Девятый кусок текста - 46 к.
__________

С площади она так и не добралась до дома. По пути молодую женщину догнала отрезвившая мысль. А зачем?
В ее домишке с весны капала крыша и в маленькой комнатке, где еще сохранился не разрушившийся участок черепицы, было одиноко и холодно.
Когда-то это был крепкий дом, в котором проходила оживленная жизнь, теперь в нем поселилось уныние. Оно было повсюду: выглядывало из пустых окон, цедило скупые улыбки пыльными паутинными узорами в углах на чердаке, где постоянно завывал свободно гуляющий ветер, забирало остатки надежды с каждым камушком, отвалившимся от фундамента, насмехалось буйным цветением сорняков вражеской ратью наступавших на попахивающее гнилым деревом крыльцо.
В доме покойной травницы не жили даже мыши – ушли еще несколько лет назад, начхав на ошеломленную таким поведением кошку.
Чужачка так и видела перед глазами обескураженную фигурку с выпирающими ключицами и удивленные совиные глаза.
Сколько не гнала приблуду, та всегда возвращалась и потерю своего единственного корма восприняла весьма болезненно.
Она не придумала имени, и кошка приходила, когда хотела, бывало, пропадая на месяц, так что сирота втайне надеялась, что надоедливая животина больше не вернется.
Все равно дать усатой мурлыке было нечего.

Кое-как ухаживала за небольшим огородиком, выкраивая время между подработками, но глядя правде в глаза, могла с уверенностью сказать, что растительность на нем самая чахлая из всех, что девушка встречала. Видимо огород отражал состояние дел своего хозяина, которое у Даниэль вар Чуги было плачевным.
Как надеялась пережить эту зиму? Да никак.
Дани просто не думала об этом и жила одним днем. Не строила никаких планов, за что подруга называла ее «весьма легкомысленной молодой особой».
В деревне находились те, кто предлагал остаться жить у них, мотивируя это тем, что дом со дня на день просто разрушится, погребя непутевую хозяйку под собой. У нищенствующей полукровки же не было денег, чтобы серьезно его подлатать.
Все заработанное утекало сквозь пальцы или отодвигалось в сторону: своего старинного «приятеля» следовало ждать уже скоро, сборщик налогов еще ни разу не обошел улицу в первую очередь, не заглянув к сироте. Нейтральный как всегда, но оглядывающий жилье с таким видом, словно здесь если пока не живут, то уж точно скоро будут жить другие люди.
Без дела сидеть, конечно, не придется, но ей-то не привыкать?
И в отличие от Седрика сказано это было настолько прямо, насколько вообще представлялось возможным.
Не отличающиеся благородством аира селяне предпочитали конкретику, если чувствовали что можно получить выгоду.
Наверное, считали, что недочеловечка все стерпит и даже почтет за счастье.
К некоторым гулящим девкам и то бывало, обращаются повежливей.
В поселении каждый зарабатывал, как мог и чем мог. И пока дают оллы, и такая работа не считалась зазорной. А вполне даже нужной и востребованной.
Дети удачливых проституток так же ходили в школу со всеми и если их и обзывали, то все не выходило дальше рамок допустимого.
Можно и выговор от классного жреца получить – Папардий запрещает ерничать над страждущими и нуждающимися, а велит прощать чужие слабости, а то и в рожу. Дети улиц взрослели быстрее и были гораздо свирепей своих домашних одногодок.
Замужество ей не светит, так почему бы и нет?
В тепле оно как говорится и сытней и краше. Глядишь платьишком-бусиками какими разживется так и за свою больше сходить станет. А не на чурку, какую березовую вон уж соседи пугаются – кого только в дом пускаете?
Говоривший это сально улыбающийся колесник практически приобнял ее за талию, когда увидел выходящую из дома женщину. Бледное лицо, неизменный нирш, запавшие глаза - не верилось, что еще восемь лет назад Ингу называли красавицей. Если бы не изредка произносимые тихим голосом приглашения к обеду его жену можно было бы счесть немой.
Угробил бабу, а теперь к молодым лезет, сплюнул как-то втихаря батрак с ярко выраженной орочьей наружностью: мощным торсом с узлами мышц, слегка салатовой кожей, огромными ладонями и косыми с хитринкой глазами. И неугасимым интересом к противоположному полу. Пожалуй, единственной с кем орочий бастард считался так это со смуглокожей полукровкой. Не пытался ухватить за выпуклости и вроде даже как-то робел в ее присутствии. Хотя в свои двадцать Даниэль была моложе Инги всего на пять лет не такой срок, чтобы считать его катастрофическим, но по сравнению с пышущей свежестью служанкой та выглядела старухой.
Один короткий взгляд передал все, что не высказать словами и, оттолкнув руки сластолюбца, сирота скривила губы: ей ли не знать, что приходится терпеть несчастным крестьянкам, отданным замуж слишком рано и не по любви? Нагляделась по самое уже. Мучительные рассветы и однообразные закаты, оканчивающиеся стягиванием мужниных сапог и собачьей покорностью. Другого в поселении не терпели. Жена – собственность. И права голоса не имеет, даже если на глазах нарушаются священные обеты брака.
И все равно каждый раз, отвечая отказом, воспитанница травницы понимала, что в жестоких словах слышанных ею в разных вариациях кроется доля истины.
Ей не привыкать гнуть спину за гроши.
Единственное что чужачка не собиралась делать это идти на поводу у бурчащего живота и за кусок хлеба и миску похлебки раздвигать ноги.
Поступить так – значит убить в себе все, что составляет ее суть.
