«Человек сосредоточен в Боге.
Но в Боге ли он, когда не сосредоточен? Помыслим в сосредоточении.
Царство Божие внутри нас.» Калагия.

За три дня до конца света по
всем каналам государственного вещания была объявлена всеобщая эвакуация в Рай.
Суть сообщения состояла в том, что Высшими Силами принято решение дать шанс
каждому жителю планеты Земля. Попасть на Высшие Уровни Бытия. Всем без
исключения людям независимо от возраста, вероисповедания и национальности
следовало в трехдневный срок завершить все
земные дела в соответствии с собственным разумением и в назначенные
полчаса до старта у себя дома или в любом другом месте принять удобную позу и
расслабиться, закрыв глаза в ожидании
дальнейших инструкций. Процесс обещал быть мягким и безболезненным. С
собой можно было взять лишь один, самый дорогой для тебя предмет, положив его
просто на колени. Главной задачей было попасть на место, правильно выполнив
инструкции и не испытывая ни малейшего страха. Дальнейшая ваша судьба зависела
от чистоты вашей души – там, мол разберутся, кто чего стоит. Т.е., никаких
гарантий нет, что ты, отягченный земными грехами, удержишься на столь высоком
уровне и не рухнешь вниз до того уровня бытия, которого достоин. Но шанс есть у
каждого. Три дня на размышление, покаяние и сборы. На этом сообщение
заканчивалось.


Не могу выразить, как это меня
взбесило. Несмотря на то, что меня воспитывала в основном богомольная бабка, я
был атеистом до мозга костей, выросшем в старых добрых пионерских традициях.
Девиз пионеров «будь готов – всегда готов» в данной ситуации звучал зловеще.
История не знала еще такой злой шутки с народом со стороны государственных
структур.


Ярость душила меня, нужно было
действовать, и я побежал по друзьям и знакомым в поисках единомышленников. Я
мотался целый день, обегал весь город и к вечеру разочарованный и раздавленный
приплелся домой, как побитый пес. Я никого не нашел. Куда подевались
здравомыслящие люди? Куда улетучился наш здоровый советский атеизм, впитанный
всеми нами с молоком матери, который всегда служил нам всем хорошей прививкой
от мракобесия?


От меня отвернулись все, кого
я знал. На меня смотрели с сожалением. Меня приглашали к столу, угощали, чем
бог послал и внимательно, молча выслушивали мои яростные нападки на этот
массовый психоз, связанный с повальным увлечением религией, мистикой,
контактерством и магией. Я предлагал всем собраться и обсудить план действий –
ведь ясно, как день, что в такой ситуации трезвомыслящие люди обязаны
предпринять радикальные меры.


- Да, да,- говорили мне все
вяло и отрешенно. – Конечно, нужно что-то делать, ты прав. Созвонимся завтра.


После чего меня провожали к
двери. Не раз я замечал при этом, что жены моих друзей и знакомых – все, как
одна - так же вяло и отрешенно перебирали вещи, будто не зная, на чем
остановиться. Многие доставали невесть откуда пыльные иконки, тщательно
протирали их и ставили на видное место, бормоча тихонько « Отче наш…». Я просто
спиной чувствовал, что многие из них, с тяжелым вздохом закрывая за мной дверь,
крутили пальцем у виска. Кто-то, наверное даже помолился за мою грешную душу…


Друг детства, которого я
столько лет не видел, с порога призвал меня покаяться и наполнить свое сердце
любовью к Богу… Я хлопнул дверью и ушел, боясь придушить его сгоряча.


Зашел в офис к бывшему коллеге
по институту – теперь у него была своя фирма, он процветал. И что же? Я застал
его – патологического трезвенника – в стельку пьяным. Он, еле ворочая языком,
раздавал своим работникам толстые пачки денег из открытого сейфа, причем безо
всяких ведомостей, приговаривая каждый раз –« Во Имя Отца и сына и Святого
Духа, Аминь…». Видимо, помимо работников фирмы, здесь было полно посторонних,
так как, чтобы добраться до хозяина, мне пришлось занять очередь. Царило
напряженное молчание – как ни странно, никто не обсуждал ужасающее утреннее сообщение.
Лишь две женщины вполголоса возмущались недавним повышением цен на продукты.


