Зимой на улице


Я нашел ее зимой на улице. Она лежала в снегу и светилась. Конечно, скорее всего, это просто снег запутался в ее мягкой лохматости простуженного заблудившегося ангела и поблескивал в свете фонарей, но мне хотелось верить, что светится именно она. Мне хотелось верить, и я верил. Я поверил во всю нее, целиком, и это оказалось очень легко, словно бы вера эта давно валялась где-то в груди — забытая, запыленная, а на вечерней снежной улице вдруг очнулась и… просто наступила. Неизбежно, неотвратимо и навсегда. Я поверил. В ее испуганные, недоверчивые глаза. В ее синюю курточку и съехавшую набекрень шапочку. В кудрявый локон, совсем по-детски торчащий из под той шапочки. Поверил, взял на руки и отнес домой.

Я грел ее несколько лет, пока она не оттаяла, не стала мягкой, теплой и живой. Она даже начала улыбаться, и мне казалось, что все хорошо — лучше не придумаешь. Она ходила по коридору, осторожно вышагивая полупрозрачными ножками, заглядывала в шкафы, смотрела в окно. Пила фруктовый сок и негромко звучала, словно бы чьи-то невидимые пальцы задевают струны арфы. Я полюбил ее, а она полюбила меня. Со временем полюбила, даже начала забираться ко мне на колени, прижиматься к груди, утыкаясь куда-то в шею, и так засыпать. Я даже почти забыл, что нашел ее зимой, в снегу. Почти забыл, что создания зимы так непохожи на нас. Очень медленно, словно нехотя, словно бы отчаянно сопротивляясь, она заболела.

Она болела долго. Болела от размокшего, переставшего быть хрустальным неба. Болела от шумного города за окном, от размашистой грязи под ногами прохожих. Она болела от моих бумаг и неразличимого мне мерного гудения ноутбука. Она болела от включенного телевизора, или, может быть, от тех картинок и слов, которые видела в нем. Она становилась заметно бледнее и прозрачней, когда из окна доносился мат подвыпившего, или когда я уходил, оставляя ее одну. Но все же она любила меня. Она проживала всего одну, единственную, мимолетную и хрупкую жизнь снежинки — она спала у меня на коленях, не зная и не желая больше ничего. Она любила меня. Но я так и не смог, не научился сделать так, чтобы она смогла полюбить и нашу хмурую, каменную, тяжелую и зажеванную между фактами и амбициями жизнь.

Аль Квотион

Снег тоже умеет говорить...

Мне осень раздевает душу...
 

 

 стихи:Светлана Пугач, и мои капельки души...

 

 

А снег, а снег- повалиться,повалиться...

Осень похожа на изысканную болезнь...

В целом ничего не изменилось,

ты все так же просыпаешься по утрам, моешься, завариваешь кофе,

лениво морщишься на свой завтрак, только с каждым днем за окном все темнее.

И однажды твой будильник прозвонит, ты откроешь глаза и увидишь ночь.

А это значит, что в твоем городе осень.

Осень похожа на изысканную болезнь:

сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады,

но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль

и проникаешься тихой нежностью к любимым и близким,

словно бы завтра с последним упавшим на асфальт листом исчезнут и они.

Но время идет, и поэтический флер спадает с осени, обнажая голые деревья, холод,

пасмурную слякоть и первый мокрый снег, быстро превращающийся в грязь под ногами

простуженных людей с угрюмыми лицами.

Но чем холоднее и беспросветнее темнота снаружи,

тем уютнее кажется теплый мягкий свет в квартире.

И если лето - это время убегать из дома

навстречу несбыточным мечтам подростковой души,

то поздняя осень - время возвращаться.

Аль Квотион

О совершенстве

Я задумался – что значит совершенство, долгожданный обретя покой.

Наконец-то, перебрав все средства, остаюсь наедине с собой.

Состояние нарушить не посмею, очень бережно у сердца сохраню.

Равновесие в душе своей взлелею, о высоком, не спеша, поговорю....

Совершенство – это истина природы, в нём сокрыта тайной глубина.

Это не пустые хороводы - не доступна дуракам она.

Ах! Как важно прикоснуться к совершенству! Как его стремимся достигать!

Как стучит восторженное сердце, если удаётся угадать!

Так бывает – миг, и всё готово! Всплеск фантазии!... Молниеносный штрих!...

Неожиданно подобранное слово - и придуманный уже играет стих!

Иль художник линией небрежной зафиксирует задуманный сюжет

и положит краски очень нежно, очень правильно рассредоточит свет.

Если больше - не прибавить, не убавить. Ты глядишь и видишь – хорошо!

Совершенство невозможно править, лишь испортить можете его.

Чудо-музыкант, скользя по нотам, выбрал самый искренний акцент!...

- И весь замер зал, и кожей кто-то ощутил торжественный момент...

Мы ведь сами в детстве – совершенство, максимально к истине близки.

