Давно не писал да? Ну вот вам очередной рассказик... Надеюсь понравится ибо тема по сути очень интересная и не обычная, а главное мало поднимаямая в нашей стране.

________

Привет!
              Вы может, удивитесь, но я презираю вас! Нет-нет, мы не знакомы, у нас нет общих друзей, да и особой популярности для такой пафосной надменности у меня нет. Вы могли слышать обо мне по каким-то газетным статьям, которые я изредка присылал в редакцию, но мало кто запоминает очередную фамилию автора под колонкой газетного текста. Являясь для всех человеком толпы, серой бесплотной тенью в беспечной однородной массе лицемерных страстей и циничного унижения, я признаю тот факт, что все вы: богатые и бедные, злые и добрые, верные и изменяющие, плуты и правдолюбцы – всего лишь балаган, состоящий из пропахших потом костюмов и примитивных комплексов.
              Я расскажу вам свою историю не для того чтобы вы посочувствовали или же пожалели меня. Не в качестве предостережения или, упаси боже, какого-нибудь идиотского совета, на который вы даже не обратите внимания. Нет. Этот маленький рассказ посвящается детям тех людей, которые работали рядом со мной. Тех, кто ставил на карту свои жизни и шагали в абсолютной темноте по узкому мостику ради веры в свое дело и в будущее, которое они стремились создать. Сейчас их имена приданы забвению и никто даже не вспомнит, кто спасал десятки тысяч жизней, порою ценой собственной.
              Быть может вы удивитесь, но у всего есть начало. Да, я считаю сарказм оригинальным, и ничего с этим не поделать. Эта история возьмет исток не из блеска петербургских балов и пьяного распутства, не из пустынных просторов Дальнего Востока, где все больше набирал влияние японский хищник, готовый вонзить когти в агонизирующую империю, чтобы полакомится куском по жирнее, и даже не из скромной крестьянской глубинки, с ее всегда одинаковыми обитателями. Нет, все начнется именно на этом маленьком и коптящем смолью во все стороны катере, лениво фланирующим по Финскому заливу, которым правит угрюмый капитан в пальто и без всякого головного убора, стремясь прочь от доков и верфей Кронштадта.
              Тогда я, еще молодой выпускник медицинской академии, сидел в каюте, занимая собой от робости четвертинку стула, и боясь хоть слово сказать этому мрачному Харону нового, двадцатого столетия. Тот лишь косился на очередного пассажира, хмыкая то ли от недовольства, то ли, наоборот, от какой-то приятной неожиданной радости.
              - Сам напросился? – сурово бросил капитан
              - Да – невнятно промямлил я – Это долг перед Отчизной.
              Я был наивен, молод, горяч и, как многие молодые люди своего времени, видел потребность дуть свежим ветерком на этот берег матерых реакционеров, который был бы способен изменить мнение всего народа и отношение власти к нему. Четырнадцатью годами позже, февраль и октябрь расставят все на свои места, но в ту пору думать о нуждах Родины было модно.
              Перед глазами вырастали огромные массивные стены форта с множеством окон, служивших раньше амбразурами, готовыми в любой момент обрасти иглами из 137 орудий, снося ураганным огнем любого непрошеного гостя с Балтики, посягнувшего на столицу Империи.
              Форт “Александр Первый”, стоявший посреди воды неколебимым гигантом, теперь, за неимением военного применения и будучи списан с министерства внутренних дел, продолжал таить в себе угрозу много более страшную той, которую представляли себе архитекторы при создании своего детища. От своего второго имени он никогда не открещивался, не прятался стыдливо в кулуарах бюрократических бумажек, и гордо именовался “Чумным” – в нем развернулась первая русская лаборатория по исследованию бубонной и легочной чумы, под патронажем принца Александра Петровича Ольденбургского.
              На причале нас уже поджидал добродушно улыбающийся жандарм.
              - С прибытием! – он шутливо отсалютовал, отчего мне стало еще больше не по себе, и быстро спросил у капитана – Вещи, письма?
              - Нет! Сегодня только этот… - он кивнул в мою сторону, и молча, двинулся обратно к штурвалу.
              Не прошло и трех минут, а катер с символичным названием “Микроб” уже отчаливал от небольшой пристани, провожаемый покачиванием одинокого тускло светящего фонаря.
              Ворота с барельефом из двух львиных голов распахнулись, открывая взгляду мощеный двор, ведущий к конюшням, лабораториям и ажурной чугунной лестнице наверх.
              - Ты, парень, не робей! Главное, тут же все под богом ходим. Хочешь - не хочешь, а дружбою повязаны крепкой. Не всякая семья может похвастать! Я-то, конечно, здесь как седьмая вода на киселе, но сам понимаешь, имею некоторое касательство. И пусть петербуржские ханжи нос воротят и руки не подадут! Все одно – пляска смерти. Что король, что дворник. Для местной царицы нет значения… – мужчина в жандармском мундире вздохнул, кивнув на две кремационные печи около конюшен, и жестом показал идти на второй этаж.
              Пройдя по коридору мимо отдельных лабораторий-кабинетов, в одном из которых несколько чумологов в защитных костюмах препарировали мышонка, я оказался рядом с пустынной бильярдной, справа от которой была дверь в квартиру заведующего. 
              - Да-да, войдите! – отозвался на мой стук голос с той стороны двери… 