Когда я подошел наконец к
столу, за которым сидел мой приятель, и поздоровался, назвав его по имени, он
ошарашено посмотрел на меня невидящим взором, протянул мне пачку банкнот
(кажется она была предпоследней в опустевшем сейфе) и с трудом пролепетал:
«А-а-а, привет… Помолись за меня, дружище… Наконец-то, я вырвусь из этой
соковыжималки. Мир моему праху. Во Имя Отца и Сына и Святого…»


- А-а-а-а-а!!! – заорал я
душераздирающим нечеловеческим воплем и, не помня себя, вылетел на улицу,
растолкав редеющую толпу. Это была последняя капля, лишившая меня сил. Я хотел
умереть. Доплетясь до дома, я рухнул на свою холостяцкую постель и забылся
тревожным сном. Мне приснилось детство – я и мои две маленькие сестренки играли
в саду среди огромных цветов возле нашего деревенского дома. Странные
светящиеся существа играли с нами, сажали нас всех троих на огромного,
добродушного, крылатого льва, похожего на плюшевую игрушку и он катал нас по
воздуху, возносясь высоко над лесом и паря над нашей деревней и рекой, где мы
часто плескались летом, и полем, где работали жители деревни. Они поднимали
головы, показывали друг другу на нас пальцем, что-то кричали нам и махали
руками… А мы только смеялись заливисто и весело, еще крепче цепляясь маленькими
ручонками за золотистую, мягкую гриву. Теплый ветер ласкал наши волосы и щеки,
огромные крылья двигались равномерными взмахами, и это было весело и радостно,
как бывает только во сне… Непередаваемое чувство свободы и счастья переполняло
нас троих, когда мы снова собрались в ароматном саду с нашими светящимися
друзьями…


Потом я вдруг оказался на
хозяйственном дворе возле мамы, которая доила нашу рыжую корову, сидя на низкой
скамеечке. Некоторое время я постоял, прижавшись к маминому теплому боку,
наблюдая за ослепительно белыми струями молока, вытекающими из-под ее
стремительных пальцев и со звоном падающими в ведро…Потом подошел ближе к нашей Красуле и уставился в ее огромный, грустный и блестящий глаз. Внезапно из него
скатилась большая сверкающая слеза. Корова стремительно повернула ко мне свою
большую голову и сказала прямо в ухо маминым голосом: -«Покайся, сынок! Бог
есть Любовь!» Потом провела теплым, шершавым языком снизу вверх по щеке и по
волосам. От неожиданности я упал и проснулся.


Долго лежал на постели,
приходя в себя. Меня не покидало ощущение блаженства, испытанное во сне и я
отдавался этому чувству, совершенно не желая возвращаться к реальности, пока
голод не заставил меня подняться и пойти на кухню. Приготавливая ужин на скорую
руку, я включил телевизор, втайне надеясь найти какой-нибудь триллер, чтобы
отвлечься от мрачных мыслей, начинающих атаковать мой ум. Лучше бы я этого не
делал. Один канал передавал службу в православном храме, другой в католическом,
на третьем надрывался проповедник какой-то секты, на четвертом знаменитый
экстрасенс обучал разным методикам медитации и лишь на пятом я нашел
театральную постановку. Это оказалась «Божественная комедия». Отчаявшись, я
перестал терзать пульт и сидел, тупо уставившись в экран, машинально пережевывая яичницу с колбасой. Закончилась первая часть спектакля и начались новости. Почти весь выпуск после повтора утреннего сообщения был посвящен хронике дня и статистике. Весь мир был охвачен тихой паникой. Мгновенно прекратились вооруженные столкновения и воюющие стороны разошлись по домам. Медленно, шаг за шагом, останавливались промышленные гиганты. Все происходило само собой – рабочие бросали работу, собирались группами, что-то обсуждая вполголоса, и никто не
пытался вернуть их к работе – да и было ли кому? Производства неуклонно
останавливались, одно за другим – продолжали работать лишь аварийные службы
энерго- и водоснабжения да средства связи. Все расходились по домам.


Статистика сообщала о небывалом
снижении до нуля числа самоубийств и преступлений, о практически полном
прекращении продажи алкогольных напитков – не то чтобы их не продавали, их
просто никто не покупал… При этом не было никаких комментариев происходящего,
обсуждений, мнений специалистов, правительственных постановлений и сообщений.
Правительства всех стран словно вымерли, их будто и не существовало никогда.
Тем временем в храмах шли службы, как во время церковных праздников, города
сияли огнями, на площадях толпились люди, смеялись, плакали, обнимались, пели и
танцевали. Тихая паника постепенно сменялась тихим помешательством,
радостно-торжественным возбуждением.


