Совсем недавнее. Настроенческое.

Благодаря чему

- Я открываю тебе глаза. Готова?
- Да.
Вокруг ничего не было сначала. Пустота.
Дин тянул время – не отнимал ладоней от глаз. Было темно. Не потому, что он тоже держал глаза закрытыми, но просто давно смеркалось. Почему-то не было слышно ни птиц, ни шин редко-редко проезжающих каров, ни даже собственного дыхания, словом, ничего. Ветерок скользнул за ладони, мягко пробежавшись по коже. Сегодня очень тепло. Даже ночью.
Легкий смешок Дина.
- Ладно. Открываю.
Он вздохнул. Провел рукой по волосам. Легко и нежно улыбался.
Вокруг было так красиво, что не находилось слов. Просто скользящие, льющиеся разноцветной, сильной рекой ощущения. Вот, легкий ветерок; высокая трава, казавшаяся черной, словно ее кто-то наспех набросал углем. Вот речка рядом. Почему-то совсем неслышная. Вообще, все вокруг дышало тишиной, покоем, умиротворением. На дороге рядом лежали темные камушки. Они тоже были совсем гладкие и чистые, словно поднятые со дна глубокого лесного озера. Как только Дин открыл глаза – тишина зашевелилась. Постепенно, словно чуть-чуть увеличивая громкость динамиков, выплывали из такой обманчивой недавней пустоты звуки. Стрекотали кузнечики. Над речкой проносились стайки зудящих комаров. Над дорогой извивался искренне счастливый ветер. За горизонт стремительно неслись облака. Перистые, воздушные, легкие облака, то таявшие, то снова возникающие здесь и там. Первые звезды рассыпались по небу, словно горячий, только что испеченный ароматный хлеб, раскрошенный детьми. Не хватает чая, подумал Дин. И тут же записал в голове, что нужно будет еще приобрести. Казалось, что слышалось пение птиц. Около дороги рос дикий, темный лес. Своими еловыми верхушками он лизал небосвод, царапая по краям. Оттуда и берутся облака, думал Дин. Атмосфера вокруг представлялась черно-блестящей. Акварелью добавить еще немного темно-зеленого и синего. Дин снова проглотил смешок.

…Они сидели на обочине длинного шоссе, окутавшись разодранными спальниками, словно одеялами. Рядом стоял маленький железный переносной фонарик. В нем танцевал оранжевый огонек. Дин дышал медленно, и с каждым выходом из его рта вылетало темно-фиолетовое облачко. Сегодня они долго гнали по встречке, подытоживая свою детскую безбашенность. Удрать отовсюду. Сбежать, не торопясь. Просто мирно уйти. Забирая только самое дорогое, чтобы согреваться ночами и целовать долго и глубоко, когда становится чуть-чуть грустно. И в то же время радостно. В пути всегда так. Дин сегодня долго и безумно хохотал над своим отражением. За то недолгое (сравнительно) время, что их_нет, его волосы успели выгореть на солнце до медового цвета и отрасти чуть ниже ушей.
- А твои совсем не изменились. – Сказал он с улыбкой, заглядывая под соседнее одеяло.

…Все таки сегодня замечательно пожили, думал Дин, выдыхая в небо мысли. Рядом уже тихонько ворчали, жалуясь на холод. Дин аккуратно закутался с головой одеялом, согревая. Фонарик постепенно гас. Так и заснули.

Это есть небольшое...мемуарное сочинение, тоже не удостоившееся продолжения.