***

              Я молча записывал историю протекания болезни Вынежкевичва. Еще полгода назад, стуча к нему в дверь, я не мог подумать, что сейчас буду записывать в карту такие строки:

              “5  января в 1 час пополуночи температура 40,4°С, пульс 86; в 1 час 30 мин. температура 40,6°С. В 3 часа ночи состояние больного слегка возбужденное. По временам бред. На вопросы отвечает сознательно, но не всегда. Ворочается в постели и стонет. Судорожное подергивание отдельных мышц. Жалуется на головную боль и боль в правой половине груди. При поворачивании покашливает. Мокрота не отделяется.”

              Мы все молились. И я, и Заболотный, и Шурупов, и Шрейбер и даже фельдшер Поплавский. Кстати, последний молился не зря: он успел подхватить заразу от Вынежкевича, но активное лечение на ранней стадии его спасло. Везунчик, нечего сказать.
              Сказать вам, о чем молились доктора форта “Александр I”, которые к богу всегда были ближе, чем все священники вместе взятые? Мы просили Всевышнего лишь о том, что бы чуму изучало как можно больше людей. Это страшная болезнь, сродни войне, на которую нужно выдвигать все силы и резервы, иначе вновь может случиться непоправимое. Недавняя вспышка чумы в Ветлянке и Поволжье еще отзывалось эхом паники Европы в отношении к Российской Империи, и допускать повторения подробных инцидентов уже боле никак не было возможным. Врачи перестали быть просто людьми от медицины, они начинали влиять на мировую политику.
              - Застудился я братец, холодный февраль выдался, – я помню как спустя три года Шрейбер подошел ко мне, и пожаловался на мокрую погоду в Кронштадте. – Ты давай там, сам немного подмени меня. Полежу, иначе сам понимаешь.
              А спустя пару дней я уже ассистировал Брестневу на вскрытии. Печи работают не переставая, пламени всегда есть чем полакомится.
              - Смелый был человек… Служил бы себе в своем полку, горя не знал, – мы выпили – Левик, а ты чего за палец-то держишься? Зашиб, что ли, да и бледноват смотрю?
              Подалевский только и смог, что сглотнуть. Он вдруг понял, что поранил руку при вскрытии Шрейбера.
              - Вот и моя очередь, братцы, – печально улыбнулся он.
              Я в который раз поражался прихотями судьбы и совпадениями рока. Второй раз человек заражался от предшественника, который умер, и второй раз он цеплялся за жизнь и ухитрялся выжить. Как некогда фельдшер, Подалевский тоже смог выстоять против страшной болезни, и продолжить нести вахту на врачебном посту.
              Мы получали вакцину-лимфу мертвых бактерий чумы из крови лошадей и прочих животных – так называемую вакцину Хавкина. Хотя между собой называли это просто: “супчик”. Позже она спасла много жизней, но разве сейчас об этом кто вспомнит?
              Тогда мы не знали другого. Бог услышал наши молитвы, и две могучие державы обратили свои взоры в сторону Yersinia pestis. Япония и Германия практически одновременно начали свои исследования.
              Как это всегда бывает, когда Бог решает что-то сделать, он посылает своего полномочного представителя – Дьявола.

