Цитата сообщения GalyCalgary Вот нашла !!!

Почти два года назад этот рассказ я нашла в каком-то журнале и перечитывала его по сто раз- это было хорошее лекарство смехом от тогдашних моих проблем и неприятностей...


Олег Козырев (Взято из библиотеки "Ну-ну"- юмористической фэнтези).

ЧУКОТСКИЙ ДНЕВНИК,
(цикл юмористических миниатюр)

Чукотский дневник. Запись первая: Морж.

Сегодня били моржа. Три часа били.
Потом морж проснулся и бил нас.
До вечера бил.
Вечером еще моржи набежали и тоже нас бить стали.
Еле убежали.
Если бы не шаман Удыгень мы бы не смогли убежать.
Шаман упал, и моржи на него отвлеклись.
Шамана они до утра били.
Больше сегодня моржей бить не пойдем.
Устали все сильно.
Олиге, Чукотка, 18.05.2001


Чукотский дневник. Запись вторая: Белый человек.

Сегодня белый человек приходил. С Большой Земли.
Смешной был этот белый человек.
У него вездеход заглох в тундре.
Он магазин искал.
Мы его к шаману Удыгеню направили. У него было целых два магазина.
Белый человек посмотрел на его магазины и сказал, что ему другие магазины нужны. Не от ружья магазины. Без патронов. С едой и спичками.
А у нас таких и не было. Сели все, стали думать, как белому человеку помочь.
Вспомнили, что вроде как Аркылай у себя в юрте магазин собирался открыть с продуктами и спичками.
Пошли мы всем стойбищем и с белым человеком и с оленями и собаками нашими к Аркылаю.
Раньше мы к Аркылаю не ходили. Он за спички много просил. Вот и не ходили к нему. Никто не ходил.
Аркылай жил только потому, что все сам у себя покупал. С того и жил.
Пришли мы к Аркылаю, а Аркылай спать больно хотел.
Сказал белому человеку, что магазин с рассветом откроет.
Кивнул белый человек и ушел в тундру утра дожидаться.
Не знал он, что в полярная ночь только начиналась.
Смешной был этот белый человек.
Олиге, Чукотка, 22.05.2001


Чукотский дневник. Запись третья: Сказ о влюбленных.

Сегодня шаман Удыгень сказ рассказывал.
Сказ о влюбленных.
Давно это было. До перестройки.
До перестройки юрты Аркылая под магазин.
Появилось тогда в стойбище два влюбленных: Аийе и Юкон.
Аийе была самой красивой девушкой на много оленьих переходов вокруг. Больше скажу, она была единственной девушкой на много оленьих переходов вокруг.
Там, где она жила вообще никто не жил, настолько она была красива.
Даже белый медведь боялся ее красоты, и в обморок не раз падал, видя ее.
И умирал.
Аийе была хорошей девушкой. И в горящую юрту войдет, и шамана Удыгеня на бегу остановит.
Стойбище было тогда в другом месте. Подальше от Аийе.
Юкон был охотником. Он белку в глаз бил. И песца в глаз бил.
И Удыгеня, когда напьется, тоже в глаз бил.
Всех бил только в глаз.
Только Аийе не бил. Он ее любил.
Однажды захотели они встречу назначить.
Обговорить то, как жениться будут и кто к кому переезжать должен.
Договорились встретиться в тундре.
Забыли они, что велика тундра.
Не нашли друг друга они. И от горя умерли.
С тех пор никто не бьет белку в глаз. И песца не бьет. И даже пьяного Улыгеня никто, кроме моржей, не трогает.
И только белые медведи иногда встречают в тундре дух Аийе.
И падают в обморок.
И умирают.
Закончил свой сказ шаман Удыгень.
И грустно стало нам.
Велика тундра. А свидание назначить негде.
Олиге, Чукотка, 23.05.2001


Чукотский дневник. Запись четвертая: Почтальон.

Сегодня к нам почтальон пришел.
Все стойбище собралось на почтальона смотреть. Даже собаки пришли с оленями.
К нам еще ни один почтальон, ни разу не доходил. Все в реке Охтубейке тонули. А этот выжил.
Он принес извещение о том, что Аркылаю перевод пришел денежный.
Посмотрел Аркылай на извещение и рассмеялся.
Перепутал почтальон. Стойбище перепутал.
Перевод не Аркылаю был, а брату его - Большому Аркылаю.
А Большой Аркылай совсем в другом стойбище жил.
Расплакался почтальон.
И нам грустно стало. Даже шаман Удыгень заплакал.
А почтальон встал, взял извещение и пошел в тундру. Другое стойбище искать.
Я стоял на берегу реки Охтубейки, смотрел, как расходятся круги над почтальоном и думал.
Смелые эти люди - почтальоны.
Олиге, Чукотка, 24.05.2001


Чукотский дневник. Запись пятая: Северное сияние.

