ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

СВЕДЕНИЯ

о злодеяниях большевиков

на Южном побережье Крыма

(Ялта и ее окрестности)



13 января 1918 года г. Ялта и ее окрестности после четырехдневного сопротивления со стороны вооруженных татарских эскадронов и офицерских дружин были заняты большевиками, преимущественно командами матросов с миноносцев «Керчь» и «Хаджибей» и транспорта «Прут».

Немедленно, закрепившись здесь, большевистский военно-революционный штаб приступил к аресту офицеров. Последних доставляли на стоявшие в порту миноносцы, с которых после краткого опроса, а часто и без такового, отправляли или прямо к расстрелу на мол, или же помещали предварительно на один-два дня в здание агентства Российского общества пароходства, откуда почти все арестованные в конце концов выводились все-таки на тот же мол и там убивались матросами и красноармейцами.

Расследований о расстреливаемых никаких не производилось; пощады почти никому не давалось; бывали два-три случая, когда заключенные, считавшие себя обреченными, неожиданно освобождались, причем причина освобождения оставалась столь же неизвестной, как и причина заключения. Так спаслись от смерти генерал-лейтенант Смульский и барон Врангель (Речь идет, видимо, о родственнике видного вое­
начальника белых генерала П. Н. Врангеля). Содержавшиеся же вместе с ними генерал Ярцев, полковник Тропицын, ротмистр Стош, поручик князь Мещерский и вольноопределяющийся Ловейко были выведены на мол и там убиты. Между прочим, выяснилось, что отставному полковнику Тропицыну было внесено в вину, будто он стрелял из окна, а ротмистру Стошу предъявлено обвинение в том, что он выступил с удостоверением несправедливости обвинения Тропицына. Полковник Ковалев был арестован по указанию члена Совета солдатских и рабочих депутатов Берты Зеленской, будучи доставлен на миноносец «Керчь», арестованный на пароходе, шедшем по маршруту Ялта—Севастополь, был выброшен в открытое море. Утоплен полковник Ковалев за то, что будто в 1905 году принимал участие в антисемитском движении в городе Евпатории.

Не всегда задерживавшие матросы и красногвардейцы доставляли арестованных офицеров на миноносцы. Нередко они убивали своих жертв на улицах, на глазах жителей, и тут же ограбливали трупы. На улице был убит прапорщик Петр Савченко, вышедший только что из обстреливаемого орудийным огнем санатория Александра III, где он находился на излечении; убил его матрос за то, что офицер не мог ответить, куда направились татарские эскадроны. Оборвав труп убитого, матрос приколол убитому погоны на грудь и стащил его затем на бойню. Из того же санатория был уведен красногвардейцами офицер Поликарпов, которого расстреляли на молу, не представляя его на миноносцы «Хаджибей» или «Керчь», где заседал какой-то комитет матросов. Ни болезнь, ни раны, ни увечность не служили защитою против зверств большевиков: в революционный штаб был доставлен несколько раз раненный в боях с немцами юный офицер на костылях, его сопровождала сестра милосердия. Едва увечный воин вошел в комнату, где сидел красноармеец Ванька Хрипатый, как тот вскочил и на глазах сестры из револьвера всадил офицеру пулю в лоб; смертельно раненный юноша упал, стоявший тут же другой большевик, Ян Каракашида, стал бить несчастного страдальца прикладом тяжелого ружья по лицу.

Всего в первые два-три дня по занятии Ялты было умерщвлено до ста офицеров, не принимавших никакого участия в гражданской войне, проживавших в Ялте для укрепления своего здоровья или лечившихся в местных лазаретах и санаториях. Большинство убитых офицеров с привязанными к ногам тяжестями бросались с мола в море. Трупы безвинно казненных были извлечены с морского дна и похоронены в братской могиле через пять месяцев, когда Крым оказался занятым германцами.

Кроме офицеров подвергались убийству и отдельные жители города. Достаточно было крикнуть из толпы, что стреляют из такого-то дома, чтобы красноармейцы и матросы немедленно открывали огонь по окнам указанного помещения. По такому окрику были убиты домовладелец Константинов и его дочь. Не удовольствовавшись пролитою неповинною кровью, убийцы разграбили квартирное имущество Константиновых и часть мебели отвезли в дар своему комиссару Биркенгофу.

Одновременно с арестовыванием офицеров военно-революционный штаб предпринял повальный обыск квартир для отобрания оружия. Прикрываясь этой целью, красноармейцы и матросы в действительности предались беззастенчивому грабежу. Разграблению подвергались гостиницы, санатории, магазины, лавки, склады, частные квартиры. Имущество расхищалось красноармейцами и толпою преступников, их сопровождавших; стоимость уничтоженного, испорченного и похищенного во время этих грабежей имущества по одному гор. Ялта достигла цифры, превышающей миллион рублей. Перед разграблением санатория Александра III таковой был сначала обстрелян орудийным огнем миноносца «Керчь», причем на ходатайство главного врача санатория пощадить больных и раненых, находившихся в ней, получился ответ: «В санатории одни контрреволюцио­неры, санаторий должен быть уничтожен так, чтобы камня на камне не осталось». Угроза, впрочем, до конца не была доведена, обстрел прекратился, но зато приказано было администрации эвакуировать всех больных из санатория в течение двух часов. После эвакуации и начался общий разгром всего имущества этого ценного учреждения. Награбленное по гостиницам, магазинам, складам и квартирам добро меньшею частью попадало в распоряжение комитета большевиков, а в большей части присваивалось обыскивателями. Подобным разгромам, кроме Ялты, подверглись Алушта, Алупка, Дерекой, Бахчисарай, Массандра и другие близлежащие селения. Дерекой перед грабежом был обстрелян артиллерийским огнем миноносца; население бежало в горы и, когда спустя сутки вернулось к своим домам, то увидело, что матросами все их имущество уничтожено. Жители, пользовавшиеся до того достатками, внезапно оказались бедняками.

После нескольких дней описанного разбойничества, производившегося без письменного соизволения комитетов или красного штаба, начались новые обыски, якобы легализованные коммунистическою властью, то есть обыски по мандатам большевистской власти. Мандаты эти выдавались, однако, без разбора и подписывались, начиная с председателя комитета и кончая помощником секретаря. Целью этих обысков было поставлено отобрание в распоряжение власти драгоценностей у богатых «буржуев». В действительности, и эти обыски были маскированным разбоем. Забирались при обыске не только драгоценности, наличные деньги, но и всякое другое имущество, дорогостоящее и легко сбываемое. Большая часть драгоценностей, отбираемая у «буржуев», не попадала в кассы советской власти, ибо грабители предпочитали продавать их в уцелевшие почему-то юве­лирные лавки или даже дарить их своим любовницам. Обыски производились во всякое время дня и ночи, сопровождались они всегда угрозами «расстрелять», «отвести на мол», «засадить в тюрьму». Малейшая лишняя просьба или возражение — и дуло револьвера у виска, штык у груди, приклад над головой. Обыскивалась одна и та же квартира разными группами по два-три раза. Бывали случаи, когда одно и то же лицо было обыскиваемо семь раз. Обыскиватели ничем не стеснялись, шарили повсюду, снимали одежду, раздевали женщин. Узаконенные грабители не могли допустить того, чтобы обыск на дал результата. Нет драгоценностей — отнимались деньги, нет денег — отбиралось платье, белье. Население изо дня в день нищало. Такой легализованный грабеж длился все время большевистского властвования в Ялте и захватил он все ее окрестности, нигде не было спокойной жизни, день и ночь население было в тревоге. Убытки от обысков исчисляются миллионами рублей.

