Предутренний час

Человек есть эта ночь, это пустое Ничто,
которое целиком содержится в своей нераздельной простоте:
богатство бесконечного множества представлений, образов,
ни один из которых не ведет прямо к духу,
образов, которые существуют лишь в данный момент.
Здесь существует именно ночь, внутреннее-или-интимное Природы - чистое личное-Я.
Оно распространяет ночь повсюду, наполняя ее своими фантасмагорическими образами:
здесь вдруг возникает окровавленная голова, там - другое видение;
потом эти призраки так же внезапно исчезают.
Именно эту ночь можно увидеть, если заглянуть человеку в глаза:
тогда взгляд погружается в ночь, она становится ужасной;
тогда перед нами предстает ночь мира.
                       Георг Вильгельм Фридрих Гегель. "Лекции 1805-1806 г.г."

    Нынешний человек - раб собственного воображения. Он пленник имагинативного мира, как наличного. В горизонте большинства нет ничего, что может даровать надежду. Поэтому проецируя существующее положение дел в будущее, человек обрекает себя на столкновение с привычным самим собой. Мы отягощённые злом. Всё, к чему мы прикасаемся, становится золотом. Мы, как Медуза Горгона, убиваем взглядом любую истину, на которую падает наш скверный взгляд. Так мы заранее обрекает себя на будущую Великую Скуку, венчающую Конец истории.
    Великая Скука - это онтологический Великий Полдень, чья квазивечность есть только жужжание мух над самоваром в летней беседке и ценность вазочки с клубничным вареньем. Неизменяемый душный свет зенитного солнца и суета полуденных бесов непременно вызовут усталость от жизни и смертную истому. И не важно, чем занят человек Великого Полдня. Штурмует ли он дальний космос, погружается ли в глубины сознания, но он был и будет рабом человеческого, слишком человеческого. Важно понять, что Мировая Ночь, описанная Хайдеггером, и есть тайная суть Великого Полдня, как завершения человеческого постава. Та самая Мировая Ночь, которая "всегда всё ещё не..." Мир Полдня - это тягучая, как засахаренное варенье, затянувшаяся на годы, на века, кульминация Мировой Ночи.    

1
Когда б в покорности незнанья
Нас жить Создатель осудил,
Неисполнимые желанья
Он в нашу душу б не вложил,
Он не позволил бы стремиться
К тому, что не должно свершиться,
Он не позволил бы искать
В себе и в мире совершенства,
Когда б нам полного блаженства
Не должно вечно было знать.

2
Но чувство есть у нас святое,
Надежда, бог грядущих дней,-
Она в душе, где все земное,
Живет наперекор страстей;
Она залог, что есть поныне
На небе иль в другой пустыне
Такое место, где любовь
Предстанет нам, как ангел нежный,
И где тоски ее мятежной
Душа узнать не может вновь.
                                М.Лермонтов

  5. Полна сюрпризов мысль. Шарахаясь в поле дуальностей, от одного члена оппозиции к другому, ум, тем не менее, способен как обратиться к антиномичности, так и рискнуть принять историчность. Но это непросто. Круг метафизики привлекателен и много обещает. Знать всё. Мерный субтильный паноптикум знаков, охваченный утончённым зрением ума, пребывающим в ангелическом свете. Но в уме ли дело? Поэтически обитает человек на этой земле. К чему любой наш анализ? Ведь он имеет дело только с прошлым. Любые обобщения устремлены в прошедшее. А если дерзают утверждать о будущем, то неизменно становятся метафизическим арканом, в который мы пытаемся уловить то, что неуловимо. Да и само это размышление таково, впрочем. Но может быть завтра вместо Солнца взойдёт кровавая Бетельгейзе, родом с плеча Героя, а может быть воссияет само Солнце Правды. Кто знает? Именно это незнание, такое близкое и такое незамечаемое, и дарит надежду.   

Близок и труден для понимания Бог.
Но где опасность, там вырастает и спасительное.
                   Фридрих Гёльдерлин. Из поэмы "Патмос"

 

   1. Заметив в себе, повторяющееся с навязчивой настойчивостью определённое душевное качество, а именно нетерпеливость, очевидным образом далёкое от традиционной добродетели, я, тем не менее, решил простодушно ему поддаться, и, вопреки всем классическим требованиям систематичности и последовательности, изложить ряд сырых воззрений и размышлений, имеющих на мой взгляд определённую философскую ценность. Не пытаясь гнаться за оригинальностью и авангардизмом мысли, я, однако, смею надеяться, что всё нижеизложенное поможет в некотором понимании важнейших вещей, касающихся нашего человеческого историчного присутствия в мире. Причём, речь идёт не только о понимании читателей, но и о моём собственном понимании. Хотелось бы предупредить заранее предполагаемых критиков, обладающих резвым воображением, что желание навешивать ярлыки, якобы способствующих искомому пониманию, на самом деле лишь уводит мышление в сторону от просвета, в дебри необеспеченных никакой реальностью глупых фантазий.
    Итак, речь у нас пойдёт о будущем, об истории, о бытии. Воспользовавшись феноменологической редукцией, и взглянув отрешённым и внимательным взглядом на содержание собственного сознания и на свой собственный жизненный мир,  мы, с достаточной для проговаривания степенью достоверности, можем усмотреть феномены, совершенно потрясающие для обыденного сознания, невооружёного феноменологическим инструментарием. Поставив перед собой непростую задачу хотя бы приблизиться к пониманию тёмного смысла взаимотношения истории и бытия, мы, на мой взгляд, пока вполне можем положиться на те данные, что являются нам в упомянутом усмотрении. Хотя, впрочем, я должен честно признать, что на весь ход последующих несколько разрозненных размышлений самым существенным образом повлияло чтение вполне определённой литературы. А именно: Священного Писания и творений Отцов Церкви, академических православных богословов, кроме того, совершенно необходимые философским вниманием труды Мартина Хайдеггера (возможно, определяющие в данной теме), а также ряд других источников, упоминать которые я стану по ходу изложения, по мере необходимости.