черный период - только миг.
с годами выступит улыбка
и на душе сыграет скрипка,
сонеты старых нотных книг.
дурные мысли так, - мираж,
то страх с огромными глазами
и боль, что причиняем сами,
разворошив с былым стеллаж.
лишь пустота и время вечны.
часы нет-нет перевернут...
песчинки струйкой потекут,
но, как и жизнь, поток конечен.
 

Мне давно уж пора помолчать
ибо яд в каждом слове и фразе.
И закрыть на седьмую печать
все слова, да и помыслы разом.
Не бросаться сломя головы
на красивые фантики фальши.
Не играть, коль не знаю игры
на десяток ходов или дальше.
Не оценивать наспех людей,
и собой, не кичиться, а просто…
Брать ферзей и толкать королей -
выступать пред толпою с помоста.
Мне давно уж пора помолчать…

 

По улице крадется Новый год.
В витринах разноцветные гирлянды,
а запах ели нежный и приятный
по воздуху рекою грез плывет.
Закрыты пробками: дороги, автострады,
гудки клаксонов напевают блюз;
на окнах расписались сотни муз:
и детям радасть, и дома нарядны.
Бежит толкаясь шумная толпа.
Шуршат ее прозрачные пакеты,
там фрукты, шоколадные конфеты,
подарки и "колючая" вода...
Спешат торговцы заработать прибыль,
маня на скидки, точно на манок.
В подарок к френчу выдав поплавок...
они глупцов поймали будто рыбу.
И только ветер бесшабашно дует.
Он верно ноябрем все прикупил,
теперь гуляет, не теряя сил
на беготню и толкотню пустую.
 

В твоей улыбке скрытые слова,
в твоих очах прозрачные озера,
подобно скрипке в голосе игра
и русый волос золотом окован.
Ты грустно смотришь на морскую гладь,
в закате алом утешенье ищешь.
Еще один не смог тебя понять,
а речь была попроще чем у Ницше...
Летят года быстрее чем Конкорд,
лишь зеркала блестят без изменений.
Шагает жизнь не замедляя ход
по лабиринту грез и отражений.
А в сладких грезах - синий океан,
зеленый остров со старинным замком,
но в отраженье виден весь обман
и грусть твоя, о принце импозантном.

 

 

На рыжей улице под проливным дождем
Зонтом укрывшись, проходили пары…
Играл скрипач, промокший и усталый
И вечер мчался за минувшим днем,
Стоял собор, подсвеченный надеждой.
В нем дьяк меняет веру на вино,
Но прихожанам право все равно
Они грешат… и молятся прилежно.
Висит пророк, повешенный толпою
Она, таких распяла сотни три…
И свято верит, что наступят дни -
Когда - все будет..., и само собою.
---
На рыжей улице под проливным дождем

 

"влажный вечерний ноябрьский воздух, похожий на сахарную вату; легкий ветерок, срывающий последние одежды деревьев; тротуарная плитка, блестящая кое-где микро-городами осенних капель; аллея, кованных под старину фонарей, горящая холодным белесым светом; люди... Люди – серые, и приторно яркие, точно полотна Каталонского безумца; музыка, распадающаяся на звуки - иногда нежные, иногда подобные потустороннему скрежету...; маленький уютный ресторанчик, находящийся в узкой, заставленной дорогими машинами, улочке; воскресенье; устало дружелюбные официанты, пытающиеся заранее определить размеры чаевых; грейпфрутовый сок, разбавленный увесистыми кубиками льда; бархатистые, едва долетающие, нотки “Craig`а Armstrong`а”; 21:45 или 19:45 по Гринвичу или... без пятнадцати три в заокеанском Нью-Йорке – просматривается на неторопливом движении стрелок хронометра; мысли, нарочно странные, пропитанные чем-то, по-ноябрьски меланхолично-философским:
 «еще один раз я прошел от точки А, до точки А: что же это за круиз длиной в день, месяц..., жизнь?! вокруг опять биллионы “пошлостей”, начиная от мыслей и заканчивая конечными поступками. вокруг опять черное небо лжи, с маленькими звездными вкраплениями правды. вокруг опять аукцион, с постоянной оценкой и переоценкой лотов. в этом мире: свобода, как и правда – только слово, которое пора заносить в “красный словарь”. я хотел, НО… - стоит на авансцене и, из миллиона мелочей, показывает представление… а Люба, Надя и Вера – всего лишь имена…»
 салат, пропитанный запахом лимона и оливкового масла; руки напротив, аккуратно режущие куски буженины…
 «и как только можно есть мясо на ночь?!»
разговоры, пропитанные сочным соусом пошлостей; я – погрязший в пошлости и рассуждающий о ней…
пустынная многокомнатная тюрьма, обставленная пошлостями; кухня, с ароматом свежеприготовленного кофе; отрывной календарь, исписанный до конца жизни…"
 «Нет, сегодня будет другое воскресенье!»
 Специфический жест, понятный каждому работнику “общепита”.
- Официант, посчитайте, пожалуйста…
Девушка в бабочке, подносит замысловатый сундучок (своеобразный фетиш этого места) с вложенным в него счетом и жевательной резинкой. Расплачиваюсь и выхожу… 
 «Я выхожу дышать последними листьями осени...»
 