Пополняя свою кассу грабительскими способами, коммунистический комитет не упустил и обложения «буржуев» контрибуцией в 20 000 000 рублей. Неуплата контрибуции, как объявил комиссар Батюков, должна повлечь расстрел по приговору военно-революционного трибунала. Встревоженное до последних пределов население образовало в Ялте, Алуште и Алупке из состоятельных лиц комиссии, которые приняли на себя добровольно сбор контрибуционных взносов. В состав лиц, подлежащих обложению комиссии, включали тех, кто определял свое имущество в сумме не менее 10 000 рублей. По Ялте таких имущих оказалось около 600 человек. Естественно, громадная цифра контрибуции не могла быть собрана. Удалось в продолжение трех месяцев внести в казначейство большевиков около 2000000 рублей. Хотя взыскание и производилось путем самообложения через особую комиссию, но оно все-таки было сопровождаемо со стороны большевистских комиссаров вечными угрозами расстрела или заключения в тюрьме. Едва происходила какая-либо задержка в поступлении денег, как тотчас же комиссары распоряжались насильственно отобрать у таких-то и таких-то лиц все находящиеся при них деньги. Если денег не оказывалось или сумма была недостаточно велика, то следовало новое распоряжение — засадить в тюрьму, пока не будет заплачена назначенная сумма. Подобные аресты длились иногда три-четыре дня, а иногда и недели, пока арестованному не удавалось найти за себя выкуп. Был случай, когда одна дама, у которой насильственно было отобрано 100000 рублей, все-таки подверглась заключению в тюрьме в течение трех недель.

Не ограничиваясь указанными способами увеличения средств своего казначейства, большевики сделали распоряжение по всем банкам снять с текущих счетов «буржуев» все суммы, превышающие 10000 рублей, и перечислить их на текущий счет комитета в Народный банк.

Проведена была также большевиками национализация имений и домов, сопровождавшаяся распродажею, расхищением работ и прежде всего захватом всех оборотных хозяйственных денежных сумм, находившихся на руках у владельцев или же лежавших на текущих счетах в банке. Результатами национализации явились полный упадок и полное расстройство культурного хозяйства с убытками, исчисляемыми сотнями тысяч рублей.

Наконец, перед бегством из Крыма в последних числах апреля большевики вооруженною силою похитили всю денежную наличность в сумме 1 200 000 рублей из кассы Ялтинского отделения Государственного банка.

Властвование коммунистического комитета привело и достаточное, и недостаточное население Южного берега Крыма к паническому бегству. Так как разрешение выезда было обусловлено представлением доказательств исполнения «гражданского долга перед советской властью», то есть уплаты каких-либо сборов, то многие малоимущие жители Ялты вносили в Комиссию по сбору контрибуций мелкие суммы в 5—10— 15 рублей, хотя к тому по своей несостоятельности и не были обязаны, лишь бы заручиться каким-либо удостоверением об исполнении повинности, скорее получить возможность выехать за пределы Крыма и вырваться из-под гнета ялтинского коммунизма.

Прекратившиеся одно время расстрелы вновь возобновились ко времени приближения германцев. Так, в Ялте без какого-либо разбирательства были схвачены два торговца-татарина, Осман и Мустафа Велиевы, отвезены на автомобилях в Ливадию и там на шоссе убиты. Ограбленные трупы брошены в виноградники. У Османа Велиева оказалось несколько штыковых ран и была вырезана грудь, а у брата его Мустафы голова была раздроблена ударами приклада. Один из убийц, красноармеец Меркулов, на вопрос сестры убитых, где увезенные братья, ответил: «Мы их убили, как собак».

Приближение немцев и украинских частей к Ялте от Симферополя вызвало надежды у населения Ялтинского побережья на скорое избавление от большевистского ига и вместе с тем толкнуло татарскую молодежь, сумевшую скрыть оружие, образовать отряд и выступить к Алуште наперерез уходившим красным частям. Отряд образовался слабый, всего в 100—120 бойцов. Плохо организованный, он выступил преждевременно. Украинцы и немцы были еще не близко, помощи не успели прислать, и потому после первого же столкновения отряд рассеялся по горам. Выступление это оказалось роковым для татарского населения Гурзуфа, Алушты, Кизильташа и других мелких сопредельных поселков. Красноармейцы, сознавая, что дни их власти в Крыму сочтены, принялись с особенною злобою уничтожать имущество этих селений и убивать попадавших в их руки татар, не успевших скрыться вместе с молодежью в горах. Поселки поджигались, и когда хозяева прибегали из своих горных убежищ, чтобы попытаться спасти остатки последнего достояния, большевики устраивали засады и убивали несчастных погорельцев целыми партиями, заставляя затем кого-либо из оставшихся татар зарывать трупы, даруя за этот труд жизнь.

Трем братьям Муратам в Алуште пришлось под угрозою винтовок зарыть 19 трупов своих соплеменников. В Гурзуфе было убито более 60 стариков-татар, трупы брошены незарытыми, на дорогах, улицах, в виноградники. Родственникам, решавшимся разыскивать своих убитых близких, нередко приходилось прекращать поиски из-за угроз красноармейцев. Совершение погребений было опасным, не было пощады даже духовным лицам: в Гурзуфе и Никите были убиты во время погребального богослужения два муллы.

В селе Кизильташ, подожженном с нескольких сторон, были перебиты вернувшиеся из гор татары, преимущественно старики. Последние в числе 15 человек собрались у дома Аджешира с тем, чтобы попытаться упросить гурзуфский Совет солдатских и рабочих депутатов о прекращении дальнейших поджогов. Собравшиеся были окружены красными злодеями, четверо: Аджешир, Джемиль, Али-Усейн и Али-Бекар были тут же сожжены в подожженном доме, а остальные, связанные попарно, были погнаны красноармейцами по шоссе, а затем в поле перебиты. У двоих убитых оказались отрезанными уши и нос. После бегства большевиков из Крыма была образована Крымско-татарским парламентом следственная комиссия с участием двух юристов, которая в течение месяца произвела краткое обследование апрельских злодейств большевиков, совершенных на Южном побережье Крыма. Протоколами этой следственной парламентской комиссии устанавливается, что в районе обследования за два-три дня апреля месяца убито мирных жителей более 200, уничтожено имущества, точно зарегистрированного, на 2 928 000 рублей. Общий же ущерб, причиненный большевиками татарскому населению Алушты, Кизильташа, Дерекоя, Алупки, более мелких поселков по приблизительному подсчету превышает 8 000 000 рублей. Тысячи жителей оказались нищими.

