Кандагар - правда или вымысел? |
Дневник |
Как бы аполитичной была и предыдущая лента Кавуна, "Охота на пиранью", хотя сам факт творческого содружества с таким одиозным и уж никак не свободным от идеологии литератором, как Александр Бушков, не может не настораживать. Нет, авторы определенно рассчитывали вписаться в русофильско-патриотическую линию государственной пропагандистской машины. Об этом говорит и их собственная аннотация, написанная суконным языком газетных передовиц времен первых пятилеток:
Как не предать Родину, если за это тебе обещают свободу? Как не отказаться от своей веры, если за это тебе гарантируют жизнь? Как остаться собой – если за это тебе грозит смерть? Ответ один – бежать...
Читая рецензии и интервью, в изобилии опубликованные по случаю выхода картины на экран, я ощущал себя "вернувшимся с Луны" Мюнхгаузеном: "Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь!" Да не могу я присоединиться. Не было никакого побега из Кандагара.
15 лет назад я очень внимательно следил за всеми перипетиями этой истории, был вхож на седьмой этаж МИДа, где располагаются кабинеты министра и его замов и куда везет особый лифт. С самого начала в принудительной посадке самолета было нечто подозрительное и неудобное: зафрахтованный частной компанией борт татарского авиаперевозчика вез оружие и военное снаряжение режиму Бурхануддина Раббани. Оружейного эмбарго тогда еще не было; тем не менее снабжение одной из сторон афганского гражданского конфликта противоречило позиции невмешательства, официально провозглашенной Москвой. И уж совсем неловко делается, когда в фильме командир экипажа на голубом глазу заявляет, что "по всем международным правилам это приравнивается к гуманитарной помощи".
О том, что "Россия твердо следует линии на невовлеченность во внутриафганское противоборство",говорил, в частности, на заседании Совета Безопасности 9 апреля 1996 года тогдашний постпред РФ в ООН Сергей Лавров. В этом же выступлении, требуя от "Талибана" освобождения пилотов без каких бы то ни было условий, он утверждал, что их задержание "используется как средство давления на Россию", и заверял: "Эти расчеты не имеют никаких перспектив".
Отправителем груза был не кто иной, как Виктор Бут: именно тогда в западной прессе впервые всплыло имя "оружейного барона". Он участвовал в переговорах с муллой Омаром, которые от имени правительства России вел советник президента Татарии Тимур Акулов. Ход и содержание этих контактов были окутаны тайной. Постепенно российская публика стала забывать о плененных пилотах. И вдруг – сенсация! Летчики совершили дерзкий побег!
Не я один тогда сомневался. Вот что писал в свое время Аркадий Дубнов, побывавший в Кандагаре с командой МЧС России и встречавшийся с пленниками:
"Подробности той истории до сих пор загадочны... Летчики, без преувеличения, совершили подвиг. Однако ни книги, ни фильма про это так и не появилось. Наверное, потому, что история эта не всем казалась безупречно "чистой", рассеянность талибов, "проспавших" беглецов, вызывала подозрения в какой-то тайной сделке с Москвой, о которой экипаж, впрочем, мог ничего не знать".
Теперь уже есть и книга, и фильм – память у нас короткая. Осторожно пишет "Коммерсант":
"Существуют версии, что спасение было инсценировано после уплаты Москвой (или Казанью) выкупа или организовано подкупленными афганцами".
Прозрачный намек на некие закулисные договоренности делает в недавнем интервью и непосредственный участник событий Тимур Акулов:
- Так все-таки это был побег или освобождение за выкуп?
- Любой человек понимает, что без определенных договоренностей никакую границу нельзя пересечь... И то, что, когда они прилетели в Эмираты, то вместо тюрьмы попали в пятизвездочную гостиницу (для них сняли целый этаж), говорит само за себя. Но ребята совершили настоящий подвиг, подняв в воздух самолет, который простоял год в жутких условиях.
По сведениям западных источников, ценой освобождения пилотов стали поставки оружия "Талибану". Виктор Бут, утверждают эти источники, продолжал такие взаимовыгодные операции и после 11 сентября. Бут категорически отрицает эти обвинения. В августе 2003 года он дал в Москве интервью корреспонденту New York Times, в котором сделал сенсационное признание:
"Вы правда думаете, что можно запрыгнуть в самолет, который год стоял на летном поле без всякого обслуживания, просто завести мотор и взлететь? Они не совершали побег. Их оттуда вытащили".
На вопрос журналиста, кто именно – какое-то из западных правительств, Россия? – Бут отвечает метафорой: "До сих пор вы вычерпывали озеро маленькой ложкой. Существуют могучие силы..." И многозначительно умолкает. А в другом месте интервью на настойчивые вопросы говорит: "Если я расскажу вам все, я получу дырку вот сюда". И показывает пальцем себе на лоб.
Итак, мы имеем дело с экранизацией легенды, пропагандистского мифа, которых так много в российской истории – от Ледового побоища, Ивана Сусанина и старостихи Василисы Кожиной до "Молодой гвардии", Александра Матросова и 28 панфиловцев. Миф неуязвим для критики с фактами в руках. Миф можно вытеснить только другим мифом. Даже к сообщению "Фильм основан на реальных событиях" не придерешься – действительно основан. Снят "по мотивам".
Вспоминается история рядового Джессики Линч, которую в 2003 году освободил в Ираке из плена американский спецназ. Сообщалось, что тело ее было изрешечено пулями, что тюремщики подвергали ее сексуальному насилию... Эти сведения оказались вымыслом. Просто Пентагону в то время был нужен мобилизующий пример, причем в данном случае получилось настоящее реалити-шоу: рядом с коммандос работал оператор, и вообще все было похоже на инсценировку:
Потом в мою палату вошел солдат. Он вытащил из-под своей куртки американский флаг, сунул его мне в руку и сказал: "Мы американские солдаты, мы отвезем тебя домой". И я схватила его за руку и сказала: "Я тоже американский солдат".