ты посмотри на море звезд
от нас огни все дальше, выше...
они кричат, но крик не слышен...
ночь забивает в душу гвоздь
ты посмотри на свет огня
пылает он горящей страстью
и согревая мысли счастьем
оставит горсточку угля.
---
меня не станет и тебя…

когда-нибудь и ты - познаешь счастье,
но нет, не то, что длится полчаса...
и миг – вселенной, станет в одночасье,
где нет начала, как и нет конца…

// p.s.: ...

***
пять утра, я сижу на дороге
мимо сотни невнятных огней
надо мной только небо и боги
да немного больных голубей
два часа доживать до рассвета,
две полоски уносятся в даль,
пять утра и я видел все это…
догорает последний фонарь,
догорает фитиль звездной ночи,
я и сам - прогорел до угля,
мои мысли разорваны в клочья…
пять утра – на часах у меня.

***
Срываются с губ со слюнями едкими
Фразы «ведущих» в экраны плазмы.
Показывают шоу - заразы редкие
«Героинового мира иглы грязные».
Слайды в розовом, глянец в сюжетах -
Масло намазано, икра: черная, красная.
Мозги проданы, продюсер в бюджетах,
Массы в иллюзиях довольны и счастливы!
введен «морфий» думать не зачем
все это знают и все расслабляются
кто продан, куплен, покажут вечером
"боги" из ящиков для вас распинаются


***
Бывает все: и так, и этак...
бывает нищий - королем,
аристократ поет поэтом,
а шут прикинулся царем,
царь без царя,
дурак как дурень…
кто я, где – я?
Что дальше будет?

// p.s.: лениво жить, но ...

***
Существовать... К смирению зов?!
Что б покорится милости судьбы
И в прах исчезнуть...
Тленье оправдать – таков резон?
Но жизнь, лишенная борьбы
И смысла – бесполезна ...

Высокопарные, порой, звучат слова
Из уст дельцов, продавших души аду.
Они глупцам дают “углей” в награду
За то, что бы на все иметь права.
Высокопарные, порой, звучат слова
От мудрецов, что обольщают небом,
Хоть не один из них в эфире не был.
Он манит раем… и разносится молва…
Высокопарные, порой, звучат слова
От тех: кто правду подменяет ложью,
И кто свой меч давно достал из ножен,
И кто в шелках, и кто не знал ярма…
Высокопарные, порой, звучат слова

В колонках играет - что-то играет

***
в календаре зачеркнуто число,
чернеет небо, молнии блистают,
капель монет играет серебром
и в мутной луже тонет мостовая,
промокший сад, опавшая листва,
огни часовни, дом умалишенных,
бредет по парку грудой из стекла
еще один - безумием плененный.
еще один со сломанной судьбой
хоть и живой, но всеми позабытый…
а он хотел с войны прийти домой
и там увидеть близких – не убитых.

Настроение - было

***
разбитым хрусталем бесцветных ваз
мостятся прежних чувств узоры.
и в сотне тысяч выброшенных фраз
исчезнет память и кусочки ссоры.
исчезнут дни в подарках и цветах
и вечера, что согревали душу…
все это сгинет в бездну, навсегда.
а перспектива, может, будет лучше.