Управление Южного побережья Крыма во время властвования там большевиков с конца января по апрель 1918 года сосредоточивалось в исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов, в военно-революционном комитете, штабе и следственной комиссии, причем мероприятия советских учреждений проводились в жизнь через комиссаров, заведовавших отделами военным, внутренних дел, юстиции, финансов, домовым и квартирным, здравоохранительным и продовольственным и т. п. Комиссары входили в состав комитета. Управителями, заставившими население выстрадать тяжкое иго преступной советской власти были: Булевский, Жадановский, Брискин, Слуцкий, Гуревский, Гуров, Сосновский, Озолин, Станайтис, Ткач, Гук, Григорьев, Попов, Малыкин, Плотников, Григорович, Проценко, Биргенгоф, Бобновский, Друскин, Сахаров, Тененбойм, Захаров, Иерайль-Штенко, Игнатенко, Гарште, Федосеев, Гробовский, Козлов, Тынчеров, Аконджанов, Алданов, Александров, Харченко, Пустовойтов, Альтшуллер, Драчук, Батюк и Ванька Хрипатый. Установить личности перечисленных правителей не удалось. Известно, что почти все, если не все, получили лишь начальное образование не выше четырехклассного городского училища и состояли нижними чинами в армии или флоте.

Настоящий акт расследования основан на данных, добытых Особой комиссией с соблюдением правил, изложенных в Уставе уголовного судопроизводства.

Подлинный за подписями председателя Особой комиссии мирового судьи г. Мейнгарда, товарищей председателя и членов Особой комиссии.

 Дела № 5 и № 10

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ


СВЕДЕНИЯ
 

о злодеяниях большевиков

в отношении Церкви и ее служителей

в Ставропольской епархии





При расследовании злодеяний в области гонений на религию, Церковь и духовенство в Ставропольской епархии (Ставропольская губерния и Кубанская область) установлено, что уже в 1917 году, вслед за февральской революцией, наблюдались случаи выступлений против Православной церкви и ее служителей, выражавшиеся в удалении икон из некоторых казарм, в грубом обращении с лицами духовного звания, в намеренном проявлении неуважения к Церкви в виде появления в храме в шапке, закуривания папирос от зажженной перед образом свечи и т.п., однако тогда это были поступки отдельных лиц из наиболее недоброкачественных элементов общества, из среды преступников, массами освобождавшихся из мест заключения, и из среды деморализованных солдат, но ни одного не было случая, чтобы такие поступки допускались или тем более совершались представителями власти большевиков как нечто систематическое, проводимое в жизнь с невероятной жестокостью и кощунством.

Захват власти большевиками в Ставрополе произошел лишь в январе 1918 года, и в первые месяцы после этого ставшие у власти представители большевизма, занятые делом укрепления своей власти, мало уделяли внимания Церкви; при том же эти первые представители большевистской власти были сравнительно умеренные люди (комиссар Пономарев), пытавшиеся удержать какой-нибудь порядок жизни. Однако, не находя поддержки в здоровых элементах общества, эти лица очень скоро перестали удовлетворять те группы, на которые они могли опираться — деморализованную толпу черни, преступников и дезертиров, провозгласивших себя представителями народа; были свергнуты этой толпой и должны были искать спасения в бегстве; после этого, приблизительно с апреля 1918 года, во главе власти в Ставрополе появляются бывшие каторжники, матросы из карательных отрядов и т. п. лица, с переходом власти к которым проведение в жизнь «новых большевистских» начал стало принимать уродливые и приводящие в ужас формы.

В частности, по выражению одного священнослужителя, «духовенство местного округа, как и везде на «святой» когда-то Руси, стало переживать тяжкий период всевозможных над собой гонений и издевательств со стороны людей, потерявших веру в Бога и совесть».

С весны 1918 года в городах и селениях епархии при производстве обысков особенно тщательно таковые производятся у священнослужителей местных храмов, причем эти обыски повторяются по много раз у одних и тех же лиц, сопровождаются часто вымогательством денег, по большей части полным разграблением имущества, вплоть до снимания вещей, надетых на обыскиваемых, и всегда глумлением над священнослужителями и членами их семей и уничтожением церковных книг, печатей, штемпелей и бланков. Объясняются эти обыски обыкновенно розыском пулеметов или иного оружия или же производятся без всякого объяснения причин и без предъявления каких-либо распоряжений центральной власти. Являющиеся с обыском обычно требуют, чтобы их угощали, иногда приносят с собой спиртные напитки и устраивают оргии, и все это делается с угрозой пустить в ход оружие при малейшем сопротивлении. Обыски эти производятся обычно проходящими большевистскими воинскими частями, иногда с участием некоторых из местных жителей; отмечены случаи, когда вместе с красноармейцами являлись на обыски и требовали выдачи им женского платья большевистские сестры милосердия, по большей части, как показывают свидетели, женщины совершенно непристойного вида и поведения.

Производятся обыски в самих храмах, монастырях, -причем и тут одновременно проявляются и цели грабительские, и стремление возможно больше подорвать в народе чувство веры и почитания Церкви путем самого циничного осквернения храмов и священных предметов богослужения. В городах Ставрополе и Екатеринодаре и во многих селах Ставропольской губернии и Кубанской области в период двукратного захвата этих местностей большевиками в первой половине и затем в октябре 1919 года разграблена большая часть церквей, монастыри, архиерейские дома, ризницы и духовные семинарии и расхищено всевозможное имущество большой ценности, начиная с запасов продовольствия и дров, мебели, книг, платьев, экипажей, лошадей и скота и кончая церковными облачениями, перешивавшимися на платье, на женские юбки и даже на попоны на лошадей, и драгоценными предметами церковной утвари. В целом ряде случаев после ухода красноармейцев возвращавшийся причт и прихожане находили разбросанными по всему храму священные облачения, иконы и церковные книги из архива; свечные ящики и кружки для сборов оказывались сломанными, масло пролито, лампады разбиты, свечи истоптаны, кресты, евангелия и другие мелкие предметы изломаны, исковерканы и свалены в груды по всему храму. Иконы в нижнем ярусе иконостасов выбиты, очевидно, ногами.

Царские врата были растворены настежь, а в одном случае изрублены (станица Прочноокопская, Лабинского округа), завесы с них сорваны, в алтарях с престолов и жертвенников сняты священные одежды, изломаны ковчег, венцы, рассыпаны святые дары, изрезаны плащаницы, даже антиминсы, похищены дароносицы, наперсные кресты и многие другие ценные предметы.

