Крайняя экспедиция в две пещеры.

Я думаю нет смысла что-то здесь описывать. Смотрите сами и вы всё поймете :=)

Читать далее...

Наконец то выкладываю фотографии со второго похода в штольни Никель как и обещал. Прошу прощения, что  так долго )

Итак  начнем.

Читать далее...

88 просмотров

Культовый диггерский фильм "Труба"

На этот раз наша экспидиция отправляется на исследование  пещеры "Мокрая". 

Подробный путь к этой пещере я описывать не стану. Потому, что это  производственная тайна и мне просто не хочется выдавать это место... остались там незаконченные дела :=)

Итак мы как обычно выдвигаемся под вечер.. около семи часов мы на  месте выгрузки... Далее предстоит  крутой 45 градусов  подъем, киллометра 4-5, а может и больше... В горах стремительно темнеет.

Вообщем пришлось идти ночью, точнее по темноте.

Наконец-то мы на месте...

 

Читать далее...

Никель 3тья штольня.

Читать далее...

47 просмотров

Посмотрите видео и ощутите глубину труб уходящих в пол одной из штолен/ сделайте погромче :=)

Наконец-то исполнилась мечта диггера-идиота:

побывать в урановых штольнях с кодовым названием "Никель."

Ни́кель — посёлок на юге Майкопского района Адыгеи. Расположен на правом берегу реки Белая. Назван по химическому элементу (Ni), входящему в состав залегающих в окрестных горах рудных жил. В посёлке расположены биологическая и геологическая базы Южного Федерального Университета и база отдыха «Белая речка», возведённые на месте бывшего здесь ранее геологического посёлка. В начале 1960-х годов здесь было открыто редкое месторождение, которое на первом этапе разведывалось как ураново-никель-арсенидное и было признано нерентабельным. После чего разведывалось на барит.

Читать далее...

Хочу представить вам небольшую подборку советских плакатов по ГО... Таким они вдели наше будущее... а в чем-то они ведь и правы...

Читать далее...

Представляете, у меня вчера был день рождения. А по утру я как обычно встал собрался на работу. Вообщем для начала я напрочь забыл о своей днюхе. Потом с первыми смсками от друзей, наконец вспомнил.почему то праздновать небыло никакого желания. Вообще на работе попили коньку немного. Потом немного поработали. Так и прошел рабочий день. Вечером отправился в диггерскую разведку. Нужно было проверить несколько мест. В обоих местах меня ждало разочарование, а еще я умудрился почти по колено стать в мазут. После пытался сделать хоть один успешный кадр,все тщетно. Вдохновления небыло совсем. А сегодня утром я проснулся и понял, что я не хочу курить...

Итак, будучи на сессии я в силу своей не угомонности,

нашел таки время поситить "достопримечательности" с местными ребятами :=)

Место встреи конечная остановка  трамвая.

Час езды.

Еду.

Приехал, сразу увидел комратов своих, диггер диггера из далека ))

Подошел, познакомился. Оказалось, что ждём собственно самого главного, точнее знающего куда мы идём.

А на улице я скажу вам мороз... Ждали долго. В конце концов ноги мерзнуть перестали, либо окончательно отмерзли :=)

Ну слава Богу - идут!!

Кучкуемся, уточняемся. Выдвигаемся. 

 

Изначально мы двинули на так называемый обьект "Бочки"

Читать далее...

Монстры московских подземелий



Москва подземная – мрачный и загадочный мир, населенный странными и опасными существами

Мы решили покинуть привычную Москву, чтобы увидеть совсем другую столицу: город, в котором никогда не бывает солнечного света и ветра, где со всех сторон человека окружают холодные и скользкие бетонные стены. Для этого надо сделать совсем немного: всего лишь спуститься в ближайший коллектор. И тогда можно будет увидеть Москву Подземную – мрачный и загадочный мир, населенный странными и опасными существами.
Наш гид – руководитель Центра подземных исследований ОСТРОБ Михаил САВКИН сразу предупреждает:
– Что бы вы ни увидели, помните главное: как и земные животные, обитатели подземелья в 99% случаев атакуют только в целях самозащиты.
Поэтому основное правило безопасности: не провоцируйте. Не пытайтесь подойти поближе, наклониться и рассмотреть, осветить живую тварь фонарем… Пока вы под землей – вы всегда в зоне опасности…
После этого оптимистичного напутствия мы тронулись в путь – по длинному старому коллектору от станции метро «Чертановская» до подземной реки Нищенка, где, по словам Михаила, нам могли встретиться подземные рыбы и крысы-мутанты. По дороге он рассказывал про многоуровневую «под-Московскую» географию:
– Всего у столичных подземелий четыре этажа. Первый – подземные реки, водостоки, бункера. Второй – разветвленная система московских коллекторов. Третий – система метрополитена. Четвертый – спецтрассы. Этажи эти не ровные, глубина каждого варьируется от местности. Первый уровень начинается прямо под асфальтом. Четвертый – спецтрассы – проходит на глубине около 180 метров… Все это огромное пространство пронизано нитями тысяч коллекторов общей длинной около 650 км!
– А существует единая карта московского подземелья?
– Куда там! Большая часть этой системы – забыта-заброшена, а карты, где эти коллекторы отмечены, давно потеряны.
– И что там сейчас творится?
– Всякое там творится… Под землей – особая флора и фауна, со своими пищевыми цепочками и эволюцией. А над этим миром – огромный современный мегаполис, который ежедневно сбрасывает под землю тонны отходов. В том числе и отходы производства химических предприятий (а про «закрытый» для подземных исследователей район Курчатовского института, где находится атомный реактор, даже и подумать страшно!). Так стоит ли удивляться, что подземные создания нередко приобретают довольно странный для нас вид? – Михаил замер и поднял руку вверх, показывая, что нам надо прислушаться. – Слышите плеск воды? Это она, Нищенка…

Мертвая река
Нищенка казалась застывшей в своем нешироком бетонном русле. Жутко становилось от мысли, что под этой черной поверхностью, в этой мертвой холодной воде существует и развивается какая-то жизнь…
– Глубоко здесь? – спросил я.
– По грудь где-то будет. Хочешь искупаться? – Михаил засмеялся, и его смех прозвучал неестественно под этими низкими сводами. А река вдруг ответила на него сильным всплеском.
– Что это? – спросил я.
– А черт его знает. Может, в воду что упало, а может, рыба сыграла. Здесь такие странные звуки не редкость… И странные твари – тоже. Я здесь однажды здоровенных червей поймал. Белые, упругие, сильные, длиной где-то полметра. Мы с ребятами за ними наблюдали, когда они… охотились на рыб. Резко подплывали (существа они юркие), окольцовывали рыбу, как удавы, и присасывались к ее жабрам. Пойманная рыбешка очень быстро переставала сопротивляться (лишь хвост подрагивал время от времени) и хищник с жертвой дрейфовали в таком виде по реке часами. Наевшись, червь уплывал, а мертвая рыба уходила на дно…
Мы пошли вниз по течению. На Гурьянова Михаил обещал вывести меня наверх. А по пути показать одно место, где у него однажды случилась любопытная встреча. Пробираемся по узкому коллектору, проложенному параллельно подземной реке. Сверху часто свисают длинные корни растущих на поверхности растений.
– Смотри, обычная газонная трава сильнее бетона: ее корни годами пробивают «потолок» коллектора, чтобы потом свисать здесь, как декорации к фильму ужасов, – говорит Михаил. – Жизнь – сильная штука, к чему угодно приспособится и победит.
В этих местах, по идее, вообще ничего жить не должно – выше по течению Нищенки, на шоссе Энтузиастов, находится инструментальный завод «Фрезер». Сток от этого завода химически агрессивен. Казалось бы, должно выжечь все живое. Не тут-то было! В реке живет рыба, а в ее окрестностях – крысы и насекомые. Правда, так их назвать можно лишь условно. Наверное, ни один ученый уже не возьмется точно определить, к какому биологическому виду они сейчас относятся… Михаил останавливается и освещает фонарем одно из боковых ответвлений коллектора, которые изредка попадались нам по пути.
– Вот оно, это место. Сколько бы времени ни прошло, никогда его не забуду, – говорит он. – Принюхайся, – посоветовал Михаил. – Запах здесь такой… тонкий, но характерный. А если постоять недолго, то услышишь писк.
– Крысы?
– Ага. Так и не могу понять, что они в этом закутке привлекательного нашли. На поверхности ничего особенного нет – автомобильная трасса, ни кафе, ни магазинов, каждое половодье вода грозит затопить колонию… Но крысы живут тут постоянно, и ведут себя не совсем обычно. Этот зверек по своему характеру довольно смелый и дерзкий, а если чувствует себя в безопасности, то и просто наглый. А эти «культурные» какие-то! Вот чего они сейчас затихли? Нормальные крысы нас двоих и на поверхности бы не испугались, а уж тем более – на своей территории… Но это я только потом начал такие странности замечать, когда уже специально стал наблюдать за этой колонией. А сначала…

