Ее муж служил в Нью-Йорке, в компании «Юнайтед Кемикал Интернэшнл», каждый день ездил туда и слишком часто отправлялся в заграничные командировки. Джо и Глории нередко приходилось встречаться по церковным делам, и они стали добрыми друзьями. Но Глории почему-то взбрело в голову, что между ними уже существует нечто большее, чем дружба, и однажды ночью, когда Джо был один в доме, она заявилась к нему. Он постарался объяснить ей, что, как бы привлекательна она ни была, она не для него. Он принял некие обеты и не намеревался их нарушать. Он сделал все, что мог, чтобы смягчить ее разочарование, но отказ уязвил ее. И разозлил.
Все могло бы остаться по-прежнему, но вскоре ее шестилетний сын Кевин вернулся из церкви, где он был служкой, с рассказом о священнике, который заставил его снять штаны и трогал его. Кевин так и не сказал, какой именно священник сделал это, но Глория Салливан знала это точно. Ошибки быть не могло – это сделал отец Кэйхилл: человек, который отверг искреннее предложение ее любви и ее тела, мог быть только гомосексуалистом, если не хуже. И совратитель несовершеннолетних был хуже.
Она сообщила это в полицию и в газеты.
Джо еле слышно застонал, вспомнив, как внезапно его жизнь превратилась в ад. Но он твердо решил выдержать бурю, уверенный, что настоящий преступник рано или поздно будет выявлен. У него не было доказательств – да и сейчас нет, – но если кто-то из священников церкви Святого Антония был педерастом, то, очевидно, не он. Оставался отец Альберто Пальмери, пятидесятипятилетний настоятель прихода Святого Антония. Однако прежде чем Джо смог докопаться до истины, отец Пальмери потребовал, чтобы отца Кэйхилла удалили из прихода, и епископ согласился на это. Джо ушел, но дурная слава последовала за ним в убежище, находившееся в соседнем графстве, и тяготила его до сегодняшнего дня. Единственным источником недолгого утешения от бессильного гнева и горечи, сжигавших его и отравлявших ему каждое мгновение жизни, была бутылка – а это, он знал наверняка, был тупик.
Так зачем он согласился вернуться сюда? Чтобы помучить себя? Чтобы посмотреть на Пальмери и полюбоваться, как низко тот пал?
Возможно, и так. Может быть, вид Пальмери, оказавшегося наконец в своей стихии, заставит его выбросить из головы весь этот эпизод в приходе Святого Антония и присоединиться к остаткам человеческого рода – которым он сейчас нужнее, чем когда-либо.
А возможно, и нет.
Мысль о возвращении к прежней жизни была заманчивой, но за последние несколько месяцев Джо все меньше волновали окружающие люди и события.
Кроме, может быть, Зева. Друг не бросил Джо в самую трудную минуту, защищал его перед всеми, кто соглашался выслушать его. Но поддержка ортодоксального раввина значила в приходе Святого Антония слишком мало. А вчера Зев на велосипеде проехал до самого Спринглейка, чтобы увидеться с ним. Старина Зев оказался прав.
Он был также прав насчет числа вампиров здесь. Лейквуд кишел этими тварями. Завороженный отвратительным зрелищем, Джо наблюдал, как вскоре после заката улицы наполнились ими.
Но его больше беспокоили те, кто вышел наружу до заката.
Люди. Живые люди.
Предатели.
Если и существовало что-то более низкое, воистину заслуживающее смерти больше, чем сами вампиры, то это были живые люди, сотрудничавшие с ними.
Кто-то дотронулся до его плеча, и он подскочил. Это был Зев. Он протягивал ему что-то. Джо взял предмет и поднял его, разглядывая в свете луны: крошечный полумесяц, свисающий на кольце с цепочки.
– Что это?
– Серьга. Местные вишисты[19 - Режим Виши – коллаборационистский режим во Франции, существовавший во время ее оккупации нацистами во время Второй мировой войны. Название – от курортного города Виши, где в июле 1940 г. Национальное собрание передало власть маршалу Л. Петену.] носят такие.