Во многих случаях изрезанные плащаницы, облачения и тому подобные предметы навешивались на лошадей в виде украшений. В частности, при разгромлении красноармейцами в октябре 1918 года церкви на хуторе Новокавказском, Кубанской области, ими были взяты из алтаря воздух, покров, плащаница, покровцы и другие предметы и частью изрезаны, частью в целом виде навешаны на лошадей; в это время началось наступление на этот хутор отрядов Добровольческой армии, и бежавшие красноармейцы растеряли некоторые из вышеупомянутых предметов, причем те из них, которые остались целыми, возвращены в церковь для освящения, найденные же изрезанными плащаница и покровцы представлены в комиссию и приобщены к производству ее как вещественные доказательства.

Священнику Георгию Акимову в Ставрополе одна из прихожанок доставила антиминс (из Николаевского храма села Надежда, в 9 верстах от Ставрополя) и объяснила, что красноармейцы, которые были расквартированы в том доме, где она жила, передали ей этот антиминс, требуя, чтобы она непременно из него сшила им кисет для табака; по совету священника она передала антиминс ему, а им сшила кисет из подходящей материи. При разгроме Иоанно-Марьинского женского монастыря (близ города Ставрополя) большевики открыли святые ворота, в которые обычно ходят только крестным ходом, и, несмотря на то, что проезд в эти ворота крайне неудобен, так как к ним ведет каменная лестница на три ступени, они проводили через эти ворота все свои подводы с награбленным имуществом, исключительно с целью надругательства над святыней.

Были слухи, что красноармейцы въезжали в церкви на/лошадях, в шапках и с папиросами во рту, с руганью (станица Новокорсунская, Кубанской области), врывались в храмы, взламывая замки наружных дверей (станица Кирпильская, Батуринская) и внутренних хранилищ для похищения денег и других ценностей.

Наконец, отмечен ряд насилий над священнослужителями, когда угрозами мучений их заставляли совершать богослужения, требы и таинства с нарушением установленных правил, как, например, венчать без истребования соответствующих документов, свидетельствующих о безбрачии желающих венчаться, или венчать недостигших брачного возраста без испрошения разрешения архиерея и т.п. По свидетельству священника Троицкого собора в Ставрополе, под 22 октября 1918 г. во время звонка к вечерне в собор ворвались человек 70 красноармейцев, ведя перед собой невесту в фате и жениха, и с бранью и криком «венчай сейчас, а то убьем» заставили обвенчать. Иеромонаха из архиерейского дома в Ставрополе насильно увезли в штаб какой-то красноармейской части для служения молебна, повсюду священнослужителей требуют часто без всякой надобности «в народные управы», грозя жестокою расправой за неповиновение, обращаются к священникам и даже пишут им официальные бумаги «товарищу такому-то (фамилия)», отобрали во всех причтах церковную землю, служившую подспорьем в жизни духовенства, в большинстве случаев ничем этого лишения не возместив, а в некоторых местах назначив ничтожное по нынешнему времени жалованье (100 рублей).

В иных селениях (село Нагуть) местный исполнительный комитет Совета солдатских, крестьянских и рабочих депутатов присвоил себе право совершать разводы браков и принуждал причт признавать эти разводы и разведенных таким образом лиц венчать с другими. Запрещали звонить в церквах, запрещали хоронить «контрреволюционеров», издевались над проходившими по улицам церковными похоронными процессиями.

Наконец, представителями той же большевистской власти, провозгласившей свободу совести, совершены многочисленные и часто бесчеловечные по своей жестокости насилия над целым рядом лиц духовного звания, начиная с ареста их на дому, при проходе по улицам, при случайном проезде через селения, захваченные большевиками, и даже в церквах при совершении богослужения (Иоанно-Марьинский монастырь и др.). При этом отмечен случай такого насилия над священнослужителями не только православной, но и инословной Церквей; так, в городе Ставрополе 22 июня, в день католического праздника «Тела Господня», во время богослужения в местном римско-католическом костеле был арестован настоятель его ксендз Крапивницкий, которого застали в то время, когда он исповедовал прихожан, едва согласились дать ему возможность окончить исповедь и причастить исповедовавшихся, причем красноармейцы в это время стояли возле него с оружием, в шапках и с папиросами во рту, а затем, не дав ему окончить богослужения, в облачении повели к коменданту, где едва его не убили, хотя ни в чем он не обвинялся, и спасти его удалось только польскому консулу, которого известили прихожане.

Аресты священнослужителей православных церквей производились почти везде, где появлялись и задерживались хотя бы на несколько дней красноармейские части. Аресты эти никогда не оканчивались так благополучно, как в вышеописанном случае с ксендзом римско-католического костела. За православных священников некому было заступиться, и их аресты в лучшем случае кончались заключением в тюрьму, а в худшем — смертью, причем и в том, и в другом случае священнослужители подвергались беспримерным оскорблениям и издевательству. Обычно предъявлялись обвинения в «контрреволюционности», в приверженности «к кадетам» и «буржуям», в произнесении проповедей, осуждающих советскую власть, в служении напутственных молебнов проходившим частям Добровольческой армии, в погребении «кадетов» и т.п., и этого было достаточно для того, чтобы предать служителей Церкви смерти с жестокими мучениями.

Так, в станице Барсуковской весной 1918 года священник Григорий Златорунский, 40 лет, был убит красноармейцами за то, что служил молебен по просьбе казаков об избавлении от красноармейцев.

В станице Попутной протоиерей Павел Васильевич Иванов, 60 лет, прослуживший в этой станице 36 лет, был заколот красноармейцами за то, что в проповедях указывал, что они ведут Россию к гибели.

В станице Вознесенской священник Троицкой церкви Алексей Ивлев, 60 с лишним лет, был убит на площади за то, что сам происходил из казаков и когда-то служил в гвардии.

Священник станицы Владимирской Александр Подольский, 50 с лишним лет, окончивший университет по юридическому факультету, был зверски убит за то, что служил молебен перед выступлениями своих прихожан-казаков против красноармейцев. Перед тем, как его убили, его долго водили по станице, глумились и били его, и потом вывели за село, изрубили его и бросили на свалочных местах, запретив кому бы то ни было его хоронить. Один пожилой прихожанин, желая оградить тело покойного от растерзания его собаками, ночью прошел туда и стал его закапывать, но был замечен пьяными красноармейцами, был тут же изрублен и брошен там же.

В станице Удобной священник Федор Березовский, более 50 лет, убит красноармейцами также с запрещением погребать его тело за то, что он отзывался неодобрительно о большевиках.

Священник станицы Усть-Лабинской Михаил Лисицын, около 50 лет, убит, причем перед убийством ему накинули на шею петлю и водили по станице, глумились и били его, так что под конец он уже сам, падая на колени, молил поскорее с ним покончить. Жене его пришлось заплатить 600 рублей, чтобы ей разрешили его похоронить.

