Юрий Левитанский

Вдали полыхнула зарница.
Качнулась за окнами мгла.
Менялась погода — смениться
погода никак не могла.

И все-таки что-то менялось.
Чем дальше, тем резче и злей
менялась погода, менялось
строенье ночных тополей.

И листьев бездомные тени,
в квартиру проникнув извне,
в каком-то безумном смятенье
качались на белой стене.

На этом случайном квадрате,
мятежной влекомы трубой,
сходились несметные рати
на братоубийственный бой.

На этой квадратной арене,
где ветер безумья сквозил,
извечное длилось боренье
издревле враждующих сил.

Там бились, казнили, свергали,
и в яростном вихре погонь
короткие сабли сверкали
и вспыхивал белый огонь.

Там, памятью лета томима,
томима всей памятью лет,
последняя шла пантомима,
последний в сезоне балет.

И в самом финале балета,
его безымянный солист,
участник прошедшего лета,
последний солировал лист.

Последний бездомный скиталец
шел по полю, ветром гоним,
и с саблями бешеный танец
бежал задыхаясь за ним.

Скрипели деревья неслышно.
Качалась за окнами мгла.
И музыки не было слышно,
но музыка все же была.

И некто с рукою, воздетой
к невидимым нам небесам,
был автором музыки этой,
и он дирижировал сам.

И тень его палочки жесткой,
с мелодией той в унисон,
по воле руки дирижерской
собой завершала сезон...

А дальше из сумерек дома,
из комнатной тьмы выплывал
рисунок лица молодого,
лица молодого овал.

А дальше,виднеясь нечетко
сквозь комнаты морок и дым,
темнела короткая челка
над спящим лицом молодым.

Темнела, как венчик терновый,
плыла, словно лист по волнам.
Но это был замысел новый,
покуда неведомый нам.

Справа вверху: Виталий Графов. Концерт Валерия Гергиева в Цхинвале. 2008 г.
Ниже картина Евсея Моисеенко

Время белых стихов, белизна, тихий шаг снегопада,
морозная ясность
прозрачного зимнего дня,
византийская роспись крещенских морозов
на стеклах души,
как резьба, как чеканка — по белому белым —
дыши не дыши —
не оттает уже ни единый штришок на холодном
стекле.

Время белых стихов, эти белые строки,
как белые рощи,
зиянье резной белизны,
где случайные рифмы, как редкие вспышки
рубиновых ягод рябин,
хоронящихся в тень,
как снегирь, как синичка — на кончике ветки —
внезапно —
тень-тень! —
хотя речь тут совсем не о рифме,
нет, дело не в рифме,
и речь тут идет не о ней.

Время белых стихов, эти строки,
всего только время и сроки,
мгновенье и час
обостренного зренья, последних прозрений,
последних надежд
и последних утрат,
это возраст души, это воздух предгорий
и горных вершин,
Эверест, Арарат,
где останки ковчега под снегом
с последним ночлегом
так просто уже рифмовать.

Это строгие строки классической прозы,
и белые розы у вас на окне,
и внезапные слезы, причина которых не страх
перед черною бездной
и горным обвалом
куда-то несущихся лет,
а щемящий восторг перед чудом творенья
и чудом явленья на свет,
перед этой счастливой удачей —
однажды случайно возникнуть,
явиться
и быть.

Здравствуй, белое пламя, мой белый костер,
догораю на белом костре,
не прощаюсь, прощаю, и вы меня тоже простите,
я вам говорю,
вы, которые здесь уже были, и вы,
кто еще только будете,
вы меня тоже простите,
смиренно прошу,
потому что вы жили, а вы еще будете жить, а я жив,
я хожу по земле,
я живу,
я дышу
И объемлет меня все плотней мое белое пламя,
мой белый огонь,
этот вечно кружащийся рой,
рой цветов, поцелуев, улыбок,
исписанных наспех листков
и совсем еще девственно чистых листков,
рой снежинок, и рой мотыльков,
и бесчисленный рой лепестков
белых лилий и белых акаций, которые завтра уже
расцветут.
Юрий Левитанский

Справа вверху: картина Елены Кораблевой, ниже картина Виктора Цыганова.

Красота январских пейзажей на картинах современных художников.

Дмитрий Воронцов. Морозный вечер. 1985 г.

Наталья Головина.

Наталья Пьянкова.

Наталия Токарь.

Андрей Королев. Рождественская.

Вячеслав Палачев.

Сергей Дорофеев. Под голубыми небесами.

Сергей Дорофеев.

Акварели Альфии Сафи
Встреча с солнцем.

Морозное утро.

Под зимним небом.

Под снежной шалью.

Вечерние тени.


Старый дом. И симпатичный котик. Автора не нашла. (и даже не поняла, фото или все же картина)


PS. Завтра, 22 января исполняется 102 года со дня рождения (22-01-1922 - 25-01-1996) поэта Юрия Левитанского, чьи стихи становятся со временем только современнее.

Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ

Не руки скрещивать на груди,
а голову подпереть руками,
смежить ресницы,
сидеть и слушать,
пока услышишь, —
и ты у с л ы ш и ш ь.

И ты услышишь неясный шорох
и ветра легкое дуновенье,
неясный шорох,
шуршанье крыльев,
шаги неслышные за спиною,
и чьи-то легкие две ладони,
почти прозрачны и невесомы,
тебе на глаза осторожно лягут,
и ты прозреешь —
и ты у в и д и ш ь.

...И ты увидишь в кромешном мраке,
как кружится ворон над спящей Троей,
и ты разглядишь в коне деревянном
ахейских воинов смуглолицых,
ты разглядишь их лица и руки,
их оружье и их доспехи,
и различишь печальные очи
каменной девы в пустынном храме...

...И ты услышишь однажды ночью
звездного неба зов отдаленный,
и ты услышишь в полночном небе
лунного света звонкие льдинки,
тонкое теньканье лунных капель,
тайную музыку лунной ночи,
ее пассажи,
ее аккорды,
ее сонатное построенье...

Не руки скрещивать на груди,
а голову подпереть руками —
вот жест воистину величавый,
и он единственно плодотворен.
Голову подпереть руками,
ждать спокойно и терпеливо,
и ты увидишь,
и ты услышишь,
во всяком случае —
есть надежда.

Вещая птица и мертвый камень.
Девы скорбящей печальны очи.

Тонкое теньканье лунных капель.
Вечная музыка лунной ночи.

Справа вверху: Дмитрий Савинков. Портрет девушки. 1996 г.
Ниже: картина Марии Чепелевой.

Анна Виноградова. Портрет Ольги. 2005 г.

Смотреть далее