Джессика рассказала это четыре года спустя в своих показаниях Конгрессу.
В сегодняшней России мифы создаются с поразительной быстротой. О массовой голодной смерти стариков при Ельцине, о массовых же расстрелах мятежников в октябре 1993-го, о том, что Александра Литвиненко отравил на самом деле Березовский... Или вот извольте:
"Первое президентство Путина и было национальным восстанием - борьбой за независимость и национальное достоинство России".
И ведь может статься, что скоро так и напишут: Путин возглавил восстание против прогнившего ельцинского режима, штурмовал Кремль во главе войска "Наших", а Медведев был членом военно-революционного комитета и ходил переодетый в гриме, чтоб не арестовали враги - Чубайс с Немцовым.
|
Ислам в творчестве И.А. Бунина. |
Дневник |
 |
Версия для печати. Опубликовано на сайте Портал-Credo.Ru 10-10-2008 12:09 |
| И.Таварацян. Зеленое знамя жизни: ислам в творчестве И.А. Бунина. [религия и культура] |
|
|
Мир настороженно глядит в сторону ислама. Множество людей ассоциирует само понятие "ислам" с международным терроризмом. Вместе с тем для многих очевидно, что ислам исторически породил высочайшую культуру, оказавшую чрезвычайно глубокое влияние на культуру и искусство Европы. Тем самым для человека, не желающего быть тенденциозным, возникает проблема адекватного понимания мусульманской культуры и духовности. С этой точки зрения нисколько не удивительно, что во всём мире и, в частности, в России наблюдается тенденция возрастания интереса к культуре арабоязыч-ных стран. Первопричину этого интереса хотелось бы видеть не только в злободневности "мусульманской темы" и не только в любопытстве к "экзотике", но в потребности понять мусульманскую ментальность, осмыслить то положительное, что присуще ей. Однако отношение к мусульманской культуре и ментальности именно как к экзотике, более того, недоверие, враждебность и априорное неприятие ее атрибутов имеют давние корни: ведь много веков, вплоть до недавнего времени, всё, что мы узнавали о Востоке и, в частности, об арабском Востоке, преподносилось с позиции европейского взгляда на "неевропейскую", а значит, чуждую, непонятную, далёкую культуру. Тем временем арабские страны играют сегодня всё более возрастающую роль в мировой политике и мировом хозяйстве. Обширная территория, занимаемая ими (13,8 млн. кв. км) протянулась от Атлантического океана на западе до Индийского океана на востоке, от Турции на севере до Тропической Африки на юге; население их составляет около 200 млн. человек. Лига арабских государств объединяет 21 суверенное государство и ООП (Организацию освобождения Палестины). Удивительно ли, что такая огромная общность народов, с чрезвычайно пёстрой, но объединенной эгидой общей религии культурой, притягивает к себе взгляды и мысли не только политиков, но и философов, людей искусства — наследников европоцентристской культурной традиции? Тем более что ещё с начала XX века у многих выдающихся мыслителей возникло ощущение "заката Европы" (О.Шпенглер), "посткультуры" (М.Хайдеггер, М Фуко), и всё дальнейшее развитие общекультурной ситуации — в которую весьма кризисную ноту вносит масскультура — лишь усугубило эти тенденции. Особо остро на "гибель богов" (Р. Вагнер) реагирует молодежная культура, радикально разрушающая старых "идолов" и устремляющаяся за новыми — опять-таки на Восток... Оставив в стороне тенденции масскультуры (по существу, антикультуры), сегодня можно говорить о том, что новейшая европейская культура испытывает потребность возврата к пракорням, лежащим в психической сфере "коллективного бессознательного", т. е. свойственных человеку как биологическому и духовному виду. Погружаясь в поиск единых духовных ценностей, поиск вечных устоев — духовных и, шире, психических — она испытывает острый интерес к неевропейским культурам; при этом она не просто пересматривает свой взгляд на них, но впитывает их основополагающие элементы, стремится как можно глубже осмыслить их роль в историческом развитии человечества. Ширится тенденция преодолеть горизонты европоцентристского мировоззрения. И в этом контексте арабская поэзия, живопись, архитектура, музыка, философская и религиозная мысль всё более раскрываются нам как нерасторжимое целое, из-под которого проглядывает свет высочайших мистических озарений человеческого духа. В VII и VIII вв. арабами было покорено большое число народов, стоявших в культурном отношении несравненно выше самих арабов. Ислам стал религией народов Сирии, Месопотамии, Египта и Северной Африки. Надо отметить, что философская, научная и религиозная мысль в арабском мире этого времени впитала в себя многое как от европейской античности, так и от древних знаний Востока: египетских, зороастрийских, иудаистских и т.д. Европа оказывается со-причастна этой культуре как бы "с чёрного хода" — она приобщается к ней посредством Крестовых походов и проигранных битв, в результате которых, в частности, значительная часть Испании надолго оказалась под мавританским владычеством. И... благодаря этому наука и философия античности находят путь обратно в Европу в усовершенствованном и дополненном открытиями мусульманских учёных виде. Собственно, Испанию в VIII веке арабам особо не пришлось завоевывать: в некоторых местностях население добровольно вставало на сторону завоевателей (сохранились легенды о благородном султане Саладине), обогативших страну новыми сельскохозяйственными культурами (сахарным тростником, пальмами, рисом и др.), высокопроизводительной техникой, способствовавшими росту и расцвету городов (Кордова, Севилья). Испания при мавританском правлении