Смена материала |
Вот такое !$%@#$^$&%# у меня было | А вот это у меня будет... | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Сравнительные характеристики | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Тип / область применения | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
Без заголовка |
Терпение мужчину украшает, И кажется он выше и сильнее А женщина становится все краше, Когда печаток скромности оставила судьба на ней. Однако, получивший оскорбление Ответить силой должен в тот же час, Предавшаяся любовным наслаждениям Быть сдержанной и в этот миг, как в первый раз.Ольга Прохоренко
|
Мудрость (Денис Давыдов, 1807г) |
Мы недавно от печали, Лиза, я да Купидон, По бокалу осушали И просили Мудрость вон. "Детушки, поберегитесь! - Говорила Мудрость нам. - Пить не должно; воздержитесь: Этот сок опасен вам". "Бабушка! - сказал плутишка. - Твой совет законом мне. Я - послушливый мальчишка, Но... вот капелька тебе, - Выпей!" - Бабушка напрасно Отговаривалась пить. Как откажешь? Бог прекрасной Так искусен говорить. Выпила и нам твердила О воздержности в вине; Еще выпив, попросила, Что осталося на дне. И старушка зашаталась, Не нашедши больше слов; Зашатавшись, спотыкалась, Опираясь на Любовь.
|
Короткие анекдоты |
|
Аудио-запись: Darzamat - Vampiric Prose |
58 слушали 3 копий |
|
|
|
21 day to Day X |
|
|
Аудио-запись: Howard Drossin - Woe Is The World |
|
Это было с трудом найдено мною в сети=) Короче говоря, ОСТ из игры моего детства - Комикс Зоны=) |
|
|
День X |
|
|
Против Течения - Глава 4 |
4.1.
Орсу очнулся. В его глазах расплывалась реальность, а тело долгое время не хотело слушаться. Через несколько минут он понял, что находится посреди пространства, заполненного гладким асфальтом и массивными столбами фонарей, восстановленных из мягкой рыхлой земли, на которой ровным счетом ничего не роло. Невысоко над этими каменными джунглями медленно витал голубоватый туман. Когда Орсу взглянул сквозь него наверх, он не увидел неба всё пространство занимал гигантский купол, в центре которого сходились, повторяя его очертания, металлические сваи.В воздухе чувствовался запах озона и хлора, концентрация этих веществ была такая высокая, что кружилась голова.
Идей у Орсу решительно не было, поэтому, выбрав первую попавшуюся дорогу, он последовал соответствующему направлению. Фонарные столбы однообразно тянулись справа и слева, в сознании Орсу не пропадало ощущение какой-то полуинстинктивной дури. Сколь не было интересно ему, он всё же хотел вернуться в обыденное бытие, познать первичную стихию свей жизни.
4.2.
На склоне холма, в почти почерневшем небе дня, оставляющем живущим надежды на завтра, появился едва различимый силуэт. Он шел не спеша, делая короткие шаги, обувью приминая ссохшуюся траву. Ложащиеся сумерки превращали безжизненно желтые стебельки цветов в пепельно-серые.
Человек ступал по земле с заметной сутулостью, чуть опущенной головой и руками, свободно движимыми стихией воздуха.
Ящерица, испуганная приближением неизвестного, тут же бросилась в обратном от него направлении, удаляясь от мускулистой спины человека на безопасное расстояние. Животное проскользнуло меж двух лежащих домиком каменных пластин, направляясь к крутому обрыву, уходящему в песчаный карьер. Ярким красным светом излучалось что-то внутри него.
Нечасто случалось, что из сияния мог выйти человек Много реже выходил гуманоид с уверенной походкой и ничего не выражающим лицом. Конкретнее, это был только один единственный случай. Поговаривали, что выйдя, он вскоре лишился тела. Говорили также, что его дух бродит средь выжженной пустыни за карьером.
Темный силуэт остановился рядом с человеком, сидящим на земле.
- Не бойся Солнца. Когда оно взойдет, не забывай о его присутствии.
- Спасибо – это слово никому не было адресовано
- Оно ведь ничего не значит
- В этой ситуации
- Именно. Когда ноги упадут в воду с растаявшей льдины, появится сожаление.
- Я его не испытываю. Ведь я вернулся!
- Ты ведь не пришел благодарить.
- Да.
- Тогда то, что ты увидел там, завладеет тобой вновь.
- Не думаю.
- Ты и не думаешь, о времени, на протяжении которого даешь клятву.
- Я уверен в выборе.
- Почему ты вернулся?
- Мне надоело всё это.
- Твой ответ не содержит Истины. Ты променял ту жизнь на Ошибки и Искушение. Теперь ты, до искупления содеянного будешь скитаться среди Заката. Клятва уйдет так скоро, как только Закат станет невмоготу.
Зверь проснется, а ты забудешь свой Сон.