***
за мной зеркальная стена
из миражей былых событий,
может, давно и позабытых,
но шлейф идет через лета.
мои поступки и обеты,
мои молитвы и советы -
в ней отражаются сполна
и информация - верна.
филейные куски газеты
украсили стенной коллаж
и сей забавный вернисаж
дает для памяти ответы.
но выцвели давно подсказки
и модны в обиходе маски
игра та в обществе воспета
и ложь теплом всегда согрета.
здесь лесть работает как смазка.
и чем ты больший лицемер
тем в жизни лучше преуспел.
закон суров и быт не сказка.
но сотни ликов через время
теряют свой товарный вид.
и даже тот, кто знаменит
лишается с годами премий.
лишь шлейфом тянется стена
из миллиона отражений:
побед, ничьих и поражений…
и новых жертв манит она.


***
средь россыпи ночных светил
гуляет полусонный ветер
и серенады шепчет, в ветвях.
тот звук нежнее древних лир.
он зазывает в царство мрака
где яства, игры королей,
сады цветов, моря полей
и бриза дочери для брака
готово все и все в подарках,
стоят в вазонах сотни роз,
там пир рождается из грез,
там облака в эфирных замках.
там много маленьких детей
там слово НЕТ, забыто вовсе,
реальный мир никто не просит
там рвется нить ночей и дней.

***
Сплетенье тысячи сердец,
Веревки, свитые из судеб,
Руины, призрачный дворец,
Конец, начало, было, будет,
В ответе спрятался вопрос,
Эпох бесчисленные дюны,
Зеленым мхом валун оброс
И знаком отворились руны:
Слетелось полчище ворон,
А ветер был нарочно мокрый,
На небосводе молний гром
В окне вопрос водою: “кто ты?”
Казалось, стяги то беды,
Луна и та врагом сдавалась,
Но преподнес валет цветы
И дама улыбнулась малость.
Знавала леди та тузов,
И королей козырных тоже,
Но в мерном тиканье часов
Её вопрос один тревожил.
А может и не сам вопрос,
Но тень и страхи от ответа,
Влек госпожу на запах роз
В объятья юного валета…
На утро вновь она с тузом,
А в вечер с королем играет
Своим изысканным умом
И обаяньем их пленяет.
На кухне собранный пасьянс
В нем старая затерта дама.
Гаданье сменит преферанс
И ляжет ставка из кармана…


***
Смеется смерть, как правило, в конце.
Под час, казнящему бывает не до смеха.
Он инструмент, для тех, кто во дворце.
Его работа – слезы и потеха.
Пророков нет, пророки только миф,
Они живы в сердцах и за границей.
Распят Иисус, но Бог веками – жив.
А где?- ответы знают птицы.
Смеется жизнь, как правило, над тем,
Кто сам не научился улыбаться.
Ведь в этом мире столько разных тем,
А скука - это повод оправдаться.

***
земля – израненные, каменные глыбы,
горит в ночи зловещая луна
и стаи звезд, молчащие как рыбы
в зрачках огни и грязные дома.
хлопок воны – обрушены строенья
горячий лед, повязка на глазах,
ноги в жгутах, прижженные ранения…
стонущий бред в осиплых голосах.
земля – израненные, каменные глыбы,
колодец мыслей, где не видно дна,
подбитый дед, исполненный обиды -
без мыслей взгляд, смотрящий в никуда.
в его очах – стенание и муки:
сожженный дом, убитая коза
и рядом с бабкой умершие внуки…
кровавый гнев сквозь скорбные глаза.
война – израненные, каменные глыбы.


***
Как отличить добро от зла,
Когда обличья их похожи?
Ведь и пречистая грешна,
Пусть и грешила с духом божьим.
Как отличить добра зерно,
Когда и зло такое точно?
Ведь в мыслях может и темно,
Когда фонарь несем мы ночью.
Ведь тот, кто зло творит в глаза
Быть может, делает нам лучше.
И ядовитая гюрза не будет жалить заглаза,
А только мудрости научит.
Но нежный помысел добра
Не подкрепленный должным действом
Сломает махом два ребра
И станет истинным злодейством.