была процветающим государством. Когда же христиане вытеснили мусульман из Испании, страна погрузилась в длительный период упадка. Культурные достижения ислама, сопряженные с высоким уровнем жизненных благ, с роскошью и богатством, не могли не вызывать зависть у воинственной и в большинстве своём весьма невежественной европейской знати, которая, в свою очередь, не могла не вызывать презрения у высокообразованного и изысканно-утонченного мусульманского "рыцарства". Не уступало в алчности и воинственности христианским рыцарям и священство. Так две великие религии, в сущности, черпающие из единого корня, встают на путь взаимной непримиримости, намеренного искажения и неверного истолкования религиозных положении и обрядов друг друга. Ислам стал заклятым врагом христианства — и наоборот. А тем временем мусульманская культура, несмотря на то, что, в конечном счёте, она оказалась вытесненной из Средиземноморья, исподволь проникала в Европу: именно здесь лежат корни таких явлений, значение которых трудно переоценить, как искусство менестрелей, как рыцарский культ служения Прекрасной Даме, как Мальтийский рыцарский орден и др. В России же на протяжении её многовековой истории сложились особые отношения с народами мусульманского Востока, что отличает её от большинства европейских государств. При этом роль ислама как в истории государства, так и в исторической судьбе русского народа гораздо более значительна, нежели может показаться на первый взгляд. Впервые Русь столкнулась с исламом, когда арабы, завоевавшие г. Дербент, стали продвигаться на север и в 737 г. победили хазар, после чего каган Хазарии принял ислам. Именно в хазарских землях древние русичи в VIII—X веках впервые столкнулись с мусульманами-хазарами, а также с арабами. Третьим мусульманским народом, с которым у Древней Руси был длительный контакт, стали волжско-камские булгары, принявшие в 921 году ислам. В 958 году Киевская Русь столкнулась с камскими булгарами во время похода в Булгарию князя Владимира. Известно, что князь Владимир, прежде чем принять христианство, не исключал возможности принятия ислама и для ознакомления с ним направил своих посланцев в Хорезм, где четверо из них стали мусульманами. Татаро-монгольское завоевание в 1237—1240 гг. включило Русь в необъятное государство потомков Чингиз-хана, а после его распада — в Золотую Орду. У времён ордынского правления заимствовалась военная техника, доспехи, вооружение, методы ведения войны, способы управления, почтово-конная служба — ям, казна. По ордынскому образцу стала организовываться армия России, которая стала состоять из пяти частей; большого полка (в центре), полков правой и левой руки, передового и сторожевого, — система всеобщей воинской повинности, вооружение и оснащение; дипломатический этикет, в частности, забота о послах и опека над ними, обязательность подарков. В русский обиход вошли многие ордынские термины, как, например: атаман, богатырь, кинжал, кобура, деньга, базар, бакалея, караван, магарыч, атлас, башмак, кайма, алмаз, бирюза, жемчуг и другие. В XV веке почти все постордынские государства, за исключением Крымского ханства, были присоединены к Московской Руси. Восприятие некоторых обычаев степных ханов (например, назначение "младшего" соправителя) облегчало внедрение татарской знати в русскую аристократию. Так, при Иване Грозном на тронных приёмах выносились три короны — московская, казанская и астраханская. В XVI в. отмечалось значительное влияние (позже уменьшившееся) Казанского ханства на быт и архитектуру Руси. Также было широко распространено ношение татарской одежды, что даже специальным решением осудил Стоглавый собор в 1551 г. В 1787 году в типографии Российской академии наук в России впервые был напечатан полный арабский текст Корана, впоследствии переиздававшийся более пяти раз. А в 1800 году в России было разрешено печатать без ограничений мусульманскую религиозную литературу, чем и занялась специально открытая для этого в 1802 году типография в Казани. Постепенно, к XIX веку Россия стала многоконфессиональной страной, к концу века насчитывающей мусульман — 18 млн. человек! Таким образом, можно говорить о высоких темпах взаимодействия культур России и ислама. Отметим, что ещё в XVIII в. отголоски мусульманской культуры как экзотики встречались в восточных мотивах архитектуры дворцового ансамбля Царицыно (архитекторы В.И. Баженов, М.С. Казаков). Из живописцев "классического", а точнее "передвижнического", направления середины XIX века отдал дань восточным мотивам в своеобразном "антимилитаристском" ракурсе В.В. Верещагин. Отдельно надо сказать о том колоссальном воздействии, которое оказали на русских художников конца XIX века такие европейские художественные течения, как импрессионизм и постимпрессионизм — через них в отечественное искусство вошло восхищение ориентальным колоритом (М.А. Врубель, Л.С. Бакст и др.). Не обошла "восточная мода" и музыку. В частности, уже на рубеже XX века обогащают восточными мотивами свои творения Н.А. Римский-Корсаков (симфоническая поэма "Шехе-разада", музыкальная характеристика Шемаханской царицы в опере "Сказка о Золотом Петушке" по А.С. Пушкину), И.Ф. Стравинский (юмористический образ Арапа в балете "Петрушка") и др. Наконец, уже в советское, послесталинское время — начиная с 60-х годов XX века, расцветают теперь уже оригинальные национальные композиторские школы республик Кавказа, Закавказья и Средней Азии, воспринявшие достижения современных европейских профессиональных композиторских школ и талантливо синтезирующие их с коренной традиционной "неевропейской" музыкой.