Проще было съесть всего лишь один стебелек ядовитой травки, и тяжелым мукам выбора подошел конец. Дан разбиралась в них как в своих пяти пальцах даже спустя столько лет и знала такие, которые подарили бы приятный сон без сновидений. И лишь в память о своей приемной матери гнала прочь эти предательские мысленки. Да и Дарег надавал бы по мягкому месту за такое и был бы прав. Жизнь – священна. И грех раскидываться ею направо и налево. Не для того ее мамочка пожертвовала всем чтобы ее дочь покончила с собой предпочтя смерть позору. Уж скорее сама подложила в чью-либо постель, чтобы полоумная поняла, чего лишается. Это было вполне в характере лишенной лживого благочестия травницы.
Неприятный слушок, прокатившийся еще летом, когда деревня млела от послеполуденной жары, а над распаренной землей вилось марево и все только и делали что спасались под сенью кустов и деревьев, устраивая на приглянувшихся полянках пикники с нехитрыми закусками, до сих пор бередил душу девушки, не давая покоя.
Кто-то хотел скупить все дома на Кленовой, а старые хибары пустить под снос. И она руку дала бы на отсечение, что тут не обошлось без Шори. Если кто и имел достаточные возможности и связи, то только этот несвежий помет скарпа.
Что ему нужно и чего не хватает в жизни? Женился что ли б уже, а то бессемейным так и помрет мухомор давленный. Власти захотел? Признания? Стоящих на коленях просителей клянущихся в вечной верности только бы он оставил их в покое? Примерно разобравшись в характере своего соседа Даниэль, знала – всего и сразу.
В деревне многое изменилось со времен ее детства. Стало больше тех, кто на каждом углу использовал слово «бог» и «божья воля» сам не стремясь принимать какие-либо решения и думать. Все решал или Старейшина или Совет. Аристократы, Хэмр, король или случай - да что угодно кроме них самих. И люди постоянно боялись. Быть выкинутыми из поселения, нажить себе врагов среди властьимущих что Даниэль как раз удавалось с завидной легкостью, успеть выдать последнюю дочь замуж прежде чем самим уйти в Вечные Чертоги… Мало ли чего – что завтра цены на зерно взлетят настолько, что хлеб будет стоить втридорога, ведь и так продыху нет, а лето выдалось слишком холодным и дождливым, чтобы успеть сделать много запасов.
Остерегаясь лишнего шагу ступить за Стену, чтобы навестить знакомых селяне постепенно превращались в ее придаток.
Берешь гончую – значит изволь, плати копеечку в общак деревни. Ловчему может оно и не надо, зато содержит собак все поселение. И хоть деньги небольшие, а все ж не на земле растут.
Те времена, когда ее мать в одиночку ходила за травами на опушку леса, остались в далеком прошлом. Сейчас только у виска покрутили б – сошла с ума баба. Выпустили б конечно, но любой зверь или птица, а тем более человек – если еще человек - двигающийся со стороны леса, теперь расценивался как угроза. С того как вместо сборщицы ягод Прасковьи и ее сыновей вернулись мертволики.
Стражники, дежурившие в тот день на загоне, сразу забили тревогу: фигуры просвечивали на солнце и первый, выпущенный с чьей-то легкой руки болт, пропорол пустоту.
Жуткий хохот призраков прокатился над Бродлем и заставил людей окаменеть.
Мертволики – вестники.
Любители покуражиться над чужим горем приняв облик недавно погибшего. Таково было своеобразное чувство юмора этой нежити, и нет смысла говорить, что мертволиков ненавидели.
Гнусных фантомов порой не останавливали даже благословленные жрецами запоры, и бывало, откроет хозяйка дверь на стук – а там уж стоит, заливается. А дочка семилетняя в колодце утонула уж… Крик, вой – и нет, как нет никого.
Говорят, если мертволик ходит быть кому-то из родни нежитью.
Все трое сгинули без следа.
Известная своим уживчивым характером тетя Праська, которая и горсть могла всегда дать за так – на пробу и ее ладные парни, по которым сохло, полдеревни стали еще одной безмерной данью лесу.
Трагедия потрясла Бродль и оставшаяся одна бабка – сын ее пропал еще до рождения двойняшек – никого не узнавала, и видно было, что потеря семьи стала для нее последним и самым тяжким ударом.
Самые отчаянные требовали выжечь там все – давно пора! Но остальные только головами качали: нет нельзя так. Уже пытались несколько поколений тому назад так после житья не стало. Мстила чащоба, корни пускала, подрывала ворота, насылала сумасшествие на тех, кто осмелился пустить пал. Еле умаслили десятком коров – люди затыкали уши от истошного мычания приведенных на заклание буренок. Те, кто убегал последними, потом под себя ходили. Клялись, что ожившие деревья вгрызались в плоть, сдирая парное мясо с еще бьющейся добычи.
Эндарон сам превратился в какого-то монстра глотающего жизни и лишь угрюмо чернел, вдали напоминая, что у человечков не так уж и много места, чтобы организовать свою незначительную жизнь. Вот его-то деревья: исполинские ясени и дубы вечны. Твердые как камень, словно стягивающиеся еще плотнее от каждого удара топором стволы стояли так часто, что уже спустя несколько минут ходьбы путника поглощала вечная мгла подлеска. Оттуда не доносилось ни звука и лишь призрачно светились коряги пораженные гнилушкой.
Вздохнув Даниэль, накрутила на палец темный локон и поняла, что все еще дрожит. Перенапряжение давало о себе знать. Ей нужно было туда, где ее встретили бы и обогрели, не обращая внимания на родословную, не задавая лишних вопросов. И с тех пор как Тифони посадили под домашний арест, оставалось всего одно такое место.