***

              Трагичность этой истории в том, что во всем мире существовало всего две лаборатории: в России и в Индии, которые отдавали чуме все свои силы, ставя на кон самую большую ставку ради спасения миллионов.
              Честолюбцы в погонах – самая опасная хунта среди всего населения планеты, потому что ей движет все, что угодно, кроме гуманизма по отношению к жизни. Так, на тех записях и докладах, которые делали обитатели лаборатории форта, выросла та ветвь военной медицины, о которой все человечество решило забыть, и, как это ни удивительно, забыло.
              Еще со времен эпидемии во Владивостоке врачи страны Восходящего солнца проявляли недюжинный интерес к вирусу, на который в ужасе взирала вся Европа, занося его во всевозможные запретные военные списки.
              - Вы не представляете! Это великолепно, не забываемо! Ценнейший материал! – переводчик спокойно переводил это непонятное и мелодичное наречие, в то время как доктор Гото восторженно жестикулировал и рассказывал мне об очередном своем открытии этого карнавала тлена и скорби.
              Мы возвращались с кремации Софьи Даниленко, этой жизнерадостной и по-настоящему храброй девушки, сестры милосердия, добровольно записавшейся в чумной госпиталь. Паршивая, конечно, работенка. Неудивительно, что желающих прогуляться к праотцам из-за китайского отребья, поедающего крыс по трущобам было немного. Одна случайная встреча с больным оборванцем - и вот осталась всего лишь черно-белая фотокарточка: миловидная женщина в длиннополом сером холстинковом платье, с черным передником и белым воротничком, левый рукав украшает повязка красного креста – вот собственно и все, что запомнят потомки. Мне было противно слушать этого низкорослого господина с тонкими усиками и в очках, но еще сильнее по самолюбию бил тот факт, что если бы не его страна, вакцины и денег нам бы никто не дал. Мы, некогда нерушимая линия обороны, как форт, с которым мы породнились, стали не у дел. Белые и красные. Красные и белые. Никто не знал, чем отзовется в Харбине сорок первый год.

***

              Я презираю вас! И не смейте мне говорить, что я не прав. Вы тактично отведете глаза в сторону и забудете то, что не захотите вспоминать.  

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

              Есть старое и самое верное средство в борьбе с чумой – бегство. И вы будет бежать от одного лишь слова, от одного упоминания о ней, предавая забвению всех смельчаков, что примут ее вызов, не страшась пламени печей крематория.
              Молящиеся Богу: бойтесь. Он услышал наши молитвы. И кара за них не заставит себя долго ждать.

Собственно как я уже писал ранее, к очередным дозорам нужно было написать приквел, описывающий мир, его историю, обитателей ну и все в этом духе. Так что накатив кальяну и отрешившись от этого мира, моя сотворил такую вот историю, которую я выставляю на ваш суд. Надеюсь хоть кто-нибудь осилит эти многобукавок.
 

Это славное место - Ад.

ALEA JAKTA EST…*

- Так. Корпус один… Где-то тут должен быть и второй… – я прошел немного дальше и действительно увидел длинный шестнадцатиэтажный дом.

Это было действительно очень симпатичное офисное здание буквально в двух шагах от метро Академическая, огороженное забором и со своей проходной, на которой с унылыми лицами дежурило двое охранников. За оградой несколько автомобилей внушительно поблескивали красными номерами недвусмысленно намекая о социальном статусе работающих здесь людей, впрочем, и остальные машины сложно было бы назвать обычными и заурядными. Я немного смутился, все-таки похоже местечко не для моих возможностей, но раз позвали, почему бы и не сходить. Хуже однозначно не будет.

- В 66 офис, должно быть назначено, Журавлев Ярослав – отчеканил я подошедшему человеку в форме.

Мне показалось, что охранник посмотрел на меня как-то не столько снисходительно, сколько грустно, хотя возможно и просто примерещилось.

- Зайди в дежурку, отметься – подтянутый мужик лет тридцати кивнул мне в сторону маленькой каморки за забором, и впустил на территорию.

- Паспорт? – сидевший внутри охранник взял документ и принялся списывать данные в журнал.

- Цель визита?

- Собеседование, в шестьдесят шестом офисе.

- Второй подъезд, шестой этаж.

Я молча кивнул. Хороший сегодня выдался денек, солнечный. Почему-то такая погода настраивала на уверенность в своих силах. Еще вчера, когда мне позвонили и предложили придти на собеседование, я немного колебался. Почему-то было стойкое ощущение, что идти не стоит, но к утру весь мандраж пропал и вот я уже набирал на домофоне цифры шесть и еще раз шесть.

Дверь открыла симпатичная рыжеволосая девушка, и мило улыбаясь, жестом пригласила войти.

- Журавлев?

И почему люди спрашивают то, что и так прекрасно знают? Пожалуй, это скорее не писаный жест этикета и предложение к началу беседы

- Да – у меня опять засосало под ложечкой, во всей этой конфетке обязательно должна быть кислая начинка, иначе это будет слишком фальшиво.

Планировка помещения больше напоминала квартирную: прихожая плавно разделяющаяся в две стороны к трем большим комнатам-кабинетам в одну сторону, и санузлу и небольшой кухне в другую. В дизайне здесь преобладали холодные тона и создавалась такая тонкая иллюзорная грань между уютом квартиры и рабочим помещением, но с приятной домашней изюминкой. Да, я однозначно был бы не против здесь поработать.

Девушка провела меня в дальнюю комнату и усадила на белое кожаное кресло, сама села за стол напротив. Все происходящее начинало меня не столько волновать, сколько забавлять. Странное собеседование, хотя оно даже не началось.