***
Сон? Бывает ли сон? Когда ты переживаешь прошлое или будущее, отдыхает ли что-либо в твоем организме?..
4.3.
Широкая асфальтовая дорога ни разу не открыла взору Орсу ни одного ответвления, за исключением того, по которому он пришел из здания. Не было ветра и дышалось тяжело. Сквозь голубоватый туман как светлячки появлялись желтые огоньки, но, будто в страхе перед человеком, тут же гасли.
В голову Орсу лезли мысли о таинственном и красивом имени – Эдра.
Ему казалось, та действительность, в которой он внезапным образом очутился, как-то связана с загадочным именем, обладательницу которого он ни разу не видел.
Асфальт сменился гладким настилом, по материалу подобному затемненному оргстеклу. В глазах начали появляться светло-желтые пятна, портя тем самым обозрение. Сделав еще несколько шагов, Орсу, чувствуя что-то неладное, взглянул себе под ноги. Его предчувствие оправдалось: неизвестный материал фиксировал все положения массивных шипов и выступов подошв бойцовской обуви цвета охры. Следы светились уже знакомым ярко-желтым цветом. Будь в начале этой дороги хоть кто-либо, ему бы не составило никакого труда выяснить местоположение Орсу. Отбросив в сторону все предрассудки, он продолжил свой ход. Идти обратно не было никакого смысла, намного важнее было найти выход из-под гигантского купола. Такое одиночество было невыносимо, и компания умолишенных наркоманов тем более не прельщала.
Признаки жизни появились по правую сторону дороги: сидящий в позе лотоса парил в двух метрах от покрытой корочкой темно-коричневой земли. Человек был облачен в багровую шелковистую одежду: верх был представлен в качестве подобного кимоно одеяния; ноги скрывали свободные штаны. Когда Орсу и левитирующий, чью голову украшала короткая стрижка, поравнялись, последний произнес:
- Не бойся Солнца. Когда оно взойдет, не забывай о его присутствии
- Что вы хотите этим сказать? – спросил орсу
- Ничего более того, что ты узнаешь позже.
- Когда?
- А имеет ли смысл время? – ответил вопросом на вопрос и добавил – Ты уверен в том, что здесь оно значимо для кого-то? Стэн расскажет тебе обо всём – и с этими словами исчез.
***
Вскоре Орсу дошел до конца дороги, пределом которой являлась странная дверь из вороненой стали. По периметру ее косяка располагались буквой П витые металлические столбы, в которых были сделаны небольшие углубления. По ним периодически двигались в двух направлениях огоньки цвета лайма.
Резкий свист в ушах заставил отдернуть Орсу руку от ручки двери, выполненной в форме вопросительного знака. Неподалеку лежало окровавленное тело мужчины. На вид ему было лет 40. То, что пролетело мимо Орсу, пришлось в голову некогда живому человеку. Алая кровь медленно пропитывала футболку цвета бушующего моря. Жидкости вряд ли удастся достигнуть черных джинс владельца.
Протяжно завыл ветер. Через несколько десятков секунд Орсу понял, что ветер молчит: его порывам сопровождался вой сирен. Чуя опасность, Орсу протянул руку к двери и…очутился по другую ее сторону. В ошеломленьи он стоял в одной и той же позе некоторое время. «Время?» - возникло у него в голове – «А имеет ли смысл…» - тут в мыслях предстал визуальный образ незнакомца, его будто отполированного до блеска лба, не содержащего ни единой морщинки; большие руки, на которых не проступало ни одной жилки – этот факт, как ни странно, не убирал из сознания Орсу мысль о мужественности обладателя слегка загорелого тела.
Желая удостовериться в действительности, Орсу закрыл глаза. По их открытии он не увидел никаких изменений: всё осталось: всё осталось на своих местах.
Всё также ненавязчиво пробирался в очи воздух, подсвеченный голубоватым светом прожекторов. Впервые, начиная с момента прибытия Орсу в помещение с «заснувшими» и до текущего момента его посетило ощущение холода, ощущение хоть какого-либо признака погоды.
Он стоял на длинном перроне. Ни одной живой души вокруг.
Что-то привело воздух в движение, он начал развевать удлиненные, закрывающие уши волосы Орсу. Резкая вспышка света парализовала его…
Когда дар созерцания вновь вернулось к нему, он увидел открытые двери вагона.
4.4.