К Корану и к учению ислама неоднократно обращались не только русские философы (П.Я. Чаадаев, Л.Н. Толстой, В.С Соловьёв, Г.П. Федотов), но и русские поэты и писатели (А.С Грибоедов, П.А Вяземский, Г.Р. Державин, ПА Катенин, АА Бестужев-Марлинский, АИ. Полежаев, ВА Жуковский, А.Грибоедов, П. Вяземский, Б.Г. Бенедиктов, А.С. Пушкин. М Ю. Лермонтов. НА. Некрасов, Н.В. Гоголь, К.К. Случевский, К.М. Фофанов, А.А. Коринфский, М.А Лохвицкая, К.Д. Бальмонт, ВЛ. Брюсов, МА Волошин, Н.С Гумилёв и многие другие). Надо сказать, что в российской культуре XIX в. сложилась прочная основа восприятия культуры, философии, особенностей религии и психологии мусульман. Неслучайно виднейший лидер джадидов, крымско-татарский просветитель, педагог, писатель и публицист Исмаил Гаспринский (Гаспралы) в 1881 г. опубликовал книгу "Русское мусульманство", в которой выступал за сближение русских и мусульман, считая тех и других "детьми великой семьи народов нашего обширного великого отечества". Называя Россию "единственной посредницей между Европой и Азией, наукой и невежеством, движением и застоем", он пришел после шести лет своего пребывания в Европе и на Востоке К выводу о том, что русские относятся к мусульманам более "гуманно и чистосердечно", чем западные европейцы. И совсем иное отношение к исламу у "русского" почвенного поэта Ивана Алексеевича Бунина. Его стихотворения мусульманской тематики весьма отличаются от стихотворений на те же темы предшествующих поэтов, писавших о Востоке, которые обращались более к ориентализму, нежели к реальной жизни. У Бунина — реальный Восток и, более того, поэт через описание восточных реалий выражал свою собственную духовность. Для поэта ислам не являлся узко культовым понятием: в истории народов, их религий, их прошлых и настоящих культур Бунин искал ответы на жгучие вопросы современности и пути преодоления мировоззренческих противоречий. Для этого он предпринял многие путешествия по странам Востока, из которых самыми плодотворными оказались три поездки по странам Востока: в 1903 г., в 1907 г. и в 1910—1911 гг., — посетив различные города Турции, Египта, Сирии, Палестины и ряда других стран. При этом его очерки (в которых поэт часто цитирует Библию, Коран, индийские канонические книги) отразили не только непосредственные путевые впечатления, но и углубленные размышления, порожденные кризисом, охватившим в начале двадцатого столетия все сферы отечественной жизни, как общественной, так и индивидуальной, внутренней, затронув и экономику, и философию, и религию, и эстетику, и политику. Художественным итогом путешествий поэта стали стихотворения, девятнадцать из которых объединены в цикл "Ислам" ("Стихотворения 1903—1906 гг.", 1906 г.). В этих стихотворениях Бунин мастерски использовал мусульманские понятия, вмонтировав их в текст русского стихотворения прямой калькой с арабского языка: (Коран) — "Разверни же, Вечный, над пустыней <..>/Книгу звёзд небесных — наш Коран"; (Элиф. Лям. Мим) — "И он сказал: "Девиз мой страшен./ Он — тайна тайн: Элиф. Лям. Мим"; (Аль-Кадра) — "Ночь Аль-Кадра... Сошлись, слились вершины/ И выше к небесам воздвиглись из чалмы"; (Джаннат) — "В безбожный блеск, за грань земли печальной,/ В сады Ажиннат уносит душу он" или "Он драгоценной яшмой был когда-то, /Он был неизреченной белизны — /Как цвет садов блаженного Джинната"; (Мухаммад); (Зейнаб), (Хамсин) — "Зейнаб, свежесть очей! /Ты — арабский кув-шин/Чем душнее в палатках пустыни, /Чем стремительней дует палящий хамсин, /Тем вода холоднее в кувшине"; (дервиш) — "На средине между ранним утром/ И вечерним сумраком встают /Дервиши Джелвети и на башне /Древний гимн, святой Тэмджид поют"; (Мекка), (Ихрам) — "Но не страшись: на рассвете увидишь ты Мекку/ И облечёшься в Ирам" и т. д.