***
Больно ожидать конечной точки -
Зная, что остался только миг,
Видеть, как играют чьи-то дочки
Или полки из запертых книг...
Трудно задавать себе вопросы -
Зная, что остался только миг
Я увижу будущую осень?...
Кто я, что я, многого ли достиг?...
Непонятно больше назначенье
Зная, что остался только миг.
Очень трудно сохранять терпенье
И не выпускать на волю крик.
Трудно не завидовать прохожим
Зная, что остался только миг
Строить детям радужные рожи,
И всегда счастливым быть для них.


***
Исподлобья с оскалом волчицы
Черной тенью глядела в окно
Смерть хромая, души проводница
И в ладонь мне вложила клеймо.
Показав безграничную бездну,
И у сердца последний удар,
Миг, в который навечно исчезну,
Царство грез и ада пожар.
Так не страшно и даже не больно
Разрушался мой разум и я,
Но по утру проснулся довольным…
В голове её образ стоял.


***
сменили декорации и сцену,
актеры изменили свой состав,
но век от века те же мизансцены
и лицедейство, и рояль в кустах.


***
остановка у желтого дома.
он по-прежнему полон забот.
только жители редко знакомы-
каждый сам, точно уличный кот.
для него словно куклы - иные;
он и сам для себя только тень,
его мысли под толщею пыли,
да и тело погружено в лень…
он не яркий и больше не гений -
кто-то в белом его “исцелил”,
даже солнце не даст вдохновений
как не даст не одно из светил.


Дверь.
Перегородка между двух миров
Закованная в ржавые навесы
Делила мирозданий интересы
И закрывала прочно от воров
Сады цветов и барские нарезы.
Шел вечер, как и странник - мимо.
Садилось солнце, окровавив даль.
Укутав сопки в нежную вуаль
Полился ливень - так невыносимо,
Что путник бьется о дверную сталь.
Но господа во власти у романов.
Они не слышат нищих голоса
И в безразличии черством их глаза
Уж не горят, но отдают обманом
И полна яда эта бирюза.
Стоит, нема пред окнами прислуга
Стекает жалость речкой на щеках
Но крепко рабством сдерживает страх
Забитых душ нелепые потуги
Тяжелой ношей, выпав на хребтах.
Смотреть мольбы и просьбы пилигрима
Что только крова на ночь попросил.
Седого старца с мудростью могил,
Которой сотни лет проходит мимо,
Но в этот дождь он выбился из сил
И в дверь стальную тихо постучался.
Завидя черствый исподлобья взгляд
Он, улыбнувшись, захромал назад...
А вечер дальше, дальше продолжался
За ржавой дверью затевали маскарад.
К калитке медленно тянулись караваном
В убранстве пышном тысячи карет,
Вельмож почтенных, выходящих в свет
Чтоб хвастаться наградами и саном
Ведь в каждом больше ничего и нет.
У входа слуги их зонтом встречая
С почтением робким провожая в дом
Презентовали дорогим вином
Ну а замерзшим предлагали чая
И жар камина посреди колон.
Средь прочих подъезжавших экипажей
Один венчался в лилиях гербом
Закованный в убранстве золотом
Он плавно въехал, окруженный стражей,
И сам хозяин, выйдя на поклон
Стоял перед каретой в реверансах
Как тот скиталец, что просился в дом
Таков у этикета был закон.
И грех был не воспользоваться шансом
Ввести под руку узника корон…
---
Увы, но во вселенной лжи и фарса
Двери обычной очень важна роль:
За ней скрываться может и король,
Покрытый золотом, расшитом на атласах,
А может узник аль тюремщик, злой.
Есть дверь, что распахнули перед каждым.
Есть те, куда мы ни ногой.
Иль за которой, всяк нагой
Уже седой, как лист бумажный
Дрожит со страху, слыша бой-
Ночных часов предсмертное дыханье.
На мониторе пульс немой кривой-
Прямой исправят, подарив покой
Иль рая сад, иль адское стенанье.
И эта дверь откроет мир иной
Иль пустоту, в которую все сгинет,
Иль новую систему координат
Где будет новый идол и обряд;
Но это мозг живого не постигнет
И страх кончины будет точно яд