На углу увидев лоток с платками, сирота, уже не сдерживаясь, громко застучала зубами. Махнув на все рукой, на последние деньги купила шерстяную шаль красивого цвета карамели, закутавшись в нее по самый нос.
Знакомая улица встретила звонким лаем и навстречу выбежала Штучка сука со смешным именем, которое дали ей окрестные дети. Узнав девушку, завертелась, юлой подставляя живот, и та осторожно почесала ее меж отвисших розовых сосцов.
Штучка была старой собакой и всеобщей любимицей. И не стеснялась облаивать даже гончих иногда появлявшихся вместе с Ловчим. Те только скалили свои кошмарные зубы, но не удостаивали мелюзгу и взглядом презрительно фыркая.
Ловчий…
При воспоминании о нем внутри странно потеплело.
Для нее он был просто человек, молодая служанка его не боялась. Чего не скажешь о других.
До сегодняшнего дня Дан не обращала внимания на зародившуюся симпатию, потому что тот не смог бы ответить на ее чувства, ибо не был человеком в полном смысле этого слова.
И скоро должен был уступить место другому. А куда девались старые никто не знал. Может, уходили на пенсию?..
Было бы неплохо встретить его в обычной жизни. Щеки крестьянки обдало жаром.
Упомянутое им Древо заинтриговало бывшую ученицу травницы – о нем бывало, говорила и мама. И она дала себе зарок узнать о нем все что можно.
И вроде ничего не изменилось, но полукровка знала, что Ловчий тоже к ней не равнодушен. Это сказало выражение его лица там во время схватки с наемником и, хотя понимала быть им вместе невозможно, не хотела гасить огонек, вспыхнувший в груди.
Ведь он был так же одинок в Бродле как и она сама.
Не такой как чужак оказавшийся эльфом, который пугал и заставлял испытывать непонятные эмоции.
Мужчина в зеленом излучал тепло, о которое хотелось погреть руки.
На шум вышла женщина средних лет с громоздким коптящим фонарем в руке.
- Штучка кто там? – Голос прозвучал испуганней, чем обычно. – Что увидела маленькая?
Даниэль познакомилась с супружеской четой Сирген не без участия Тифани которая приходилось госпоже Сирген какой-то дальней родственницей чуть ли не силой притащившей упирающуюся и смущенную подружку сюда. Когда хотела толстушка могла быть весьма убедительной. В маленьком теле откуда-то просыпалась недюжинная сила и любую попытку к сопротивлению она пресекала, еще и поддавая ходу распугивая прохожих воинственно выпяченной вперед челюстью и глазами, мечущими молнии.
С грустью Дани думала над тем, что сама смогла бы так вряд ли. Захоти она повторить Тифонин подвиг, это выглядело бы в лучшем случае нелепо. А в худшем - полукровка волокущая на буксире заливающуюся слезами даркхеймнийку - стража бы еще и в тюрьму бросила за попытку похищения.
Все дело в выражении лица. У кудрявой хохотушки оно было простым и открытым и сразу становилось понятно, о чем та думает: грустит – так грустит, сердится – значит сердится.
Не отличающаяся большой красотой она, тем не менее, имела множество друзей, да и парни ходили за ней табунами. Один молчун Ферст боялся и рта раскрыть, хотя Тифания уже давно ждала, что недотепа сделает первый шаг… Теперь это стало еще более затруднительным раз родители решили взять инициативу в свои руки.
Крестьянке она понравилась, и сияющая Тифони махнув на прощание ручкой, оставила сироту, открыв рот стоять посреди незнакомого двора: выяснилось, ее саму уже давно пригласили на день рождение, и с минуты на минуту оно должно было начаться. Не хватало только заявиться позже всех - это как минимум не вежливо. А Даниэль как-нибудь разберется не маленькая уже.
Воспитаннице травницы ничего не оставалось, как смириться с неизбежным и взглянуть на лопающуюся от смеха женщину: чем-то она была похожа на ее подругу. Те же смешинки в глазах и округлая линия подбородка.
С этого момента началось ее узнавание этой восхитительной женщины и ее непростой жизненной истории.
Три комнатки и крошечная кухонька, заставленная разными необходимыми мелочами, вязаные коврики на полу и стенах и важно взирающий со шкафа хромой попугай, неизменно встречавший гостей скрипучим: «Здрасссте, давно не виделисссь!» стали тихой гаванью, для истерзанной души, изголодавшейся по простым человеческим радостям.
Постоянно вскипающий на плите заварник, мягкие кресла, в которых можно было, разнежившись утонуть и всегда тактичная Тара по большей части с улыбкой отказывающаяся от какой-либо помощи – сюда хотелось вернуться.
И встретив на следующий день Тифони, чужачка просто обняла ее, зная, что не сможет выразить словами то, что чувствует.
Обескураженная девушка только неловко похлопала ее по спине и Даниэль знала, что она никогда не догадается о том, какую на самом деле бесценную услугу ей оказала.
И сразу поставила условие – никаких денег за это она не возьмет. Тариса легко согласилась.
Так потянулись дни проводимые ими вместе. Сказать, что они были одними из самых удивительных в жизни молодой служанки ничего не сказать.
Ее «хозяйка» настаивала на том, чтобы она обращалась к ней по имени минуя всяческие формальности и если позволяла готовить то только если есть они будут это вместе. И самолично подкладывала стесняющейся гостье кусочек побольше при этом, не переставая причитать, что та слишком худа для своего возраста скоро ветром сносить будет, да и мужчины не собаки на кости не бросаются. Такое отношение было молодой служанке в новинку, повергая в смятение, и порой чужачка не знала, куда деть глаза, понимая, что ровным счетом ничем не бывает, полезна, а лишь пользуется добротой для своих меркантильных целей.