По разным причинам не все слова правильно озвучены им на русском. Так, в слове "ихрам" поэт намеренно пропускает один звук (второй): "Но не страшись: на рассвете увидишь ты Мекку/ И облечёшься в Ирам"). Но все арабо-мусульманские понятия им тонко вмонтированы в музыку русской речи. Бунин показал, что иноязычные слова могут органично звучать и восприниматься в русскоязычном стихотворении, не являясь в них чем-то посторонним, экзотическим. Бунин вставляет в стихотворения даже целые религиозные формулы: (Во имя Бога и пророка) [БиСМи ЛьЛЯХИ Ва РаСУЛиХи] — "Во имя Бога и пророка./ Прочти, слуга небес и рока", (Нет в мире бога Кроме Бога) [Ля ИЛЯХа ИЛьЛЯ ЛЛАХ] — "Молчи, молчи, — сказал он строго..." Лишь имя архангела [Джибрил] поэт всегда даёт по-русски (Гавриил) — так, как это имя звучит в библии: видимо, чтобы сблизить восток с западной традицией. Так же, по-русски, автор называет пророка Авраама (в Коране — Ибрагим). В стихотворениях, кроме явно используемых арабских слов, имеются и другие кора-нические понятия, которые скрыты в подтексте. Так, подробно Бунин описал стадии намаза в стихотворении "Тонет солнце, рдяным углем тонет... ", такие, как, например, [Саджада] — земной поклон во время молитвы. В стихотворении "Склон гор" [Лейла] — если говорить о явлении природы, времени и [Лейла] — имя собственное, женское и др. И, несмотря на то, что поэт признавал, что не является адептом ни одной из ортодоксальных религий, вместе с тем он вбирал мудрость всех учений, которые подвергал глубокому изучению. В этой связи интересен тот факт, что Бунин относился к любой религии — христианской ли, буддийской, мусульманской — как сочувствовавший ей в той мере, в которой она учит людей братству и равенству. Но однажды жена И. А. Бунина, В.Н. Муромцева, писала брату поэта, Юрию Алексеевичу: "Ислам вошел глубоко в его душу". Неслучайно об Иване Алексеевиче Бунине, русском поэте начала XX века, сегодня можно услышать как о "главном "мусульманине" русской поэзии" ("Литературная газета", № 9, 2005 г.). Более того, если побывать на мусульманских сайтах в Интернете, можно убедиться, что мусульманский мир в России считает Бунина "своим" поэтом. И это неудивительно: ведь у него есть много произведений об арабской культуре, и в том числе — полюбившееся русскоязычным мусульманам стихотворение "Зеленый стяг". Сегодня мусульманское понятие "джихад" ассоциируется с непримиримой войной против "неверных". Бунин в своём произведении "Зеленый стяг" подразумевает то значение слова "джихад", которое в Коране определяется как духовная битва за чистоту помыслов. "Зелёный стяг" — священное знамя ислама Вначале это была повязка, надевавшаяся поверх чалмы, одного из приверженцев Мухаммеда После одной из битв он распустил её и водрузил на пике как знамя. Это знамя хранится в сокровищнице турецких султанов. Его в свёрнутом виде возили в походы, в которых участвовал султан, и разворачивали лишь в самые критические моменты. В этом стихотворении поэт олицетворяет священное знамя ислама, символизирует его, представляя его старцем, неким почётным лицом, так и называет (по-турецки) — Эски: "Ты почиешь в ларце, в драгоценном ковчеге, / Ветхий деньми Эски/ Ты, сзывавший на брань и святые набеги /Чрез моря и пески" и подчёркивает святость зелёного стяга для мусульман, напоминая:"... сердца покорил ты навек. Не тебя ль над главою Пророка/ Воздвигал Гавриил?" (Гавриил, по легенде, возглавив отряд конных ангелов, пришёл во время сражения на помощь Мухаммеду в битве при Бадре). "И не ты ли царишь на Востоке доныне?/ Развернися, восстань..." — поэт как бы предвосхищает будущее, считая, что возрождение духа непременно осуществится, что знамя жизни всё-таки живо, его только развернуть. "Развернися, восстань — / И восстанет Ислам, как самумы пустыни, / На священную брань!" — этими строчками Бунин вызывает у современников-читателей воспоминание о святом, о духовном, говоря теперь о знамени не просто как об исторически дорогом куске материи, имеющем отношение к Пророку, к первым мусульманам, а как о знамени жизни, о человеческом духе, намекая на высокое предназначение человека вообще. Бунин верит, что это знамя духовности ещё живо в людских сердцах, и потому в следующих строках откровенно горячо восклицает: "Проклят тот, кто для жизни не дышит,/ Проклят тот, кто угас/ Для молитвы и битв, / Кто для жизни не дышит,/ Как бесплодный Геджас" (Хид-жаз — так называлась Западная часть Аравии, где находятся главные святыни ислама). Сравнение с пустынной, как бы безжизненной, застывшей в неактивности Аравией здесь неслучайно ("Как бесплодный Геджас"), ибо жизнь, по Бунину, — это движение. В этом стихотворении, как и во всём бунинском творчестве данного периода, пронизанном поисками утраченного рая, влекущими поэта во все его путешествия — на Восток, к древности, Бунин ищет ответ на вопрос куда идти, что искать, как спасти человечество от потерянности, богооставленности. В связи с этим он напоминает о Судном Дне, где, как единогласно вторят и Тора, и Евангелие, и Коран, будет вестись спрос с людей за их дела: "Ангел Смерти сойдёт в гробовые пещеры, / Ангел Смерти сквозь тьму / Вопрошает у мертвых их символы веры: / Что мы скажем ему?". Здесь явный намёк на рубеж веков, на современную Бунину действительность и, конечно же, на вечность, о которой Бунин часто думал. Что скажем мы, заблудившиеся, потерявшие идеалы прошлого? Автор стихотворения говорит: "Проклят тот, кто угас для молитвы и битв", — имея в виду не просто молитвы и битвы, а ту устремлённость ввысь, духовное бдение, которые помогают вести поиск общечеловеческого смысла жизни. Следует отметить, что битва или борьба (по-арабски "джихад") — понятие, не относящееся к пяти столпам мусульманской веры, но непосредственно примыкающее к ним. Согласно Корану — важная обязанность, которая означает любое усилие, направленное на распространение истины, и не имеет ничего общего с войной. Хотя именно война в защиту религии ислам и получила имя джихада, являясь одной из разновидностей этого понятия. Законоведы-факихи подразделяли джихад на несколько видов: "джихад сердца" — борьба со своими собственными недостатками, "джихад языка" - разрешение одобряемого и запрет порицаемого, "джихад руки" — наказание преступивших закон и нравственные нормы, "джихад меча" — битва с неверными, павшие в которой обретают вечное блаженство. К сожалению, и терроризм сегодня называют джихадом. Б "Зелёном стяге" Бунин подчеркивает, что смысл жизни — подняться на духовный подвиг, и это выход из кризисной ситуации. Он предлагает поднять знамя глубокой, искренней, очищающей веры, призывает к битве с собственным неверием в высшие идеалы. Бунин стал первым русским поэтом, столь глубоко проникнувшимся психологией и духовным миром восточного человека. Никто другой не передавал столь точно и подробно информации о религиозной культуре мусульман через поэтические строки. Это высочайший поэтический синтез Востока и Запада. Память о вечных ценностях, по мысли Бунина, дает современному человеку возможность вернуть утраченную духовную гармонию, "осознать божественное величие вселенной"*. ------------- * Бунин И. А. Собр. соч. М„ 1996. - Т. IV. С. 277. Опубликовано в литературно-философском журнале "Четки", № 1, 2007 г. |
|
| © Портал-Credo.Ru, 2002-2010. При полном или частичном использовании материалов ссылка на portal-credo.ru обязательна. Пишите нам: editor@portal-credo.ru |
|
|
Ислам в русской литературе (1) |
Дневник |
http://www.islam.ru/newmuslim/izvestn/pushkin/?print_page
Встреча поэта с миром Ислама произошла во время его путешествия по Северному Кавказу, Крыму и Бесарабии. Он видел памятники культуры мусульман, вслушивался в молитвы, наблюдал и размышлял о мусульманах. Отсюда его поэмы «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», вылившиеся в «Подражания Корану».