Последний вагон поезда, который предстал перед ним, сверкал светом ото всего своего стального покрытия. Поезд создавал вокруг себя теплый пар, ясно видимый в работающих прожекторах перрона. Орсу без колебаний зашел внутрь. Его взор упал на пальмообразные растения, твердо стоящие в каменных горшках формы усеченной пирамиды основанием кверху. В помещении было тепло и уютно: по бокам вагона, сливаясь с землей, находились скамьи с мягкими сидениями, над потолком помещались шкафчики обтекаемой формы. Всё было отделано в кремово-белых и темно-синих тонах, лишь палас на полу красовался багрово-черными тонами. В окнах всё также красовался перрон: поезд не сдвинулся ни на йоту. Отодвинув дверцу одного из шкафчиков, Орсу обнаружил там мерный стаканчик. Далее поиски привели его к небольшой пластиковой бутылке с жидкостью цвета индиго. Положив найденное на тумбочку возле одной из скамей, Орсу направился к двери меж двух вагонов, дабы обследовать поезд.
Во втором вагоне с конца света не было вообще. Приходилось идти по наитию. Вскоре верхней частью ног Орсу ощутил что-то твердое. Прощупав преграду, он понял, что это стол квадратной формы, в центре которого лежала глянцевая брошюрка. Его заинтересовало содержание издания и он поспешил выйти в следующий вагон в надежде на хорошее освещение. И верно, следующая часть поезда была похожа на первое помещение состава: те же беловато-синее с мягкими сидениями скамьи, стальные поручни для стоящих. Но было здесь и некоторое новшество: отсутствие бархатных ковров да горшков с растениями.
Сидячие места располагались на протяжении всей длины вагона, не было их лишь у дверей.
Выбрав себе место в безлюдном вагоне, Орсу уселся читать брошюру. Белой жирной границей на абстрактном фиолетово-розовом фоне изображались непонятные очертания, внутри которых располагалась многоконечная звезда с хвостом цветов радуги. Надпись вверху гласила: «Второе дыхание. Глоток реальности» Орсу перелистнул страницу и увидел пустой лист свеже-желтого цвета, на котором ясно прорисовывалась серая россыпь линий, подобающих трещинам. Через несколько мгновений страница самопроизвольно начала заполняться.
Возникла надпись: «Глава первая. Потерянность»
«Напротив меня сидел мужчина лет 50. Короткостиженные темные волосы украшали его лицо с несколько проступающими морщинами и небритым подбородком с ямкой. Одежда была неброской – черно-серая ветровка с расстегнутым воротом поверх темно-зеленого свитера, связанного из неоднородной шерсти, да синие джинсы. Этот человек также, как и женщина солидного телосложения, как и парень, на вид только достигший совершеннолетия – никоим образом не обращали на меня внимания.»
|
|
Против Течения - Глава 3 |
«Тишина, благоговейная тишина! Будто тебя здесь нет, и ты выполняешь лишь роль стороннего наблюдателя. Как иногда приятно почувствовать собственную личность отдельной ото всего! Или хотя бы считать так…» - за родом подобных мыслей не заметил, что Морфей отпрянул, и наступило время полного контроля над собой. Пока Память упорно сопротивлялась всем попыткам мозга разбудить ее, Орсу постепенно осматривал помещение. В медленно плывущем по воздуху табачном дыме едва различно виднелись неподвижные человеческие силуэты; скорчившиеся, прислонившиеся к бетонным стенам, на которых четко прослеживались многочисленные неровности. С потолка угрюмо свешивалась лампа накаливания. Толку от нее не было никакого, поскольку гуляющая дымка закрывала, как облака солнце, практически весь излучаемый свет. Под наиболее сильными порывами ветра, поступающего через небольшие зарешеченные окошки, почти над самым потолком расположенные на трёх стенах, провод, с которым как раз и был соединен цоколь лампы, покачивался из стороны в сторону.
В помещении стояла невыносимая духота, свойственная обыденному летнему зною.
Орсу пошевелил руками, ища хорошую точку опоры для поднятия тела, и только сейчас почувствовал пальцами, до недавнего времени онемевшими, что-то щекочущее. Взглянув вниз, он приятно удивился. Природа и здесь умудрилась приспособиться к человеку. И, надо сказать, вполне удачно. Ласково пройдясь несколько раз ладонью по растущей прямо из земли траве, своеобразному полу помещения, Орсу встал, выпрямившись в полный рост, и снова оглядел комнату, отметив для себя лишь книжную полку, ранее не примеченную взором, - единственный интерьер здесь; да расплывчатое подобие двери в десяти метрах от себя. Интересуясь происходящим вокруг, он склонился над лежащим неподалёку человеком.
Это оказался парень, с виду не больше 25. Его темные волосы были взлохмачены, на лице красовалась совершенно неестественная улыбка, под глазами чернели мешки. Веки были прикрыты и часто вздрагивали, и это являлось единственным его движением, исключая редко вдыхающую воздух грудь худощавого тела.
Открыв ему око, Орсу понял, что парень пребывает под влиянием какого-то наркотика – застывшие глаза не отражали ровным счетом никакого настроения.
В не лучшем же виде находились остальные, кроме маленькой девочки лет десяти с длинными космами густых русых волос, одетой в синий сарафанчик и белые туфли, тихо спящей с поджатыми под себя ногами на земле. Орсу сделал шаг по направлению к ней, как вдруг ребенок исчез.