Я мрачно созерцал все это, а в
голове вертелась дурацкая фраза из «Алисы в стране чудес» - «Эй! правительство!
Куда смотрит правительство?!»


Новости кончились. Я выключил
телевизор, закурил, сел в кресло и стал обдумывать, как мне встретиться с
президентом. Я вяло перебирал в уме разные варианты, но, как ни старался не мог
найти в себе ни капли былой ярости и энтузиазма. Ничего, кроме полной апатии и
равнодушия. Тогда я оставил эти тщетные попытки, устало закрыл глаза и вновь
погрузился в гротескный ужас утреннего сообщения: -«…всеобщая эвакуация в
рай…три дня на покаяние и размышление… лишь один, самый ценный предмет…» Вдруг
я поймал себя на том. что верю, безоговорочно верю каждому слову этих
нескольких фраз, волна детской обиды и жалости к себе захлестнула все мое
существо и слезы хлынули из глаз. «Зачем так жестоко со мной? Почему именно я?
И почему именно сейчас?» - думал я, безутешно оплакивая свою никчемную жизнь.
Моя растревоженная память услужливо подсовывала мне все новые картины прошлого, погружая меня все глубже в юность и детство, и я переживал все прошлое заново,
как в первый раз, страшно и глубоко. В конце концов, совершенно измученный, я
вспомнил себя в трехлетнем возрасте, когда, проснувшись в свой день рождения
ярким, солнечным утром, обнаружил рядом с собой мягкого плюшевого медвежонка, о
котором мечтал так давно. Я вновь остро пережил бурную радость, которую испытал
тогда, и вдруг сердце мое сжалось от нелепой мысли: -«А что бы я взял с собой в
последний путь?»


Я вскочил и стал носиться по
дому, лихорадочно перебирая все вещи и пытаясь найти ту, единственную,
достойную того, чтобы взять ее в путешествие в один конец. Не то, чтобы я
всерьез собирался в путь, но этот вопрос вдруг принял для меня принципиальный
характер, перерастая в вопрос о смысле и предназначении всей моей жизни. Я
устроил в своем жилище невообразимый беспорядок, какой бывает только во время
обыска. Я перерыл все ящики и шкафы, вывалил все из чулана, выпотрошил чемоданы
со старьем, перебрал все свои записи и старые дневники, просмотрел фотографии и
добрался до библиотеки, перелистывая книги одну за другой и безжалостно швыряя
их на пол.


«Я сошел с ума» - думал я,
продолжая свое дело и испытывая при этом некое извращенное удовольствие. Все с
большим ужасом и восторгом я осознавал, что ничто, ничто из всех предметов,
скопившихся у меня за мою недолгую жизнь больше не представляет для меня
никакой ценности… Разве что вот эта коллекция бабочек, собранная мной еще в
детстве – я снял ее со стены, вытер пыль и долго с любовью разглядывал ее,
вспоминая названия самых интересных экземпляров. Внезапно я впервые в жизни
осознал, что эти существа, когда-то порхавшие над цветами, теперь мертвы и
насажены на булавки. И я отложил коллекцию в сторону. Может эта фотография,
выпавшая из какой-то книги и валявшаяся на полу возле моих ног?


Я поднял ее – это была
темноволосая женщина с сияющими глазами, которую я безумно любил три года назад
и оставил после нелепого разрыва, обидев ее страшно и, как я теперь понимал,
незаслуженно, в безумном порыве ревности. Я положил фотографию в карман рубашки
возле сердца и пошел безотчетно бродить по дому, заваленному вещами, пока не
обнаружил себя на пыльном чердаке возле распахнутого сундука с моими детскими
игрушками. Я бережно брал их, одну за другой, разглядывал, разговаривал с ними,
переживая все детские воспоминания, связанные с каждой из них, и аккуратно
ставил их на пол возле сундука. Так я искал, пока не нашел своего медвежонка.
Тогда я взял его в руки, уселся в старое родительское кресло и уснул, крепко
обняв маленького плюшевого медвежонка.