Крыса-мутант
…Луч фонаря, укрепленного на каске Михаила, скользил по привычной подземной картине: серый бетон коллектора, кучи размокшей от воды дряни на полу… Внезапно он скорее инстинктивно почувствовал, чем увидел какое-то движение. Повернул голову, желая рассмотреть, что тут может шевелиться… И луч света уперся прямо в здоровую тупорылую морду, слепые глаза существа, родившегося и выросшего в кромешной тьме, белесые волосы на мертвенно-бледной коже и длинные, вразнобой шевелящиеся усы…
– Крыса! Размером… ну я не знаю… с молодого поросенка, наверное. Она вообще на свинью очень похожа была: огромное, почти лысое существо с бледной кожей и короткими слабыми лапками. Мы смотрели друг на друга где-то с секунду, наверное, мое появление ошарашило крысу не меньше, чем меня – ее. А через секунду она начала визжать…
Она не пищала, как ее обычные серые сородичи, а именно визжала – длинный вибрирующий звук, давящий на барабанные перепонки и вызывающий панику… Одновременно она, желая уползти от, видимо, неприятного ей света, судорожно задвигала своими лапами, стараясь сдвинуть с места свою тяжелую толстую тушу. На визг из темного туннеля отозвалось сразу с десяток обычных крысиных писков… И вот тут я не выдержал: повернулся и бросился бежать, – признался Михаил. – Крыс-то я, в принципе, не боюсь, но это зрелище… да еще этот непрекращающийся визг… для меня чересчур. Теперь мимо этого туннеля хожу с опаской, но всегда останавливаюсь. Что там у них происходит? Почему они ведут себя не так, как нормальные крысы? А главное – какую роль в их неестественной «химической» эволюции играет эта жуткая тварь?..
Внезапно из бокового коллектора послышались шорохи и слабое пока попискивание: крысы словно давали нам понять, что наш визит затянулся. Молча переглянувшись, мы быстро пошли прочь… Уже почти дойдя до выхода на поверхность, Михаил обращает мое внимание на еще одного подземного «обитателя» – растущие на стене бледные грибы.
– Тут таких много. Правда, есть их я бы никому не советовал… Грибы, плесень, насекомые, крысы, рыбы – это уже, так сказать, старожилы подземелья. Но с недавних пор на некоторых неглубоких участках здесь стали селиться одичавшие собаки. Во что выльется это столкновение биологических форм, щедро «удобренных» городской химией и радиацией? Что сварится в этом подземном котле – никому неизвестно. Одно можно сказать точно: этот мир будет нам абсолютно ЧУЖД…

Кого еще видели под землей?
Лидер московского движения диггеров Вадим Михайлов рассказывал: «Я встречал под землей странные такие следы – явно насекомого, но только следы эти величиной в 15 сантиметров. Однажды лично поймал такого мутанта. Вроде бы простой кузнечик Томпсона, но только величиной с хорошее блюдце. На глубине, в теплых сливах, живут многоножки. Их еще называют тысяченожками. Так вот, видели мы многоножку в полтора метра длиной и диаметром с сардельку. Лягушку громадную, побольше суринамской, видели в Битце. Самое оригинальное подземное существо мы встретили под Тишинкой. Одному нашему спасателю даже сапог прокусило. И оказалось оно... пираньей! Правда, могу успокоить: в наших стоках живут они дня 3–4. В тот день, видать, кого-нибудь шерстили на предмет наличия запрещенных к ввозу животных, вот и спустили пираний в канализацию»...
 

Сегодня заканчиваю последнее задание  к сессии.

Уже благополучно ушел в учебный отпуск и завтра выдвигаюсь на долгие две недели  на сессию собственно... 

Кто бы знал, как я почему-то не хочу именно сейчас уезжать.

Что-то непреодалимо меня тут держит, не глобально, а именно  в этот момент, в это мгновение, а может - это просто лень?

Ну как бы там небыло - Завтра  в путь, а в голове пока такие мысли...

Очень хочу приобрести к своему фотоаппарату штатив, тогда я буду наверное  счастлив, а еще хочу  горный велосипед :=) 

А так же, мне необходимо попасть  сюда  >>>

Я соскучился по подземельям жутко! Хочется вдохнуть сырой воздух, услышать, как где-то гулко капает вода и звук разносится  на многие метры непроглядной тьмы...

 

Метро в Снежинске



Многие из вас уже, вероятно, знакомы с распространившимися по городу слухами о подземных ходах в старой части Снежинска. Мы постарались поподробнее разузнать обо всем этом и с помощью одного из читателей "Окна" вышли на источник интересующей нас информации.

Первая, состоявшаяся по телефону беседа с этим человеком была очень непростой и, к нашему великому сожалению, закончилась ничем. Однако через два дня он сам пришел в редакцию и совершенно неожиданно для нас согласился рассказать все.

Почти четырехчасовой рассказ произвел эффект разорвавшейся бомбы. Те, кто слушали его, а также тот, кто позже расшифровывал диктофонную запись (оказавшуюся, как на грех, на редкость безобразной), еще неделю спустя ходили с воспаленными от бессонных ночей глазами. Мнения были крайне полярными, но все единодушно сходились в одном - это сенсационно!

После вполне понятных колебаний мы решили опубликовать рассказанную историю практически в том виде, в котором нам довелось ее услышать. Незначительная литературная обработка связана с подготовкой материала к печати, особенностями речи говорившего и уже упомянутым качеством записи. Опущен также ряд не вполне справедливых, на наш взгляд, высказываний в адрес конкретных руководителей города и РФЯЦ-ВНИИТФ.

Мы приняли вызов автора, утверждавшего, что коллектив редакции побоится напечатать его откровения. Для независимого издания, каковым является "Окно", нет никаких причин отказываться от подобных публикаций.

Однако мы отдаем себе отчет, что уже после второго-третьего номера (а публикация планируется минимум на десять номеров) в редакции раздадутся недоуменные, а то и возмущенные звонки, поэтому сразу хотим заявить, что редакция печатает указанный материал на правах литературного и никакой ответственности за достоверность изложенных в нем фактов не несет. Фамилия и координаты автора есть в редакции, но по целому ряду причин мы пока не склонны их афишировать.

И еще. Наш уважаемый посетитель! Вот уже около месяца мы не можем связаться с Вами. Убедительная просьба: зайдите или позвоните в редакцию - хотя бы для того, чтобы мы могли убедиться, что у Вас все в порядке...



Коллектив редакции газеты "Окно"





1 Начало

Мне наплевать, верите вы мне или нет. Если не верите, я поднимаюсь и ухожу! Меня вы интересуете не больше вот этой банки из-под пива. Не я, а вы наводили справки у моих бывших знакомых - и я знаю: они все как один назвали меня психом. Пусть. Я уже понял, что люди привыкли прятаться от жизни под панцирем своего мнимого благоразумия. Пусть. Им так легче. Им так спокойнее... Но на деле - самым главным психом, самым последним кретином будет как раз тот, кто благоразумно считает наиважнейшим секретом нашего Снежинска эти убогие атомные бомбы! Ведь надо вконец потерять мозги, чтобы полагать, что такая система защиты как наша создавалась лишь во имя сохранения никчемных конструкторских тайн!..

Хотя ладно, я забегаю вперед. Просто злюсь. Просто не могу успокоиться, что до сих пор правды не знает практически никто.

Я - знаю...

Договоримся с самого начала. Я расскажу обо всем, что видел собственными глазами, а вы выслушаете меня до конца, не задавая идиотских вопросов. И рассказывать буду так, как хочется мне самому. Мне - а не вам!.. Вам-то нужно, чтобы я начал со слов: "И тут я увидел..." Не дождетесь! Если бы я случайно наткнулся на источник шума, то это была бы красивая история в духе Индианы Джонса. Триллер! Боевик. А я шел к этому, понимаете? Шел! Почти тридцать лет шел!.. Овладел средством. Осознал цель. А потом, в конце концов, понял, что именно это средство годится для моей цели!.. И вы выслушаете меня от первого до последнего слова, а если вам лень или вы куда-то торопитесь, то считайте, что я забрел сюда по ошибке!..

Меня не интересует ни ваша реакция, ни ваши дальнейшие действия. Я никого не боюсь и ничего не опасаюсь. У меня уже есть опыт общения с психиатром, и этого достаточно, чтобы предсказать мою дальнейшую судьбу - вплоть до последнего забитого гвоздя. Но, повторяю, - я никого не боюсь. Вы, вы первые струсите напечатать то, что я расскажу...

Родился я в Снежинске, ну, тогда еще, естественно, "семидесятке" или, вернее, даже "пятидесятке" - прямо после запуска Гагарина меня мама и родила. Да-да, и имя мое оттуда. Из времен всеобщего оптимизма, всеобщего счастья и всеобщей гордости.

Жили мы с сестрой и родителями на Свердлова, в сорок втором доме, это что наискосок от высотки у "Малахита", через бульвар. Тогда, правда, этой мерзкой, мозолящей глаза девятиэтажки не было, а была прекрасная горка с высоченными корабельными соснами, глядя на которые я говорил маме, пыжась от своей сообразительности: "Мама, я знаю, отчего ветер бывает. Оттого, что деревья качаются..."

Детство мое было как детство. Драки во дворе с коноводом Яшей. Угрозы дяди Жоры надрать уши, когда я слишком досаждал играющим в бильярд взрослым. Катания на велосипеде по бульвару под неусыпным взором родителей - наши окна выходили на улицу. Ребят помню, Лешку Симонова, братьев Кирюниных, Буздыгаров (они потом с родителями переехали в Обнинск), ну, и других, естественно.