- Что ты ищешь здесь? – раздался голос позади, и Орсу обернулся.
Его удивлению не было предела – перед ним стояло то же чадо, миловидно дрыхнущее до недавнего времен.
- Что ты ищешь здесь? – повторила она, не услышав ответа своего собеседника, пытающегося переварить в голове всё окружающее – Уходи, пока сам властвуешь над своей Судьбой!
- Пойдём со мной, это неподходящее для тебя место – сказал Орсу.
«Куда я ее поведу?» - мелькало в голове у него.
Едва ли он успел окончить фразу, как возникшие на миг неизвестные образы в голове (будто на фотографии: коротко стриженый мужчина лет сорока, опрятный на вид, в черном костюме с того же цвета рубашкой на голое тело, воротник которой был не застегнут. В черных ботинках на красной шнуровке. Склоненные к переносице брови и морщинистый, выделяющийся как и скулы, лоб. Позади, на белом фоне изображения – шероховатый багровый предмет. Далее картина меняется, появляется женщина, по годам не младше первого человека. Ее образ слишком расплывчат, словно происходит просмотр через грязное и мутное стекло. Понять можно только цвета бледно-желтый, переходящий в фисташковый, цвет верхнего одеяния), сменил режущий уши крик девочки. Что-то непонятное не позволяло ему находиться здесь, тело ломало, Орсу ощущал доселе не пребывавшее в нем состояние смятения. Сам того не замечая, он бежал вдоль по узкому коридору. В глазах монотонно мелькали его шероховатые стены, массивные железные двери наподобие той, которая осталась позади и вела в помещение, откуда недавно был слышен невыносимый крик девочки. Не стихающее ритмическое эхо шагов более отчетливо начало доносится с лестницы и , не успев подняться на последнюю её ступеньку, Орсу услышал голоса:
- Моисей говорил, для всех сегодня будет опять бессонная ночь? – сказал первый
- Да, она выдастся особо интересной нынче – прозвучал голос второго, прозвучавший так, словно оно принадлежало человеку, находящимся в эйфории.
В такой момент можно было бы представить образ этого человека по одной лишь фразе: Орсу он казался обладателем морщинистого лица, глазами, выражающими полную уверенность в себе и правильности своих поступков. Мощные руки, с проступающими от постоянного физического труда жилами. Тело обычного сложения…
Занятие подобного рода размышлениями всегда нравились Орсу, тем более, что не приходилось решать сугубо инстинктивные задачи. Прятаться на лестничном пролёте было негде, хоть на подобные идеи и наталкивало его это странное здание, а возвращаться обратно совсем не хотелось. Кто знал, что может оказаться там, в бесконечных монотонно тянущихся коридорах?
«Будь что будет» - сказал он, уже держа наготове кулаки. Из прохода, никакими признаками не подававшего на существование двери и петель к ней, вышли по очереди смуглолицый молодой человек, несколько худощавый, с понуренной головой, и негр крепкого телосложения, лет на десять старше и на голову выше первого. Оба носили красные халаты и странной структуры, похожей на клеенчатую, прозрачные около шеи и плеч и ближе к поясу чернеющие верхние одежды и темно-коричневые брюки того же материала.
- Варнава!…
3.2.
Вселяй в себя сей дивный холод,
Моих заиндевевших уст,
Читай меня, пока ты молод,
Пока хромированный змий внутри тебя не пуст.
Пиши на теле собственном ученья
Углём лишь древа жизни своего,
Мной возглавляются мгновенья,
Мной разбивается стекло.
Пусть мира лепесток падёт на трепетную тайну,
Пыланьем Солнца разнеся на клочья твой хрустальный сон,
И кто-то, как и ты здесь крайний,
Забрало моей полимеризированной маски внутри есть полый стон.
3.3.
Шаги. Нервный взгляд на окружающее. Шершавая стена голубоватого цвета. Сливающаяся в бессмысленные полосы действительность. По прежнему сжатые кулаки. Звуки. Сначала говорит первый, потом второй, но говорят так, что оба голоса – один.Взгляд. Неровное, прерывистое дыхание. Мертвенно-серые глаза. Бег.
Шаги. Теперь собственные. Несколько, образующих лабиринт, стоек. Открывающаяся дверь. Взгляд. Обыденность. «Всё в порядке».
Голос в голове…Бег.
Серый туман. Одни стволы. Земля. Она всё ближе.
Стоп!!!
Темнота…
3.4.
Прекрасна ли наша природа?
Блестящие в цинке цветы?
И ртутью покрытые воды?
Её, зашитые небом, часы?
О радость, таённая в пепле!
Дай мне ощутить пленный сок,
Сокрытый в коксовом стебле!
Я сделаю этот глоток.