Священник станицы Должанской Иоанн Краснов, 40 лет, убит за служение молебна перед выступлением прихожан против большевиков.

Священник станицы Новощербиновской Алексей Малютинский, 50 лет, убит за осуждение красноармейцев в том, что они ведут Россию к гибели, и служил молебен перед выступлением казаков-прихожан.

Священник станицы Георго-Афонской Александр Флегинский, 50 лет с лишним, после того как был избит, с бесконечным глумлением выведен за станицу и убит. Тело его было найдено много времени спустя.

Священник станицы Незамаевской Иван Пригорский, 40 лет, направления крайне левого, в великую субботу выведен из храма на церковную площадь, где с руганью набросились на него красноармейцы, избили его, изуродовали лицо, окровавленного и полуживого вытащили за станицу и там убили, запретив хоронить.

В селе Бешнагырь красноармейцы явились в дом священника Дмитрия Семенова, потребовали еды и после угощения обещали, что священник будет цел, и ушли, но затем прислали за ним, после чего на утро его тело было найдено брошенным за селом.

Таких и более ужасных по подробностям случаев запротоколировано очень много, но изложить их в краткой записке не представляется возможности.

В настоящее время, благодаря расстройству способов сообщения с отдаленными местностями обследуемой епархии, благодаря страшной терроризованности населения и опасений с его стороны нового прихода большевиков, нет возможности собрать сведений о всех случаях насилия и убийствах священнослужителей, но уже теперь в распоряжении комиссии имеется материал об убийствах в пределах этой сравнительно небольшой территории 32 священников, 4 дьяконов, 3 псаломщиков и 1 ктитора, и есть полное основание утверждать, что общее число погибших значительно больше.

Все вышеописанные тяжкие гонения на Церковь и ее служителей, так противоречащие провозглашенному официально большевистской властью принципу свободы вероисповеданий и так возмущающие душу не только верующих, но вообще людей, уважающих чужие мнения и верования, побудили екатеринодарскую Церковь составить обращение к христианским церквам всего мира, указывая на огромную опасность для христианства со стороны большевизма, обольщающего темные массы обещанием земного рая, с одной стороны, а с другой — по справедливым словам этого обращения — являющегося лютым врагом Спасителя и всего христианства. Копия этого обращения при сем прилагается.



ОБРАЩЕНИЕ

Церкви Екатеринодарской к христианским Церквам всего мира



Благодать Вам и Мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа

Возлюбленные во Христе братья!

В минуты небывалого потрясения и грозной опасности, переживаемой чадами Российской Православной церкви, в эпоху, когда перед христианами всего мира воздвигается общая угроза их вере и совести, Православная церковь вынуждена безмолвствовать. Первосвятитель ее святейший патриарх Тихон не пожелал покинуть свою московскую паству, разделяя ее тяжелую участь. Местные церкви, входящие в состав Российской Православной церкви, живут пока каждая своею отдельною жизнью, молясь о скорейшем своем общем воссоединении.

Вот почему Церковь Екатеринодарская, сама недавно освободившаяся от гнета большевиков, дерзает возвысить свой слабый голос в надежде, что он будет услышан братиями христианами всего мира.

Братия! Страдания наши переполнили чашу испытаний. На Православную церковь в России воздвигнуто жестокое гонение. Святыни веры безнаказанно оскверняются дерзкими кощунниками. Престолы в алтарях разрушаются, частицы Святого Тела Христова из дарохранительниц выбрасываются. Святые мощи глумливо обнажаются и церковная утварь беспощадно расхищается.

Много храмов — или красноармейцами разрушены, или советскими властями запечатаны, или в места увеселения, в тюрьмы и даже в места свалки нечистот обращены. 14 епископов, сотни священников, в особенности из выдававшихся твердостью защиты веры и проповедническим даром — расстреляны, повешены, утоплены, сожжены, причем казни священнослужителей часто сопровождаются жесточайшими пытками. Так, например, епископу Пермскому Андронику выкололи глаза, вырезали щеки, и его, истекающего кровью, с насмешками водили по городу. В Херсонской губернии священника распяли на кресте. Такие факты бывали в каждой епархии. В нашей же Кубанской области мы можем засвидетельствовать следующие случаи жестокой расправы со служителями Алтаря Христова: в станице Незамаевской священник о. Иоанн Пригоровский в ночь под Пасху, пред началом чтения деяний Апостольских посредине храма был зверски замучен: ему выкололи глаза, отрезали уши и нос и размозжили голову. В станице Усть-Лабинской священник о. Михаил Лисицын был мучим в течение трех дней — с пятницы до воскресенья. Убили его 22 февраля 1918 года. Когда тело его было найдено, то на нем оказалось более 10 ран, голова была изрублена в куски. В станице Георго-Афонской священник о. Александр Флегинский был изрублен в куски. В станице Пластуновской священник о. Георгий Бойко был убит мучительным образом: на горле у него была ужасная рана — очевидно, горло было как-то разорвано. В станице Кореновской был убит священник Назаренко, а в храме были произведены всяческие глумления: алтарь был обращен в отхожее место и даже пользовались при этом священными сосудами. В Екатеринодаре было несколько случаев издевательства над иконами: в церкви Епархиального училища и в Духовном училище, где на образе Святителя Николая были вырезаны глаза, а затем самый образ был брошен в навозную кучу.

Школьная молитва запрещена. Из общественных зданий, несмотря на протесты верующего населения, Св. Иконы удалены насильственно, в частных же домах они обложены налогом. При гонении на христианскую веру содомски цинично попирается и нравственность. В священном для русских православных людей в московском Кремле совершаются оргии разврата.

Пред нравственными испытаниями и насилием над верой и совестью отступают испытания материальной жизни, но Церковь не может равнодушно пройти мимо того гнета и невероятных страданий, коим повсеместно подвергается жизнь, свобода и имущество ее чад и которые приводят к общему разрушению России. О них мы не будем говорить, предоставляя печати и политическим деятелям правдиво изобразить картину ужасов, от которых стонет Россия. Нас пугает нравственное одичание, являющееся результатом братоубийственной резни и неслыханного насилия большевиков. Попирая все, что дорого народу в области веры и почитания, большевики стараются разжечь в нем ненависть и грабительские инстинкты. Полное разнуздание страстей и похотей является главной приманкой для темной массы народа. На этом и на терроре большевики строят свою власть. Как на яркий пример — укажем на издававшиеся по местам декреты о социализации женщин, которыми они сводятся на положение самок, обреченных в жертву любому похотливому развратнику. Невинные дети декретами о социализации детей беспощадно вырываются из-под крова родного, от любви родителей, и бросаются в омут безбожной и безнравственной атмосферы. Но чтобы ужасы всей этой русской тирании не стали известны миру, в областях, томящихся под советской властью, задушено всякое свободно правдивое слово, и могут выходить в свет газеты и книги исключительно большевистско-анархического содержания и направления. Между тем захватчики власти — русские тираны, с Ульяновым-Лениным и Бронштейном-Троцким во главе, при густом мраке безгласности в своих лживых изданиях силятся убедить иностранцев, что их жестокие опыты над несчастной страной проделываются по воле народа. На самом же деле — главными проводниками в жизнь их злобных декретов и совершителями пыток, казней над мирным населением — являются китайцы и предатели-латыши. Весь же народ, за исключением преступной части и жалких вырожденцев, ненавидит кровавую тиранию, но беззащитный, безоружный, задавленный казнями — поневоле молчит, люто страдает и с мольбой ко Господу ждет не дождется своего милосердного самаритянина, который избавил бы его от современных свирепых разбойников.