И все же девушка старалась приходить пореже не хотела надоедать, но моменты эти отпечатались в ее душе как самые счастливые заполненные долгими неспешными разговорами и запахом выпекающегося пирога.
Ганц Сирген был плотником и почти весь день пропадал в своей мастерской, приходя только под вечер, что вполне устраивало девушку.
Как редкое исключение из правил у Тары не было детей, и свой недостаток она не любила обсуждать с соседками. Но с Дан наоборот была очень откровенна и изредка ласково называла «доченькой». Наверное, и правда видела в ней ту, которой у нее никогда не было, и отказать добросердечной селянке в такой малости у сироты язык не поворачивался.
В молодости ее застала пурга. Почуявшие волков лошади сбежали, оставив телегу с семейством, ехавшим на свадьбу в соседнее село в глубокой канаве с хлюпающей жижей. Видимо это было не до конца замерзшее болото и испуганная Тариса провалилась под тонкий лед.
Полумертвую ее нашел молодой охотник (и это тот полненький крестьянин, который постоянно чихал от забивавшейся в нос стружки и любил когда грелку кладут в ноги?!) и на руках отнес в свою пещеру, где имел привычку останавливаться на ночлег. Ей несказанно повезло, что он вообще проходил мимо и чутким ухом привыкшего к лесной тишине человека услышал ржание и крики.
Трясина быстро раскрывала свое цепкое стоячее чрево и когда он, обливаясь потом, добрался до места, брошенная людьми телега увязла уже до половины.
Мать, отец и братья сочли девушку мертвой, в чем их нельзя винить - в темноте рассмотреть что-нибудь было совершенно невозможно.
Снег забивал глаза и рот, а от жадного чваканья плавуна волосы на затылке становились дыбом.
В пещере хранились капканы и силки, а так же несколько тонких походных одеял, в которые охотник и завернул Тару, которая металась в горячечном бреду.
Старший сын в семье Ганц вынужден был на свой страх и риск добывать пропитание, на стороне возвращаясь в хутор, уместившийся между рекой и небольшим перелеском возле тракта лишь для того чтобы отлежаться и поесть домашней еды, а не наскоро запеченной зайчатины без специй и даже соли. Ее он и по сей день терпеть не мог и при одном упоминании плевался: наелся на всю оставшуюся жизнь. Лукавая жена отвечала – а если в сметанке да с лучком, мм? Но бывший охотник был непреклонен: только в том случае если по недогляду богов попадет в Отступниковы казематы. И то, зажав нос и закрыв глаза. А иначе эту гадость и в рот не возьмет.
День и ночь он не отходил от подобранной им почти девочки имени, которой не знал, да это ему было и неважно.
И на исходе тяжелых седьмых суток незнакомка, наконец, пришла в себя.
Поначалу это был довольно неловкий момент, Таренька спрашивала, где ее родичи, а он только отводил взгляд: одежда его найдены была в беспорядке, и обнажились хрупкие плечики.
На вопрос парень ответить затруднялся, и в какой-то миг разнервничавшаяся девушка обвинила его в том, что он разбойник, который похитил ее и теперь удерживает в своем логове силой!
От такого охотник опешил, а потом запрокинул голову и рассмеялся. И смеялся так долго, утирая слезы, что постепенно вся воинственность слетела с Тары, и она стушевалась, поняв, что действительно сморозила глупость.
Уж меньше всего ясноглазый молодой человек обеспокоенное лицо, которого крестьяночка увидела, проснувшись, был похож на мародера или тем более убийцу. Скорее он напоминал ихних мальчишек тот же задорный взгляд и белозубая чуть кривоватая улыбка. Если он и был старше ее, то всего на несколько весен.
Вскоре она уже непринужденно болтала, и подивившийся такой быстрой смене настроения Ганц решил от нее не отставать, и стал рассказывать разные охотничьи байки и прибаутки, веселя бедняжку разными юморными подробностями.
Как следствие, возвратившись в деревню, парочка изъявила желание пожениться.
Родственники с обеих сторон были несказанно счастливы: пусть Тариса еще и не вступила в возраст наиболее подходящий для замужества, но находятся же такие торопыги что выскакивают и пораньше кто в четырнадцать, а кто и в тринадцать растущее пузо не спрячешь то. Так что пятнадцать – это еще ничего свыкнется и со временем станет своему спасителю хорошей женой. Опыт оно как говорится дело наживное.
Сыграли веселую свадьбу, но очень скоро вскрылась страшная правда.
Проклятое болото все-таки откусило от вырванной из самой его пасти добычи немалый кусочек, навеки оставив несчастную девушку бесплодной. Молодая жена была безутешна, но Ганц Сирген не бросил свою любимую одну в пучине горя и вместе они были и по сей день.
Всю огромную любовь, которая жила в ее груди Тара подарила тому, с кем одну дрожащую девочку в снежную ночь соединила сама судьба.
- Тара, это я Даниэль, - робко отозвалась чужачка и шагнула в круг света.
Штучка преданно жалась к ее ногам и виляла хвостом как метелкой. На слова хозяйки отозвалась утвердительным порыкиванием: мол, чего сомневаешься она это она!
- Даниэль? - Удивленно переспросила Тара, и улыбка как солнце осветила ее лицо. - Что ты здесь делаешь в такое ненастье? Ой, духи преблагие да ты вся промокла, заходи, заходи скорей, не стой на пороге! – И не слушая вялых возражений, подтолкнула ее в пышущее теплом помещение.
Внутри было даже жарко, чисто и светло - горело множество зажженных свечей в глиняных поддонах.