И вдруг ощущаю спасенье,
Смятенье намедни ждёт не меня
Не правда ль природа есть перл сотворенья?
Она, как мой Бог хороша.
|
|
Против Течения - Глава 2 |
Тянувшаяся длинной лентой общих мирозданий,
Извивающаяся там, где точка части Существующего,
Строит копии себе подобных клеток
И суммою нагрянет на тебя
Когда пыль вновь будет течь с наклонных стен
Иссиня-желтыми водами орошая гладь,
Взволнованную колебаниями необузданного стада,
Представив Я как часть колонн,
Признак войдет во следствие произвольной начальности и конечности декады
Мой разум на вершине
Совокупности страхов тела,
Его держа близ металлических оград
Чтоб удержаться от паденья,
Стою.
Опять упущен предел. Повсюду лишь эти громады, и только вперед.…
«Камень в твоих руках становится легче, но не исчезает совсем, если ты собираешься бросить для и без нужды на то». Стремясь, мы меняем. И тени играют по нашим законам. Они всюду следуют за владельцем. Грешник ты или праведник, они обречены носить на себе отражение твоих внутренностей – органов и души. Они видят, но не могут изменить наши ошибочные поступки.
Грабить себя?!
Скрипеть вилкой сгнивших зубов на блюде Солнца?! –
В этом, испещренном разноцветной
Сетью старых и новых шрамов,
Художник на стене рисует Неприятие мнения текущего.
И вытекает то из вен его.
В усталости и ознобе,
Кладет себя на вскрытие для нахождения смысла.
«Как же предано созданье любви к неосознанному и непонятному!
Готово принести в жертву свое недоверие. Всегда.
Воплотить в мертвое несуществующее, отобрав у живого
Свойство. Возвысить дышащее, и часто не принимать ничего, кроме полученного.»
Он любит тебя, бренная земля. И ты греешь материнскую ласку для него и тех, кто отвергает. Он рисует тебя той, которая ты есть со взгляда на одну из твоих граней, а другие режут тебя на части. Твои некогда красивые руки теперь полны многочисленных рубцов и ран, глубоких порезов; на них нет уже тех прекрасных утонченных пальцев, которые в давние времена хранили мир. Теперь этот легкий стан – лишь прелюдия к тому, что каждый день в жутком страхе, заставляющем трястись все тело, ждут многие. Грудь, запачканная ссохшейся кровью, непериодично вздымается в нервных конвульсиях, нервно осматривающие окружающее, ища там затаенную опасность, твои волосы, неровными взлохмаченными пучками ложащиеся на плечи – да, они любят твое уродство, презирая красоту, говоря о невозможности ее достижения. Они принимают тебя такой как есть, при этом не делая лучше. Они очерствляют себя, не замечая, что уже не способны ни на проявление слабости, ни на осознание ее временной необходимости.
Они менее страшны в отличие от своей частности – индивидууме.
2.2.
Твой закон един и для столетий –
Следовать всему, всегда, везде
И под угрозою удара плети,
Ты забываешь о своей Судьбе.
Эксперименты ставишь над сердцами,
Чтоб жизнью захлебнувшись как водой,
Изгнанники бы улеглись пластами,
И ты прошелся бы ногой
Плевать на старые обиды,
Когда весь мир – материал.
Когда своих шагов не было видно,
Ты вкус свободы опознал.
2.3.
Все старания молодых рук художника, сподвигнутых на творение пылким умом были напрасны, сколь усилий он не прилагал – древний, простоявшее куда большее время, чем все окружающие сооружения собор, выполненный в готическом стиле и содержащее многочисленное количество остроугольных куполов с металлическими шпилями, конец которых венчал крест с заточенной вершиной; будто поглощало краски и переделывало их в свои черно-серые тона, неоднородно лежащие на постройке из-за хитрой игры света луны, наполовину скрывшейся среди облаков ночного неба. Здание неприветливо смотрело на художника всеми своими зарешеченными маленькими окошками, единственными, в которых был свет, словно смеясь над человечком, осмелившимся посягнуть на эту невообразимых размеров громадину, высотой своей восходящее в бескрайние просторы темной массы.
Еще бы секунды хватило в этот момент ему, чтобы побрести одиноко по аллее, в конце которой маленьким буйком горел теплый, зовущий вслед за собой огонек, почти готовый сказать: «Ну! Иди же! Чего ты медлишь! Ты же хочешь увидеть мое следствие, ведь ты же знаешь, что я лишь кажусь таким малым, да?»
Иногда правильные ответы появляются раньше произнесенного.
И, не обращая на это внимания, вся в полной уверенности, не подозревающая ничего в том, что солнце одно и его не может быть на дне, отбившаяся от косяка рыба плывет на маленькую искру, погружаясь все глубже.
2.4.
Я среди.
