Скажи мне, кобыла, тарпана дитя,
Что с братьями стало твоими,
Что раньше скакали, как ветер летя,
Свободно путями степными?

Как могут терпеть незаслуженный гнёт,
Носить хомуты и подковы?
Зачем гордый конь человека несёт
И слушает каждое слово?

Уже ль не кощунство : какой-то примат,
Взяв хлыст и надевши лампасы,
В седло опускает нечищеный зад,
Глумясь над потомком Пегаса.

Мне мнилось иное : широкий простор,
В долину бегущие реки,
Пасутся стада у подножия гор,
Не зная ярма человека.

Там дикие кони прекрасны на вид :
Стройны и сильны и свободны,
Их гордое ржанье иначе звучит,
Движения их благородны.

В вечерних лучах их лоснятся бока,
Черна их роскошная грива
И не посягнёт никакая рука
На это великое диво...

Но вот растворился божественный вид,
Я - в парке; исчезло виденье.
Наряженный конь предо мною стоит
С Пегаса бескрылого тенью.


(Герцог Вестернбургский, сборн. «Лучшее из худшего», 1999)