Идея о том, что справлять Новый год можно всем классом, да еще и на даче у кого-то из девочек привела в восторг не только учащихся, но и учителей, затеявших грандиозные взрослые мероприятия в спортзале и надеявшихся, что старшеклассники не будут шнырять туда-сюда из туалета и обратно за пивом и сигаретами. Так что дискотека по случаю Нового года намечалась лишь у младших классов до девяти часов.
Артем тихо позевывал в дальнем углу класса, выгребая из-под стеллажа остатки чьей-то тетради по химии. Звонок продребезжал уже полчаса назад. Уставший народ вывалил из-за стен родной и любимой, верным потоком направляясь в ближайшие подъезды расслаблять мозги. Снег тихо сыпал на темные крыши многоэтажек. По всей школе распространялся запах вечера и мандаринов. Поцелившись мокрой тряпкой в школьную доску, Артем успокоил свою совесть отговорками, что на выходных все равно всем чистый класс без надобности. Закинув на спину рюкзак и закрыв кабинет, он спустился в вахтерскую.
- Теть Лю-юб, я вам ключик возвращаю.
Грузная, с цепким взглядом женщинам зашуршала страницами дежурного журнала.
- Какой класс?
- Одиннадцатый а-а.
- Все, записала. Что, так быстро все убрал?
- Ну, теть Люб, я старался. Все, ушел я. До свиданья.
- Иди-иди… Мамке привет передавай!
- Она завтра с больничного, сами передадите. Ну, все.
Снег был до ужаса приятным и щекотливым. Артем распахнул длинную черную куртку и зашагал по тротуару. Морозец холодил и румянил щеки. Проскользнув по зебре перед жигуленком, перебрался на проспект, домой решил пойти через мост.
- Здра-асте, - что-то мелькнуло под ногами. Девочка лет одиннадцати.
- Мм..привет.
- Улыбаешься так, будто таскаешь с собой пирожки с мясом, - чуть поодаль, повиснув на перилах, на Артема смотрел какой-то парень. Он не улыбался, но лицо его, бледное и строгое, имело такой вид, будто он тоже с собой таскал пирожки.
- Мой залет. Тебе какое дело?
- Очень важное, - парень пожал плечами. – Ты взял на английском у меня тетрадь и не вернул. Отдай, пожалуйста.
Артем покосился на него, как на душевнобольного. Но тут, будто что-то вспомнил, ахнул и скинул портфель на землю.
- Ты что, тот новенький что ли? Ну да… Ты извини, ладно? Я лица плохо запоминаю… У меня вообще натуг с памятью…
- Да я заметил.
-…Короче так вот.
Он не глядя, протянул тетрадь вверх в воздух. Новичок уже сидел рядом на корточках и с усмешкой наблюдал, как Артем копается в своей сумке. Потянувшись за тетрадкой он ткнулся носом в рюкзак, но тут же фыркая, выпрямился.
- Пирожками и не пахло. Пирожков уже и след простыл. До встречи.
- До скорой. – Кивнул Артем.
Парень отошел к автостоянке, погрязая в своих зимних кедах в снегу. У него был быстрый шаг и невозмутимое лицо. Артем даже заметил, что новичок имел привычку наклонять голову чуть вправо, когда куда-то спешит. Хотя, возможно, он просто сейчас так сделал, а в остальное время… Но Артему, в принципе, нет до этого дела. Он поднялся с колен, зашипев, чего снег такой грязный везде понавалили, отряхнулся и поспешил домой.
В подъезде пахло сигаретным дымом и немытыми сто лет лестничными площадками. Воздух в подъезде тихо загудел, едва Артем нажал на кнопку вызова. Отлично, значит, долго ждать не придется. Он попрыгал, и несколько раз глубоко вздохнул, согревая свои остуженные легкие, затем шмыгнул в приветливо звякнувший лифт. На шестом этаже лифт незапланированно остановился. Артем удивленно раскрыл рот, когда в открытые двери вбежал… новичок.
- А-а, это ты… Тоже здесь живешь?
- Тоже? Да как то, знаешь, да. Уже восемнадцать лет я здесь прописан и проживаю. А ты вот меня что, преследуешь? – Артем ляпнул, ничего лучше не придумав.
Новичок ухмыльнулся.
- Ну-ну, не дуйся. Я не следил. Честно, я тоже немного удивлен. Но только немного. Будем теперь домой вместе ходить. – Последнее он произнес, немного запнувшись. – А чего ты пешком раздетый ходишь?
- Ты что, моя мама? – Хихикнул Артем. – Нравится мне так… Послушай, а как хоть тебя зовут то? Нас не представили…
- Так некому представлять. Тебя же на первом уроке не было. Я Кон-стан-тин.
- Оч приятно, Кон-стан-та. Я Артемий.
- Артем. – Отезал Костя. – Можно ведь?
-Д..да, как хочешь, в общем. Ну, мне пора. Моя станция.
Артем вышел на тринадцатом этаже, следом за ним из лифта вынырнул Костя и молча, побрел вниз по лестнице.
- Я на десятом, - пояснил он. – Заходи как-нибудь.
Начитавшийся в детстве сказок Артем прокрутил у себя в голове заезженную пленку «С тех пор они стали друзьями», фыркнул и ввалился в пустую квартиру.
Под ноги бросилась старая кошка Маруська. Артем скинул куртку, сразу направившись на кухню.
- Ой, да Марусь, отвяжись. Сейчас все дам, видишь, уже холодильник открываю.
Мигнула лампочка в ночнике. По телевизору снова крутили криминал и новости.
- Только что мы получили сообщение из Италии от нашего специального корреспондента Ильи Кравченко. В Риме перед Новым Годом, в связи с перекрытыми дорогами двое автолюбителей…
- …И тут, конечно же, подоспел наш специальный отряд слежки из телевизионного агентства. Попытки сопротивления Владимир при захвате не проявлял…
- Добрый вечер, наши дорогие телезрители! Начать концерт хотелось бы, конечно, со слов благодарности нашим не менее дорогим участникам. Прошу на сцену!
- Я не могу тебя защитить! Я никого не могу защитить! Неужели не понимаешь?!
- Сынок! Помоги мне радио настроить, а то барахлит что-то уже второй день. – Мамин голос.
Артем выключил ящик и поплелся на ватных ногах на кухню.
Девятнадцать часов, тридцать четыре минуты.