***
Твои губы источники лжи,
Зелень глаз отравляет как яд.
Твое тело от ветра дрожит
Хоть покрыто в изящный наряд.
Ты прекрасна как утренний свет
И пленяешь роскошной косой,
Но одна средь миров и планет
И гуляешь с досады - босой.
Ты смертельна и этим манишь -
Миллионы летят тебе в след.
О тебе ночью плачет Париж,
Когда ты не являешься в свет.
Ты живешь этот день, этот миг.
Любишь Сену и пение птиц.
Но тебя даже Фрейд не постиг,
Ибо нет в эфемерном границ.
Ты одна хоть возлюбленных рой.
Им тебя не понять, не пленить…
Только бренди под утро, порой,
Могут мысли твои остудить.
Ты рыдаешь, но слезы пусты
В них осколки от прожитых лет,
Обгоревшая плоть да мосты
Те, что смыты и в картах их нет.
Но ты знала куда попадешь.
И судьбы нет иной у тебя,
Твоя приторно сладкая ложь
Очень многих убила - любя.


Modigliani
Я не могу, забыть - твоей Еврейки.
Размытый маслом - хрупкий силуэт.
Ее души пронзительные крики -
В ушах звенят и чрез сотню лет.
Я не могу, забыть - портреты Жанны.
В них все застыло и движенья нет,
Но рвутся жилы, кровоточат раны…
Скажи-ка Моди: в чем же твой секрет?


***
Воздвигнут крест на календарной сетке.
Стрелка часов очерчивает круг.
Лист за сегодня подкололи скрепкой…
ячейки памяти, усажены по клеткам,
в вечерних мыслях поднимается испуг.
Сотни фантомов кружат надо мною,
галлюцинаций бесконечных череда.
От ужаса рассудок скоро взвоет,
реальность скрыта темной пеленою -
вступает ночь в законные права.
Мое сознанье тонет в черной тине,
рождая сновидений дивных - сад.
Там все иное и реальность гибнет,
там помыслы и ценности – иные.
А рай, и ад - в одном ряду стоят.
Открыв глаза, я ощущаю воздух,
но слышу крик и наблюдаю бред…
Реальный мир, вколачивает гвозди…
И ночь теряет всю свою серьезность.
На авансцене появляется рассвет.
Он греет и обманчиво, и нежно,
Дарует жизнь и новые надежды
Иль просто ходит мимо, безмятежно…
Будильник поднимает дикий скрежет…
Я просыпаюсь. Мир остался прежним.


***
Поколение мертвых людей
В героиновом царствии игл
Под влияньем бредовых идей,
Расставляют для шахматных игр.
Падают… первыми - пешки
И следом за ними слоны…
Царь ест миндальный орешек
И зрит только в яствах столы.
Скучно? Он пробует карты:
Пики, сердца да кресты -
Платой ложатся брильянты.
Ставки здесь очень просты…
Кто-то закладывал души,
Кто-то проигрывал мир ...
Будет, поверьте, нескучно.
Ваш интерес не остыл?!


Бог. =))
замершие мокрые камни,
ручей из хрустальной воды.
я - Бог, и великий и странный.
надменно взираю сады,
надменно, хожу по аллеям,
надменно, смотрю на других,
старею я тоже - надменно,
надменность в потугах моих.
я вечен, и все-таки смертный.
мой путь, не длиннее иных.
ища средь вопросов ответы,
я знаю, нет смысла у них.
нет смыла, но есть назначенье:
толкать, побуждать, восхищать...
иначе в холодном течении
мне каменной глыбой молчать


***
Глаза подтоплены багровою рекой:
В ней отраженье умершего мира,
Твой силуэт прозрачнее Эфира
И мой, уже совсем иной...


***
я не верю Богам и их слугам.
моя жизнь - один день, один час.
все получат свое - по заслугам.
мне б пожить, хоть немного сейчас...


***
Он жил - не лучше и не хуже...
бежал собраний и толпы.
Нарочно становился в лужи
давая чувствам поостыть.
Нарочно против выступая,
он провоцировал людей.
Чтоб те не жили ради рая
смиряясь с участью своей…
Он не хотел остаться в пепле,
но бронзы тоже не хотел…
На эпитафии посмертной –
“обетам предпочел он дело”


***
в безумье сокрытые смыслы:
реальность, иллюзии, бред…
ответы в колонках газет,
вопросами грозно нависли.
на лавке стареет сосед,
гуляют все новые пары
и ветер, немного усталый,
листвою шумит им вослед.
набитые хламом карманы,
покрытые пылью мозги,
где боль поражает виски
и вера рождается - в храмы.
в глазах, - отраженье тоски
и старые шрамы, и раны,
белок под кровавым туманом
и точки, без литеры - i

.