– Вишисты? Как во Франции?
– Да. Именно так. Рад видеть, что ты не настолько невежествен, как все ваше поколение. Люди-вишисты – так я называю коллаборационистов. Эти серьги – отличительный знак для местной группировки вампиров. Их не трогают.
– Где ты это достал?
Лицо Зева было скрыто в тени.
– Прежний владелец… потерял их. Надень.
– У меня не проколоты уши.
В луче лунного света показалась старческая рука, и Джо заметил длинную иглу, зажатую между большим и указательным пальцами.
– Это я могу исправить, – сказал Зев.
– Может быть, тебе не следует смотреть на это, – прошептал Зев, когда они, припав к земле, притаились в густой тени западного крыла церкви Святого Антония.
Озадаченный, Джо прищурился на него в темноте:
– Ты пробуждаешь во мне чувство вины, приводишь меня сюда, а теперь у тебя такие мысли?
– Это так ужасно, что я не могу передать словами. Джо поразмыслил. В мире за стенами этой церкви столько ужаса. Зачем еще смотреть на то, что происходит внутри?
«Потому что когда-то это была моя церковь».
Несмотря на то что был всего лишь викарием и так и не был полностью введен в должность, несмотря на то что его бесцеремонно вышвырнули отсюда, приход Святого Антония был его первым приходом. Он пришел. И он должен узнать, что они там делают.
– Покажи мне.
Зев подвел его к куче обломков камня под разбитым грязным окном и указал вверх: изнутри лился слабый свет.
– Загляни туда.
– Ты не идешь со мной?
– Спасибо, одного раза мне хватило.
Джо вскарабкался на кучу так осторожно, как только мог, ощущая усиливающееся зловоние, подобное запаху гнилого, разлагающегося мяса. Зловоние исходило изнутри, из разбитого окна. Собравшись с силами, он выпрямился и высунулся из-под подоконника.
На мгновение он был ошеломлен, подобно человеку, который выглянул в окно городской квартиры и увидел бесконечные холмы канзасской фермы. Это не могла быть церковь Святого Антония.
В мерцающем свете сотен церковных свечей он рассмотрел голые стены, с которых сняли все украшения и декоративные тарелки с картинами крестного пути; темная дубовая обшивка была исцарапана и выдолблена в тех местах, где изображалось хоть что-то, отдаленно напоминающее крест. Пол тоже был в основном голым, скамьи, когда-то стоявшие аккуратными рядами, были вырваны и изрублены на куски, острые обломки кучей возвышались в задней части помещения, под хорами.
И огромное распятие, находившееся за алтарем и доминировавшее над церковью, – от него осталась лишь часть. Поперечины креста были отпилены, и безрукое изображение Христа в человеческий рост висело вниз головой у задней стены санктуария.
Джо охватил все это одним взглядом, затем его внимание привлекло нечестивое сборище, занявшее этой ночью церковь Святого Антония. Предатели – вишисты, как назвал их Зев, – находились на периферии. Они выглядели как нормальные, обычные люди, но в ухе у каждого болталась серьга в виде полумесяца.
Но другие, те, кто собрался в санктуарии, – Джо почувствовал, как при виде их в нем разгорается ярость. Они плотным кольцом окружили алтарь. Их бледные звериные лица, лишенные всяких признаков человеческого тепла, сочувствия, порядочности, были обращены вверх. Гнев Джо вспыхнул с удвоенной силой, когда он увидел объект их пристального внимания.
Обнаженный подросток со связанными за спиной руками был подвешен за щиколотки над алтарем. Он задыхался и всхлипывал, его пустые от ужаса глаза были широко раскрыты, он явно лишился рассудка. Со лба его содрали кожу – по-видимому, «вишисты» нашли подходящее средство против татуировок с крестом, – кровь из только что отсеченных гениталий медленно стекала вниз по животу и груди. И рядом с ним, у алтаря, стояло чудовище в длинной сутане с окровавленным ртом. Джо узнал узкие плечи, седые волосы, свисающие с лысоватого черепа, но был потрясен при виде кровавой лисьей улыбки, с которой оно обратилось к своим собратьям, столпившимся внизу.