Магическими светильниками в деревне не пользовались, потому заклинание постоянно приходилось накладывать по новой и вскоре они становились бесполезными кусками металла.
Замерзшие ноги тут же закололо тысячами иголочек, и девушка машинально их потерла. Пыльцы были холодны как лед, с волос капало.
«Даже не представляла, что действительно так озябла», - странное состояние, словно собственное тело, принадлежало не ей, отпускало. – «Совсем голову потеряла! Так и до чего посерьезней недалеко – например воспаления легких», - чужачку передернуло. – «Осталось только дождаться прихода температуры и все пиши, пропало. Ведь даже воды поднести некому… И тело найдет разве что Хлоукотт. Вот уж для кого это будет точно дар небес».
Будь на ее месте кто-нибудь другой, его самое время было бы отпаивать травяным чаем с медом.
К себе она относилась куда проще – авось назавтра станет лучше, но сейчас каждая косточка каждый сустав в теле ломили так, словно воспитанница травницы перелопатила огромное поле, два раза подряд не разгибаясь.
Встряхнувшись словно сбрасывая остатки каких-то чар, полукровка разулась и поморщилась при виде мокрых чулок: нет, так дело не пойдет. Она что по лужам бродила?
Непотребное состояние ботинок скорбно говорило о том, что вскоре ей или придется ходить босиком или раскошелиться на новую пару. Только с чего? Если в ближайшее время не найдет себе работу то придется начать грызть кору.
Шаль шелковым водопадом перетекла на вешалку и, не удержавшись, Дан провела по ней рукой. Расточительство, но как же… красиво.
Обстановка радовала глаз гармоничностью одно плавно переходило в другое дополняя. Повсюду чувствовалась твердая женская рука.
Сама женщина уже упорхнула, внутрь щебеча без умолку что-то о мерзком дожде и о том, что кому-то наплевать на собственное здоровье, а ей отдуваться. И секунду поколебавшись, служанка последовала за ней.
На самом деле Тариса действительно ей обрадовалась и молодая женщина знала, что уже через минуту крестьянка будет квохтать над ней как наседка.
Не слишком красиво с ее стороны, но идти Даниэль было просто больше некуда.
Новое панно из сухих цветов украшало стену над очагом, в котором задорно трещали сухие поленья, и блаженно опустившись в кресло, Дан с удовольствием принялась его разглядывать.
Попугай тут же слетел вниз, и царственно выбрасывая голенастые ноги, подобрался к ее руке и клюнул. Свое «Здрассте!» он решил в виде исключения оставить. Поняв, что ничего съедобного она из себя не представляет, нахохлился и прикрыл тонкие пленочки век.
Заморской птице перевалило уже за добрый десяток, и по меркам пернатого племени он был дряхлым стариком, предпочитая большую часть дня отсыпаться наверху на набитой душистыми травами подушечке. Сирота узнала бы эти запахи и из тысячи – сама собирала и дарила Таре, понимая, что это сущая безделица по сравнению с тем, что пусть и на какие-то часы, но в ее присутствии ощущала себя обычной, а не презираемым всеми и вся подкидышем.
Ее старшая подруга, словно догадываясь о терзаниях темноволосой девушки, старательно обходила тему о ее родителях.
То, что больше всего интересовала других женщину, словно и не волновало вовсе.
Как будто у Даниэль вообще не было прошлого, а жизнь началась лишь с того момента как она переступила порог этого гостеприимного дома.
Возможно, и правда узнала от Тифони что «работница» старается избегать этой скользкой темы.
А может, действовала согласно интуиции – порой та замечала за ней практически мистическую прозорливость.
Но в любом случае была ей за это несказанно благодарна.
- Очень мило, - наконец вынесла Дани вердикт, принимая чашку горячего молока с кусочком плавающего на поверхности масла.
Невольно сощурившись от удовольствия, отхлебнула раскаленной жидкости и подняла, наконец, взгляд на доброе лицо Тарисы Сирген.
Светло-зеленые с поволокой глаза с умилением наблюдали за ней словно за блудным чадом, наконец-то вернувшимся домой.
Ей моментально стало неловко.
Все же не нужно было сюда приходить.
Смуглокожей селянке было неприятно из-за того что вольно и невольно играет на чужих чувствах.
Те, кого она знала, назвали бы это обычным чистоплюйством – ну что тебе не нравится, пользуйся, пока есть возможность, но Даниэль видела в жизни слишком много зла тех, кто пытался ей улыбаться, а сам оказывался волком в овечьей шкуре. О том, что происходило с некоторыми девушками за закрытыми дверями, передавали друг другу срывающимся шепотом в пивнушках надравшиеся в зюзю лакеи и грузчики одним глазком, видевшие все эти непотребства. Может и пили, чтоб забыть... Некоторые еще совсем юные служанки скрывали под одеждой ожоги и полоски шрамов, нанесенные чем-то острым, возможно ножом и имели навсегда завязанный язык. Изверги знали, на что надавить, а почти у каждой находилась где-то большая семья. Братики, сестрички… Мать и отец, в конце концов, думающие, что их дитятко надежно пристроено в жизни.
Тара была слишком хорошим человеком, чтобы обманывать ее, ведь мечтала сделать ее своей настоящей дочерью и не раз упоминала об этом в разговорах с мужем, которые нарочно заводила при ней. Дан тут же собиралась и уходила, не слушая охов разочарованной приятельницы. Потерю еще одних приемных родителей она просто не переживет.
Может глупо, но каждый раз возвращаясь в свое никчемное жилище, только там Даниэль чувствовала себя полностью свободной и от непрошеной опеки и от враждебности.
- Рада моя девочка, что тебе нравится, - просияла рукодельница. – Решила эту оставить для себя, да и мужу нравится. Говорит… оживляет так, - и она сдержанно рассмеялась.