Мы долго шли, не чувствуя боли в ногах, режущих стопы камней, от которых не спасали истершиеся подошвы запыленной, облепленной грязью обуви. Не замечая лиц друг друга, тесной колонной продвигались вдоль русла осушенной несколькими десятилетиями назад реки. Гулкие шаги эхом отдавались в барабанных перепонках каждого, но не единого. Эта разрозненность наиболее четко прослеживалась по настрою, отражавшемся в глазах, «дороге к душе», на обочине которой лежало много брошенной техники и хлама, вдоволь поставляемого степенью заблуждения.
***
В один момент, как это и всегда бывает, человеческий потенциал лавинообразно начинает затухать.
Вопреки прохладе где-то, чуть выше наших глав, которую можно было почувствовать, простирая ввысь руки (о, она была столь живительна, как если бы изнемогающий от жажды путник, бредущий по одинокой пустыне, вдруг заметил бы вдалеке маленькую точку. И мысли в таком случае чаще всего сплетаются в одно слово: «Вода». Так и здесь – холодный воздух мгновенно мог привести уставшего в чувства, снова наделить его верой в ту цель, ради которой шли все), мы чувствовали лишь только жар своих тел. Создавалось впечатление, будто тебя медленно спускали в потоки раскаленного воздуха, порожденного до сих пор горящими углями.
Каждый шаг давался усилием, превосходящим предыдущее, еще немного, и кто-то перестает себя контролировать, готов любыми способами вырваться из этого пекла, словом, сделать все, чтобы возвратиться вновь к обычной размеренной жизни.
Но чья-то тяжелая рука хватает запястье, другая с силой отпускает оплеуху, и он вновь понимает, что Врата еще далеко, а не пройдено и полмили…
А вот и силы соседа рядом, того самого, чей удар пришелся по лицу до недавнего времени «увядающего», иссякают. И будто зная, что некто дал права на то, можно вымещать злость и усталость именно на нем. Причем, забываясь в неиссякаемом порыве ярости и гнева, совсем скоро можно почувствовать, что прижимаешь к земле только лишь мягкое тело, уже не способное к оказанию сопротивления.
Здесь это не редкость.
В изматывающем медлительном и хаотичном движении, я не замечал, как начинал бормотать какую-то бессвязную речь.
Хм…Я…Я?
Да стоит ли вообще говорить «Я», когда твои действия лишь косвенно влияют на результат? Когда за место Ťебя можно поставить другого? Когда Ťы не можешь осознать свою личность?
Может тогда мы?
Вполне вероятно…
По сути дела, если представить чью-то жизнь в качестве жидкости, то, сливая эти мелкие фрагменты в один сосуд, можно пронаблюдать, как полученная разноцветная смесь ляжет пластами, каждый своего цвета. Мир ищет подобие, но не копии. Соответственно, пользуясь схожим с округлением чисел методами, мы разделим смесь на две части – преобладающая по объему жидкость и, грубо говоря, «примеси». Так, для упрощения выводов и дачи определенного названия, мало влияющими факторами можно пренебречь. Но жизнь, хотя и обладающая свойствами обучения тех, кто ей не обладает, не является наукой точной, имеющей как минимум в своем багаже хотя бы одну формулу.
Иногда обстоятельства, на которые порой закрываешь глаза сейчас, могут существенно изменить твое бытие. Поэтому настоящее никогда не дает ответов на протекающее, словно ручейки, события, оно назовет твое время будущим, если ты откроешь Шекспира, оно будет именовать себя прошлым, и причину эту ты можешь осознать как чисто инстинктивно – обычной уверенности в завтрашнем дне будет вполне достаточно -, так и обращаясь к самому определению времени.
И именно поэтому Мы не являемся единственным входом в материально-метафизическую действительность, возле которого ярко завлекающе сияет неоновыми трубками указатель в виде стрелки. Более того, дверь в то, что Мы создаем, может и не открыться…
|
|
Против Течения - Глава 1 |
Глава 1
Алый закат освещал песок мягким и спокойным светом. Не было слышно криков птиц, и казалось, будто природы в этих краях совсем ничего не существует. Но это было не так. В ста метрах от берега располагался еловый лес. Деревья были настолько густы и так близко стояли друг к другу, что практически весь день сюда не попадал свет. Лес был полон своих обитателей. В глубине всей этой ярко-зеленой флоры отчетливо слышалось завораживающее пение соловья, шурша и от кого-то прячась, стремительно пробегал одинокий заяц, а вблизи с опушкой медленно брела лиса, которая только вышла на охоту, ища пищу для своих отпрысков.
Почти посередине леса располагалась единственная поляна. Это было странное место. Отсюда никогда нельзя увидеть солнце, а в местах примятая трава была будто изрезана мелкими полосами света, которые могли едва пробиться сквозь могучие кроны деревьев. С высоты птичьего полета все это создавало удивительный, размытый и тем не менее правильный узор.