– Пора, – произнесла тварь высоким голосом, который Джо сотни раз слышал с кафедры церкви Святого Антония.
Отец Альберто Пальмери.
Снизу протянулась рука с отточенным лезвием и перерезала мальчику горло. Кровь хлынула ему на лицо, и вампиры принялись пихаться и пробиваться вперед, подобно птенцам стервятника, стремясь поймать открытыми ртами капли и алые струйки.
Джо отшатнулся от окна, и его вырвало. Он почувствовал, как Зев схватил его за руку и повел прочь. Он смутно помнил, как они пересекли улицу и направились к разгромленному офису.
V
– Зачем, во имя Господа, ты заставил меня смотреть на это?!
Зев взглянул через комнату в ту сторону, откуда доносился голос. Он различал смутные очертания фигуры отца Джо – тот сидел на полу, прислонившись к стене, с открытой бутылкой виски в руке. Со времени их возвращения священник выпил всего один глоток, не больше.
– Я решил, что тебе следует знать, что происходит в твоей церкви.
– Ты это уже говорил. А какова истинная причина? Зев пожал плечами в темноте:
– Я слышал, что у тебя не все в порядке, что еще до того, как все рухнуло, ты уже почти погиб. И когда настал безопасный момент, я пришел проведать тебя. Как я и ожидал, я нашел человека, озлобленного на весь мир и отдавшегося этой злобе. Я подумал, что неплохо бы указать этому человеку какой-то более конкретный предмет для ненависти.
– Ублюдок ты! – прошептал отец Джо. – Кто дал тебе такое право?
– Наша дружба дала мне на это право. Как, по-твоему, я должен жить спокойно, зная, что ты опускаешься и сидишь без дела? У меня больше нет собственной паствы, так что я обратил внимание на тебя. Я всегда был несколько навязчивым раввином.
– Ты и сейчас такой. Вышел спасать мою душу, да?
– Мы, раввины, не спасаем души. Направляем их – возможно, с надеждой указываем им правильный путь. Но лишь ты сам можешь спасти свою душу, Джо.
На некоторое время в воздухе повисло молчание. Внезапно серьга-полумесяц, которую Зев дал отцу Джо, упала в лужу лунного света на полу между ними.
– Почему они это делают? – спросил священник. – Эти вишисты – почему они пошли на предательство?
– Первые предатели делали это неохотно, поверь мне. Они согласились потому, что вампиры взяли в заложники их жен и детей. Но прошло немного времени, и оставшиеся в живых люди начали выползать из нор и предлагать вампирам свои услуги в обмен на бессмертие.
– Зачем затруднять себя работой на них? Почему бы просто не пойти и не дать себя укусить первому же кровососу?
– Я сам вначале задавался подобным вопросом, – ответил Зев. – Но, наблюдая за холокостом в Лейквуде, я понял тактику вампиров. Они сами выбирают тех, кто вступит в их ряды, так что, получив полный контроль над населением, они изменили образ действий. Видишь ли, они не хотят, чтобы в одном месте сосредотачивалось слишком много их сородичей. Это как в лесу, где слишком большая популяция хищников, – когда стада дичи истреблены, плотоядные умирают с голоду. Так что у вампиров теперь иной способ убивать. Ведь только тогда, когда вампир высасывает кровь из горла, пронзив его клыками, жертва становится одним из них. Человек, из которого выпустили кровь, как из того мальчика в церкви, умирает навсегда. Он мертв, как если бы его переехал грузовик. Он не восстанет завтра ночью.
– Понял, – сказал отец Джо. – Вишисты торгуют своей возможностью выходить при свете дня и выполняют для вампиров грязную работу в обмен на бессмертие, которое получат потом.
– Верно.
В негромком смехе отца Джо, разнесшемся по комнате, не было слышно веселья.
– Превосходно. Я никогда не перестану удивляться, глядя на своих ближних. Способность человека творить добро меркнет лишь в сравнении с его способностью пасть в бездну зла.