Все эти ужасы, ежедневно уносят в могилу тысячи жертв, размножают эпидемии, ожесточают народ и всячески разоряют страну.

Возлюбленные братья! Мы молим Бога, чтобы вас не посетили скорби, обрушившиеся на нас, но мы не можем не предостеречь вас от того, чтобы зло не перекинулось от нас к вам. Антихристианский большевизм есть грозная опасность для всего христианского мира. Слишком велики его соблазны для темной массы, для всех обездоленных и недовольных, которых всегда много — при всяком строе, но которые охотно прислушиваются к обещаниям земного рая, на которые не скупятся большевики.

Повторяем, в этом кроется опасность, угрожающая христианству и цивилизации всего мира. Она должна сплотить воедино христиан всех Церквей. Вот почему мы обращаемся к вам — во имя Господа Иисуса Христа, Бога любви, правды и мира, во имя человеколюбия, во имя защиты всего человечества от большевизма — стать на защиту христианства от его современных гонителей и быть русскому народу благодетельным самаритянином, а всему остальному человечеству — своевременным защитником от угрожающего большевизма, лютого врага Христа Спасителя и всего христианства.



СПИСОК

священнослужителей, убитых большевиками

в пределах Ставропольской епархии

(Ставропольская губерния и Кубанская

область) при двукратном захвате ими этой

местности в первой половине 1918 года

и в октябре того же года



1. Священник станицы Барсуковой, Кубанской области, Григорий Златорунский, 40 лет.

2. Священник станицы Попутной, Кубанской области, протоиерей Павел Васильевич Иванов, 60 лет (прослужил в этой станице 36 лет).

3. Священник станицы Вознесенской, Кубанской области, Алексей Ивлев, 60 лет.

4. Священник станицы Удобной, Кубанской области, Федор Березовский, 50 лет.

5. Священник станицы Новощербиновской, Кубанской области, Алексей Мелиоранский, более 50 лет.

6. Священник станицы Георго-Афонской, Кубанской области, Александр Флегинский, 50 лет.

7. Священник станицы Должанской, Кубанской области, Иоанн Краелов, 40 лет.

8 и 9. Священники станицы Поповичевской, Кубанской области, Николай Соболев и Василий Ключанский.

10. Священник станицы Придорожной, Кубанской области, Петр Антониевич Танцгора, 41 года (осталось 5 человек детей).

11. Священник станицы Спокойной, Кубанской области, Александр Бубнов, 53 лет.

12. Диакон станицы Урюпской, Кубанской области, Василий Нестеров.

13. Священник станицы Ключевой, Кубанской области, Моисей Тырышкин.

14. Священник станицы Убинской, Кубанской области, Аркадий Добровольский.

15. Диакон станицы Успенской, Кубанской области, Котлов.

16. Священник станицы Некрасовской, Кубанской области, Георгий Руткевич.

17. Священник села Ореховского, Ставропольской губернии, Илья Лавров, 60 лет.

18. Священник села Бешнагир, Ставропольской губернии, Дмитрий Евтихиевич Семенов.

19. Священник села Архиповского, Ставропольской губернии, Дмитрий Голубинский.

20. Священник села Тахры, Ставропольской губернии, Николай Лосинский.

21. Псаломщик села Преградского, Ставропольской губернии, Георгий Русецкий.

22. Священник села Новогригорьевского, Ставропольской губернии, Виктор Дьяковский.

23. Дьякон села Кугульмы, Ставропольской губернии, Василий Рождественский и четыре прихожанина его прихода, заступившиеся за него.

24. Села Горькая Балка, Ставропольской губернии, священник Василий Богданов, (тяжело ранен и брошен, как убитый, но остался жив).

25. Того же села священник Гавриил Соболев.

26. Тоже ктитор Минко.

27. Тоже псаломщик Слинко.

Убиты в указанных станицах и селах проходившими красноармейскими частями по обвинению в сочувствии «кадетам и буржуям», в осуждении большевиков в проповедях, в том, что служили молебны для проходивших частей Добровольческой армии; во многих случаях тела убитых были выброшены за селениями с запрещением их хоронить; в отдельных случаях родственники убитого покупали право похоронить его за большие деньги.

28. Священник станицы Владимировской, Кубанской области, Александр Подольский, 50 лет, окончивший университет по юридическому факультету. Зверски убит красноармейцами за то, что служил молебен перед выступлением своих прихожан-казаков против красноармейцев. Прежде чем убить, его долго водили по станице, глумились и били его, а потом вывели за село, зарубили и бросили на свалочном месте. Один из прихожан, пришедший его похоронить, был тут же убит пьяными красноармейцами.

29. Священник станицы Незамаевской, Иоанн Пригоровский, 40 лет, крайнего левого направления. В Великую Субботу 1918 года из храма, где он находился и где в это время богослужение совершалось другим священником, выведен красноармейцами на церковную площадь, где они с руганью и бранью на него набросились, избили его, изуродовали лицо, окровавленного и избитого вытащили за станицу и там убили, запретив хоронить.

30. Священник Марии-Магдалинского женского монастыря, Кубанской области, Григорий Никольский, за 60 лет, пользовался большой любовью и уважением прихожан и всех окружающих; глубоко верующий человек, исключительно даровитый оратор. 27 июня 1918 года после литургии, за которой приобщал молящихся, был взят красноармейцами, выведен за ограду и там убит выстрелом из револьвера в рот, который его заставили открыть при криках «мы тебя приобщим».

31. Священник села Соломенского, Ставропольской губернии, Григорий Дмитриевский, 27 лет. Выведенный красноармейцами за село на казнь, просил дать ему помолиться перед смертью; опустился на колени и молился вслух, осыпаемый насмешками по поводу произносимых молитв и требованиями кончать молитву скорее; не дождавшись этого, красноармейцы бросились на него, коленопреклоненного, с шашками и отрубили ему сначала нос и уши, а потом голову.