Написано давно...Но все же : ) Чтобы иметь представление.


Как-то мне довелось попивать чаю с молоком на своей кухне. Это было ночью, потому ложка в глухоте и темноте громко брякала о стенки стаканчика. Ветер вылизал меня всего изнутри, потому что на ночь кто-то в моей пустой квартире открывает форточки во всех комнатах, и теперь под ледяной кожей щекотала нервы мысль о бессмысленности сквозняков. Странно, что я раньше не задумывался о том, кто же все-таки открывает форточки. Зато, ощутив, наконец, на своих поджилках добрый морозец ранней весны, я сподобился об этом подумать.
И вот, я сидел в темноте - только синие язычки над конфоркой создавали свет - рассматривал темные узоры на стенках своей кухоньки, не спеша попивал свой вечерний чай, как вдруг услышал отчетливый шорох. То есть, этот шорох был настолько отчетлив, что стал уже и не шорохом даже, а скрежетом. Причем, довольно продолжительным и настигающим, будто кто-то водил когтями по наждачной бумаге, получая от этого несомненное удовольствие. Мне и прислушиваться к звуку не пришлось. Звук сам ко мне прислушивался. В мрачной темноте и тишине мне представилось, что окружающий меня сумрак пытается просочиться внутрь меня и соскребает с моих дверец пыль и дикий плющ! Кухонька стала сразу уменьшаться, будто всасываясь в меня, растягивать створки, ковырять во мне дыры и проникать все глубже и глубже…
Пока я напредставлял это все, звук прекратился. Синий язычок затрепетал и погас, а винтик плиты сам собой прокрутился и встал на место.
…Мой чай как-то поспешно остыл. Но мне упорно верилось, что это всё же, из-за сквозняка. Наконец, роли поменялись, и уже я стал прислушиваться. И не зря. Закапала вода из-под крана. Загудел на секунду и заглох холодильник. Заскрипела деревянная створка буфета. Зазвенели хрусталики у люстры. И мне почудился причудливый сиплый смешок из-под…плинтуса…
Я, было, вскочил, чуть-чуть напугавшись, но все движения разом успокоились. Даже мрак, заползавший внутрь меня, остановился и с писком втянулся в углы.
Я любил почитать на досуге фантастику, поэтому был оглушен внезапным фактом существования аномалий. Но от этой мысли как-то нудно закружилась голова, так что я осел, потирая глаза, на табурет и отказывался от любых резких движений.
Мне отчего-то отчаянно верилось лишь в то, что нужно дождаться момента. Вот-вот, сейчас случится еще одна волна странностей и на сегодня вечер можно будет посчитать самой необыкновенной частью дня. А в следующий момент, я твердо решил, что и самой необыкновенной частью в жизни:
снова раздался скрежет из-под плинтуса,
глухой звук деревянных дощечек, тершихся друг о друга,
еле слышное, но нарастающее сопение
и быстрый стук мягких когтистых лапок о бетон.
Ветер из открытой форточки дернул занавески, и время слегка замедлилось, и звуки приникли к самым низким частотам, и слышно лишь было тихое, но живое дыхание ночных улиц. В блеклом лунном свете обнажились чашки, недопитый остывший чай, блюдца и ложки, мои старые фотообои в мелкий цветок, синие разводы на кафеле, а я лишь только сразу увидел маленькую взъерошенную фигурку Мурашкина. И я вспомнил его, словно и не забывал о нем никогда.

Мурашкин – созидатель тишины. А еще прекрасный собеседник и знает он обо всем на свете, ответит на все вопросы, что ты у него не спроси!
Позднее Мурашкин не раз говорил, что не в каждом доме есть созидатель тишины. И что его нужно долго и кропотливо искать. А лучше всего их приманивать притчами и печенюшками, в которые каждый из них так страстно и безоглядно влюблен.
Мы с Мурашкиным еще долго не оставляли друг друга. А быть может, так и вообще не расставались. Сонный Мурашкин любил повторять, что граница прошлого и будущего времени строго определяется настоящим так же, как граница реальности и воображения - человеком. А в этот, ставший теплым и по-весеннему сладким поздний вечер Мурашкин, так неожиданно вспыхнувший звездочкой в моей жизни, вместо ритуального приветствия, поднес когтистый пальчик к губам и заговорил: «Учись-ка слушать тишину!»
7.4.10. 23:40

Есть продолжение даже:

- Ммм… Мм… мм..
Передо мной на краешке стола ютился стакан, с разбавленной сахаром водой. Подперев щеку ладонью, я вяло стучал о стенки стаканчика алюминиевой своей ложечкой. Снова что-то мурлыкал себе под нос.


Но это пока всё х)