Уже всходило солнце. Его лучи,
проникая сквозь слуховое окно, наполняли мои закрытые глаза золотистым светом,
а я спал безмятежным детским сном почти без снов.


Проснулся я в полдень словно
от толчка – мне приснилась та самая, любимая мной , женщина в белом платье,
ослепительно сияющая. Она возникла из пустоты, улыбнулась мне и сказала –«Тебе
пора». Потом исчезла, как появилась. Я встал и спустился вниз, ощущая в себе
новую, неведомую силу, не раздумывая больше и не сомневаясь – Я ЗНАЛ, что я должен делать. Быстро позавтракал и убрал в доме, поражаясь разрухе, которую сам же и
устроил. Оставшиеся часы я посвятил завершению начатых дел – нанес несколько
визитов и отдал долги, какие мог. Закончив все, я долго бродил по городу.


Уже целый месяц весь мир был
погружен в сумрак, т.к. буквально везде по всему миру небо было затянуто
плотными тучами, так и не пролившими ни одной капли дождя. Ученые сломали
головы, пытаясь объяснить это явление, но так ни к чему и не пришли. А сегодня,
впервые за все это время, над миром сияло глубокое синее небо и солнце щедро
заливало дворы и улицы нашего города. Грелись на солнышке старики; громко
крича, играли во дворах дети, пели птицы, словно опять была весна. По улицам
ходили толпы празднично одетых людей. Они смеялись и дарили друг другу цветы, и
я, по-прежнему ощущая себя сумасшедшим, смеялся вместе с ними. Многие торговцы
вынесли свой товар прямо на мостовую и раздавали его прохожим. При этом не было
никакой толкотни и ругани, никто не плевался и не разбрасывал мусор, как у нас
заведено. Все больше и больше мне казалось, что я сплю и я больше не
сопротивлялся этому ощущению. Какая-то юная парочка с хохотом сунула мне в руки
охапку роз и убежала. Я сильно укололся и хотел избавиться от цветов, но передумал и на закате побрел домой, дурея от их густого и томного аромата. Внезапно я осознал, что должен делать дальше – это решение зрело в моей душе уже давно. Придя домой, я не стал там долго задерживаться – не более десяти минут.


Через полчаса в вязких медовых
сумерках я отворил до боли знакомую калитку и с охапкой алых роз и плюшевым
медвежонком в руках остановился перед домом, в котором жила моя возлюбленная.
Сердце мое бешено колотилось – она сидела спиной ко мне среди цветущих флоксов
и лилий, и маленькая двухлетняя девочка играла возле ее ног.


Она увидела меня первая,
подошла ко мне и протянула ручонки – не ко мне – к медвежонку. Я дал ей
игрушку, рассыпав от неожиданности розы. Не в силах оторваться от сияющих глаз
малышки, я стал собирать цветы, и кто-то шептал мне: -«Это твоя дочь, обними
ее». И я прижимал ее к себе с таким чувством, словно держу в объятиях невесомое
облачко. Когда я поднялся, собрав цветы, моя фея стояла передо мной молча, с
улыбкой глядя мне в глаза. Я тоже молчал – волны стыда, раскаяния и блаженства
поочередно захлестывали меня. Я не мог произнести ни слова.


-Мы ждали тебя, - просто
сказала она все с той же улыбкой и повела меня в дом.


Так началась наша семейная
жизнь, которая длилась целую вечность – ночь, день и еще ночь, и каждое
мгновение было, как целая жизнь. У нас больше не было ни прошлого ни будущего.
Все растворилось в сиянии настоящего. Мы не обсуждали последних событий, не
вспоминали и не мечтали ни о чем, не испытывали страхов и сожалений, не
каялись, не молились, не медитировали и не читали Библию – мы просто любили, и
это было единственное и главное, что мы могли сделать за оставшееся время.


Я был до безобразия счастлив и
меня не волновали больше вопросы веры и неверия, религии и атеизма и прочая
муть, которой все мы так любим забивать свои головы. Я был занят очень важным
делом – спасением собственной души.


Мы уснули под утро и мне
приснилась моя коллекция бабочек, которые вдруг сорвались со своих булавок и
вспорхнули в синее небо, сверкая разноцветными крыльями и превращаясь на лету в
солнечные зайчики… На следующий день мы пошли в церковь и обвенчались. На ней
было одето то самое платье, в котором она мне приснилась. В прежние времена я
не простил бы себе подобной глупости, но я прежний более не существовал, как и
прежний мир, знакомый мне с детства.