Свои поделки женщина относила в небольшую лавку и их раскупали за пару дней. Многие говорили, что у нее настоящий талант.
- Так что случилось? Ты какая-то бледная сегодня как себя чувствуешь? С тобой ничего… не произошло по дороге? – И жена плотника грозно нахмурилась. – Только скажи… Я им ноги пообрываю!
- Нет-нет, все в порядке, Тар, - замахала на нее Даниэль. – Я добралась… как нельзя лучше. Просто день был тяжелый, - если подумать более безумного дня за последнее время и припомнить не могла.
Предчувствие, наемник, Ловчий… Все смешалось в какой-то тугой клубок впечатлений и у полукровки трещала голова.
Но Тару следовало успокоить, а то всполошится еще на ровном месте.
Молодой крестьянке была знакома эта ее черта, сразу подозревать во всех бедах служанки окрестных парней, которые дословно: «Заглядываются на нее и лишь такая наивная дурочка как она ничего до сих пор не замечает. А следовало бы – сколько в девках сидеть можно?»
Эти фантазии подстегнуло еще и одно досадное недоразумение, которому Тара на свою голову стала свидетелем.
Был рыночный день, и они с Даниэль тащили тяжеленные овощи для рагу, которое затеяли приготовить вместе.
До дома оставался всего один поворот, когда хозяйка отвлеклась буквально на минутку – увидела проходящую мимо зеленщицу - как к ее «девочке» прицепились два изрядно подвыпивших солдата.
Шли они за ними видимо уже давно, краем глаза девушка замечала крепко сбитые фигуры в форме с раскинувшей крылья птицей – Соколом Севера на лацканах, но естественно не принимала столь упорное следование на свой счет. И благодаря заминке смогли перехватить практически у самого крыльца.
Не обращающие никакого внимания на то, что от их громких возгласов и подтруниваний над девицами вокруг морщатся люди, они принялись приглашать «прекрасную незнакомку» составить им компанию.
На ее сухие отнекиванья мужчины дали понять, что отказа не примут и кто знает, чем бы это закончилось, но в этот миг на «негодяев» была стравлена Штучка.
Злобно лая сука погнала горе ухажеров с улицы под смех соседей.
Красные как свеклы вояки явно уже были не рады, что вообще все затеяли.
Отогнать шавку легко, но ронять остатки достоинства быстро трезвеющим бесстыдникам ох как не хотелось.
Тара стояла как дух мщения, скрестив на груди руки, и хвалила собаку, одновременна сетуя, что стража что-то совсем распоясалась, ишь в моду взяла напрашиваться на свидание. Был бы хоть один, а так двое – пользы как от козла молока и Даниэль поперхнулась. Крестьянка была как всегда в своем репертуаре.
Это воспоминание заставило ее улыбнуться, но Тариса восприняла эту улыбку по-своему.
- Слышала уже, наверное… - она откашлялась. - В деревне нет такого места, где бы ни говорили о заглядывающих в душу черных очах и мече способном рассечь надвое пятерых разом. Я насчитала не меньше десяти человек, которые останавливали кого-нибудь на улице и спрашивали, видел ли он это собственными глазами. Кажется, в Бродле сегодня все немного… оживлены.
- Ты в кого-то влюбилась моя хорошая? – Вопрос застал врасплох, и ошеломленно расширив глаза, сирота уставилась на нее, понимая, что челюсть валяется где-то в районе пола.
Лицо женщины зажглось неподдельным интересом, но тон остался обеспокоенным.
Фонарь любовь всей жизни Ганца Сиргена ткнула в дальний угол и открыла форточку: воняло нестерпимо, видимо залился фитиль. Немного подумала и накрыла его тряпкой.
- Не таи от старухи расскажи… кто он? Ты ведь знаешь, что надо пить траву, которая…
- Госпожа Сирген! – От возмущения Даниэль даже подпрыгнула. Даже разбавленный свечами полумрак не смог скрыть того какими пунцовыми стали ее щеки. – Ни в кого я не влюбилась, - с раздражением ответила девушка под участливым взглядом готовых принять и простить все глаз. – Я что дура? – Перед мысленным взором почему-то встал Ловчий направляющий копье на Высшего, и она закусила губу, что не укрылось от цепкого взгляда ее мучительницы. - И вообще…- решила подвести чужачка черту этому бессмысленному разговору, но жена плотника ее перебила:
- И не думай отпираться! Я же вижу выражение твоего лица не слепая, а поверь такую старую кошелку как я обмануть непросто, - и она самодовольно улыбнулась. – У меня было точно такое, когда Ганц сладенько краснея, подарил мне… что бы ты думала шкуру какой-то несчастной убиенной им зверюшки!! Цветов зимой не сыскать, а больше под рукой ничего не нашлось, - и крестьянка захихикала. - Да я чуть не заплакала при ее виде, а этот дурачок с лица спал, подумал, что причина в нем. Мужчины такие смешные, - наклонилась к ней Тара. Ее глаза заговорщицки поблескивали. – Так кто, наконец, покорил сердце нашей неприступной барышни? Кто тот смельчак удлини Папардий его жизнь пошедший на приступ ледяных бастионов сокровища Бродля?
- Нуу… - с сомнением протянула Дан, - не такая уж вы и старая…
- Ты, - автоматически поправила ее госпожа Сирген.
- Ты, - сдалась молодая женщина. – Не нужно на себя наговаривать. Твоему Ганцу повезло отхватить такую красавицу! – И сказав это, ничуть не покривила душой.