***
Война. Поломанный хребет юнца.
Стенает мать, что потеряла сына.
Промокла похоронка горестью отца
Дают квитанции и гроб из цинка.
Вручили вот посмертную медаль
Разменян ей голубоглазый мальчик
Сказал полковник «право, очень жаль
Он… как герой сударыня, не плачьте»
Идет в бреду полуседая мать,
Лишившись смысла… волею призыва.
И объясните ей что умирать
Являлось лучшим благом ее сына.


Кукла
До верного отточены движения:
Шаги, поклон и даже поворот.
И многие глазеют с восхищением
Как механизм на смену подойдет.
Но он заменит не ему подобных.
Он нас людей оставит не удел.
Да он умней и право бесподобный
Быть может, что и век уж подоспел.
Но от чего-то очень так тоскливо-
Зачем же будем мы существовать?
Ведь будет мир: добрей и даже милым
Коль будут нами куклы управлять?!


***
От чего ветер бьется о скалы
Что пытается он доказать,
А затон, почему покрыт алым
Когда солнце отходит поспать?
От чего волны бьются с землею?
Говорят то проделки луны,
Мол, она движет воды собою.
Ей приливы подчинены.
Почему даже звезды сгорают
И когда-нибудь время придет
Все умрет, ведь и мир умирает
Ластик вечности всех нас сотрет.
Но пока ветер борется с сушей
И затон утопает в крови.
Шар земной по вселенной все кружит
И светило над нами парит.


***
Ожег мизинец лезвием ножа,
Сочилась кровь багровой каплей
Закрыл глаза и боль зажал,
Ощупав палец, вытер его ватой.
Чуть посмотрел на рану и опять
Взял хлеб с ножом и принялся за дело
Ведь жизнь нас учит тяжбу продолжать
А боль фантом, коль просто будешь смелым.
И в этой притчи смысла боле нет
Чем то что написал вам автор выше
Ведь если хочешь кушать хлеб в обед
То отрезай, а кровь, коли умел, не брызжет.


***
стираются в памяти лица.
и бывший кумир или бог
со временем просто крупица
в сознании несвязный комок.
клубок из нечетких портретов,
где временем стерт силуэт
лишь изредка смутное эхо
в альбоме из прожитых лет.
стираются в памяти даты
событий имевших резон
и мчится все время куда-то
наш мир безрассудный как сон.
кривые, зигзаги, прямые
иль просто большое пятно…-
Олимпом манят роковые,
готовя для дела и дно.
стираются в вечности люди
хоть кто-то и встал на гранит
ведь время и солнце погубит
и бездна всех нас поглотит.


***
я живу на улице вчера –
старый дом под номером мгновение.
думы там съедают вечера
и нечасто представляют сновидения.
вот в камине догорает день,
оставляя ночь и кучку пепла.
призраком блуждающая тень
ищет толи смысл, толи ответы.
в этой тени собранны грехи
и немного звездных белых пятен
точно отблеск зеркала реки
искаженный силуэт невнятен.
вереницей крохотных частей
мчатся ручейки, впадая в реку
выбросят золу сгоревших дней
но поток течет от века к веку

***
горят огни холодных зданий
опять пешком иду домой,
опять с поникшей головой
я мимо прохожу стенаний
не предавая смысла звуку…
“У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой…”
но не оценят эту штуку
толпа обходит взор немой
без жалости и состраданья
спешит пенат наполнить, свой.
там телевизор гонит скуку
да ждут заботы и родня,
а нищий, каждый день прося,
всех отрывает стоном жутким.
“…Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку...”
старик слепой, почти без сил
с лицом исписанным разрухой
о чем-то Бога испросил…
прохожий выдал деду в ухо.
никто к слепцу не подошел
а может бедняку и лучше
нищенствовать его отучат
и будет массам хорошо.
у храма врат погиб убогий
теперь кому-то легче жить
и мимо церкви проходить
и радужны его дороги.