Как гармония изыскана младенца! Мы потом всё разрываем на куски.

Совершенство – это сути ясность. Это – в точку! Это – в самый раз!

Когда видимое так прекрасно! И ты с ним вступаешь в резонанс!

На волне единой с совершенством заряжаешься энергией добра.

Переполненный восторгом и блаженством, возвращаешь всё потом сполна

. © Copyright: Михаил Круглов, 2009

Сегодня я дарю тебе позднюю осень.

*****

Сегодня я дарю тебе позднюю осень. Пей черное горькое вино дождей,

вдыхай золотую пыльцу последней листвы,

хватай широко открытыми глазами растрепанное небо,

впускай в себя преддверие новой зимы,

я угощаю.

Потому что точно знаю одно,

любая осень:

волшебная рыжая лисица,

кружащая голову хороводом листопадов,

открывающая в прозаической душе слова поэзии

или печальная сероглазая незнакомка,

прикрывшая бледные влажные губы

веером обнаженных ветвей,

- она не в мутных лужах,

не в промокших ботинках,

не в каплях воды на окнах и лицах,

не в криках улетающих птиц,

нет...

Осень - в душе человека.

Как и весна, лето, любой сезон, любая погода.

И поэтому одному и тому же дождю кто-то с радостью

и предчувствием очищения подставит свои руки,

а другой тяжело нахмурится, смахнет в случайный ручей свою печаль

и потуже затянет плащ.

Погода в нас, а дождь… он просто идет.

Лишенный оттенков добра и зла, радости и печали.

Дождь идет сквозь наши души,

и этому не учат в школе,

об этом не говорят родители.

Сегодня я дарю тебе позднюю осень,

завернутую в обертку слов.

Бери и помни, что то, каким станет

этот странный нелепый подарок,

чем станет он, легкой улыбкой

или тоскливым взглядом в окно

- зависит только от тебя.

Аль Квотион

Дождь - ты не просто плохая погода, Ты - говорливое капель молчанье,

Ты - настоящее чудо природы, Чудо - которое не замечают.

В нем - озабоченность водостоков, Говор деревьев и шепоты листьев,

В окнах домов - запотевшие стекла, Стоны простуженных кипарисов.

Серость печального небосвода, Капелек стуки и пересуды,

Дождь - ты конечно же чудо природы,

Самое нежное, грустное чудо. (с) инет

Позволь влюбиться в твои губы , целовать их слишком жадно...

 

 

1.

Читать далее...

Аль Квотион сМЫслы...



1.


Странный, струнный, струйный шепот твой стекает мне под кожу,
Я расту в нем, словно тополь - выше, выше, старше, Боже…
Если ты любовь, скажи мне, почему в глазах так донно,
Почему стихи ложились на тебя, как на икону.
Ты ли спишь в моих ладонях, с правом жизни, с правом счастья,
С правом чувствовать сегодня мои пальцы на запястье.
Ты ли двери открываешь, на моих висках — до мысли.
Ты ли превратилась в стаю в белом небе рукописном?
Ты, все ты. И как ажурно, сквозь тебя, почти сияя,
Вновь просвечивает утром
Бережный набросок рая.

Аль Квотион
сМЫслы...

Ильм

На белой сцене нашей ласковой зимы,
Еще блестящей, еще в чем-то вдохновенной,
Я все стою, как обнищавший кроной ильм,
Среди других живых деревьев-манекенов.
Стою один. Стою в кочевье ледников,
Стою как клин, забитый в смерзшуюся землю.
Я вспоминаю, что когда-то был здоров,
Что был когда-то давним прошлым не расстрелян. 
Я вспоминаю свою женщину. Она
Носила тонкие и звонкие браслеты,
А уходя, звенела ими, как струна.
И след во мне ее — как будто след от света.
Я вспоминаю все, что я не сохранил:
Восторг, тревогу, между душами соустье,
Отвагу жизни, постулат, посул, посыл.
Стою на сцене. Белой сцене своей грусти.
На белой сцене, где февраль, жестокий мим,
Танцует черные и голые осины,
Я вспоминаю, что когда-то был любим,
Что сам любил, 
И мне все кажется, что сильно.

Аль Квотион

Простишься

Простишься с другими, простишься с собою,
По стихшему городу выйдешь тихонько
Босыми ногами на небо босое,
Придышишься к звездам — как больно, как тонко.
А что за спиною? Большое пространство 
Мельчайших крупинок событий, эмоций,
Которое ты (по касанью, по танцу)
Узнал, нарекая не прошлым, а солнцем.
Все прожил. Лишь прожиг остался глубинный.
Себя исходил. Впереди лишь порожек
До неба. Поскольку все в мире губимо,
Все в мире конечно, то значит — дороже.
Но там, на пороге, ты вспомнишь, что было,
Отчаянно мир на груди закачаешь,
Назад обернешься с такой смертной силой,
Что станет понятно — все только начало.

Аль Квотион

Мой человек умеет видеть звезды...

