запись из дневника, сделанная 25 апреля 2006.

Прозрачно-обнаженное небо, растерявшее все свои облака, окутывает синью золотистые дома; вдалеке вспыхивает мимолетной свечой купол Храма, но не разгоняет сгущающуюся дымку вечера, мягко обнимающего город. Москва по-настоящему оживает лишь ночью, когда солнце скрывается за деревьями гоголевского сквера, тонет в прохладе Патриарших прудов, где все еще прогуливаются Берлиоз с Бездомным, извечно споря о существовании Христа. Но это там, в уютном сумраке липовых аллей вокруг пруда, а здесь, по соседству с Пречистенкой, где все еще бегают и скулят около подъездов бродячие псы, ночь еще не разлилась. На эти полчаса, отвоеванные сумерками, я сажусь у раскрытого настежь окна, что бы почувствовать то невыразимое человеческим языком состояние, когда тебя мягко, словно ласкаясь, окутывает вкрадчивый сумрак. Сейчас шум машин может показаться шумом волн, а в воздухе чувствуется горьковатый аромат города. Грея руки стаканом с алым чаем, так приятно подставить лицо застенчивому ветру, гуляющему между домов и одаривая свежестью всех желающих, уловить в нем запах сигарет и свежеиспеченных круасанов из кафе внизу. И чувствовать, как в тебе медленно разливается, то нежно, а то и печально, где-то горькая бесплотная красота, которая не успокаивает душу в гармонии, а расплескивает чувства, оголяя и обостряя Вашу личную, глубоко засунутую в задворки души, непрошенную грусть.