Расскажу о первом сильном впечатлении, которое, как я считаю, во многом определило мой дальнейший путь. В ту пору рядом с моей любимой горкой, где я проводил все доступное мне свободное время, начали строить ресторан, небезызвестный ныне "Малахит". Когда возводили коробку (а было мне тогда лет семь или восемь), в нашем районе началось всеобщее поветрие, суть которого состояла в том, чтобы, избежав встречи со сторожем, проникнуть на территорию строительства, через узкое нижнее окно спрыгнуть в темноту подвала нового здания и по приставленной доске вылезти на другую сторону. Обычная дворовая поверка "на вшивость". Разумеется, я был в первых рядах. Неоднократно повторив указанный подвиг и вполне освоившись в совсем не страшном помещении, я однажды прошел несколько дальше, пролез через какое-то отверстие и внезапно увидел перед собой волшебное зрелище: с земли вертикально вверх поднимались фантастические образования, для которых я не сразу, с трудом, но все-таки нашел уже существующее в моем языке слово. Сталагмиты! Они светились изнутри странным, зеленоватым светом, и, с трепетом прикоснувшись к ним, я понял, что они изо льда. И это в разгар лета! Несколько минут я стоял совершенно завороженный представшим моим глазам видом, и это ощущение тайного великолепия осталось со мной навсегда. Я до сих пор не знаю, что это было. То ли строители вскрыли какую-то подземную полость с этими чудесными сосульками, то ли их образование объяснялось какими-то сугубо техногенными причинами, но факт остается фактом: я понял, что под землей скрывается нечто такое, что никогда не сможет стать доступным человеку, ведущему обычную, "наземную", жизнь.

Нет нужды объяснять, что с того момента я уже не пропускал ни одной стройки в родном городе. Я знал каждый кирпич, каждый камень на строительстве магазина "Солнечный", сто двадцать седьмой школы, первого торгово-культурного комплекса "Юбилейный" (который, впрочем, в те времена носил название "Синегорье", и только помпезная годовщина помешала сохранить ему свое прекрасное, романтичное имя). Разбуди меня ночью, и я мог бы на память пересказать расположение котлованов практически всех закладываемых домов по улице Победы, расписать, какие горные породы заполняют эти рукотворные ямы (я увлекался тогда минералогией, читал Ферсмана), поведать о траншеях коммуникаций, проводимых от котлована к котловану...

Мои исследования были далеко не безоблачными. Неоднократно меня ловили какие-то личности, в основном, являвшиеся законопослушными гражданами близлежащих домов. Они читали мне нотации и морали, внушая, что хороший мальчик не должен бродить по стройке, где на него может упасть тяжелый и твердый кран... Я с детства терпеть не мог подобного сюсюканья, поэтому очень скоро понял, что их больше тешит ощущение собственной значимости, нежели чем мое здоровье и моя безопасность, и что необходимо по мере возможности избегать встреч с такими вот индивидуумами. Оглядываясь назад, я понимаю, что мои рассуждения были вполне здравыми для восьмилетнего ребенка... Однажды какой-то человек, поймав меня на строительстве шестого дома по улице Победы, вцепился в мое плечо как клещ и повел в отделение милиции, которое располагалось тогда в двухэтажном здании за магазином "Весна". Поскольку особых причин к такому этапированию у него не было, он, используя неосторожные слова, сказанные мною по дороге, нажаловался в отделении, что я называл милиционеров полицейскими - о факте моей поимки на стройке не было сказано ни слова. Мое первое столкновение с представителями закона разочаровало меня, поскольку часовая беседа ребенка со взрослым дядей в форме свелась к унылому повторению одной-единственной фразы: "Кто тебя научил так называть милиционеров?.." Из нее я вынес только одно: любых представителей власти (а таковыми тогда представлялись все взрослые) стоит избегать.

Время подтвердило справедливость моего заключения.

Повторяю, мои знания давались мне не безболезненно. И не только в моральном, но и в физическом плане. Как-то, приехав на велосипеде на строительство сорокового дома по улице Ленина (третий "длинный" дом от музыкальной школы), я не заметил вырытой за прошедшие сутки траншеи теплотрассы и ухнул в двухметровую яму вместе с велосипедом. Поражаюсь, как я вообще остался жив, потому что лбом я шарахнулся о выступающий из земли камень, а велосипед просто сложился вдвое, и мне пришлось долго доказывать отцу, что бордюр около магазина "Елочка", в который я ненароком врезался, вполне мог нанести подобный урон моему велосипеду... Был случай во время реконструкции стадиона Гагарина, когда снесли старую деревянную трибуну и вырыли котлован для новой. Многодневные летние дожди заполнили котлован водой метра на два. И проклятое дворовое бахвальство заставило меня сложить вместе два деревянных щита ограждения и отправиться на них в недолгое плавание, которое закончилось полной катастрофой, и я очень хорошо помню ощущение, когда, оказавшись в воде, все чаще погружаясь и все реже выныривая, я спокойно-спокойно подумал, ну, все, сейчас утону, и я помню сумасшедшие глаза оказавшегося рядом гражданина, лихорадочно сдирающегося с себя штаны и бухающегося в воду в простых семейных трусах, гражданина, которому я по гроб жизни глубоко-глубоко обязан и которого все эти годы хочу найти, чтобы сказать ему спасибо, которое так не смог сказать в тот злополучный день...

Конечно, все это лирика. Но вы должны знать и "лирику", чтобы понять мою мятущуюся душу. Чтобы уяснить, как безудержно и неукротимо влекло меня куда-то вглубь. Чтобы осознать, что препятствия на пути ничуть не ослабляли моей тяги к познанию неизвестного. И чтобы постичь, наконец, почему однажды вечером я остановился на стройке перед очередной коммуникационной траншеей и задумчиво сказал себе: "Юра, а ведь она куда-то ведет".



2 Подземные лабиринты

До этой мысли, мысли о том, что трубы, проложенные в открытых траншеях, уходят куда-то под землю, меня вполне устраивало освоение вырытых котлованов с выступающими из слоистых стенок обрубленными корнями и перекрытых плитами помещений подвалов. Но эта мысль была чем-то совсем-совсем другим.

Однажды, пройдя по свежевырытой траншее у дома пятьдесят два по улице Ленина, я с удивлением обнаружил, что трубы, над которыми два дня колдовали сварщики, вовсе не уходят в землю, в песок, в никуда. Я увидел, что для них проложен специальный бетонный желоб-коридор, который призывно зовет меня посетить его неведомые глубины.

В тот день я далеко не ушел. Было не страшно (я почему-то никогда не испытывал страха перед неизвестным, похоже, мне в детстве накрепко внушили фальшивую уверенность в том, что этот мир создан исключительно для человека, и никакой реальной опасности для жизни в нем быть не может). Было просто темно. Именно тогда я понял, что мне необходим фонарик и умение ориентироваться в незнакомом месте.

Вместе с тем пришло понимание, что я ломлюсь в открытую дверь. Я обнаружил, что город полон люков смотровых и контрольных канализационных колодцев, каждый из которых являлся дверью в незнакомый мир.

Но не сразу я использовал эти манящие возможности. Надо вспомнить, что в ту пору я был мал. Мне только-только исполнилось десять лет, и я физически не мог поднять тяжеленную чугунную крышку.

Я стал искать открытые люки. К моему удивлению их оказалось достаточно много. Я обнаруживал их и в районе просеки - продолжения улицы Ленина ("Трех Поросят" тогда еще и в помине не было), и в лесу за железнодорожными путями вблизи нынешнего магазина "Стройматериалы", и вблизи гаражей на Новой (которой как улицы тогда тоже не существовало). К стержням арматуры обнаруженных колодцев, словно специально для меня, были приварены металлические скобы, по которым я без труда спускался вниз и, освещая себе путь подаренным на день рождения фонариком, исследовал открывающийся мне подземный лабиринт.

Надо сказать честно, практически каждый из этих ходов кончался тупиком в десяти-пятнадцати метрах от места спуска. Однако не всегда тупик был действительно непреодолимым. В большинстве случаев трубы, идущие, как правило, попарно, исчезали в неожиданно сужающемся проходе, забитом теплоизоляцией и какой-то подобной гадостью. Сначала это останавливало меня, но однажды, собравшись с духом, я забрался на верхнюю трубу (кажется, это было где-то в районе городской спасательной станции) и, вжимаясь лицом в стекловату, пополз вперед. Моя решимость была вознаграждена: метров через двадцать я почувствовал, что моя одежда больше не цепляется за шершавую поверхность бетона, и, включив фонарик, понял, что вновь очутился в проходе, подобному только что покинутому. Пройдя метров десять, я обнаружил скобы и, поднявшись по ним, уткнулся головой в крышку. Но это меня не обескуражило. Я понял, что нашел способ передвижения под землей.

Нельзя сказать, что мои путешествия приносили мне только положительные эмоции. Хорошо помню, когда пробираясь от открытого, видимо, по случаю ремонта колодца во дворе девятого дома по улице Васильева (напротив бывшей столовой "Заря"), я обнаружил под ногами полуразложившееся и дурно пахнущее тело какого-то представителя то ли кошачьих, то ли собачьих. Шоком для меня это не стало, поскольку во время своих прогулок я нередко находил весьма и весьма неаппетитные вещи, но именно с того случая я стал ходить по подземным коммуникациям в респираторной маске, которую выпросил у малярш, красящих стены (как сейчас помню) в сдававшемся доме номер тридцать два по улице Победы. На дворе стоял, если я не ошибаюсь, май или июнь семьдесят первого года. Спасибо вам, дорогие женщины...

