Иногда, чтобы сохранить жизнь нам приходится ею жертвовать. В тот день я не подозревал ничего плохого. Как обычно я отправился на работу, скорее я не совсем там работал, я был в качестве подопытного кролика, но это было необходимо, так как мне нужны были деньги. На мне исследовали действия каких-либо припаратов, но при этом я получал нехилую сумму денег. Благодаря двум удачно поставленным опытам у меня появилась своя квартира в центре города. И честно говоря, я был счастлив, но не сейчас.
15 августа шел дождь, он был небольшой, но капли были крупные и холодные.
- Добрый день, Мистер Трейс. - как всегда безметежно и с улыбкой до ушей, словно у меня во рту куча огромных конфет, я поздоровался с охранником этого предприятия и отправился в лабораторию.
- Ну, наконец, ты пришел. Мы давно ждем тебя, Нэл. Раздевайся и проходи.
Это был обычный кабинет: рабочий стол, заваленный какими-то бумагами, все стены забиты книжными полками, огромное кресло, на котором с самого начала я так мечтал покрутиться. Оно было просто огромным. Этого я как раз и не понимал. Зачем такой маленькой женщине такой широкий, покрытый черным лаком, стол и кожанное кресло на колесиках? Она в нем как малек посреди глубокого океана. Ну, в принципе сейчас это не важно. Напротив стола была еще одна дверь, она как раз и вела в лабораторию, где в меня пихали и вкалывали всякую фигню.
- Мы сделаем вам пару уколов и понаблюдаем за реакцией вашего организма на эти припараты.
- Океу, - длинная игла вонзилась мне в вену. Что-то теплое, даже немного горячее разливалось по венам, но не смотря на это, я чувствовал холод.
Прошло около пяти или даже десяти минут. Ничего не происходило, но врачи не отпускали меня, они чего-то ждали, и, наконец, то чего они так упорно и терпеливо поджидали начало происходить. Я медленно дошел до зеркала, но не видел в нем себя, лишь, то, что происходило позади меня. На минуту мое сердце просто замерло. Я трогал себя, тыкал пальцем, я чувствовал, дышал, слышал, видел, говорил. Исследователи радостьно захлопали в ладоши и кинулись обнимать друг друга, а я оставался на том же месте. Я просто не мог поверить в то, что я невидим. очухавшись, я ехидно улыбнулся. Проходя мимо них, я мог показывать им язык, корчить рожи, а они этого не замечали. Я смеялся, но это было тогда.
Через некоторое время меня заперли в каком-то темном помещении, где были установлены камеры. Надо мной так же проводили опыты, но теперь они были болезненными, на мои мольбы отпустить меня они отвечали: "Ты больше не вернешься. Ты останешься здесь, поэтому веди себя тихо, тебя все равно никто не услышит". Да, я терпел, но терпение рано или поздно должно было кончиться и я сорвался. Я сбежал и это было очень легко, ежели думал я.
Меня искали, поэтому дома было не очень безопасно. Днем я проводил время в парках, магазинах, пугая покупателей летающими продуктами и говорящими игрушками. Вечером я отправлялся в мебельный магазин и ночевал там. Порой меня пугала эта тишина, темнота, запах свежей древесины, какой можно учуять только на лесопилках, когда только что срубленное дерево едет по конвейеру прямо на острую звездочку. Я, засыпал, усилием воли лишал себя мыслей, кутался в одеяло, зарывался носом в подушки, скрещивал руки на своей груди. Еще в сознании, ввергнутый необходимостью в полудрему, я ощущал, как раздваиваюсь, как одна часть меня отлетает вверх, повисая на полпути к потолку, а другая остается там, где была раньше и первая. Меня словно двое. Поганое чувство. Бесконечные бессоницы, мигрени, боли.
Я чувствовал, как, тонкий и невесомый, вращаюсь вокруг нити земной оси, и мое тело казалось невыносимо широким, я хотел стать меньше, я хотел, чтобы сузились плечи, я хотел единения с собой, чтобы меня видели, чтобы со мной говорили, сочувствовали, но этого не было. А при моей попытке заговорить люди бежали прочь, считая, что у них что-то не то с головой или же, что им необходим сон.