Этот дом на Малой Никитской улице в Москве очень оригинален снаружи, но еще более экстравагантен внутри. Даже не верится, что его создали сто лет назад. Еще более любопытно, что в столь странном здании когда-то жил писатель Максим Горький, который во всем любил простоту и уж точно не отличался любовью к модернистским экспериментам. Впрочем, писатель не сам выбрал себе такой дом: в один прекрасный день его просто поставили перед фактом.
Дворец с тайной молельней
Изначально дом принадлежал молодому купцу Степану Рябушинскому – коллекционеру икон, промышленнику, основателю завода ЗИЛ. Юноша, как и его братья, отличался дальновидностью и прогрессивными взглядами во всем – как в коммерческих делах, так и в художественных пристрастиях. Поэтому совсем неудивительно, что здание именно в таком стиле (европейский модерн) он решил заказать модному по тем временам архитектору Федору Шехтелю, построившему в начале прошлого века не одно московское здание – начиная с театров и заканчивая особняками.
Кирпичная фасадная облицовка, которую обвивает мозаичный фриз, массивная парадная дверь, волнообразные (словно из сказки) окна с решеткам-деревьями, фантастические узоры в арочных проемах – все это придумал московский архитектор. А в создании дизайна внутреннего интерьера вместе Шехтелем принимал участие художник Михаил Врубель.
Если зайти в этот причудливый дом, можно увидеть дивную волнообразную лестницу, стиль которой, говорят, Шехтель перенял у великого испанского архитектора Гауди. На его творчество также повлиял француз Франсуа-Ксавье Шелкопф, считавший, что прямыми линиями невозможно передать красоту зданий, ведь в природе их не существует.
Витражи, декоративные светильники и украшения в виде морских обитателей (например, лампа-медуза) и совершенно невероятная лепнина на окнах приковывают взгляд и вызывают восхищение. Интересно, что при всей этой вычурности и пестроте ни внешний облик, ни внутренний дизайн дома не вызывают ощущения безвкусицы, а, наоборот, кажутся очень гармоничными и изысканными.
Рябушинский очень хотел, чтобы его дом был скрыт от посторонних глаз и чтобы у любого, кто в нем находится, создавалось ощущение уединенности. Тогда Шехтель придумал интересный выход: скрыть часть здания садом.
В 1903 году купец вселился в свой новый особняк. В одном из помещений он открыл реставрационную мастерскую, где художники под его надзором восстанавливали старинные иконы. А еще в дальней части дома у Рябушинского была потайная комната, в которой находилась старообрядческая молельня с иконостасом, ведь он, как и многие московские купцы, придерживался этой старой веры, а она до 1905-го в стране считалась запрещенной.
Новый хозяин не понял дизайна
После революции владелец дома спешно эмигрировал с семьей в Италию. Особняк советские власти национализировали, и он стал переходить от одной организации к другой. В разные годы здесь размещались детский дом, издательство, Наркомат по иностранным делам и прочие разномастные конторы. За эти годы часть уникального интерьера дома была безвозвратно утеряна. А в 1935-м здание передали Максиму Горькому, который только что вернулся в СССР – кстати, как раз из Италии. Здесь, на Малой Никитской, писатель и прожил последние годы.
Сам Горький чувствовал себя в этом доме немного не в своей тарелке, ведь его вкусы и образ жизни шли вразрез с помпезным стилем особняка дореволюционного купца. Писатель любил, чтобы все было по-простому, без излишней вычурности и непонятных ему украшательств. Он не раз говорил, что в этом доме вроде бы все красиво – да «улыбнуться нечему». Но ведь не мог же он отказаться от такого подарка властей. Поэтому Горький смирился и просто обустроил все в доме под себя.
Он заполнил комнаты массивными книжными шкафами, в спальне поставил вполне обычную кровать, а в кабинет велел перенести свою «писательскую» мебель, чтобы комната была похожа на те, в которых он работал прежде, когда жил на чужбине. А еще новый хозяин поставил в доме огромный стол. За ним часто собирались коллеги Горького – советские писатели и поэты, так что здание на малой Никитской в итоге стало чем-то вроде литературного общества. Захаживал сюда и Сталин – навестить «пролетарского писателя».
«Я не хозяин дома!»
Когда же кто-нибудь из знакомых упоминал при Горьком, что этот дом – его (например, называл писателя хозяином), тот обижался и раздраженно замечал: «Какой я вам хозяин? Никаких личных домов у меня не было и нет! А это здание мне выделило государство».
Горький вообще не любил, когда его персону возвеличивали. Например, известно, что даже новость о том, что Нижний Новгород переименовали в честь него, писателя не обрадовала. Когда еще до переименования Сталин сказал ему об этой идее, которую хочет приурочить к его юбилею, литератор дал понять, что он против. Вождь строго заметил, что это воля советской власти, и, главное, народа, и с ней ему придется считаться. Возражать Сталину было бессмысленно и даже опасно, и Горький решил просто не реагировать на этот факт. В повседневной речи он продолжал говорить «Нижний Новгород». А на официальное поздравление с юбилеем, полученное от горьковчан, он ответил коротким письмом, в котором благодарил их за поздравление, но об переименовании даже не упомянул. Так же недоволен был Горький и тем, что его имя получила в Москве Тверская улица.
Утренние часы и почти всю вторую половину дня писатель проводил за работой в своем кабинете на первом этаже. Наверх он почти никогда не поднимался, потому что взбираться по крутой волнообразной лестнице ему было физически тяжело. В верхних комнатах жила семья его сына.
Сейчас в особняке Рябушинского размещается музей писателя. Здесь можно увидеть и его книги, и коллекцию восточных фигурок, и любимое кресло, и чайный сервиз.
Официально это уникальное здание называется «Дом-музей Максима Горького», но любители архитектуры старой Москвы все-таки чаще величают его «Особняк Рябушинского» – так звучит органичнее.
Максим Горький был человеком с непростым характером. Его категоричность в некоторых вопросах была настолько велика, что даже стала причиной
Прекрасная Эпоха...
Четверть века, предшествовавшие Первой Мировой... Время расцвета наук, искусств, время метаний и исканий, время революционного подъёма. Время, финалом которого стали великие преобразования.
Время, когда было заложено всё, чем мы живём сейчас.