Маршруты я делил на хорошие и плохие, хотя, скажем, для вас, наземных жителей, все они были бы примерно одинаковыми, характеризуемыми двумя словами: грязь и темень. Но ведь одному нравится идти от книжного магазина до "Пищевика" по улице Васильева, а другой предпочтет пройти через площадь, мимо "Луча" и "Универмага". Так и мне больше нравилось добираться, скажем, от смотрового колодца у профилактория до колодца у входа в теплицу сто двадцать седьмой школы (самое удобное место для выхода на поверхность по вечерам) - не через коллектор у одиннадцатого дома по улице Победы (мне и на поверхности постоянно чудится, что там воняет фекалиями), а через чистый и опрятный коллектор ремонтно-эксплуатационного цеха за "Юбилейным".

Когда мне исполнилось двенадцать лет, мне пришло в голову нарисовать план пройденных мною подземелий. В принципе, я их знал и так (у меня прекрасная зрительная и пространственная память), но тогда я прочитал книгу о лабиринтах, и составление планов стало моей страстью. Кстати говоря, именно тогда, несколько раз понаблюдав за работой сантехников, я научился открывать крышки канализационных люков. Это совсем не сложно и вполне по силам даже пятикласснику, если знать, куда вставлять ломик и как подцеплять крышку. Трудно поверить, но я поднимал любую крышку за пять секунд, и еще не более пяти секунд мне требовалось, чтобы проникнуть внутрь, задвинув за собой крышку - не до конца, а только так, чтобы создать видимость закрытости.

Так вот, возвращаясь к планам. Первый план я нарисовал, не спускаясь под землю. Зачем? Я и так уже все знал. Город был исхожен вдоль и поперек. Десятки поднятых и опущенных крышек. Сотни проведенных под землей часов. Тысячи отложенных в закоулках памяти впечатлений. Мои родители? А какие родители знают, чем их ребенок занимается с часу дня до шести часов вечера? После шести я старательно делал уроки, смотрел телевизор и даже, помнится, ходил в бассейн "Урал" на секцию подводного плавания. Вел секцию Олег Михайлович, душевнейший человек, не помню, к сожалению, фамилии, потом был Вася Дмитриев, но его я уже не застал... Отвлекаюсь. Хотя, пожалуй, нет. Именно в бассейне я понял такую простую вещь, что подземная сеть не может не иметь и других выходов на поверхность помимо канализационных люков и мест стоков ливневой канализации. Не раз в своих подземных путешествиях я обнаруживал большие, в рост, металлические листы с надписями типа "электрощитовая", от которых я старался держаться подальше, но вот однажды в бассейне, пробегая с парнями через спортзал (мы пытались подсматривать за девчонками в женской душевой), я обнаружил в коротком коридоре с "женской" стороны дверь с той же надписью, и эта дверь была чуть-чуть приоткрыта. В тот же миг все голые девчонки вылетели из моей головы, потому что за переплетением проводов я увидел ход, и этот ход чертовски напоминал мне мои подземные тоннели. Что-то схлестнулось в моей голове, и подземный план "семидесятки" стал обрастать в моем воображении новыми, неизвестными до того деталями.

Разумеется, в тот день, спасаясь от разъяренной технички, я даже не пытался проникнуть в щитовую бассейна. Я вообще туда никогда не входил. Но несколько лет спустя, увидев эту дверь изнутри, я вспомнил обо всем и невольно улыбнулся...

С того самого дня в своих подземных путешествиях я перестал пропускать двери, которые временами встречались в бетонных стенах коллекторов. Очень часто эти двери скрывали лишь неглубокие ниши или маленькие комнаты с одной-двумя лопатами, парой ведер и неизменным огнетушителем. Но иногда за ними начинались вполне приличные коридоры, которые, как правило, приводили в подвалы жилых домов или в иные, более экзотические места. Например, кто из горожан знает, что под плитами, окружающими памятник Ленину, существует канализационный колодец, прикрытый вместо крышки лишь одной из этих самых плит (второй от левого угла)? А ведь именно оттуда я слушал торжественную речь первого секретаря горкома партии девятого мая тысяча девятьсот семьдесят пятого года - речь, посвященную тридцатилетию Победы... Кому известно, что в подвале хранилища городского банка существует маленькая, в половину человеческого роста дверь, за которой несведущий человек увидит лишь огромный вентиль да покрытые ржавчиной трубы? А между тем я не раз протискивался в узкую щель между полом и нижней трубой и стоял, затаив дыхание и прислушиваясь к металлическому лязганью решеток и дверец сейфов над моей головой... Кто предполагает, что в большинство квартир первого этажа домов старой застройки можно без особых трудностей проникнуть, приподняв настил на кухне? Я этого не делал, но многие семейные тайны жителей этих квартир для меня не были тайнами. Будь на моем месте человек иного склада, он, вероятно, увлекся бы именно этим, возможностью знать все обо всех, но, к счастью, меня не прельщала эта перспектива. И, встречаясь с неизвестно от кого забеременевшими молодыми особами или мило улыбающимися друг другу семейными парами, которые еще вчера поливали друг друга отборнейшими ругательствами, - я не чувствовал перед ними никакого превосходства. Правда, не скрою, и неловкости тоже...

Сразу скажу, мне здорово повезло, что я начал спускаться вниз в столь раннем возрасте. Тогда я мог протискиваться в такие щели, которые лет через пять стали для меня недоступными. Столкнись я впервые с такими препятствиями лет в шестнадцать - наверняка бы послал это свое занятие куда подальше. Но к этому возрасту я прекрасно знал множество обходных путей и был уверен, что при желании доберусь куда угодно.

Да, я сознательно не упомянул еще один вид помещений, которые скрывались за попадающимися мне дверями. Это были короткие тупиковые коридоры длиной обычно около восьми метров, которые никуда не вели и ни с чем не соединялись. Поражали они относительно хорошей отделкой и совершенной своей бесполезностью. Была у них еще одна особенность, которую я осознал не сразу, но все-таки осознал.

Иногда в этих коридорах, а если быть точнее, под их полом, слышалось мерное, далекое гудение...



3 Тайна города

С самого раннего детства я знал, что живу в особом городе. В секретном городе. В городе, связанном с Тайной. Что это за Тайна, я не имел ни малейшего представления, и, наверное, именно от этого она казалась большой и значительной.

Сейчас все стали очень умными. Все все знают. А я до самого окончания института ведать не ведал, что в моем родном городе делают атомные бомбы. И когда, проучившись пять с половиной лет в Ленинграде и прибыв по распределению (а точнее, по вызову) во ВНИИП, я, наконец, узнал, чем изо дня в день занимается большинство горожан, - я был поражен. Поражен до глубины души. Но совсем не тем, о чем вы думаете. Не устрашающей близостью атомного оружия. И не сопричастностью к важнейшему государственному делу. Нет.

Я был поражен, до чего Тайна оказалась мелкой и никчемной.

И я не поверил, что это и есть Тайна.

И не верю по сей день.

Что было после возвращения в город? Наверно, примерно то же, что и у всех. Я стал инженером-конструктором с неплохим тогда окладом в сто шестьдесят рублей. Занимался культмассовой работой. Развлекался на комсомольских вечеринках. Ездил вожатым в "Орленок". Ходил по весне в походы. Отпуск проводил в Ленинграде, навещая друзей и родственников. Потом - знакомство с будущей женой, свадебное путешествие на не стреляющий еще тогда Кавказ, рождение сына, дочери. А дальше...

Дальше - тупик. Развал всего: страны, работы, человеческих отношений. Брака, наконец. Не буду об этом...

Учеба в институте как бы выхватила несколько лет из моей жизни, не связав ее с городом. Можно считать, что в этом отношении мне очень повезло: когда я вновь появился здесь, я взглянул на город глазами другого человека, человека, лишенного каких бы то ни было стереотипов и иллюзий. В детстве не особенно задумываешься над течением жизни вокруг тебя, поэтому город, возникший перед моим взором, был для меня абсолютно новым объектом, который еще нужно было изучить и принять.

Я понял, например, что совершенно не знаю окрестностей "семидесятки". Не тех окрестностей, что находятся внутри периметра, а тех, которые непосредственно примыкают к нему. У нас в семье не было машины, и если мы и выезжали куда, то только в Свердловск или Челябинск на рейсовых автобусах, поэтому в радиусе пятидесяти километров для меня лежала совершеннейшая "терра инкогнита". До сих пор помню повторяющийся кошмарный сон, который мучил меня вплоть до окончания института: я волей случая оказываюсь где-то за КПП в районе, как я понимаю, то ли Двадцать Первой, то ли Кыштыма, и передо мной стоит задача возвращения в город, задача практически неразрешимая, поскольку, с одной стороны, сам я даже примерно не знаю, в какой стороне может находиться город (хотя близость его априори задана), а с другой, меня железными обручами сковывает проклятая секретность, из-за которой я не могу задать первому встречному простой вопрос о местонахождении "семидесятки", каковое, уверен, известно любой здешней собаке, поэтому я, заходясь от бессилья (и невозможности проснуться), вынужден разрабатывать хитроумный план достижения города через областные центры, про которые, как я знаю, можно спрашивать все что угодно и в которых места остановки "наших" автобусов мне - слава Богу! - известны абсолютно точно...