Коричневыми пятнами виднелись на песке две пары следов человеческих ног. Следы, оставленные первым были большими, человек, оставивший его, явно шел аккуратно, так как песок был почти не вдавлен. Отпечатки ног второго человека были ,напротив, красивее и изящнее, меньше, чем у первого, но оставлены все с той же аккуратностью.
По берегу не спеша, держась за руки и предоставив свои лица в объятия заката, шли юноша и девушка. На вид они были молоды, но по их походке, непринужденной и с тем совсем не похожей на походку человека, и лицам замечалось что-то скрытое и непонятное, словно это были совсем не люди. Девушка смотрела вслед неправильному диску алого солнца, несколько скрытого в облаках и от этого видневшимся слегка размытым, с серыми полосками на нем, уже наполовину склонившемуся к горизонту. Она смотрела на эту картину так, словно показывая свое ожидание или небольшое негодование к природе. На лице мужчины выражалась задумчивость и грусть; иногда уголок его губы приподымался, вероятно содержа в этой мимике одновременно растерянность и отрешенность от всего.
«Что ты скажешь своим детям, если они пойдут по началам твоей дороги?», - спросила она, не изменяя взгляда, хотя теперь в этих глазах чувствовалась некая обреченность.
- Я не смогу ничего им сказать, и ты прекрасно знаешь почему
- Да – вздохнула она – мы больше никогда их не увидим – и наступила тишина. Вместе с утихшей природой это давало страшный результат. Словно здесь никогда не было жизни. Даже шаги этих людей были бесшумные.
- Они не смогут настолько заблудиться – словно отвечая на свой вопрос, вдруг сказала она – Они уже многого достигли.
- Единственное, что держит нас в этом мире – любовь к ощущениям. И они заманчивы.
- Но вернуться вновь к первым ступеням сознания? Это непостижимо!
- Человек не сможет постичь свою сущность. Если бы он познал себя, он смог бы и познать других. А если он будут исходить из того, что он вершина всей пирамиды бытия, то узнает и весь мир. А есть ли интерес к жизни у тех, кто знает все? Зачем будут нужны дни, которыми ты мог мерить достижения в познании?
Девушка усмехнулась, все так же смотря на неровную и жирно-фиолетовую линию на небе, чуть ниже полукруга меркнущего солнца, которое неумолимо поглощал горизонт. В синеве, которая укрывала жизнь от многочисленных опасностей, окутывающих просторы бескрайней селенной, начали появляться первые звезды.
- Они уже столько времени что-то ищут. Им вечно чего-то не хватает, хотя они не догадываются, что у них все есть.
- Все бы так и было, не играй они в выдуманные игры – он немного помолчал и добавил – В свои собственные игры
Nervus belli
Они не спеша шли по пустому и оттого одинокому берегу, когда неожиданно части пространства невидимого человеческому глазу воздуха начали сжиматься, и тем самым отображая искаженное представление действительности. Словно смотришь на часть мира через небольшой стеклянный шар. Воздух искажал все: и деревья, будто находясь под воздействием неведомой силы, росли теперь какими-то совершенно невообразимыми изгибами, а местами и вообще превращались в сплошное коричнево-зеленое месиво; и небосвод, по которому то сжимаясь, то разрастаясь в размерах, плыла огромная воронка, будто открывая путь к небесной жизни; и тех людей, перестраивая их внешний облик на свой лад. Теперь все было другим, так, словно и деревья были не деревья, и небо было не небо, и что ни у юноши, ни у девушки не было суставов, а тем более – костей.
Искажения отображали новые формы, оставляя будто ничего не замечающую жизнь в прежнем безмолвии.
Рефракция постепенно принялась и за землю. Теперь берег представлялся неотъемлемым продолжением моря. Взбесившиеся ярко-желтые бугры, отдающие блеском множества песчинок, грозились своими внушающими размерами всецело поглотить не менее разбушевавшиеся водные просторы. По небу хаотично заплясали черные и белые точки, змейками поползли по движущимся дюнам крошечные огоньки, исчезающие при столкновениях друг с другом.
Внезапно все померкло. Не стало видно ни звезд, ни того таинственного места, на береге которого совсем недавно легонько играла вода, оставляя на песке пену. Кругом была тьма – то, из чего сотворилось пространство и сформировались планеты, то, что не надо было идеализировать, так как это было обратной стороной бескорыстных стремлений разума, пожертвованных ради каких-то, практически неосознанных идей.
Немного посветлело, благодаря чему в окружающем можно было заметить более темные пятна. Некоторые из них пересекали друг друга, в совокупности создавая расплывчатые пропорции тел. Туловище этих вероятных существ было длинным и сгорбленным. Пятна практически не двигались, и лишь иногда плавно поднимались до определенной позиции, удерживали ее некоторое время, а затем опускались.