|
"Иса – рух аллах, алейхи салам. Алла акбер"... – написал знаками русской азбуки – кириллицы Ходжа Июсуф Хоросани. Что за чудеса? – удивится и русский православный и араб-мусульманин, увидев и услышав такое. Еще более удивятся они, узнав истинное имя автора этих слов: Афанасий Тверитянин, сын Никитин.
"В то же лето 6983-е от сотворения мира (1475 от рождества Христова) обрели мы написания Афанасия, тверского купца, что был в басурманской Индии четыре года, а ходил, сказывает, с послом великого князя московского Ивана и от великого князя Михаила Борисовича Тверского и от владыки (священника) тверского Геннадия за море. И тот тверитин Афанасий описал путь хожения своего...", – говорится в средневековой Софийско-Львовской летописи.
"Хожения за три моря" – так назвал свою книгу Афанасий Никитин. Путь русского купца из далекого XV века пролегал через столицу татар Казань, по реке Волге, через Золотую Орду и Астрахань в Иран, а из Ор-музда – Персидским заливом по морю в Маскат, оттуда – морем в Чаул и далее – в Джунар и Бидар.
Из записок А.Никитина мы узнаем о русском посольстве в Ширван в ответ на обращение ширваншаха Фарруха-Ясара (1462-1500), о войнах на земле мусульманского государства Бахманидов, которые вели воины Мухаммед-шаха III против индусской державы Виджаянагар и государства Ориссы. Русский купец описывает Рей и Багдад (называя его Вавилон и Бодак). Особенностью стиля записей является обилие персидских, арабских и тюркских слов и выражений. Некоторые данные у Никитина становятся единственным научным свидетельством всемирной истории (о походе бахманидского султана, например, не сохранилось упоминания в других хрониках). "Венецианец ди-Конти (1444), тверич Никитин (1472) и синесец (португалец) де Гама (1499) – вот от кого остались важнейшие записки об отдаленных странах Южной Азии XV века", – писал академик Слезневский в пятидесятые годы XIX века. "Хожение за три моря" Никитина очень популярно в России, многократно переиздавалось, по нему снимались художественные фильмы, а автору в городе Твери, у Волги, поставлен памятник.
Подобных хождений в заморские земли у россиян было немало – купцы и паломники, военнослужащие, сопровождавшие посольства и оставившие свои дневники... Многие из таких записей, наверное, пропадали бесследно, но многие становились частью литературы или сподвигали новых искателей приключений на путешествия в сказочные восточные земли.
Со временем писатели, поэты и философы России стали обращаться все чаще к восточным сюжетам, переводить произведения, заниматься изучением и осмыслением восточных религий – ислама в первую очередь.
Всех российских описаний Востока не перечислишь. Упомянем еще некоторые из них: "Хождение в Персидское царство" купца Федота Котова в 1623 году, "Записки пешеходца Василия Монаха" в XVIII веке в страны Востока, рассказ о "Путешествии из Оренбурга в Бухару" капитана Егора Мейендорфа в 1820-1821 годах, размышления о странах Ближнего Востока Ивана Бунина, лауреата Нобелевской премии, уехавшего из России после революции и гражданской войны.
Все эти и другие странники и писатели будили воображение тех, кто по каким-то причинам не мог покинуть землю родины, занимался творческим трудом и получал вдохновение из книг и событий окружающей жизни, искал ответы на насущные вопросы бытия.
Мусульманские мотивы в русской литературе "золотого века"
В эпоху Екатерины, присоединившей Крым, на русский язык был переведен Коран. Стихотворцы Российской империи славили победы над турками, и первым из них был Гаврила Державин (1743-1816), гордившийся происхождением от золотоордынского мурзы Багрима и проведший детство в татарской Казани. Он трогательно писал: "Татарски песни из-под спуда как луч, потомству сообщу..."
Исламские мотивы стали проникать в творчество российских поэтов еще до Пушкина (1799-1836), для которого мусульманская культура стала одним из источников вдохновения.
В годы южной ссылки Пушкин соприкоснулся с жизнью черкесов, крымских татар, арнаутов, с бытом мусульман, населявших окраины, сравнительно недавно присоединенные к империи. После этого родились его стихи о Бахчисарае, поэма "Кавказский пленник", "Подражание Корану", "Талисман". Он пишет о юности, проведенной в соседстве с "поклонниками Пророка", с непрестанной думой о будущем – о роковой судьбе, о горских нравах и воинственности чеченцев. Им написано известное стихотворение "Из Гафиза".