Вот почему я жадно погрузился в изучение родного края. Набат Тайны еще не прозвучал тогда воочию, но дальние отголоски его уже слышались, бередя непонятными предчувствиями мою душу. Многочисленные разговоры с жителями Двадцать Первой, Воздвиженки, Ключей, Сельков стали для меня окном в новое пространство образов и представлений о нашем городе. И сейчас я уже не помню, кто первый обронил эту фразу о территории, которую ныне занимает Снежинск. Фразу, навечно запавшую мне в память.

Здесь никто и никогда не селился.

Сказанное потрясло меня. Я не знаю, какие струны оно задело во мне, но я первым делом захотел убедиться, что это не пустые слова. Моя бывшая жена, которая работала тогда в библиотеке (она и сейчас там работает), выписала мне из Челябинского фонда практически все, прямо или косвенно связанное с нашим районом. Похоже, многое было изъято в период, когда строился и засекречивался город, но и найденного было вполне достаточно.

Здесь действительно никто и никогда не селился.

Да, здесь собирали чернику, охотились между Лысой (Чумишева, Волчьей) и Теплой на козлов, били шурфы в поисках "камушков". Здесь заготавливали для Воздвиженского стекольного завода лес, который вязали в плоты и перегоняли на другую сторону Синары. Здесь строили временные рыбацкие саймы.

Но жить - не жили.

Ну, ладно, русские, они пришли сюда достаточно поздно. Но - башкиры, предки которых обосновались здесь чуть ли не за полтысячелетия до прихода всякого рода казаков-разбойников? Им-то что мешало?

Я погрузился в топонимику. Перерыв кучу литературы, я сделал для себя два очень важных открытия, которые подтвердили, что ищу я не на пустом месте.

Во-первых, я нашел точное объяснение названия Синара, вокруг которого наворочено много разной романтической чепухи. Первая часть этого слова - "син" - вполне однозначно обозначает у южных башкир и казахов могильник, могилу, иногда - изваяние, стоящее на могиле; искать основу этого слова в казахском "сен" ("сын") - истинный - надуманно и нелепо. Вторая его часть - "ара" - переводится как промежуток, середина; например, Аракуль - "озеро, находящееся в промежутке (между горами)". Таким образом, Синара - это "озеро между могильниками" или "озеро близ могильников". Осмелюсь предположить, что у этого названия был и другой оттенок - "озеро, близ которого смерть"...

Во-вторых, с чувством, близким к изумлению, я обнаружил, что в одном из указов канцелярии особой Исетской провинции Оренбургской губернии ("марта третьего числа года одна тысяча семьсот тридцать седьмого по Рождеству Христову") упоминается возвышенность "в одной версте от полдневного брега озера прозванием Син-Ара на полдень" - то есть примерно километр на юг от южного берега озера, - "каковую татары Юре-Ме называют"!

Хотите вы или нет, но это - гора в центре города, на которой сейчас находится музыкальная школа! Других возвышенностей в районе южной части озера просто нет. Но это еще не самое главное. Оставим на совести автора ссылку на татар (это, конечно же, башкиры), но толкование приведенного топонима известно многим школьникам нашего города, тем, кто будучи в "Орленке" совершали с Сергеем Михайловичем Рощупкиным восхождение на Юрму - одну из самых высоких гор Южного Урала, расположенную близ Карабаша. Башкирское слово "юре" обозначает "ходить", "ме" - отрицательная частица. "Не ходи!" - ярко выраженное предупреждение об опасности восхождения на эту гору, а в нашем случае это, вероятно, запрет приближения к указанному району, поскольку, естественно, ни о каком "восхождении" здесь не может идти и речи...

Когда я поделился своим открытием с двумя-тремя местными "авторитетами", мне посоветовали не забивать голову непроверенными слухами и прочей чепухой, сославшись на то, что люди тут жили и жили всегда, что, дескать, у озера неоднократно находили стоянки древнего человека эпохи бронзы и раннего железа и что абсолютно точно подтвержден факт их занятий рыболовством и скотоводством...

Да, я все это знаю. Мне Юрка Карпов еще в семьдесят шестом году рассказывал, как он нашел на Петушке глиняные черепки и наконечники стрел. И другие свидетельства мне известны. А мнение специалистов по всем этим находкам вас не интересует? Настоящих специалистов, а не наших доморощенных Шлиманов?.. Интересует все-таки. То-то и оно. Так вот, я могу вам показать заключение кафедры истории Уральского университета, обобщившей все эти находки... Стоянки покинуты внезапно, оставленные предметы не подверглись ни действию огня, ни физическому разрушению. Останки погибших отсутствуют, что совершенно нетипично в случае внезапного нападения врага... Люди просто ушли. Почему? Да потому что нельзя здесь было находиться! Просто нельзя. А если нельзя, то - "юре-ме"...

Это пока лишь первые мазки созданной позже общей картины. Накопление критической массы. Первые шаги по направлению к Тайне. Следите за моей мыслью...

О работе. Сначала, пока не начались все эти перестроечные и постперестроечные передряги, она мне, собственно говоря, даже нравилась. Приходилось думать, решать какие-то проблемы, шевелить мозгами. Правда, специфичность работы для меня выражалась не в уникальности проблем конструирования специзделий (любой вид творчества уникален), а в режимном антураже.

Режимные требования положительно забавляли. Подчеркиваю, забавляли, а не раздражали, как многих моих товарищей. Все это отдавало каким-то здоровым идиотизмом и напоминало игру в доме для детей с задержкой психического развития. Веселило, что вместо того, чтобы взять листок и начать чертить или, там, считать, ты должен проделать массу непонятных ритуальных действий, каждое из которых характеризуется абсолютным отсутствием смысла и совершенно не служит для того, для чего изначально предназначалось, а именно - для обеспечения режима секретности.

Заострю ваше внимание на этом моменте, потому что веселье мое кончилось, когда я понял, что с точки зрения теории систем все это носит простое наименование избыточности. Не дублирования, а именно избыточности. И если дублирование повышает надежность, то избыточность вносит в систему деструктивные изменения, которые резко снижают ее надежность. То есть уровень режимных требований, существующий на нашем предприятии, совершено не соответствует поставленной задаче. Я доказал это расчетами и сделал однозначный вывод, что либо эти требования разрабатывал последний кретин (в чем у меня были и есть очень большие сомнения), либо они не имеют ничего общего с вопросами сохранения секретности атомного оружия.

Я объяснил непонятно? Попробую еще раз. Когда вы замечаете в автобусе воришку, положившего глаз на ваш кошелек, вы постараетесь переложить кошелек в другой, менее доступный ему карман. Это будет логично. Увидев, что воришка не уходит и продолжает следить за вами, вы решаете переложить кошелек обратно, чтобы запутать его, а потом с этой же целью начинаете перекладывать кошелек из кармана в карман. Первое ваше действие - это реальное обеспечение секретности, а значит, и сохранности ваших капиталов. Дальнейшие ваши действия становятся бессмысленными, потому что они лишь привлекают внимание преступника; вы словно сообщаете ему, что у вас есть деньги, много денег, делая кражу для него более привлекательной. Скорее всего, в этом случае кошелька вы рано или поздно лишитесь.

Но эти действия приобретают глубочайший смысл, если кошелек пуст, а ваши деньги (и большие деньги!) находятся во внутреннем кармане пиджака...



4 Непонятные мелочи

Значит, решил я, продолжая свой путь к Тайне, в городе существует нечто, надежно скрытое существующим режимом секретности. И это - не атомные бомбы.

Примерно в это же время состоялся у меня примечательный разговор с Георгием Павловичем Ломинским.

Нет, вы не подумайте, что я был тогда с директором предприятия (с последним настоящим директором предприятия) на короткой ноге. Кто он - а кто я, да и разница в возрасте, сами понимаете. Все гораздо проще. Дело было в пионерском лагере "Орленок", который "Хозяин" навещал с радостью и удовольствием. В тот раз директор ВНИИП приехал без предупреждения, погулял полчасика по территории, а потом присел на лавочке у административного корпуса, ожидая Анатолия Ивановича Чушкова, тогда директора лагеря. Мой отряд как раз был дежурным, и я послал пионеров на розыски Анатолия Ивановича, а сам минут пятнадцать поддерживал светский разговор с Георгием Павловичем. Мы уже беседовали однажды, поэтому я довольно спокойно отнесся к самому факту нашего диалога. Разговор незаметно свернул на меня, где учился да кем работаю, как отпускают с работы в лагерь, нравится ли работа - и тому подобные вещи. После очередного поворота темы я ненароком задал вопрос, ответ на который уже позже, гораздо позже так многое прояснил мне. Я начал так:

- Георгий Павлович, вот город был создан для разработки вполне определенного оружия. Предположим, рано или поздно оно станет ненужным - неважно, по какой причине, ситуация ли в мире изменится или где-то начнут изготавливать более совершенное... Что будет с городом?

Задавая тогда этот сугубо теоретический, даже, может быть, где-то праздный вопрос, я, конечно же, вряд ли мог предположить, что через какой-нибудь десяток лет он в совершено конкретном выражении будет волновать каждого жителя Снежинска. Да и Георгий Павлович, разумеется, тогда об этом не думал. Он немного помолчал (немного, но достаточно, чтобы я с ужасом успел подумать, а не сморозил ли какую-нибудь очевидную глупость и не обидел ли пожилого человека, всю жизнь отдавшего "ненужному" оружию), лукаво улыбнулся, но... Скользнувшая было по его лицу улыбка неожиданно исчезла, и Ломинский, как-то досадливо махнув рукой, странно и непонятно ответил:

- Да разве дело в этом оружии...