Эхом отозвалось чье-то фырчанье, всплески воды, во мраке появились четыре алые точки, и снова погасли, когда грянула вспышка, озарившая узкий тоннель. Там, где совсем недавно колыхались пятна, стояли двое существ. Две мощные опорные конечности каждого из них плавно завершались копытами, в которых четко замечались хаотичные вкрапления железа, частично ржавого и оттого не сверкавшего в непродолжительном свете вспышки. Практически вся спина их была усеяна длинными и острыми шипами, за исключением лишь тех мест, где натягивали тонкую, с вкраплениями желтых пятен, похожих на капли растительного масла, болезненно-серого цвета кожу четко выступающие позвонки массивного хребта, особенно явные при свойственной этим существам сутулости. Глаза проворно мигали, иногда застывая в раскрытом состоянии, делая мордочки с давно ссохшейся желтой слизью озадаченными.
Мрак скрывал истинные размеры тоннеля, казавшиеся до тех пор бесконечными, покуда не упирались их хрупкие, но тем не менее сильные тела, в стены, состоящие из полурассыпавшихся от времени камней, возможно когда-то представляющих ценность для Создателей.
Да и тоннель здесь был не один, а целая группа многоэтажных лабиринтов, постепенно расширявшихся с каждым вышестоящим уровнем, содержащих в себе два прохода, ведущих на близлежащие этажи, усыпанными всевозможными тупиками и препятствиями.
Они чувствовали своих лучше, чем Создателей, ощущали каждым нейроном рождение себе подобных, что было равнозначно началу Охоты. Здесь не существовало другой пищи, кроме как их самих, и поэтому они с яростью и наслаждением разрывали длинными когтями тонкие кожные покровы новорожденных, впиваясь неровными рядами частично сгнивших зубов в мягчайшее мясо, сочившееся желтыми струйками крови, тем самым принося жертве агонизирующие боли, а себе – удовольствие. А те, кто находился на верхних этажах, могли к тому же слизывать потоки алой жидкости, стекающих по желобам, расположенных на стенах. Эти существа считали, что это не что иное, как кровь самих Создателей.
Они боялись яркого и оттого слепящего глаза света, который
проникал сквозь квадратный проем в потолке верхнего этажа, озаряя древние
надписи и фрески, потемневшие образы чудовищ, отлитых из дорогих сплавов, и
разноцветные драгоценны камни, своим множеством граней блестящие внутри
выложенных на стенах сложными узорами мозаик. Эти создания боялись того
единственного пути, дарующем, вероятно, новую жизнь, поскольку так свыклись со
своей безысходностью, что что-либо менять считали бессмысленным. Полагаясь на
удачу, снисходившую, по их мнению, в случае мольбы к Создателям, они все время
находились в страхе, мерно окутывающем каждый сантиметр лабиринта, - опасность
приходила внезапно и практически всегда со смертью. И лишь немногим удавалось
остановить безжалостный механизм Смерти, пытающийся отобрать их затравленное и
никчемное существование. Разобщенность среди них никогда не могла дать им того
желаемого результата, к которому стремились намеренно завуалированные уголки
подсознания. Единственное, что их объединяло – это Создатели, в которых они
верили, как в спасителей, но про которых ничего не знали.
Эти существа не знали и того, что были они не самоцелью, а побочным продуктом,
частью мусора, который сваливали через потайные люки лабиринта; отбросов,
полных смерти для одних и жизни для других; что алая кровь, которой жадно
питались существа, принадлежала жертвам пыток, ритуалов и войн Творцов; и что
сами Создатели не догадывались о существовании созданий. Будто лабиринт был
сплошным обманом и просто страшным сном для любого, кто не являлся узником этих
монументальных конструкций.
Здесь не пытались искать смысла бытия. Тот яркий свет был намного безобиднее истины, поскольку составлял лишь малую часть от оной.
|
|
К... |
I В их жизни не существовало любви, Они срывались на первых встречных Их здоровье было на мели От пустяковых ссор вечных Они построили хлам из своей чепухи, Они закрылись у себя в квартире Там века всё лежит в многотонной пыли. Этот бред никогда не покажут в эфире Припев: И лишь когда они уснут Мы сможем отдохнуть от них на сотни минут Не будет слез Станет меньше проблем Какой неразборчивый аист их принес сюда? II Бредут по миру непонятно зачем Их седеющие пустоты Жители мира четырех стен Противны всем мне до рвоты Их жизнь всегда сплошной пердеж, Они закрыли Солнце задом, Они винят во всех грехах молодежь Они делают Рай Адом Припев
|
|
Хех=) |
|
|
Oh my fucking God! Time, what is time! |
|
Что со мной? |
|
Противно... |
|
Ошибки |
|
Время, ушедшее в никуда |
|
Пока не закончился день (пока горит свеча =) ) |
|