– Отчаяние делает с нами странные вещи, Джо. Вампирам это известно. И они лишают нас надежды. Таков их метод. Они превращают наших друзей, соседей, лидеров в наших врагов, оставляя нас в одиночестве, в полной изоляции. Некоторые люди не в силах вынести отчаяние – они кончают с собой.
– Отчаяние, – повторил Джо. – Мощное оружие. После долгой паузы Зев спросил:
– Так что ты собираешься предпринять теперь, отец Джо? Очередная горькая усмешка.
– Предполагаю, мне следует объявить, что я нашел новую цель жизни и отныне стану бродить по свету в качестве бесстрашного истребителя вампиров.
– Это было бы неплохо.
– К черту! Я собираюсь всего лишь перейти эту улицу.
– И пойти в церковь Святого Антония?
Зев увидел, что отец Джо сделал большой глоток из бутылки и плотно завернул крышку.
– Да. Посмотрим, что я смогу предпринять.
– Отцу Пальмери и его банде это может не понравиться.
– Я тебе сказал, не называй его отцом. И пошел он к дьяволу! Никто не может проделать то, что сделал он, и остаться безнаказанным. Я верну мою церковь.
В темноте Зев улыбался себе в бороду.
VI
Остаток ночи Джо бодрствовал, давая Зеву поспать. Старику нужен отдых. А Джо все равно не смог бы уснуть. Он был слишком возбужден. Он просидел до утра, глядя на церковь Святого Антония.
Они ушли перед рассветом – темные фигуры показались из парадных дверей и спустились по ступеням, словно прихожане после ранней службы. Джо заметил, что скрежещет зубами, разыскивая среди них Пальмери, но в полумраке не смог найти его. Когда солнце показалось над крышами домов и верхушками деревьев на востоке, улица внизу была уже пуста.
Он разбудил Зева, и они вместе направились к церкви. Тяжелые дубовые, окованные железом двери, каждая из которых представляла собой половину остроконечной арки, были закрыты. Джо распахнул их и закрепил крючками, чтобы они не закрывались. Затем он, пройдя через вестибюль, очутился в центральном нефе.
Несмотря на то что он был готов к зловонию, миазмы заставили его отшатнуться. Когда судороги в желудке прекратились, священник заставил себя идти дальше, между двумя кучами разломанных и разнесенных в щепки скамей. Зев шел рядом, прижав ко рту носовой платок.
Прошлой ночью Джо понял, что церковь превратилась в руины. Теперь он увидел, что все гораздо хуже. Дневной свет, заглянув во все уголки, осветил то, чего нельзя было разглядеть при слабом мерцании свечей. Полдюжины разлагающихся трупов свисало с потолка – прошлой ночью он не заметил их, – еще несколько валялось на полу вдоль стен. Некоторые тела были разрублены на куски. За алтарной оградой, поперек кафедры свешивалось обезглавленное женское тело. Слева от алтаря возвышалась статуя Девы Марии. Кто-то прилепил на нее резиновые груди и огромный пенис. И у задней стены санктуария стоял крест, с которого вверх ногами свисал безрукий Христос.
– Моя церковь, – шептал Джо, проходя там, где когда-то был центральный проход, по которому отцы вели к алтарю своих дочерей. – Посмотри только, что они сотворили с моей церковью!
Джо приблизился к массивному каменному блоку, который когда-то был алтарем. Раньше алтарь стоял у дальней стены санктуария, но отец Джо передвинул его вперед, чтобы служить мессу, находясь лицом к прихожанам. Сейчас нельзя было узнать алтарь, вырубленный из цельного куска каррарского мрамора. Он был так густо запятнан засохшей кровью, спермой и фекалиями, что под слоем этого вполне мог быть и пенопласт.
Отвращение Джо постепенно ослаблялось, таяло в разгоравшемся огне ярости, тошнота проходила. Он хотел очистить помещение, но здесь было слишком много работы, слишком много для двух человек. Безнадежно.
– Одец Джо?
При звуке незнакомого голоса он обернулся. В дверном проеме неуверенно маячила тощая фигура. Человек примерно пятидесяти лет робко двинулся вперед.