В "исламской антологии" русских поэтов нельзя не привести такие стихотворения изощренного мастера Владимира Бенедиктова (1807-1873), как "Калиф и раб" и "Письмо Абдель Кадера" (алжирского эмира), стихи Александра Полежаева (1804-1838) "Гарем", "Черная коса", "Султан" – в них уже предвещается лермонтовский стих, предсказывается интонация юношеских поэм Михаила Лермонтова (1814-1841). Его путь навсегда осенили снеговые вершины Кавказа, видениями мусульманского Востока насыщены его стихи, поэмы, повести, сказки. В зрелых, могучих своих стихах Лермонтов перевоплощается, его лирическое "я" сливается с образом молящегося Аллаху кавказского скитальца на перепутье...
Весь "золотой век" русской поэзии и литературы – XIX век – осенен пальмами Арабского Востока, пронизан мелодиями татарских и кавказских песен, колокольчиками верблюжьих караванов среди палаток и пыльных селений под жарким южным солнцем...
Николай Гоголь написал и издал отдельную книгу "Арабески. Разные сочинения Н.Гоголя" (Санкт-Петербург, 1835). "...Лежит и расстилается великое Средиземное море, и с трех разных сторон глядят в него: палящие берега Африки с тонкими пальмами, сирийские голые пустыни и многолюдный, весь изрытый морем берег Европы, – писал он. – Стоит в углу над неподвижным морем древний Египет. Пирамида над пирамидою; граниты глядят серыми очами, обтесанные в сфинксов; идут бесчисленные ступени. Стоит он величавый, питаемый великим Нилом, весь убранный таинственными знаками и священными зверями. Стоит и неподвижен, как очарованный, как мумия, несокрушимая тлением..."
Н.Гоголь опубликовал также статью "Ал-Мамун. Историческая характеристика". И прочитал ее в университете на лекции, на которой присутствовали поэты А.Пушкин и В.Жуковский.
"...Ни один государь не принимал правления в такую эпоху своего государства, как Ал-Мамун. Грозный калифат величественно возвышался на классической земле древнего мира. Он обнимал на востоке всю цветущую юго-западную Азию и замыкался Индиею, на западе он простирался по берегам Африки до Гибралтара. Сильный флот прикрывал Средиземное море. Багдад, столица этого нового чудесного мира, видел повеления свои исполняющимися в отдаленных краях провинций..."
Религиозный философ и поэт Владимир Соловьев (1853-1900) был предан идее единства человечества. Споря с поздними славянофилами, он писал: "Русская национальная идея... не может исключать принципа справедливости и всечеловеческой солидарности". В наши дни редко кто вспоминает, что ислам и судьбы мусульман привлекали его внимание. В 1896 году он опубликовал очерк "Магомет. Его жизнь и религиозное учение". Сущность и главное содержание истинной религии, отмечал русский мыслитель, Мухаммед видел в единобожии. "Единством Божиим логически требуется единство человечества, связанного с Богом". Ссылаясь на Коран, Соловьев развивал мысль о том, что Мухаммед исходил из принципа изначального наличия одной истинной веры у человечества. В заслугу Мухаммеду В.Соловьев ставил то, что тот осуждал всякую религиозную исключительность и требовал "одинакового признания всех исторически различных проявлений истинной религии".
Русский философ счел неверным мнение тех европейцев, которые приписывали мусульманскому пророку "нелепый богохульный догмат о предопределении ко злу, то есть, что Бог по произволу своему предназначил одним быть добрыми и спастись, а другим быть злыми и погибнуть". Большим достоинством ислама Соловьев считал неразделимость веры и дел веры. Кроме того, со всей решительностью он отводил от учения Мухаммеда обвинения в фанатизме, нетерпимости, в проповеди насилия и т.д. Религия Мухаммеда, полагал русский мыслитель, "еще будет если не развиваться, то распространяться", ибо "духовное молоко Корана нужно человечеству...".
Среди множества замыслов Льва Толстого позднего периода был один, судьба которого оказалась особой. Речь идет о "Хаджи Мурате" – повести, не публиковавшейся при жизни Толстого. 19 июля 1896 года Толстой записал в дневнике: "Вчера иду по передвоенному черноземному пару (вспаханному полю). Пока глаз окинет – ни одной зеленой травки. И вот на краю пыльной серой дороги куст "татарина" (репейника), три отростка: один сломан и белый, загрязненный цветок висит; другой сломан и забрызган грязью, черный стебель надломлен и загрязнен; третий отросток торчит вбок, тоже черный от пыли, но все еще жив, и в серединке краснеется... Напомнил о Хаджи Мурате. Хочется написать. Отстаивает жизнь до последнего, и один среди всего поля, хоть как-нибудь, да отстоял ее!.. "Молодец!" – подумал я. И какое-то чувство бодрости, энергии, силы охватило меня: "Так и надо! Так и надо!"...
Л.Н. Толстой (1828-1910) – граф, дворянин, сполна отслуживший воинской службой русскому царю, провел молодые годы на кавказской войне с горцами-мусульманами. Большинство персонажей повести – действительно существовавшие лица: Хаджи Мурат, царь Николай I, наместник Кавказа князь Воронцов, Шамиль, русские генералы, грузинская княжна Манана Орбелиани и др. Повесть эта имела десять редакций, но в печати впервые появилась с цензурными купюрами лишь после смерти Толстого – в 1912 году.