32. Заштатный священник Золотовский, старец 80 лет, проживавший в селе Надежда, близ города Ставрополя. Был захвачен красноармейцами во время сна после обеда. Красноармейцы вывели его на площадь, нарядили в женское платье и требовали, чтобы он танцевал перед народом, а когда старик отказался, они его тут же повесили.

33. Заштатный священник Павел Калиновский, 72 лет, проживавший в городе Ставрополе. Во время захвата этого города в октябре 1918 года красноармейцами был арестован за то, что имел внуков офицеров, и приговорен к наказанию плетьми. Умер под ударами.

34. В селе Безопасном убиты священник Серафимовской церкви Леонид Соловьев 27 лет и дьякон Дмитриевской церкви Владимир Остриков 45 лет. Убили их местные большевики, они были захвачены, причем их вывели на место, где раньше закалывали чумной скот. Велели им самим себе рыть могилу, а затем набросились на них, зарубили шашками и недорубленных, полуживых закопали в наполовину вырытую могилу. Никаких особенных обвинений им не предъявлено, а просто признали нужным извести как священников.

35. Военный священник, фамилию которого не удалось установить, проезжавший через село Воронцово-Николаевское, Ставропольской губер­нии (близ станицы Торговой), возвращался из своего полка на родину. Задержан красноармейцами, которые тут же его убили, нанеся ему многочисленные раны штыками и шашками, кощунственно уподобляя это гнусное дело священному акту приобщения со лжецы тайн Христовых.

36. Священник хутора Полайко, Черноморской губернии, Иоанн Малахов и жена его Анна Малахова. 3 августа 1918 года были приведены красноармейцами в станицу Мингрельскую, Кубанской области, и после издевательств и надругательств над обоими, особенно над матушкой, расстреляны.

37. Псаломщик Свято-Троицкой церкви станицы Восточной, Кубанской области, Александр Михайлович Донецкий был приговорен за «принадлежность к кадетской партии» к заключению в тюрьму, но по дороге сопровождавшим его отрядом был 9 марта 1918 года убит и изрублен красноармейцами. По их распоряжению тело убитого зарыто на местном кладбище без отпевания.

Список этот далеко не полный, так как получение соответствующих сведений крайне затруднено отсутствием правильного почтового и телеграфного сообщения, затруднительностью передвижения в отдаленные пункты обследуемой территории и крайней терроризованностью населения, еще допускающего возможность появления вновь большевиков и потому боящегося давать показания.




Большевистская власть официально провозгласила свободу вероисповеданий. На деле же эта свобода обратилась в систематическое и беспощадное гонение на православную веру и на служителей Православной церкви и в сплошное расхищение церковного достояния. Православная вера поставлена под строгий контроль: церкви объявлены собственностью государства и вместе со всем имуществом признаны подлежащими безвозмездной передаче через комиссаров отдельным группам лиц, которые бы пожелали принять на себя управление Церковью, при условии принятия на себя ответственности перед властью за все то, что говорится с церковной кафедры или что пишется от имени Церкви — словом, за все направление церковной деятельности. Ясно, что в основу такой своеобразной общины положено не удовлетворение церковных нужд, а всяческое стеснение в деятельности Церкви.

Одновременно с этим новая власть стала всячески стеснять проявление и воспитание религиозного чувства вне церкви: преподавание Закона Божьего в школах запрещено, и священнослужители от школ отстранены окончательно; из школ удалены иконы, установлен налог на ношение священнических наперсных крестов, церковные браки признаны недействительными и пр., — одним словом, Церковь не только взята под подозрение, но приняты все меры к дискредитированию ее авторитета в народных массах и к вселению в этих массах убеждения в том, что религия не только не нужна, но и вредна, так как она является для народа тем опиумом, который только одурманивает народное сознание. Началось глумление над духовенством и над священными предметами богослужения. Духовенство стали истязать и избивать до смерти; алтари и предметы богослужения под­вергнуты осквернению. Убиты четырнадцать высших представителей духовенства, и среди них: митрополит Киевский Владимир, архиепископ Пермский Андроник и бывший Черниговский Василий, епископ Тобольский Гермоген, затем епископы Макарий и Ефрем, викарий Новгородский Варсанофий и Вятские викарии Амвросий и Исидор. Особенно жестоким истязаниям был подвергнут архиепископ Андроник, которому были вырезаны щеки, выколоты глаза и обрезаны нос и уши; в таком изувеченном виде его водили по городу Перми, а затем сбросили в реку. Гермоген Тоболь­ский был зимой прошлого года отправлен на окопные работы, а затем также потоплен. Число замученных священников не поддается в настоящее время учету, но во всяком случае их надо считать тысячами, и истребляются не только священники, но и их семьи. Мученический венец приемлется несчастными подчас с величайшим смирением и героизмом. Протоиерей Восторгов, приговоренный вместе с другими лицами к расстрелу, запретил завязывать ему глаза и просил расстреливать его последним, чтобы иметь возможность напутствовать в новую жизнь всех других расстреливаемых.

Некоторым сдерживающим моментом в репрессивной деятельности большевиков является их боязнь народного гнева, они не могли и не могут не считаться со все усиливающимся проявлением в народе религиозного чувства. Особенно показательны в этом отношении те грандиозные крестные ходы, которые имели место в Москве из всех ее многочисленных церквей на Красную площадь и к древнему Кремлю. По улицам со всех сторон вливались на площадь живые потоки народа, над которым колыхались многочисленные хоругви, предшествуемые всем столичным духовенством. Могучие звуки церковных песнопений оглашали воздух: пели не церковные хоры, пел весь народ. Никого не сдерживала опасность быть расстрелянным при первом же провокационном выступлении; все были преисполнены одним лишь чувством молитвенного настроения. И вот, под покровом этого настроения, патриарх Тихон, вручив свою судьбу Богу, открыто и бесстрашно выступил против большевистской власти: он заклеймил анафемой эту преступную власть, он произнес в Казанском соборе в Москве грозную проповедь, он издал к годовщине владычества большевиков послание к Совету народных комиссаров, приглашая их прекратить грабеж и уйти. Каждое слово этого послания грозило патриарху смертью, но он бесстрашно отправил его Ленину и принял все меры к широкому его распространению. И несмотря на все это, большевики, по имеющимся сведениям, ограничились пока в отношении патриарха Тихона домашним арестом. Но таких исключений, конечно, мало. К ним можно было бы еще причислить отношение к митрополиту Петроградскому, который один только освобожден от общественных работ, к коим привлечено все петроградское духовенство, не исключая епископов.

Иначе было в городе Туле, где весною 1918 года большевики расстреляли крестный ход из пулеметов, причем были убиты и ранены священник и несколько молящихся.