– Одец Джо, эдо вы?
Теперь Джо узнал Карла Эдвардса. Подергивающийся всем телом человечек, который помогал носить корзину для пожертвований во время воскресной мессы в 10.30. Выходец из Джерси-Сити – почти все местные жители были оттуда родом. Он уставился на Джо; лицо его сильно исхудало, глаза лихорадочно блестели.
– Да, Карл. Это я.
– О, благодаредие Богу! – подбежав, он упал перед Джо на колени и заплакал. – Вы вердулись! Благодаредие Богу, вы вердулись!
Джо поднял его на ноги.
– Ну-ну, хватит, Карл. Возьми себя в руки.
– Вы вердулись дас спасти, правда? Бог послал вас сюда покарать его, да?
– Покарать – кого?
– Одца Пальмери! Од один из их! Од замый худжий изо всех! Од…
– Я знаю, – прервал его Джо. – Знаю.
– О как хорошо, что вы здесь, одец Джо! Мы здадь не здали, что дедадь, с тех пор как эди кровососы пришли. Мы все молились, чдобы кто-то вроде вас пришел, и вот вы здесь. Эдо чудо, черт возьми!
Джо хотел было спросить Карла, где был он и все эти люди, которые теперь так нуждались в нем, когда его выпроваживали из прихода. Но это была старая история.
– Это не чудо, Карл, – возразил Джо, мельком взглянув на Зева. – Равви Вольпин привел меня сюда.
Когда Карл и Зев пожимали друг другу руки, Джо прибавил:
– Вообще-то я просто проходил мимо.
– Проходили мимо? Дет. Эдого не можед быдь! Вам дада остаться!
Джо увидел, как гаснет огонек надежды в глазах маленького человечка. Что-то сжалось, перевернулось у него внутри.
– Что я могу сделать здесь, Карл? Я всего лишь человек, и я один.
– Я помогу! Сделаю все, что ходиде! Только скажиде!
– Ты поможешь мне убраться здесь?
Карл огляделся и, по-видимому, впервые заметил трупы. Он съежился и заметно побледнел.
– Да… кодечно. Все, что надо.
– Ну? Что скажешь? – обратился Джо к Зеву.
– Почему я должен говорить тебе, что делать? Это не моя церковь.
– И не моя.
Зев махнул подбородком в сторону Карла.
– Думаю, он другого мнения.
Джо медленно обернулся. В сводчатом нефе царило полное молчание – лишь жужжали мухи вокруг мертвецов.
Огромная уборка. Но если работать целый день, они смогут многое сделать. А тогда…
А тогда – что?
Джо не знал. Он соображал на ходу. Он подождет и посмотрит, что принесет ночь.
– Можешь достать нам что-нибудь поесть, Карл? Я бы продал душу за чашку кофе.
Карл взглянул на него как-то странно.
– Это просто такой оборот речи, Карл. Нам нужно подкрепиться, если мы хотим поработать здесь.
Глаза человечка снова загорелись.
– Дак, здачит, вы осдаедесь?
– Ненадолго.
– Я добуду поесть! – возбужденно крикнул Карл и побежал к двери. – И кофе. Я здаю кое-кого, у дее еще есдь кофе. Она поделидся с одцом Джо. – У двери он остановился и обернулся. – А, и еще, одец, я дигогда не верил дому, чдо говорили про ваз. Нигогда.
Джо попытался сдержаться, но не смог:
– Было бы гораздо лучше, если бы ты сказал это год назад, Карл.
Тот опустил взгляд.
– Да-а. Думаю, лудьше. Но я все изправлю, одец. Обязадельдо. Можеде на медя положидься.
И он исчез за дверями. Обернувшись к Зеву, Джо увидел, что старик закатывает рукава.
– Nu? – произнес Зев. – Тела. Прежде всего, думаю, следует убрать отсюда тела.