Интерес Толстого к Востоку был не этнографический, а скорее, духовно-поэтический. Его и в молодости привлекали песни горцев, их местные пословицы, загадки, сказки народов Востока, включая "Тысячу и одну ночь". Высоко оценивал Толстой Коран и арабов. В последние годы жизни Толстой с увлечением читал и обсуждал в кругу близких ему людей – даже среди арабов-бахаитов – литературу по истории культур и религий народов Востока. В его дневниках 1895-1910 годов неоднократно упоминается пророк Мухаммед. Л.Толстой восхищался мужеством, свободолюбием и чувством собственного достоинства горцев, столь далеких от нынешних бандитов и наемников, прячущихся в пещерах и "зеленке" Чечни. Сегодняшние "вожди" – увы! – преданы не свободе, а порабощению других, в том числе собственного народа, и силе зеленых "баксов".
Многовековой интерес России к Ближнему Востоку, библейским местам в Палестине и к арабской культуре не был случайным и объясняется рядом религиозных и политических факторов.
После падения Константинополя брат византийского императора Константина XI, погибшего в схватке с турками, Фома Палеолог, ставший наследником престола, укрылся в Риме. С ним были сыновья Андрей, Мануил и дочь Зоя, которая в 1472 году при содействии римского папы Павла II под именем Софьи обвенчалась с Иваном III. Двуглавый византийский орел стал гербом Московского государства и России, Российской империи, возложивших на себя миссию защитников святынь на территории Палестины, Египта и Сирии.
Первая духовная миссия в Иерусалиме для обслуживания паломников из России была основана в 1847 году. В 1881 году Иерусалим посетили члены царской фамилии – великие князья Сергей, Павел и Константин. С их помощью было создано в 1882 году Российское Императорское Православное Общество, содействовавшее подготовке русских арабистов и арабских преподавателей русского языка в школах на Ближнем Востоке, а также ежегодному паломничеству русских в Палестину – в среднем по 30 тысяч человек ежегодно в 1882-1914 годах. России дороги имена Михаила Нуайме и Кульсум Оде-Васильевой, а также других арабских просветителей, что перевели произведения Пушкина и Лермонтова, Льва Толстого, Антона Чехова и Федора Достоевского на арабский язык.
Научно-просветительская деятельность арабистов-академиков Агафангела Крымского (1871-1942) и Игнатия Крачковского (1883-1951) олицетворяет целую эпоху в истории русской и советской арабистики. Перу этих ученых принадлежат широко известные труды по истории ислама и литературы арабов. Агафангел Крымский писал: "...для племени арабов, которое из ничтожества было поднято исламом до мирового могущества, ислам, несомненно, оказал великую услугу... Если вникнуть в успехи ислама только в Африке и Азии, то становится еще яснее, насколько неправы люди, предвещающие исламу близкую смерть".
Игнатий Крачковский, награжденный высшими советскими наградами, описал более тысячи арабских средневековых рукописей, представил русским читателям "Коран", поэзию и труды Ибн аль-Му'тазза и Абуль-Аля аль-Маари, Амина ар-Рейхани и "Дни" Таха Хуссейна...
Победа СССР над фашизмом в войне 1941-1945 годов ознаменовала поворотный момент в жизни народов не только Европы, но Азии и Африки. На состояние переводческой деятельности повлияли развитие советской науки и возрастающая творческая активность писателей мусульманского мира. За 35 лет деятельности Ассоциации писателей стран Азии и Африки в 1956-1991 годах только с арабского языка на языки народов Советского Союза были переведены сотни книг. По данным Центрального статистического управления СССР на 1991 год, в нашей стране за 75 лет было издано 621 название арабских книг общим тиражом 41 миллион 934 тысячи экземпляров на 36 языках народов бывшего СССР. Десятки раз издавались книги Нагиба Махфуза и Юсефа Идриса, Катеба Ясина, Ханны Мина, Муина Бсису и Махмуда Дервиша. Буквально все, созданное живым классиком из Судана Ат-Тайибом Салихом, увидело свет в нашей стране – факт беспрецедентный. Быстро разошелся переведенный на русский язык роман египетского писателя Гамаля аль-Гитани "Зейни Баракат" с предисловием А.Васильева. Роман алжирца Ат-Тахира Ваттара "Туз" (Ал-лаз) только за 1980-1986 годы был издан семь раз на русском, украинском и узбекском языках общим тиражом 350 тысяч экземпляров. В 1987 году успешно завершилось издание 12-томной серии "Избранные произведения писателей Азии и Африки", тираж одного тома которой равняется 50 тысячам экземпляров. Работу книжных издательств дополняли многотиражные ежемесячные журналы.
Однако в 90-е годы, к сожалению, заметно сократилось количество переведенных на русский язык книг писателей мусульманских стран. Это объясняется, в частности, уменьшением субсидирования научно-исследовательских институтов гуманитарного профиля, ликвидацией ряда журналов и газет, выходивших раньше на арабском языке. К тому же многие издательства перешли на коммерческую основу, занявшись публикацией дешевой популярной литературы.
Но летопись арабского культурного возрождения, которую с энтузиазмом вели на протяжении XX столетия востоковеды России, отнюдь не прерывается и в XXI веке. Исследование проблем культурного и духовного развития мусульманских народов продолжается с неослабевающей энергией российскими востоковедными центрами и высшими учебными заведениями. Из-под пера научных сотрудников этих учреждений, а также профессиональных писателей появляются новые книги, знакомящие россиян с лучшими традициями и обычаями, образом жизни народов мусульманских стран.
..............................................................................................................................................................................................................................................................................................................
Метки: ислам в русской литературе |
| Страницы: | [1] |