Шаман Удыгень сегодня всем надоел.
Так надоел, что еще чуть-чуть, и мы бы его стукнули. Пулей по голове.
Он по юртам бегал и звал на северное сияние сходить посмотреть.
А мы знали, что Удыгень, как напьется, всегда северное сияние видит. Потому и не пошел никто северное сияние смотреть.
Под конец мы не выдержали и все-таки стукнули шамана. Не пулей, - веслом.
Каждый.
По семь раз.
А нас тогда много в стойбище было.
И не приставал к нам больше Удыгень.
Зато северное сияние он еще целый год видел.
Наверное, зря мы так с шаманом поступили.
По семь раз стукнули.
Надо было по шесть. Или по шесть с половиной.
А северное сияние в тот день и правда было.
Мы его видели, когда шамана стукали.
Прав оказался шаман.
Олиге, Чукотка, 30.05.2001


Чукотский дневник. Запись шестая: Юрта-Яранга.

Сегодня мы зло сделали.
Из Охтубейки шамана Удыгеня вытащили. Он было совсем утонул, а мы его вытащили.
Но это было еще не самое большое зло.
К нам родич приехал из дальнего стойбища. Мы раньше никогда этого родича не видели, но он сказал, что родич. Мы ему и поверили.
Звали его ужасно - Жигулевск. Говорят, его так папа назвал в честь знаменитой огненной воды.
Жигулевск и сам много пил. Он сразу как приехал к нам пить начал. Сначала всю воду выпил, потом молоко выпил, потом к реке Охтубейке подошел. Но из нее пить не стал.
Там следы Удыгеня оставались, а он ведь сильно испугался, когда тонул.
Тогда Жигулевск водку стал пить. Он ее у Удыгеня на бусы выменял.
А когда Жигулевск напился, он стал над нами смеяться. Говорил, что наши юрты не юрты должны называться, а яранги. Говорил, что мы свои дома неправильно называем.
Тут мы его и убили.
Никто еще в тундре так наши юрты не смел называть.
А Жигулевска мы в юрте Удыгеня закопали. У шамана все равно никто не живет. Даже его жена.
Олиге, Чукотка, 26.07.2001


Чукотский дневник. Запись седьмая: Белый медведь.

Сегодня шаман Удыгень ко всем в гости приходил. А его никто не пускал. Все знали, какой сегодня день.
Сегодня был понедельник. А по понедельникам к Удыгеню белый медведь приходил. Он хотел съесть Удыгеня.
Удыгень не хотел, чтобы медведь его съел, поэтому каждый понедельник пытался спрятаться в чьей-нибудь юрте. Шаман подходил к юрте и стучал, чтобы его впустили.
Шамана никто не пускал. Все выходили на стук шамана и стучали по нему. Никто не хотел, чтобы белый медведь съел их вместо Удыгеня. Поэтому стучали по Удыгеню достаточно часто.
От всего этого шаман у нас был очень невысокого роста. И чем больше по нему стучали, тем меньше он становился. Правда, до следующего понедельника он опять вырастал, если конечно его не били моржи, или жена, или еще кто-нибудь.
Приближался вечер. Вечером и приходил обычно белый медведь. Удыгень все больше стучал по юртам, все больше стучали мы по Удыгеню.
Шаман увидел, что у него ничего не получается, и с горя запил. Удыгень, когда у него было горе, всегда много пил. А горя у него было много. Запил шаман и в этот раз.
И так много он напился, что перестал белого медведя бояться. Страх у шамана пропал. Он стал ходить по селению, петь, плясать и камлать заодно.
Тут и медведь пришел. Посмотрел белый медведь на шамана, покачал головой и ушел в тундру. И не приходил больше никогда.
Плохой у нас в селении был шаман. Его даже медведи есть отказывались.
С тех пор Удыгень очень высоким стал.
Олиге, Чукотка, 01.08.2001


Чукотский дневник. Запись восьмая: Прощание с Чукоткой.

Пришла пора прощаться. Мне надо уезжать. От этого немного грустно.
Даже шаман Удыгень, по пьяни впрягший в нарты вместо собак моржей, уже не веселит. Я с тоской всматриваюсь в его силуэт, теряющийся в полынье.
Жизнь проходит передо мной.
Я вспоминаю, как мы ходили бить моржей, а они нас; я думаю о Белом Человеке, который вернулся в свой вездеход, застрявший в тундре, дожидаться утра, не зная, что наступила полярная ночь; в моей памяти всплывает легенда о влюбленных, которые договорились о свидании в тундре и не нашли друг друга, ведь тундра велика; припоминается почтальон, тонущий в Охтубейке и мы, стоящие на берегу.
Над головой светит северное сияние, дымят уютные юрты, горит юрта шамана, вдали белый медведь пытается выловить его из проруби.
Чукотка.
Вернусь ли я когда-нибудь к тебе?
Снаряженные олени нетерпеливо бьют копытом землю, а заодно и проходящих мимо соплеменников. Мне надо уезжать.
Грустно.
И весело.
Если уезжаешь, значит, когда-нибудь вернешься, обязательно вернешься.
Тундра, застану ли я тебя такой, какой знал всегда? Большой, просторной, загаженной оленями и Удыгенем.
Чукотка, Олиге к тебе обязательно вернется!
Иначе я не могу.
Олиге, Чукотка, 27.09.2001