VII
Вскоре после полудня Зев почувствовал, что устал. Жара и тяжелый труд сделали свое дело. Ему необходимо было остановиться и отдохнуть. Присев на алтарную ограду, он огляделся. Почти восемь часов работы – а они едва сделали самое необходимое. Но церковь выглядела и пахла лучше.
Уборка облепленных мухами тел и отрубленных конечностей оказалась самым неприятным. Отвратительная работа, от которой все внутри переворачивалось, заняла почти все утро. Они вынесли трупы на маленькое кладбище за церковью и похоронили их там. Эти люди заслуживали настоящих похорон, но сегодня для этого не было времени.
Когда с трупами было покончено, отец Джо сорвал оскверняющие предметы со статуи Девы Марии, и они обратили все внимание на огромное распятие. Через некоторое время им удалось найти в куче ломаных скамей гипсовые руки Христа. Руки по-прежнему были пригвождены к отпиленным кускам распятия. Пока Зев с отцом Джо сооружали из подручных средств скобы, чтобы прикрепить обратно руки, Карл нашел швабру и ведро и приступил к длительной, трудоемкой процедуре уборки нефа.
Теперь распятие приняло первозданный вид – гипсовый Иисус в натуральную величину снова обрел руки и был закреплен на восстановленном кресте. Отец Джо и Карл поместили крест на старое место. Несчастный человек висел как раньше, над санктуарием, во всем своем мучительном великолепии.
Неприятное зрелище. Зев никогда не мог понять пристрастия католиков к подобным мрачным изображениям. Но пока вампиры их боятся, Зев был полностью «за».
В желудке у него заурчало от голода. По крайней мере они неплохо позавтракали. Карл вернулся из утренней экспедиции с хлебом, сыром и двумя термосами горячего кофе. Сейчас Зев жалел, что они ничего не оставили про запас. Может быть, в рюкзаке завалялась корка хлеба. Он отправился в вестибюль, чтобы проверить это, и обнаружил у дверей алюминиевую кастрюлю и бумажный пакет. Кастрюля была полна тушеной говядины, а в мешке лежало три банки пепси-колы.
Он высунул голову наружу, но на улице никого не было. Так продолжалось весь день – иногда Зев замечал одну-две фигуры, заглядывающие в парадную дверь; задержавшись у входа на мгновение, словно желая убедиться, что слышанная новость верна, они бросались прочь. Зев взглянул на оставленную еду. Должно быть, группа местных пожертвовала часть своего запаса консервов и напитков. Зев был тронут.
Он позвал отца Джо и Карла.
– Похоже на «Динти Мур»,[20 - «Динти Мур» (Dinty Moore) – марка американских консервов и продуктов быстрого приготовления.] – сказал отец Джо, проглотив кусок тушеного мяса.
– Точно, – подтвердил Карл. – Узнаю маленькие картошки. Женщины прихода, должно быть, сильно обрадовались, чдо вы вернулись, езли достали дакие консервы.
Они устроили пир в ризнице, небольшом помещении недалеко от санктуария, в которой хранились облачения священников, – так сказать, Зеленой комнате[21 - Зеленая комната (Green Room) – театральная уборная.] клириков. Зев нашел, что мясо приятно на вкус, но слишком пересолено. Однако жаловаться он не собирался.
– Мне кажется, я такого никогда не пробовал.
– Я бы весьма удивился, если бы ты ел подобное, – сказал отец Джо. – Сильно сомневаюсь, что какие-либо из продуктов марки «Динти Мур» являются кошерными.
Зев усмехнулся, но внезапно его охватила сильная грусть. Кошерный… какими бессмысленными казались сейчас все обряды, которые когда-то регулировали его жизнь. До лейквудского холокоста он был таким страстным поборником строгих ограничений в еде. Но те дни остались позади, подобно тому, как исчезла община Лейквуда. Зев тоже изменился. Если бы он не изменился, если бы по-прежнему соблюдал обряды, то не мог бы сидеть здесь и ужинать с этими двумя людьми. Он должен был бы находиться где-то в другом месте и есть особую пищу, приготовленную особым образом, из отдельной посуды. Но какой цели в действительности служили в современном мире законы о пище? Это была не просто традиция.