Все произошло само собой,
что-то случилось с людьми, словно в мгновение ока открылись шлюзы их сердец и,
годами подавляемая Любовь, хлынула в мир океаном Света, преображая все вокруг.


Конечно были одиночки и даже
группы людей, вроде меня, самонадеянно и тупо пытавшихся остановить на ходу
поезд ради спасения своих эгоистических иллюзий. Прошла даже новая волна
самоубийств, на сей раз среди промышленных магнатов – миллиардеров и
политических деятелей. О причинах этих событий не сообщалось, да, впрочем,
немудрено догадаться. «Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому
человеку в рай», - так кажется сказано в писании? А в сущности, думал я, мы все
уже давно готовы к Большому Переходу, как оказалось, просто потому, что вдоволь
настрадались и устали от мятежного и безысходного существования в этом мире на
протяжении веков и тысячелетий. Не глупо ли теперь сопротивляться и кричать
«Бога нет!», когда тебе протягивают руку помощи?


Верили ли мы до конца в то,
что должно произойти? Наверное нет. Но последнее утро разрешило все наши
сомнения.


Мы были разбужены сполохами
света, радужными бликами, которые беспрепятственно проникли сквозь закрытые
веки и, наполнив светом изнутри все наше существо, заставили нас открыть глаза,
но от этого не померкли и не исчезли, а стали лишь ярче и живей. Воздух дрожал
и вибрировал, переливаясь всеми цветами радуги…Все предметы, растения, люди
светились изнутри, и свет их не был статичен, но подвижен и текуч, как вода,
чьи струи текли, соединяясь, создавая все новые переливы и оттенки цвета, и
вновь разделяясь и разбиваясь внезапно в россыпи огненных искр. Все вокруг сверкало от этих живых искр, которые, собираясь в рои, носились повсюду или зависали в воздухе, дрожа и переливаясь.


Мы встали после сна с чувством, что мы спим. Мы вышли в сад и бродили по
нему в восхищении, узнавая и не узнавая знакомые деревья, цветы и растения. Мы
прикасались к ним, говорили с ними и они отвечали нам приветливо и ласково, и
каким счастьем было для нас это открытие мира!


Но самым поразительным, самым
величественным зрелищем было небо – то, что творилось на земле было лишь слабым
отблеском того, что происходило там. Там танцевала радуга – свивались,
вытягивались и рассыпались радужные кольца, вращались огненные мельницы, кружились звездные фейерверки и разноцветные колонны света опускались до земли, строя исполинские, эфемерные световые замки. Что чувствовали мы? Что может
чувствовать куколка, превращающаяся в бабочку? Мы были зачарованы и, забыв обо
всем погрузились в эти волшебные превращения, происходящие внутри нас и снаружи
– наши тела и души звенели, как натянутые струны…


В назначенное время, не
сговариваясь, мы вошли в дом с малышкой на руках, сели на диван и закрыли
глаза. Я видел все те же радужные переливы под закрытыми веками и долго не мог
успокоить беспорядочные мысли, чтобы сосредоточиться. Меня мучила мысль о том,
что я так и не нашел то самое дорогое для меня, что мог бы взять с собой. Может
это была просто уловка, чтобы пересмотреть всю свою жизнь и выяснить, что в ней
действительно ценно? Внезапно я нащупал в кармане брюк старый желудь, который
уже целый год служил мне талисманом удачи. «Вот оно»,- подумал я, -«Его-то я и
возьму с собой». И на минуту успокоился. Но потом, словно что-то толкнуло меня
– я встал и вышел в сад, разгреб землю на открытом пространстве сада и опустил
туда желудь, сияющий, как драгоценный камень. «Теперь все», - подумал я с
облегчением и вернулся на свое место.


-Что же дальше? Где дальнейшие
инструкции? – спросил я, закрыв глаза. И кто-то ответил: - Какие инструкции?
Зачем они тебе? Разве ты не видишь, куда идти?


И я увидел. Янтарный океан,
пронизанный золотыми искрами и мягкий белый свет вдали… И крылатый лев и еще двое так близко знакомые мне, сияющие и величественные. Они терпеливо ждали меня...


2000г.
Александра Богатова (старшая)
тут

1.