- Итак, меня зовут Виолетта.

- Ярослав, очень приятно.

- Из вашего резюме, как я поняла, вы хотели бы занять должность нашего системного администратора?

- Было бы замечательно – я тоже улыбнулся

- Если вы нам подойдете, то работать будете в филиале, сеть из порядка тридцать компьютеров. В общем, все довольно стандартное. Настройка сервера на базе Windows 2003, поддержка и конфигурация учетных записей, настройка прокси-сервера, по возможности помощь в 1С: Бугалтерия.

И вот тут я, наконец, решился задать вопрос который меня мучил с самого звонка, и из-за которого призрачное чувство дискомфорта тревожило сознание. 

- Меня немного смущает зарплата.

- Слишком маленькая?

От неожиданности я поперхнулся. Все-таки все это слишком чудно. Согласитесь, если вам сразу предлагают должность оплачиваемою суммой с пятью нулями, вы тоже будете чувствовать подвох.

- Скорее напротив. Виолетта, вы меня извините, но согласитесь уж больно это все не нормально.

- Нисколько, вы сразу видно не глупый человек, и уже должны были понять, что у нас очень солидная компания.

- Именно, что солидная. Не очень-то мне кажется, я подхожу под ваши критерии. – Вот уж что нельзя делать на собеседовании, так это выражаться подобным образом, хотя будь во мне хотя бы толика уверенности, что я бы мог здесь работать, подобных вольностей точно бы себе не позволил.

- Ярослав, вы не правы, но в этом вас сложно обвинять. Видите ли – девушка немного замялась – У нас очень необычная компания, и поверьте, работа будет тоже очень необычной.

- Так я прав, и системный администратор вам не нужен? – ну вот, похоже это действительно какая-то пирамида, и сейчас мне будут петь красивые дифирамбы.

- Нет, напротив, все именно так как я вам уже сказала. Просто…В общем держите – девушка протянула мне визитную карточку.

Прямоугольник черного картона, на котором белой готической вязью были выведены слова: “Баялиева  Виолетта, заместитель начальника по кадрам, ООО “Ад”, то же было повторено чуть ниже на английском языке.

Читать далее

Хех, участвовал я в одном лит. конкурсе не так давно. И как-то нечаянно выиграл вот такую вот няку

Описание: Прекрасная серебряная подвеска диаметром около 2 сантиметров, литье.
В комплекте с не менее прекрасной серебряной цепочкой-змейкой.

В общем даже немного рад.) Кстати сам рассказ я давно тут выкладывал, но пользуясь случаем повторю, для тех кто не читал... надеюсь понравится:
************************************
Волшебныйцветок.

Рождая под собой псевдодействительность, порой, некоторые чувства и эмоции человека могут сотворить странные и даже не объяснимые вещи. Они как будто запрещают проходить одним физиологическим процессам, в пользу других.
Я устало брел по мокрым Московским улицам, пропуская пестрые стеллажи дорогих магазинов, разноцветную рекламу, и людей, пытающихся всунуть мне в руку какую-то листовку. Таких сейчас называют модным словом – промоутер. Вроде и звучит важно, и значимость какую-то работе придает, в общем, со всех сторон красиво, только общая суть все равно не меняется. Хотя, любая работа достойна уважения, и все в любой момент может повернутся так резко, что не успеешь оглянуться как уже сам стоишь и раздаешь глянцевые рекламки-флаеры. Да! О крутых поворотах и жизненных пируэтах я знаю теперь достаточно, что бы предполагать самые страшные вещи.
Анни сейчас была дома, наверное, стирала или что-нибудь жарила, она всегда улыбалась, когда я смотрел за процессом готовки. Делала вид, что это ее сильно раздражает, но уж мне было бы грешно не отличить ее улыбку, от ее недовольства. Вообще, мою девушку звали Анна, но по какой-то неведомой мне причине, она терпеть не могла свое полное имя. Анютой мне показалось называть как-то смазливо и банально, а вот Анни – в самый раз.
Когда врач зашел и произнес всего два слова, мы были в полном шоке. Хронический лейкоз. Врач быстро заговорил о каких-то лимфоцитарных и миелоцитарных разновидностях заболевания, что-то о костном мозге, что-то о химиотерапии. Интересно, Анни в этот момент его слышала? Я лично просто уставился пустым взглядом в висящий на стене календарь. Мне показалось, что он начал сам переворачиваться. Месяц за месяцем, картинка за картинкой.
- Сколько? – ее по-детски звонкий голос как будто выдернул меня из сонма отрешенности.
- Хронические лейкозы отличаются от острых долгосрочностью протекания… Но у вас он сильно запущен – доктор виновато посмотрел нам в глаза – Полтора года… может, при удачной химии, два.
Читать далее