Сегодня мой вопрос не кажется мне ни глупым, ни наивным. А ответ "Хозяина" преисполнен для меня глубокого смысла, ставшего понятным мне лишь спустя десятилетие...

Был еще один разговор, о котором стоит упомянуть. Разговор с моим дядей Колей. Года с пятьдесят девятого и до самой пенсии он работал снабженцем во ВНИИП, многое знал, многое повидал. Когда он начинал рассказывать, мы с сестрой открывали рты и слушали, затаив дыхание. Впрочем, так же на него реагировали и мои родители, и вообще все, кто соприкасался с ним вплотную.

В девяносто третьем году, в мае, мы отмечали его шестидесятилетие. Он вслед за мной вышел покурить на балкон, и, глядя прищуренными глазами на заходящее солнце, сказал, продолжая начатый до этого разговор:

- Да, любой снабженец должен быть прохвостом. Это общеизвестно. Он должен вертеться, чтобы понравиться и нашим, и вашим, да еще и не забыть сделать свое дело... Но есть еще одно качество, которое должно быть ему непременно присуще. - Дядя Коля затянулся папиросой и продолжал: - Он должен осознавать, что он делает. Хорошенько осознавать...

- Каждый должен понимать, что он делает, - дипломатично ответил я.

- Должен! - подчеркнул дядя. - Но всякий ли может, положа руку на сердце, сказать, что живет именно так? - Дядя помолчал. - За все время, что я работал, да что там - за всю свою жизнь я только один раз не смог объяснить себе этого. Только один! Многие ли могут похвастаться чем-то подобным?

- А что ты не смог себе объяснить? - спросил я только для того, чтобы поддержать разговор.

Дядя Коля как-то слишком быстро взглянул на меня и снова стал смотреть на заходящее солнце.

- Было дело, - неохотно проговорил он. - Пришло как-то со мной оборудование. Целый эшелон. А вот где оно потом использовалось, я так и не разобрался.

- А разве в обязанности снабженца входит контроль использования поставок? - удивился я. - Тем более, в обстановке нашей секретности. Ты вообще мог не знать, что сопровождаешь и куда оно идет.

- Ты глуп, - по-доброму сказал дядя. - Я мог не знать, что я заказываю или везу. Но наименование, обозначение или условное название было известно мне всегда. Я знал, сколько штук этого самого неизвестного со мной, сколько оно весит, откуда поступает и куда передается. Скажем, груз "АБВ" поступал в сектор "А" для исследований "Б" по условному финансированию "В". Чувствуешь, принцип? Так вот то оборудование не было связано ни с одним подразделением института. Индексы его канули в неизвестность.

Я сомневаюсь, что абсолютно правильно передаю сказанное тогда дядей. Понял я только одно: у плановиков есть свои зацепки, позволяющие контролировать распределение материальных ресурсов как в ядерном центре, так и вообще в городе.

- Не переживай, дядя, - успокоил я его, - ведь это было только один раз. Просто кто-то напортачил с документацией.

- Со мной, - с каким-то особым выражением промолвил дядя, - это было только один раз. - Он плюнул на окурок и бросил его вниз. - Но ведь я не один на предприятии. Снабженцев десятки. И я точно знаю, что в том же шестьдесят шестом году была еще одна такая история. И не с кем-нибудь, а с Петровичем...

(Петрович - это старый дядин приятель, бок о бок с которым они проработали лет тридцать. Не помню его фамилии, но в детстве мы с сестрой часто бывали у него, жил он в третьем доме по Васильева, в первом, кажется, подъезде.)

- Да вы просто разбазариватели социалистической собственности, - рассмеялся я. - Поражаюсь, как у нас во ВНИИТэФе вообще что-то осталось. Лаврентия Павловича на вас не было.

Дядя не принял моего дурашливого тона. Наоборот, он как-то собрался и посерьезнел.

- Лаврентий Павлович здесь-то как раз был, - веско сказал он. - Хотя об этом мало, кто знает. В июле сорок седьмого года. Именно здесь, бродил по нашим болотам. Не один, конечно, была с ним чуть ли не рота автоматчиков. Не веришь? Мне рассказывал об этом человек из Каслей, свояк его как раз и был проводником. Вот тебе вопрос: что заставило министра плутать по этим дебрям? А ведь плутал, два дня на это потратил, в палатке ночевал. И знаешь, где стоянка была?

- Где? - жадно спросил я, хотя за секунду до этого хотел ограничиться словом "брехня".

- Заинтересовался... Не знаю, помнишь ли ты, что было на месте нового хирургического корпуса...

- Помню, - прервал его я. - Там была такая каменная скала, метров пять высотой. Мы еще по ней лазали, когда к отцу ходили, он в шестьдесят восьмом году в старой больнице лежал, с аппендицитом...

- Хорошая у тебя память, Юрик. Вот у этой скалы Берия и ночевал... Запомни получше. Только поменьше трепись об этом, здоровее будешь. И об эшелоне запомни. Вдруг понадобится, мало ли что. Годы твои молодые...

Дядя умер в том же девяносто третьем, в октябре. Не выдержало сердце, когда расстреливали Белый Дом. Я часто прихожу на его могилу, приношу цветы. Он, сам не подозревая того, на многое открыл мне глаза. А может быть, и сам он что-то знал, но хорошо это скрывал. Другое было поколение. Молчаливое...

После рассказа дяди мои поиски стали более осознанными, более целенаправленными. В то время начались публикации об истории создания атомного оружия, и в книге "Тайна "сороковки" я с изумлением нашел косвенное подтверждение возможности появления Берии в наших краях в упомянутое дядей время. Оказывается, восьмого июля сорок седьмого года председатель Спецкомитета прибыл в Кыштым для инспекции строящегося первого промышленного атомного реактора! Ежу понятно, что ему нужно было там, но что он мог делать здесь - за семь лет до принятия решения о создании нового института и нового города? Неужели рассказ о блуждании Лаврентия Павловича по синарским лесам - лишь мифический отголосок инспекторской поездки в "сороковку"? Я не верил в это. В моей копилке связанных с Тайной фактов, прибавился еще один весомый факт.

В тех же книгах меня удивило следующее. Ни в одном месте я не нашел мало-мальски внятного объяснения, почему вообще возникла необходимость в новом институте, а также почему новый институт было решено строить именно там, где он сейчас находится.

Да, я видел текст известного постановления, читал воспоминания Жучихина, знакомился со ссылками на рассказ Ломинского, выслушивал массу анекдотов по этому поводу, но везде сквозило какое-то странное недоумение, прикрытое глубокомысленно-демагогическими обоснованиями. Судите сами. Лето пятьдесят четвертого. Атомное оружие "пошло". Взорвали первую водородную. Как грибы росли серийные заводы. Все нормально. Логично ожидать неторопливого, но всеобъемлющего приращения так нужной державе продукции. И тут - как гром на голову - нужен дублер Арзамаса! Нужен и все тут. Кому нужен? Зачем? А объяснения, которые до сих пор приводят в защиту этого решения! Вы только послушайте их адептов! Одни говорят, что на случай нападения противника в тылу был необходим еще один "атомный" институт (да будет вам известно, дорогие мои, что уже в сорок девятом году концепция тыла в советской военной науке была признана исчерпавшей себя и приказала долго жить - спасибо атомным бомбам, дальней авиации и кораблям-самолетоносителям). Другие утверждают, что с функционированием второго центра должен был развиться дух здоровой конкуренции, способствующий повышению качества изготавливаемых изделий (конкуренции! это в начале-то пятидесятых годов? - да там только за одно это слово можно было без всяких затруднения схлопотать пятьдесят восьмую, пункт десятый, антисоветская пропаганда и агитация, минимум пять лет в мирное время!). Третьи кивают на евреев, дескать, много развелось тогда в Арзамасе космополитов, тут уж, хочешь не хочешь, всяко надо было построить для русского человека свое "кэбэ" (тут я даже комментировать отказываюсь, выразиться - могу)...

Это о необходимости нового института. Теперь о месте. Скажу сразу: что бы там ни говорили, но ни КБ-11 (исследовательско-конструкторский комплекс будущего Арзамаса-16), ни объект "А" (первый промышленный реактор будущего Челябинска-40), ни один из серийных заводов не возводились на абсолютно голом в смысле коммуникаций и инфраструктуры месте. Нет слов, трудности были колоссальные, но никакого идиотизма в этом смысле не было. Страна умела считать деньги. Свои они были, народные - я не иронизирую. И вырубать лес в глухой тайге, и вести туда дороги просто так не стали бы. Можно было бы построить объект рядом с "сороковкой" - благо там все к этому времени было на мази, налаженное производство, транспорт, да и делящиеся материалы рядом, только руку протяни. Можно было пристыковать Снежинск к серийщикам в Златоусте-20, все равно и по сей день вместе работаем, неразрывно. Можно назвать еще вариантов пять, каждый из которых будет по-своему логичным и ничуть не будет уступать Снежинску по секретно-режимным соображениям (нелепо думать, что удаление города на каких-то тридцать километров от "сороковки" сделает его сверхсекретным), а также по соображениям безопасности на случай аварии. Можно, все можно - но почему-то ни один из этих вариантов выбран не был.

Почему?

А потому что по каким-то неведомым, но абсолютно не связанным с атомной проблемой соображениям, город нужно было строить именно на нынешнем месте...