Тогда как бывший охотник уже давно сверкал обширной лысиной лицо сердечком и густые бледно русые волосы его второй половинки делали ее моложе лет на десять, а издали и на все двадцать и лишь едва заметная глазу грусть врезалась в приятные черты Тарисы тонкими неизгладимыми мазками.
Словно красиво расцветшее, но не давшее плодов дерево она чувствовала себя ущербной и даже спокойная небедная жизнь с любимым мужем не смогла переменить того факта что болото отобрало заветную мечту – иметь большую и дружную семью.
Порой девушке хотелось утешить подругу, но не знала чем.
Наверное, только время сможет излечить эту незажившую рану.
- Красавицу… - повторила крестьянка, словно пробуя на язык это слово, и помрачнела. – Не стоит переводить стрелки, - голос ее неожиданно стал серьезным. - Я знаю, что уже далеко не красавица время никому не идет на пользу, тем более мне всегда до тебя было далеко, - многозначительно прибавила Тариса, окинув зардевшуюся вар Чуги глубоким как океан взором.
- Дорогая моя я хочу уберечь тебя, а для этого я должна знать, не связалась ли ты с кем-нибудь таким, кто способен поломать твою жизнь. Взгляни на меня. Все говорят: «Тара ты сильная, Тара ты молодец хорошо держишься», а ведь у меня и, правда, всегда был бедовый характер. Даже очнувшись в незнакомом месте с неизвестным мужчиной поблизости, я не утратила своего оптимизма и заставляла своего разнесчастного муженька убираться чтобы «придать этой лисьей норе хоть какое-то подобие уюта», - глаза жены плотника затуманились дымкой воспоминаний. – Как он роптал – называл меня самодуркой и командиршей, а все равно делал. Именно тогда я поняла, что он тот кто мне нужен. Не потому что слушался, а из-за того что выполнял мои нелепые требования чтобы сделать мне приятно. Ты другая. Нежный цветок, выросший на нашей каменистой почве… Никогда не думала, что увижу кого-нибудь похожего на тебя на старости лет. Здесь, - и женщина обвела взглядом кухню. – В нашем поселении никто уже не знает что такое дух свободы. Каждый только и делает, что разгребает чужое грязное белье, забыв о том, чем вся эта безмятежность куплена. Жаждет денег, благ... Слишком сильно в людях укоренилось зло, - лежавшие на столе руки сжались. – В последнее время начали поговаривать о конце света, - Тариса помолчала. – Не сказать, что я согласна со всеми бреднями, что кричат с площадей, но… что-то, несомненно, грядет. Слишком много знаков. Может быть, тебе и правда стоит покинуть Бродль, - еле слышно прошептали ее губы, и сирота вздрогнула, вскинув на нее глаза, будто впервые увидела.
Ее сердце набрало ритм и заколотилось где-то в ушах.
Откуда-то Тара узнала о самой потаенной самой заветной мечте в существовании которой бывшая ученица травницы не находила сил признаться даже Тифони.
Девушка уже давно хотела выбраться из этой деревни и каждый раз откладывала. В начале до весны, теперь выходит нужно переждать холода… И так продолжалось уже не первый год. Неожиданно очнувшийся от спячки здравый смысл не позволял бросить пусть и тяжелую, пусть и пустую, но все-таки хорошо известную знакомую жизнь.
Что ждет ее там? Сирота не знала, и от этого еще трудней становилось решиться.
По собственной воле уйти, уподобиться гонимой туллэ… Все равно, что подписать себе смертный приговор. Да и нет никаких гарантий, что на новом месте станет житься лучше. Если она вообще доберется куда-нибудь.
Едущую без сопровождающих крестьянку с внешностью полукровки нигде не ждет ничего хорошего. А пропавших без вести обозов пруд пруди. Ей же в окружающем мире незнакомо ровным счетом ничего.
Можно было бы попытать счастья травницей, но тут ситуация двояка: за незаконный труд могли и арестовать, а там не станут разбираться правда ли она что-то умеет, отправят на каторгу - и вся недолга.
- Или с этого дня живи у меня с мужем, - зашла с другого конца селянка. - Мы не богаты, но здесь ты будешь в безопасности. Не возвращайся больше к себе. Я чувствую… - и женщина вскочила и заходила взад-вперед. - Тебе грозит какая-то опасность. Некая чернота скрывает будущее. В ней холодно и больно. Вот здесь, - и рубанула воздух перед изумленной девушкой.
Повисла тишина, в которой стало слышно, как прогорают дрова.
А у Дан в голове возникла несвоевременная мысль, где сейчас Ганц Сирген. Спит или поддался общей истерии и решил тряхнуть стариной обсудив со знакомыми кем именно может быть загадочный остроухий в черном? Без своего плаща воин предстал неким темным рыцарем неожиданный выбор цвета для сына Лесов. По некоторым версиям в основном конечно женского населения инородец вознесся уже, по меньшей мере, к переодетому принцу. А кто-то упорно продолжал считать Высшего нежитью: вот подождите еще всех нас перережет в постелях! Слушая и тех и других, остальные только у виска крутили. Ну да конечно. А то бы на воротах не поняли, с кем имеют дело. Да и Старейшина не дурак. Он с ним даже разговаривал и вблизи видел. Обычный нелюдь. Что особе королевских кровей делать в их захолустье? На скарпов охотиться что ли? Или девкам деревенским юбки задирать, а те и не прочь видно были бы. Только эльф на них даже не посмотрит. Изведут себя зазря только. Да нет вряд ли. Если еще не в кровати, то зная плотника, скорее всего он задержался, выстругивая какой-нибудь стул или полку, и скоро придет, принеся с собой запах холодка. Плащ на меху застегнут до горла, а на лице гуляет задумчивое выражение, которое его жена в шутку называла «потерявшимися мыслишками». Пока шел – помнил, а дошел, потерял. Завтра может и вспомнит.