---

---

---

---

 

Оркестр

Мир сплетен из многих звуков:
Птица — кода, небо — фуга.
Вслушайся в кантату леса
Или кантилену лезвий.
Мир гремит, он весь — оркестр:
Ориозо, ритм, челеста.
Властвуют над нотой острой
Кобалевский или Ойстрах.
Ты звучишь горячей песней
В моем теле повсеместно -
В сердце, в легких, в пальцах, в коже,
Ты — ноктюрн мой невозможный.
Ты звучишь, я слышу, слышу -
Перешепот пашен, вспышка
Бесконечного огня.
Моя женщина. 
Моя.

Аль Квотион

Земля уходит из под ног?...

Пальто

Поймешь не сразу. 
Ты сперва ярыгой выгнешься,
Напьешься злости, раскровянишь кулаки.
Потом задуешь в себе свет, заплачешь, выйдешь за
Пеньки облупленных домов — в строку таких.
Шатаясь раненым, шутя себе для бойкости,
Дойдешь до двери, за которой темнота.
Упрешься лбом в нее, шипя, скуля и ойкая:
«А вдруг не с нами? 
Вдруг приснилось? 
Вдруг не та?»
Когда приходит понимание — как в коме ты.
Отныне знай, звени в груди своей альтом -
От человека остается в черной комнате
Большое опустевшее пальто.

Аль Квотион

Маленькая тьма

Такая маленькая тьма
В глазах твоих сейчас смеется.
Сойти бы к вечеру с ума
И разменять ее на солнце.
Я долго шел от сел, от школ,
Не находя в пути подмоги,
Я просто шел за крайний холм
По мутной глинистой дороге.
Там за холмом стоит твой дом,
Там ты меняешь себе лица.
Горит огонь. Пуста ладонь.
Дуэнья спит. Дуэль ей снится.
И только маленькая тьма
В глазах твоих прицельно рыщет
И гложет мир, и ждет меня,
И жаждет новой теплой пищи. 
Я долго шел. Я стал готов.
Я стал как нож — теперь острее.
Открылась дверь. За ней любовь. 

- Простите, я ошибся дверью.

Аль Квотион

В голове

В голове живет ребенок, он пытается понять,
Отчего от желтых листьев пахнет гибелью лесов,
Почему весь мир разболтан, шаг на запад — западня,
Шаг на север — сверлит в горле ком невысказанных слов.
Вот ребенок вырастает, матереет, щурит глаз, 
Он уже не тот наивный, он теперь вооружен,
Только где-то между ребер прячет свет от дрязг и масс,
Языком разбойных улиц говорит с цветами он. 
Говорит пока что с солнцем, хоть и сжал уже кулак,
Хоть оскалился собакой, так же звездам отворен.
В голове моей ребенок. Он собрал в себя, чудак,
Человечность и жестокость, дар небес и дар времен.

Аль Квотион

Оставайся со мной

Оставайся со мной. Оставайся, когда я стану для тебя однообразен и повторим. Оставайся тогда, когда заболит, и оставайся тогда, когда в груди снова восстанет израненное живое. Оставайся силуэтом в оформлении оконных рам, оставайся теплом на ватмане постельного белья. Оставайся со мной — восхищенно и беспощадно, оставайся со мной тогда, когда уйдут все остальные. Оставайся хотя бы полусловом в недоступности взгляда. Оставайся со мной — в маленьком космосе, где любовь очеловечивает жизнь.

Аль Квотион

Я не верю

Я не верю в то, что слова мы
Не нашли для лет лихих,
Я не верю  в эти новые
Гормональные стихи,
Где от жизни только фантики,
Где повсюду все грубей
Спекуляция на навыках, 
Одиночестве людей.
Где любовь уже затаскана
По полам да по рукам,
Где безгласность и напраслина
Делят совесть пополам.
Раньше книги пахли яблоком 
Райским, первым. 
Все, привет.
Остается строчка в паблике
Там, где раньше был поэт.

Аль Квотион

Вот и все

Вот и все. 
Еще одна судьба кончается
Да качается на цыпочках едва.
На краю. 
Об этом стоит ли печалиться,
Если солнца свет все так же рыжеват?
Если завтра побежит народ по улицам,
Раззвенится голосами всех мастей,
Если ветер — хулиган, проказник, умница,
Растанцует охи заспанных ветвей.
А судьба… 
Да что судьба, отпела песенно
Каждый взгляд. 
Их было много, не жалей!
Перед ней уже стоит до неба лестница.
Той судьбе теперь осталось быть храбрей,
С бесшабашною мальчишеской отвагою,
С понимающей улыбкой старика.
Ей идти. 
Наверх. 
Она теперь богатая,
Все созвездья на протянутых руках.
Раздевает возраст с толикой эротики
Нашу жизнь. 
Все забирают у таких:
Настроения, события и окрики
За спиной, одетой в оды и плевки.

Аль Квотион