5 Шесть точек

Если бы мои рассуждения шли друг за другом в той последовательности, которую я вам описываю, то я пришел к Тайне лет на пять раньше. Но все дело в том, что это были отдельные мысли, взгляды, впечатления, которые долго не хотели связываться в один узел. Больше всего я жалею, что достаточно снисходительно отнесся к дядиному рассказу про Берию. Если бы не то самое мое "здравомыслие", то уже в девяносто третьем году я знал бы все.

Однако - по порядку. После развода я снова, после значительного перерыва, стал спускаться в свои подземные чертоги. Честно говоря, там я не думал о Тайне, там я просто искал спасение от своей тоски и отчаяния, от ощущения безысходности жизни. Коммуникации новых районов, всех этих Лыковок, Простоквашиных и Голодаевок мало привлекали меня, внушая откровенное отвращение своим утилитарным примитивизмом, поэтому чаще всего я бродил под Старым городом, радуясь, что там ничего не меняется, что там все так же, как и в пору моего далекого и счастливого детства.

В своих блужданиях я однажды забрел в один из тех самых тупиковых коридоров, о которых уже говорил. Мне вспомнилось, что когда-то я слышал здесь далекое гудение, и даже пол, помнится, чуть дрожал у меня под ногами. Сейчас же здесь все было тихо и спокойно как в могиле. Светя под ноги фонариком, я обошел коридор по периметру (в ответвлениях я чисто машинально пользовался правилом правой руки, чуть прикасаясь к стене при ходьбе) и уже было совсем собрался выйти за приоткрытую дверь, как вдруг словно что-то толкнуло меня.

Сколько я себя помнил, в коридорах, подобных этому, всегда слышался далекий шум.

Сама по себе эта мысль ни о чем не говорила. Какие-нибудь трансформаторы или насосы, работающие невдалеке, могли ломаться или останавливаться, это очевидно. Но перенося смысловой акцент умозаключения, я получил другой, поразивший меня вывод.

Во времена моих детских походов только эти, неясно для чего предназначенные коридоры были связаны с источником непонятного шума.

И снова я ощутил дуновение тайны. Пока просто тайны, не той, к которой я уже сознательно стремился. Но ведь большие тайны всегда складываются из маленьких...

Вернувшись домой, я залез в диван, где хранились мои старые дневники, школьные тетрадки, конспекты лекций и прочий бумажный мусор. Чихая от пыли, я переворошил все и из-под стопки в дальнем углу извлек потертую сорокавосьмилистовую тетрадь с витиеватой надписью "Лабиринт".

Я бережно открыл ее и с волнением стал перелистывать страницу за страницей. Моему взгляду предстали нарисованные неумелой рукой схемы с наивными обозначениями вентилей и сифонов, со старательными пометками вроде: "Здесь осторожно!!! Горячая труба!!!", с цифрами, показывающими количество шагов от одного лаза до другого. Я не верил своим глазам - ребенком я проделал колоссальную работу, сравнимую, наверно, с трудами Ливингстона, Стэнли и иже с ними... Разумеется, я хорошо помнил, как вел все эти записи, помнил, как наносил линии коммуникаций, каждый раз пряча тетрадку от родителей и сестры во втором ряду книжного шкафа, я все помнил, но моя детская настойчивость, целеустремленность и энергичность поразили меня. Меня - тридцатишестилетнего, разуверившегося, опустившегося, сдавшегося...

Но они же подхлестнули меня, заставив действовать.

Просмотрев тетрадь, я понял, что эта схема не подходит мне. Она давала полное представление о расположении ходов и труб, но была составлена без учета масштаба, а именно точное изображение было крайне необходимо мне, чтобы подтвердить одно свое предположение.

Мне понадобился ровно год, чтобы создать точную карту снежинских подземных коммуникаций. Там было все - и схемы водопроводных сооружений, включая системы водоснабжения, водоотведения и канализации, и схемы сооружений теплоснабжения, и схемы электросетей и линий связи, и схемы газопроводов, и схемы подвальных помещений, и схемы не афишируемых и мало кому известных подземных сооружений, и еще многое-многое другое... Как я доставал эти схемы - умолчу. И не потому, что действия мои шли, как говорят, вразрез с существующим законодательством. И не потому, что практически все они имели гриф секретности (большинство - "для служебного пользования"). А потому, что люди, которые вольно, а чаще всего невольно обеспечивали мне доступ к этой информации, по-прежнему сидят на своих рабочих местах. Пусть сидят и дальше.

Не надо думать, что я создавал свою карту только за счет полученных схем (кстати говоря, большая их часть мне так и не понадобилась). Весь этот год (с лета девяносто седьмого по май девяносто восьмого) я практически не вылезал из-под земли, благо времени было достаточно. На работе, сами знаете, какой бардак, если даже захочешь что-то сделать, так не дадут другие, те, с кем ты по цепочке связан и у которых свои проблемы. Поэтому большинство уже давно поняло: чтобы не нервничать, надо спокойно сидеть и ждать денег - единственный способ существования в нашем секретном "ящике". Ну, а начальнику, в принципе, до лампочки, где ты сидишь, на работе или еще где. Может, у других и не так, а я с моим всегда договаривался...

Короче, к началу лета карта была готова, и мне пришлось засесть за ее основательное изучение. Пришлось сравнивать прохождение коммуникаций на разных уровнях и анализировать их взаимосвязь с расположенными на поверхности сооружениями. Можно долго рассказывать обо всем, что я сделал: как проводил статистические расчеты, определяя дисперсию и среднее отклонение ряда выбранных параметров, как создавал топологические модели интересующих меня участков, как изучал внезапно понадобившуюся технологию прокладки труб закрытым способом, как перелопачивал горы всевозможной технической документации, включая самые экзотические стандарты, нормы, правила, инструкции... Мысленно я даже присвоил себе звание кандидата технических наук, к чему вот уже десять лет безнадежно стремился, работая в РФЯЦ-ВНИИТФ...

Основным результатом моих исследований было следующее. Я обнаружил шесть мест, в которых коммуникации располагались, скажем так, с некоторым однотипным нарушением ряда существующих нормативов. Я не имею здесь в виду брак в работе - господи, да ни одна знакомая мне подземная магистраль не проложена без брака (ответственные лица просто ужаснулись бы, воочию увидев их состояние)! Нет, здесь речь идет о другом.

В указанных местах коммуникации, вопреки правилам их прокладки, вопреки обычной логике описывают огромную дугу радиусом не менее десяти метров (при отсутствии какого-либо видимого препятствия), после чего аккуратно выдерживают прежнее направление. И - что, пожалуй, является самым главным - центр этой дуги во всех шести случаях находятся за торцевой стеной тех самых тупиковых коридоров, заинтересовавших меня еще двадцать лет назад!..

У вас ничего не вздрогнуло внутри? Не побежали мурашки по спине? Нет? Тогда вы не поймете меня, не поймете, почему, впервые осознав это, я хохотал как ненормальный, надрывался от хохота, давился от смеха, реготал - и все никак, никак не мог остановиться, пока не понял, что просто не могу остановиться, что это истерика, и вот тогда только я окончательно успокоился. А ведь я слыву человеком более или менее сдержанным. Вернее, слыл когда-то...

Мне нет смысла скрывать эти места, если уж я решил рассказать вам все. Перечислю наземные ориентиры, примерно соответствующие им. Первый - "Универмаг". Второй - комплекс "Юбилейный". Третий - тот самый "вонючий" одиннадцатый дом по улице Победы (кто не знает, это длинный дом напротив и наискосок от остановки). Четвертый ориентир - это горушка у "Синары" или, если понятнее, автостоянка у двадцать пятого дома. Пятый - сто двадцать первая школа. И, наконец, шестой - новый (хотя - какой уж там новый) хирургический корпус.

Разумеется, вы сейчас мысленно пытаетесь и никак не можете понять, что же общего между указанными пунктами. Два магазина, жилой дом, автостоянка, школа, больница - что их связывает? Можно обратиться ко времени их строительства, но это тоже вряд ли поможет. "Юбилейный" и одиннадцатый дом были сданы во второй половине шестидесятых годов, "Универмаг" и сто двадцать первая школа - в середине семидесятых, хирургический корпус - в начале восьмидесятых. Все совершенно различное. Может быть, и нет у них ничего общего кроме ничего не значащей "неправильности" подземных коммуникаций и наличия каких-то тупиковых коридоров?

Есть. Вот карта города. Следите за мной. Для начала я соединяю линиями указанные мною пункты. Что получилось? То, что и должно. Шестиугольник. Не совсем такой красивый шестиугольник. А теперь поглядите внимательно. Не кажется ли вам, что существует еще одна элементарная, отличная от нарисованной геометрическая фигура, которую можно провести через эти точки? Ну, немножко воображения...

Совершенно верно. Правильный эллипс.

И поэтому, если у вас есть хоть капелька соображения, я уже не говорю о воображении, то вы, наверное, не удивитесь и не будете утверждать, что мои действия были абсолютно бессмысленными, когда третьего июля, в пятницу, хотя нет, постойте, это была уже суббота четвертого, дождавшись пока разойдется из "Юбилейного" пьяный люд (и непременно сопутствующий ему наряд милиции), я приоткрыл крышку одного из двух колодцев, расположенных на левом откосе комплекса, сбросил вниз заранее приготовленную и спрятанную в траве кирку, а затем быстро проник внутрь, задвинув за собой тяжелую крышку.