***
Не каждое падение – провал,
Не каждая ошибка – преступление.
А жизнь напоминает карнавал
Где масками прикрыли криминал
Лишь нищие глазеют с изумлением
Где под личиной ангела с небес
Вальмонд себе разгуливает чинно
Или напротив разодетый бес
На деле очень замкнутый балбес
В костюме ищет неудач причину.
Где новое явление или зал
Влечет и гложет запахом сомненья
А вдруг за ширмой прячется подвал
Иль ждет тебя огромный капитал
И после будут мучить сожаленья?!
Но пенье маскарада - жизни ход.
Все торжество вмещается в мгновенье
Лишь толпы масок бьются за проход
Несутся толи взад, толи вперед.
И не умеют жить без сожаленья.


Игра в четыре руки.
Следите за игрой партнера
Старайтесь, попадая в такт.
И то, что вы порой ведомы,
Как должное примите факт.
Сейчас никто из вас не лучший
А зритель фальши не поймет
Он музыку пришел послушать
И распахнул вам сердце, душу
Все с нетерпеньем чуда ждет.
Но эти игры «кто есть лидер»
Рождают только диссонанс.
И публика лишь драку видит,
А ей обещан был Сен-Санс.


Стодворка
Как много в этом мире псов
Что обитает в подворотнях
Где недвижим в часах песок
И нет ни завтра, ни сегодня.
Где ночь размыта в вечерах
А день убит похмельем винным
Где сплетни множатся в устах
И ложь живет с лицом невинным.
Где слабых, немощных кутят
На клочья рвет кто посильнее.
Но все щенки чтят сей обряд
Участвуя в нем с большим рвеньем!
И ждут, что будет их дитя
Сильнее, выше и суровей…
А схватки эти прекратят
И мир останется без крови.
Но век от века этот двор
Все населяют те же твари.
И те же сплетни, тот же спор
И ни конца им нет, не края.


***
Миллиарды небесных свечей
Отражаются в зеркале моря.
Тонкой нитью струится ручей
Разбавляя похлебку из соли.
Покрывало зеленой горы
Все усыпано в каменных шрамах.
Горизонт размывают пары,
Волны эхом доносятся в скалах.
Воздух пахнет дождем и смолой
Вековых и реликтовых елей.
Жар углей охраняет покой
И шашлык, что еще не доели.
Над палаткой спускается сон,
Кто-то смотрит на бездну с обрыва.
Вот картина на старый фасон
Как и детство лишь мыслей отрывок.


***
Вы когда-нибудь ходили по воде?
По огромным океанским волнам,
Пусть хотя бы в сказочной стране
Той что иллюзорна в голове,
Но ведь и реальность иллюзорна.
А когда-нибудь парили в небесах?
Чтобы вместо рук вам были крылья.
Чтобы позабыв земной свой страх
Только воздух голубой в глазах
И вы глядя вниз - на мир, парили.
А по лезвию каната под шатром
Делали ли шаг навстречу страху
Встав без угрызений и потом
Поднимались к зрителю лицом -
Если, не дай бог, давали маху?!
Вы умеете «мне жаль» не говорить?
Пусть хотя бы сами пред собою.
А, сжимая зубы, дальше жить
И опять творить, ходить, парить…
Освещая дни своей мечтою.
Вы когда-нибудь, кого-нибудь любили?!


***
Чуть терпкий привкус у вина,
Он оттеняет время скуки,
И голова хмельна и руки
И время мчится как волна.
Спирты едва размыли небо
Но в нем еще парит луна
Горит свеча,
звенит посуда
и перебиты зеркала.
Клянет прислуга, был то демон.
Он как лукавый в дом забрался.
Пил алкоголи у господ,
Бранился, матерно ругался
И обольщал прислугу - скот!
Затем устроил он дебош
Все требовал девичьи души.
Сказал «здесь по мертвецки скучно».
И заперся нечистый в душе,
При прочих, на дворецкого похож!


«чистые руки»
Пропитано лицо и порохом, и страхом
В глазах горят огни не выросших детей
А руки не дрожат, но очень плохо пахнут
И служат для того чтоб охранять вождей-
Испорченных глупцов, протухших лицемеров
Играющих с судьбой полуголодных масс
Двуногих подлецов без сердца и без нервов
Но глупость у толпы сама им дарит власть. // Или (Но глупая толпа сама им дарит власть.) Склоняюсь больше к первому варианту: ибо толпа хоть и глупа, но инертна.
Они живут в садах насыщенных развратом
Гуляют среди нимф - таких же, как они.
Слова же: честь, друзья в их лексиконах стерты
Лишь золото и власть через зрачки горит.
А ты надежный раб или двуногий цербер
Сидящий на цепи и ждущий слова фас
Пропахший на верхах, но преданный и верный.
И вся мораль- в словарь, коль дан тебе приказ.