Наряду с насилиями над служителями Церкви чинится и разграбление церковного имущест-г ва. Еще в январе 1918 года большевики ограбили всю кассу Святейшего синода, потребовав от его казначея выдачи всех денег и процентных бумаг, всего на 43 миллиона рублей. В сентябре того же года большевики забрали последние синодские деньги в количестве 3—4 миллионов. Во многих епархиях захватываются свечные заводы, дающие главный источник существования епархии и окончательно разграбляются епархиальные кассы. До основания разграблена Троицко-Сергиевская лавра с ее знаменитой ризницей. Ограбление храмов в большинстве случаев сопровождается невероятными кощунствами, так, из священных облачений грабители-большевики шьют себе и своим подругам по кутежам штаны и юбки, шьют и попоны для лошадей, причем кресты облачений приходятся на задние части тела. На иконах выкалываются глаза, у рта делается отверстие, в которое вставляется папироса и под иконой делается подпись: «Кури, товарищ, пока мы тут; уйдем — не позволят». Престолы обращаются в отхожие места, а алтари — в места для попоек и разврата.

Все изложенные факты основаны на твердых проверенных данных.



СВЕДЕНИЯ

о гонениях большевиков на Православную церковь в Москве



Отрывочными сведениями, поступающими о гонениях на Церковь в пределах советской России, установлены, между прочим, нижеизложенные краткие данные о положении Церкви в Москве. Архимандрит Антоний, командированный в Москву и вернувшийся оттуда в январе сего года, рисует положение в следующем виде.

Патриарх Москвы и всей России Тихон находится под домашним арестом; в столовой патриарха круглые сутки дежурят посменно китайцы, латыши и русские красноармейцы, неоднократно оскорблявшие патриарха и хозяйничающие в его помещении, как у себя дома. «Чрезвычайка» (большевистская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией) почти ежедневно чинит допросы патриарха; продовольственного пайка он лишен, и близкие его из своих скудных запасов уделяют патриарху четверть фунта хлеба в день.

Церковь в Москве обложена контрибуцией: на патриарха наложено 100 тысяч рублей; на Троицкую Лавру — 17 миллионов; на Афонскую Пантелеймоновскую часовню — 100 тысяч и т.д. Около часовни особо чтимой народом иконы Иверской Божьей Матери, на здании Городской думы сорван вделанный в стену большой образ Св. Александра Невского и на его место вделана большая красная пятиконечная звезда с расположенной вокруг нее надписью большими буквами: «Религия — опиум для народа»; кремлевский образ Святителя Николая завешен красной тряпкой. Новоспасский мужской монастырь обращен в тюрьму, и первым заключенным в ней был настоятель этого же монастыря епископ Серафим, с ужасом говоривший свидетелю об условиях этого заключения. В прочих монастырях живут комиссары, следящие за всем, что происходит в монастырях и фактически ими управляющие. В Кремль доступа нет, но слухи по Москве ходят, что Кремль разграблен, что Чудов монастырь обращен в казарму, в Успенском соборе происходят оргии. Церковных служб в Кремле не совершается.


 

Дело № 46

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ                                                                                      ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ
 

СВЕДЕНИЯ по делу о вскрытии большевиками мощей Св. Сергия Преподобного в Троицко-Сергиевской лавре, близ Москвы

В № 82 издаваемой в Москве газеты Российской коммунистической партии «Правда» от 16 апреля 1919 года приведен под заглавием «Святые чучела» протокол вскрытия мощей Сергия Радонежского 11 апреля 1919 года (Большевистские власти начали вскрытие мощей святых весной 1919 г. Вскрытия сопровождались разнузданной антирелигиозной агитацией и надругательствами над чувствами верующих. Некоторые большевистские деятели протестовали против этих действий. С. И. Мицкевич в письме Ленину от 22 апреля 1919 г. счел, что «ничего более нелепого и вредного для нас... нельзя и представить». На письме Ленин написал: «Я считаю, что Мицкевич находится в паническом настроении» (Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917—1941: Документы и фотоматериалы. М., 1996. С. 40—41). В июле 1920 г. было издано постановление Совнаркома РСФСР о ликвидации мощей во всероссийском масштабе.). Протокол этот, судя по его содержанию, носит официальный характер и начинается с перечисления всех лиц, присутствовавших при этом новом неслыханном еще проявлении кощунства большевиков над религиозным чувством православного народа. В присутствии президиума и членов местного губернского исполкома, представителей партии коммунистов, членов «технической комиссии по вскрытию мощей», представителей волостей и уездов, врачей доктора медицины Ю. А. Гвоздикова и доктора И. П. Попова, представителей Красной армии, верующих, членов профессиональных союзов и духовенства была разобрана рака с мощами Св. Сергия Радонежского в Троицко-Сергиевской лавре близ Москвы.

В 20 час. 50 мин. по приказанию председателя Сергиевского исполкома финна Ванханена один из иеромонахов (Иона) и игумен лавры вынуждены были приступить к кощунственному акту вскрытия мощей одного из наиболее чтимых святых угодников Православной церкви. Те, которые посвятили свою жизнь молитве Преподобному Сергию, должны были во исполнение приказания большевистского комиссара в течение около двух часов собственными руками разбирать покровы и мощи Св. Сергия, который более пятисот лет тому назад благословлял русский народ на борьбу с тяжким татарским игом во имя спасения и объединения.

А теперь большевистская власть покусилась на покой святых останков великого молитвенника земли русской, к мощам которого одно столетие за другим стекались со всех концов православного мира миллионы богомольцев для поклонения и благоговейной молитвы.

Даже в советской газете «Беднота» проглядывает то возмущение, с которым отнеслись к этому духовенство и народ. У стен монастыря собралась огромная толпа, а в самом храме, где покоились мощи, шло непрерывное бдение среди богомольцев, спешивших в последний раз приложиться к мощам, повсюду слышались рыдания и возгласы «мы веровали и будем веровать!», а в это время в пределе храма устанавливался кинематограф, и, несмотря на все протесты, кощунственный акт вскрытия мощей приведен в исполнение.

В 22 часа 30 мин. позорное дело было закончено. Протокол, скрепленный более 50 подписями, кончается указанием на то, что вскрытие мощей сопровождалось киносъемкой.

Имеются указания, что это не единичный случай вскрытия мощей, для чего, как видно из изложенного протокола, и организована даже специальная «техническая комиссия вскрытия мощей». Так, в Ельце уже показывалось в кинематографе вскрытие мощей Преподобного Тихона Задонского. Из Ярославля сообщают, что в кафедральном соборе вскрыты мощи ярославских чудотворцев благоверных князей Василия и Константина, а в Спасском монастыре «князя Федора» и чад его Давида и Константина. По сообщению газеты «Беднота», вскрыты и обследованы мощи двух угодников: Макария Жабинского, покоившиеся в Жабинской пустыне, в трех верстах от гор. Белева Тульской губернии, и схимника Дмитрия, находившиеся в Георгиевском соборе в Юрьеве Владимирской губернии. После обследования мощи уничтожены. Кощунственным актом руководили местные комиссары.