6 Путь в бездну

Добраться до металлической двери, скрывающей уже до боли знакомый тупиковый коридор, открыть ее и войти внутрь было делом от силы четырех минут.

Наличие кирки ясно говорило о цели моего путешествия. Я уже давно понял, что стенка, противоположная входу, таит за собой пустоту, как, впрочем, и аналогичные стенки пяти других коридоров. Если что и определило выбор именно этого коридора, то это лишь близость "Юбилейного" к моему дому.

Первый удар кирки показался мне просто оглушительным, и я отошел назад, чтобы поплотнее прикрыть дверь, по мере возможности пытаясь подстраховаться от всяких случайностей. Затем вернулся к бетонной стене и вновь взмахнул тяжелым инструментом.

Бетон поддавался неохотно. На пол сыпались мелкие осколки и цементная пыль, а на стене оставались лишь жалкие царапины. Стоящий на вещмешке фонарь освещал небольшой участок стены, на котором плясала в фантастическом танце моя изломанная тень. Потом дело пошло веселее. Я приноровился, и мне то и дело приходилось отступать в сторону, оберегая ноги от падения особо крупных кусков. По моему лицу бежал пот, но я продолжал свою работу с размеренностью часового механизма.

Внезапно я почувствовал что-то вроде сквозняка. Обернувшись, я убедился, что дверь по-прежнему прикрыта, и в тот же момент понял в чем дело. Подойдя к стене, я увидел, что в самом центре созданного мной кратера появилось маленькое отверстие. Я жадно прильнул к нему, но увидел лишь темноту. Фонарь тоже не помог: невозможно было смотреть и светить одновременно. Схватив кирку и чувствуя, как близка моя цель, я стал с неистовством наносить удар за ударом. Отверстие стало величиной с яйцо, потом с кулак, с голову, потом...

Потом огромный кусок стены словно исчез, вывалившись куда-то во внешнюю темноту, и я, едва не отправившись вслед за ним, от неожиданности выпустил из рук канувшую в бездну кирку...

Через мгновение снизу донесся оглушительный, многократно усиленный эхом удар...

Когда все стихло, я еще минут пять сидел не двигаясь, забившись в угол у входной двери. Мне казалось, что весь город услышал этот ужасный грохот. Мне представлялось, что сюда уже спускается отряд ОМОНа с приказом захватить меня живым или мертвым (лучше - мертвым, мелькнуло у меня в голове из какого-то боевика). Во всяком случае, я долго не мог поверить, что случившееся не коснулось ни одного человека кроме меня.

Совершенно случайно я вспомнил, что в вещмешке у меня, в бутылочке из-под детского питания есть граммов сто пятьдесят медицинского спирта (готовился я серьезно). Мне показалось, что сейчас самое время его использовать. Достав бутылочку и заполнив ее по самое горлышко водой из фляжки, я разом опрокинул в себя получившуюся "неменделеевскую" смесь.

И вы знаете, полегчало. Правда уже через минуту я принялся разговаривать вслух с самим собой, но это меня не особенно озаботило. Прекратилась предательская дрожь, и во мне снова проснулся инстинкт исследователя.

Подобравшись вплотную к образовавшемуся пролому, я осторожно посветил в темноту. Напротив, метрах в десяти, на стене возникло подрагивающее световое пятно. Поведя фонариком туда-сюда, я выхватил из темноты еще одну, боковую стену, находящуюся правее от меня, а также низкий потолок, который, судя по всему, представлял единое целое с потолком моего коридора. Посветить вниз мне не сразу хватило решимости, потому что для этого надо было просунуть голову и плечи в проделанное мною отверстие, но как раз на это подвигнуться было совершенно невозможно, поскольку я почти зримо видел, как от моего неловкого движения из стены с неторопливой неизбежностью вываливается еще один кусок, в обнимку с которым я и лечу в неизведанные глубины Земли...

До пола оказалось метров семь. Та часть зала, которая была видна мне, оказалась совершенно пустой (если не принимать во внимание разлетевшихся по полу кусков бетона и моей, лежащей чуть в стороне кирки). Для того, чтобы разглядеть, что находится левее меня, я попытался высунуться чуть дальше и тут же издал изумленное восклицание. На такую удачу я даже не рассчитывал: в каком-то метре от нижнего края отверстия прямо подо мной в стену были вделаны уходящие вниз металлические скобы.

Я хорошо помню чувство умиления, охватившее меня (возможно, оно объясняется принятым внутрь алкоголем, но это дела не меняет). Если бы я был верующим, то, наверное, принес бы благодарственную молитву Господу, а так я просто стал напевать во весь голос "Yellow Submarine", радуясь, как далеко разносится мой голос по подземелью. Возможно, эйфория моя не была бы тогда столь полной и сильной, если бы мне пришел в голову простой вопрос, который я задал себе гораздо позже: а для кого, собственно, предназначена лестница, ведущая в никуда?..

Внезапно я успокоился. Движения мои стали собранными и уверенными. Привязав к захваченной стропе вещмешок, я спустил его вниз, за ним последовал включенный фонарь, привязанный ко второму концу стропы, после чего я сбросил вниз и саму стропу. Штормовка тоже оказалась на полу зала, когда, после неудачной попытки, я понял, что в ней мне просто не протиснуться в отверстие. И, наконец, под звучащие в моей душе фанфары, внизу очутился и я.

- Приехали, - сказал я вслух.

Свет фонаря бил в торцевую, уже знакомую мне стенку, поэтому, торопливо нагнувшись, я подхватил его и повернул в противоположную сторону.

Луч выхватил из темноты... пустоту.

Я чуть не выронил фонарь из рук, настолько это было неожиданно и, не побоюсь сказать, страшно. В первый миг мне показалось, что передо мной разверзлась гигантская пропасть, на самом краю которой я стою, беспомощный и беззащитный. Но это лишь в первый миг. Фонарь дрогнул в моих руках, и луч света скользнул по закругляющейся стенке.

Тоннель.

Гигантский, метров десяти в диаметре тоннель, уходящий под углом градусов в тридцать куда-то вниз, в темноту.

Когда я немного пришел в себя, я внимательно рассмотрел то, что мог позволить мой, не очень мощный источник света. Да, внушительное сооружение. Бетонные стены с грубой поверхностью. Металлические укрепляющие кольца. И... обычная лесенка, ступенька за ступенькой спускающаяся вниз, туда, где луч моего фонаря оказывался бессильным.

Раздумывал я недолго. Надев штормовку, я смотал и спрятал стропу, а затем, закинув на плечи лямки вещмешка и повесив на грудь фонарь, стал осторожно спускаться вниз.

Ступеньки были широкими и удобными. По ним можно было идти, даже не глядя под ноги, но я не хотел свалиться в какую-нибудь внезапно открывшуюся яму, поэтому спускался неторопливо, придерживая фонарь так, чтобы видеть лестницу впереди. Временами я переводил луч прямо перед собой, но по-прежнему видел лишь свод тоннеля, охваченный металлическими кольцами.

Миновав сотую ступеньку, я начал прикидывать, на сколько метров я спустился, и вышло, что не меньше чем на пятнадцать. На сто тридцатой ступеньке мне показалось, что я вижу край свода тоннеля, а еще через десять ступенек я убедился, что так оно и есть, и впереди открывается зев еще недоступной моему взгляду темноты. На двухсотой ступеньке спуск кончился, и луч моего фонарика нерешительно поднялся от пола.

Я стоял... на станции метро.



 

Полезли мы в обычную дренажку. Ну дренага как дренага, ничего сверхестественного. Красивая плесень с потолка, воды поколено...шум,холод и мрак :). Ну прошли мы метров 200 может быть. И тут началось. Мне показалось, что у меня подскочило давление (никогда такого небыло). Сердце стучало в висках,дыхание стало затрудняться. Ботинки с каждым шагом прибавляли в весе по килограмму. Потом на мнгновение потемнело в глазах. Идти стало совсем тяжело (хорошо никто паниковать не начал). Я стал слышать какие-то глухие удары в стену слева от меня,потом какой-то шепот в голове (Я думал что это члены команды что-то говорят), но потом всё отчетливее и отчетливее...удары,голоса....Правда слов я так и не разобрал... сердце колотилось как мотор. Я не выдержал и повернул обратно команду... Мы благополучно вышли. Потом как оказалось дышать тяжело было всем, а вот голоса слышал только я. Еще один слышал удары и собачий лай....

От чего людей тянет под землю? Я не могу дать конкретный ответ. Но скажу определенно там есть что-то очень таинственное и заманчивое! Диггером я стал сравнительно недавно, но меня тянуло во всякого рода "ненормальные" места еще с раннего детства ! Я уверен, что каждый из вас с каким-то трепетом когда нибудь смотрел на заброшенный завод, с высокими мертвыми трубами! Просто кто-то с восхищением, кто-то с ужасом и страхом, но безусловно этот самый завод притягивает сотни взглядов какждый день своей никчемной жизни! А я смотрел дальше... мне стало интересно "а что- же под ним?" что под нашими ногами, под асфальтом ? И начал лазить вниз. И мне открылся совершенно новый, таящий много интересностей и загадок. В том мире нету лжи, нету людской карысти и грязи человеческий отнашений! Там есть только ты, твоя команда, луч фонаря и целый набор разнообразных загадочных звуков...Подземный мир - он не для всех. Его нужно понять, полюбить! Но тем не мение когда я выхожу на поверхность,взглянув в небо, я чувствую себя живым! Снова живым, на этот раз...