***
что люди видят в облаках?
мечты, что с запахом ванили,
иль грозди капель в небесах,
или частицы звездной пыли?
что люди видят в облаках?
когда проблемы рвут как волки
и слыша запах, видя страх
преследуют без остановки.
что люди видят в облаках
и в небе, что полно лазури?
где слышно церкви голоса.
я все еще ответы, дурень.


***
четыре дня и завтра будет пятый.
опять вопрос: а много ль я достиг?
в руке неделя точно лист помятый
в нем персонажи списанные с книг,
немного черно-белых зарисовок,
размытое чернильное пятно
так в мятую бумагу мир упрятан:
один клочок в музей,
другой комок в ведро.


***
держите крепче этот мир
в цветных рисунках впечатлений.
он невесомый как эфир
и умещается в мгновение.
сегодня ты в нем господин
и держишь от судьбы поводья
а завтра - раб, совсем один
за лески точно куклу водят...


***
Слетает колокольный звон
С высот концертного рояля
Весь зритель в шоке, поражен
Сидит за сценой наблюдая.
Но он не смотрит, а парит
И в звуки погружен всецело
Ведь в сердце перезвон стоит
Мурашки покрывают тело
Нет слов во мне чтоб описать
Тот трепет, чувство вдохновения.
Одно лишь я могу сказать:
Сергей Рахманинов, вы – Гений!


--отражение--
вот закрывают на засов
стальные двери лабиринта
под звуки лязганья оков
шагает узник весь избитый…
его разорванная плоть
спеклась, уже не кровоточит
лишь путы покрывает злость
да жажда мести рвет и мечет
он видит черный потолок
покрытый очень плотно сажей
идет на свет, бьет в спину ток
но он не о свободе жаждет …
когда ж доходит до черты
и видит лишь немую стену
то рвутся об нее мечты
опять он бьется о дилемму…
но что-то заставляет жить
опять вставать, опять сражаться
и пленника не покорить
пока в душе надежда бьется…
как вдруг он видит кабинет
весь из зеркал, от света жженье
в углу атлет зажал стилет
но это просто – отражение…

Супермаркеты и бутики с распродажами
Перетяжки с плакатами, согласны …
Вечер, серая масса с поклажей
Идет слажено одной и той же дорогою.
Все послушные, стройные смирные
Все идут куда нужно, как скажут…
Думать лень, ведь их мозг атрофирован
Верит в то, что в рекламах покажут!

зачем меня учили плавать,
когда кругом одни буйки?
туда нельзя не ваша гавань
там продано, иль только рыбаки...

Вам смешно, вы сегодня довольны?
Старый клоун играет, поет...
Но не знает толпа, клоун - болен.
Ей то что, она зрелища ждет!
Выступление, овации, крики...
Два часа, зритель дальше пошел.
Шут смешон, только сам без улыбки.
Звук сирен... он грустным ушел...

просматривая арт от Sophie Griotto, просто не смог удержать, ибо ну очень похожа... =))

сто лет - четыре воскресенья...
опять софа и тёплый плед,
опять мытарства и души смятенья.
-так есть ли выход или его нет?
-а было ли...
-иль только ночью снилось?
-придумал, может, как-то вечером себе?
-да нет, я помню - было,
-право, было,
-и голос сладкий,
-голос при луне...
сто лет - четыре воскресенья.
уже декабрь, скоро новый год.
но вместо ёлки и игрушек - отравление
и пустота от будничных забот.
сто лет - четыре воскресенья.
замкнулся круг, несется птица бытия
душой ждем чуда, но боимся потрясений...
опять стоим, эпохе в след глядя...
сто лет - четыре воскресенья.
софа, и старый тёплый плед,
а одиночество душу органным пеньем
и нежным слогом, что писал когда-то Фет.
сто лет в четыре воскресенья...

Неон горящих фонарей,
Дома пропитанные смогом,
Оскал звериный у людей -
Москва, все новых дураков,
манит, своим златым порогом!