Тариса первой отвела взгляд.
- Тара ты Видящая? – Спустя секунду оторопи выдохнула чужачка.
Крестьянка смотрела прямо на нее, но девушке почудилось, что глядит она как будто сквозь. Таким остекленевшим был взор этих всегда лучистых, а теперь потухших глаз.
- Моя бабка была магичкой, - изумлению Даниэль не было предела, но она мудро решила не перебивать. – Об этом мало кто знает, и как ты понимаешь, в нашей семье было сделано все, чтобы эта информация нигде не вскрылась. Моя мать еще могла похвастаться наличием способностей, а я… Я почти ничего не умею. Так вижу иногда всякие вещи. Порой ненужные.
Ее подруга снова замолчала.
Молодая служанка услышала шорох и, обернувшись, увидела протиснувшуюся в дверь Штучку. Сука опустила задницу и принялась внимательно смотреть на хозяйку. В умных глазах животного отражались блики пламени.
- Но твое будущее я увидеть не могу. Впервые со мной такое. А это значит только одно… - Тара Сирген отвернулась, сложив перед собой, как теперь отчетливо видела полукровка дрожащие руки.
Теперь ей по-настоящему сделалось страшно. Что могло довести до такого состояния беззаботную Тарочку? Как оказалось не у одной нее были свои тайны.
- Ч…что? – Запнувшись, выдавила чужачка.
Потолок над головой сделал кульбит. Вид бледной женщины напротив и притихшей собаки отозвался в боку ноющей болью. Все было неправильно все шло как-то не так...
В окно что-то ударилось, и опять наступила оглушающая тишина.
- Его закрывает какая-то сила намного меня превосходящая. Или что мой взор не может охватить большого расстояния – случись с тобой что-нибудь далеко отсюда. Я, видишь ли, ограничена в этом, - и она, извиняясь, развела руками. – В любом случае выбор тут невелик. И он далеко не так прост. Я не хочу давить на тебя, но…
- Я, пожалуй, пойду, - вдруг сказала Даниэль.
Молодой женщине стало неуютно, и по спине змейкой пробежала непонятная дрожь. Странное ощущение, словно за ней следят. Ее взгляд метнулся к темному окну.
Мимо смеясь, прошла компания. Конечно же, там никого не было.
- Спасибо за все. Я учту то, что… ты мне сказала, - Штучка заскулила, но Дан не смотрела на нее.
Не смотрела она и на Тару, которая казалось разом, постарела и стала выглядеть на свой возраст.
Что так повлияло – пророчество подруги или кажущаяся продолжением сегодняшнего ужасного дня немая сцена, но впервые Дани хотелось побыстрее уйти.
Все вокруг стало каким-то враждебным, чужим. Даже попугай словно смотрел на полукровку со скрытым укором.
Не смогла бы она жить среди этих милых вещиц, скрупулезно отделяя розовые бусинки от белых и склеивая раскрашенные соломки в настоящие пейзажи с миниатюрными уточками и коровами. Не было у нее ни терпения, ни желания создавать красоту для других.
Впопыхах схватив чулки и затолкав их в карман, девушка вернулась за шалью – обновка полюбилась - и выскочила за дверь, словно там ее что-то жгло.
Оказавшись на спасительной улице, практически с наслаждением вдохнула стылого морозного воздуха, чувствуя, как сердце бухает у горла.
Тара печально смотрела вслед, но задержать не пыталась. Наверное, Видящая знала, что это бесполезно.
Решив еще немного погулять, слава небу вокруг было светло, как днем смуглокожая девушка не заметила, как ноги опять понесли ее к центру.
Шаль нежно обнимала плечи, платье просохло, а выпитое молоко придало бодрости и утихомирило, начавшуюся было болезнь.
Может не все так плохо. Может, стоит просто пережить этот Отступников день, чтобы все было как раньше? Человек часто преувеличивает свои проблемы, а ведь на самом деле ничего ровным счетом не случилось.
Слова Тары ее напугали, но может быть ей… показалось? Она сама сказала, что сила бабки не передалась и если дар столь незначителен, то женщина вполне могла и ошибиться.
Что способно произойти в скучной жизни одной сироты?
Опыт доказал что по большей части стоит бояться таких как сборщик налогов Жальга Хлоукотт или брат Старейшины Килбор в поселении имеющий прозвище Стервятник.
Полукровке хотелось побежать назад и расцеловать Тару сказать, что все это ее страхи за нее, но мысленно дав себе затрещину, чужачка продолжила свой путь.
Поворачивать уже поздно, а домой идти по-прежнему не хотелось.
Спустя некоторое время Даниэль увидела столпотворение и с какой-то обреченностью поняла, что нелегкая привела ее к самой середине событий.
Перед ней стоял «Пьяный баран».
***
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Серия сообщений "ДАНИЭЛЬ (роман) Арт+Новости":

ПОСЛЕ ВЫКЛАДКИ МОГУТ ПОЯВИТЬСЯ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ТЕКСТЕ - АВТОР НЕ ВРЕДНЫЙ, А ВСЕГДА В РАБОТЕ НАД ОШИБКАМИ:)

Часть 1 - Ловчий
Часть 2 - Вот он Ловчий моей мечты
...
Часть 23 - Даниэль. Книга 1. Кусок 8.
Часть 24 - Очередная попытка развода
Часть 25 - Даниэль. Книга 1. Кусок 9.
Часть 26 - Даниэль. Книга 1. Кусок 10.
Часть 27 - Портреты наемника и Ловчего
Часть 28 - Портреты Даниэль